Политические процессы в Османском Египте XVI–XVIII вв. и теория развитого государства

Таким образом, первичный баланс сил в Египте, установленный после турецкого завоевания, нарушился, верховная власть ослабла, реальная автономия страны усилилась. Больше всех от такой перемены выиграли мамлюки, и в результате постепенно возрастает влияние крупных мамлюкских домов, члены которых захватывают различные должности в армии, местном провинциальном и центральном управлении. Число мамлюкских корпусов, по некоторым данным, возрастает до трех (Marsot 2004: 42; Зеленев 2003: 44). А в связи с наметившимся в XVII в. переходом от прямого сбора налогов чиновниками к системе откупов, они начинают возрождать свою экономическую мощь, поскольку именно мамлюки в основном сосредоточивают в своих руках откупа, что позволяло также контролировать поземельные отношения и влиять на население Сами откупа назывались ильтизамы, а откупщики - мультазимы. Система откупов все более распространялась в XVII в., а в XVIII в. она стала ведущей (Hathaway 1995: 39; 1997: 9; 1998b: 108; Piterberg 1990: 285; Baer 1962: 1-2; 1969: 62). Кроме того, откупа стали из временных пожизненными с преимущественным правом передачи по наследству (см., например: Иванов 2000: 414). Помимо поземельного налога (70 % дохода бюджета), в откупа вошли городские промыслы и торговля, причем роль этих городских ильтизамов возрастала, так что в XVIII в. они составляли уже 17 % всего египетского бюджета, что было второй по значимости статьей доходов (см.: Зеленев 2003: 23)..

Постепенно в Египте в XVII в. сложился и укрепился новый, хотя и не утвержденный никаким законом, но вполне реальный и жизнеспособный политический режим, просуществовавший фактически до французской оккупации Египта в 1798 г. (Marsot 2004: 44). При этом официально в Египте продолжали действовать политические и административные структуры, утвержденные Канун-наме Миср. Новая система родилась в процессе борьбы за распределение ресурсов и важнейшие посты в условиях, когда паша имел слабые позиции, а многие из чисто османских постов стали контролироваться мамлюками.

Новый политический режим часто называют бейликат (иногда эмират), от титулов наиболее знатных мамлюков - беев (или эмиров/амиров), поскольку примерно два десятка мамлюкских беев составляли высший политический круг, способный оказывать влияние на важнейшие процессы в Египте Есть много неясностей с реальным количеством мамлюкских беев, но достаточно часто называется число 24, из которых 12 были главными (двухбунчуковыми), а 12 их заместителями (см., например: Ацамба 1991: 119).. Титул бей был одним из высших званий (должностей) в Османской империи. Титулы беев и соответствующее денежное жалованье получила и верхушка мамлюков еще в начале XVI в. во времена Сулеймана Великолепного, однако, по мнению Винтера (Winter 1998: 12), необходимо различать титулы беев происхождения османского и мамлюкского. Следует также учитывать, что эти титулы не были наследственными, а должны были утверждаться общеегипетским диваном, поэтому персональный состав беев значительно менялся в связи с результатами их борьбы за влияние и иными событиями. Но так или иначе указанные мамлюкские беи, а точнее, дома, которые они представляли или возглавляли, создали собственные крупные военные силы; постепенно сосредоточили в своих руках большие денежные средства, многие военные и гражданские посты; вошли в египетский и провинциальные диваны и т. д. Мамлюки также «приватизировали» суды, которые нередко работали прямо в их домах, а также устраивали домашние тюрьмы, куда бросали своих врагов (см.: Hanna 1995b: 56-57). В целом они могли реально влиять на все главные политические и экономические события в стране Тут следует учитывать, что представители этого высшего и тесного круга, занимая ведущие посты и проживая большей частью в Каире и других крупнейших городах, имели постоянные возможности для тесных официальных и неофициальных контактов, а часто были просто обязаны решать различные вопросы совместно.. Экономической основой системы бейликата, помимо откупной системы налогов, был контроль над наиболее доходными должностями Наиболее важными постами считались: начальник каравана паломников, начальник охраны каравана доставки налогов в Стамбул, начальник портов и некоторые другие. Стоит отметить, что между объемом доходов и могуществом домов была исключительно прямая связь. Чем больше были доходы, тем больше рабов могли приобрести дома и тем больше воинов они имели. Что касается откупов, то, как уже сказано, они из временных постепенно стали пожизненными..

В целом бейликат представлял собой систему хотя и неофициальной, но вполне реальной власти олигархии крупнейших мамлюкских домов (клуб мамлюкской знати, по выражению Зеленева), которые были близки к османскому губернатору, но официально не входили ни в одно из семи турецких военных формирований (см.: Зеленев 2003: 44). При этом среди таких домов выделяются два крупнейших (Факариййа и Касимиййа), борющихся между собой за высшие посты, а потом и за власть в Египте (Hathaway 1998a; 1998b; Crecelius 1998: 63; Holt 1961: 218-219; Winter 1992: 21). Самым выдающимся представителем бейликата XVII в. считают Ридвана-бея aл-Факари, главу семьи Факариййа, удерживавшего пост начальника каравана паломников четверть века (1631-1656), до своей смерти (Winter 1992: 21), и бывшего фактическим главой государства (Marsot 2004: 43). Таким образом, система бейликата существенно устраняла сегментированность мамлюкского общества, в котором каждое крупное домовладение было самодостаточно и независимо (Philipp 1998: 122).

Поскольку турецкий режим оставался в первую очередь военным режимом, где ключевые посты занимали военные (Иванов 1982: 144), было вполне естественным, что в результате его ослабления к власти пришло военное сословие мамлюков. Однако их положение не было еще столь значимым, чтобы они могли претендовать на монопольную власть в стране. Бейликат оставался достаточно прочным до середины XVII в., но после смерти упомянутого выше Ридвана-бея aл-Факари борьба между семьями Факариййа и Касимиййа привела не просто к их временному ослаблению, но к ослаблению режима бейликата в целом. В результате частично усилились позиции Турции, но особенно янычарской верхушки (Marsot 2004: 43), из числа которой вышел Кучук Мехмед, контролировавший власть в Египте с 1676 по 1694 г. (Зеленев 2003: 47), и еще несколько диктаторов. Это, впрочем, было предвестником перехода к режиму диктатуры в следующем, XVIII в.

Таким образом, следует учитывать, что наряду с мамлюками в XVII в. усиливается и другая категория военных - турецкие гарнизоны (особенно янычары). Однако важно иметь в виду, что эти два вида военной власти не были жестко разделены между собой (см. об этом, например: Hathaway 1995; 1998b; о сложных процессах взаимодействия и формирования этих элит см. также: Piterberg 1990). Во-первых, мамлюки входили в состав практически всех турецких корпусов (Piterberg 1990: 282; Зеленев 2003: 287) и занимали в них высокие посты; кроме того, в систему корпусов входили и мамлюкские корпуса, один из которых был сформирован из мамлюков османского губернатора (Cuno 1985: 29). Мамлюки также имели немало клиентов среди солдат и офицеров оджаков (Hathaway 1998b: 108; Marsot 2004) Вот почему Джейн Хетэвэй (Hathaway 1995; 1998a; 1998b) предлагает говорить скорее не о концепции неомамлюкского военного режима, а о концепции системы военных домов (households), как чисто мамлюкских, так и организованных по их типу высшими турецкими военными, которые нередко активно вербовали себе личных мамлюков, и в то же время в состав собственно мамлюкских домов входили клиенты из османских оджаков..

Таким образом, в XVII - начале XVIII в. в Египте имелось как бы два военных сословия: военные корпуса-оджаки (в первую очередь янычары) и мамлюки, которые соперничали за влияние и верховную власть в стране Важными факторами, определившими превращение янычар из военных частей в фактическое сословие, были: а) указы, разрешающие наследовать их социальное состояние, которое тем самым превращалось в наследственное; б) тесная интеграция янычар и городских торгово-ремесленных слоев, которым янычары за определенную плату покровительствовали в защите от притеснений, и которые затем сами стали «записываться» в янычары за деньги, чтобы иметь почетное звание и некоторую защиту от произвола. Такие явления наблюдались в Османской империи повсеместно, и Египет не был исключением (см., например: Мейер 2000: 379; Kimche 1968: 455; Петросян 1986; Shaw 1962: 2; Иванов, Орешкова 2000: 89; Marsot 2004: 43-44). По словам Н. А. Иванова (2000: 410), уже в конце XVII в. членами военных подразделений были 77 % всех ремесленников и торговцев Каира, а к 1756 г. и вовсе 89 %, то есть практически все торговцы и ремесленники.. При этом в XVII в. наблюдается сложная динамика как в соперничестве и успехах этих двух военных элит, так и в их постепенном симбиозе. В ходе этой конкуренции создались более или менее долгосрочные союзы мамлюкских домов с янычарами и другими оджаками, которые также могли усложняться союзами с кочевыми племенами (см.: Зеленев 2003: 46). Поэтому, думается, политический строй Египта XVII в. точнее было бы назвать режимом военной олигархии, в котором временами преобладали мамлюки, временами - янычары, но постепенно вектор развития шел к тому, что позиции османских военных ослабели, а мамлюкских домов - окрепли. Возможно, этот результат объясняется более прочными экономическими позициями мамлюков и их местными корнями.

В конце XVII и начале XVIII в. Египет вновь переживал сильное (по определению Иванова, даже беспрецедентное) расстройство хозяйственной жизни и обесценивание денег. Это усилило остроту политических страстей и борьбы между различными силами, как, например, между корпусами турецкой армии (в частности, янычарами с одной стороны и коалицией остальных корпусов - с другой). К этим группам примкнули и вышеупомянутые мамлюкские кланы Факариййа и Касимиййа. Борьба между такими коалициями в 1707-1711 гг. в конце концов закончилась настоящей войной в Каире, где столкновения продолжались с марта по июнь 1711 г. (Иванов 2000: 408-409). В результате этих кровавых событий враждующие корпуса потеряли сначала своих лидеров, а потом утратили и свои позиции, а образовавшийся вакуум вновь заняли мамлюки (Marsot 2004: 44).

В дальнейшем ослабление оджаков заставило турецкое правительство привлекать к различным делам военные силы мамлюков, что способствовало их усилению. Поэтому политическая система бейликата вновь приобрела важнейшее значение в жизни Египта и сохраняла его до французской оккупации, причем в еще более выраженном, чем в XVII в., виде, а именно с установлением контроля над всеми семью военными корпусами в Египте и над главными его ресурсами (Marsot 2004: 44; Зеленев 2003: 50). Таким образом, можно согласиться с С. Шоу, что история османского Египта есть история повторяющихся конфликтов между членами военных объединений и между ними и представителями Порты в Египте, конфликтов, в центре которых лежало стремление к контролю над правительственной иерархией и источниками богатства или доходов (Shaw 1962: 3).

3.4 Третий этап: начало поворота к новому Египетскому государству

События 1711 г. знаменовали начало нового этапа, характеризующегося следующими изменениями: а) тенденцией на полное доминирование мамлюков, превращение их в ведущую военную силу в Египте при одновременном снижении значения турецких военных гарнизонов; б) еще большим упадком власти паши (Crecelius 1998: 61); в) появлением высшей официально признаваемой Стамбулом должности в стране - шейх-ал-балад, которую занимали янычарские и мамлюкские лидеры и за которую шло постоянное соперничество (Crecelius 1998: 62); г) усилением тенденции на создание фактически независимой (от Османской империи) политии, однако с не совсем понятным политическим режимом; д) такая ситуация облегчила переход, по выражению Д. Кресилиуса, от господства мамлюкских домов к индивидуальному господству отдельных людей (Crecelius 1998: 59), иными словами, трансформацию бейликата от системы олигархического правления к режиму личной диктатуры (иногда в виде дуумвирата или триумвирата).

Система диктатуры изменила с конца 20-х гг. и способ назначения мамлюкских беев-эмиров. Если раньше это как-то контролировалось османскими властями, причем, как правило, ранги присваивались общеегипетским диваном только на год, после чего следовало переутверждение или назначение на другую должность (Ацамба 1991: 119), то затем диктаторы стали продвигать к этим должностям своих офицеров, а то и прямо назначать их (Hathaway 1995: 44; 1998b: 115). В частности, в последние десятилетия XVIII в. большинство черкесских беев было из дома Каздухли (там же; см. также: Кильберг 1978: 11), хотя до середины XVIII в. ни один его представитель в бейликат не входил и титула бея не носил (Зеленев 2003: 47).

Период 1711-1730 гг. характеризуется мамлюкскими междоусобицами, в ходе которых до этого лидирующая семья Касимиййа потеряла свое былое значение, а семья Факариййа после победы над ней распалась на враждующие группы. В результате усилилась третья группировка - семья Каздухли (Каздоглиййа), из состава которой и вышел нового типа диктатор Ибрахим-кахья ал-Каздухли Иногда его имя пишется как Ибрахим-кетхода. Кахья и кетхода (кетхуда) - это синонимы, которые имеют значения, связанные с хозяйственной или административной должностью, одно из них обозначает заместителя: командира корпуса, коменданта крепости, губернатора и т. п. (см.: Мейер 1984). (1744-1754). При нем, по словам члена русского посольства, губернатор жил «для одного токмо виду» (см.: Мейер 1990: 67), а часто Ибрахим добивался, чтобы место губернатора и вовсе подолгу оставалось вакантным (Кильберг 1978: 11).

Таким образом, после 1730 г. постепенно формируется полунезависимое Египетское государство, периодами лишь номинально признающее сюзеренитет Порты (Иванов 2000: 410), а в отдельные моменты стремящееся и к юридической независимости. Однако такая полунезависимость нуждалась в особой политико-административной системе, которая в Египте после потери суверенитета была утрачена. И ее создание потребовало много времени и жертв. При этом в XVIII в. наблюдается усиление двойственности и параллелизма в должностях, функциях, структурах, формах назначения и т. п. Например, Н.А. Иванов пишет: «Формально мамлюки избирались на все эти руководящие посты. Фактически они приходили к власти путем военного переворота, сопровождавшегося коренным перераспределением всех важнейших государственных должностей» (Иванов 2000: 411) Возможно, что возникшее в результате сохранения старых установлений XVI в. и появления новых реалий XVII-XVIII вв. определенное раздвоение реальной и официальной власти в Египте, о котором, в частности, упоминает П.М. Холт (Holt 1969: 71-73), объясняет некоторые расхождения среди историков в трактовке различных систем управления, территориального деления и оценке событий..

Но в целом основное направление формирования новой политической формы шло в сторону упрочения системы единоличного правления. Последняя укрепляется к середине XVIII в. и в том или ином виде (с периодами переворотов и междоусобиц) держится почти до конца XVIII в. Таким образом, используя выражение Д. Кимхе, в Египте создается новая политическая суперструктура (Kimche 1968). Однако такая система была неизбежно связана с борьбой за власть, которая затихала, как только очередной диктатор упрочивал свои позиции, и вспыхивала вновь после его смерти или в результате его ослабления. Политическая стабилизация более характерна для периода 40-60-х гг., а борьба за власть особенно усиливается в последней трети XVIII в.

Еще более известным диктатором, чем Ибрахим-кахья, был Али-бей ал-Кабир (1760-1772) Ал-Кабир означает «Большой», «Великий»., который сделал отчаянную попытку стать независимым от Турции правителем и возродить славу Мамлюкского халифата, вступив для этого в военный союз с Россией. Он был первым правителем, который попытался реформировать египетскую армию, в том числе с помощью европейцев. Али-бей ал-Кабир пришел, в конце концов, к пониманию, что для укреп-ления своего положения ему необходимо уничтожить власть беев (см., например: Marsot 2005: 45; Кильберг 1978) и соответственно режим бейликата. Война Али-бея с Турцией в конце концов закончилась его поражением. При всех недостатках мамлюкского режима, можно согласиться, правление Али-бея ал-Кабира доказало, что военная и политическая власть может быть централизована, даже если лидеры и оказались неспособными отделить Египет от Османской империи (Goldschmidt 2004: 15; Cuno 1992: 28).

Дальнейшие политические события в Египте связаны с борьбой за власть «наследников» Али-бея и правившего за ним Мухаммад-бея Абу-з-Захаба, среди которых особенно стоит упомянуть Мурад-бея и Ибрахим-бея, стоявших у власти, хотя и с большими перерывами, до самого французского вторжения. Они уже не стремились прямо отделить Египет от Турции, однако вовсе перестали присылать туда деньги, что в конце концов привело к военному вторжению Турции в Египет в 1786 г. и временному восстановлению там османской власти (Кильберг 1978: 11). Характерно, что египетские и особенно каирские жители, измученные анархией и бесконечными притеснениями, на первых порах ждали турок как силу, способную, наконец, навести порядок и возродить законность, и оказывали им всяческое содействие. Однако египтяне скоро разочаровались в них, поскольку это были уже другие, чем в период Селима I и Сулеймана I, османы.

Указанные политические изменения в середине и во второй половине XVIII в. совпали с ухудшением экономического положения в стране, чему сильно способствовали конфликты между мамлюками и рост незаконных налогов. Ситуацию ухудшали также бесчинства бедуинских племен, шейхи которых в некоторых провинциях Верхнего Египта были фактически независимыми. В это время, особенно в период между 1780 и 1798 гг., страну неоднократно посещал голод, так что порой жители городов ели собак, кошек и крыс, доходило и до людоедства (ал-Джабарти 1978а, с. 239; Goldschmidt 2004: 15). Это вместе с различными природными бедствиями привело к существенному сокращению населения и ухудшению экономического положения, в целом к демографическому и экономическому кризису, а также политическому кризису в конце века (см. об ухудшении положения, беззакониях, голоде, например: ал-Джабарти 1978а; Cuno 1992: 30; Иванов 2000) По разным данным, к 1800 г. население Египта составляло от 3800 до 4500 тыс. человек (McCarthy 1976: 33; Panzac 1987: 15; Raymond 2001: 300). Есть предположения, что за последнюю четверть XVIII в. Египет потерял до 25 % своего населения (Коротаев 2006: 12; см. также: Raymond 1981: 698-699).. Но в то же время наблюдались и положительные экономические тенденции: заметный рост хозяйственной специализации, производства экспортных сельхозкультур (хлопка, сахарного тростника, риса), товарности и коммерциализации экономики, - которые существенно подготовили подъем в XIX в. (см., например: Cuno 1992; 2000).

Все это вело также к большим социальным переменам, которые можно охарактеризовать следующим образом.

Во-первых, наблюдалась тенденция превращения мамлюков в настоящее сословие, что выражалось, в частности, в их стремлении закрепить свое господствующее положение в потомстве. Так, если в период Мамлюкского султаната сын мамлюкского эмира только в редких случаях мог присоединиться к высшему классу, то в османский период и особенно в XVIII в. было уже необычайно много случаев, когда дети эмиров достигали высших рангов, каких только мог достичь мамлюк (см.: Ayalon 1960: 156-157; Кильберг 1978: 7). При этом мамлюки из военного и «средне-высшего» по уровню значимости и доходов слоя, каким они стали в результате османских преобразований в XVI в., все более становились военно-собственническим и высшим сословием, владеющим различными выгодными правами, должностями и объектами собственности и наделявшими ими своих «ленников»; все более открыто и помпезно демонстрировали роскошь и «величие» своего существования (см., например: Иванов 2000: 414). И это очень существенно меняло их социальные и поведенческие характеристики.

Во-вторых, с конца XVII в. откупа стали пожизненными вместо прежней системы ежегодных подтверждений, а часто такое право передавалось и по наследству (см., например: Иванов 2000: 414). Такая система пожизненных откупов называлась маликяне, но и термин ильтизам продолжал использоваться (Cuno 1992: 27). В XVIII в. мамлюки стали контролировать крупную, в том числе экспортно-импортную, торговлю, так что, по словам А. Марсо, даже образовался мамлюко-купеческий альянс (Marsot 2004; см. также: Gran 1999: 11-12), что на первых порах усилило их позиции (см., например: Marsot 1984: 1).

Но потом торговля наиболее выгодными товарами (такими, как кофе), сократилась, а экономическая конъюнктура в целом ухудшилась (Marsot 2004; Иванов 2000: 414). Доходов не стало хватать, и в то же время для поддержания военной мощи мамлюки должны были закупать дорогостоящее европейское оружие.

В-третьих, поиск необходимых для этого источников доходов привел к существенному изменению экономических и социальных отношений в стране. Некоторые мамлюкские дома разорялись и вынуждены были продавать часть своих прав на откупа (см. подробнее: Cuno 1992: 37-47) в основном людям из зажиточных слоев (членам духовной корпорации улемов и а'йанам, то есть представителям местных городских и сельских элит). Таким образом, выросло экономическое значение средних слоев населения, которые к концу XVIII в. сосредоточили в своих руках до одной трети всех ильтизамов (см.: Иванов 2000: 414) и смогли играть большую роль в дальнейших политических событиях При этом очень важно, что среди них было много этнических арабов-египтян, в значительной мере отстраненных от активной политической жизни, поскольку ведущие должности даже в судебном аппарате до французского вторжения занимали неегиптяне (см.: Кириллина, Рябков 1991: 138)..

В-четвертых, сокращение доходов вело к тому, что мамлюки-мультазимы увеличивали поборы и незаконные налоги, в результате население забрасывало земли или бежало (по данным Н.А. Иванова [2000: 413], в конце XVIII в. налоги с феллахов в два раза превышали объем налогов с них при Сулеймане I в XVI в.).

В-пятых, эти негативные тенденции, в свою очередь, вызвали повышенную активность духовного сословия улемов (и в целом городских слоев), которые стали деятельно препятствовать в ряде случаев попыткам усилить поборы и вымогательства, вплоть до организации массовых протестов и даже восстаний в городах, что повышало их роль как социальных посредников между населением и мамлюками (см.: Marsot 2005). Улемы как организованное и образованное (и чисто египетское в этническом плане) сословие яснее осознавали потребности общества, которые заключались в наведении порядка, прекращении внутренних конфликтов, уменьшении налоговой эксплуатации, последствия которой пагубно отражались на экономике страны. Постепенно также росло понимание того, что мамлюкский режим требует изменений.

Реформы и поражение Али-бея ал-Кабира, а затем восстановление власти Турции в Египте в конечном счете показали бесперспективность попыток решить стоящие перед обществом политические задачи без слома старых общественных отношений. Наиболее очевидным это стало в результате французского вторжения (1798-1801). Однако модель создания крепкой единоличной власти утверждается в обществе.

Высадка в Египте 2 июля 1798 г. войск Наполеона Бонапарта и последовавшие за этим военные поражения мамлюков (Тарле 1992: 64-69), по мнению многих исследователей, ознаменовали начало новой эпохи для этой страны (например: Goldschmidt 2004: 19; Lawson 2000; Faksh 1980: 42). Относительно кратковременное пребывание в Египте французских армии и оккупационной администрации, с одной стороны, резко подорвало престиж мамлюков, а с другой - вовлекло часть высших слоев населения Каира в активную политическую деятельность, чем развязало новые общественные силы. И результат не замедлил сказаться в виде появления нового удачливого и энергичного правителя Мухаммада Али.

Заключение

Большинство исследователей справедливо считает, что в период правления Мухаммада Али в Египте (1805-1849) начинается эпоха создания современного государства. Но при оценке важности проведенных Али реформ в работах ряда исследователей нередко выпадает из внимания или игнорируется проблема степени подготовленности Египта к ним, то есть насколько они назрели, насколько общество оказалось восприимчивым к ним, а также почему одни направления деятельности закончились удачей, а другие нет. И поскольку не учитывается важность подготовленности процессов XIX в. предшествующим развитием, оценка эпохи производится в основном с точки зрения роли личности, субъективных намерений и представлений самого Мухаммада Али (причем оценка деятельности последнего может быть даже и негативной), без учета многих объективных факторов (см. о таких подходах, например: Abbas 2000 и, в частности: Lawson 2000). Между тем, как справедливо замечает Артур Голдшмидт (Goldschmidt 2004: 13), египетская модернизация была результатом политических, социальных и интеллектуальных изменений, которые уже имели место внутри страны и набирали силу в течение длительного времени, а не была обусловлена исключительно внешними воздействиями, тоже, конечно, сыгравшими очень важную роль.

Оценка деятельности Мухаммада Али в этом смысле несколько напоминает оценку преобразований Петра I, которая имела место в XIX в. Вот только одна из великого множества таких оценок: «Петр - это вся Россия; ее плоть и дух, характер и гений, воплощение всех ее добродетелей и пороков». Написано польским историком Казимиром Валишевским в 1887 г. (Валишевский 1993: 5). Славянофилы, например, все проблемы современной им России приписывали роковому влиянию реформ Петра, насильно прервавшего истинно русские традиции, а западники, напротив, считали, что всем, что есть хорошего в России, она обязана Петру и сожалели, что он не успел ввести те или иные западные институты (см., например: Шапиро 1993: 392-395, 429).

В результате указанной «субъективизации», возникшей под впечатлением грандиозных преобразований, совершенных Мухаммадом Али за короткий срок, порой создается впечатление, что государственное устройство Египта XVIII в. было совсем примитивным и архаичным Подобно тому, как занижалась оценка уровня развития государственного устройства допетровской России, ошибочность чего показал В.О. Ключевский, который, в частности, писал, что весь XVII в. был эпохой, подготовлявшей преобразования Петра Великого (Ключевский 1937: 393).. Но, как мы видели выше, это вовсе не так, иначе бы Египет не являлся наиболее развитой провинцией Оттоманской Порты (см., например: Crecelius 1998: 59). А это превосходство Египта, по моему мнению, во многом как раз и объясняется тем, что и до XIX в. он уже находился на уровне развитого государства, опережая в этом плане большинство османских провинций (за исключением, может быть, только центра империи, включавшего Стамбул и часть этнической Турции). При этом в целом за время турецкого правления в результате того, что Египет находился в составе огромной Османской империи и был связан с другими провинциями, политическая культура египетской элиты превзошла то, что было в Мамлюкском султанате (Hathaway 1998b: 117).

Также, думается, прав Даниэл Кресилиус, когда он подчеркивает, что в серии сепаратистских движений в XVIII в. в Османской империи очень немногие провинции имели такую экономику и политические потенции, которые позволили бы им выжить как независимым странам. Он указывает, что в борьбе за самостоятельность Египта Али-бей ал-Кабир опирался на уникальные египетские силы, включавшие национальное самосознание и долгий исторический опыт в качестве центра великой империи, мощное сельское хозяйство и коммерческую базу, а также военные традиции среди правящей мамлюкской элиты (Crecelius 1981: 8) Ф.М. Ацамба и И.М. Смилянская (2004: 77), сравнивая режим мамлюков в Египте и политический режим в центре Османской империи в конце XVIII в. по степени развитости, однозначно отдают первенство последнему, поскольку в нем наблюдались процессы бюрократизации государственной службы, отказа от использования в ней рабов, начинались военные реформы, в то время как мамлюки стремились к расширению рынка рабов, у них отсутствовали формы легитимизации правителей, господствовали личные отношения и т. д. Во многом, конечно, это верно. Действительно, политическая система, основанная на политическом и военном господстве мамлюков, изжила себя и должна была быть заменена. Но, тем не менее, думается, что тут налицо заметное преувеличение архаичности мамлюкской политической системы, возможно из-за ее экзотичности, и недоучет степени зрелости египетского общества, способного позитивно воспринять реформы. С другой стороны, не принимается во внимание, что если египетское общество в конце XVIII в. по степени развития стало опережать политическую систему, то турецкое общество, напротив, было слабо сформировано, отставало от развития государства, которое не смогло его «вытащить». Это была одна из причин, объясняющих неожиданный рывок Египта в первые десятилетия XIX в. и кризис в Турции в это же время. Иначе неудачи реформ законного, легитимного султана Селима III (1789-1807) в Турции, опирающегося на бюрократическое государство, и успех таких реформ нелегитимного узурпатора Мухаммада Али в Египте надо объяснять только личными качествами реформаторов, что, думается, не совсем правильно..

Можно также согласиться с Кеннетом Куно, когда он возражает против слишком резкого противопоставления «оттоманского» и «современного» периодов истории Египта, а настаивает на том, что между этими эпохами существует бульшая преемственность, чем часто полагают (Cuno 1992: XV).

С позиции теории развитого государства трансформацию Египта в первой половине XIX в. в результате реформ Мухаммада Али можно оценить как переход в рамках одной стадии государственности - развитого государства - от первого ее этапа ко второму, когда все черты развитого государства проявляются уже в полной мере и в системе, а архаика в основном уходит Напомню, что эта теория выделяет три этапа стадии развитого государства: архаический, типичный, переходный..

Но без достаточно высокого уровня экономического, социального и политико-административного развития Египта к началу XIX в. реформы Мухаммада Али едва ли вообще могли иметь место и уж тем более вряд ли оказались бы достаточно успешными. Исходя из сказанного, при оценках политического и экономического кризиса Египта в конце XVIII в. следует отойти от традиционных трактовок ситуации только как простой деградации (например: Kimche 1968: 448; Issawi 1947: 12; 1963: 19), которые нередки и сегодня (например: Ланда 2005: 121; см. об этом также: Goldschmidt 2004: 12). Во всяком случае, масштабы и трагические последствия кризиса, как правило, основательно и ярко освещаются исследователями, тогда как глубинные процессы социальной и политической трансформации египетского общества в это время остаются в тени или вовсе «за кадром» (в качестве примера такого «перекоса» см.: Иванов 2000; Ацамба, Смилянская 2004). По моему представлению, кризис этого времени носил очевидные черты именно эволюционного кризиса, в результате преодоления которого страна могла совершить качественный прорыв в развитии Этот кризис в этом смысле походил на тяжелые периоды в развитии России в начале XVII в., Китая - в первой половине XVII в., самой Османской империи - в конце XVIII и первые десятилетия XIX в., Франции - периода Фронды в середине XVII в. и ряда других, которые имеют общим то, что, во-первых, государства сумели, так или иначе, их преодолеть без дезинтеграции, а, во-вторых, выход из кризиса открыл начало мощных качественных преобразований, совершившихся в течение ближайшего столетия.. Возможно, именно такая природа кризиса и обусловила его затяжной и исключительно тяжелый характер.

Ослабление Турции и увеличение степени фактической автономии Египта в XVIII в. не только нарушили социально-полити-ческий баланс в стране, но и фактически поставили перед египетской политико-административной системой задачи обеспечения нового порядка и единства в условиях значительной автономии, адекватно решить которые она длительное время была не в состоянии. Поэтому вторую половину XVIII в. можно в определенном аспекте рассматривать как переход от одной государственной системы к другой (см. об идеях структурной трансформации в XVIII в., например: Cuno 2000: 94-95). А поскольку при переходе всегда или часто могут быть заметные кризисные явления, их неправильно трактовать только как признаки упадка и деградации, но нужно рассматривать и как показатель важной трансформации общества.

В развитом государстве должен соблюдаться баланс между социальной и политико-административной системой; и при ослаблении одной части возрастает роль другой, что находит свое отражение во времена подобных кризисов. В этом плане Египет XVIII в., несомненно, демонстрирует наряду с падением законности и другими признаками деградации старой политической системы также повышение роли социальных сил, в частности духовного сословия улемов (см.: Marsot 2005), зажиточной верхушки горожан и сельских жителей (а'йанов) да и самих мамлюков, в том числе и в попытках решения важных государственных вопросов, и поисках новых форм решения социальных и административных проблем. Таким образом, египетское общество не деградирует полностью, а ищет выход из кризиса путем перестройки или консолидации сил. В нем нарастает потребность создания новой модели управления. Здесь напрашивается параллель с поведением российского общества во время Смуты в начале XVII в., которое также сумело найти в себе силы консолидироваться в условиях анархии и воссоздать заново политическую систему, причем с заметными улучшениями.

Прообраз новой политической модели существенно оформился в период правления сначала Ибрахима-кахьи (1744-1754), а затем Али-бея ал-Кабира (1760-1772). Как выразился Питер Грэн (Gran 2005: 30), Али-бей грубо наметил контуры Египетского государства на практике. Это была форма единоличной власти, способной централизовать страну и привести враждующие силы к повиновению, в том числе и путем жестких и репрессивных мер. Модель единоличного правления в дальнейшем оказала воздействие на изменение формы политического режима в Египте в начале XIX в. (см. о некоторых параллелях: Marsot 2005: 45; Кильберг 1978; Иванов 2000: 417-418).

Али-бей столкнулся с необходимостью проведения военных и политических реформ, успешно реализовать которые он не сумел. Однако сама попытка реформирования военной и административно-политической сферы дала и Египту в целом, и непосредственно Мухаммаду Али важный исторический опыт Подобный тому, что имела Россия во времена Петра в результате не особенно удачных реформ при Алексее Михайловиче в России в XVII в., а также при Федоре Михайловиче и Софье (см.: Ключевский 1937: 344-394).. Этот опыт, в частности, помог понять, что главным препятствием на пути реформ стали сами мамлюки, которые прежде были движущей силой развития Египта. А осознание невозможности реформ на старой социальной и элитарной базе общества и определило глубину разрыва со старой традицией (как у Петра, так и у Мухаммада Али).

Таким образом, в конце XVIII в. Египет подошел к рубежу, преодолев который, он мог, наконец, совершить эволюционный рывок. И он его сделал в эпоху Мухаммада Али, как только для этого сложились минимально подходящие условия.

Историческую динамику развития османского Египта (и даже в целом историю Египта за последние две тысячи лет) можно рассмотреть с точки зрения колебаний и флуктуаций, в результате которых, образно говоря, вперед выходила то политико-административная, то социальная сторона, а затем отставшая часть нагоняла и опережала другую (или, наоборот, вырвавшаяся сфера опять опускалась по уровню развития до той субсистемы, от которой оторвалась). В такой модели анализа представляется, что в XVI в. в результате изменений в Египте, совершенных при Сулеймане I (в частности, введения в нем, согласно Канун-наме Миср, новой системы управления), в египетском обществе политико-административная сторона выходит далеко вперед. Затем постепенно в связи как с ослаблением османского государственного порядка и переходом власти в Египте в руки военных группировок и диктаторов, так и с описанными выше социально-экономическими процессами (включая переход к откупам и усиление налогового пресса, упадок крупной торговли и др.) социальная сторона начинает опережать политическую. Последнее выразилось в усилении макросоциальных связей в обществе.

Чтобы лучше понять этот процесс, стоит задуматься, почему в последней кризисной четверти XVIII в. страна не распалась на отдельные территории, как это обычно бывает во время феодальных смут? Ведь, казалось бы, все благоприятствовало такому «распадному» сценарию. Масштаб кризиса был огромным, поскольку в этот период совпали неурожаи, голод, чума, смены правительств, военные перевороты, вторжение турок, ухудшение экономической конъюнктуры и т. д. и т. п. Легитимных претендентов на власть не было, но зато имелось множество частных военных отрядов и «феодальных» домов. На мой взгляд, от распада Египет во многом удержали именно достаточно развитые социальные отношения, включая и общеегипетский характер мамлюкского сословия, и консолидацию городских корпораций, и возросшую роль улемов в плане социального посредничества (Marsot 2005), а также самосознание египтян, привыкших видеть страну единой. Эти силы во многом оказали поддержку и Мухаммаду Али. Противоположную этому ситуацию в это и в последующее время можно видеть в соседней Сирии, которая была очень далека от единства (см.: Зеленев 2003).

Далее в результате реформ Мухаммада Али в XIX в. государственная сторона начинает существенно опережать социальную. Но в конце XIX в. во время английской оккупации маятник опять пошел в другую сторону (см. подробнее: Гринин 2006в).

Литература

1. Алаев, Л.Б. (ред.). 1982. Типы общественных отношений на Востоке в средние века. М.: Наука.

2. Алаев, Л.Б., Ашрафян, К.З., Иванов, Н. и. (ред.). 2000. История Востока: В 6 т. Т. III. Восток на рубеже средневековья и Нового времени. XVI-XVIII вв. М.: Вост. лит-ра.

3. ал-Джабарти, 'Абд Ар-Рахман. 1978а. Египет в канун экспедиции Бонапарта (1776-1798). М.: Наука, Главная ред. вост. лит-ры. 1978б. Египет под властью Мухаммада Али (1806-1821). М.: Наука, Главная ред. вост. лит-ры.

4. Ацамба, Ф.М. 1991. Система административного управления египетской провинции Османской империи (XVI-XVII вв.). В: Смилянская, Котовский 1991: 109-128.

5. Ацамба, Ф.М., Смилянская, И.М. 2004. Египет в процессе формирования самостоятельной государственности. В: Алаев, Л.Б., и др. (ред.), История Востока: В 6 т. Т. IV. Кн. 1. Восток в новое время (конец XVIII-XX вв.) (с. 76-78). М.: Вост. лит-ра.

6. Бенгтсон, Г. 1982. Правители эпохи эллинизма / пер. с нем. М.: Наука.

7. Большаков, О.Г. 1989. История Халифата. Т. 1. Ислам в Аравии (570-633). М.: Наука, Главная ред. вост. лит-ры.

8. Валишевский, К. 1993. Петр Великий. М.: СП «Квадрат».

9. Васильев, А.М. (отв. ред.). 1990. Арабская Республика Египет: справочник. М.: Наука, Главная ред. вост. лит-ры.

10. Гринин, Л.Е. 2006а. О стадиях эволюции государства. Проблемы теории. История и современность 1: 3-45. 2006б. От раннего к зрелому государству. В: Гринин, Л.Е., Бонда-ренко, Д.М., Крадин, Н.Н., Коротаев, А.В. (ред.), Раннее государство, его альтернативы и аналоги (с. 523-556). Волгоград: Учитель. 2006 в. Трансформация государственной системы Египта в XIX - начале XX в.: от развитого государства к зрелому. В: Логунов 2006: 123-132. 2007a. Государство и исторический процесс: Эпоха формирования государства. М.: КомКнига. 2007б. Государство и исторический процесс: От раннего государства к зрелому. М.: КомКнига.

11. Гринин, Л.Е., Коротаев, А.В. 2007. Политическое развитие Мир-Системы: формальный и количественный анализ. В: Малков, С.Ю., Гринин, Л.Е., Коротаев, А.В. (ред.), История и математика: макроисторическая динамика общества и государства (с. 49-101). М.: КомКнига.

12. Зеленев, Е.И. 1999. Египет: Средние века. Новое время. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та. 2003. Государственное управление, судебная система и армия в Египте и Сирии (XVI - начало XX века). СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та.

13. Иванов, Н.А. 1982. О типологических особенностях арабо-османского феодализма. В: Алаев 1982: 133-149. 1984. Османское завоевание арабских стран 1516-1574. М.: Наука. 1993. Организация шариатской власти и административно-хозяйственного аппарата в Османской империи XVI-XVII вв. В: Иванов, Н.А. (ред.), Феномен восточного деспотизма: структура управления и власти (с. 234-261). М.: Наука. 2000. Османский Египет и североафриканские вилайеты в XVIII в. В: Алаев, Ашрафян, Иванов 2000: 407-438.

14. Иванов, Н.А., Орешкова, С.Ф. 2000. Османская империя в XVI-XVII вв. В: Алаев, Ашрафян, Иванов 2000: 67-98.

15. Кадырбаев, А.Ш. 2006. Царица Египта Шаджарат ад-Дурр: 1249-1250 гг. (Повествование о тюркской рабыне, ставшей императрицей и основательницей государства Мамлюков). В: Логунов 2006: 108-112.

16. Кильберг, Х.И. 1978. Предисловие. В: ал-Джабарти 1978а: 5-22.

17. Кириллина, С.А., Рябков, М.Г. 1991. Система управления и мусульманское судопроизводство Египта в период экспедиции Наполеона I Бонапарта (1798-1801). В: Смилянская, Котовский 1991: 129-145.

18. Ключевский, В. 1937. Курс русской истории. Ч. 3. М.: гос. соц.-эконом. изд-во.

19. Коротаев, А.В. 2006. Долгосрочная политико-демографическая динамика Египта: циклы и тенденции. М.: Вост. лит-ра.

20. Курбатов, Г.Л. 1967. Образование Византии. Территория, природные условия и население. В: Удальцова, З.В. (ред.), История Византии. Т. 1 (с. 66-75). М.: Наука.

21. Ланда, Р.Г. 2005. История арабских стран. М.: Вост. ун-т.

22. Логунов, А.П. (отв. ред.). 2006. Египет, ближний Восток и глобальный мир. М.: Кранкэс.

23. Мейер, М.С. 1984. Новые тенденции в социально-политической жизни Османской империи XVII-XVIII вв. (на примере института кетхуды). В: Смилянская, И.М. (ред.), Государственная власть и общественно-политические структуры в арабских странах (История и современность) (с. 32-50). М.: Наука, Главная ред. вост. лит-ры. 1990. Кризис османских имперских порядков: меняющиеся отношения центра и периферии в XVIII в. В: Орешкова, С.Ф. (ред.), Османская империя: государственная власть и социально-политическая структура (с. 66-80). М.: Наука. 2000. Османская империя в XVIII в. В: Алаев, Ашрафян, Иванов 2000: 375-389.

24. Мишин, Д.Е. 2006. Египет под властью Сасанидов (619-629 гг.). В: Логунов 2006: 102-107.

25. Орешкова, С.Ф. 1982. Османский феодализм: типологические наблюдения. В: Алаев 1982: 111-132.

26. Петросян, И.Е. 1986. Янычарские гарнизоны в провинциях Османской империи в XVI-XVIII вв. В: Орешкова, С.Ф. (ред.), Османская империя. Система государственного управления, социальные и этнорелигиозные проблемы (с. 66-71). М.: Наука. Главная ред. вост. лит-ры.

27. Свенцицкая, И.С. 1989. Эллинистический Египет. В: Свенцицкая, И.С. (ред.), История древнего мира. Кн. 2. Расцвет древних обществ (с. 303-316). М.: Наука, Главная ред. вост. лит-ры.

28. Семенова, Л.А. 1966. Салах Ад-Дин и мамлюки в Египте. М.: Наука, Главная ред. вост. лит-ры. 1974. Из истории фатимидского Египта. М.: Наука, Главная ред. вост. лит-ры. 1982. Особенности феодализма в Египте. В: Алаев 1982: 100-110. 1995. Государства Фатимидов и Аййубидов. В: Алаев, Л.Б., Ашрафян, К.З. (ред.), История Востока. Т. 2. Восток в средние века (с. 233-239). М.: Вост. лит-ра.

29. Смилянская, И.С., Котовский, Г.Г. (ред.). 1991. Восток в новое время. Экономика, государственный строй. М.: Наука.

30. Тарле, Е.В. 1992. Наполеон. М.: Пресса.

31. Тверитинова, А.С. 1969. Канун-наме султана Селима I и его место в законодательстве Османской империи: предисловие. Книга законов султана Селима I (с. 5-17). М.: Главная ред. вост. лит-ры.

32. Шапиро, А.Л. 1993. Русская историография с древнейших времен до 1917 г. М.: Культура.

33. Эдаков, А.В. 2004. Египетское государство в VII-IV вв. до н. э. В: Грантовский, Э.А., Степугина, Т.В. (ред.), Государство на Древнем Востоке (с. 187-203). М.: Вост. лит-ра.

34. Abbas, R. (ed.). 2000. Egypt under Muhammed Ali. Cairo: al-Maglis al-'A`la li-l-Tha-qafah.

35. Ayalon, D. 1953a. Studies on the Structure of the Mamluk Army - I. Bulletin of the School of Oriental and African Studies, University of London, 15 (2): 203-228. 1953b. Studies on the Structure of the Mamluk Army - II. Bulletin of the School of Oriental and African Studies, University of London, 15 (3): 448-476. 1954. Studies on the Structure of the Mamluk Army - III. Bulletin of the School of Oriental and African Studies, University of London, 16 (1): 57-90. 1960. Studies in Al-Jabarti I. Journal of the Economic and Social History of the Orient 3: 148-175.

36. Baer, G. 1962. A history of Landownership in Modern Egypt 1800-1950. London: Oxford University Press. 1969. Studies in the Social History of Modern Egypt. Chicago and London: The University of Chicago Press.

37. Bargatzky, T. 1987. Upward Evolution, Suprasystemic Dominance, and the Mature State. In Claessen, H.J.M., and van de Velde, P. (eds.), Early State Dynamics (рр. 24-38). Leiden: Brill.

38. Barkan, O., and McCarthy, J. 1975. The Price Revolution of the Sixteenth Century: A Turning Point in the Economic History of the Near East. International Journal of Middle East Studies 6 (1): 3-28.

39. Chamberlain, M. 1998. The Crusader Era and the Ayyыbid Dynasty. In Petry 1998: 211-241.

40. Claessen, H.J.M. 1978. The Early State: A Structural Approach. In Claessen and Skalnнk 1978c: 533-596. 1984. The Internal Dynamics of the Early State. Current Anthropology 25: 365-379. 1985. From the Franks to France; The Evolution of a Political Organization. In Claessen H.J.M., van de Velde P., and Smith M.E. (eds.), Developments and Decline. The Evolution of Sociopolitical Organizаton (pp. 196-218). South Hadley MA: Bergin & Garvey.

41. Claessen, H.J.M., and Oosten, J.G. 1996. Introduction. In Claessen, H.J.M., and Oosten, J.G. (eds.), Ideology and the Formation of Early States (pp. 1-23). Leiden: Brill.

42. Claessen, H.J.M., and Skalnнk, P. 1978а. Limits: Beginning and End of the Early State. In Claessen and Skalnнk 1978c: 619-636. 1978b. The Early State: Theories and Hypotheses. In Claessen and Skalnнk 1978c: 3-29. 1978 c (eds.). The Early State. The Hague: Mouton.

43. Cohen, R. 1978. State Origins: A Reappraisal. In Claessen and Skalnнk 1978c: 31-75.

44. Crecelius, D. 1981. The roots of modern Egypt. Minneapolis & Chicago: Bibliotheca Islamica. 1998. Egypt in the Eighteenth Century. In Petry 1998: 59-86.

45. Cuno, K. 1985. Landholding, society and economy in Rural Egypt, 1740-1850. Los Angeles: University of California. 1992. The Pasha's peasants. Land, society, and economy in Lower Egypt, 1740-1858. Cambridge: Cambridge University press. 2000. Muhammad Ali and the decline and revival thesis in modern Egyptian history. In Abbas 2000: 93-119.

46. Daly, M. (ed.). 1998. The Cambridge History of Egypt. Vol. 2. Cambridge: Cambridge University Press.

47. Faksh, M.A. 1980. The consequence of the introduction and spread of modern education: education and national integration in Egypt. In Kedourie, E., and Haim, S. (eds.), Modern Egypt Studies in politics and society (pp. 42-55). Frank Cass.

48. Garsin, J.-C. 1998. The Regime of the Circassian Mamlыks. In Petry 1998: 290-317.

49. Goldschmidt, Ar. jr. 1994. Historical dictionary of Egypt. Metuchen, N.J.: The Scarecrow Press Inc. 2004. Modern Egypt. The Formation of a Nation-State. Boulder: Westview Press.

50. Goldstone, J. 1988. East and West in the Seventeenth Century: political crises in Stuart England, Ottoman Turkey and Ming China. Comparative Studies in Society and History 30: 103-142.

51. Gran, P. 1999. Islamic Roots of Capitalism. Egypt, 1760-1840. Egypt. Cairo: The American University in Cairo Press. 2005. Egypt and Italy, 1760-1850: Toward a Comparative History. In Hanna, and Abbas 2005: 11-40.

52. Grinin, L., and Korotayev, A. 2006. Political Development of the World Sys-tem: A Formal quantitative analysis. In Turchin, P., Grinin, L.E., de Munck, V.C., and Korotayev, A.V. (eds.), History & Mathematics: Historical Dynamics and Development of Complex Societies (p. 63-114). Moscow: KomKniga.

53. Hanna, N. 1995a. Administration in Egypt from Ottoman Times to the Present: an Introduction. In Hanna 1995c: 1-16. 1995b. The Administration of Courts in Ottoman Cairo. In Hanna 1995c: 44-59. 1995c. The State and its Servants. Egypt. Cairo: The American University in Cairo Press.

54. Hanna, N., and Abbas, R. (eds.). 2005. Society and Economy in Egypt and the Eastern Mediterranean 1600-1900. Cairo: The American University in Cairo Press.

55. Hathaway, J. 1995. The Military Household in Ottoman Egypt. International Journal of Middle East Studies 27 (1): 39-52. 1997. The Politics of Households in Ottoman Egypt. The Rise of the Qazdaрlis. Cambridge: Cambridge University Press. 1998a. Egypt in the Seventeenth century. In Daly 1998: 34-58. 1998b. `Mamluk households' and `Mamluk factions' in Ottoman Egypt: a Reconsideration. In Philipp, Th., and Haarmann, U. (eds.), The Mamluks in Egyptian politics and society (pp. 106-117). Cambridge: Cambridge University Press.

56. Holt, P.M. 1961. The Beylicate in Ottoman Egypt during the Seventeenth Century. Bulletin of the School of Oriental and African Studies, University of London 24 (2): 214-248. 1968. The Pattern of Egyptian political history from 1517-1798. In Holt, P.M. (ed.), Political and social change in Modern Egypt. Historical studies from the Ottoman Conquest to the United Arab Republic (pp. 79-90). London: Oxford Press. 1969. Egypt and the Fertile Crescent 1516-1922. A Political History. Ithaca, New York: Cornell University Press.

57. Hunter, R. 1999. Egypt under the Khedives 1805-1879. From Household Government to modern Bureaucracy. Egypt. Cairo: The American University in Cairo Press.

58. Issawi, Ch. 1947. Egypt: an economic and social analysis. London; New York: Oxford University Press. 1963. Egypt in Revolution. An economic analysis. London; New York: Oxford University Press.

59. Kimche, D. 1968. The Political Superstructure of Egypt in the Late Eighteenth Century. Middle East Journal 22: 448-462.