Память региональных отличий: юбилеи сибирских городов (1904-1943 гг.)

Размещено на http://www.allbest.ru/

ПАМЯТЬ РЕГИОНАЛЬНЫХ ОТЛИЧИЙ: ЮБИЛЕИ СИБИРСКИХ ГОРОДОВ (1904-1943 ГГ.)

Е.И. Красильникова

Аннотация

Статья посвящена истории празднований юбилеев сибирских городов в первой половине ХХ в. Основное внимание уделяется коммеморативной составляющей торжеств. Автор сравнивают юбилеи Томска (1904 г.), Красноярска (1928 г.) и Новосибирска (1943 г.). Выясняются смыслы политики памяти, отраженные в торжествах; устанавливаются социально-политические и культурные контексты, отражавшиеся на характере празднований в разные годы; выявляются черты исторической преемственности в организации праздничных мероприятий.

Ключевые слова: юбилейные торжества; коммеморация; политический праздник; Сибирь.

Annotation

The Memory of Regional Differences: Anniversaries of Siberian Cities (1904-43)

Yekaterina I Krasilnikova, Novosibirsk State Technical University (Novosibirsk, Russian Federation); Novosibirsk State Agrarian University (Novosibirsk, Russian Federation).

Keywords: jubilee celebration; commemoration; political celebration; Siberia.

The aim of this article is to trace the dynamics of the commemorative component of the jubilee celebrations that took place in Siberian cities during the first half of the 20th century. The author compares jubilee events in honor of the 300th anniversary of Tomsk (1904), the 300th anniversary of Krasnoyarsk (1928) and the 50th anniversary of Novosibirsk (1943). Unpublished documents kept in the archives of Siberian cities, daily newspapers printed in Tomsk, Krasnoyarsk and Novosibirsk and journalistic works were used as sources for the research. In the article, the meanings of the policy of memory reflected in the celebrations are clarified; sociopolitical and cultural contexts that affected the nature of celebrations in different years are established; features of historical continuity in the organization of festive events are identified. The modern practice of celebrating City Days has a long history. At the beginning of the twentieth century, there were three-hundredth anniversary celebrations in several Siberian towns, including Tomsk. Festive events were prepared by political forces oppositional to the tsarist authorities. They used the memorable date as an informational occasion to accentuate the problems of Siberia and to achieve democratic reforms in Tomsk. But due to obstacles on the part of the state, the holiday in honor of the 300th anniversary of Tomsk never took place. The 300th anniversary of Krasnoyarsk was celebrated in 1928 when the system of Soviet commemorations was already established. The holiday took a subordinate position in relation to the anniversary of the October Revolution. The anniversary was organized by local party bodies that involved museum workers and historians in the celebrations; the latter in many ways reproduced the ideas of pre-revolutionary organizers of the Siberian jubilees. But in 1928 the commemorators did not express anti-government sentiments. They criticized only the position of the already overthrown imperial authority in relation to Siberia. Glorifying the revolution and Soviet power, extolling its success in solving the three- hundred-year-old problems of Siberia, local museum workers and local historians obtained finances from the central authorities for the reconstruction of the museum and the publication of historical literature. Also, the holiday contributed to the legitimization of the power of local Bolsheviks, who had heroically struggled for the political and socio-economic interests of the population of the Prieni- seysky Krai and achieved good results. The focus on the 50th anniversary of Novosibirsk was due to the need to stimulate patriotism and industrial feats of workers stationed at the rear of the Russian forces during the war. Celebrations also reflected the growing selfawareness of the local production elite that was actually merging with the management elite. In 1943 the image of the city of Novosibirsk was formed: a great worker valiantly fighting for Victory, struggling at the front of the defense industry. The anniversary symbolically raised the status of Novosibirsk and its administration that achieved great production successes in extreme conditions. Novosibirsk was credited with the historical role of a locomotive that dragged the whole of Siberia along the path of progressive development. This image remains relevant.

Основная часть

Практика торжественно отмечать дни городов в форме массовых мероприятий утвердилась по всей России на излете советского времени. Так, 6 апреля 1987 г. Новосибирский городской исполнительный комитет принял постановление № 1766 «Об учреждении ежегодного празднования Дня города Новосибирска». Концепция торжеств включала ряд идеологических задач: «Праздник должен был способствовать продолжению революционных, боевых и трудовых традиций города; пропагандировать экономические и социалистические достижения трудовых коллективов; воспитывать у горожан патриотизм и любовь к родному городу» [1]. В 1990-х гг., запомнившихся, в частности, словами президента Б.Н. Ельцина, адресованными субъектам федерации: «Берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить»; подобные празднования, сопровождавшиеся разнообразными развлечениями, стали восприниматься как привычные и традиционные. Казалось бы, это - заблуждение, ведь День города начали отмечать недавно, однако поиск истоков практики празднований Дня города позволяет обнаружить длительную предысторию. В частности, предшественниками Дня города были дореволюционные и советские юбилеи Сибири и отдельных сибирских городов, празднование которых, наряду с другими торжествами (к примеру, в честь 1 мая), в разных смыслах, подготовило почву для хорошо известной сегодня коммеморативной практики. Актуальность изучения предыстории празднования Дня города состоит в углублении представления об исторически сформировавшихся смыслах и значении этих торжеств как для отдельных городов, так и в целом для страны. Пропаганда разных лет, которая транслировалась в праздничные дни, сформировала в коллективной памяти сибиряков разнообразные стереотипы, упрощающие исторические представления сибиряков и нуждающиеся в критическом осмыслении.

День города - это условный день рождения, очередная годовщина основания, памятная дата. С одной стороны, торжества, связанные с днями города, обращаются к прошлому, поэтому День города обычно сопровождается разнообразными коммеморациями в публичном пространстве, акцентирующими внимание на ключевых с позиции той или иной концепции событиях местного прошлого, включенных в контекст общероссийского исторического метанарратива. С другой стороны, эти праздники, призванные воспитывать в местных жителях любовь к малой родине, обращены к современным достижениям и перспективам дальнейшего развития города и региона. Условность и символическая слабость точных дат празднований придает значение скорее не событию основания города, а обобщенному «результату» последующего развития локуса в его максимальной версии сегодняшнего или оставшегося в прошлом апогея презентабельной значимости. День города - это политический праздник, отражающий процессы, связанные с реализацией политики памяти как на уровне государства, так и отдельно взятых регионов, имеющих свою специфику. Для политических субъектов местного уровня локальное прошлое является ценным ресурсом символической политики, нацеленной на продвижение определенных интерпретаций социальной реальности и стратегий ее изменений. Эффективность использования прошлого зависит во многом от пригодности избираемых исторических сюжетов и фигур памяти, в частности от их узнаваемости, закрепленности в массовом сознании через разные каналы, подверженности реинтерпретациям, положительной окрашенности и др. [2. С. 140-142]. Политика памяти, разрабатываемая и реализуемая на местах, несомненно, должна отталкиваться от существующего исторического опыта, исследование которого имеет актуальность в контексте формирования адекватно и эффективно функционирующих институтов публичной политики как сферы согласования интересов общества и государства.

Цель данной статьи - проследить динамику ком- меморативной составляющей торжеств, устраивавшихся в честь юбилеев сибирских городов в перовой половине ХХ в. На этот период пришлось празднование трех основных юбилеев: 300-летия Томска (1904 г.), 300-летие Красноярска (1928 г.) и 50-летия Новосибирска (1943 г.). На характере торжеств отразились социально-политические реалии трех разных этапов отечественной истории: этапа Первой русской революции, переходного этапа от нэпа к сталинской модернизации, этапа Великой Отечественной войны. В задачи исследования входит выяснение смыслов политики памяти, результатом реализации которой и являлись интересующие нас торжества; установление социально-политических и культурных контекстов, отражавшихся на характере празднований в разные годы; анализ праздничных коммемораций на предмет исторической преемственности в их формах и содержании а также на предмет эффективности их использования.

Историография изучаемого вопроса включает работы Н.В. Бутаковой, Ю.М. Гончарова, А.В. Куприянова, Н.В. Паршуковой, С.А. Шилина, посвященные городской праздничной культуре Сибири дореволюционного периода [3-7]. В этих произведениях описаны разнообразные примеры массовых празднований памятных дат политического и культурного значения в дореволюционной России, однако коммеморативной стороне торжеств особенного внимания не уделено.

Государственные праздники 20-30-х гг. ХХ в., устраивавшиеся в Советской России, были охарактеризованы некоторыми исследователями уже в 19601980-х гг. (B.C. Аксенов, Д.М. Генкин, П.Г. Ширяева и др.) [8-10]. Эти авторы не могли игнорировать узких идеологических рамок, которые не оставляли возможности для критичного взгляда на советскую праздничную культуру. Кроме того, они уделяли больше внимания педагогическим, художественным и прочим аспектам праздников, не ставя перед собой специальной задачи представить их в контексте истории политического развития страны.

Советский праздничный календарь, специфика массовых торжеств и их идеологическое значение в последние годы активно изучаются как российскими, так и зарубежными учеными. В России эта тематика исследуется преимущественно на региональных материалах. В числе прочих отдельного внимания заслуживают работы С.Ю. Малышевой, выполненные на материалах Татарстана. Автор не только детально описывает изменения в праздничном календаре, разъясняет принципы организации торжеств и выявляет рецепцию советской праздничности, но также интерпретирует символику и историческую мифологию революционных праздников 1920-х гг. [11]. Не менее интересны исследования томского политолога А.И. Щербинина, рассматривающего государственные праздники 1920-1930-х гг. как средство политической индоктринации [12]. Немалый вклад в разработку тематики, связной с массовыми советскими праздниками, внесли зарубежные специалисты, прежде всего М. Рольф [13] и К. Петроне [14], изучавшие идеологическое и культурное значение для общества советских праздников.

Краткие описания юбилеев интересующих нас сибирских городов приводятся в работах краеведов. Так, 300-летие Томска освещалось в статье историка и архивиста А.Г. Караваевой [15], праздничные мероприятия в честь 300-летия Красноярска были охарактеризованы в научно-популярной книге «Красноярск от прошлого к будущему: очерки истории города», подготовленной коллективом авторов [16. С. 381], торжества в честь 50-летия Новосибирска затрагивались в одной из краеведческих статей журналиста Л.А. Кузьменкиной [1].

В методологическом отношении данная работа опирается на труды, подготовленные в рамках направления междисциплинарных исследований, известного как «memory studies». В его контексте коллективная и персональная память рассматривается в социальном и культурном аспектах. В частности, изучаются и сопоставляются различные нарративы («схематические шаблоны повествований»), лежащие в основе исторической памяти социальных групп о глобальных и локальных событиях прошлого; способы и формы организации национальной памяти посредством литературы, образования, обычаев, политики; особенности запоминания и забвения обществом значимых событий, в том числе травматических; использование государством и другими политическими субъектами фрагментов исторической памяти для оправдания или осуждения политических действий [17]. Одной из центральных проблем «memory studies» является политика памяти, под которой в самом широком смысле понимаются комплекс средств и сами процессы легитимации тех или иных элементов современного порядка с помощью отсылки к реальным или сконструированным событиям прошлого и их идеологически значимым интерпретациям, которые используют политические субъекты. При этом для исследователя становится актуальной задача критичного и беспристрастного осмысления конструкций и методов политики памяти, тесно связанной с политикой идентичности [18], противостоящая тенденции «служения» историков и других гуманитариев тем или иным историческим нарративам, порожденным политической пропагандой. Дискурсивные проявления коллективной памяти разнообразны. Память запечатлевается, хранится и актуализируется как в культурных практиках, так в устных и письменных нарративах. Именно поэтому изучение политики памяти, как и собственно коллективной памяти, обычно осуществляется в опоре на междисциплинарный подход. Историческое исследование официального праздника, в котором выражается политика памяти и отражаются культурные традиции, не может не учитывать культурологических и политологических контекстов. Неизбежно и обращение к филологическим методам, в частности к нарративному анализу, дающему возможность проследить динамику смыслов политики памяти через широко растиражированные историко-краеведческие и литературноисторические тексты, дополнявшие и разъяснявшие коммеморативные практики - массовые торжества.

В качестве основных источников данного исследования были использованы неопубликованные делопроизводственные документы, хранящиеся в государственных архивах Томска, Красноярска и Новосибирска (ГАТО, ГАКК, ГАНО). Главным образом эти источники отражают подготовку и проведение юбилейных мероприятий, участие в этом процессе местных органов власти, музейных работников и деятелей культуры. Важным источником данного исследования стали и ежедневные газеты, издававшиеся в Сибири в исследуемый период. Смыслы политики памяти, выражавшиеся в празднованиях юбилеев городов, транслировались местными ежедневными газетами, на страницах которых публиковались как репортажи о подготовке и проведении праздников, так и литературно-исторические, а также историко-краеведческие тексты, тематически связанные с юбилеями. Нами были использованы публикации, приуроченные к юбилеям городов, из изданий «Сибирская жизнь» (Томск), «Красноярский рабочий» (Красноярск) и «Советская Сибирь» (Новосибирск). Значимыми источниками исследования стали и публицистические издания, приуроченные к юбилейным датам в истории Сибири, и отдельные их переиздания [19-23].

Юбилеи сибирских городов имеют предысторию. Еще в дореволюционный период устраивались празднования юбилеев российских столиц. В 1847 г. отмечали 700-летие Москвы, а в 1903 г. - 200-летие Петербурга. Юбилейные торжества, которые проходили по всей стране, подчинялись задачам реализации имперской политики памяти, выражая национальную значимость столиц [24]. Одновременно, после введения городового положения 1870 г. в некоторых старых провинциальных городах России (Рязань, Кострома) также устраивались торжества в честь юбилеев этих городов [15]. В условиях периода либеральных реформ региональные юбилеи стали использоваться местными демократическими силами в качестве информационных поводов для заострения внимания общественности и государства на социальнополитических проблемах провинций и окраин. В дни торжеств выдвигались общественно значимые инициативы, направлявшиеся главным образом на народное просвещение, демократизацию судебной и пенитенциарной систем. Смена политического курса после оглушительного теракта 1 марта 1881 г., основной жертвой которого стал император Александр II, лишь усилила эту тенденцию на местах.

Торжествам в честь юбилеев сибирских городов идейно и организационно предшествовало празднование в 1881 г. 300-летия Сибири. Почва для проведения серии мероприятий готовилась постепенно. Уже к 1881 г. стали появляться публикации, претендовавшие на подведение итогов исторического развития Сибири и ее отдельных частей в составе Российского государства. К числу подобных работ относится книга члена Императорского Русского географического общества (ИРГО), выдающегося краеведа, стоявшего у истоков тобольского музея, К.М. Голодникова «Тобольская губерния накануне 200-летия завоевания Сибири» [19]. Ее автор описывает покорение Сибирского ханства русскими казаками во главе с Ермаком и отмечает, что сразу, войдя в состав России, Сибирь стала пристанищем тех, кем двигала «любовь к бродяжничеству» и «погоня за наживой», а вскоре - местом ссылки политических преступников, после чего и преступников всех сословий [19. С. 16]. Город Тобольск, где, как можно узнать из этой книги, в 1784 г. праздновалось 200-летие завоевания Сибири, описан К.М. Голодниковым как захолустный в экономическом и культурном отношении, к тому же утративший перспективы развития из-за переноса в Омск военных учреждений и смещения на восток торговых капиталов. Преимущественно мрачно представлены реалии жизни и других городов губернии, особенно оставшихся в стороне от железнодорожных путей. Не делая политизированных выводов, автор издания явно низко оценивает хозяйственное и культурное состояние губернии. Эти оценки отражают определенную тенденцию. Как будет видно в дальнейшем, юбилейная дата покорения Сибири стала поводом заострить внимание общественности и властей на многочисленных проблемах региона и потребовать преобразований.

В 1881 г. выходцы из Сибири устроили торжества в честь юбилея, имевшие общественный и политический резонанс. Интерес к 300-летию завоевания Сибири русскими казаками изначально возник среди городской интеллигенции. Группа общественных деятелей из числа сибиряков, живших в столицах, избрала для торжеств день взятия Искера - столицы Сибирского ханства - 26 октября. Торжества, устроенные в этот день, прошли в форме праздничных обедов в Санкт-Петербурге и Москве, о чем выходцев из Сибири, «лиц, посвятивших свои труды этому краю» и «лиц, сочувствовавших процветанию этого края», оповещали городские газеты. Организаторы ставили цель собрать и познакомить между собой людей, «связанных Сибирью жизнью и деятельностью и составляющих известную областную группу в среде других, выставляемых русской жизнью» [20. С. 34]. На обед в зале петербургской гостиницы «Демут» собралось более 200 человек: генералы, профессора, врачи, студенты, уроженцы Сибири, учащиеся девицы, курсистки, дамы, члены комитета общества содействия промышленности и торговле. Председательствовал генерал-адъютант Л.П. Сафьяно - бывший председатель Восточносибирского отдела ИРГО. Распорядителями обеда также выступили вицепредседатель ИРГО П.П. Семенов и член Совета Главного управления Восточной Сибири от Министерства финансов, действительный член Сибирского отдела ИРГО Б.А. Милютин. Они произнесли торжественные речи и зачитали ряд приветственных писем, в том числе от султана Гази-Булата Вали-Хана, а также предоставили слово нескольким ораторам. Юбилейные речи были обращены не столько к прошлому Сибири, сколько к ее насущным проблемам, сформировавшимся исторически. Выступавшими были отмечены героические страницы покорения Сибири русскими, прославлялся сибирский генерал- губернатор М.М. Сперанский, «Божий старец, выходивший вечером в час досуга, не в пышном, а в скромном одеянии на берег реки Ангары и задумчиво обращавший добродушный взор вдаль на запад», правитель, «имя которого и теперь хранится в народной памяти». Лидер сибирского областничества Н.М. Яд- ринцев, принявший участие в мероприятии, высказал мысль о необходимости написать обобщающую все этапы покорения и освоения историю 300-летней Сибири. К.П. Мейбаум отметил экономические и культурные достижения последних лет царствования Александра II: проведение телеграфов, «предначертание великого сибирского Александрийского железного пути», открытие морского пути через Северный Ледовитый океан и основание Сибирского (томского) университета, о котором говорили почти все собравшиеся. Обращение именно к этим историческим сюжетам ясно обозначало либеральные установки собравшихся, их намерение отстаивать необходимость социальных преобразований в Сибири и, говоря словами Н.М. Ядринцева, «гражданских реформ, которые призовут сибирское общество к жизни». Оратор Г. Грацианский призвал сибиряков бороться за то, чтобы освободить Сибирь от «хлама прошедшего», «исторических обносков», которыми она «завалена» более, чем другие российские окраины [20. С. 5-15].

Участники мероприятия обсуждали преимущественно социально-политические и культурные проблемы региона: слабое распространение просвещения, несовершенство судебной системы, резкое имущественное расслоение населения, бесправие женщин, отсутствие земских учреждений, недостаток свободы слова, негативное моральное воздействие сибирской каторги на сибиряков. Г. Фойницкий предложил испросить у министра внутренних дел Высочайшее соизволение на учреждение из сведущих людей сибирской комиссии, которой предоставлено было бы право рассмотрения заявлений жителей Сибири и ходатайств перед правительством о нуждах края по вопросам развития путей сообщения, о развитии промышленности, торговли, образования, науки, местной печати и переселенческого движения [Там же. С. 13]. Собравшиеся высказывали надежды на то, что Сибирь станет полноценной частью России как в административном, так в политическом, экономическом и культурном смыслах.

На «задушевном» обеде в Москве, который прошел в русской палате гостиницы «Славянский базар», присутствовало всего около 90 человек, торжество прошло скромнее, чем в Петербурге, однако это было связано с поздним оповещением сибиряков о мероприятии. Подняв первый тост за государя императора, распорядитель обеда Н.М. Чукмалдин - тобольский предприниматель, меценат и публицист, обратился к прошлому Сибири, отметив, что залогом ее нынешнего развития стало отсутствие крепостного права, в значительной степени нивелировавшее влияние каторги и недостатки администрации. Демократичность взглядов собравшихся отразилась также в прославлении «народной самодеятельности» казаков и кресть- ян-переселенцев, «любивших свободу и приволье». Участники мероприятия поднимали тосты за развитие сибирского университета, печатного слова, скорейшее строительство железной дороги, за сибирских женщин [20. С. 18-23].

На празднование 300-летнего юбилея присоединения Сибири к России активно отозвалась периодическая печать. Издания «Русские ведомости», «Московский телеграф», «Новое время», «Порядок», «Минута», «Неделя», «Новости» и другие, поддержали идеи организаторов мероприятий. Последняя из указанных газет сообщала о том, что в самой Сибири торжеств не устраивалось. В частности, в Томске проведение праздничных мероприятий было запрещено по формальной причине «неопределенности даты присоединения Сибири к Русскому царству». Издание иронизировало: «Судьба к нам еще благосклонна, вырвав из нашей памяти день присоединения страны, которая могла бы для нас служить источником обогащения, но вместо того обращена нами в место российских нечистот» [20. С. 31].

О попытках отпраздновать 300-летие присоединения Сибири к России в Томске свидетельствуют документы, датированные 1882-1883 гг. Действуя в единой логике с организаторами торжеств в российских столицах, гласные томской городской думы пытались использовать юбилей в качестве информационного повода для возбуждения ходатайства перед министром внутренних дел о «введении в Сибири реформ, существующих в Европейской России» [25. Л. 5]. В частности, томичи настаивали на необходимости создания в их городе мировых учреждений [Там же. Л. 2]. Апелляция к юбилейной дате использовалась как обоснование актуальности формирования единого и однородного правового пространства в стране, преодоления Сибирью колониального состояния, которое тормозит экономическое, социальнополитическое и культурное развитие региона.

За юбилейными мероприятиями в честь присоединения Сибири к России последовала череда локальных трехсотлетий, внимание к которым было обусловлено продолжавшейся борьбой демократических сил Сибири за «гражданские реформы», ее культурное и социальное развитие. Так, в 1887 г. акцентировалось внимание на 300-летнем юбилее Тобольска. В честь этой памятной даты местная интеллигенция смогла добиться закладки на народные средства здания первого музея, вскоре принятого под покровительство цесаревича Николая Александровича и получившего губернский статус [26. С. 15-17]. В 1891 г. отмечалось трехсотлетие Березова. Внимание снова акцентировалось на проблемах просвещения и социально-политического развития края [21].

В 1904 г. томичи готовились отмечать 300-летие своего города. Социально-политические контексты, разгоравшейся Первой русской революции отразились на характере мероприятий, выражавших очередные требования местных политических сил, настроенных оппозиционно по отношению к царской власти, осуществить ряд демократических преобразований в Сибири. Еще в 1901 г. на приближение памятной даты обратили внимание местные ученые-краеведы - И.Ф. Токмаков и П.М. Головачев, предложившие городской Думе оказать содействие в подготовке и издать обобщающий труд по истории Томска к его юбилею. Выполнить эту задачу не удалось, однако важен сам прецедент попытки собрать материал для юбилейного издания по истории, которое могло бы стать выражением политики памяти местных антиправительственных сил. Помимо сборника документов по истории Томска к его 300-летию в городе планировалось провести ряд значимых мероприятий.

Для подготовки торжеств городской Думой была создана специальная комиссия. Ее председателем стал присяжный поверенный П.В. Вологодский, известный в городе и вошедший в его историю благодаря своей общественно-политической деятельности, в частности, заботой о распространении в Томске начального образования. В качестве членов комиссии документы зафиксировали имена гласных городской Думы П.М. Вяткина и А.Н. Шипицина, а также юриста М.И. Боголепова, М.М. Дмитриева, врача К.М. Гречищева, профессоров И.А. Малиновского (историк русского права) и М.Н. Соболева (экономист), общественного деятеля, публициста, одного из лидеров движения областников Г.Н. Потанина и С.П. Шевцова, стоявшего у истоков организации эсеров в Западной Сибири [27. Л. 11]. Комиссия привлекала к своей работе и некоторых общественно активных представителей местной интеллигенции - врача И.Е. Овсянкина, педагога и краеведа Г.К. Тюменцева и др. [Там же. Л. 12 об].

Трехсотлетие Томска рассматривалось комиссией, прежде всего, как повод инициировать ряд либеральных преобразований в городе и губернии. Так, планировалось 27 сентября 1904 г. устроить торжественное заседание Думы, на котором будут рассмотрены вопросы об особенных ходатайствах Томского городского общества по случаю исполнившегося 300-летия г. Томска. Комиссия полагала необходимым возбудить следующие ходатайства: о всеобщем и обязательном обучении в г. Томске; о введении скорейшего суда присяжных заседателей в Сибири; о допущении женщин к обучению в Томском университете; о расширении избирательного права для городских управлений в Сибири; об окончательной отмене ссылки в Томске и Томской губернии [27. Л. 17].

В духе революционного времени комиссия уверенно продвигала антиправительственную политику памяти, выражавшуюся в запланированных юбилейных мероприятиях. Сбор исторических артефактов и сведений о Томске преподносился как всенародное дело. Теоретически каждый мог предложить комиссии любые первоисточники. Однако состав упомянутых в протоколах комиссии артефактов, полученных к юбилею от разных дарителей, очевидно тенденциозен. Эта тенденция отражает фиксацию внимания на предметах, интересных с точки зрения истории свободомыслия в России. В частности, один из протоколов заседания комиссии зафиксировал получение от попечителя Сибирского учебного округа П.И. Лаврентьева плана города Томска, некогда начерченного декабристом Г.С. Батеньковым, отбывавшем в Томске ссылку, а также ряд его личных документов из собрания рукописей профессора П.А. Висковатова. Помимо этого, комиссии стали доступны фотоснимки томских домов, где жили Г.С. Батеньков и лидер областничества Н.М. Ядринцев [Там же. Л. 13-13 об].

Опорами конструкции исторического образа Томска, формировавшегося членами комиссии в преддверии юбилея города, стали памятные места. Наряду с Тояновым городком, возведение которого положило, по мнению комиссии, начало истории Томска, и значимым для местной духовной жизни Алексеевским мужским монастырем комиссия выделила в качестве основных памятных мест Томска дома, «где жил известный в последствии эмигрант Бакунин» и где помещалась редакция просветительской «Сибирской газеты», издававшейся усилиями народников и областников. Эти памятные места предполагалось сфотографировать для издания праздничного альбома. В сборник комиссия намеревалась также включить портреты «исторических личностей»: упомянутого декабриста Г.С. Батенькова, исследователя Сибири Н.А. Кострова, писателя-народника, увлекавшегося либеральными идеями, Н.И. Наумова (умер в 1901 г.), краеведа и библиотекаря, сподвижника сибирских областников Д.Л. Кузнецова, этнографа, известного публициста, также областника С.С. Шашкова.

Комиссия приняла решение максимально широко оповестить о юбилее Томска все городские управления Сибири и Европейской России, а также учебные заведения, музеи, общественные организации, газеты и почетных лиц. Оповещения содержали просьбы переслать депутации к празднику или как-то иначе принять участие в торжествах. Особенное внимание уделялось участию в мероприятиях Томского университета, как авторитетного во многих отношениях учреждения, поддержка которого могла быть полезной в реализации демократических инициатив. Для прибывших депутаций от городов, лиц и учреждений планировалось устроить совместно с университетом торжественное собрание, на котором зачитывать праздничные речи, приветственные адреса и телеграммы [27. Л. 17].

Помимо торжественного заседания городской Думы программа праздничных мероприятий включала в себя народные чтения на нескольких площадках с целью демонстрации «туманных картин из прошлой жизни Томска и Сибири вообще», а также соответствующий народный спектакль [Там же. Л. 17 ]. Это обращение к историческим сюжетам было направлено на то, чтобы образно и эмоционально показать истоки проблем, существующих в регионе, который влачит бремя колониального состояния. Однако масштабных мероприятий так и не состоялось. 11 сентября комиссия, готовившая празднование 300-летия Томска, официально объявила о решении отложить торжества ввиду военного времени до более благоприятного момента [28].

Однако юбилейная дата «прозвучала» в периодической печати. 27 сентября 1904 г., в день 300-летия города, в газете «Сибирская жизнь» было опубликовано стихотворение П. Блиновского, посвященное истории и современным проблемам Томска [29]. Автор произведения прославлял память Ермака, «что принес как подарок Сибирь для московского царского трона». В духе областничества Блиновский подчеркнул, что подвиги Ермака состоялись благодаря лихим казакам, имена которых «не доступны остались преданью». Покорив дикие орды Кучума и еще нескольких «князцов», удалые казаки добрались, наконец, и до князя Таяна, стан которого виднелся у «ленты извилистой Томи». Не видя возможности противостоять казацкой силе, Таян пошел «под высокую царскую руку». Ранняя история Томска была описана Блинов- ским как мужественное противостояние маленького острога набегам «дикарей» и нападениям беглых каторжан («оборванных, злых беглецов, не умевших с тюрьмой примириться»). Однако спустя 300 лет «вырос город над Томью рекой и как сердце могучее бьется», Томск сделался центром просвещения, «тяжелые таежные были» ушли в прошлое, все больше становится в городе света, простора и жизни, настало время вершить великие дела.

Несколько отвлекаясь от основной темы данной статьи, упомянем также 300-летие Дома Романовых, официальные торжества в честь которого прошли по всей стране, в том числе и в сибирских городах. Следуя сценарному шаблону государственного праздника, жители Томска устроили в честь юбилея ряд стандартных коммеморативных мероприятий: торжественное заседание городской Думы, молебен в честь Романовых, поставили спектакли «Жизнь за Царя», «Козьма Минин» и «Костромские леса», которые прошли на сценах коммерческого и общественного собраний, а также в бесплатной библиотеке [30. Л. 96 об. - 96 а]. В этих коммеморациях не звучало сибирской темы. Однако, выразив верноподданнические чувства к государю и царствующей династии, вознеся в честь Романовых «горячие молитвы», гласные Думы решили вернуться к вопросам социального развития Томска, инициировав открытие в городе к памятной дате приюта для 100 детей и преобразование прогимназии в женскую гимназию [30. Л. 147]. Символично, что к юбилею Дома Романовых был создан памятный сувенир - «вечный календарь» - металлическая коробочка с передвижным численником, который распространялся, в частности, среди городской администрации Томска. «Вечность» календаря отражала оптимистичную идею «вечности» царствования Романовых, которые волей судьбы уже через четыре года навсегда потеряли власть [30. Л. 134-136]. Однако стандарты празднований юбилеев, сложившиеся в имперский период, пережили Дом Романовых. Не прекратились и попытки сибиряков артикулировать местные социально-политические проблемы в ходе празднования региональных юбилеев, хотя в 1920-1940-х гг. эти попытки были уже не столь явными.

Очередное 300-летие в Сибири пришлось на 1928 г., когда отмечался юбилей Красноярска. Если юбилейные торжества, готовившиеся в Томске, были инициированы политическим силами, настроенными оппозиционно по отношению к государственной власти, то коммеморативные мероприятия в Красноярске, проводившиеся общественными организациями совместно с местными партийными органами, были логично встроены в систему советских политических праздников - памятных дат, центральное место среди которых занимали Октябрьские торжества. 7 ноября - главный праздник страны, во второй половине 1920-х гг. служил, прежде всего, пропаганде идеи значительных достижений социально-экономического и культурного развития страны за короткий период после Октябрьской революции и Гражданской войны. Постановление Октябрьской комиссии при президиуме ЦИК СССР, принятое в 1927 г. (в год 10-летия Октября), содержало формулировку главной цели торжеств: «Юбилей должен подвести итоги достижениям, чтобы с еще большей уверенностью продолжить дело, начатое в Октябре 1917 г.» [31. Л. 16]. В официальных коммеморациях, связанных с годовщинами Октября, дореволюционное прошлое страны преподносилось преимущественно в мрачных красках, контрастных тем, которые использовались для описания жизни обновленного советского общества. При этом к концу 1920-х гг. прежде значительный интерес ком- мемораторов к событиям военно-революционной истории на местах был заметно погашен. Однако юбилейные торжества в Красноярске противостояли процессу вытеснения сюжетов местной истории общесоветскими сюжетами из системы официальных праздничных коммемораций. Смысловым ядром праздника было разностороннее и интенсивное развитие этого города, ставшее возможным в результате социалистической революции и героической борьбы местных деятелей подполья с «колчаковщиной». При этом дореволюционное прошлое города не очернялось так, как в дни Октябрьских торжеств. Местная интеллигенция, принимавшая активное участие в мероприятиях, широко растиражировала во многом привлекательные образы «красноярской старины».

В организации праздника были задействованы местное отделение Географического общества и Общество врачей, существовавшее с 1885 г. Безусловно, к участию в торжествах привлекались музейщики и краеведы. Важно учитывать, что в Красноярске, как и в Томске, еще до революции сложились устойчивые краеведческие традиции. В 1889 г. был основан музей Приенисейского края, ставший центром краеведения. К началу 1920-х гг. в его запасниках хранилось 1932 предмета, связанных с историей Красноярска [32. Л. 29 об.]. Существовавший отдел «Старый Красноярск», которым с 1920 г. руководил сын священника, историк, филолог и педагог, окончивший еще до революции Петербургский университет, В.А. Смирнов, продолжал пополняться за счет дарителей, представленных как учреждениями, так и частными лицами. Среди них была и дочь выдающегося русского художника, уроженца Красноярска В.И. Сурикова - О.В. Кончаловская. Отдел был представлен планами города и усадеб разных лет, реконструкциями старинных построек, предметами раритетной мебели, посуды, утвари. В музее хранились коллекции костюмов, среди которых имелись артефакты XVIII в., предметов туалета, музыкальных инструментов и прочих редкостей [33. Л. 11]. Здесь сохранилась коллекция портретов городских голов и чиновников дореформенного суда. Музейщики отмечали «заботливое и внимательное отношение граждан к задачам отдела старого Красноярска» [Там же. Л. 21]. Вообще, в конце 1920-х гг. музейные работники Сибири активно занимались городским краеведением, нацеленным на выяснение специфики и деталей местной истории. Их интересовали своеобразие организации городского пространства, старинная архитектура, местные легенды, мемуары горожан. Не составляли исключения и красноярцы во главе с историком В.А. Смирновым, следовавшие этой общей тенденции. Уже в 1930 г. ценностные установки музейщиков, сложившиеся до революции, будут осуждены Первым Всероссийским музейным съездом как «буржуазные». Однако в год юбилея Красноярска краеведческие изыскания в духе дореволюционных устремлений еще были возможны и востребованы как местными властями, так и жителями города.

Нельзя не обратить внимания на историческую преемственность в подготовке празднований юбилеев Томска и Красноярска. Как и в случае с 300-летием Томска, устроители красноярских торжеств приняли решение сделать празднества всенародными, организовать сбор исторических артефактов (зарисовок старинных зданий, предметов быта, записей преданий и устных рассказов о прошлой жизни города), привлечь к празднику внимание учащихся, заинтересовать их краеведением. Повторился и дореволюционный опыт подготовки к празднику юбилейных книжных изданий. Так, планировалось составить трехтомник «История Красноярска» и начать выпуск ежемесячного журнала «Приенисейский край: человек и природа» как приложения к газете «Красноярский рабочий». Однако эти проекты не удалось реализовать. Там не менее к юбилейной дате красноярские краеведы во главе с профессором В.П. Косованским опубликовали несколько брошюр, посвященных истории города [22, 23]. В конце ноября 1928 г. краеведческий музей При- енисейского края анонсировал юбилейную выставку. Согласно газетному сообщению она включала два зала, посвященные истории города в XVII-XVIII вв. и «мещанскую комнату» конца XVIII - начала XIX в. Ежедневная газета «Красноярский рабочий» приглашала жителей города посмотреть на редкие экспонаты: полотенце из коллекции М.В. Красноженовой, которому насчитывалось 137 лет, столетний диван и кресло есаула Ф.Ф. Спиридонова, «с которого Суриков рисовал Суворова», любопытный старинный шкаф со слюдяными стеклами. Показательно, что о военно-революционной части экспозиции музейщики ничего не сообщали, сделав акцент на «красноярской старине», которая очевидно репрезентировалась «с любованием», в духе аксиологических установок дореволюционного краеведения [34]. Показательно, что к 300-летию Красноярска музей получил от Главнауки 35 тыс. руб., которые были израсходованы на реконструкцию здания и оформление интерьеров. Очередное сибирское трехсотлетие, как и до революции, помогло красноярской интеллигенции добиться заметных результатов в развитии инфраструктуры местной культурной жизни [35].

Порядок торжественных мероприятий в Красноярске во многом повторял сценарии Октябрьских торжеств, отталкивавшихся, в свою очередь, от дореволюционного опыта. Поэтому праздник выглядел вполне советским. С 30 ноября по 8 декабря в клубах читались лекции по истории города. Акцентировалась тема революционного движения в Красноярске. Аналогично 6 ноября устраивались вечера воспоминаний на предприятиях, в учреждениях и клубах. 1 декабря в 10 часов во всех школах города прошли юбилейные утренники, занятия в этот день отменялись. Как и 7 ноября, на площади Просвещения, которая переименовывалась в «Площадь 300-летия», была устроена демонстрация. В ней приняли участие представители профсоюзов, военные и учащиеся. Демонстранты несли плакаты с изображениями исторических сюжетов, посвященных Красноярску, - туземцев, казаков, людей XVIII в. и декабристов. Показательно, что эти фигуры памяти повторяли коммеморативный образный ряд, использовавшийся и при подготовке юбилейных торжеств в Томске [36. Л. 17]. В 19 часов того же дня состоялось традиционное торжественное заседание горсовета. В его ходе прозвучали доклады о 300-летней истории Красноярска, а также о революционном движении в городе [37. Л. 88]. Слово было предоставлено историку и краеведу В.А. Смирнову. Заседание завершилось инсценировкой на историческую тему, образно представлявшей основание Красноярска, бунт служилых людей Красноярского острога против воеводы (1698 г.), город 100 лет назад, эпизоды революционной истории. Вечером горожане могли посмотреть народные концерты на улицах, украшенных иллюминацией.

2 декабря в 11 часов состоялось торжественное «прибитие» мемориальных досок в Дубенском переулке (прежде переулок Парижской коммуны), которому вернули историческое название в честь основателя города Андрея Дубенского, и на улице Трехсотлетия Красноярска. В 12 часов открылась выставка по истории города в музее Приенисейского края. Фактически она репрезентировала прошлое города не только до, но и после Октябрьской революции. Раскрывались и сюжеты местной революционной истории. 3 декабря в 19 часов началось праздничное заседание местного отделения Географического общества совместно с другими научными организациями. На мероприятие пришли и многочисленные рабочие [Там же. Л. 88-89]. В очередном докладе В.А. Смирнова угадывались коммеморативные мотивы, знакомые нам по празднованиям предыдущих сибирских трехсотлетий. Так, акцентировался героизм покорителей Сибири, боровшихся с минусинскими киргизами, отмечалось, что в первые 200 лет своего существования Красноярск почти не рос, был лишь административным центром, практически не имея промышленного и торгового значения. Из важных событий прошлого выделялись бунт 1698 г. против воевод, строительство железной дороги на территории Красноярья и открытие школ. Другие докладчики раскрывали основные события из истории подпольной борьбы с «колчаковщиной» и имена павших в этой борьбе героев, вспоминали открытие медицинских учреждений в дореволюционном Красноярске усилиями Общества врачей, призывали изучать историю края и заниматься краеведением, объясняя это пользой для развития края, в частности для актуальных задач индустриализации [38].

В 1943 г. отмечалось 50-летие Новосибирска. За два с половиной года войны Новосибирск окреп как промышленный центр. Руководители оборонных предприятий - новая региональная элита, от которой существенно зависели военные успехи страны, - наработали значительный авторитет. Их нахождение на руководящих постах стало более устойчивым, нежели в период Большого террора. Не все предприятия действительно справлялись с грандиозными планами, однако производственные успехи, достигнутые тяжелым неустанным трудом, вызывали гордость у местных руководителей отрасли, которая нашла выражение в официальной праздничной риторике, связанной с локальным юбилеем. Одновременно реалии повседневной жизни рабочих, трудившихся на оборонных предприятиях города, были плачевны. Люди жаловались на недоедание, переутомление и низкие заработки [39. Л. 187]. Стимуляция трудовых подвигов осуществлялась в опоре на строжайшую дисциплину и агрессивную пропаганду. Далеко не все труженики с оптимизмом смотрели в будущее и были готовы брать на себя обязательства по перевыполнению производственных планов. Поэтому поводом для пропаганды помощи фронту становилось любое сколько-нибудь значимое события. Так, местные власти обратили внимание на 50-летний юбилей Новосибирска.

Пропаганда военных лет в Сибири была нацелена главным образом на стимуляцию патриотизма и мобилизацию тружеников тыла совершать производственные подвиги в помощь фронту. Этим общим задачам отвечала политика памяти, нашедшая отражение в юбилейных торжествах, посвященных 50-летию города. Праздничные коммеморации репрезентировали Новосибирск в качестве «города, созданного советской властью, как политический и индустриальный центр». При этом упускалось из вида очевидное обстоятельство - то, что оборонные предприятия эвакуировались за Урал вынужденно, и лишь поэтому промышленный рост города превышал планы мирного времени. Не обращалось внимания и на тяжелейшие бытовые условия жизни трудящихся, на их недовольство [40. Л. 6]. Пропаганда прославляла рабочий класс, «кующий победу» и город Новосибирск как эту самую «кузницу-крепость». 7 ноября секретарь Новосибирского обкома ВКП(б) М.В. Кулагин, почтил в своей речи, произнесенной на торжественном заседании горкома партии, героев, павших на фронтах Великой Отечественной войны, а после этого воздал хвалу Новосибирску. Он отметил, что за время войны в городе были построены десятки новых заводов, появилась даже электропромышленность, которой никогда не было в Сибири [41]. Приходится признать, что именно в 1943 г. родилась политизированная позитивная оценка роли войны в истории Новосибирска, которая укоренилась в историографии последующих лет и в коллективной памяти новосибирцев. В те годы мысль о войне как о двигателе прогресса должны была воодушевлять истощенное тяжелым трудом население на преодоление сегодняшних тяжелых условий жизни и труда как временных и укреплять веру в Победу.

В свете задач пропаганды военного периода концептуально изменились официальные репрезентации истории сибирских городов. В 1920-1930-х гг. их дореволюционное прошлое изображалось в официальных коммеморациях преимущественно мрачным и бесперспективным. Исключение составляли отдельные музейные репрезентации 1920-х гг., основанные на ценностных установках дореволюционного краеведения, «любовавшегося милой, ускользающей стариной». Публицистика, напротив, обычно акцентировала дореволюционные сюжеты из истории городов Сибири, связанные с каторгой, социальнополитическими контрастами и противоречиями, изображала сибирские города как захолустные, неблагоустроенные, культурно отсталые. Так, еще в 1935 г. очерк по истории Новосибирска, приводившийся в справочнике по городу, содержал крайне неприглядный образ дореволюционного Новониколаевска (с 1926 г. Новосибирска) - города-«убожества»: «Город одноэтажных деревянных домиков, случайно разбросанных в мелких, рассчитанных а уездный городок кварталах, - вот общая картина досоветского Новосибирска» [42. С. 353].

К 50-летию Новосибирска в газете «Советская Сибирь» был опубликован очерк известного журналиста и писателя С.Е. Кожевникова под заголовком «Город на Оби» [43]. О прошлом сибирских городов автор очерка говорил по-новому, с любовью, в героикопатриотическом тоне: «Тюмень, Тобольск, Нарым, Томск - по улицам этих городов мы ходим как по страницам истории, здесь следы наших предков, здесь первая наша слава». Особая, восторженная любовь выражалась к Новосибирску: «Страстно любим мы Новосибирск! Мы восхищаемся в Новосибирске великой творческой силой русского народа». Воздавалась хвала и новосибирцу, Герою Советского Союза А.И. Покрышкину. В начале этого произведения дореволюционная история подчеркнуто героизировалась через рассказ о покорителях Сибири. Заметно, что данный сюжет отражает уже сложившуюся ком- меморативную тенденцию, связанную с подготовкой к юбилеям сибирских городов. Героические образы казаков появлялись и ранее как в томских, так и в красноярских коммеморациях. Однако если в прежних коммеморативных репрезентациях начало прогрессивного развития региона связывалось преимущественно с Октябрьской революцией, то теперь фиксировалась свежая мысль: «И вот в сонную Сибирь, в таежную глухомань вдруг ворвался гудок», который издавал поезд, ехавший по Транссибирской магистрали. Сава Кожевников использовал прием стилизации текста под эпос, а также былинные образы («Обь-матушка», «город-богатырь», «каменные пояса домов»). В его трактовке Новосибирск еще до революции олицетворял тип нового русского города, «вольный» и «самочинный», его появление якобы открывало новую страницу в истории Сибири: «Отсюда, с каменистых обских берегов пошла Сибирь на просторы новой жизни». Едва ли эта мысль отвечала тем оценкам, которые до революции давали сибиряки маленькому Новониколаевску и перспективам его развития. В 1920-х гг. Новосибирску как столице Сибири уже предписывались особые качества, якобы присущие этому городу изначально: «Новониколаевск символизировал конец былой Сибири примитивного хозяйства, Сибири Московского тракта, гужа, верблюда». В исторической публицистике 1920-х гг. Но- вониколаевск предстает, прежде всего, как центр коммерции, история которого началась с базара [44. С. 167]. Но С.Е. Кожевников совершенно игнорирует эту мысль. По его словам, Новосибирск советский «взял на свои плечи богатства и дары огромной социалистической Сибири», стал крупным индустриальным и логистическим центром, самым большим, самым величественным городом региона. Автор очерка сформулировал понимание роли Новосибирска в борьбе за победу в Великой Отечественной войне, отвечавшую официальной позиции местных властей: «Здесь в глубине страны, на берегу многоводной Оби создана и работает крепость огромной несокрушимой силы».