Земельно-правовые отношения на Северном Кавказе в первой половине XIX в

Размещено на http://www.Allbest.Ru/

Размещено на http://www.Allbest.Ru/

Размещено на http://www.Allbest.Ru/

Земельно-правовые отношения на Северном Кавказе в первой половине XIX века

В первой половине XIX в. на Северном Кавказе заметно углубился процесс феодализации. Дальнейшее развитие получили социальные отношения, обострилась классовая борьба.

Основными формами землевладения и землепользования в первой половине XIX в. были феодальное землевладение, частнособственническая крестьянская земля и общинное землевладение, которые в свою очередь разделялись на несколько видов.

Феодальное землевладение и землепользование

В описываемое время у всех народов Северного Кавказа значительная часть используемых земель находилась в собственности феодалов. Причем, если в равнинной части в собственности феодалов сосредоточились в основном пахотная земля и отчасти зимние пастбища, в горных регионах преобладала крупная феодальная собственность на летние пастбища. В Кабарде, Карачае, Балкарии и феодальных владениях Дагестана большая часть земельного фонда являлась собственностью крупных феодалов. В 40-х годах XIX в. в Кабарде из 660 с лишним тыс. дес. земли более половины земли составляли принадлежности княжеских и дворянских фамилий. Тринадцать феодальных фамилий Балкарии имели в своей собственности 1/3 всех пахотных и сенокосных земель. 54 карачаевских фамилий владели 26 тыс. дес. лучшей земли. 10 княжеским фамилиям Засулакской Кумыкии Дагестана принадлежало в общей сложности более 400 тыс. дес. Крупные массивы пахотной земли и зимние пастбища принадлежали шамхалу Тарковскому. Кроме того, разновидностью недвижимой частной феодальной собственности, приносившей ренту шамхалу, были рыбные промыслы, соляные озера, нефтяные колодцы и другое. Весь Терекемейский участок Нижнего Кайтага, т.е. земли 11 селений, были принадлежностью уцмия Кайтага. В его собственности находились также пахотные земли и 13 зимних пастбищ-кутанов. Кроме пахотных участков, в собственности хана Казикумухского была 41 пастбищная гора. Почти из 8 тыс. дес. земель, принадлежавших аварским ханам, более 2,5 тыс. составляли пастбища и сенокосы.

Крупная частная феодальная собственность на землю в первой половине XIX в. существовала в двух основных формах - коллективно-родственной (т.е. фамильной) и индивидуальной.

Согласно адатам кабардинцев, вся земля принадлежал, кшт.ям. Поэтому в конце XVIII - первой половине XIX в. вся территория Кабарда, фактически была поделена между шестью княжескими фамилиями. Первостепенные уздени (уорки) Кабарды Анзоровы, Куденетовы, Тембиевы и некоторые другие, как и князья, имели собственные фамильные земли. В рассматриваемое время фамильный принцип владения землей постепенно уступает место частносемейному принципу владения. В 30-х годах XIX в. из 48 княжеских участков 32 находились и индивидуальном владении, а из 171 узденского участка - 80 были в индивидуальной собственности.

В Балкарии, Карачае, Северной Осетии, Чечено-Ингушетии, Дагестане также сохранился принцип фамильной феодальной собственности на землю. В. Балкарии двум таубиям Урусбиевым принадлежало 60 дес. пахотной и сенокосной земли на правах фамильной собственности. В Карачае феодальная собственность на землю, особенно на зимние пастбища, как и в Балкарии, складывалась как фамильная. К середине XIX в. почти все лучшие земли Карачая принадлежали бийским фамилиям.

Принцип фамильного землевладения довольно прочно держался на протяжении первой половины XIX в. и Северной Осетии и Чечено-Ингушетии. В Северной Осетии крупными феодальными владельцами выступали Тугановы, Еспевы, Дударовы, Карабугаевы и др. Три семейства Дударовых владели тремя селениями: Балта, Чми, Ларс, находящимися недалеко от крепости Владикавказ. Как и в Осетии, в Чечне и Ингушетии отдельные фамилии при переселении на равнину не лишались фамильной собственности на земельные участки в горах.

Несмотря на то, что в равнинной и предгорной частях Дагестана феодальные отношения были более развиты, все же и здесь существовала фамильная собственность как особенность феодального землевладения, хотя в рассматриваемое время она уже уступала семей индивидуальной собственности. На Кумыкской плоскости члены каждой княжеской фамилии совместно владели своими потомственными владениями. Но постепенно образовывались и единоличные владения. Если в начале XIX в. «деревня Костековская принадлежит одной владельческой фамилии -- семи братьям...», то к началу 60-х годов XIX в. земли костековских князей Хамзаевых были разделены между семью братьями на семь частей.

Наряду с князьями беки также владели землей по принципу феодальной собственности. Получив по наследству или по дарению земли, беки становились полновластными хозяевами и могли распоряжаться ими по своему усмотрению. Один из кайтагских беков в своем владении имел 16 деревень. Значительными земельными угодьями владели беки шамхальства Тарковского, ханств Аварского, Казикумухского и др. Бекские земли имелись не только в феодальных владениях Дагестана, но и в союзах сельских обществ.

Анализ имеющихся источников показывает, что к 40-м годам XIX в. у многих народов Северного Кавказа доминирующее положение стала занимать частносемейная собственность на землю, которая являлась переходной ступенью от фамильной собственности к индивидуальной. Несмотря на существование фамильной собственности на землю и па то, что формально землей распоряжалась вся фамилия (что ограничивало продажу и дарение земель), все же в первой половине XIX в широкое распространение получает передача земли феодалам в наследство пропажа ее и дарение. Царское правительство делало значительные земельные пожалования отдельным местным князьям и дворянам, что естественно, укрепляло крупное феодальное землевладение на Северном Кавказе.

Князья Бековнчи-Черкасские, например, получили в 1824 г. грамоту, узаконившую их наследственные права на землю в Малой Кабарде в размере 100 тыс. дес. Осетинские владельцы Тугановы и Дударовы полумили в 1837 г. 25,5 тыс. дес. земли. 13 Дагестане в Кюринском ханстве с 1812 по 1860 г. бекам и приближенным ханов было роздано 15. селений, жители которых до этого не отбывали податей и повинностей, кроме закята. На базе крупной феодальной собственности на землю развились различные формы феодального землепользования, которым соответствовали определенные виды ренты (отработочная, продуктовая, денежная).

Поселение безземельных крестьян-переселенцев или пленных на земле феодала и, следовательно, постоянное пользование его землей как единственным средством производства вели в большинстве случаев к их закрепощению. Таково было положение теркемейцев, поселившихся на землях уцмия и шамхала. Таким же путем продолжала пополняться особая группа крепостных - чагаров. Подобная форма землепользования становилась основой взимания тяжелой отработочной и продуктовой рент.

Более распространенной была кабальная аренда земель феодала (чаще всего угодий) крестьянами-общинниками. Хотя земля феодала в этом случае не являлась единственным источником существования крестьян, тем не менее постоянная аренда ставила крестьян в зависимое положение от феодалов-землевладельцев. Чаще всего она реализовалась в уплате феодалу податей (т. е. продуктовой ренты), иногда - в отработках, которые большей частью маскировались под общинную взаимопомощь (особенно если данный феодал номинально был членом общины данного селения).

Разновидностью кабальной аренды была сезонная сдача феодалами летних или зимних пастбищ для выпаса их скота. В этом случае не обязательно складывались какие-то постоянные формы зависимости общинников от владельца пастбищ, однако последний использовал свои феодальные права, взимая ренту со скота.

В первой половине XIX в. ежегодный доход шамхала с пастбищ составлял около 43,5 тыс. руб., а казикумухского хана - более 2,5 тыс. овец в год.

Вакуфное землевладение

Особой формой феодального землевладения, существовавшей главным образом в Дагестане, была вакуфная собственность на землю, т.е. земельная собственность мечетей. Источником образования вакуфных земель, как и ранее, были завещания, пожертвования со стороны верующих, которые передавали в собственность мечетей пахотные, сенокосные, пастбищные земли. Вакуфная собственность была распространена в двух видах. К первому виду принадлежали земли, бывшие в непосредственном распоряжении мечетей, которые сдавали их в аренду отдельным лицам. Ко второму виду относились земли, которые оставались в пользовании наследника дарителя, и он обязан был вносить в мечеть определенную завещателем долю урожая или продуктов животноводства. Мусульманское духовенство в Дагестане фактически полностью распоряжалось вакуфными землями, и весь доход, получаемый с вакуфных земель, естественно, шел в пользу духовенства.

Частновладельческие крестьянские земли («мюлъки»)

В ряде районов Северного Кавказа наряду с крупными феодальными землевладениями имелись в большинстве случаев небольшие земельные участки, находившиеся в собственности крестьян, так называемые мюльки. Крестьянская индивидуальная семенная в предгорных и горных районах Дагестана, Чечни, Ингушетии, Осетии, Балкарии, Карачая и Адыгеи. В частной собственности у крестьян аварской группы народностей Дагестана было 672980 дес. (из 672980 дес.). Аналогичная картина была и у соседних народов». Согласно традиционному обычному праву, па Северном Кавказе тот, кто привел никому ранее не принадлежавший участок земли состояние, пригодное для интенсивного хозяйственного пользования (очистил от кустарника, леса, камней, выровнял, террасировал и т.д.), становился его владельцем. Поэтому индивидуально-семейная собственность в первую очередь распространяется на пахотные и покосные участки. За владельцами признавалось право продажи, передачи и дарения участка. Однако это право почти на всем Северном Кавказе в первой половине XIX в. было ограничено правом преимущественной продажи родственникам, соседям и односельчанам.

Однако размеры частновладельческих крестьянских земель не были равны. Выделившиеся из общей массы свободного крестьянства уздени владели пахотными землями, садами, покосами, пастбищами - землями, по своим размерам приближающимися к феодальному землевладению. Земельные участки основной массы крестьян в итоге наступления феодалов и феодализирующейся верхушки постепенно сокращались.

Формы общинного землевладения и землепользования. Общинная собственность на землю продолжала существовать в различных видах и в первой половине XIX в. В аварских, даргинских, лезгинских союзах сельских обществ в Горной Чечне и Ингушетии общинный уклад, в том числе и система правовых норм (включавших и земельно-правовые отношения), получил новое развитие, отчасти трансформировался в соответствии с новым, более высоким уровнем феодальных отношений на Северном Кавказе, но в основном сохранил характер, соответствующий независимым территориальным (соседским) общинам. Относительно слабым было и проникновение феодальных норм в систему земельно-правовых отношений в Балкарии, Карачае, у дигорских и татаурских осетин, а также у осетин, переселившихся на равнину, и в Куртатинском и Алагирском обществах, так называемых демократических обществах адыгов. Напротив, в большинстве плоскостных и предгорных районов - в Кабарде, Кумыки, шамхальствах Тарковском, Аварском, Казикумухском, Мехтулинском, Дербентском, в равнинной части Табасарана и Кайтага, так называемых аристократических адыгских обществах феодальные нормы стали основой системы земельно-правовых отношений - общинные же нормы сохранились в ней лишь постольку, поскольку могли быть приспособлены к феодальным принципам землевладения. Однако во всех перечисленных случаях общинные формы собственности, как и прежде, демонстрировали свою живучесть, стойкость и способность приспособиться к новому социально-экономическому содержанию.

В первой половине XIX в. у народов Северного Кавказа можно выделить ряд форм общинной собственности на землю; собственность ряда обществ и феодалов, объединенных принадлежностью к данному народу и традиционными политическими связями, наиболее заметно представлена на Центральном Кавказе.

Накануне реформы в Кабарде были общинные земли которые формально считались принадлежавшими всему населению. Но по существу, эти участки земли были уже поделены. Наряду с рядовыми общинниками в качестве членов общины этими землями владели князья и другие землевладельцы, т.е. эти земли находились как бы в коллективном собственности крестьян. Первоначально они периодически подвергались переделу, но в 50-х годах XIX в. такие переделы прекратились. Живые следы такой же формы общего владения землей сохранились и у даргинцев. Так, равнина у с. Бургимак-махи считалась общей собственностью восьми союзов даргинских общин. Пастбищной горой шамхала 3 месяца в год пользовалась Губденская сельская община, а остальное время - Акушиусгий, Цудахарский, Мекегинский и другие союзы сельских обществ.

Землепользование регулировалось нормами адата - обычного права, - хотя существовали ц различные толкования земельно-правовых норм у отдельных народностей, отражавшие специфические особенности владения землей у отдельных обществ одного и того же народа. В Кабарде, Адыгее и на равнине Черкесии крестьяне, сидевшие на феодальных землях, пользовались ею на общинном праве. Феодал, формально являвшийся членом общины, выбирал для себя один из крайних и лучших участков, остальные участки (паи) распределялись по жребию, причем первый «плуг» получал землю рядом с владельцем деревни. Чтобы получить пай, крестьянам надо было составить полный «плуг», т.е. 8 пар быков с необходимой прислугой. Одни давали пару быков, другие две пары и т.д. После окончания пахоты плужные паи делились на части. Хозяева двух быков получали одну часть, хозяева четырех быков - две части и т.д. Такой порядок землепользования отвечал, прежде всего, интересам тех слоев населения, которые имели средства для обработки земли, и свидетельствовал о расслоении сельской (территориальной) общины. Участие владельца в переделе земли указывает лишь на то, что феодалы экономически и юридически еще не окончательно оторвались от общины. Это является одним из проявлений сложного переплета территориально-общинных и феодальных отношений.

Сенокосные участки делились в зависимости от количества скота, имеющегося в каждом хозяйстве, причем переделы возобновлялись каждые 20-30 лет. Кроме того, кабардинские князья и первостепенные уздени могли распоряжаться всеми излишками земель, оставшихся после раздела, а у закубанских адыгов князья при переделах получали одну треть и даже больше всех пахотных и пастбищных земель данной общины. Все это говорит о том, что совместная собственность на землю феодалов и союзов сельских общин фактически превратилась в фикцию. Еще глубже этот процесс зашел в Дагестане.

Другой формой земельной собственности, встречающейся чуть ли не у всех народов Северного Кавказа, является собственность, принадлежащая всем джамаатам союза сельских общин. Следует, однако, отметить, что общая собственность двух или нескольких селений па общий участок земли не всегда сопровождалась их политическим союзом. Предметом общей собственности нескольких селений чаще всего бывали пастбищные, лесные, реже - сенокосные угодья. Однако иногда это могло быть и озеро для добычи соли.

Третья форма - собственность сельской общины (джамаата) на земли данного селения была наиболее распространенным видом общинной собственности. Ее предметом могли быть все категории хозяйственно-используемых земель: пахотные участки, сенокосы, пастбища, леса. В равнинных и отчасти предгорных районах Северного Кавказа, в частности в Кабарде, Черкесии, Адыгее, плоскостной части Северной Осетии. Чечни и Дагестана, общинной собственностью большей частью были все вышеперечисленные категории, причем в ряде мест пахотные и сенокосные земли подлежали периодическому переделу между общинниками, находясь в их индивидуальном пользовании, что соответствует типу земельно-правовых отношений в земледельческой общине.

В Балкарип, Карачае, горной части Северной Осетии, в предгорном и нагорном Дагестане пахотные земли и отчасти сенокосные (иногда даже пастбищные) угодья, напротив, находились в индивидуальной собственности отдельных семей. Однако при разборе системы земельно-правовых отношений в общинах перечисленных районов нетрудно обнаружить наличие и там часто общинных норм собственности. Во-первых, это собственность общины на пастбища и леса. Если учесть, что именно скотоводство было ведущим хозяйственным занятием в экономике горной зоны, то очевидной становится и важность в земельно-правовой системе горной части Северного Кавказа именно общинных норм, регулирующих владение пастбищами. Во-вторых, почти повсеместно существовавшее право преимущественной покупки продаваемого участка родственниками и односельчанами продающего, а нередко и прямое запрещение продавать землю не члену данной общины приводили к эффективному контролю последней над земельным фондом общины.

И, наконец, четвертая форма собственности на землю - это так называемая семейная общинная - на пастбищные и лесные участки, на сенокосы. В первой половине XIX в. эта форма земельной собственности встречается в основном в горной части Северо-Восточного Кавказа. На пахотные земли она распространяется лишь в единичных случаях, общее ведение тухумного хозяйства почти не встречается, составляющие тухум семьи все чаще переходят к индивидуальному пользованию тухумными угодьями. Все это говорит о том, что этот вид земельной собственности, как и сама семейная община, уже обнаруживает признаки упадка.

Из всего сказанного видно, что у народов Северного Кавказа в первой половине XIX в. общинное землевладение, хотя и смогло устоять и приспособиться к новым условиям, было заметно потеснено частными формами земельной собственности. Одновременно происходили упадок коллективно-родственных форм землевладения, а также усиление индивидуальных форм землепользования.

Частное крестьянское землевладение в основном сохранило свои позиции в горной части Северного Кавказа.

Феодальное землевладение значительно расширяется за счет захвата общинных земель; происходит разложение коллективно-родственных форм владения вотчиной - в итоге частная собственность на землю становится главенствующей формой феодального землевладения; указанным процессам активно способствуют мероприятия кавказской администрации и усиливающееся влияние имперских земельно-правовых норм; феодальная собственность на основную часть земельного фонда приводит к широкому распространению кабальных форм землепользования и возрастанию феодальной ренты всех видов.

В целом земельно-правовые отношения у горцев Северного Кавказа отличались сложностью и в различных частях имели свои специфические особенности. Это было связано с тем, что по своему развитию народы Северного Кавказа находились на разных ступенях общественно-политического развития.

Социальная структура горских народов

Сложным земельно-правовым отношением соответствовала и социальная структура горских народов, отличавшаяся особой, большой пестротой. Незавершенность процесса феодализации и стойкость общинных отношений наложили свой отпечаток на классовую структуру горских обществ. Не везде еще сложилась феодально-иерархическая лестница, присущая обществам с развитыми феодальными отношениями. В социальной структуре горцев Северного Кавказа продолжали играть существенную роль независимые сельские общины и союзы общин. Однако процесс становления двух основных антагонистических классов - феодалов и крестьян - в первой половине XIX в. получил дальнейшее развитие.

Класс феодалов. Господствующий класс феодалов составляли шамхалы, нуцалы, майсумы, уцмии, ханы, беки, бии, чанки, сала-уздени - у пародов Дагестана; пши (князья), уорки (дворяне) четырех степеней - у адыгских народов; ахы, маршани (князья), агмисты (дворяне) двух ступеней - у абазин; мурзы, султаны (князья), кайбаши, асламбеки (дворяне) - у ногайцев; таубии и бии (князья) -у балкарцев и карачаевцев; алдары и баделяты - у осетин; элли, холдайи - у чеченцев и ингушей. К господствующему классу относилось и местное мусульманское духовенство.

Феодальная верхушка горских обществ составляла незначительную часть населения, но в руках ее была сосредоточена большая часть народного богатства - земли и скота, что давало возможность эксплуатировать крестьянские массы этих обществ.

По своему социально-правовому и имущественному положению класс феодалов у горских народов не был однородным. Во владениях равнинного и предгорного Дагестана высшее положение в иерархии общества занимали шамхалы, уцмии, а в нагорной части - ханы. В своих владениях они пользовались неограниченными правами и привилегиями, их воля являлась законом. Такими же правами пользовались и старшие князья, которых называли биями. На звание шамхала, уцмия, майсума могли претендовать только самые старшие представители княжеского рода по прямой линии.

Следующий разряд класса феодалов в Дагестане представляли беки. Они несли вассальную службу, собирали по требованию феодальных владельцев ополчение, командовали им во время похода, состояли в свите феодального владетеля. В своих владениях беки вольны были взимать штрафы и другие поборы, разбирать спорные дела между крестьянами, наказывать преступников.

У кумыков беки подразделялись на две категории: «потомственные» (сюда относились потомки шамхалов и карачи-беки) и «пожалованные». В отличие от первых последние получали звание беков в награду за военные и другие заслуги.

Беками считались только дети ханов и беков от равного брака. Этот порядок строго соблюдался, так как только такие беки могли претендовать на шамхальство, уцмийство, ханство, а также на наследство своих родителей. Сыновья, рожденные от бека и женщин небийского происхождения, не имели всех тех прав, какими пользовались их отцы, и назывались чайками. Подобно бекам, чанки также несли вассальную службу у ханов, шамхалов и уцмиев. Они владели землями, полученными по наследству в виде «чанка-пая» еще при жизни отца.

Отдельную группу сословия феодалов, среднюю прослойку ее, составляли так называемые уздени, именуемые в русских источниках первостепенными узденями. Они находились в вассальных отношениях к владетелям, сохраняя, однако, свои экономические и общественные права. Сала-уздени владели большими площадями земель, а также крестьянами и рабами. Ряды этого узденства пополнялись пожалованными дружинниками из чисела крестьян. Сала-уздени преимущественно (а беки и чанки - нередко) считались членами общины того селения, в котором они жили. Но при периодических переделах общинных земель или совместно используемых с другими общинами угодий такие феодалы, реализуя свое сословное преимущество, получали от 2 до 8 паев земли, в то время как все остальные члены общины получали по одному паю.

Среднюю прослойку в феодальной иерархии Аварии занимали нуцал-чи. Они были связаны происхождением с нуцальскнм домом, глава которого являлся аварским ханом. Первоначально нуцалы использовали представителен дальних ветвей своего рода или потомков от неравных браков в качестве вассалов, которым давались различные военные и государственные поручения. Часть их поселяли в зависимых землях, где они становились опорой аварского хана, проводниками его политики. В рассматриваемый период нуцалчи как на территории Аварского ханства, так и за его пределами сохраняли статус привилегированного сословия.

Не менее сложной феодальная иерархия зависимости была у адыгов, которые и в первой половине XIX в. делились на две группы: «аристократические» (кабардинцы, бесленеевцы, темиргоевцы, махошевцы, мамхеговцы, бжедухи, катукаевцы, егерукаевцы, жанеевцы, адимиевцы) и «демократические» (абадзехи, шапсуги, натухайцы). Различие это, наблюдаемое с конца XVIII в., заключалось главным образом в их политическом управлении. В то время как «аристократические» управлялись князьями (поэтому-то их нередко и называют «княжескими владениями»), так называемые «демократические племена», как правило, управлялись «выборными» старшинами.

В обществах с «княжескими владениями» наблюдалось более четкое классовое деление, особенно у кабардинцев. Сложный характер носила классовая структура у адыгов второй группы, где еще сильны были пережитки общинного устройства. У этой группы адыгов произошла некоторая перегруппировка эксплуататорской верхушки, в состав которой вошла новая феодальная прослойка в лице общинной знати - старшин и богатых крестьян. Последние, как и общинная знать, владели землею, крепостными крестьянами и рабами.

Верхушку господствующего класса у адыгских народов составляли пши (князья), которые пользовались большими правами и привилегиями, играли важную политическую роль в пределах своего владения.

В адыгском адате говорится, что пши «почитается владельцем покровительствуемых им аулов и земель, им принадлежащих, обязан их оберегать и защищать».

Личность князя бека неприкосновенна не только для его подданных, но и для всех адыгов. Адат сурово наказывал крестьян за покушение на личность князя и феодальную собственность. Малейшее оскорбление пши влекло за собой тяжелое возмездие.

Титул князя был наследственный и присваивался только по праву рождения. Поэтому в брачных делах князья строго охраняли «чистоту крови». Княжеские звания передавались от отца всем детям, рожденным от равных браков. Дети от неравных браков считались уже не «чистокровными» пши, атак называемыми тума, не имевшими одинаковых прав с детьми, рожденными от равного брака. Но и урожденная княжна не должна была вступать в неравный брак и не могла передавать княжеское звание ни мужу, ни детям. Детей своих князья не воспитывали дома, а отдавали в семью одного из вассальных дворян (аталычество). Воспитатель (аталык) должен был вырастить ребенка до совершеннолетия и затем, богато снарядив его, отослать к отцу.

Такое положение, как пши у адыгов, занимали аха и маршани - у абазин, мурзы и султаны - у ногайцев, таубии и они - у балкарцев и карачаевцев.

Основой экономического могущества горских князей были, прежде всего, земля, узурпированная ими из общественных земель, и большое число крупного и мелкого рогатого скота. Только один кабардинский князь Бекович-Черкасский владел землями в количестве около 100 тыс. дес.; в хозяйстве его работали 4611 крепостных и феодально-зависимых крестьян Таким же богатством отличались абазинские князья Лоовы, карачаевские бии Крымшамхаловы, ногайские мурзы Тугановы, Мансуровы п др. Доходной статьей для князей была также ежегодная дань, собираемая с подданных, взыскание пошлины за торговлю в пределах их владений, всевозможные штрафы, налагаемые на членов сельских обществ за нарушение адатных норм.

Основная часть феодального класса у адыгов, абазин и ногайцев состояла из дворян разных степеней. Близкое к князьям положение занимали высшие слон дворянства: у адыгов--тлекотлеши, у абазин - амиста-ду. Как и князья, они владели землями на вотчинном праве, имели свои аулы, которые по своему желанию могли переносить из одного места в другое, в пределах принадлежащей им земли. Во время войны тлекотлеши во главе уорков своего аула подчинялись князю, оказывая ему личные услуги, сопровождая его также при дальних поездках. Тлекотлеши пользовались правом раздачи земель уоркам и свободному населению. Уорки несли за это определенную службу, выполняя такие же вассальные обязанности, как и по отношению к князьям.

Промежуточное положение между высшим и низшим дворянством у адыгов занимали уоркн второй степени - деженуго. Лица этого сословия имели несколько меньшую власть, чем тлекотлеши, но владели также на правах собственности землей и имели вассалов уорков, зависимых крестьян и рабов. К середине XIX в. тлекотлеши и деженуго у кабардинцев по своему сословному значению в основное уравнялись.

К следующему сословию феодальной верхушки относилось среднее и мелкое дворянство: у адыгов - беслан-уорки третьей степени и уорк-шаутлугусы четвертой степени, у абазин -- агмиста, у ногайцев - капбаши и асламбеки. В отличие от крупных феодалов эти категории не обладали земельной собственностью, а имели только право владения на участки, полученные в качестве лена от своих сюзеренов, так называемый уорк-тын. Кроме земли, в качестве лена мог быть дан и скот.

Получение «уорк-тына», известного в русских источниках под названием «узденекой дани», было единственным, что по обычному праву связывало уорка с его сюзереном, которому уорк как свободный человек служил по своему выбору и добровольному соглашению. «Узденская дань» обычно жаловалась «навечно» и ставила в вассальную зависимость от сюзерена и его потомков или наследников не только того уорка, который его получил, но и его прямых потомков. При ссоре с сюзереном, если тот посягал на честь жены или дочери уорка, или в другом аналогичном случае уорк мог оставить своего сюзерена и перейти к другому.

Но при этом он должен был вернуть владельцу «уорк-тын» данные ему земли и скот.

Феодальные сословия у адыгов, абазин и ногайцев были замкнутыми. Права дворянства передавались только по наследству, а для женщин, кроме того,- путем брака.

В чеченском и ингушском обществах классовые отношения были выражены менее четко. Процессу феодализации здесь, особенно в нагорной части, препятствовали стойкие пережитки в виде общинных форм собственности, семейной общины и других институтов. Устойчивости существующих порядков также способствовали естественногеографические условия. В высокогорных местах и глубоких ущельях горной полосы не могло сложиться крупное поместное хозяйство, там не было обширных пахотных земель для широкого применения труда крепостных крестьян. Дальнейшему развитию классовых отношений в нагорной Чечено-Ингушетии помешало также переселение значительного числа чеченцев и ингушей на плоскость.

Сравнительно быстрее развивались социальные отношения среди чеченцев и ингушей, живущих на плоскости. Уже в конце XVIII -- начале XIX в. в междуречье Сунжи и Терека появляются селения, основанные чеченскими феодалами: Ногай-мирзой, Чуликовыми,

Чермоевыми и другими, которые оставили и горах «родовые» земли в своей собственности. Горцы-крестьяне, переселившиеся на плоскостные земли, попадали в феодальную зависимость как от «своих» феодалов, так и соседних кабардинских, кумыкских и других князей. Среди пришлых кабардинских феодалов выделялись князья Малой Кабарды - Бековичи-Черкасские. В первой половине XIX в. на территории подвластной им Чечни и Ингушетии имелись 400 зависимых крепостных крестьян, которые отбывали натуральную ренту и работали в хозяйстве своего господина.

Феодальная верхушка у чеченцев и ингушей состояла из почетных старшин и богатых узденей, известных родовых фамилий. Привилегированная верхушка пополнялась и за счет пришлых феодалов, а с 40-х годов XIX в. и наибов Шамиля. Известно, что в 1846 г., после похода Шамиля в Кабарду, в Чечню бежало 37 кабардинских князей и дворян, из которых князь Магомет - мирза Анзоров был назначен наибом Малой Чечни.

Особую группу господствующего класса у горских народов составляло духовенство. В Дагестане оно составляло привилегированную касту, жившую, как и феодалы, за счет угнетения народных масс. Высшее духовенство, кроме доходов от своих мюльков, пользовалось доходами вакуфных земель. Оно распоряжалось также значительной частью «закята» - налога, получаемого от верующих в размере десятой части их урожая, соответствующего количеству крупного и мелкого скота, и другими доходами и пожертвованиями. Само духовенство никаких налогов и повинностей в пользу феодальных правителей не несло.

Несколько своеобразным было положение мусульманского духовенства кабардинцев - адыгов, карачаевцев, абазин, ногайцев, балкарцев, части осетин, чеченцев и ингушей. Здесь духовенство составляло сравнительно немногочисленную прослойку. Несколько более многочисленным было духовенство в Чечне и Кабарде. Духовенство пополнялось за счет выходцев из разных сословий: в духовное звание шли иногда дворяне, чаще свободные крестьяне, порою и крепостные. Последние в этом случае получали свободу. Как и в Дагестане, духовенство здесь считалось свободным сословием и не несло никаких повинностей. «Все лица духовного сословия пользуются совершенною свободою, - говорится в адатах, Никто из них не обязан никому данью».

Доходы духовенства складывались в основном из приношений и платы за религиозные требы (обрезание, совершение свадебного обряда. похороны и т.д.). «Из всего избытка хлеба и скота ежегодно отделяется десятая часть по закону Магомета и разделяется на 3 части: одна аульному эфенди, другая - всем муллам, а третья - нищим»,- сказано в адатах. Кабардинские и балкарские крестьяне обязаны были также вносить ежегодно 50 коп. сер. для главного кадия. Кроме того, с каждого дома отдавалось зимою эфенди по барану и по одному стогу сена, дров по одному вьюку на ишака и летом и по барану. Доходной статьей для духовенства был также суд (по шариату), так как штраф за проступки шел в пользу духовных судей - кадиев.

Класс крестьянства. Как и феодалы, крестьянство у горских народов делилось на ряд категорий, существенно отличавшихся друг от друга имущественным н правовым положением, степенью зависимости от господствующего класса, размерами и содержанием выполняемых в его пользу натуральных и трудовых повинностей. Основная масса горского крестьянства состояла из феодально-зависимых, но лично свободных крестьян: уздени - у дагестанцев, карачаевцев и ногайцев; тльхукотли - у адыгов; анхаю - у абазин; каракиш - у балкарцев; адамихаты и фароаглаги - у осетин. К категории лично свободных крестьян относились азаты - вольноотпущенники, бывшие крепостные крестьяне и рабы.

Наиболее многочисленный слой лично свободных крестьян был в нагорной части Дагестана, Адыгеи. Черкеснн. Карачая, Чечни. Ингушетии и Осетии. Здесь крестьянство, в отличие от равнинной части, пользовалось относительной свободой, формально они считались равными между собой, но фактически нередко были зависимы от феодалов.

Лично свободные крестьяне не представляли однородной массы; по степени зависимости от феодалов они подразделялись, в свою очередь, на ряд категорий. В Кумыкии были две категории: догерек-уздени (круглые уздени) и азат-уздени (вольноотпущенники). Догерек-уздени, не имея собственной земли, должны были работать на землях феодалов, платить им подати и нести в их пользу повинности. Юридически за ними признавалось право свободного перехода от одного феодала к другому, не это было связано с лишением узденя части имущества. Если кто- либо из узденей уходил добровольно к другому феодалу, то он должен был оставить своему прежнему владельцу в неприкосновенном виде все свое недвижимое имущество - дом, хозяйственные постройки и т.д. Феодалы не имели права наказывать своих узденей, но могли изгнать их со своей земли, лишив ранее предоставленного им имущества. Правовое и имущественное положение княжеских узденей в значительной степени зависело от ранга владетеля, вассалами которого они были.

Аналогичным было положение узденей и в других частях плоскостного Дагестана, хотя с некоторыми локальными особенностями в их положении.

Следующую категорию узденей составляли азаты, основным источником происхождения которых были освобожденные крепостные крестьяне-чагары и рабы. Феодал мог отпускать своих рабов или чагаров на свободу за деньги или на каком-нибудь другом условии. Порой отпускались на волю ii торговые люди. Однако освободившиеся еще надолго сохраняли отношения подчиненности к семье бывших господ.

Освобожденный азат, даже приобретший земельную собственность, не мог вступить в разряд второстепенных узденей, лишь его потомки в четвертом поколении переходили в сословие простых узденей. В своей основной массе азаты были безземельными и жили на землях. Принадлежащих князьям или первостепенным узденям - сала-узденям, на известных условиях.

В нагорной части Дагестана - Аварии, Даргинии, Верхнем Кайтаге и Табасаране, в верхнем течении Самура - наиболее многочисленный слой крестьянского населения составляли уздени, которые считались равными между собой.

Здесь не произошло деление узденей на группы, хотя и были уздени, находившиеся на службе у ханов и владевшие землей на правах бенефиции, а также выделившаяся из основной массы крестьян разбогатевшая аульская верхушка. Из этой категории шло формирование группы мелких феодалов. Ко второй категории относились формально лично свободные уздени, владевшие небольшими мюльками, но фактически зависимые от феодалов.

Почти на всей указанной территории существовали союзы сельских общин («вольных обществ»).

Однако, как отмечалось выше, члены этих союзов сельских общин не были социально равны. Наиболее очевидным проявлением этого является продолжающееся обособление общинной верхушки, расширение п закрепление ее узурпированных привилегий. Прежде всего, это относится к должностным лицам союзов сельских общин. Постепенно выборные высшие должности союза стали наследственными (Акуша-Дарго, Рутул) или привилегией какого-то определенного тухума (Андалял, Ахтыпара, Кутур-кюре и др.). Пользуясь своим привилегированным положением, верхушка союзов накапливает в своих руках огромные материальные средства. По далеко неполным данным, акушинскнй кадий владел 425 дес. земли в одном только Гимринском магале. Примечательно, что кавказская администрация рассматривала подобных представителей союзов сельских общин наравне с феодалами. Это выражалось в том, что им установлено было одинаковое жалованье, как и феодальным владетелям. Акушинскому кадию, например, выдавалось жалованье в размере 500 руб. сер. в год.

В сельских общинах носителями тех же тенденций чаще всего выступает сельская верхушка -- должностные лица (чухби, къарти), власть которых все более утрачивала выборный характер. В сельских общинах имели привилегии не только отдельные лица, но и «знатные» родовитые тухумы, тайпы, сильные семьи. Они фактически определяли и внутреннюю политику общин, имели преимущества в пользовании общинными земельными угодьями.

В ряде союзов сельских общин ведущую роль играло одно из селений или группа селений (Акуша - в Акуша-Дарго, Ахты - в Ахты-пара и т.д.). И пользуясь своим положением, главные селения держали в своем подчинении жителей, входящих в союз джамаатов. К тому же жители селения Ахты имели право на пахту (вроде русских кормлений) от остальных 11 селений союза с тем ограничением, что число ахтынских «гостей» не должно было превышать 50 человек в одном селении. Некоторые ученые пахту называют повинностью. Само собой понятно, что пахтой более всего пользовались знатные и влиятельные жители Ахты. Это те же старшины-богатеи и так называемые бахтичары (удальцы) - выходцы из влиятельных тухумов, таких, как Кабанияр, Сирияр и др.

Имущественное неравенство давало общинной верхушке возможность эксплуатировать рядовых общинников (ростовщичество кабальные ссуды и др.).

На другом полюсе - общины группировались ее неполноправные члены. стоявшие в социальном и имущественном отношении ниже основной массы общинников. К таковым относились в некоторых общинах «пришлые» сельчане, а также лаги - военнопленные и их потомки, жившие на положении рабов или вольноотпущенников.

Обедневший общинник юридически не терял своих прав. Однако если бедность или другие причины (бегство от междоусобицы, мести и т.п.) заставляли его переходить в другую общину, а там его не принимали в члены какого-либо тухума, то он оказывался в неполноправном положении. Если же таких лиц в данной общине оказывалось много, они объединялись в тухум, но при этом оставались на второстепенном положении. Военнопленные становились главным образом рабами захватившего или купившего их общинника. Однако они или их потомки могли получить свободу. При этом им предлагали тут же покинуть общину. Ввиду отсутствия у них всяких прожиточных средств, это оказывалось для них невыполнимо - тогда им предлагалось остаться в общине на положении полноправных ее членов, при этом они получали минимум средств для поддержания жизни (участок земли, инвентарь).

В ряде мест Северного Кавказа ликвидация в процессе социальной борьбы многих феодальных привилегий, а зачастую и их носителей, привела к освобождению зависимых общин от феодального гнета или ослаблению феодальной эксплуатации.

Адыгские тфокотли (вольные земледельцы), составлявшие более половины всего населения, разделялись на две категории и отличались друг от друга степенью зависимости от феодалов. У абадзехов, шапсугов, натухайцев тфокотли находились в меньшей зависимости от феодалов и формально они считались равными между собой, лично свободными крестьянами. Но поскольку основная масса тфокотлей адыгских обществ по своему социальному положению являлась крестьянством, она, естественно, находилась в известной личной зависимости от князей и дворян, точно так же, как она должна была выполнять и различные повинности в пользу феодалов.

Князья и дворяне «для пахания земли, жатвы хлеба п сенокошения, а иногда для рубки п вывозки леса используют (наряду со своими крепостными) и свободный простой народ покровительствуемых ими аулов», сказано в адатах. Продолжительность этой повинности в адатах определялась формально максимум тремя днями в год, но на деле, когда владелец считал нужным, тфокотли привлекались к работе вновь. После уборки хлеба с тфокотля взималось владельцем «восемь и более мерок проса». Кроме того, они платили владельцу по одному ягненку от каждых 100 голов овец и по одному улью от каждых 10 пчелосемей. За промен леса, масла, орехов и груш на меновых дворах тфокотли платили владельцу часть вымененного товара. При разделе имущества между братьями тфокотль «обязан был дать владельцу столько волов, сколько дворов или дымов» состояло в одном семействе. При выдаче замуж дочери тфокотль отдавал владельцу пару волов.

Повинности тфокотлей первоначально выступали в виде «даров», «подношений», дани и носили эпизодический характер. Со временем они становились регулярными и возрастающими, что сближало их с отработочной и продуктовой рентой.

Все же повинности тфокотлей не успели стать фиксированной рентой, что говорит о незавершенности феодализма у адыгов. Там же, где феодальные отношения достигли более высокого развития, как у адыгов с ««княжескими владениями», особенно у кабардинцев, процесс разложения тфокотлей проходил ускоренно. Основная часть тфокотлей этой группы к началу XIX в. уже оказалась в феодально-крепостнической зависимости. У адыгов другой группы этот процесс проходил более замедленно. Но при всем этом отчетливо вырисовывается имущественное неравенство в среде тфокотлей. Разбогатевшая часть тфокотлей по своему экономическому и политическому положению оказалась близко стоящей к феодальной верхушке. Другая часть - основная масса тфокотлей - беднела и постепенно попадала в феодальную зависимость, пополняя ряды крепостных крестьян. Особенно отчетливо это видно на примере Кабарды первой половины XIX в.

К категории лично свободных крестьян также относятся азаты, которые выкупали себе свободу или же были отпущены на волю самими владельцами, чтобы, как это было принято повсеместно на Северном Кавказе, «заслужить спасение души освобождением раба». Став лично свободными, но не имея никаких средств производства, азаты оказывались экономически зависимыми от своих бывших владельцев. Предоставление крестьянам свободы было сопряжено с определенными условиями, «состоявшими в том, чтобы жить там, где господин будет находиться, с различными маловажными обязанностями» ^2;. Оставаясь зависимым от своего владельца, азат получал от него на время участок земли для обработки, что постепенно вызывало «вторичное прикрепление к земле». Располагая при жизни имуществом свободно, азат, однако, не имел права завещать его по своему усмотрению, и оно переходило по наследству бывшему владельцу. Такое положение владелец оправдывал тем, что родственники азата были крестьянами, и имущество крестьянское, как и они сами, принадлежало ему.

Высокий процент юридически не закрепощенного крестьянства имел место и в других горских обществах. В карачаевском обществе, например, уздени составляли более 60% населения. Сословие узденей включало в себя как родовых крестьян-общинников, постепенно закабаляемых феодалами, так и незнатную верхушку, которая по своему экономическому и политическому положению почти не отличалась от феодального класса. В таком же положении находились уздени у ногайцев, анхаю - у абазин, каракши - у балкарцев, адамихаты и фарсаглаги - у осетин.

Дигорские адамихаты («подобие людей») составляли значительную группу крестьян. Они обязаны были нести натуральную, а в предгорьях также и отработочную повинности своему господину.

Будучи лично свободными, адамихаты пользовались правом перехода от одного феодала к другому, но при этом оставляли владельцу свое имущество. В случае смерти адампхата, не имевшего наследников мужского пола, феодалу доставалось не только его имущество, но в услужение к нему переходили жена и дочери крестьянина.

Тагаурские фарсаглаги («живущие сбоку») также составляли самую многочисленную прослойку крестьян этого общества. Не имея собственных земель, они жили на землях феодалов, неся некоторые повинности. Фарсаглаги во время праздников, свадеб, похорон и т.д. делали подарки натурой, а также сопровождали своих феодалов во время поездок в гости. В случае переселения фарсаглага в другое село жилые и хозяйственные постройки его переходили в собственность феодала. Последний мог прогнать фарсаглага, если тот не выполнял своих обязанностей. В то же время феодалы оказывали им покровительство и защиту

В категорию крепостных крестьян входили: чагары и раяты - у народов Дагестана; оги, лагунахыты, пшигли - у адыгов; лыги - у абазин; джоллукулы - у ногайцев; чагары или кулы - у балкарцев; альгюлю кулы - у карачаевцев; кумаяги и кавдасары - у осетин. Русские источники называли их общим именем «правые», или «обрядовые холопы», так как права и обязанности их были зафиксированы адатом.

Крепостные крестьяне находились в полной личной и поземельном зависимости от феодалов. Они не имели никаких прав на землю, им отведенную, и при отчуждении этой земли владельцем могли сохранить за собой только то имущество, которое было приобретено ими лично. «Крепостные люди, хотя пользуются приобретенным им скотом и другим имуществом, но владелец их вправе оное от них отобрать и употребить в свою пользу»,- сказано в адатах адыгов. При продаже или выкупе крестьянина все его имущество оставалось у владельца и могло быть выкуплено лишь за особую плату. Полной собственностью крестьянина считался только свадебный подарок его жены.

Купля и продажа крепостного крестьянина не у всех горцев была одинаковой, условия были различны и специфически своеобразны. По адату адыгов, крепостные крестьяне считались наследственной и вечной собственностью владельца, который мог продать крестьянина, отдать его в качестве платы за кровь или калым. Ни заслуги, ни побеги не освобождали, как правило, крепостного от власти владельца. Сколько бы лет ни скрывался крестьянин, права владельца на него не уменьшались. В прошениях феодалов «о розыске холопов, бежавших от своих хозяев» владельцы требовали возвращения крестьян, бежавших 10 и более лет тому назад.

В осетинском обществе было несколько иное положение. По обычному праву феодал не мог продавать крепостного крестьянина, но с каждым поколением положение кумаягов и кавдасаров ухудшалось, и многие из них превратились в домашних рабов. Категорию кумаягов в Дигории составляли незаконнорожденные дети феодалов и их потомки. Они либо жили при усадьбе феодала, выполняя работы во дворе и в поле, либо имели небольшое самостоятельное хозяйство и несли разные повинности. Кавдасары являлись наиболее угнетенной и бесправной прослойкой крестьян в Тагаурии. «Кавдасар - говорится в адатах,- обязан жить там, где прикажет его владелец, и исправлять работы, от него назначенные». В случае смерти феодала кавдасары могли отделиться от его потомков.

Дагестанские раяты и балкарские ясакчи формально считались лично свободными, но фактически положение их не отличалось от положения крепостных крестьян. Ясакчи, например, за обрабатываемую землю платили таубию в зависимости от ее количества от 2 до 9 мешков зерна и год. За покосную и пастбищную землю они платили скотом. С весны и до зимы ясакчи обязаны были давать владельцу корову для доения или взамен ее двух баранов, или же 4 руб. сер. Для продовольствия косарей в период сенокоса каждый двор ясакчи обязан был дать своему владельцу одну овцу или же 2 рубля. Если владелец строил дом, то ясакчи предоставляли пару быков для перевозки леса. Каждый ясакчи уплачивал феодалу по 10 руб., если он не в состоянии был купить безобрядного холопа. Крепостные крестьяне у адыгов делились на два основных разряда, из которых один назывался огами, а другой лагунапытами (у кабардинцев) или пшитлями (у всех остальных адыгов). Термин «пшитль», буквально означающий «княжеский человек», употреблялся также для обозначения крепостного крестьянина вообще.

Пшитли являлись полной наследственной и вечной собственностью владельцев, имели свое имущество, семью и вели хозяйство. Однако имущественные права пшитлей были значительно ограничены: без ведома владельцев они не могли продать или дарить что-либо из своего имущества. Пшитли жили на землях владельцев, в пользу них он» и несли определенные виды повинностей. При выполнении барщины пшитли обязаны были вспахать на каждую пару быков по четыре загона (около 4 дес.), произвести посев, жатву и молотьбу.

После уборки урожая пшптли отдавали духовенству одну десятую часть полученного хлеба. Затем отделялись семена и продовольствие табунщикам, пчеловодам и другим работникам, непосредственно не занятым н полеводстве. Кроме того, пшитли отдавали владельцу от каждого десятка скота и овец по одной голове, от каждых десяти ульев - одну пчелосемью.

Новой формой ренты, появившейся и развивавшейся в первой половине XIX в., была денежная. Две трети всех денег, заработанных на стороне, пшитли должны были отдавать своему владельцу. Постройка зимних и летних кошей, их ремонт, заготовка сена и топлива, доставка их владельцу, содержание скота и пчел, посадка овощей на огородах и уход за ними - все это также лежало на обязанностях пшитлей.

Системой дефтера (договора) пшитли стремились придать устойчивость сложившимся социальным отношениям и этим оградить себя от произвола и жестокостей владельцев. В свою очередь, владельцы под ширмой договора усиливали эксплуатацию пшитлей. Нарушение одной из сторон условий дефтера порождало сословные разногласия. По мере углубления феодализации общества усиливалась тенденция внутреннего расслоения пшитлей. Некоторые из них, разбогатевшие па торговле, присоединялись к деревенской верхушке, а основная масса разорялась и пополняла армию деревенской бедноты.