Международные отношения и политика России на Северном Кавказе в 30-40-х годах XIX в.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Международные отношения и политика России на Северном Кавказе в 30-40-х годах XIX в.

После Адриапопольского мира упрочение позиций России на Северном Кавказе в основном стало делом внутренней политики. Насаждение военно-административной власти царизма сопровождалось усилением гнета местных феодалов над горским населением. Особенностью этого процесса в 30-х годах XIX в. стало соединение сопротивления царизму с подъемом антифеодального движения против местной знати среди горцев Чечни п нагорного Дагестана, что придало движению небывалый размах и силу. Международная обстановка -- политика Османской империи и Англии - также оказывала влияние на ход событий, особенно на Северо-Западном побережье Кавказа, куда проникали османские контрабандисты и английские агенты, подстрекавшие горцев к сопротивлению.

Царское правительство следовало уже намеченному во время войны 1828--1829 гг. курсу на сохранение Османской империи п в 30-х годах не имело против нее агрессивных планов (которые по инерции приписываются политике России западными историками даже в тех случаях, когда этого не было) ¹. Особый комитет, созданный царем в 1829 г., подробно обосновал мнение Николая I и гр. К. В. Нессельроде² о том, что для России соседство ослабевшей Османской империи выгоднее, чем ее распад пли раздел, которыми воспользовались бы прежде всего сильные и враждебные России государства Западной Европы.

На политику России большое влияние оказало польское восстание 1830 г. Даже после его подавления царское правительство опасалось ослаблять свои силы на западе империи. В 1833 г. оно заключило конвенции с Австрией и Пруссией о сохранении существующих границ между тремя монархиями и о взаимной поддержке на случай новых революций, если об этом будет просить заинтересованное правительство. Европейские дела затрудняли отправку на Кавказ крупных военных сил, а положение Османской империи становилось все более шатким вследствие освободительной борьбы угнетенных народов и сепаратистских устремлений могущественных мусульманских феодалов, управлявших отдаленными окраинами.

Между тем Восточный вопрос все более обострялся. В 1833 г. власть султана оказалась на краю гибели в результате восстания египетского паши Мехмета-Али. Этот правитель Египта хотел получить в управление Сирию, освободиться от власти султана и основать свое сильное и самостоятельное государство под знаменем ислама. Французское правительство и буржуазия помогали его планам в н и Сирию своему влиянию. Когда в 1833 г. войска Мехмета-Али разгромили султанскую армию в Малой Азии и двинулись на Константинополь, султан Махмуд II обратился за поддержкой к царскому правительству. Только после высадки с кораблей русского флота десанта в 14 тыс чел. в Ункяр-Искелесси (у входа в Босфор на азиатском побережье) Мехмету-Алн пришлось вернуть свою армию и признать свою неудачу. Номинально он остался в зависимости от султана, но, получив Сирию и другие владения, сохранил фактическую самостоятельность и продолжал строить планы создания новой великой мусульманской державы, способной поднять престиж ислама и распространить свое влияние даже на Кавказ, куда эмиссары его стали проникать через Иран.

С Россией Османская империя заключила Ункяр-Искелессийский договор (1833 г.), по условиям которого царь обещал оказывать султану помощь в случае новой опасности, а султан дал обязательство закрыть Дарданелльский пролив для военных кораблей всех других держав. Срок действия договора - 7 лет ³. Дружба и союз с Османской империей укрепляли престиж и влияние России, расширяли свободу действий для реакционной политики царизма в Западной Европе, гарантировали свободу русской торговли через Черноморские проливы и не допускали высадки десанта западных держав на Черноморском побережье ⁴ В дополнение к этому в сентябре 1833 г. в Мюнхенгреце между Австрией и Россией была подписана конвенция, по которой обе стороны обязались противодействовать замыслам египетского паши и сохранять статус-кво в отношении Османской империи. Николай I опасался ее распада и захвата проливов Англией: «Не могу, - писал он,- допустить другим завладеть Царь-градом» ⁵.

Но Черноморское побережье Северного Кавказа оставалось уязвимым. Положение там осложняла попытка османских эмиссаров и контрабандистов помешать утверждению России на побережье между Анапою и Поти. Царское командование сразу после войны пыталось занять войсками опорные пункты приморской полосы, создать там цепь береговых укреплений и распространить военно-административную власть на адыгские народы, по встретило отпор и потерпело неудачу, а повеления Николая I П. Ф. Паскевичу иметь в виду «усмирение навсегда горских народов пли истребление непокорных» ⁶ натолкнулись на серьезные препятствия. Дело шло медленно, хотя с 1834 г. политика царизма на Северо-Западном Кавказе заметно активизировалась.

Османские эмиссары действовали среди горцев подстрекательствами и ложными обещаниями. В 1830 г. они распускали слухи в Абхазии о скором прибытии султанских войск и возвращении пм Анапы, Сухум-кале и Поти. С южного берега Черного моря тайно привозилось оружие и боеприпасы. Множество плоскодонных маленьких судов контрабандистов снаряжались между Трапезундом п Синопом. Эти «кочермы» пробирались вблизи самого берега к скрытым причалам в устьях небольших рек Северо-Западного Кавказа, выгружали соль, железо, свинец, серу, порох, английское оружие и «красные товары» и ежегодно вывозили с Кавказа множество невольников, получая огромные барыши ⁸.

После 1829 г. работорговля на побережье была официально запрещена, это затруднило ее, но на деле контрабандисты еще долго продолжали свое дело. Российская миссия в Константинополе следила за контрабандистами и присылала о них много сведений. Порта формально вынуждена была по требованию России запрещать контрабанду, но фактически османские власти поощряли ее и нередко сами в ней участвовали, о чем султанскому правительству было хорошо известно.

Николай I повелел рассматривать османских контрабандистов как пиратов и разбойников, захватывать их суда с оружием и боеприпасами и отводить их в русские порты. С 1832 г. иностранным судам разрешалось заходить только в Анапу и Редут-кале, а в других местах они подлежали конфискации. Заведены были таможни и карантинные правила в связи со случаями чумы в османских владениях. С 1830 г. у восточного берега Черного моря началось крейсерство русских военных кораблей -шхун и корветов, но они глубоко сидели в воде и не могли подходить близко к берегу, где по ночам проплывали суда контрабандистов, оставаясь незамеченными. Только часть их удавалось захватить или уничтожить ¹⁰.

Многие адыгские феодалы, ориентируясь на Османскую империю, побуждали население к вооруженным выступлениям против царизма, помогали тайному ввозу оружия и пороха, продолжали ожидать помощи от Англии, эмиссары которой в 30-х годах часто появлялись и подолгу жили среди горцев ¹¹.

Попытки адыгских феодалов и османской агентуры не допустить утверждения власти России на Черноморском побережье Северо-Западного Кавказа находили поддержку в Англии ¹². Британское правительство не признавало присоединения «Черкесского» побережья к России по Адрианопольскому миру на том основании, что адыги не считали себя зависимыми от Османской империи. Впоследствии К. Маркс отметит, что «Турция не могла уступить России то, чем не владела сама». Но царское правительство следовало отнюдь не принципам народного верховенства, а политике абсолютных монархий и находило Адрианопольскнй трактат вполне достаточным основанием для дальнейшего подчинения адыгов своей власти. Западные капиталистические державы также действовали силой и в Азии и в Африке, не считаясь с местным населением.

Ункяр-Искелессийский договор вызвал в Англии яростные нападки за то, что будто бы Россия навязала Порте свой «протекторат». Британская буржуазия была заинтересована в торговом пути в Иран и в Индию через Проливы, Трапезунд, Эрзерум и Тавриз, и газеты требовали, чтобы путь этот был поставлен под контроль Англии¹⁴. Колониальная политика и англо-русские противоречия на Среднем и Ближнем Востоке принимали широкий размах. В центре внимания британских колониальных кругов было завершение завоевания Индии и попытки подчинения близких к ней стран, в частности Афганистана. В английских газетах и парламенте развернулась шумная кампания о «русской угрозе» Индии и защите от России Ирана и Османской империи как государств, прикрывающих подступы к Британской Индии со стороны России, хотя никаких планов вступления в Индию у России не было, да п не могло быть¹⁵.

Британские памфлеты 30-х годов XIX в. во весь голос распространяли выдумки «о полете российского орла к самому сердцу Британской Индии» и утверждали, что подчинение Польши и «квазипротекторат» России над Турцией -- лишь начало реализации тайных замыслов Петра I, угрожающих британской мощи в Азии ¹⁶. Тогда в Западной Европе широко распространились вымыслы о мнимом «Завещании» Петра Великого с планом захвата Константинополя и завоевания мирового господства ¹⁷ В политической кампании против России принимала участие польская дворянская эмиграция с целью вызвать конфликт западных держав с Россией и заручиться их поддержкой. Но главными вдохновителями неон этой шумихи были британские политические, чиновные и торговые круги, связанные интересами с Индией, Ираном и Османской империей. Немалое внимание уделялось и Кавказу.

Британское посольство в Константинополе стояло за решительную поддержку горцев Северо-Западного Кавказа против России. В 183о г. па пост секретаря британской миссии в Константинополе был назначен фанатичный сторонник этой политики публицист Дэвид Уркварт, известный близостью с польской эмиграцией ¹⁸.

Д. Уркварт видел в Кавказе ворота в Иран и Индию. С ведома и согласия посланника Понсонби он помогал отправке в «Черкесию» пороха и оружия, действиям проникавших туда английских осведомителей, передаче ими писем от Сефер-бея. Английские агенты обманывали горцев ложными обещаниями о присылке от Порты и египетского паши огромного флота и войска и о помощи Англии, составляли от имени «черкесов» разные послания к Порте и британскому королевскому двору. На «Черкесском» побережье бывали и подолгу жили среди адыгов Белл, Лонгворт, Стюарт, Найт и другие английские резиденты, побуждавшие «черкесов» к военным действиям против России. Сначала горцы верили в их посулы, но потом неизменно обманывались в своих надеждах. Занятость Англии колониальной политикой в Индии и в других странах не позволяла ей в 30--40-х годах пойти на серьезный конфликт с Россией.

С согласия Понсонби, с ведома и по меньшей мере с неофициального согласия Пальмерстона Уркварт подготовил отправку к «черкесским берегам» принадлежавшей Д. Беллу шхуны «Виксен» с грузом английского оружия. Целью экспедиции было поставить под вопрос права России на это побережье и спровоцировать конфликт между Англией и Россией. 24(14) ноября 1837 г. российский бриг «Аякс» захватил шхуну «Виксен», самовольно зашедшую в бухту Суджук-кале, но обнаружил на ней лишь контрабандный груз соли. По-видимому, две пушки, которых не досчитались при осмотре судна, оружие и боеприпасы были уже выгружены на берег и увезены в горы, ибо на борту их не оказалось. Шхуна подверглась конфискации за нарушение таможенных и карантинных правил, что вызвало яростные протесты в английской печати и парламенте и призывы отправить британский флот в Черное море. Но Пальмерстон с присущими ему коварством и хитростью не оставил следов своей осведомленности о плавании «Виксена», чтобы в случае провала свалить все на прямых организаторов этой затеи. Британское правительство обошло молчанием вопрос о правах России на берег от Анапы до Поти, но вынуждено было признать законность конфискации шхуны в месте, где были русские корабли и укрепления. Британское посольство в Петербурге подтвердило, что в бухте Суджук-кале действительно находилось русское укрепление с гарнизоном ¹⁹. В то время еще действовал Ункяр-Искелессийский договор, и Англии нелепо было просить султанское разрешение на проход британского флота через Босфор. Уркварт был в ярости, но дело окончилось увольнением его с дипломатической службы²⁰.

Но и после провала авантюры со шхуной «Виксен» действия английских и османских агентов па Северном Кавказе не прекратились. 8,37 г русские консулы доносили, что английские суда подвозили оружие из Константинополя в Трапезунд для переправки его на «Черкесское» побережье. По данным штаба войск Кавказской линии в конце 1-х годов к берегам Черкесии часто причаливали турецкие «кочермы» и «сандалы» со свинцом, порохом, солью и подстрекательскими письма-«шли невольников. Иногда эти суда захватывались русскими кораблями. В горах проживали английские агенты Белл и корреспондент «Морнинг Кроникл» Лонгворт -- они уверяли горцев, что скоро будет нанесен решающий удар могуществу России, и помогали подвозу оружия и пороха из Трапезунда и Самсуна ²¹.

В 1837 г. экономическая слабость России и подстрекательства британской миссии привели к падению русского влияния в Константинополе. В Османскую империю увеличивался ввоз английских товаров, и в 1838 г. был подписан англо-турецкий торговый договор о снижении на них пошлин. Британское правительство давало Порте советы о внутренних преобразованиях. Управление внешними делами Порты было передано в руки враждебных России лиц.

Английских дипломатов занимали не столько «черкесы», сколько назревание нового кризиса Османской империи, снова поставившего на карту ее существование. Опасность для султана и на этот раз исходила из Египта. Египетский паша Мехмед-Али считал, что султан давно уже продался «гяурам» («неверным»), и готовил новый удар по Османской империи с целью объединения и централизации ее владений под властью арабов. На Северо-Восточный Кавказ поступали его прокламации, которыми он «наделял» Шамиля чрезвычайной властью²².

В 1839 г. султан сам поспешил послать войска против мятежного паши, но они были наголову разбиты, и тогда решающую поддержку султану оказала Англия. Британский флот двинулся к берегам Сирии и вынудил Мехмета-Алп отказаться от своих замыслов. Франция поддерживала пашу, но и ей пришлось отступить. В этих условиях возобновление Ункяр- Искелесспйского договора на новый срок стало невозможным. В 1840 г. Россия вынуждена была подписать с Англией, Австрией и Пруссией Лондонскую конвенцию о том, что Османская империя ставится под их совместное покровительство, а Мехмет-Али сохраняет под своим управлением только Египет. Замена союза России с Турцией этим соглашением была крупным поражением политики России на Ближнем Востоке. В 1841 г. Николай I не без труда добился подписания новой Лондонской конвенции пяти великих держав с участием Франции о том, что Черноморские проливы будут закрыты для прохода военных кораблей других государств в Черное море в мирное время, а в условиях войны решение зависело от воли султана. Тем самым Порта получала право в военное время пропускать в Черное море мощные флоты западных держав для нападения на русское побережье. Что правительство и буржуазия Англии менее всего думали о «целостности» Османской империи, показало занятие в 1842 г. Адена британским флотом.

В то время казалось, что Турция -- совсем «больной человек». Николай I, как и многие другие в то время, преувеличивал близость распада Османской империи и обдумывал варианты ее возможного раздела между великими державами. Царь пометил на докладе К. В. Нессельроде: «Константинополь всем, т. е. никому; стража на Босфоре - наша, на Дарданеллах - Англии или Австрии» ²³.

Попытки царя выяснить позицию Англии на случай раздела Османской империи п обсудить это с британским послом Сеймуром натолкнулись на ледяное молчание. Причиной было то, что под видом совместного покровительства великих держав в Константинополе уже взяло верх британское влияние. Английская и французская торговля в османских владениях быстро расширялась, а из Молдавии и Валахии стремительно рос вывоз хлеба в Западную Европу. Военное и торговое значение Черноморских проливов возрастало. Поэтому Великобритания и Франция предпочитали укреплять свои позиции в Османской империи и сближаться с нею против России. Такой курс давал перспективу свободного прохода их флотов в Черное море в случае русско-турецкого столкновения, а это могло серьезно изменить и положение на Кавказе.

В 40-х годах действия английских агентов и османских контрабандистов на Северо-Западном Кавказе продолжались. Против турецких судов, подвозивших оружие и боеприпасы на «Черкесское» побережье, использовались казацкие большие лодки. Они могли вплотную подходить к берегу и даже высаживали десантные группы для уничтожения контрабандистов и освобождения невольников. В 1844 г. было захвачено 12, в 1845 г.- 10 и в следующем году 6 османских судов. С одного из них были освобождены 78 женщин, увозимых для продажи в рабство. В 1847 г. к берегам «Черкесии» послан был английский пароход «Кенгуру» с английским оружием, боеприпасами и отрядом польских эмигрантов²⁴.

В 40-х годах царское командование, как увидим ниже, перешло к системе окружения и сокращения подвластных горцам территорий в Чечни и Дагестане, отрезая горцев от плоскости и лишаи их продовольствия и всего необходимого. Но результаты этой стратегии не могли проявиться сразу, хотя к середине 40-х годов высший подъем горского движения миновал.

Ресурсы имамата в таких условиях возрастать не могли. Собственное производящее хозяйство нагорного Дагестана и Чечни было слабым, а соседние горские селения и сельские общества начинали отходить от движения. Реакционная идеология мюридизма, «газават» (война против «неверных») все более заводили его в тупик.

Первый этап освободительной борьбы народов Северо-Восточного Кавказа (1829-1839)

Социально-экономические, политические и идеологические предпосылки движения горцев Дагестана и Чечни. Вхождение Северного Кавказа и состав России создало благоприятные условия для социально-экономического и культурного развития народов края. Народам Северного

Кавказа более не угрожало нашествие иноземных захватчиков. Стали замирать феодальные междоусобицы и феодальные набеги, крайне тяжело отражавшиеся на положении горского крестьянства, постепенно сокращалась работорговля. Ускоренно стали развиваться экономика и культура. Но все это не решило и не могло решить сложных вопросов классовой борьбы. Более того, классовые противоречия в силу ряда объективных и субъективных причин стали даже обостряться. Отстранив неугодных владетелей от управления и ограничив политическую власть шамхалов, ханов, царские власти оставили, по существу, неприкосновенными почти все существовавшие до этого порядки во внутреннем управлении феодальных владений. Мало того, создавая себе социальную опору, царское правительство поддерживало эксплуататорские интересы местных феодалов, охраняло их привилегии, оказывало им всяческую помощь и поддержку, способствуя тем самым еще большему укреплению феодальных отношений. Кроме единовременных пособий, ценных подарков, почти всей феодальной верхушке были определены «пожизненные пенсии», ежегодное жалованье. Ханам и бекам присваивались высокие офицерские и генеральские звания, они награждались орденами и медалями. Шамхалу Тарковскому было присвоено звание генерала и установлено годовое жалованье в б тыс. руб. Дербентскому хану было положено ежегодно тыс. руб. Уцмию Кайтага было присвоено звание генерал-майора с жатые, руб. в год. Владетель Табасарана получил чин полковника с ежегодным жалованьем в 1500 руб. Казикумухскому и Кюринскому ханам было присвоено звание генерал-майоров с жалованьем в 2 тыс. руб.²⁵

Широко практиковалась раздача земель и пожалование феодалам деревень в управление. Делалось все, чтобы местные феодалы не только сохраняли, но и значительно укрепляли свою власть над крестьянством «За себя и детей своих можешь быть спокойным,-- писал генерал А. П. Ермолов Мехти, шамхалу Тарковскому.- Теперь власть шамхала более будет уважаема, и соседи уразумеют, что значит могущественное покровительство великого государя»²⁶. Проводимой царским правительством покровительственной политикой феодальные верхи воспользовались весьма широко. При политической поддержке самодержавия феодалы усилили наступление на крестьян. По своему усмотрению они стали увеличивать размеры податей и повинностей, «расширили свое собственное хозяйство и через это уменьшали... пространство земель, находившихся до этого в пользовании поселян».

В нагорной части Дагестана, где социальные отношения были менее развиты, феодальная знать стала решительнее наступать на права крестьян-общинников. Факт усиления феодальной эксплуатации в связи с утверждением царизма на Северном Кавказе признавал впоследствии наместник Кавказа, вел. кн. Михаил Павлович. Ханы, обласканные кавказским начальством, писал он, поняли «значение полученных ими актов для ослабления права народа на землю и расширения личного своего права» ²⁸. Уверенные в помощи и поддержке правительства, феодальные владетели стали еще более деспотично обращаться с подвластным населением. Поддерживаемый кавказским командованием, шамхал Тарковский притеснял «своих подвластных, не отдавая никому в том отчета» ²⁹. Не менее жестоко обращались с подвластным населением и другие владетели. Не считаясь ни с чем, они решали дела «как бог на душу положит», выносили самые жестокие приговоры и тут же приводили их в исполнение. Нередки были случаи, когда по одной лишь прихоти хана без суда и следствия людей ссылали во внутренние губернии страны. Усиливающийся феодальный гнет вызвал недовольство народных масс ханами, беками и их покровителями -- царскими властями. «После покорности дагестанских племен,-- писал А. Руновский,-- мы не изменили существенно господствовавшую там вредную систему управления. Установленные там порядки не только не прекратили тиранию владетелей, но п предоставили им власть управлять народами на прежних основаниях, еще укрепили эту власть... Таким образом, горцы, вначале смотревшие на русских как на своих избавителей, увидели себя горько обманутыми» ³⁰. Кроме того, царские власти наложили и на жителей ряда владений и союзов сельских общин Северо-Восточного Кавказа обременительные налоги, что также вызывало недовольство горского крестьянства царской администрацией. Широкие народные массы были возмущены и тем. что при взимании налогов местные власти часто, как это признавала сама кавказская администрация, производили сбор «двойных податей» ³¹. Сверх того, трудящихся горцев принуждали работать на строительстве и расчистке дорог. Они, особенно жители равнинного Дагестана, обязаны были выставлять по требованию коменданта лошадей и подводы для перевозки различных грузов, нести почтовую службу.

Положение жителей осложняло и то, что кавказское командование без особых причин, чаще всего за вину отдельных лиц, применяло блокаду целых районов, запрещало свободный проезд по равнинной части Дагестана, Закавказью и по Северному Кавказу по торговым и другим экономическим, хозяйственным делам. В случае нарушения этого местным властям разрешалось арестовывать прибывших горцев и отбирать привезенные ими товары. Чаще всего оказывались конфискованными изделия домашних промыслов, наплечные бурки, паласы, холодное оружие Армянским и еврейским купцам «под опасением строжайшей ответственности» запрещалось отвозить товары для продажи в горы Дагестана - Эти меры воздействия крайне отрицательно сказывались на хозяйстве жителей горного края. Оценивая значение для жителей нагорного Дагестана, п в частности для Аварии, торговли с соседями, генерал И Ф Паскевич в 1828 г. писал: «Аварцы, будучи народом бедным, терпящим нужду в самых первых потребностях жизни, н будучи окружены, подобно им бедными соседями, не могут доставлять необходимейших для себя вещей иначе», как обменивая «некоторые собственные произведения» с жителями равнин, «без такого обмена и без торговли,- заключал он,- аварцы существовать не могут» ³³. Тем не менее запреты п притеснения продолжались. После 1829 г. Николай I предписал Паскевичу взять твердый курс на подчинение горских народов российской администрации, требовать повиновения и подавлять всякое сопротивление.

Положение трудящихся масс усугубляли произвол, злоупотребление и взяточничество офицеров и чинов кавказской администрации, их невнимание к обычаям, нравам и традициям горцев ³⁴ Поскольку рост феодальной эксплуатации и гнета самодержавия происходил одновременно и в тесной связи с укреплением царской администрации, то антифеодальный протест нередко сливался с антиколонизаторской борьбой. Более того, недовольство гнетом местных феодалов иногда отходило на второй план, уступая первое место национальному движению против политики царизма, тем более что царские власти любое неповиновение горцев феодалам, как и антифеодальные выступления крестьянских масс, тоже расценивали как «бунт» или «измену». II тогда начальники, считая, что «для них настала пора военных реляций, громких подвигов и щедрых наград и других выгод», вели войска в горы и, применяя принцип круговой поруки, жестоко расправлялись с целыми обществами³⁶. Нередко эти походы возглавлял и сам главнокомандующий на Кавказе генерал А. П. Ермолов (см. гл. I). Положение стало еще хуже, когда в 1826 г. главнокомандующим, а затем и наместником на Кавказе стал царский любимец генерал-адъютант И. Ф. Паскевич, который стоял за еще более широкие карательные меры.

В письмах к Паскевичу царь намечал задачу быстрейшим образом осуществить полное «покорение, или истребление непокорных». Но отважное сопротивление горских народов п трудности боевых действий в горах предвещали затяжную войну и требовали присылки новых подкреплений, Паскевич, видимо, понимал нереальность «высочайших» требований, ибо репрессии побуждали горцев к новым выступлениям против царских властей³⁷. Он писал Николаю I, что «жестокости, в частности, умножали ненависть», а «недостаток твердости и решительности в общем плане обнаруживали слабость и недостаток силы» ³⁸.

Попытки царского правительства сразу подчинить горцев своей военно-административной власти провалились. Военное командование прибегало к карательным экспедициям и старалось навязать горцам свои требования. Примером разных условий, «предписываемых покоряющимся горцам», может служить документ от ноября 1836 г. Его пункты включали выдачу аманатов от всех аулов и передачу листов с присягами на верность российскому начальству, обязательство подчиняться российскому приставу, поставлять по его требованию транспортные средства для перевозки грузов и деловых бумаг, давать люден для дорожных работ и всадников для конвоя, избирать кадиев, которые обязаны исполнять распоряжения пристава, выбирать старшину в каждом ауле для утверждения его российскими властями, не укрывать абреков и мюридов, сдать по одному хорошему ружью от каждых 10 саклей и по 2 барана от сакли, а также выдать русских пленных и беглых. Для горцев эти пункты, особенно о сдаче оружия, были неприемлемы.

В первой четверти XIX в. выступления против царизма возглавила часть феодальных владетелей Северо-Восточного Кавказа, из-за чего часть их была отстранена от власти. Но они не сложили оружия, продолжали подымать трудящихся горцев на борьбу с Россией. Недовольны были л другие феодалы: хотя и обласканные кавказской администрацией, они не могли свыкнуться с ограниченном своей политической власти и произвола, хотели вновь стать неограниченными властителями своих владений.

О прошедших временах мечтали особенно те феодалы, которые были организаторами п предводителями феодальных набегов, наживаясь на работорговле. Часть феодалов была озлоблена резким и повелительным обращением с ними кавказской администрации. Недовольно было создавшимся положением и успевшее к этому времени стать как бы над народом разбогатевшее узденство феодальных владений и особенно союзов сельских общин. Но кавказская администрация, как известно, не уравняла «богатеев» узденей с местными феодалами и не распространила на представителей господствующей верхушки союзов сельских общин привилегии, сохраненные ханами и беками. Поэтому-то разбогатевшие уздени таили ненависть и против самодержавия, и против местных феодалов, пользовавшихся благосклонностью правительства.

Оппозиционно было настроено и местное мусульманское духовенство, за исключением духовных лиц, перешедших на службу к царизму. Как известно, мусульманское духовенство на Северо-Восточном Кавказе, и особенно в Дагестане, было многочисленно. В каждом ауле имелись мулла, кади, будун и другие духовные лица. В целом духовенство составляло 2--2,5% населения.

Значение мусульманского духовенства определялось не только его многочисленностью, но главным образом позициями, которые оно занимало в горских обществах. Оно сосредоточило в своих руках духовную, а в ряде мест и светскую власть, как, например, в Табасаране, Акуша- Дарго и других союзах сельских обществ Дагестана и Чечни. В союзах сельских обществ нагорного Дагестана представители местного мусульманского духовенства выполняли роль правителей вместе с «богатея ми» - узденями.

Большая часть мусульманского духовенства была против включения Северного Кавказа в состав России и ориентировалась на мусульманский Восток. Сам факт перехода мусульман под покровительство страны, где государственной религией было христианство (православие), расценивался духовенством как посягательство на его авторитет и влияние. Со временем враждебность духовенства еще более усиливалась, особенно после объявления генерала А. П.

Ермолова в 1819 г. о том, что впредь главный акушинский кадий будет назначаться главнокомандующим на Кавказе.

В 1824 г. Ермолов послал главному кадию Кубы предписание, представляющее краткое руководство по управлению местным мусульманским духовенством.

Мусульманское духовенство, как писал генерал Иаскевич в 1830 г., «утратило выгоды первенствовать в народных делах и решать несогласия между частными лицами посредством произвольных истолкований Корана, ибо власть судная в землях, состоявших под влиянием России, ныне находится на попечении местного нашего начальства, а частью еще в заведении самих владетелей и старших обществ, покровительствуемых правительством нашим» ³⁹. Само собой понятно, что духовенство не только не хотело уступать свои позиции, но и стремилось вернуть утраченные выгоды, вновь упрочить свое положение, а если удастся, и захватить политическую власть, призывая к восстановлению и укреплению норм «шариата» *.

Итак, политикой царизма были недовольны и широкие слои народных масс, горское крестьянство, ремесленники, часть феодалов, разбогатевшая узденская верхушка и большинство мусульманского духовенства. Однако причины недовольства и цели разных социальных слоев горского населения были различны. В то время как широкие народные массы желали освобождения от феодального деспотизма и гнета самодержавия, феодально-клерикальные верхи стремились, используя недовольство народных масс, встать у кормила власти. Феодалы хотели вернуть утраченные позиции, а верхи духовенства, оттесняя феодалов, как «плохих мусульман», стремились установить свое не только духовное, но и политическое преобладание.

Но, как п прежде, недовольство действиями царской администрации п приверженность исламу не означали желания допустить восстановления на Северном Кавказе власти Османской империи пли шахского Ирана, хотя эти державы, а также заинтересованные в ослаблении Росши на Кавказе и Ближнем Востоке западноевропейские государства, п прежде всего Англия, стремились в своих интересах использовать борьбу горцев, подстрекали п поощряли движение горского населения Дагестана и Чечни против царской России.

Вскоре обстановка на Северо-Восточном Кавказе стала такой накаленной, что «для повсеместного выступления,- по словам русского офицера Мочульского, - недоставало только связи между различными обществами» ⁴⁰. В условиях острых классовых и национальных противоречий на рубеже 30-х годов XIX в. широко распространилось движение горцев Дагестана и Чечни под флагом мюридизма. По словам русского военного историка Романовского, мюридизм стал «искрою, брошенною в порох».

*Шариат (араб, шариа, букв.- правильный путь, прямая дорога образ действии) - основанный па Коране свод религиозных этических и правовых предписаний, обязательный для всех мусульман (и суннитов, и шиитов).

Идеология мюридизма не была новым явлением и своими истоками восходила к средневековью, но в 30-50-х годах XIX в. в условиях Северного Кавказа она стала знаменем борьбы с царской администрацией.

Это глубоко понимал великий русский революционный демократ Н. А. Добролюбов, подчеркнувший, что речь идет вовсе не о религиозной войне. «Обыкновенно,-- писал он,-- приписывают этому явлению (мюридизму - авт.) те волнения, которые начались в покорном Дагестане. Но едва ли это справедливо... Скорее самые его успехи следует объяснить враждебностью горцев»⁴² самодержавному режиму. И действительно, существовавшая на Кавказе исстари и мирно уживавшаяся с существующим порядком секта мюридов-мистиков вряд ли могла воспламенить массы горского крестьянства и приобрести политическое значение, если бы не сложились социально-экономические, политические и идеологические причины, толкавшие горцев на борьбу. Как пишет известный кавказовед А. В. Фадеев, идеи мюридизма стали широко распространяться и принимать политическое звучание лишь с того времени, «когда произошло соединение этих идей с массовым движением горцев Северо-Восточного Кавказа. Это движение, основу которого составляло горское крестьянство с его антиколониальным и антифеодальным устремлениями, нарастало давно и независимо от деятельности мюридистских проповедников».

Используя сложившуюся обстановку, «благочестивые тарикатисты» выставили требования: «равенство между мусульманами», «мусульманин никому не должен платить подати», «освобождение магометан из-под власти неверных» и «газават» («священная война») против неверных. Таким образом, глубоко реакционная и фанатичная по своей сути идеология мюридизма смогла на время включить в себя антиколонизаторские и даже антифеодальные призывы. Этим путем клерикалы хотели направить борьбу горцев в нужное им русло, встать у кормила власти, навязать народу свое господство. Однако горское крестьянство воспринимало эти призывы как зов к борьбе за освобождение от всякого насилия и гнета, в том числе от гнета местных феодалов.

Говоря о том, что секта мюридов в связи с обострением классовых и национальных противоречий стала принимать ярко выраженную политическую окраску, необходимо особо подчеркнуть, что часть тарикатистов (послушников секты мюридов) и такой идеолог кавказского мюридизма, как мюршид Джемалэддин Казикумухский, вначале были против активных выступлений и вооруженной борьбы.

Со временем мюриды включились в движение, но не принимали непосредственного участия в вооруженных столкновениях, предпочитая, чтобы за них воевали другие, и делали все, чтобы их не затронули тяготы борьбы.

В движении горцев Дагестана и Чечни первой половины XIX в. принимали участие и так называемые наибские мюриды. В отличие от тарикатистов они не входили в секту мюридов, не считали необходимым участие в «газавате». Достоинствами наибских мюридов считались физическая сила, умение владеть оружием и беспредельная верность наибу, готовность выполнить любое его поручение даже ценою жизни. Однако наибских мюридов было немного. Обычно каждый наиб мог иметь от 5 до 12 мюридов. Следовательно, если не называть всех горцев- крестьян, включившихся в борьбу, мюридами (как иногда поступают некоторые авторы), мюриды, собственно принимавшие участие в движении, составляли незначительное меньшинство. Мюридизм, являясь своеобразной разновидностью ислама, направлял недовольство трудящихся горцев по ложному пути затемнял классовое самосознание горцев, притуплял классовую борьбу: возбуждал ненависть к другим, особенно ко всем христианским, народам вообще, изолировал трудящихся горцев от освободительной борьбы русского и других народов Кавказа и всей России.

Пропитанный воинствующим фанатизмом, кавказский мюридизм являлся реакционной идеологией. Неправильно думать, что идеи мюридизма могли сыграть положительную роль. Нельзя также отождествлять с мюридизмом антифеодальную, антиколонизаторскую борьбу горского крестьянства и тем более считать мюридизм чуть ли не главной причиной, вызвавшей движение горцев Дагестана и Чечни, хотя эта борьба и проходила под знаменем мюридизма. Здесь уместно вспомнить высказывание В. И. Ленина о том, что «выступление политического протеста под религиозной оболочкой есть явление, свойственное всем народам на известной стадии их развития»⁴⁴. Отсюда неправильность мнения о том, что движение горцев Северного Кавказа против политики царизма было чем-то вроде религиозной революции под знаменем мюридизма и шариата.

Движение горцев Дагестана и Чечни 20--50-х годов XIX в. не было однородным по своему классовому составу. В долголетней борьбе горцев Дагестана и Чечни отчетливо видны различные социальные потоки, в нем принимали участие трудящиеся горцы, духовенство, феодализирующаяся верхушка и некоторые феодалы, но основной силой борьбы было горское крестьянство с его антифеодальными устремлениями. Примкнувшие к движению феодалы и феодализирующаяся верхушка взялись за оружие по мотивам, далеким от стремлений народных масс. Феодалы и клерикалы, каждый по-своему, старались в корыстных целях использовать борьбу народных масс для достижения своих заветных целей и стремлений. Все это накладывало свой отпечаток на события и крайне осложняло борьбу горского крестьянства, предопределяло сложность п противоречивость движения горцев Дагестана и Чечни. «...Марксист, -- указывает В. И. Ленин, -- вполне признает историческую законность национальных движений. Но, чтобы это признание не превратилось в апологию национализма, надо, чтобы оно ограничивалось строжайше только тем, что есть прогрессивного в этих движениях... Прогрессивно пробуждение масс от феодальной спячки, их борьба против всякого национального гнета, за суверенность народа, за суверенность нации».

Первый этап движения, его особенности и социальная база (1829-1839). Начальный этап движения горцев Дагестана и Чечни охватывает период с самого начала вооруженной борьбы на Северо-Восточном Кавказе до 1839 г. Характерной чертой этого периода является то, что именно в это время произошло объединение разрозненных стихийных выступлений горского крестьянства в одно антифеодальное, антиколонизаторское движение, облаченное в религиозную оболочку мюрпдизма Исключая отдельные неудачи, движение в то время шло в целом по восходящей линии. Социальной базой этой борьбы начального периода, несмотря на то, что руководителями движения оказались представители духовенства, были крестьянские массы с их извечным стремлением освободиться от сякого гнета. Основные события в этот период развернулись в нагорной части Дагестана - в Аварии, где борьба приняла ярко выраженный антифеодальный характер, в то время как в Закаталах, Чечне на первое место выдвинулась антиколониальная борьба против царских властей. В Кабарде, Осетии выступления трудящихся масс были более открыто направлены против местных феодалов, чем в Дагестане и Чечне. Но и здесь в силу феодальной раздробленности и этнической пестроты выступления крестьян были разобщены.

Первые выступления под знаменем мюридизма обнаружились еще в 20-х годах в Южном Дагестане. В начале 30-х годов XIX в. провозглашенный там мюршидом * мулла Магомед Яраглинский стал призывать к борьбе. Однако ему не удалось поднять народные массы; более того, боясь быть арестованным кюринским Аслан-ханом и выданным царским властям, он вынужден был бежать в нагорный Дагестан, где и оставался до конца жизни. После его смерти мюршпдом был признан Джемалэддин Казикумухский. Однако руководителем вооруженной борьбы стал уроженец аварского селения Гимри Койсубулинского союза сельских общин уздень Магомед.

Провозглашенный имамом ** с титулом «гази» (борец за веру) Гази-Магомед начал свою деятельность с настойчивых призывов к населению отказаться от адатов и повседневно утверждать нормы шариата. Первых успехов он достиг в Салатавском, Койсубулинском и Гумбетовском союзах сельских общин. В конце 1829 г., набрав в этих обществах до 6 тысяч приверженцев, он во главе их выступил против селения Араканы, «где, арестовав кадиев и князей», отказавшихся ему подчиниться, сумел склонить на свою сторону жителей Араканы и «многие деревни Мехтулинского и шамхальского владения» ⁴⁰. После этого Гази-Магомед решил выступить против аварских владетелей. Он рассчитывал на то, что борьба с аварскими ханами и их окружением будет поддержана широкими народными массами, ненавидевшими «своих» феодалов и тяготившимися их управлением, а сам он приобретет популярность борца за народные интересы и социальную справедливость, привлечет к движению новые силы горцев. Тогда в случае победы, уничтожения ханов, ликвидации их власти ему уже более никто не будет мешать стать единовластным хозяином в Аварии.

Весной 1830 г. во главе 8-тысячного отряда Гази-Магомед напал на резиденцию ханов Аварии в селении Хунзах, но потерпел неудачу. В том же 1830 г. шейх Шабан и Гамзат-бек во главе повстанцев из селений Джар, Закаталы, Катех, Мацех и некоторых других населенных пунктов напали на крестьянское селение Новые Закаталы, но успеха не имели. Во время начавшихся переговоров Гамзат-бек был арестован, а отряды повстанцев рассеяны.

В 1831 г. Гази-Магомед, собрав значительные силы, устремился в равнинный Дагестан. Отряд царских войск под командованием генерала Бековнча-Черкасского напал на лагерь Гази- Магомеда в урочище Чумис-кент (близ Темпр-Хан-Шуры), но был разбит. Развивая успех, поддерживаемый народом, Гази-Магомед занял селения Большое Казанище, Параул, где сжег дом владетеля Тарковского, взял с боем Тарки, а 25 мая 1831 г. осадил крепость Бурную, но взять не смог. Более того, под натиском прибывшего на помощь осажденным отряда под командованием генерала Каханова, он отступил от крепости. Но вскоре Гази-Магомед, встречая поддержку населения, двинулся в Северный Дагестан. Генерал Эммануэль 6 июля 1831 г. доносил: «Салатавцы, койсубулинцы, гумбетовцы и другие уже предались ему. Кумыки могут последовать их примеру. Все чеченцы, даже живущие в окрестностях крепости Грозной, ожидают только появления» Гази-Магомеда, чтобы восстать⁴⁷. В августе 1831 г. Гази-Магомед в течение более полумесяца пытался овладеть крепостью Внезапной. Однако, узнав о движении генерала Эмануэля на выручку осажденным в крепости, он отступил в Ауховские горы и там сумел нанести отряду царских войск сильный урон.

В августе 1831 г. 8-тысячный отряд под водительством Гази-Магомеда в течение 8 дней держал в блокаде Дербент. «Жители города Дербента как армяне, так и мусульмане шиитовой секты, действовавшие единодушно с гарнизоном, мужественно отражали» нападения Гази- Магомеда⁴⁸ Подоспевшие русские войска, которыми командовал генерал-майор Каханов, принудили его снять осаду и отступить к селению Рукель. Отсюда в ноябре того же 1831 г. Гази- Магомед совершил стремительный поход на север, разорил Кизляр, вступил в Чечню, совершал нападения под Владикавказом, окружил Назрань. Все это показывает, что предводитель горцев избрал своеобразную тактику ведения борьбы. Не создав определенной, хорошо укрепленной базы и не укрепив тыл, Гази-Магомед устраивал нападения на отдаленные друг от друга пункты (Хунзах -Тарки, Дербент--Кизляр). Такую тактику походов на далекие расстояния, очевидно, можно объяснить тем, что предводители повстанцев, п прежде всего сам Газн-Магомед, считали, что внезапными налетами можно нанести наиболее чувствительные удары царским войскам, расстроить их и привлечь к борьбе новые силы.

Угнетаемое местными феодалами и самодержавием крестьянство активно поддерживало Гази-Магомеда; под его началом оказалось около 15 тыс. горских крестьян. Но успехи Гази- Магомеда оказались недолгими. Не дождавшись отмены феодальных повинностей, не добившись своего освобождения, многие крестьяне, включившиеся в движение, со временем стали отходить от Гази-Магомеда. Жители некоторых койсубулинских деревень, объясняя свой отход от движения летом 1832 г., писали Гази-Магомеду, что со времени начала борьбы «они не только не разбогатели, как он обещал, но напротив того - разорились; что получаемая ими иногда добыча не в состоянии вознаградить убытков, ими понесенных, и, наконец, ему советовали отказаться от своих предприятий, всегда оканчивающихся невозвратною потерею их родственников и друзей» ⁴⁹. В том же 1832 г. крупные отряды царских войск вместе с грузинской и армянской милицией, разбив повстанцев, взяли Гимры. В этом бою был убит Гази-Магомед и ранен его ближайший сподвижник Шамиль.

Через два года имамом был провозглашен Гамзат-бек, выходец из бекской семьи селения Гоцатль. Освобожденный из Тифлисской тюрьмы стараниями Аслан-хана Казикумухского, Гамзат-бек сразу же после возвращения в Дагестан включился в борьбу, участвовал в ряде сражений. Став имамом, он, по словам хрониста Ал-Карахи, «кружил по селениям и городам с товарищами, наставляя, увещевая, приказывая и запрещая», и за короткое время сумел подчинить своей власти койсубулинцев, гумбетовцев, андийцев, андалальцев и др. Считаясь с чаянием широких масс народа, Гамзат-бек в каждом из подчинившихся обществ расправлялся с местной знатью. Овладев в 1834 г. Хунзахом он уничтожил всю семью аварских ханов, оставив в живых только малолетнего Булач-хана, а также убил управляющего небольшой частью Аварии Сурхай-хана. После всего этого, напуганный случившимся, Аслан-хан Казикумухский с тревогой доносил кавказскому командованию что в Дагестане, «кроме его и акушинцев, все перешли на сторону Гамзат-бека» ⁵¹.

Осенью 1834 г. Гамзат-бек с 15-тысячным отрядом занял даргинское селение Куппа и потребовал от акушинского и цудахарского кадиев присоединиться к нему. Кадии и старшины Акуша-Дарго отвергли предложение имама. Между Гамзат-беком и жителями Акуша-Дарго, поддержанными отрядом Аслан-хана Казикумухского, произошло сражение. Имам пыл разбит, за что русское правительство пожаловало кадиям и старшинам ценные подарки.

Однако имамство Гамзат-бека продолжалось недолго. В 1834 г. в хун-захской мечети он был убит молочными братьями ханов Аварии Османом и Хаджи-Муратом (не без участия Ахмед- хана Мехтулинского) ⁵². Убийство Гамзат-бека внесло некоторое замешательство в ряды повстанцев, но, как и следовало ожидать, не приостановило движения. «Мюридизм, - писал Романовский, -- ожидал только главы, чтобы воспрянуть с новой силой. Этой главой явился Шамиль, соединивший в себе редкие дарования воина и администратора» ⁵¹ (рис. 2).

Шамиль родился в ауле Гимры Койсубулинского союза сельских общин в семье простого узденя. Все недвижимое имущество его (участок пахотной земли, сад и дом) было впоследствии оценено в 200 руб. сер. Будучи близок к предводителям движения, Шамиль не только принимал в нем активное участие с самого начала, но и в течение 25 лет бессменно руководил борьбой горцев Дагестана и Чечни. То был мужественный и решительный воин, настойчивый, строгий к себе и окружающим администратор, умелый политик, выдающийся предводитель движения. Не этот талантливый горец являлся сыном своей эпохи. В менявшихся социально-экономических условиях он вместе со всей верхушкой имамата и движением в целом претерпел известную эволюцию. Не поэтому ли К. Маркс в письме к Ф. Энгельсу в августе 1854 г. назвал предводителя горцев «страшным» демократом Шамиль-беем⁵⁴. Провозглашенный «собранием благородных ученых» имамом, Шамиль начал свою деятельность, как и его предшественники, с того, что казнил Булач-хана, убил 45 человек рода феодалов Султаналиевых, содержавшихся под арестом в селении Гимры⁵⁵. Желая привлечь на свою сторону как можно больше горцев, он рассылал по аулам прокламации и вел успешную агитацию почти во всех койсубулинских селах. В этих обращениях причудливо переплетались призывы к политической борьбе и ясно реакционные мотивы религиозной догматики. Еще более настойчиво Шамиль вел борьбу против тех сил, которые отказывались принять шариат и быть заодно с ним. Аулы Унцукуль, Чирката, Орота, Тадколо и другие были подчинены силой.

Росту авторитета и влияния Шамиля способствовала и победа, одержанная им над отрядом под командованием генерала Ланского. Однако направленный в Аварию с большим отрядом полковник Клюге-фон-Клюгенау дошел до Хунзаха, укрепил его и утвердил правителем Аварского ханства Магомед-Мурза-хана Казикумухского.

В том же 1835 г. царские войска под командованием полковника Пулло предприняли из Грозного безуспешный поход против повстанцев, возглавляемых Ташевым-Хаджи. Шамиль тоже предпринял в 1835--1836 гг. ряд мер для решительного упрочения своей власти в нагорном Дагестане, сделал попытку овладеть Хунзахом, но не смог добиться успеха. Руководивший обороной Хунзаха Хаджи-Мурат нанес отрядам Шамиля ряд ударов и принудил его отступить. Но это не пошатнуло положение Шамиля. К тому же в это время к нему примкнули предводитель повстанцев Тилетля Кибит-Магомед и Ташев-Хаджи во главе чеченцев. В марте 1836 г. Шамиль совместно с Ташев-Хаджи действовал против аулов Ига-ли, Унцукуль, Ирганай и др., «коих жители не расположены к мюридам и не принимали шариат»⁵⁶.

Рис. 2. Шамиль с фотографии 50-х годов XIX в.

Кавказское командование организовало в Дагестан и Чечню походы против «непокорных», но потерпело неудачу. Весной 1837г. близ селения Ашилты (место пребывания Шамиля) горцы нанесли сильное поражение отряду под командованием генерал-майора Ивелича. Воодушевленный успехом, Шамиль вновь направился к Хунзаху. Но, потеряв более 150 человек, вынужден был прекратить осаду этой резиденции аварских ханов и направился в Андалал. Там Шамиль не только подчинил своей власти ряд сел, но и нанес близ аула Согратль сильное поражение объединенному отряду андалальцев, хунзахцев и казикумухцев. Тем временем отряд под командованием генерала Фези в Чечне привел к присяге ряд селений Ичкерии. «Сей корень Чечни, -доносил Фези, был занят без выстрела» ⁵⁷. Покорность России признали и андийцы. Одновременно кавказское командование принимало политические меры воздействия на участников движения.