Международные отношения и политика России на Северном Кавказе в 30-40-х годах XIX в.

На Северо-Восточный Кавказ был направлен казанский татарин шейх-уль-ислам муфтий Таджутин Мустафин. Он должен был убедить горцев в неправильности толкования шариата мюридами и привлечь их на сторону правительства ⁵⁸. Предпринимались и другие меры. В 1837 г. кавказское командование начало переговоры с Шамилем. Встретившись с ним 18 сентября близ селения Гимры, начальник царского отряда Клюге-фон-Клюгенау постарался уговорить Шамиля прекратить вооруженную борьбу и явиться в Тифлис к императору, приезд которого в этот город намечался на осень. Имаму обещано было большее вознаграждение, но и это предложение не имело успеха.

В нагорный Дагестан против Шамиля двинуты были царские войска, вместе с ними действовали отряды владетелей Дагестана Магомед-Мурза-хана Казикумухского, Ахмед-хана Мехтулинского, шамхала Тарковского и др. Шамиль, решив дать отпор, укрепил селение Телетль. После упорного боя под Ашильтой царские войска под командованием генерал-майора Фези и отряды владетелей Дагестана осадили Телетль. После многодневных кровопролитных боев им удалось овладеть лишь частью этого селения. В итоге начавшихся по предложению Шамиля переговоров он уступил аул, заключив перемирие. В качестве аманата Шамиль выдал своего племянника.

Но почему штурм не был доведен до конца и при первом же предложении Шамииля генерал Фези согласился на перемирие? Оказалось, что недостаток в боеприпасах не позволил ему «предпринять приступа для овладения самою укрепленною частью сел. Телетль. Невозможно было также ограничиться и блокадой на то время, пока боевые снаряды могли бы доставляться из Темир-Хан-Шуры, ибо малейшее ослабление действий... ободрило бы осажденных и доставило бы Шамилю пособие приведенных ему племен». И все же кавказское командование считало, что цель экспедиции, возложенной на генерал-майора Фези, была достигнута. Напротив, в горах отход отряда генерала Фези был воспринят как победа горцев и доказательство того, «что Шамиль в состоянии бороться с огромными силами» ⁵⁹.

Шамиль, обосновавшись в селении Чирката, развернул энергичную деятельность по объединению сил восставших. Этому благоприятствовала сложившаяся обстановка. Кавказское командование, занятое подавлением восстания в Кубе, в течение всего 1838 г. «не предприняло ничего особенного» в нагорном Дагестане. Движение все более и более ширилось и вскоре восстанием оказались охвачены Койсубулу, Салатау, Гумбет, Анди и примыкавшие к Дагестану районы Чечни. Движение, по словам генерала П. X. Граббе, «получило необыкновенно обширное развитие», а Шамиль «сделался полным хозяином всех средств, предоставляемых краем для противодействия» ⁶⁰ правительству. В то же время на берегу Андийского Койсу, в скалистых горах близ Ахульго Шамиль устроил обширные завалы, соединил их крытыми ходами, укрепил это искусственное сооружение «с большою тщательностью и с таким соображением, которое принесло бы честь и не лезгинскому инженеру» ". Эта укрепленная скала была названа Новым Ахульго. Превращен был в крепость и аул Ир-ганай.

В 1839 г. Кавказское командование предприняло двустороннее наступление на Дагестан. Генерал Головин «усмирил» Южный Дагестан, а генерал Граббе, пройдя Ичкерию, с боем взял селения Арчуки и Чирката и обложил крепость Ахульго. После продолжительных боев Шамиль вынужден был сдать крепость, выдать аманатом своего сына и бежать в Чечню.

Кавказское командование считало взятие Ахульго концом сопротивления горцев, хотя Шамиля захватить не удалось. «Не сомневаюсь,- писал генерал Граббе,- что настоящая экспедиция не только поведет к успокоению края, где производились военные действия, но отразится далеко в горах Кавказа, и что впечатление штурма и взятия Ахульго надолго не изгладится из умов горцев и будет передаваемо одним поколением другому. Партия Шамиля истреблена до основания, но это только частный результат, гораздо важнейшим считаю я нравственное влияние, произведенное над горцами». Что же касается Шамиля, генерал был уверен, что, «скитаясь одиноким в горах, он должен только думать о своем пропитании и о спасении собственной жизни» ⁶². Однако кавказское командование ошибалось. Победа над Ахульго не прекратила сопротивления горцев.

Второй этап движения горцев Дагестана и Чечни (40-е - - начало 50-х годов XIX в.)

Освободительная борьба горцев Дагестана и Чечни (1840--1852), Во второй период освободительной борьбы восставшие горцы под водительством Шамиля достигли наибольших успехов (карта 3). Одержаны были крупные военные успехи, и в итоге в нагорной части Дагестана было взято 12 укреплений, и царские войска были изгнаны почти из всей Аварии и Чечни. Для расширения базы движения были предприняты крупные экспедиции в самом Дагестане и других местах Северного Кавказа. В сражениях принимало участие не только население охваченных движением районов Дагестана и Чечни, но и значительное число «мухаджиров» (беженцев с других мест), а также перебежавшие к Шамилю русские и украинские солдаты.

В 1840 г., вопреки ожиданиям кавказской администрации, во многих местах Чечни начались стихийные выступления доведенных до крайности крестьян. «В Чечне, - признавал генерал П. X. Граббе, - обнаружились также большие беспокойства, и нет сомнения, что главнейшие к тому причины: стесненное положение жителей нагорной Чечни» ⁶³. Непосредственным поводом выступления крестьян послужили жестокости генерала Пулло и особенно стремление властей обезоружить жителей горских сельских обществ. Создавшимся положением умело воспользовался Шамиль: объединив разрозненные силы повстанцев, он возобновил вооруженную борьбу. Ближайшими его сподвижниками стали Ташев-Хаджи, Лхмед- хан, Суаиб, Думбай, Тепи и др.

Войска под командованием генерал-лейтенанта Халафеева, отправленные для подавления восстания в Чечне, нанесли горцам поражение в ряде боев, в том числе на реке Валерик. Это сражение описано М. Ю. Лермонтовым в известной поэме. Горцы потерпели неудачу, но, несмотря на это, движение продолжало нарастать, в него включались новые силы. Больших успехов Шамиль достиг в Дагестане. На его сторону перешли салатавцы, наблюдалось брожение п в других обществах. «Шамиль распустил слух, что будто он подвигается к Дербенту для соединения с Ибрагим-пашою Египетским, следующим к ним на помощь с значительными силами, и этим, - писал генерал Клюге-фон-Клюгенау, - хочет придать более влияния и склонить на свою сторону койсубулинцев и жителей шамхальского владения» ⁶⁴. Шамиль знал, что крестьяне шамхальства Тарковского были крайне недовольны всевозрастающим феодальным гнетом.

«Скрытно они ропщут на притеснения и несправедливости его (шамхала. - Авт.), -- доносил генерал Клюге-фон-Клюгенау,--и ропщут на правительство, допущающее утеснять народ... Недовольствие это почти всеобщее, скрывающееся теперь в уме народа...» ⁶⁵

Летом 1840 г. возглавляемое Шамилем 10-тысячное войско одержало победу над отрядами генерал-майора Клюге-фон-Клюгенау, шамхала Тарковского и хана Мехтулинского под селением Ишкарты и без боя заняло селение Эрпели, где Шамиль «разрушил и сжег дом Уллубия».

Шамиль уничтожил усадьбу с садом и посевы мехтулинского Ахмед-хана. В конце 1840 г. на сторону Шамиля перешел Хаджн-Мурат. Мотивы этого перехода до конца не выяснены. Есть основание полагать, что Хаджи-Мурат был недоволен тем, что кавказское командование утвердило правителем Аварии не его, а Мирзу-Магомед-хана Казикумухского. Когда же тот попросил «устранить себя от управления Аварией» ⁶⁶, правителем был назначен Ахмед-хан Мехтулинский. Между Хаджи-Муратом и Ахмед-ханом создались неприязненные отношения, и в итоге Хаджи-Мурат был обвинен в измене и арестован, но во время перевода из Хунзаха в Темир- Хан-Шуру ему удалось бежать. Переход к Шамилю популярного в Аварии Хаджи-Мурата еще больше возвысил Шамиля в глазах горцев.

Крупных успехов восставшие горцы, предводительствуемые Шамилем, достигли в 18401842 гг. Была сделана попытка поднять на борьбу кабардинцев, закубанцев и другие народности⁶⁷. В марте 1842 г. Шамиль во главе значительных сил вторгся в Казикумух, но укрепиться не смог

и под натиском превосходящих сил русских войск вынужден был отступить. Значительных успехов он достиг и в следующем, 1843 г. После тщательной подготовки Шамиль одновременно начал наступление в Дагестане и Чечне и нанес царским войскам поражение под Унцукулем в Аварии и селением Харачое в Чечне. Развивая успех, к лету того же года Шамиль взял укрепления Балаханы, Гергебиль, Моксох, Потаных, Ахалчи, Гоцатль, Хунзах и другие и начал наступление на равнинный Дагестан.

В Дженгутае он сжег дворец Ахмед-хана Мехтулинского, затем занял Казанище и стал угрожать Темир-Хан-Шуре. В ряде селении была уничтожена местная «греховодная знать». В феврале 1843 г. Кибит-Магома истребил в Гидатле «6 человек почтеннейших там людей» ⁶⁸, а потом убил старшину «с 10 почтеннейшими жителями» Гидатля, истребил знать Андаляла, Кидиба, Соситля и других селений. Мюриды «по наставлению Шамиля, -- свидетельствует очевидец Муртуз-Али,-- старались прежде всего делать различные нападения на богатых горцев» ⁶⁹. В 1844 г. была предпринята экспедиция в Табасаран, завершившаяся тем, что владетель Джамов-бек бежал, а ряд селений Кайтага и Табасарана перешли на сторону Шамиля. В то же время делались попытки распространить борьбу дальше на Северный Кавказ. С этой целью на Северо-Западный Кавказ был отправлен наибом Магомед-Гаджи (или. как его в Закубанье называли, Хаджи-Мухаммед), «влияние и власть» которого, по словам командующего войсками на Кавказской линии и в Черномории, «с каждым днем возрастает, и число его приверженцев в особенности растет между простым народом, несмотря на то, что он подвергает их строгим взысканиям и даже наказаниям» ⁷⁰. Но он продержался на Северо-Западном Кавказе недолго.

Летом 1844 г. Даниял-бек Елисуйский, «влачивший свою унизительную роль почти два целых года, затаив обиду... предался на сторону Шамиля» ⁷¹. Но не везде и не всегда успех сопутствовал Шамилю. У него бывали и неудачи. Не все добровольно признавали его власть и не раз ему приходилось прибегать к оружию и силой подчинять горские общества, убийствами насаждать шариат и порядки имамата. Прибегал он и к различным уловкам. Чтобы возвеличить себя в глазах доверчивых горцев, Шамиль распространял слухи и фабриковал письма, будто бы полученные им от египетского паши Мехмет-Али, с советами поддерживать во всем Шамиля и обещаниями в скором времени оказать ему вооруженную помощь⁷².

Недовольный действиями Кавказской армии, Николай I в конце 1844 г. назначил новым главнокомандующим Кавказским корпусом п наместником на Кавказе генерал-лейтенанта кн. М. С. Воронцова, предписав «разбить, буде можно, скопище Шамиля, проникнуть в центр владычества и в нем утвердиться». Свою деятельность гр. Воронцов начал с того, что сделал попытки привлечь на сторону правительства Даниял-бека, вошел в «сношение с Хаджи-Муратом» ⁷³ и сделал Шамилю предложение о мире. Получив отрицательный ответ от Шамиля, гр. Воронцов в мае 1845 г. возглавил поход царских войск, рассчитывая одним ударом покончить с ним, захватив его резиденцию - Дарго.

Не встречая сильного сопротивления, войска генерал-лейтенанта кн. М. С. Воронцова углубились в горы. Командование считало, что во время движения войск будут «разорваны узы подчинения различных народностей Шамилю» ⁷⁴. Но этого не случилось. Более того, когда без особых потерь был взят подожженный горцами аул Дарго, царская армия, окруженная со всех сторон, оказалась в ловушке. Отрезанный от продовольственных запасов, главнокомандующий не мог долго оставаться в Дарго, и при отходе его войска подверглись беспрерывным нападениям горцев и понесли большие потери. Только прибытие подкрепления под командованием генерала Фрейтага спасло отряд и самого гр. Воронцова от неминуемой гибели. Согласно официальным данным, во время этой, получившей в истории название «даргинской» или «сухарной» экспедиции царские войска потеряли 4 генералов, 168 офицеров и 3433 солдата. И тем не менее правительство считало, что цель экспедиции достигнута - Дарго был взят, и главнокомандующий награжден орденом, но, по существу, это была крупная победа восставших горцев. Объясняя их успехи, Ф. Энгельс писал: «В борьбе на Кавказе, которая из всех войн этого типа принесла жителям гор наибольшую славу, горцы своими относительными успехами были обязаны наступательной тактике, которой они преимущественно придерживались при обороне своей территории... Сила сопротивления горцев заключалась в их непрерывных вылазках со своих гор на равнины, во внезапных нападениях. Иначе говоря, горцы были легче и подвижнее, нежели русские, и использовали это преимущество».

В 1846 г. Шамиль во главе 10-тысячного отряда пробился через Сунжинскую линию и вторгся в Кабарду, рассчитывая поднять кабардинцев на борьбу. Однако это предприятие, как увидим ниже, успеха не имело. Не встретив сочувствия, Шамиль вынужден был вернуться в Дагестан. Между тем кавказское командование доукомплектовало войско, а главное, после даргинской экспедиции отказалось от карательных экспедиций, которые давали только кратковременный успех, и стало применять тактику постепенного наступления «по системе менее наступательной, шагами, может быть, более верными, но тихими». Усилены были и меры политического воздействия на горцев. Рассылались письма и прокламации, в которых обвиняли во всем Шамиля, призывали прекратить борьбу и принять сторону правительства. В то же время кавказское командование налаживало личные контакты с лицами, занимавшими в имамате высшие посты, оказывало на них известное влияние. Одновременно начато было наступление на восставших горцев.

С этого времени, по словам Гаджи-Али, военные предприятия Шамиля «начали быть безуспешными». В сражении при селении Кутиша его отряд был разбит. Позже, в сентябре 1849 г., царские войска взяли крепость Салты, в июле 1848 г. пал Гергебиль. Чтобы восстановить пошатнувшееся положение, Шамиль попытался овладеть крепостью Ахты, но был отброшен. И после этого Шамиль делал отчаянные попытки для возобновления наступательных действий, но события развертывались не в его пользу.

В Кайтаго-Табасаран Шамиль отправил с отрядом Хаджи-Мурата, чтобы возглавить борьбу недовольных существующими порядками крестьян, однако он «не намеревался это сделать». По словам хрониста Ал-Карахи, он шел по «своему пути и обыкновенно в отношении грабежа и похождения, отсюда - туда, оттуда - сюда» и в силу этого оказался не в состоянии выполнить возложенные на него задачи. Отправленный для исправления положения отряд горцев под командованием Бук-Магомеда был разбит русскими войсками. 23 ноября 1851 г. Хаджи-Мурат снова перешел на сторону царского правительства, «и все это из-за плохих качеств своего характера», пишет Ал-Карахи⁷⁶. Но согласно имеющимся сведениям Кавказское командование задолго до этого, через лазутчика Сеида, вело переговоры с Хаджи-Муратом, добиваясь его перехода на свою сторону.

В 1849-1852 гг. русские войска достигли крупных успехов в Чечне, что поставило Шамиля в тяжелое положение.

Теократическое устройство имамата и его социальная база. Поднявшись на гребне нарастающей борьбы крестьянских масс, «благочестивые таррикатисты» создали военно-административную систему, которая со временем изменила свое содержание, превратилась в военно-теократическое государство - имамат - со своей иерархией. Во главе этого государства стоял имам Шамиль. Он, по словам Кастильона⁷⁷, соединил в себе «две личности... которые оказывают друг другу взаимную поддержку... С одной стороны, это - политический вождь, диктатор, которому событиями была представлена безграничная власть... в то же время это - религиозный вождь, которому звание великого имама, верховного главы правоверных, придает священный характер. Имея это двойное звание [он] единственный судья в вопросе принесения жертв, требуемых войной...» ⁷⁸.

Для решения дел по управлению государством в 1841 г. был создан диван-хана -- высший совет, в который входили заслуженные лица, пользовавшиеся полным доверием Шамиля. Совет собирался ежедневно (кроме пятницы), а иногда по нескольку раз в день. На совете, кроме дел внутреннего управления, хозяйства и военной организации, производились и судебные разбирательства. Председательствовал сам Шамиль, и его голос, как правило, имел решающее значение, хотя внешне обсуждение шло с участием всех членов совета. Дела чрезвычайной важности решались на созываемых по усмотрению имама съездах наибов, алимов и других представителей администрации. Такие съезды были созваны в Дарго (1841), Алмае (1845), Анди (1847), Ругудже (1851), Шали (1858) и в Хунзахе (1859) ⁷⁹.

Гражданская деятельность в имамате определялась нормами шариата и основанными на них законодательными установлениями - низамами. Они касались организации вооруженных сил, судопроизводства, налогов, штрафов, наказаний за воровство, нанесение увечий, наследства, семьи, брака и положения женщин, быта и др. Шамиль уверял, что низамы не являлись отступлением от шариата, не означали попытки изменить его и лишь в отдельных случаях уточняли и дополняли некоторые шариатские постановления сообразно с условиями имамата. Однако, если точно придерживаться закона, легко заметить, что многие положения низамов отличались от законов шариата. В отличие от шариата, требующего за воровство отсечения рук и ног, низамы устанавливали денежные штрафы. Намного снижался калым, были введены установления, обязывающие мужей выделять часть имущества разведенной жене. Согласно низамам, приговаривать к смертной казни мог не только имам, но и наибы, хотя с ведома и разрешения Шамиля. Основания для применения такой меры наказания законодательно не определялись, что открывало возможности для произвола наибов. Низамы запрещали курение табака, употребление спиртных напитков, музыку, танцы, пение, даже громкое чтение -«зикр», разрешенные Магомедом Яраглинским.

Столицей имамата сначала было Дарго, а затем, после 1845 г., - Ведено, которое Шамиль сильно укрепил. В столице был большой дом, и в нем «комнаты для высоких нужд»; жилая часть дома состояла из 11 комнат и двух зал. Дом был со всех сторон окружен забором и охранялся снаружи и изнутри. Шамиль вначале не держал охраны и только спустя несколько лет завел личную стражу.

Известно, что в годы наибольшего успеха движения значительная часть Дагестана (за исключением территории, населенном кумыками, даргинцами, лезгинами, лакцами и табасаранцами), а также большая часть территории Чечни входила в имамат. По данным Р. А. Фадеева, она охватывала «около 900 верст в окружности⁸¹ и согласно «географическому положению и другим местным обстоятельствам»⁸², была разделена на участки, называемые наибствами, число и размеры которых подвергались изменениям в зависимости от успехов и поражений движения. За время существования имамата было образовано 50 наибств. но более пли менее постоянными были 20. Руководящая роль в имамате принадлежала представителям новой аристократии. Из числа зажиточных и состоятельных узденей назначались наибы, которые фактически являлись полными хозяевами своих округов.

Наибства делились на участки под управлением мазунов (предводителей, пятидесятников). В обязанности мазуна входила заготовка провианта на указанное наибом число людей и сбор вооруженных горцев. По первому зову наиба мазун должен был быть готов с вооруженным отрядом к выступлению. В имамате был введен новый порядок сельского управления. Ранее оно осуществлялось «выборными» на джамаате старшинами на основе адатов, духовными делами ведали кадии и дибиры, а Шамиль в имамате «установил единоличное управление сотника», кадия и дибира⁸³, и во всех делах они руководствовались шариатом и низамами Шамиля. Заметную роль играли так называемые местные ученые-алимы. Муфтии, кадии, алимы, муталимы в имамате являлись большой силой и в то же время покорным орудием наибов при вынесении судебных решений и толковании шариата.

Некоторое время имамат был разделен на 4 «губернии», каждая из которых состояла из нескольких наибств. Во главе «губернии» были поставлены мудиры. Для наблюдения за должностными лицами - наибами был образован институт мухтасибов (осведомителей). Так называемая летучая почта служила для поддержания связей центра с местными властями. Лица, исполняющие обязанности гонцов, снабжались документами за подписью имама или наиба, по первому предъявлению которых жители селении обязаны были предоставлять в распоряжение гонца свежего коня и проводника, а на ночлег - комнату и пропитание.

В имамате было создано значительное войско из постоянных отрядов и ополчения. Ядро войск Шамиля составляли так называемые муртазикаты *. которые имелись и у его наибов. Муртазикатами могли быть лица, «испытанные преданностью имаму». Они давали клятву отказаться от семейных привязанностей и служить имаму, не жалея, ни сил, ни жизни. За службу они пользовались различными преимуществами, носили знаки отличия, получали жалованье, бесплатное продовольствие и фураж от населения. Эта своеобразная гвардия (примерно до 1 тыс. человек) несла охрану личности и дома имама, сопровождала его во время выездов, но и была в руках Шамиля важнейшим орудием для поддержания и распространения его власти и влияния. В то же время каждый наиб в соответствии с размером и населением наибства должен был иметь 200 - 300 муртазикатов, которые набирались из расчета по одному вооруженному всаднику с 10 дворов. От какого из дворов должен был быть выставлен всадник - решало само население, а содержать его обязаны были остальные 9 дворов.

Рис. 3. Холодное оружие горцев. XIX в.

Особые воинские единицы составляли отряды из перебежчиков - русских и украинцев. Только в Дарго, по свидетельству рядового Максимова, было «500 человек беглых солдат, которые употребляются Шамилем для прислуги при орудиях». В Дарго, сообщает Намеидин-Алил-оглы, «находится 400 русских солдат беглых и пленных; все они живут вместе в отдельной казарме. Солдаты эти через каждые 2-3 дня являются на учение под командою бежавшего из России по имени Идрис». В столице Шамиля Ведено было целое поселение беглых русских солдат и старообрядцев ⁸⁴. Здесь же имелись «8 больших (вероятно, крепостных) и несколько малых пушек... Беглые солдаты смотрят за ними и деятельно занимаются постройкой лафетов, зарядных ящиков и колес». Он видел также много «барабанов... и флигель-горнов, на коих играют по вечерам. Всех беглых солдат в Ведено до 300 человек, между ними назначены за старших, в звание офицеров... Живут довольно хорошо и своевольны в своих поступках» ⁸⁵.

Высоко ценя русских солдат-перебежчиков, Шамиль принял самые строгие меры к ограждению их от притеснений и предоставил им большие привилегии. В разосланном ко всем наибам листе Шамиль писал: «Знайте, что те, которые перебежали к нам от русских, являются верными нам... Эти люди являются нашими чистосердечными друзьями... Создайте все условия и возможности к жизни»⁸⁶. Особенно увеличилось число солдат-перебежчиков в 40-х годах XIX в. Постепенно, по словам главнокомандующего на Кавказе генерала кн. А. И. Барятинского, «скопилось в горах... довольно большое число пленных и беглых нижних чинов, которые, оставаясь между горцами долгое время, освоились с их образом жизни и нравами, а некоторые женились, прижили семейства и даже обратились к мусульманству, хотя большею частью только по наружности, а не по чувству религиозного убеждения» ⁸⁷.

Русские и украинские солдаты-перебежчики помогали горцам отливать пушки, изготовлять порох, обучали стрельбе из орудий, принимали самое активное участие в сражениях. Мало того, некоторые из них стали предводителями отрядов. Известен, например, перебежчик-драгун Нижнегородского полка Родимцев, который за смелые вылазки был награжден Шамилем орденом «За храбрость». Яков Алпатов, усыновленный горянкой, сын которой находился в плену, во главе большого отряда совершал смелые рейды. Перебежчик прапорщик Залетов помог взять укрепления Ахалчи и Гоцатль. Были русские перебежчики и в числе советников Шамиля. Переводчик Идрис (Андрей), Мартын, «который своими советами не раз оказывал значительные услуги Шамилю» ⁸⁸.

Рис. 4. Огнестрельное оружие горцев (кремневые пистолеты, пороховницы, пулелейки) XIX в.

Кроме того, в имамате все население считалось военнообязанным, и потому каждый горец от 15 до 50 лет должен был при необходимости включаться в народное ополчение. Ополченцы не только обязаны были защищать свое селение, но и участвовать в походах. При этом муртазикат становился начальником над жителями 10 дворов, от которых был выставлен. Общая численность войск Шамиля по средним подсчетам достигала 20-30 тыс. В отдельных боях участвовали по 10-15 тыс. воинов. Основной войсковой единицей являлась тысяча, которая делилась на сотни и десятки. Во главе тысячи стоял наиб, которому подчинялись 2 начальника пяти сотен, сотники и десятники. Каждая воинская единица имела значки, а отличившиеся части награждались знаменами. Проявивших храбрость в боях горцев Шамиль вначале награждал почетным оружием или другими вещами, а с 1841 г. ввел ордена и другие знаки отличия. Не оставляли без внимания и тех, которые проявили малодушие. К их одежде на спине привешивали знак, который они могли сиять, только загладив свой поступок проявлением решительности в бою. С конца 1842 г. Шамиль ввел в своей армии и воинские чины.

В те же годы в имамате делались попытки наладить производство пушек, пороха. За время имамства Шамиля отливались пушки, было организовано несколько мастерских для изготовления пороха и другого оружия. Поощрялись и другие ремесла. Немало делал Шамиль и для развития торговли. Он не только выдавал торговцам охранительную грамоту, но и некоторых из них даже ссужал деньгами. Поощряя ремесло и торговлю, в то же время он очень беспокоился, чтобы не происходила «порча нравов». Поэтому-то Шамиль освобождал только самых преданных торговцев от несения военных и прочих повинностей и запретил даже разработку серебряных руд.

Особое внимание Шамиль обращал на создание устойчивой податной системы. С этой целью был определен сбор податей в государственную казну (байтул-мал). Главными приходными статьями являлись: закят - узаконенная шариатом, взимаемая с населения десятая часть всех доходов, харадж - подать с горных пастбищ, хомус - пятая часть военной добычи. Доходы от военной добычи особенно росли в то время, когда Шамилю сопутствовал военный успех. В государственную казну шли также штрафы и другие натуральные взносы, налагаемые на население. В казну поступало имущество казненных за измену, умерших и не оставивших наследников и др. Все приходно-расходные операции производил казначей под личным наблюдением самого Шамиля. Уничтожив ханов Аварии, Шамиль освободил в четырех селениях принадлежавших им рабов, но эта «реформа» не коснулась рабов, принадлежавших узденской верхушке, правда, «владельцам рабов Шамиль вменил в обязанность снабжать своих людей всем необходимым и обращаться с ними человеколюбиво» ⁸⁹.

Что же касается райят и зависимых узденей, то в ходе борьбы произошло частичное их освобождение от феодальных повинностей. После истребления аварских ханов прекратились все повинности, отбываемые жителями Аварии. С истреблением беков и чанка-беков и ликвидацией их привилегий освободились крестьяне селений Телетль, Гонода, Ругуджа, Ури, Киди, Зиури и др. В ходе борьбы горцев в 1840-1842 гг. произошло освобождение жителей Салатавии от власти кумыкских князей и зависимых от казикумухских ханов селений Арчи, Кучур, Шали, Мухар, Ури, Кимахи и Бёхти ⁹⁰. Говоря об освобождении зависимых крестьян в ходе долголетней борьбы, следует особо подчеркнуть, что освобождение происходило постепенно по мере включения жителей того или иного селения в борьбу, а не единым актом, постановлением пли реформой сверху. Неверно также полагать, что в военно-теократическом государстве - имамате было осуществлено всеобщее равенство. Население имамата обязано было вносить определенные подати, размеры которых изменялись в зависимости от успехов и поражений. Аульская верхушка, вставшая у кормила власти, эксплуатировала крестьян, использовала налоговую систему в целях личного обогащения.

Усиление противоречий внутри имамата и постепенный отход трудящихся масс от движения. Движение горцев Дагестана и Чечни начиная с конца 50-х годов XIX в. вступило в третий, завершающий период своего развития. Отличительной чертой его было то, что антифеодальная борьба не только отступила на задний план, но и вовсе прекратилась, и движение своим острием оказалось направленным только против царских войск. И если на двух первых этапах основной социальной базой движения являлось горское крестьянство, и в силу этого движение было освободительным, то с конца 50-х годов оно стало постепенно утрачивать народно-освободительный характер.

Рис. 5. Пушки наиба Талхига Аргунского, захваченные у русских. Фотография 50-х годов XIX в.

Оценивая движения, выступающие под религиозной оболочкой, из-за которой просматриваются социально-экономические интересы эксплуатируемых классов, К. Маркс и Ф. Энгельс подчеркивают, что не всегда и не везде эти движения приводят к смене старого социально-экономического строя новым. «В странах Востока, - писал Ф. Энгельс, - все эти проходившие под религиозной оболочкой движения вызывались экономическими причинами; но, даже в случае победы, они оставляют неприкосновенными прежние экономические условия. Таким образом, все остается по-старому, и столкновения становятся периодическими. Напротив, в народных восстаниях христианского Запада религиозная оболочка служит лишь знаменем и прикрытием для нападения на устаревший экономический строй; последний в конце концов ниспровергается, его сменяет новый, мир развивается дальше»⁹¹.

Это положение имеет важнее значение для правильного понимания движении, выступавших под религиозным знаменем. Ф. Энгельс имел в виду движения на христианском Западе в период кризиса феодализма, когда происходила смена феодального способа производства капиталистическим. Этого не было в странах Востока, где еще не созрели социально-экономические предпосылки замены одной общественно-экономической формации другой. В районах Северо-Восточного Кавказа, где возникло движение под реакционным знаменем мюридизма, были слабо развиты даже феодальные отношения. Движение горцев Дагестана и Чечни под знаменем «газавата» не могло привести к социальному перевороту. Более того, идеология мюридизма мешала углублению социальных основ движения, сковывала классовую борьбу.

На Северо-Восточном Кавказе представители мусульманского духовенства сумели захватить инициативу и стать во главе движения горцев, а затем стали делать все от них зависящее, чтобы отвлечь горцев от социальной борьбы, укрепить господство новых эксплуататоров. В этих условиях реакционный мюридизм, освящавший деспотический строй имамата как военно-теократического государства, не мог прочно сплотить разобщенные и разноязычные народы Дагестана и Чечни, что рано или поздно должно было привести к постепенному отходу масс народа от движения.

В конце 40-х годов XIX в. все явственнее становились противоречия, существовавшие внутри движения с самого его начала. Как было сказано, ряд военных операций начиная с 1847 г. окончился поражением Шамиля. Не без основания писал Н. Дубровин, что «в зиму 1847--1848 гг. власть Шамиля висела на волоске, народ роптал на то, что вследствие постоянной борьбы с русскими поля остались необработанными и семейства голодными» ⁹². И действительно, масса народа не добилась аграрных и других экономических преобразований. Даже элементы уравнительства, наблюдавшиеся в политике Шамиля на ее ранних этапах, не имели всеобщий характер. Узденей, освободившихся от ханов и беков, стали эксплуатировать вставшая у кормила власти верхушка из разбогатевшего узденства и мусульманское духовенство, из этих слоев стал формироваться управленческий аппарат имамата.

Тяжелым бременем на плечи трудящихся ложилась существовавшая в имамате налоговая система. Кроме перечисленных постоянных обложений, в связи с изнурительной войной часто вводились «чрезвычайные» сборы. «Шамиль, - сообщает Ржевусский, - сначала покупал хлеб по вольной цене, потом назначил таксу, невыгодную для чеченцев, и, наконец, стал собирать хлеб без платы, с каждого двора в виде подати» ⁹³. Еще большей эксплуатации трудовые массы подвергались со стороны наибов. «Доходы наиба,- прямо указывал Хаджи-Мурат, - состоят в помощи рук вверенного им края» ⁹⁴. Другой участник движения, зять Шамиля Абдурахман, свидетельствует, что наибы «подло поступали, совершали злоумышленные дела, как убийство, насильственный захват чужого имущества» ⁹⁵. Алчность, лихоимство, произвол наибов не знали предела, п поэтому вполне оправданно то, что их сравнивали с «волками над стадом» ⁹⁶. Сверх того народные массы подвергались гнету мазумов, муфтиев, кадиев и других лиц аульской верхушки имамата. Горское крестьянство постепенно было разорено, правящая верхушка имамата обогащалась за счет ограбления народных масс.

Шамиль ранее не был богат, но, возглавив имамат, стал весьма состоятельным лицом. «Не знаю определенно,-- свидетельствовал Хаджи-Мурат,-- как велико богатство его, мне известно только, что деньги его хранились в двух аулах - - Карате и Ведено, в последнем месте я слышал, что он имеет до 150 тыс. золотом и серебром»⁹⁷. По словам сына Шамиля Гази-Магомеда, Шамиль «передал Даниял-султану имущество, которое простирается на сумму 1 000 000 руб. серебром» ⁹⁸. То же самое случилось и с наибами. Они, свидетельствует Даниял-бек, «день и ночь накопляли богатство... Теперь же они во всем похожи на самих эмиров»⁹⁹. За короткий срок они превратились в очень богатых людей. Так, у наиба Шуаиб-муллы было учтено имущества на 30 тыс. руб. сер., 4 тыс. баранов, 500 голов крупного рогатого скота, 60 буйволов, 35 ружей и т. д. Большими богатствами владели Гази-Магомед, Даниял-бек, Кибит-Магомед и все без исключения наибы. Им принадлежало не только движимое имущество, но и земля, и Шамиль в некоторой степени сам способствовал этому, раздавая земельные пожалования наибам и другим лицам. В ноябре 1848 г. Шамиль писал гоцобскому наибу: «Ты оставь нашему брату Ибрагиму сенокосный участок общественной земли на берегу реки» ¹⁰⁰. В другом письме Шамиль писал об Ума Дуеве: «Моя правая рука... Он происходит из самых высших людей по отцу и матери... А потому я дарю Ума Дуеву означенную землю, и чтобы никто... и жители Дзаул не препятствовали владеть землей» ¹⁰¹. Этот участок равнялся 630 дес. и составлял 10% всей площади Джаулсоевского сельского общества.

Особенно разорительной для широких масс народа оказалась долгая неравная борьба, в результате которой горцы несли большие потери, ощущали недостаток в самом необходимом, доведены были до крайности. «Многолетняя борьба, - писал Вердеревскин, - уничтожила цвет юношества и вообще мужского пола. Население уменьшается в страшной пропорции» ¹⁰². Эти бедствия стали отталкивать крестьян от движения. Даже Мухаммед-Тахир Ал-Карахи вынужден был признать, что горцы «были раздражены посылкой [их] в войска ислама и сбором [среди них] ополчения [Шамилем]. Жители думали, что если они заключат мир с русскими, то последние оставят их пахать и жать, пить и есть» ¹⁰³. И это понятно. Окруженные крепким кольцом царских войск, они не имели возможности привозить из плоскостных районов необходимый хлеб, пользоваться зимними пастбищами, вынуждены были сокращать поголовье скота. Катастрофически падало и кустарно-ремесленное производство, поскольку не было никаких возможностей для сбыта изделий.

Деспотизм наибов, самоуправство муртазикатов, доносы и тайная слежка мухтасибов, экономическое истощение страны и убыль населения вели к тому, что недовольство и возмущение простого народа с каждым годом возрастали ¹⁰⁴. Не случайно горячо сочувствовавший горцам великий русский революционный демократ Н. А. Добролюбов писал: «Шамиль давно уже не был для горцев представителем свободы и национальности. Оттого-то и находилось так много людей, способных изменить ему, хотя, по понятиям горцев, да и по законам Шамиля измена народу считается важнейшим преступлением и наказывается смертью. Управление Шамиля казалось тяжело для племен, не привыкших к повиновению, а выгод никаких от этого управления они не находили. Напротив, они видели, что жизнь мирных селений, находившихся под покровительством русских, гораздо спокойнее и обильнее. Следовательно, им представлялся уже выбор - не между свободой и покорностью, а только между покорностью русским с надеждой на мир и удобства быта. Само собой разумеется, что рано или поздно выбор их должен был склониться на последнее»¹⁰⁵.

Все эти причины вызвали отход горского крестьянства от движения. Оказавшись в бедственном положении, горцы покидали насиженные места и уходили за пределы имамата. Нередко недовольство народных масс стало выливаться в волнения и восстания, которые жестоко подавлялись Шамилем. Против власти имама выступали жители Хунзаха, Чоха, Увцукуля, Кураха, Гидатли, Анди и многих других селений. По мере обострения социальных противоречий в имамате стала обостряться и борьба внутри правящей верхушки. Открытые формы эти распри приняли после того как в 1847 г. старший сын Шамиля Гази-Магомед был утвержден наследником имама. Возникшие ранее группировки Даниял-бека, Хаджи-Мурата, Кибит-Магомета, каждый из которых претендовал на пост имама, начали борьбу не только против наследника - Гази-Магомеда, но и против своих соперников - главарей других группировок. Каждый из них стал противопоставлять себя Шамилю. На сторону кавказского командования перебежал Хаджи- Мурат. Кибит-Магомет успел наладить отношения с Аглар-ханом Казикумухск м, но был смещен с должности и арестован со своими родственниками. Естественно, что распри внутри правящей верхушки имамата ослабляли движение. Оказавшись в тяжелом положении, Шамиль, стремясь продлить существование имамата, стал все чаще прибегать к крайним мерам - угрозам и репрессиям. Одновременно он обвинял неугодных ему наибов во всех грехах и в особенности в том, что они допускали бесчинства и злоупотребления и «заставляли некоторых людей служить [им] лично так же, как это делали ханы». Шамиль клялся, что сам он от злодеяний чист, обещал отстранить наибов «от общественных дел», требовал от всех, «кто может работать, выступить на войну, не различая наибов, алимов» и других; с тех, «которые стары и больны и не могут выступить на войну, взымать два рубля, а с бедных -полтинник» '^Го6.

В связи с ухудшающимся положением Шамиль и его окружение стали больше апеллировать к иностранным государствам, просили турецкого султана, шейх-уль-ислама, шерифа Хиджаса оказать им помощь войсками, оружием и снаряжением. В одном из своих писем султану Абдул-Меджиду Шамиль писал: «Я истинное получил письмо, которое не могу оценить, которое приятно всякому читать и слушать и которое сделало нам счастье» ¹⁰⁷. Однако Шамиль и его окружение желали получить от султана не приятные слова, а более существенную помощь. Об этом Шамиль просил и в других своих письмах-обращениях к султану и приближенным ¹⁰⁸.

В письме шейх-уль-исламу -- главе мусульманского духовенства в Османской империи -- Джемалэддпн Казикумухский извещал о многолетней борьбе и тяжелом положении, в котором оказались горцы, выступавшие под предводительством Шамиля. В письме говорилось: «О любимый, превосходный и славный брат, я удивляюсь вам и ученым возвышенного султанского дивана, почему вы все молчите и не уговариваете султана, его заместителей, вельмож и главарей, ведь вы знаете, в каком тяжелом положении мы находимся. Имеете ли вы право после этого молчать... О ученый брат, не скрою, мы о вас плохого мнения. Как же может быть иначе, когда величайший имам и возвышенный халиф слушает вас и повинуется вам, вы не предлагаете ему начать войну?» Далее излагалась просьба повлиять на султана, чтобы он оказал «помощь и поддержку тем, которые воюют здесь» либо войском, либо «путем переговоров добиться, чтобы царь прекратил военные действия против нас».

В том же 1848 г. сам Шамиль обратился к шерифу (правителю) Мекки и Хиджаса за помощью. «Я направляю к тебе настоящее послание, дабы ты просил о помощи нам... Постарайся, - писал имам, -выхлопотать для нас [помощь] у кого бы то ни было, у величайшего ли султана кого-либо другого, употребив для этого все свое учение»¹¹⁰.

В 1850 г. к турецкому султану обратились «кадии, ученые справедливые, знатные и другие лица» имамата ¹¹¹. Однако султан был далек от того, чтобы из одного сострадания помочь горцам.

Правящие круги Османской империи посылали горцам обещания помощи и поддержки лишь тогда, когда стремились использовать их в своих корыстных целях. Более того, к этому времени Порта, дважды проиграв войну с Россией и напуганная движением на Стамбул египетского паши Мехмет-Али, прежде всего беспокоилась о собственной судьбе. В этих Порта не захотела оказать горцам военной поддержки, оставив обращения руководителей имамата без ответа. Не случайно Шамиль негодовал на султана и его приближенных. В 1848 г. он говорил кн. Орбелиани что «султан и его окружение хуже гяуров», и добавил: «Ох, если бы они попались в мои руки, я бы изрубил бы всех на двадцать четыре куска начиная с султана» 112. кавказ освободительный политический чечня

Таким образом, надежды руководителей движения на существенную помощь стран мусульманского Востока не оправдались. Не имели успеха суровые меры, к которым прибегали руководители имамата. Широкие народные массы Дагестана и Чечни, утомленные от продолжительной борьбы, беспрерывных поборов и бесчинств вставших у кормила власти в имамате наибов, муфтиев и кадиев, не пожелали бороться и умирать за чуждые им интересы.

Размещено на Allbest.ru