Российские скопцы в Румынии

Размещено на http://allbest.ru

РОССИЙСКИЕ СКОПЦЫ В РУМЫНИИ

ЧАСТЬ I

С.А. Иникова

Исследование, основанное на архивных и опубликованных материалах, посвящено истории появления и более чем 100-летнего существования колоний русских скопцов на территории Румынии, их отношениям с российскими консульствами и правительством и тесным связям со своими единоверцами в России. В работе рассматриваются особенности хозяйственной и психологической адаптации скопцов за границей, а также их религиозная деятельность.

Ключевые слова: секты, русские скопцы, Румыния и Россия, колонии, реэмиграция, религиозная деятельность особенности хозяйственной и психологической адаптации скопцов за границей, а также их религиозная деятельность.

колония русские скопцы румыния единоверцы

Российские скопцы, компактно проживавшие с начала XIX века в Яссах, Галаце, Бухаресте, к концу века превратились в неотъемлемую туристическую достопримечательность Румынии. Монополизировав в этих городах извозный промысел, скопцы, одетые в русские плисовые армяки, подпоясанные яркими кушаками, первыми около вокзала или пристани встречали приезжавших в страну, и воспринимались ими как еще одна изюминка в калейдоскопе балканской экзотики. О них упоминалось в «Путеводителе по Ближнему Востоку» Мейера и в «Путевых записках в Румынии» Лео Кларетти.

Однако само появление скопцов за пределами России, более чем 100-летнее существование секты в чужой стране и при этом их неразрывная связь с единоверцами на родине свидетельствуют о том, что история русского скопчества на румынской земле является частью, прежде всего, российской, мало кому известной истории¹.

В первой части статьи будут рассмотрены вопросы, связанные с историко-политическими аспектами существования секты за рубежом. Вторая часть посвящена культурно-религиозной стороне жизни скопцов в Румынии, хотя такое деление носит отчасти условный характер, поскольку и в их истории, и в формировании специфической культуры, и в повседневном быту основополагающую роль всегда играл религиозный фактор.

* * *

Скопчество относилось к религиозным учениям, которые принято объединять термином духовное христианство, поскольку оно отвергало внешнее поклонение Богу и признавало приоритет внутреннего откровения. Сами скопцы вели свое начало с середины XVШ века со времени императрицы Елизаветы Петровны и Петра III. Елизавета Петровна, по убеждению скопцов, оставив престол своей фрейлине и взяв имя Акулины Ивановны, стала скопческой «богородицей». Она духовно родила Петра III, который принял скопчество, был свергнут с престола Екатериной II, заключен в темницу, но сумел бежать, и стал известен миру как Кондратий Селиванов.

Рис. 1. Портрет К. Селиванова (холст, масло).

ГМИР. А-646-Ж

Рис. 2. Портрет Петра Ш-Селиванова (рис. скопца Савельева).

ГМИР. ФФН. С-43-ТУ.

Селиванов был крестьянином д. Столбова Орловской губернии, вступил в хлыстовскую секту, но неудовлетворенный ее учением, в 1770-е годы решил реформировать его и сделать еще более строгим. Хлыстовский аскетизм, основанный на постулате о вечной непримиримой борьбе Добра и Зла - духовного и материального начал, был доведен им до крайнего радикализма во имя спасения души - до оскопления².

Испытав на себе кнут и все тяготы сибирской ссылки, волею судьбы при Павле I он оказался в Петербурге в лечебнице для сумасшедших, а после восшествия на престол либерального Александра I Селиванов получил полную свободу, проживал в богатых домах петербургских скопцов и пользовался царскими почестями, пока в 1820 г. тайно, по распоряжению царя, его не вывезли и не поместили в Суздальский Спасо-Ефимьев монастырь. В 1832 г. «батюшка» Петр III умер, однако скопцы были уверены, что он воскрес и обязательно явится при последних днях, чтобы судить мир. Земной царь уступит ему свой трон, все скопцы соберутся по его зову, и тогда наступит их тысячелетнее Царство.

Признавая Св. Писание богодухновенной книгой, скопцы понимали его иносказательно, выхватывая отдельные фразы и толкуя по-своему. Необходимость оскопления они доказывали словами Спасителя: «ибо есть скопцы, которые из чрева матернего родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного» (Матф. 19: 12); «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну» (Матф. 5: 30); или ап. Павла: «умертвите земные члены ваши: блуд, нечистоту, страсть, злую похоть и любостяжание» (Кол. 3: 5) и т.д. Эти избранные места знали все последователи скопчества, поскольку с этих строк для каждого из них начинался путь в секту.

По скопческому учению Петр Ш-Селиванов был Сыном Божьим. В него вселился Святой Дух, который был до этого в Иисусе Христе, названном Спасителем, но во втором пришествии Сын Божий (К. Селиванов) был возвеличен как Искупитель. И если учение Христа известно миру как христианство, то учение Селиванова-Искупителя получило у скопцов название искупителевой веры.

Скопцы опирались не столько на Св. Писание, сколько на свое предание, запечатленное в передававшихся изустно рассказах и духовных песнях - распевцах, которые слагались не иначе как под диктовку Святого Духа и исполнялись в общинах-кораблях на молениях, называвшихся радениями. Члены секты вели замкнутый образ жизни, не вступали в брак, а бывшие в браке воздерживались от плотских отношений, не участвовали в мирских развлечениях, не употребляли в пищу мясо и хмельные напитки. В силу отсутствия естественного прироста, скопческая секта рекрутировала членов из числа православных, отличалась крайним прозелитизмом и, несмотря на изуверский характер, быстро распространялась.

С момента обнаружения секты в 1770-е годы, она никогда не была терпима. Иллюзии, владевшие Александром I в начале царствования, что только гуманное отношение к скопцам искоренит секту, быстро рассеялись. По Указу Сената от 8 октября 1808 г. всех самооскопившихся старше 17 лет (скопцы не выдавали оскопителей и брали вину за оскопление на себя) решено было отправлять на военную службу; оскопленных в малолетстве по достижении ими 17 лет зачислять в армию. 4 августа 1816 г. высочайше велено оскопителей и зачинщиков секты отдавать в войска в Сибирь и Грузию, неспособных отправлять на поселение в Сибирь (СПЧР 1875: 37, 44).

При Николае I и после него законы, касавшиеся скопцов, только ужесточались. Их бессрочно с 1830-х годов ссылали на поселение в Закавказье, а с 1847 г. годных к военной службе зачисляли в специальную скопческую роту; отправляли на крепостные работы в Ригу и на Аландские острова; в каторжную работу на Нерчинские заводы в Сибирь; на поселение в Туруханский край, а с начала 1860-х годов поток ссыльных скопцов направился в Якутию. Наиболее злостных оскопителей заключали в тюремные отделения Соловецкого и Суздальского Спасо-Ефимьева монастырей.

Появление скопцов в Дунайских княжествах. Российские протеже

Уход за границу российских подданных в ХУШ - первой половине XIX века хотя и не носил регулярного массового характера, но, вместе с тем, не был каким-то совсем исключительным явлением. Среди беглецов были крепостные крестьяне, криминальный элемент, стремившийся скрыться от ответственности, военные дезертиры, число которых особенно умножалось во время военных действий, и люди, искавшие свободу вероисповедания. Многие из них находили приют в Дунайских княжествах - Молдавии и Валахии, официально объединившихся 23 декабря 1861 г. в государство Румыния, которое в 1877 г. провозгласило свою независимость от Турции.

Время от времени российское правительство объявляло амнистии, освобождая беглецов от наказания за своевольный уход при условии добровольного возвращения в течение определенного периода. 30 августа 1814 г. после победоносной войны с Наполеоном и заграничных походов русских войск был обнародован царский манифест, разрешивший бежавшим из России людям разных сословий беспрепятственно вернуться на родину. Именно тогда правительству стало известно, что за границей находится немало российских подданных из числа скопцов.

В 1815 г. управляющий Бессарабской областью уведомил министра юстиции, что на основании манифеста «являются к нему во множестве из-за границы оскопившиеся люди великороссийской породы с билетами, выдаваемыми от находящегося в Яссах российского генерального консула Пини» (РГИА 4: 1 об.). Управляющий, не зная, что с ними делать, запросил министра юстиции, а тот в свою очередь обратился в Комитет министров, который решил, что «люди сии принесут не столько пользы, сколько вреда», и постановил всех скопцов, вышедших из-за границы, вернуть назад. И таких скопцов, которых в 1815 г. вернули назад в Молдавское княжество, набралось более 200 человек (РГИА 4: 3 об.; РГИА 5: 5 об.; АВПРИ 4: 40 об., СПЧР 1875: 44).

Утратив надежду возвратиться на родину, не зная языка и законов чужой страны, скопцы попросили российское консульство в Яссах взять их под свое покровительство. Последнее согласилось «единственно из уважения к российскому их происхождению и чистосердечному сознанию нещастнаго своего заблуждения» (АВПРИ 4: 29). Скопцам пообещали защиту от «неправильных утеснений» со стороны местных начальств, но потребовали, чтобы они не занимались прозелитизмом.

Появление скопцов в столице Молдавского княжества г. Яссах и их численный рост насторожили молдавского православного митр. Вениамина, но сектанты сумели убедить его, что они православные, а оскоплены неизвестно кем в детстве и за это гонимы в России. Внешне они вели себя как вполне православные люди, посещали церковь, говели и причащались. В те годы среди скопцов были даже два иконописца, писавшие православному местному населению иконы и расписывавшие иконостасы в монастырях. Архимандрит монастыря Слатина, тогда занимавший должность ключника и хорошо знавший этих скопцов, работавших и живших в монастыре, свидетельствовал об их безукоризненной жизни (Сырку 1879: 33). Митр. Вениамин допустил их прислуживать в своей митрополичьей церкви и слушать не хотел живших в Молдавии русских старообрядцев, которые пытались объяснить ему, кто такие его подопечные (Парфений 1855: 181-183; Melchisedek 1871)³.

Втайне ясские скопцы продолжали свои радения, принимали в секту новых членов, приезжавших из России, оскопляли и дооскопляли людей. Хотя митр. Мелхиседек в своем исследовании утверждал, что скопцы обещаниями материальных благ вовлекли в секту немало румынских мальчиков, российские дипломаты в княжествах отрицали подобную информацию и писали, что скопцы не искали последователей среди местного населения (Сырку 1879: 40; АВПРИ 4: 45). Если такие случаи и были, то их надо признать редким исключением. В 1830-е годы дважды велись расследования о ставших известными оскоплениях, и каждый раз часть скопцов бежала из Молдавии в Валахию и Турцию, а остальные отрекались от своей ереси и торжественно присоединялись к православию. Скопцы «остались жить по-прежнему в Яссах под личиною православия», а светские и духовные власти постепенно перестали ими интересоваться (Сырку 1879: 39, 40).

В Валашском княжестве в г. Бухаресте вначале обосновалась небольшая группа скопцов. По примеру ясских собратий в 1827 г. они обратились к проезжавшему через Дунайские княжества в Константинополь российскому посланнику при Порте Оттоманской Рибопьеру с просьбой, чтобы бухарестское консульство взяло их под свое покровительство как российских подданных. Посланник, получив положительный отзыв об их поведении, разрешил, и с этого времени скопцы Бухареста стали тоже пользоваться покровительством России в лице императорского консульства (АВПРИ 4: 29 об., 41 об.).

В мае 1834 г. Николай I высочайше утвердил положение Комитета министров, разрешившее беглым, на ком нет иных преступлений, кроме побега, вернуться из турецких владений. Это постановление было адресовано казакам-некрасовцам, жившим в турецкой в те годы Добрудже и выражавшим желание возвратиться в Россию, однако разрешением захотели воспользоваться и другие беглецы, в том числе скопцы, о которых никто из чиновников в тот момент не вспомнил. С конца 1834 г. скопцы потянулись в Россию. Они получали паспорта от российских консулов, законно переходили границу и попадали в Бессарабию. Большинство успели получить российские документы и исчезнуть из поля зрения властей. Комитет министров после проведенных МВД расследований постановил освободить их от суда и следствия, но многих даже не нашли, чтобы сообщить им это известие (РГИА 7: 1 об.-75).

Весной 1836 г. восемь ясских скопцов из числа тех, кого еще в 1815 г. не впустили в Россию, обратились к Николаю I с верноподданнической просьбой о возвращении. Император заинтересовался этим делом, и только тут выяснилось, что никаких законодательных актов, запрещавших скопцам вернуться, в Министерстве внутренних дел нет (РГИА 5: 15 об.; РГИА 18: 2-2 об., 4 об., 6 об.). Статс-секретарь А.С. Танеев по повелению императора запросил мнение П.Д. Киселева, бывшего с 1829 по 1834 гг. управляющим Дунайскими княжествами, об этих людях. Киселев ответил: «Скопцы, живущие в княжествах Молдавии и Валахии, суть люди вообще торговые, довольно зажиточные, трезвые и благонравные. Во время пятилетнего управления моего княжествами, однажды только доходило до меня сведение о наклонности их привлекать в свою секту (за что, кажется, они были высланы из России), но по первому воспрещению всякое со стороны их дальнейшее к сему покушение прекратилось. Вообще, люди сии мне известны скромным их поведением, сохранением чрез 20 лет пылкой приверженности к Отечеству и всех русских обычаев, некоторых же из них я лично таковыми знаю по бытности их старшинами общества» (РГИА 1: 2-2 об.).

Несмотря на благоприятный отзыв Киселева, высочайшим повелением от 19 марта 1837 г. въезд в страну скопцам был категорически запрещен безотносительно того, где, как и когда они оскопились, «дабы тем удержать распространение сей вредной секты и оградить от заразы простолюдинов» (СПЧР 1875: 198-199; РГИА 13: 5 об.). Впоследствии это высочайшее повеление стало основополагающим законом при принятии решений о въезде скопцов на территорию России. Запрет на въезд в страну скопцам был подтвержден постановлением Комитета министров от 10/22 июня 1870 г. (СПЧР 1875: 661-662).

Скопческая секта на территории Дунайских княжеств, а позже Румынии, постепенно численно росла. В 1835 г. в Яссах проживало более 60 скопцов, в 1870-х годах - уже до 250 человек обоих полов, а в начале нового века только мужчин-скопцов в Яссах насчитывалось приблизительно 300 человек (АВПРИ 1: 23 об.). В Галаце в 1846 г. было одно семейство скопцов, состоявшее из пяти человек. В 1873 г. скопческая община Галаца насчитывала 217 человек (ГАОО: 56). Значительная колония была в Бухаресте. Малочисленная группа проживала в Брэиле. В турецкой Добрудже (с 1878 г. в составе Румынии) в г. Тульча несколько скопцов появились еще в начале 1820-х годов. Побывавший там в 1846 г. Н.И. Надеждин, отмечал, что в городе проживали всего трое или четверо представителей этой секты (Сырку 1879: 45 прим.; Надеждин 1860: 125). К концу XIX века скопцы расселились по Добрудже и появились в Констанце, Мангалие и с. Дой Май (уезд Констанца)⁴.

Рис. 3. Билет скопца, выданный консульством России в Яссах. 1865 г. АВПРИ. Ф. 312 Оп. 575. Д. 1067. Л. 16.

Приток в княжества новых сектантов ставил консульства в весьма затруднительное положение, и надо было что-то с этим делать. В 1841 г. в Бухаресте, Галаце и Брэиле по предложению генерального консула в Молдавии и Валахии Я.А. Дашкова были составлены списки находившихся там скопцов с подробным описание их примет, которые отныне должны были указываться и в годовых билетах, выдаваемых консульствами.

Всех тех, кто не вошел в эти списки, власти Валахии согласились высылать за Дунай в Турцию. Дашков был уверен, что принятые меры обязательно приведут к полному искоренению секты в княжествах.

Во время переписи часть скопцов отказалась от билетов и соответственно покровительства консульств под тем предлогом, что их вера запрещает описание внешних примет. Из девяти скопцов мужского пола, проживавших в 1841 г. в Галаце и Брэиле, только трое - Федор Авдеев и двое его служащих - сразу же согласились с новыми требованиями и получили годовые билеты под первыми тремя номерами. Отказавшимся дали двухмесячную отсрочку для расчета по долговым обязательствам, а после этого выслали за Дунай (АВПРИ 4: 17-17 об.). Видимо, все или часть высланных обосновались в турецкой Тульче.

Вдохновленный первыми успехами, Дашков рекомендовал консульству в Яссах внушить молдавскому правительству, чтобы оно последовало примеру Валахии и высылало вновь прибывающих. Молдавские власти распорядились о переписи скопцов в Яссах, но и сами ясские скопцы в 1844 г. обратились в консульство с просьбой о покровительстве и выдаче им билетов на новых условиях (там же: 16 об., 28).

По данным консульства в Яссах, число скопцов начало уменьшаться, и было похоже, что надежды Дашкова на искоренение секты оправдываются, но тут в Яссы переехали шесть скопцов из Бухареста, правда, с билетами тамошнего российского консульства, которые ясское консульство признало действительными. А в 1847 г. в городе появилась группа из пяти скопцов из Одессы. Этих пятерых попытались выслать назад в Россию с тем, чтобы там их привлекли к ответственности за нелегальный переход границы и за скопчество, но Скулянский центральный карантин, через который осуществлялся законный переход границы, на основании высочайшего повеления (от 19 марта 1837 г.) скопцов через границу назад в Россию не пропустил, и консульству пришлось закрыть глаза на их причисление к обществу ясских скопцов (там же: 31 об.).

Русские консульства и в будущем ежегодно сверяли списки и время от времени устраивали новые переписи, обязывали скопческие общества давать подписки, что они не будут принимать новых беглецов. Однако «билеты умерших членов общества часто переходили в частные руки, и это злоупотребление скрывалось от наблюдения консульств появлением лиц, получивших эти виды, в тех городах Молдо-Валахии, где умершие не были лично известны» (РГИА 9: 3), - писал российский консул в Бухаресте.

В 1850 г. генеральное консульство в Бухаресте по поручению Министерства иностранных дел составило «Записку о скопцах». В сопроводительном письме автор ее обращал внимание МИДа на то, что «находившиеся в обоих княжествах скопцы всегда отличались кротким, безукоризненным образом жизни, делают консульствам весьма мало затруднений и при неблагоприятных происшествиях 1848 года оказали свою преданность и усердие к императорскому правительству, за что и удостоены были всемилостивейшаго внимания назначением им денежного награждения. После этого без особой с их стороны вины несправедливо было бы отказать им в покровительстве, коим они как природные русские с давних лет пользуются, тем более что отчуждение их от признаваемой ими доселе с благодарностию власти нашей неминуемо заставило бы их искать себе защиты у иностранных агентов, из коих многие из политических видов или по иным побуждениям силятся умножить здесь число состоящих под их покровительством людей без строгого разбора, имеют ли они на то право по своему происхождению и вероисповеданию» (АВПРИ 4: 39).

Речь в «Записке» шла о народных волнениях в Валахии в 1848 г., во время которых скопцы охраняли консульство. Стоит обратить внимание и на высказанные в письме опасения, что скопцы могут обратиться за покровительством к иностранным консульствам. Надо полагать, что именно эти два обстоятельства: преданность скопцов России и ее интересам и гипотетическая возможность их перехода под иностранное покровительство как раз и настраивали российских дипломатов на лояльное отношение к этой секте.

Покровительство, оказывавшееся ими скопцам, шло вразрез с государственной антисектантской политикой правительства внутри России. Румынские скопцы невольно оказались вовлечены в сферу интересов России на Балканах, которая не хотела, чтобы их как-то использовали против нее, тем более что в княжествах и соседней европейской Турции существовала российская политическая эмиграция, в том числе польская, появившаяся там после восстания 1830-1831 гг. и находившаяся под влиянием Франции.

Консул в Бухаресте отмечал в письме, что скопцам легко и даже выгодно взять иностранные паспорта и навсегда избавиться от наблюдения со стороны российских консульств, однако настойчивое стремление прибывавших новых скопцов получить российское покровительство, по его мнению, «можно объяснить только естественною и неискоренимою привязанностию их к России» (РГИА 9: 3 об.). Автор просил дать консульствам в Молдавии и Валахии в целях «противодействия злу» право выдавать билеты и брать под российскую юрисдикцию вновь прибывавших сектантов, чтобы удержать их около консульств. Министерство внутренних дел, исходя из своих ведомственных интересов и прекрасно понимая, что такое разрешение послужит поощрением для скопцов-эмигрантов, отказало в этой просьбе (там же: 6).

Сложившаяся ситуация с покровительством и выдачей билетов была противозаконной, поскольку существовал Устав о паспортах, где четко прописывалось кто и на какой срок выдает билеты и паспорта для внутреннего пользования и для выезда за границу, и консульства таких прав не имели. Вместе с тем, нелегально покинувшие пределы России скопцы, как и прочие эмигранты, формально все равно оставались ее подданными, так как процедуру их исключения никто не проводил. Поскольку статус эмигрантов, принятых под покровительство, был неопределенным, то консульские чиновники называли их (не только скопцов, но и молокан, евреев) не подданными, а протеже. Получив на год российские билеты, скопцы могли брать в княжествах (в Румынии), документы, по которым проживали как иностранные подданные.

Новоприбывавшие скопцы, которые не попадали в списки консульств и не имели российских билетов, старались за деньги достать румынские. В 1883 г. российская миссия в Румынии и румынское правительство подписали соглашение, в соответствии с которым был составлен новый список скопцов, считавшихся русскими протеже, все остальные, не внесенные в него, были снабжены румынскими паспортами и стали подданными Румынии. Равных с остальным населением Румынии политических прав они, тем не менее, не получили, как физически увечные, а не имея их, не могли официально оформить религиозную или гражданскую общину, которую бы власть признала законной (РГИА 3: 148-148 об.; АВПРИ 1: 27 об.). Вместе с тем, законы Румынии не предусматривали уголовного наказания за принадлежность к скопческой секте. Румынские власти старались не заострять внимание на религиозной деятельности скопцов, которые исправно платили налоги и считались вполне законопослушными людьми. Не было случая, чтобы за отсутствие паспорта был арестован неизвестно каким образом прибывший из России сектант, и все знали, что скопцы подкупают чиновников и полицию и им все сходит с рук (АВПРИ 1: 28 об.-29).

В то время как общая численность скопцов увеличивалась, число состоявших под покровительством России неуклонно уменьшалась. Так в 1903 г. в Румынии русских протеже было 56 человек, из них в Яссах только 16, хотя всего в это время в этом городе было более 300 скопцов мужского пола (там же: 20).

Возникает вопрос, а что конкретно давал российский паспорт и покровительство консульств. Н.И. Надеждин, побывавший в Молдавии и Валахии в 1846 г., писал, что там скопцы под защитой недавно присвоенного им «имени подданных русских» и что «они получают паспорт от местных российских консулов и им одним подсудны, так что туземные власти не имеют никакого права до них касаться» (Надеждин 1860: 121). Это не так. В случае совершения преступления на территории Румынии иностранцы были подсудны ее законам, но консульство могло потребовать объективного расследования и отчасти контролировать его; оно разбирало споры своих граждан, возникавшие между ними, и регистрировало коммерческие сделки. Хотя въезд скопцам в Россию был запрещен, но у протеже оставалась надежда, что законы изменятся и им, как российским подданным, разрешат вернуться.

Консульские протеже в княжествах, а потом в Румынии, выбирали из своей среды старост и представляли их кандидатуры на утверждение консульств. Староста был представителем и посредником между обществом скопцов и консульством. Ему приходилось отвечать за все нарушения установленного консульством порядка. С 1873 г. присутствие старосты стало обязательным при заключении скопцами контрактов и сделок, иначе эти бумаги не принимались консульством к рассмотрению в случае споров (АВПРИ 5: 2). Последнее существенно подняло в глазах скопцов престиж этой хлопотной должности.

Выборы проходили ежегодно, но обычно староста занимал этот пост несколько сроков. Право избирать и быть избранным имели только те скопцы, у которых был непросроченный паспорт, выданный консульством. Эта рутинная процедура редко чем-то нарушалась. Разве что во время выборов старосты на 1888 г. ясское общество раскололось и выдвинуло сразу двух кандидатов. Консульство проверило билеты, подсчитало число выборщиков за каждого из них, и вопрос был решен (АВПРИ 7). В целом, отношения российских консульств в Румынии со скопцами, особенно с протеже, можно охарактеризовать как вполне лояльные, а в периоды военных действий и народных смут - даже дружественные.

Пути пополнения скопческого сообщества

Преследования со стороны Российского государства большинство сектантов воспринимали как данный свыше крест, как испытание их веры, ибо «претерпевший же до конца спасется» (Мтф. 10: 22), и были готовы к настоящим и грядущим страданиям, но у некоторых не доставало смирения и мужества, чтобы перенести все, уготованное им Богом и людьми. Именно эта категория скопцов чаще всего бежала за границу. Позиция таких беглецов очень точно отражена в письме бухарестского скопца Федота Давыдова к отцу в Одессу, который, видимо, упрекнул сына за то, что тот ушел за границу: «<...> я рад и готов к исполнению судьбы Божией, только кроме Шемахи» (ГАРФ 1: Ч. 2, 323 об.). Это письмо написано в 1847 г. как раз в это время правительство десятками ссылало скопцов в Закавказье в Шемаху и окрестные селения, где они оказывались в тяжелых климатических условиях, без средств к существованию. Федот Давыдов был готов принять Божественное предначертание, но он категорически исключал из него Шемаху, как в разное время другие беглецы исключали Аландские острова или Сибирь.

Страх наказания был основной, но не единственной причиной побегов. Из-за невозможности свободно отправлять религиозные обряды и выполнять все требования своей секты в России у части глубоко верующих людей возникало ощущение собственной греховности и недостижимости спасения. Желание убелиться могло стать сильной мотивацией к побегу, поскольку скопиться в России было очень опасно.

Некто бердянский мещанин Дмитрий Семенов отроду 16-ти лет вместе с братом еще на родине вступил в секту; они обманули отца, сказав, что едут по торговым делам, взяли паспорта до Николаева; оттуда подались в Галац и там оба оскопились (РГИА 10: 105). Крестьянин Петербургской губернии бежал в 1860 г. в Валахию, поскольку в России он был под подозрением и не мог принять «печать» (ГМИР 2: 1 об.). И таких примеров было много.

Единоверцы-эмигранты своими письмами поддерживали в гонимых в России собратьях естественное желание найти лучшие условия для духовной жизни, а заодно, по возможности, улучшить и свое материальное положение. Крепостной крестьянин-скопец из Саратовской губернии Осип Кулаков, бежавший в низовья Дуная в «Туретчину» (Добруджу) и устроившийся в старообрядческом с. Сарикёй, часто бывавший по делам в Молдавии и Валахии, явно хотел поразить воображение близких, когда в 1850 г. с нескрываемым восторгом писал им: «<...> здесь хлеб дешев, а виноградное вино дешевле квасу, орехи, виноград, изюм <...>, финики - дешевле рябины, податей с нас берут в год три целковых; я служу у хозяина, беру жалованья 350 р. <..»> (ГАРФ 1: Ч. 4. 26 об.).

Ссыльные в Закавказье скопцы, получая письма от своих заграничных собратий, сравнивали их с письмами, получаемыми от российских скопцов, и отмечали, насколько по-разному они написаны: «К нам идут письма из России весьма кратко начертанные, так что с трудом [можно] понимать смысл написанного, а из Вашей страны как из особенного кабинета присылаются товары в сравнении художество-искусного бархата на алом и голубом поле сапфирским золотом вышитого» (там же: Ч. 2. 195), и завидовали «безбоязненной» жизни эмигрантов, которые свободно ликуют (любимое слово скопцов, означающее хождение в духе, религиозный экстаз) среди себе подобных.

На радужном фоне заграничной жизни своя собственная жизнь в России воспринималась некоторыми скопцами как уже совершенно невыносимая. Показательны в этом отношении письма за 1847 г. из посада Злынка Черниговской губернии, в которых родители и братья галацкого скопца Никиты Новикова писали ему о тяжелой жизни, хотя это была не бедная семья, и умоляли забрать их. «Изъясняю тебе, братец, что худое житье наше тебе известно, какова наша жизнь, то не можно ли сделать так, как известно тебе было в России, чтоб быть нам вместе всем или нельзя ли одного братца выручить из неволи», - писал отец, а брат Еким продолжал: «Милый братец, прошу тебя, не оставь моей просьбы: возьми меня к себе, ибо худо жить у нас, не могу терпеть, ибо тебе известно, какая у нас жизнь. Ох, Боже мой, Боже мой! Грех душам нашим! Милый братец, умилосердися надо мною, беззаконным и ленивым». И опять далее к сыну обращался отец: «Прошу я и матушка твоя со слезами, если можно, выручи нас из неволи, и если можно выручить меня и всех, то пиши, каким родом можно <...>» (там же: Ч. 2. 125, 126 об.-127). Из текста писем понятно, что все семейство Новиковых состояло в секте, но не все были оскоплены, например, Еким; поэтому Никита был особенно заинтересован в приезде брата, чтобы «засеять в нем семя».

Особую категорию бежавших составляли оскопители, за которыми в России охотилась полиция. Арестованные оскопленные, как правило, не выдавали тех, кто их убелил, и «операторы» успевали скрыться за границу (ГМИР 2: 1). Нередко, отсидевшись некоторое время в безопасности, они возвращались назад под новыми фамилиями и опять занимались вербовкой в секту и оскоплением.

Были случаи, когда до вожделенной Румынии добирались скопцы даже из якутской ссылки. В 1879 г. из Олекминского округа Якутии бежали сразу четверо. Полиция шла по их следу, поскольку они неосторожно послали с дороги письма братцам в скопческие селения, но беглецам все же удалось добраться до Румынии. А в 1880 г. скопчиха из Олекминского округа Якутии получила из Румынии письмо, в котором ее знакомые сообщали: «У нас некоторые стали появляться с вашей стороны: Иван Красников здесь, Степан Павлов, Фома Васильевич и прежде один, - всех четыре человека, и они нам все подробно говорят» (Ольминский 1905: 180). Правда, названные фамилии не совпадают с фамилиями беглецов, но обычно они меняли их за границей. Один из четверых бежавших якутских скопцов потом все же вернулся в Россию, но уже в роли учителя, и закончил опять ссылкой в Якутию (М.В. 1901: 189).

После того как ссыльным скопцам в 1905 г. разрешили покинуть Якутию, некоторая часть их переехала в Румынию, казавшуюся им землей обетованной, где у многих, к тому же, были старые знакомые, в свое время успевшие бежать за границу.

Далеко не каждый желавший, особенно из отдаленных местностей, все же решался на побег, поскольку без документов и денег было очень трудно добраться до границы, а тем более перейти ее. Существовала большая опасность попасться за бродяжничество, а за этим при обнаружении внешних признаков оскопления следовал суд и бессрочная ссылка. По нашим подсчетам в 1906 г. более 70% заграничных скопцов были выходцами из Курской, Орловской, Херсонской, Рязанской, Таврической губерний и Кубанской области, и буквально единицы вышли из Тверской, Нижегородской, Вятской и прочих отдаленных от границы губерний⁵.

Существовало несколько способов оказаться по ту сторону. Наиболее часто переход границы совершался нелегально. Возник и развился хорошо поставленный доходный бизнес по переправке людей через границу. Проводниками были евреи, молдаване и русские из приграничных селений, а перевалочными пунктами в Румынию - Унген, Скуляны, Леово в Бессарабии. Скопцы, знавшие к кому надо обратиться, сколько заплатить и как себя вести, неоднократно переходили границу и даже тайно ездили домой в Россию по делам и повидаться с родными. Никита Новиков в письме объяснял брату, как перебраться к нему в Молдавию: «<...> в Одессе есть скопец Семен Игнатьевич Давыдов, купец 3-й гильдии, живущий на Молдаванке, или же Иуда Устинович, то с ними сходишь на почту и эти деньги, которые будут у тебя, пошлешь ко мне в Галац, а сам поедешь из Одессы в Скуляны, и я тогда пребуду к тебе на переговор. В Скулянах есть жидовка Сурка, она содержит постоялый двор, то у ней можно остановиться, и она переправляет; ну, тогда и дела те будут пояснее мною тебе рассказаны, как поступить надобно, по той причине не надобно деньги при себе иметь, ибо на границе ограбят» (ГАРФ 1: Ч. 2. 154 об.-155).

Известны случаи, когда скопцы переходили границу вместе с русской армией, например, во время русско-турецкой войны 1827-1828 гг. (РГИА 6: 3 об.-4). После того как по Парижскому миру 1856 г. часть Бессарабии отошла к Молдавии, сопредельные государства стали выдавать приграничным жителям билеты на семидневное пребывание за границей. Приграничным оказалось с. Николаевка, которое было известно как молоканское, однако в нем были и скопцы. Сельский голова (примарь) Николаевки - скопец и на тот момент молдавоподданный, успевший побывать в ссылке на Кавказе, Феодосий Волошин - стал выдавать эти семидневные билеты своим единоверцам, начавшим приезжать в Николаевку, и скопцы свободно ходили из России в Молдавию и обратно.

Если скопец не имел внешних признаков оскопления, он мог взять заграничный паспорт на поклонение святыням, например, в Иерусалим к Гробу Господню или в Яссы к мощам св. Параскевы, и уйти за границу вполне легально. Такие паспорта давали на длительный срок, иногда до двух лет. Однако этим способом пользовались, главным образом, скопчихи, которые приезжали навестить своих родных, по торговым делам или с целью сбора пожертвований на ссыльных. В мае 1847 г., например, к А.А. Максимову и П.П. Матюшеву, которые проживали вместе, по загранпаспорту, выданному для поездки на богомолье на шесть месяцев, приехала в Бухарест, очевидно, погостить, мать Максимова и должна была подъехать еще одна родственница (ГАРФ 1: Ч. 2, 197-197 об.). В 1873 г. в Галац прибыла мещанка г. Николаева Александра Логвинова с загранпаспортом для следования в Иерусалим к святым местам. Консул в Галаце, заподозрив ее в принадлежности к секте, навел справки и выяснил, что Логвинова скопчиха, «и уже несколько лет, как она посещает Галац. Приезжая из Николаева, останавливается у здешних скопцов, ведет какую-то торговлю платками и собирает от галацких и бухарестских скопцов денежные вспомоществования» (ГАОО: 39 об.).

Особенности скопческого патриотизма и монархизма. Вопрос о возвращении в Россию

Эмигранты в первом поколении, как известно, особенно остро переносят разлуку с родиной, независимо, сколько лет прошло с момента их приезда в чужую страну. Они с трудом адаптируются среди иноэтнического окружения и, даже выучив язык, все равно остаются «чужаками». Если старообрядцы, однажды попав в Буковину, Молдавию или Турцию, во втором и третьем поколении могли сказать, что это их родина, то у скопцов не было второго поколения, которое могло бы назвать эти земли своей родиной. Для скопцов разных лет эмиграции родиной всегда оставалась только Россия. Даже если их привозили детьми, они воспитывались и вырастали в русском окружении и с сознанием, что обязательно должны когда-нибудь вернуться. Типичным можно назвать эмоциональное признание в любви к родине, сделанное галацким скопцом: «<...> подданным желаю остаться российским, ибо мне грешно продавать свое Отечество или не любить его, если очи мимо воли плачут по нем!» (РГИА 15: 28).

Несмотря на то, что правительство в России всеми силами старалось уничтожить секту, принимая против нее все более жесткие законы, у заграничных скопцов не было каких-то неприязненных чувств ни к России, ни к православной церкви, ни к монарху. Оказавшись на чужбине, они, по отзывам консульских сотрудников, старались сохранить свою русскость, связь с Россией и испытывали верноподданнические чувства к ее царю. Пожалуй, среди русских сект не было другой, настолько же проникнутой патриотическими и монархическими настроениями, как скопческая.

Очевидно, причину этих настроений надо искать в идеологии секты. Ее основателем и Сыном Божьим, как было сказано, скопцы считали императора Петра III. Они верили, что когда Петр Ш-Селиванов снова явится в мир, то царствующий император уступит ему свой трон, как законному хозяину. Скопческую веру, по мнению сектантов, тайно принял Александр I и ушел в Сибирь под именем Федора Кузьмича, да и последующие цари втайне были на стороне скопцов, но им надо было сохранить свое царство, чтобы народ в нем не перевелся и платил подати, давал рекрутов, поэтому они вынуждены были принимать законы против секты. «Явные государи знают эту тайну (о том, что Искупитель - это Петр III и Сын Божий. - С.И.) и знают, что надо будет престол ему сдать: они его наместники <...> Наместники Божие, Искупителевы - это наши государи, за то им и власть такая дана» (Кельсиев 1867: 611), - так рассуждали о царях галацкие скопцы. И все это свершится не где-нибудь, а в России, и только там воссияет Царство Божие.

Скопцы неоднократно подавали всеподданнейшие адреса российским монархам с изъявлением своих чувств. Монархические взгляды румынских скопцов отмечали и современники. Например, В.И. Кельсиев писал о своем хорошем знакомом, ясском скопце, который любил слушать рассказы о государевых делах: «Он горд государем, горд успехами России в его царствование, горд, что славяне, заходившие при нем ко мне, так благоговели перед Россией <...>» (Кельсиев 1941: 414).

Реформы 1860-х годов, а потом война России с Турцией за освобождение христиан на Балканах очень подняли авторитет Александра II, в том числе в глазах румынских скопцов, которые считали его «восточным христианским царем». Ожидая его приезд в Бухарест в 1878 г., скопцы подготовили адрес, в котором называли себя не иначе как «верноподданными скопцами»: «Ваши верноподданные скопцы исполнены неизреченною радостию видеть обожаемого нашего Монарха Освободителя и преобразователя российского народа <...>» (РГИА 11: 1). С позволения императора скопцам было разрешено поднести его величеству и членам фамилии хлеб-соль, и это было воспринято ими не только как величайшая милость, но и как залог будущего прощения.

В следующем году румынские скопцы обратились к императору с прошением, разрешить им вернуться в Россию. Они писали, что «скопцы Румынии всегда старались своим трудолюбием и добрым поведением доказать, что они достойны носить имя русских, которым они гордились как самым дорогим своим достоянием», что они «с восторгом схватились за случай минувшей войны, чтобы всеми мерами доказать глубокую свою преданность священной особе Вашего Императорского Величества и августейшим членам Императорской фамилии <...>» (РГИА 12: 2 об.). Они жаловались на чувство одиночества, которое терзает их на чужбине, и просили дозволить им вернуться на родную землю, с которой они «по духу никогда не расставались», клялись, что никто из них «ни словом, ни делом никогда не позволит себе ничего противного законам империи». Но если в этом им будет отказано, то тогда они просили разрешить хотя бы временный приезд в отечество для свидания с родными и для коммерческих дел (там же: 3 об.). Письмо было составлено очень проникновенно, и, видимо, тронуло сердце императора. Об этом можно судить по тому, что оно не было сразу и однозначно отвергнуто. Александр II поставил на нем резолюцию: «Переговорим об этом». Однако министр внутренних дел напомнил, насколько это вредная секта и что очень опасно разрешить им возвратиться в страну, тем более что последнее время секта активизировалась на юге России в связи с появлением второго Искупителя, а румынские скопцы приняли в этом деле «деятельное участие» (там же: 5-5 об.). Прошение скопцов было оставлено без последствий.

Во время войны 1877-1878 гг. скопцы помогали русской армии и состояли при ней в качестве подрядчиков, а извозчики старались оказать услуги военному руководству России, находившемуся в Главной императорской квартире в Бухаресте. Их нанимали на службу, и им доверяли возить начальство. Староста бухарестских скопцов П.П. Матюшев стал поставщиком экипажей Главной императорской квартиры, возил по Болгарии императора Александра II, и получил разрешение приехать в Одессу для покупки лошадей и экипажей. Матюшев был награжден за услуги армии золотой медалью «за усердие». Когда же после войны (в 1879, 1881, 1882 и 1884 гг.) он стал просить разрешения на въезд в Россию, ему отказали. Причем, свое прошение в 1881 г. Матюшев обосновал желанием поклониться гробу «избавителя христианских народов» - Александра II. Во внутренней переписке между Министерством внутренних дел и III отделением собственной ЕИВ канцелярии отказ обосновали высочайшим повелением 19 марта 1837 г. (РГИА 13: 4 об., 11 об., 13).

У некоторых, особенно к старости, мечта последний раз побывать на родине становилась настолько сильной, что ради ее осуществления они шли на всевозможные хитрости и обман. Показательна история скопца из Галаца Федора Баймакова. Он находился за границей с 1840 г. В 1863 г., когда ему уже было 80 лет, Баймаков обратился с прошением к вице-канцлеру кн. А. Горчакову о возвращении на родину, и, видимо, это было не первое обращение; в 1865 г. он написал прошение русскому посланнику при Порте Оттоманской Н.П. Игнатьеву. По словам автора этих прошений, он неутешно тосковал «по милой и дорогой сердцу» Тверской губернии, где и хотел быть похороненным. Баймаков был «протеже» и имел благодарности от директора Императорской публичной библиотеки в Петербурге за присылку древних книг и рукописей, и ему казалось, что это весомое основание, чтобы сделать для него исключение. Баймаков умолял Игнатьева исходатайствовать ему если не постоянное проживание в Тверской губернии или при Киевской лавре, то право на свободный въезд «как для поклонения мощам угодников Господних в Киевской лавре, так для производства торговли». Эти последние слова совершенно диссонируют с трагическими нотами письма. И многие другие скопческие прошения заканчивались упоминанием о деловых интересах, связанных с приездом в Россию. Очевидно, скопцы, привыкшие в Румынии к уважению за их умение вести дела, за материальный достаток, считали ссылку на коммерцию хорошим аргументом в пользу выдачи им разрешения на въезд. Но вернемся к истории Баймакова. После очередного отказа в феврале 1866 г. он обратился с прошением на имя государя императора, но и это не дало желаемого результата: Комитет министров в марте отклонил просьбу, а государь утвердил решение. Но уже в апреле того же года разрешение на въезд в Россию для него и его семьи, состоящей из жены и дочери, было все же получено, причем выдало его III отделение. Очередное ходатайство Баймакова основывалось на том, что ему необходимо лично предоставить властям важные политические документы и дать подробные объяснения на словах. Его обещание сообщить что-то важное пришло в Петербург после того, как 4 апреля произошло покушение Д.В. Каракозова на жизнь Александра II, и следственная комиссия сочла себя не вправе «усомниться в заявлении 84-летнего старца». Баймаков с семьей прожил у родственницы в Москве год. Чтобы собрать деньги в один конец ему пришлось распродать все движимое имущество (его маленький домик никто не купил), но на обратную дорогу Министерство императорского двора выдало ему пособие в 500 руб., приняв во внимание сделанные им пожертвования книгами в пользу императорской публичной библиотеки (РГИА 8: 5 об.,34 об., 24 об.).

Скопец из Бухареста Аверьян Востоков-Рыбничано, а на самом деле просто Аве- рьян Грудкин, добиваясь разрешения проехать в Россию, приложил к прошению (1883 г.) бумагу в Департамент полиции, в которой перечислил вопросы, которые может раскрыть, как то: об оскопителях, нелегальной переправке через границу, контакты румынских скопцов с российскими и др. Ему отказали, сославшись на положение от 10/22 июня 1870 г., а донос предложили подать в письменной форме (РГИА 14: 1-9). Выдать скопческие секреты правительству, разоблачить оскопителей не только обещал, но и уже начал в письмах своих это делать скопец Иван Савинко (РГИА 15: 95 об.-96 об.). Скопец из Галаца П.Ф. Белов в прошении на имя царя в 1886 г. приводил три довода, которые давали ему право на въезд: во-первых, что он оскоплен в малолетстве и вины его в том нет, во-вторых, он торгует и получает товар из России, а это требует его личного присутствия; и наконец, он обещал помочь правительству искоренить скопчество. Аргументация автора прошения вдруг неожиданно показалась министру внутренних дел Толстому основательной, и он предложил в виде исключения разрешить Белову временный приезд (РГИА 16: 5-9).

11 августа 1904 г. был обнародован Манифест, даровавший свободу вероисповедания неправославным гражданам страны, однако он не касался скопцов. Его очень ждали ссыльные сектанты в Восточной Сибири и беглые сектанты в Румынии. В феврале 1905 г. ясские скопцы обратились к императору с очередным прошением. Они воспользовались случаем выразить соболезнование государю по поводу убийства великого князя Сергея Александровича и одновременно с адресом подали прошение, в котором объясняли, что вынуждены были покинуть отечество из-за суровости законов, направленных против скопцов, напомнив, что никогда не поддавались на наущения врагов России и всегда старались за рубежом быть полезными своей стране. Скопцы упомянули, что государь озабочен изысканием мер к облегчению положения верноподданных иноверного исповедания и дарованием им различных прав и умоляли разрешить им свободно проживать в России, отменить ссылку в Сибирь или же хотя бы даровать право въезда в Россию «для поклонения русским святыням». Многозначительно звучит их заключительный пассаж: «<...> насколько для нас будешь милостив, настолько бог будет тебе помощником в брани» (ГМИР 1: 2 об.). В это время шла русско-японская война, очень неудачная для России, и скопцы решились напомнить царю, что у них с Господом Богом есть особые отношения.

Высочайшим указом Сенату от 25 июня 1905 г. (п. 8) Манифест от 11 августа 1904 г. был распространен на лиц, осужденных за преступления по статьям 197, 200-203 Уложения о наказаниях. Все эти статьи инкриминировались российским скопцам, и им были дарованы льготы в тех же пределах, как и всем ссыльнопоселенцам и ссыльнокаторжным. Постановлением от 8 ноября 1905 г. МВД освободил скопцов от ответственности за выезд за границу. В российские консульства хлынул поток ходатайств о возвращении. Скопцам разрешили вернуться, однако внутри страны законы, преследующие за скопчество, не были отменены, и вопрос об освобождении вернувшихся от уголовной ответственности мог быть решен только после их прибытия на родину. Если даже с них снимали уголовную ответственность, то еще два года они должны были находиться под надзором полиции. Безусловно, манифестом безбоязненно могли воспользоваться те, кого вывезли за границу и оскопили в детстве, а судьба остальных была под большим вопросом, особенно тех, кто бежал от воинской повинности. В 1905-1906 гг. в генеральное консульство поступили заявления из Ясс, Бухареста, Мангалии, Констанци и больше всего из Галаца. Некоторые делали приписки, что оскоплены в детстве или о том, что не смогли «привыкнуть ни к языку, ни к общественному порядку вещей» (РГИА 3: 131). Генконсул в Румынии, признавая вредность секты и тот факт, что там есть фанатики, насильственно оскопляющие людей, тем не менее, счел нужным высказаться в их пользу: «Считаю долгом удостоверить со своей стороны, что большинство наших скопцов, проживающих в Румынии, вполне заслуживает нашего внимания к нему: оно нисколько не утеряло своей русской национальности, оно непрестанно высказывает чувство патриотизма и искреннего участия к тяжелым испытаниям, постигшим нашу родину; оно отнеслось с негодованием к мятежным матросам броненосца “Князь Потемкин” и держит себя совершенно в стороне от них» (АВПРИ 1: 36-36 об.).

Российская миссия в Румынии на протяжении всего 1906 г. вела переписку с разными ведомствами на тему реэмиграции скопцов, пока, наконец, Министерство юстиции не заявило, что затрудняется обратиться к императору с ходатайством о полном прощении заграничных скопцов, поскольку это будет несправедливо по отношению к скопцам внутри империи, которые под судом или осуждены (АВПРИ 2: 170 об.). В дальнейшем российские миссии в Румынии, прежде чем визировать скопцам паспорта на въезд в Россию, каждый раз запрашивали у Министерства внутренних дел разрешение.

Вопрос о возвращении на родину вновь остро встал в 1916 г., когда Румыния вступила в Первую мировую войну на стороне Антанты и стала союзницей России. Румынская армия быстро потерпела поражение и возникла опасность взятия Бухареста немецкими войсками. Был разработан план эвакуации королевского двора, учереждений разного рода в Россию. И хотя галацкий скопец писал своему другу в Россию: «Злой враг скрежещет зубами, но мы надеемся на помощь Бога и на силу русского войска» (ЦГИА СПб.: 31), скопцы, особенно русско-подданные, все же поспешили поставить вопрос о выезде на родину хотя бы на время боевых действий. 9 декабря 1916 г. началась эвакуация Бухареста. Скопцы бросили дома и торговые лавки и бежали в приграничные с Россией города. Они настоятельно просили о предоставлении им разрешения на временное проживание в России, полагая, что за оказанную помощь российским войскам в качестве сотрудников Красного Креста и переводчиков при штабах, да и просто потому, что они русские, немцы будут мстить им. Высокопоставленные чиновники разных ведомств оценивали положение скопцов как безвыходное, но Департамент духовных дел МВД счел возвращение их нежелательным, ссылаясь на склонность этой секты к прозелитизму и оживление скопчества в России, да и вообще не увидел для этого законных оснований (РГИА 2: 69, 81, 84-85).