Языки и переводчики: о жизни и деятельности крупнейшего полиглота посольского приказа Ивана Тяжкогорского

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Языки и переводчики: о жизни и деятельности крупнейшего полиглота посольского приказа Ивана Тяжкогорского

Л.Г. Гуськов, ИРИ РАН

И. Майер, Упсальский университет, Швеция

Исследование посвящено жизни и деятельности переводчика посольского приказа Ивана Михайловича Тяжкогорского. Прослеживаются основные этапы его жизненного пути, обстоятельства поступления на работу в приказ (связанные с А. Л. Ординым-Нащокиным, главой приказа в этот период), вехи служебной карьеры, динамика изменения размера жалования, основные дипломатические и прочие службы. Большое внимание было уделено знанию языков, упомянутых в документах, -- немецкого («цесарского»), французского, польского, латинского, венгерского, рутенского («белорусского»). проведено сравнение письменных переводов И. Тяжкогорского с немецкого, французского и латинского языков, сохранившихся в архиве в виде черновиков, с иностранными оригиналами, что позволило установить «иностранный акцент» переводчика в русскоязычных текстах. опровергается ряд историографических заблуждений.

Ключевые слова: Россия в XVII в., переводчики Посольского приказа, Иван Тяжкогорский

Andrej G. Gus'kov

Institute of Russian History of the Russian Academy of Sciences, Moscow, Russia

Ingrid Maier

Uppsala University, Sweden

LANGUAGES AND TraNSLATORS: ON THE LIFE AND WORK OF IVAN TYAZHKOGORSKII, ONE OF THE AMBASSADORIAL CHANCERY'S GREATEST POLYGLOTS

This study is devoted to the life and career of Ivan Mikhailovich Tiazhkogorskii, a translator at the Ambassadorial Chancery in Moscow. We trace the main events of his life, the circumstances of his appointment to a position at the Ambassadorial Chancery (which was connected with A. L. Ordin-Nashchokin, head of the Chancery at the time), the important landmarks of his career, including details about the fluctuations in his salary and wages, and we examine the most important diplomatic and other duties he carried out. Particular attention has been paid to his knowledge of the foreign languages that are mentioned in the archival documents: German (“tsesarskii", literally 'imperial'), French, Polish, Latin, Hungarian, and Ruthenian (“belorusskii"). Moreover, we have compared some of Tiazhkogorskii's draft translations from German, French, and Latin - as far as they survive in the archives - with the foreign originals. This analysis allows us to trace elements of Tiazhkogorskii's “foreign accent" in his Russian translations. Our paper corrects some inaccuracies that have appeared in previous studies.

Keywords: Seventeenth-century Muscovite Russia, translators at the Ambassadorial Chancery (Posol'skii Prikaz) in Moscow, Ivan Tiazhkogorskii

Введение

Среди специалистов устного и письменного перевода, работавших в посольском приказе в последней трети XVII и начале XVIII в., встречается имя Ивана Михайловича Тяжкогорского. правда, за прошедшие десятилетия он мало интересовал представителей исторической науки, в отличие от ряда своих сослуживцев -- л. Гр осса [лаврентьев; лаврентьев, Матвеева; Гуськов, Майер], С. Чижинского [лукичев], Н. Спафария ([Белоброва; Белобородов] и др.), А. А. Виниуса [Милюков; Гуськов; Шамин, 2019]. последним двум даже были посвящены целые монографии [Михайловский; Урсул; Юркин; Wladimiroff; Boterbloem]. Счастливым исключением явилась статья в «словаре книжников и книжности Древней руси» [Буланин, Романова], хотя личность нашего героя поистине уникальна. Ситуация стала меняться лишь в последнее время, после выхода двух небольших статей [Майер; Майер, русаковский]. поиски в архивах в процессе работы над просопографическим исследованием о переводчиках XVII в. [Б еляков, Гуськов, лисейцев, Шамин] и изучение -- хотя бы предварительное -- ряда сохранившихся черновых переводов, выполненных Тяжкогорским, открыли значительное количество новой информации, позволяющей вновь обратиться к изучению его жизни и деятельности.

Биографические данные

Год рождения Ивана Тяжкогорского неизвестен, но на основе других данных о его жизни -- например, о времени пребывания в Минске в качестве священника, о годе поступления на службу в России и годе смерти -- можно предполагать, что он, наверное, родился где-то в первой половине 1630-х годов. Эта гипотеза также сходится с фактом, что бранденбургский посол Даниэль фон принтц в 1699 г. про него писал, что он «седой, как лунь, старик» [Майер, с. 82]; считается вероятным, что такому старику было в тот момент около 65--70 лет. очевидно, до приезда в Россию его звали Иоганн Шверенберг² (Johann/Johannes Schwerenberg³).¹ Авторы выражают благодарность Глебу Казакову, олегу Русаковскому, Степану Шамину, Вере Ченцовой и олене Янссон за разностороннюю помощь и ценные замечания, а Клаудии Дженсен за помощь с английской аннотацией.

² См. подробную аргументацию в статье: [Майер].

Diarium Itineris In Moscoviam Perillustris ac Magnifici Domini Ignatii Christophori Nobilis Domini De Guarient, & Ral... Wien, [1700]. P. 41, 44, 53. Русские переводы: Корб И. Г. Дневник путешествия в Московию: (1698 и 1699 гг. и примеч. А. И. Малеина. Спб., 1906. С. 44, 47, 57, 152, 163; Его же. Дневник путешествия в

Московское государство / [пер. с лат. Б. Женева и М. Семевского] // Рождение империи. М., 1997. С. 58, 61, 69, 147, 156.

Неизвестен не только год рождения, но и город, где родился и вырос И. Тяжкогорский. Согласно документации Посольского приказа, он являлся выходцем из «цесарской земли», то есть священной римской империи германской нации⁴. однако мы предполагаем, что он родом из венгрии, точнее, из какого-то из западных венгерских двух- или трехъязычных регионов [Майер, с. 79--80]. Это вряд ли сильно противоречит информации о «цесарской земле», так как, хотя Венгрия в формально-правовом отношении не являлась частью империи, она с 1570 г. тоже управлялась императором, в данном случае именовавшимся королем Венгрии. На эту мысль нас навели, с одной стороны, лингвистические «ошибки» Тяжкогорского в черновиках его переводов [Майер, с. 80--81], а с другой -- включение венгерского языка в список его специальностей. Данная гипотеза подтверждается поздней делопроизводственной выпиской, назвавшей переводчика венгерским шляхтичем⁵.

Впрочем, имеется также архивный документ, противоречащий, на первый взгляд, версиям о «цесарской земле» и Венгрии: в одной из выписок «в пример»⁶ Посольского приказа указано, что Тяжкогорский приехал «из Литвы з Богданом Нащокиным, люторские вірьі»⁷ (в 1668 г.). Однако если бы он родился и вырос в Литве (или центральной Польше), он вряд ли так хорошо владел бы немецким языком, и трудно тогда объяснить, как он выучил французский и, возможно, итальянский, а знание венгерского было бы уже совсем исключено. (Впрочем, нам до сих пор неизвестно, насколько хорошо он владел этим языком, так как не обнаружено никаких переводов с венгерского и дипломатических контактов с Венгрией практически не было.) Согласно русской приказной терминологии, территориальная идентификация «из Литвы» обозначала выходца из любой части речи Посполитой, без учета его национальной принадлежности (то есть не обязательно поляка или литовца). Вариант с пленением, ставшим причиной появления в приказе многих переводчиков польско-литовского происхождения (а также немца Л. Гросса), следует исключить в связи с заключением за год до его приезда Андрусовского перемирия, завершившего Русско-польскую войну 1654--1667 г. Данный вывод подтверждается размером установленного «новичного» оклада (50 руб.), абсолютно нехарактерного для бывших полоняников, и отсутствием каких-либо следов насильственного «вывоза» в приказной документации. Наиболее вероятным представляется рекрутирование Ивана Тяжкогорского русским послом Богданом ординым-Нащокиным (двоюродным братом главы Посольского приказа А. Л. ордина-Нащокина), впечатленным его лингвистическими способностями. очевидно, добиться согласия на переезд в чужую страну удалось обещанием высокого оклада (что и было реализовано при приеме в приказ). Наверное, ордины-Нащокины имели большие надежды на талантливого иноземца-переводчика.

Относительно вероисповедания Тяжкогорского тоже имеются якобы противоречащие друг другу документы: в приведенном выше документе утверждалось, что он был лютеранином, а в другом -- что был католиком. С уверенностью можно утвердить, что на момент принесения присяги на верность российскому царю Тяжкогорский исповедовал католицизм. Одно из вероятных объяснений возникающего парадокса может заключаться в предоставлении ложной информации самим будущим переводчиком. По приезде в россию, имея сведения, что к католикам здесь относятся с бульшим недоверием, чем к протестантам, он, вероятно, выдал себя за последнего. однако перед присягой, предусматривавшей крестоприведение в церкви, он не стал брать серьезный грех на душу и объявил свое истинное вероисповедание. Впрочем, с нашей гипотезой о венгерских корнях католичество хорошо соотносится (лютеран там во все времена было мало).⁴ РГАДА. Ф. 138. Оп. 1. 1682 г. № 20. Л. 110.

⁵ РГАДА. Ф. 150. Оп. 1. 1619 г. № 4. Л. 46. См. также цитату в работе: [Майер, с. 77].

⁶ Возможно, что на этой выписке основана гипотеза К. В. Харламповича и других, что Тяжкогорский был выходцем с Украины, так же как Лаврецкий, Чижинский и многие другие переводчики [Харлампович, с. 430--432].

⁷ РГАДА. Ф. 138. Оп. 1. 1673 г. № 5. Л. 37. (Цитаты здесь и далее приводятся в упрощенной орфографии.)

Судя по всему, Иван Тяжкогорский (бывший Иоганн Шверенберг) прожил на территории Речи посполитой (возможно, и на ее землях, занятых русскими войсками) не менее 8-10 лет, что объясняет его знание польского, «белоруского» -- рутенского -- и русского языков (подробности о знании языков см. в следующем разделе). Согласно словам польского посла К. Гжимултовского, контактировавшего с переводчиком на переговорах в Андрусове в январе-- марте 1684 г., Тяжкогорский какое-то время служил приходским священником в Минске [Кочегаров, с. 225, примеч. 180] -- очевидно, католическим или униатским. На обеде с польским дипломатом в марте 1684 г. Тяжкогорский -- в документе два раза названный «Ясногорским»-- удивил Гжимултовского «своими обширными познаниями в географии Речи Посполитой» [Кочегаров, с. 225, примеч. 180]. Можно предположить, пока еще чисто гипотетически, что пребывание Тяжкогорского в Великом княжестве Литовском обуславливалось миссионерскими задачами. Попасть туда он мог либо до лета 1655 г., то есть до момента взятия города русскими войсками в ходе Русско-польской войны 1654--1667 г., либо после июня 1660 г., когда в город вернулись польско-литовские власти⁸ (из реляции Гжимултовского не ясно, когда это было). последняя дата более вероятна, так как город был сильно разорен в ходе боевых действий, потеряв и прежнее католическое духовенство. В качестве гипотезы можно предположить, что Шверенберга направили в освобожденный город для помощи сильно поредевшей общине. Мы не знаем, возглавил он приход сразу по прибытии в Минск или получил этот пост позднее в ходе своей деятельности, и также неизвестно, когда он сложил с себя духовный сан. Так или иначе, к 1660 г. ему должно было быть не менее 25--30 лет. Возможно, его духовное служение не ограничивалось приходом в одном городе Речи посполитой, что могло бы объяснить его географический кругозор. Бывшее же священничество сходится с попыткой скрыть в Москве свою веру.

Вероятно, наш герой сам еще в Литве (в Минске) перевел свою фамилию Шверенберг (тяжелая/тяжкая гора') на русский язык -- или сначала на польский. По-польски «тяжелая гора» будет «ci^zka gora», а прилагательное -- «Ci^zkogorski». Либо для благозвучия, либо на основе недоразумения при устных контактах эта фамилия могла превращаться в «Jasnogorski» (как в реляции польского посла Гжимултовского; см. выше). Представляется вероятным, что трансформация фамилии сначала прошла польскую стадию: во-первых, в первые годы его службы в приказной документации иногда встречается вариант «Чешкогорский»; во-вторых, нам неизвестно ни одного другого случая, когда в Посольском приказе калькировали бы фамилию иностранца, -- как правило, вместо калькирования («перевода») происходила простая фонетическая адаптация типа «Meifiner -- Мейснер». Так, например, Филат Адлер (Adler) не становился «Ф. Орловым», Англеры в Москве не назывались «Уильщиковыми» или Юрий Гивнер (Georg Hufner) -- «Садовниковым» и т. д. Тяжкогорский, таким образом, является совершенно уникальным случаем также и в этом отношении.

С момента поступления Тяжкогорского в Посольский приказ появляются документы, позволяющие отказаться во многих нередко от гипотетических рассуждений. 1 сентября 1668 г. по царскому указу его зачислили в состав российского дипломатического ведомства: «велено ему Ивану быть в Посольском приказе в переводчиках»⁹. Во время процедуры «приведения к вере», проходившей 4 сентября 1668 г.¹⁰, Тяжкогорский после клятвы на распятии поцеловал икону и заверил крестоприводную запись собственной подписью: «А вірился пред образом распятия г(о)сп(о)да б(о)га и сп(а)с(ител)я н(а)шего Иис(у)с(а) Хр(и)ста... для того, что он католицкие вірьі. И проговоря кр(е)стоприводную запис(ь), образ распятие Хр(и)ст(о)во целовал»¹¹.⁸ Минск был занят русскими войсками 3 июня 1655 г. [Курбатов, с. 56], возвращение армии Речи Посполитой произошло 23 июня (3 июля) 1660 г. [Флоря, 2010, с. 568].

⁹ РГАДА. Ф. 138. Оп. 1. 1679 г. № 2. Л. 1.

¹⁰ По умолчанию все даты указаны по старому стилю (иногда в скобках дополнительно указан новый стиль).

¹¹ РГАДА. Ф. 138. Оп. 2. № 12. Л. 4.

Так как в Москве в то время отсутствовал католический священник (кслндз), единственным, кто «стоял у веры» в посольском приказе, был подьячий Андрей Нванов, который с 1640 -х годов курировал переводчиков и толмачей в дипломатическом ведомстве [Беляков, с. 55].

После зачисления на службу Н. Тяжкогорский получил подъемные в размере 10 руб. «в приказ»¹² и еще 50 руб. «по имянному государеву указу». Одновременно ему установили достаточно высокий оклад: поместный -- 300 чети, денежный -- 50 руб. в год и поденный «корм» - 10 алт. в день¹³. Поскольку переводчики постоянно участвовали в церемониях приема иностранных послов, их внешний вид не должен был умалять государеву честь. С этой целью некоторым из «новиков», то есть новых сотрудников, казна выделяла парадную одежду («платье») или ткани на ее изготовление. Новоиспеченный переводчик получил с Казенного двора достаточно богатую дипломатическую униформу: «кунтушъ сукно кармазин, надставка з золотом», кафтан «камчат» с серебряными пуговицами, бархатную шапку с соболиной опушкой, желтые сафьяновые сапоги и красные («багрецовые») штаны¹⁴. Данное пожалование применялось в основном к малообеспеченным (приезжим или пленным) переводчикам и толмачам до второй половины 1670-х годов, когда его сменила особая денежная выплата [Беляков, Гуськов, Шамин]. несомненно, что такие крупные пожалования, явно превышающие стандартное обеспечение новых служащих, обуславливались личным интересом главы приказа А. Л. Ордина-Нащокина, который смог добиться для своего протеже даже особого государева указа.

Нз всего пожалованного Н. Тяжкогорскому обращает на себя внимание лишь один предмет - кунтуш, то есть вид польской верхней одежды с откидными разрезными рукавами. Данное пожалование выглядит несколько странно, так как подобную одежду официальные российские власти не поощряли, а в определенные годы и запрещали. Например, 6 августа 1675 г. указом царя Алексея Михайловича вводилось ограничение на ее использование: «платья, кафтанов и шапок с иноземских образцов не носить» [ш амин, 2005, с. 24]. Выдавать в качестве «парадной» одежду, скроенную по образцу самого активного оппонента страны на международной арене, противоречило здравому смыслу. возможно, это было связано с постоянно менявшимся интересом к Речи Посполитой со стороны российской аристократии, например, с временно возникшей «модой» на польскую одежду под влиянием многочисленных выходцев с западных рубежей, в том числе и пленных в результате боевых действий русско- польской войны 1654-1667 г. От запретов на «вражеское платье» могли отказаться после заключения Андрусовского перемирия в результате культурного обмена, особенно интенсивно происходившего на переговорах между русскими и польскими дипломатами. Другое возможное объяснение связано с восприятием кунтуша не как польской одежды, а как «платья», пришедшего с востока через венгерские земли. Так как Тяжкогорский прибыл «из цесарской земли венгер шляхтич» (хотя и через Литву), в качестве дара он мог получить известный ему вид кафтана.

Примерно через год¹⁵ Н. Тяжкогорский, узнав положительные стороны исповедования официальной религии Московского государства, православия, совершил обряд перекрещения. Его результатом стали двукратное повышение годового оклада (до 100 руб.) и прибавка кормовых (до 16 алт. 4 денг., то есть 50 коп.)¹⁶. За «подначалие»¹⁷ и крещение он, вместе с новообращенной супругой¹⁸, получил 200 золотых червонных, 50 руб. «в приказ»¹⁹ и вознаграждение в виде тканей, одежды и мелких денег еще на 118 руб.²⁰ любопытно, что восприемником при таинстве выступал высокопоставленный член государева двора боярин князь Яков никитич одоевский²¹.¹² Формула «в приказ» обозначала, что выплата разовая (уникальная, экстраординарная), то есть она не повторялась, как оклад или «корм», и ее нельзя было использовать как образец для аналогичных пожалований («в пример»).

¹³ РГАДА. Ф. 138. Оп. 2. № 12. Л. 54.

14

Там же.

¹⁴ Точную дату крещения установить пока не удалось. Обряд был совершен в промежутке между 30 ноября 1669 г. и апрелем-маем 1670 г. Первая дата определяется по выплате годового оклада в 50 руб. (РГАДА. Ф. 138. Оп. 2. Кн. 16. Л. 45 об.), вторая -- по выписке в связи с пожаром 28 апреля 1670 г., в которой указывается уже повышенный после крещения оклад в 100 руб. (РГАДА. Ф. 138. Оп. 1. 1669 г. № 8. Л. 114--115).

точная дата кончины Нвана тяжкогорского нам неизвестна. в приказных документах последнее упоминание о нем датируется 30 июня 1704 г., когда он получил жалование на вторую половину года: 106 руб. 24 алт. 1 денг., включая половину годового оклада (полный -- 93 руб.) и поденный корм за шесть месяцев (по 11 алт. на день)²². В начале же 1705 г. (не позднее 26 февраля) его имя уже отсутствует в окладной книге Посольского приказа²³. Вероятным временем смерти переводчика можно считать вторую половину 1704 г.

Служба в Посольском и Малороссийском приказах В 1670 -х годах Нван Тяжкогорский на длительное время отправляется из Москвы навыездные службы. В этот же период его имя исчезает из окладных и «выплатных» списков посольского приказа²⁴ и появляется в делопроизводстве Малороссийского²⁵. однако в связи с отсутствием полноценных исследований персонала последнего²⁶ и небольшим числом опубликованных источников нам удалось пока обнаружить лишь несколько таких упоминаний, относящихся к 1675-1678 г.²⁷

Возможно, что перевод в менее значительное по статусу учреждение связан с приходом в Посольский приказ Артамона Сергеевича Матвеева и слиянием под его руководством двух ведомств (объединение коснулось лишь высшего звена -- судей и дьяков, делопроизводство же и остальной персонал сохранились в каждом из приказов без изменений). не исключено, что служебный трансфер был обусловлен борьбой различных кланов в окружении царя Алексея Михайловича. новый руководитель внешнеполитического ведомства, сохранявший свой пост до 3 июля 1676 г. (он был отставлен через некоторое время после смерти царя), относился к0аоппонентам своего предшественника, Афанасия Лаврентьевича Ордина-Нащокина. Благодаря же последнему Тяжкогорский не только попал в состав переводчиков Посольского приказа, но и получил беспрецедентно высокий новичный оклад (в 50 руб.), который через полтора года был удвоен. Привез же его в Россию двоюродный брат Афанасия -- Богдан Иванович Ордин-Нащокин. К соперникам А. С. Матвеева за царскую милость принадлежал и крестный отец (восприемник) переводчика -- Я. н. одоевский, являвшийся представителем одного из знатнейших боярских родов [Седов, с. 127].¹⁵ РГАДА. Ф. 138. Оп. 1. 1669 г. № 2. Л. 114.

¹⁶ Подначалие -- процедура обучения постулатам православной веры, осуществлявшаяся через прикрепление будущего неофита к какому-либо монастырю, церкви или уважаемому священнику.

Факт одновременного крещения вместе с мужем указывает на иностранное происхождение «Варварицы Ивановой дочери» и их совместный, вероятно, приезд в Россию. (Нмя супруги Нвана Тяжкогорского лишь единожды встречается в документах: Ф. 138. Оп. 1. 1680 г. № 2. Л. 1.)

¹ РГАДА. Ф. 138. Оп. 1. 1669 г. № 8. Л. 114--115.

² Там же. Л. 115; см. также: [Беляков, Гуськов, Шамин].

³ РГАДА. Ф. 150. Оп. 1. 1668 г. № 22. Л. 110.

⁴ РГАДА. Ф. 138. Оп. 1. 1704 г. № 20. Л. 1 об.

⁵ РГАДА. Ф. 138. Оп. 1. 1705 г. № 1.

⁶ 1670/1671 г. -- РГАДА. Ф. 138. Оп. 2. № 12. Л. 80--84; 1673/1674 г. -- Там же. Л. 107--128; 1674/1675 г.

-- Там же. Л. 143--148; 1676/1677 г. -- Там же. Л. 152 -- 156 об.; 1678 г. -- Там же. Л. 168.

⁷ РГАДА. Ф. 138. Оп. 1. 1674 г. № 6. Л. 172; Ф. 138. Оп. 2. № 12. Л. 161; № 19. Л. 56.

⁸ К сожалению, новейшее исследование Малороссийского приказа [Безьев] вызывает, скорее, сожаление из-за неполноты использованных источников и ошибок в описании фактов.

⁹ См. примеч. 25.

Произошедшая в июле 1676 г. новая смена руководства Посольского приказа (вместо отправленного в ссылку А. С. Матвеева судьей стал думный дьяк ларион Нванов) не привела к улучшению ситуации для И. Тяжкогорского. Новый глава внешнеполитического ведомства принадлежал к группировке боярина Б. с. Хитрово [седов, с. 243], солидаризировавшейся в определенных обстоятельствах с князьями одоевскими. отсутствие дипломатической практики компенсировалось у думного дьяка незаурядным опытом приказной работы, позволявшим легко разобраться во внутренней «кухне» ведомства. Отстранение общего противника -- А. С. Матвеева -- вывело на повестку дня заботу кланов о собственной близости к трону. Поддержка чужих «клиентов» (в рамках системы патроно-клиентских отношений), к которым относился переводчик, не входила в планы Лариона Иванова.

Исключительное финансовое благополучие выходца «из цесарских земель», достигнутое в первые же годы после зачисления в посольский приказ, а также покровительство А. Л. Ордина-Нащокина, возможно, вызывали некоторую зависть со стороны сослуживцев. Оклада в 100 руб., являвшегося на тот момент основным предельным размером должностного жалования для переводчиков (без учета «кормовых денег» и некоторых особых случаев), многие не могли добиться десятилетиями. Так, Иван Фомин, принятый на службу в 1589 г. (15 руб.), достиг своего «потолка» в 70 руб. лишь в 1621 г. [Лисейцев, с. 357--358]; оклад Ефима Мейснера с 1662 по 1674/1675 г. вырос с 65 до 80 руб. соответственно, а Андрея Виниуса с марта 1664 по 1674/1675 г. -- с 30 до 82 руб. [Беляков, с. 121--122]. Чуть больше -- 120 руб. -- к сентябрю 1667 г. получал Василий Боуш, начавший свою карьеру в июне 1654 г. с 30-рублевым жалованием²⁸. оклад же многих специалистов письменного перевода вообще не поднимался выше 40--60 руб.

В 1678 г., лишенный покровительства со стороны «сильных мира сего», Тяжкогорский оказался беззащитен перед намерением нового главы посольского приказа урезать его денежное содержание. К тому времени переводчик третий год почти непрерывно находился в полках Григория Григорьевича Ромодановского, ходивших в походы под Чигирин²⁹. Невозможность регулярной подачи челобитных, которые в связи со спецификой приказного делопроизводства требовались при любом получении денег, привела к задержкам с выплатой жалования. Кроме того, переход в юрисдикцию Малороссийского приказа исключал возможность участия в коллективных прошениях переводчиков дипломатического ведомства. В конце концов Тяжкогорский и его семья в Москве оказались без средств к существованию, так что он направил в приказ две челобитные с просьбой о выплате задолженности (возможно, через супругу или с какой-либо оказией).

Последовательность дальнейших событий удается реконструировать по приказным документам. На прошения Тяжкогорского были наложены резолюции о рассмотрении дела в приказе и составлена выписка с кратким послужным списком и размером причитающихся денег. Неожиданно в столбце появляется запись и подклеивается челобитная другого переводчика, Степана Чижинского, в которой новый служащий приказа просит о поверстании ему «новичного» оклада³¹. После очередной выписки со справкой, какие выплаты назначались в таких случаях, 1 февраля 1678 г. выходит указ о зачислении в посольский приказ нового переводчика с 20 руб. годового жалования и 2 алт. (6 коп.) ежедневных «кормовых» денег, выделяемых... из оклада Тяжкогорского³². 11 марта 1678 г. уменьшение его доходов было продолжено: на этот раз 4 коп. ежедневных «кормовых» передали отставному переводчику Ефиму Фентурову в качестве своеобразной пенсии («вместо милостыни»). Всего же «того великого г(о)с(у)д(а)ря жалован(ь)я убавлено у него Нвана из окладу ево изо р [100] рублев К [20] рублев, да ис поденного корму из полтины г [3] алтына В [2] де(ньги) для того, что ему Нвану окладъ великъ, а діло за ним неболшое»³³. Наверное, Тяжкогорский сильно удивился: вместо выплаты задержанного оклада он неожиданно получил его сокращение, объясняемое недостаточной служебной нагрузкой! Еще через два года -- новый удар: 28 января 1680 г. по помете Лариона Иванова без объяснения причин переводчику срезают еще 15 коп. поденного корма «до указу великого государя» (то есть бессрочно)³⁴. В итоге в 1678--1680 г. Тяжкогорский потерял одну пятую годового оклада и половину поденного корма.¹⁰ РГАДА. Ф. 138. Оп. 2. Кн. 12. Л. 35, 38, 60.

¹¹ Пока не обнаружено сведений о возвращении Тяжкогорского в Москву во время отвода войск на зимние квартиры в Курск и частичного их роспуска.

¹² РГАДА. Ф. 138. Оп. 1. 1677 г. № 1. Л. 111, 112.

¹³ Там же. Л. 114--115. Получивший еще в августе 1677 г. задание о переводе «Книги о луне» с латинского языка («Селенография» Я. Гевелия [Морозов, с. 118]) Чижинский, однако, за следующие полгода не был обеспечен каким-либо финансовым вспомоществованием.

¹⁴ РГАДА. Ф. 138. Оп. 1. 1677 г. № 1. Л. 116-119.

Неудачей закончилась и попытка возвращения в активную политику прежнего покровителя переводчика -- А. Л. Ордина-Нащокина. В 1679 г., после предварительных консультаций о русско-польско-турецких делах, старец Антоний (под именем которого Ордин-Нащокин постригся в монахи в Крыпецком монастыре близ Пскова) был привлечен к дипломатическим переговорам с польскими послами. Следует предположить, что не последнюю роль в этом сыграл клан бояр Одоевских, вопреки сложившемуся ранее мнению [Седов, с. 348--349]. Так, бывший «канцлер» после общения с дипломатами из Варшавы во время краткого приезда в Москву осенью 1679 г. дал подробнейший отчет (изложенный затем в виде записки) не только Лариону Иванову, но и Н. Н. и Я. Н. Одоевским [Флоря, 2019, с. 82--83], последний из которых являлся, как мы помним, крестным отцом переводчика. Однако дальнейшие действия показали глубину расхождения идей прежнего фаворита и членов Боярской думы, так как вскоре он был отстранен от участия в переговорах и возвращен в монастырь. Не исключено, что новое появление имени Тяжкогорского в служебных списках посольского приказа, фиксируемое не позднее мая 1679 г.³⁵, как-то связано с данными событиями. К сожалению, отсутствие письменных источников, с помощью которых мы могли бы увидеть скрытые механизмы внутриведомственных интриг, не позволяет проследить процесс принятия решений.

Последующие попытки Н. Тяжкогорского вернуть урезанное жалование реализовывались с большим трудом. Несмотря на участие в дипломатических миссиях (регулярно поощряемое повышением оклада у других работников приказа) и в переводах документов, газет и книг, размер его оклада (как годового, так и «корма») некоторое время оставался неизменным. Лишь после гибели во время стрелецких волнений Лариона Иванова и прихода на его место «великих посольских дел оберегателя» Василия Васильевича голицына дело сдвинулось с мертвой точки. В 1682 г., после очередной челобитной, в которой переводчик перечислил целых девять командировок 1671--1681 г., жалоба на необоснованное сокращение жалования («а мне, холопу вашему, убавлено... а вины своей в том не знаю»³⁶) наконец-то была удовлетворена. 1 сентября новый глава Посольского приказа санкционировал прибавку Н. Тяжкогорскому 5 руб. к годовому окладу и 5 коп. к поденному корму «за приказную ево работу»³⁷. Следующее повышение, ставшее последним в его карьере, переводчик получил за участие в 1-м Крымском походе 1687 г. В начале 1688 г. его оклад достиг 93 руб. (прибавка -- 8 руб.), а поденный корм -- 11 алт. в день (прибавка -- 1 алт.)³⁸. Возможно, что причина «потепления» отношения к Тяжкогорскому заключалась в позиции самого В. В. голицына, который, как известно, благоволил к иностранцам, в том числе и находившимся на русской службе. В дальнейшем оклад переводчика оставался неизменным до самой смерти в 1704 г.¹⁵ РГАДА. Ф. 138. Оп. 1. 1679 г. № 2. Л. 19.

¹⁶ РГАДА. Ф. 138. Оп. 1. 1682 г. № 20. Л. 401.

¹⁷ РГАДА. Ф. 138. Оп. 2. № 12. Л. 102.

¹⁸ РГАДА. Ф. 138. Оп. 1. 1682 г. № 20. Л. 404.

¹⁹ Там же. Л. 397, 396.

²⁰ РГАДА. Ф. 138. Оп. 1. 1696 г. № 16. Л. 12.

За годы службы Тяжкогорский участвовал во многих командировках, преследовавших как дипломатические, так и военные и гражданские цели³⁹. в первую поездку переводчик отправился в 1671 г. в составе посольства думного дворянина Нвана Нвановича чаадаева и дьяка Михаила Посникова в Речь Посполитую. Миссия, предварявшая одно из посольств по переговорам о вечном мире, в июле 1671 г. обсудила в варшаве проблемы совместной борьбы против Османской империи и ситуацию с гетманом Правобережной Украины Петром Дорошенко, зондировавшим почву для перехода в российское подданство⁴⁰. Затем Тяжкогорский находился «на Олонце» с Б. Н. Ординым-Нащокиным⁴¹, служившим там на воеводстве в 1672-1677 г.⁴² Установить цели пребывания здесь и даже примерные даты пока не удалось. Возможно, что служба была связана с сопровождением иностранных рудознатцев, искавших на Олонце в 1675 г. полезные ископаемые [Юркин, с. 125].

Последующие миссии представляли определенную опасность для мирной профессии переводчика, так как они были связаны с пребыванием на территории Малороссии, ставшей театром боевых действий в ходе Русско-турецкой войны 1672-1681 г. Первоначально Тяжкогорский находился с думным дворянином Иваном Ивановичем Ржевским «под Каневым»⁴³; затем трижды он был прикомандирован к полкам князя Г. Г. Ромодановского, участвовавшим в походах под Чигирин (1676-1678 г.)⁴⁴. Завершилась «военная эпопея» в 1679 г. в Киеве в полку князя Михаила Алегуковича Черкасского, уже в статусе сотрудника Посольского приказа.

В первой половине 1680-х годов Тяжкогорского, возвратившегося в сферу обеспечения дипломатической службы, направляют в Речь Посполитую для переговоров («для переводов»). в апреле - июне 1680 и феврале - июне 1681 г. он дважды ездил в варшаву⁴⁶, а в декабре 1683 - марте 1684 г. участвовал в «польском посолском съезде» в Андрусово, где русскую делегацию возглавлял князь Я. Н. Одоевский⁴⁷.

Последняя известная командировка вновь была связана с боевыми действиями русских армий. В 1687 г. переводчик сопровождает войско в. в. Голицына, предпринявшее поход на Крым: «был я на службе великих государей в первом крымском походе»⁴⁸. О дальнейших поездках нам ничего не известно. Прекращение командировок, возможно, было связано как с возрастом нашего героя, которому было уже за 50 лет, так и с интенсификацией работы по переводу европейской периодики и литературы.

переводчик полиглот посольский тяжкогорский

Знание языков

По известным на настоящий момент сведениям, Тяжкогорский являлся одним из самых крупных полиглотов Посольского приказа - а возможно, и всего Российского государства. В приказной документации зафиксировано формальное знание шести иностранных языков (которые тут приводятся в алфавитном порядке): белорусского, венгерского, латинского, польского, французского и «цесарского» (немецкого). Со всех этих языков он мог переводить на русский («словенский»); вероятно, он знал еще и греческий и обладал хотя бы пассивными знаниями итальянского. Уловить закономерность в порядке языков, указанных в приказных записях, так и не удалось. полный «комплект» из шести языков встречается достаточно редко: «...для переводу латинского, цесарского, польского, францужского, венгерского, белоруского языков писем»⁴⁹, «францужского, венгерского, цесарского, латинского, полского, белоруского»⁵⁰, «цесарского, французского, полского, латинского, венгерского, белоруского»⁵¹. также имеются варианты с пятью («французского, венгерского, полского, белоруского и латинского»⁵², «цесарского, французского, полского, латинского, венгерского языков»⁵³, «цесарского и польского, и латынского, и венгерского, и францужского»⁵⁴), четырьмя («французского и венгерского, цесарского и латинского») и даже с тремя языками (польский, латинский и белорусский⁵⁶; немецкий, латинский и французский⁵⁷).²¹ Подробный анализ служебных поездок переводчика остается задачей будущих исследований; в настоящей статье мы ограничимся лишь кратким перечислением состоявшихся миссий.

²² РГАДА. Ф. 138. Оп. 1. 1680 г. № 2. Л. 1; Ф. 79. Оп. 1. Кн. 138, 139.

²³ РГАДА. Ф. 138. Оп. 1. 1680 г. № 2. Л. 1; 1682 г. № 20. Л. 404.

²⁴ Дополнения к актам историческим, собранные и изданные Археографической комиссией : [В 12-ти т.]. СПб.,

1857. Т. 6. С. 219-220.

²⁵ РГАДА. Ф. 138. Оп. 1. 1682 г. № 20. Л. 404.

²⁶ РГАДА. Ф. 138. Оп. 1. 1680 г. № 2. Л. 1; Оп. 2. № 12. Л. 161.

²⁷ РГАДА. Ф. 138. Оп. 2. № 12. Л. 102.

²⁸ Первая поездка - в составе посольства окольничего Нвана Афанасьевича Прончищева и дьяка Емельяна Украинцева (РГАДА. Ф. 138. Оп. 1. 1680 г. № 2. Л. 1), вторая - думного дворянина Нвана Афанасьевича Желябужского и дьяка Семена Протопопова (РГАДА. Ф. 138. Оп. 1. 1684 г. № 6. Л. 1).

²⁹ РГАДА. Ф. 138. Оп. 1. 1683 г. № 5. Л. 5; подробное описание переговоров и участие в них переводчика см.: [Кочегаров, с. 182-198].

³⁰ РГАДА. Ф. 138. Оп. 1. 1696 г. № 16. Л. 12.

Правда, если посмотреть внимательно на действительно впечатляющий список «иностранных» языков тяжкогорского, то в ряде случаев возникают определенные проблемы. например: что имелось в виду под термином «белорусский язык» в период, когда национального белорусского языка еще не было? на восточнославянской территории в XVII в. существовало два дистинктивных письменных языка на народной основе: с одной стороны, русский, а с другой -- общий письменный язык всех восточных славян, проживавших на территории Речи Посполитой еще до формирования национальных письменных языков (украинского и белорусского). Для последнего существует много разных названий: проста(я) мова, староукраинский, старобелорусский, юго-западнорусский (причем последние три названия употребляются главным образом в зависимости от современного лингвистического состояния и национальной принадлежности самого исследователя). В западноевропейской лингвистике уже давно в ходу (помимо других) более нейтральное -- и поэтому, как представляется, также и более приемлемое -- название «Ruthenian/ruthenisch / (la langue) ruthene», и изредка термин «рутенский/рутэнский» встречается и в восточнославянских работах. Представляется, что именно этот язык имелся в виду, когда в посольском приказе упоминался «белорусский» как одна из специальностей у ряда переводчиков (например, у тяжкогорского). тексты на этом языке в Москве часто понимали даже без перевода, но в них могли быть непонятные полонизмы и латинизмы, поэтому официальные документы (грамоты, договоры и т. д.), как правило, переводили на русский язык. Вероятно, Тяжкогорский выучил этот язык -- вместе с русским -- во время своего многолетнего пребывания в Минске. Из того обстоятельства, что в его переводах политических и научных текстов сравнительно часто встречаются слова типа «аще, зане» и другие, нехарактерные для языка Посольского приказа, можно сделать вывод, что он, скорее всего, изучал русский язык по религиозной литературе.

Насколько хорошо тяжкогорский владел латинским и французским языками, до конца еще не ясно, так как почти не существует исследований, сравнивающих его переводы с использованными им иностранными оригиналами. Первый шаг в эту сторону был сделан в маленькой статье, где было проанализировано короткое французское четверостишие, переведенное, по всей вероятности, И. тяжкогорским (так как другого специалиста по французскому языку в то время в Посольском приказе не было) [Майер, Русаковский, с. 73--74]. Авторы пришли к предварительному выводу, что его знания этого языка не были глубокими. Так, например, переводчик не понял фразеологизма «en l'Auril deson aage» (в современном нормализованном написании: «en l'avril de son age» -- на заре своей жизни', то есть в своей юности') и написал бессмысленную фразу. В то же время это четверостишие является слишком коротким текстом, чтобы на его основе поставить окончательную оценку Тяжкогорскому по знанию французского языка, тем более что мы не можем утверждать с абсолютной уверенностью, что переводчиком был именно Тяжкогорский (черновик перевода пока не обнаружен).³¹ РГАДА- Ф. 138. Оп. 1. 1680 г. № 2. Л. 1.

³² РГАДА. Ф. 138. Оп. 1. 1683 г. № 1. Л. 4.

³³ РГАДА. Ф. 138. Оп. 1. 1697 г. № 31. Л. 2.

³⁴ РГАДА. Ф. 138. Оп. 1. 1698 г. № 33. Л. 2, 7.

³⁵ РГАДА. Ф. 138. Оп. 1. 1697 г. № 31. Л. 14.

³⁶ РГАДА. Ф. 138. Оп. 2. № 12. Л. 4.

³⁷ РГАДА. Ф. 138. Оп. 1. 1679 г. № 2. Л. 16.

³⁸ РГАДА. Ф. 138. Оп. 2. № 12. Л. 102.

³⁹ РГАДА. Ф. 138. Оп. 1. 1680 г. № 1. Л. 2.

Имеется, однако, как минимум одна целая книга, несомненно, переведенная Тяжкогорским с французского языка, а именно книга «о триугольномерии и о землемерии», законченная им 18 августа 1688 г. [Кудрявцев, с. 215]⁵⁸. (Подробности о французском оригинале см. ниже, в разделе «Переводы газет и книг».) Сравнив несколько страниц чернового перевода с французским оригиналом, мы пришли к выводу, что переводчик хорошо понимал французский текст и сумел его перевести на понятный русский язык -- по крайней мере, в таких разделах, как «введение к читателю», где мало или почти нет математических терминов.

Установить, насколько хорошо Тяжкогорский владел латинским языком, еще труднее. При подготовке статьи для сборника о переводчиках И. Майер и О. Русаковским был проведен анализ перевода с латинского на русский стихотворения-эпиграммы, написанной элегическими дистихами в честь юного монарха Людовика XIII («In lavdem Lvdovici XIII») и напечатанной в составе разных вводных текстов в книге Антуана де Плювинеля о верховой езде [Майер, Русаковский]. (Анализировавшийся перевод был сделан в 1670 г.) Исследователи пришли к выводу, что перевод был выполнен довольно хорошо, хотя и не без ошибок. Но пока не удается окончательно доказать, что переводчиком эпиграммы был именно Тяжкогорский. Гипотеза о том, что перевод латинского стихотворения, скорее всего, принадлежит ему же, основана на предположении, что руководители Посольского приказа именно ему поручили перевод всей книги, так как она в оригинале была напечатана на французском языке; кроме того, он также знал все другие языки, которые могли тут понадобиться, -- немецкий и латынь. Перевод, правда, был сделан с двуязычного французско-немецкого издания, и основной текст на самом деле был переведен не с французского, а с немецкого языка [Майер, Русаковский, с. 71-73].

В целях оценки компетентности Тяжкогорского в знании латинского языка мы также не можем привлечь переводы из латинских газет 1670 и 1672 г.⁶⁰, так как они анонимные; очевидно, их переводил либо Тяжкогорский, либо Гросс, либо оба вместе, либо кто-то из «польских» переводчиков. Эти переводы из печатной латинской газеты «Ordinariae Relationes» (публиковавшейся в Кёльне) содержат большое количество недоразумений, и переводчик -- кто бы им ни был - сильно сокращал газетные сообщения, возможно, потому, что их содержание не было вполне понятным. в любом случае, переводить их было исключительно трудно для любого переводчика, и делать выводы о знании латыни на основе этих переводов представляется не совсем справедливым, так как тут нужны были также хорошие знания географии, политики и т. д. Чтобы дать более квалифицированный ответ на вопрос о качестве переводов Тяжкогорского с латинского языка, следует проанализировать, например, его часть перевода книги Иова Лудольфа об Эфиопии, законченного в 1685 г.⁶¹, в сопоставлении с латинским оригиналом книги, «Jobi Ludolfi alias Leut-holf dicti Historia Aethiopica...», изданной во Франкфурте-на-Майне в 1681 г. печатником Б. Х. Вустом (Balthasar Christoph Wust <der Altere>)⁶². Другая возможность -- это изучить первый (неопубликованный) перевод дневника имперского посольства под руководством посланника Христофора Игнатия Гвариента, находившегося в Москве в 1698--1699 г.⁶³ Никто из современных ученых не предпринимал эту задачу, но Фридрих Дукмейер в своей диссертации более чем столетней давности отзывался очень критически по поводу первого перевода дневника Корба на русский язык, приводя кусок из перевода латинского текста, полный недоразумений [Dukmeyer, s. 11 (запись за 20--22 августа 1698 г.)]. Однако данный пассаж относится к работе не Тяжкогорского, а -- как ни странно -- Николая Спафария⁶⁴! Впрочем, можно считать иронией судьбы факт, что на долю Тяжкогорского, служившего переводчиком во время аудиенций этого посольства [Буланин, Романова, с. 53], через некоторое время выпала задача перевести дневник секретаря того же самого посольства, хотя бы частично.⁴⁰ РГАДА. Ф. 159. Оп. 1. № 801. Л. 1.

⁴¹ Сам анализ планируется опубликовать в отдельной статье.

⁴² Переводы и латинские источники опубликованы: Вести-Куранты: 1656 г., 1660--1662 гг., 1664--1670 гг. М., 2009. Т. VI. Ч. 1: Русские тексты. С. 533--534; Вести-Куранты: 1656 г., 1660--1662 гг., 1664--1670 гг. М., 2008. Т. VI. Ч. 2. С. 635--641; Вести-Куранты: 1671--1672 гг. М., 2017. Т. VII. С. 247, 597--600. Там же имеются

также комментарии И. Майер о качестве анонимных переводов с латинского.

В списке иностранных языков Тяжкогорского фигурирует также польский. Однако определить его уровень владения этим языком мы не можем, поскольку до сих пор не обнаружен ни один перевод, сделанный им с польского, который можно было бы сопоставить с оригиналом (см. подробнее в следующем разделе). Поэтому вопрос о том, насколько Тяжкогорский знал польский, остается исследовательской задачей на будущее -- если удастся обнаружить, по крайней мере, один его перевод с польского. Конечно, убедившись в том, как хорошо он понимал немецкий, латинский и французский, мы считаем вероятным, что он и польским владел на том же уровне. Кроме того, в пользу гипотезы о хорошем владении им польским языком свидетельствуют несколько поездок в качестве официального переводчика в составе посольств в Варшаву и на пограничные съезды с польскими делегациями (см. выше).

Не исключено, что Тяжкогорский мог понимать еще и греческий, хотя этот язык в приказной документации не упоминается. В частности, при осуществлении перевода «элогиума» в честь прибытия Великого посольства и Петра I в Митаву им была использована греческая версия приветственного слова [Кузнецова, Ченцова, Шамин, с. 114--115]. Язык Гомера он мог изучать в школе, если допустить посещение им одной из немецких «школ латинского языка» (Lateinschulen) в немецкоговорящей части Венгрии, в программы которых в обязательном порядке входили классические языки. Конечно же, нельзя исключать и обращения И. Тяжкогорского за помощью к другому знатоку языка, тем более что в Посольском приказе всегда работало одновременно 3--4 переводчика с греческого. Однако так уж ли нужна была помощь стороннего специалиста для перевода нескольких строчек текста (греческий фрагмент «элогиума» включает 51 слово в девяти строках [Кузнецова, Ченцова, Шамин, с. 121]⁶⁵) с языка, знакомого ему с детства?⁴³ В этой работе участвовали также С. Лаврецкий и Л. Гросс (см.: [Морозов, с. 122]). Черновики перевода Тяжкогорского хранятся в РГАДА (Ф. 181. № 259а. Л. 1--13).

⁴⁴ Б. Н. Морозов сомневается насчет года издания латинской книги [Морозов, с. 121, примеч.], но только это издание (www.vd17.de -- № 23:230532H) на титульной странице содержит оглавление, отраженное также в русском переводе (см. транскрипцию титульной страницы в книге [Соболевский, с. 96]: «Типографа Блатазара Христофора Вустия, року 1683»). Издания 1683 г. мы не смогли найти ни в электронном каталоге немецкой печати XVII в., ни на Worldcat.org; везде указано только процитированное выше издание 1681 г. Таким образом, пока не подтверждена гипотеза Б. Н. Морозова о «специальном издании» 1683 г. Беловик перевода хранится в РНБ (F.IV.105); в РГАДА отложились черновики (неполный текст), в том числе рукой Тяжкогорского (Ф. 181. № 259а. Л. 1-13 [Морозов, с. 122]).

⁴⁵ Дневник «Diarium itineris in Moscoviam perillustris ac magnifici domini Ignatii Christophori nobilis domini de Guarient, & Rail... Descriptum a Joanne Georgio Korb, p.t. Secretario Ablegationis Caesareae. Viennae Austriae [1700]» (см.: www.vd17.de -- № 23:317927N) был сочинен секретарем посольства Иоганном Георгом Корбом. Первый русский перевод датируется 1701--1702 г. Подносная рукопись хранится в РНБ (F.IV.321); часть перевода, приписываемая Тяжкогорскому, -- л. 78--155 об. (Авторы благодарны Олегу Русаковскому за описание рукописи.) Фрагмент черновика перевода находится в РГАДА (Ф. 32. Оп. 1. 1698 г. № 21).

⁴⁶ Фамилия Н. Спафария упомянута на первом листе рукописи, где находится перевод титульной страницы; на л. 78 имеется помета о начале работы Тяжкогорского.

⁴⁷ Там же. С. 121.

⁴⁸ Нван Наумов оказался в плену в далеком 1660 г. в результате катастрофического поражения под Чудновым войска В. Б. Шереметьева. Проданный крымскими татарами в рабство на галеры («на каторгу») к Нсупу-паше, он только через 22 года был освобожден в результате разгрома турецкого флота флорентийским князем «Грандукой». Вернувшись через «цесарские» и польские земли в Россию, Наумов решил поступить на службу в Посольский приказ (см.: РГАДА. Ф. 138. Оп. 1. 1682 г. № 15).

⁴⁹ РГАДА. Ф. 138. Оп. 1. 1682 г. № 15. А. 4.

⁵⁰ Все примеры взяты из чернового перевода об актуальных политических событиях 1700 г. (РГАДА. Ф. 181.

№ 256. А. 136-137).

⁵¹ См.: Вести-Куранты: 1656 г., 1660-1662 гг., 1664-1670 гг. С. 354, примеч. к л. 2. Немецкий оригинал не выявлен; впрочем, не исключено, что это сообщение было переведено из рукописной газеты, а не из печатной, особенно если этот лист первоначально не относился к этой сводке, что представляется вполне вероятным (см.: Там же. С. 30).

⁵² В период правления царя Алексея Михайловича это были единичные случаи (см.: [Шамин, 2011, с. 91-92]).

⁵³ Русские тексты опубликованы в книге: Вести-Куранты: 1671-1672 гг. С. 222-224. Оригиналы ко всем шести переведенным газетным сообщениям (напечатанным в берлинских и гамбургском выпусках) выявлены Н. Майер, так что их легко можно сопоставить с переводами (Там же. С. 463-469).

⁵⁴ Ннтересно, что тут недвусмысленно сказано, что перевод был сделан с немецкого языка, в то время как на титульной странице русского перевода были указаны и французский, и немецкий. Подробного сличения текстов на французском, немецком и русском языках еще не проведено.

⁵⁵ На титульном листе перевода автором значится «Носиф Бойлот Аангрини». Вероятно, русский переводчик не понял, что «Langrini» на титуле обозначает, что автор родом из города Аангр/Langres в восточной Франции; ср. цитату в [Кудрявцев, с. 214]. Это недоразумение также отражено в СККДР [Буланин, Романова, с. 52].

⁵⁶ РГАДА. Ф. 159. Оп. 1. № 801. А. 4.

С достаточной степенью уверенности можно полагать, что тяжкогорский понимал еще один европейский язык. в мае 1682 г. в посольском приказе появился бывший полоняник Нван наумов⁶⁶. Он просил зачислить его на службу толмачом (то есть переводчиком устной речи), так как в ходе более чем двадцатилетних скитаний сумел освоить несколько языков, в числе которых были турецкий, арабский, итальянский и греческий. Н. тяжкогорский участвовал в назначенном освидетельствовании как знаток итальянского языка⁶⁷.

До сих пор мы практически ничего не писали об уровне владения Тяжкогорского русским языком. тут мы можем лишь вкратце сказать, что грамматических ошибок у него почти нет, зато в его черновиках довольно часто встречаются фонетические (или орфографические) странности, выдающие его как иностранца (типа «два драгуни», «проиты», «версти», «татари», «которие», «первие», «мірамьі», «ратние люди», «пехоти», «пропроважени», «з утра»⁶⁸) или даже как носителя южнонемецкого диалекта («восможно», «росогнаны», «исготовлен»).

Переводы газет и книг

В переводах иностранных газет (курантах) Нван Тяжкогорский впервые эксплицитно упомянут как переводчик конкретного текста в 1669 г. Перевод небольшого сообщения о событиях в польше датирован 6 мая 1669 г., и внизу на листе имеется помета: «преводил Нван Тешкогорскии»⁶⁹. Нмена переводчиков в курантах указывали указывали крайне редко ⁷⁰; скорее всего, это был не первый случай, и тяжкогорский переводил немецкие газеты также и раньше, с самого момента своего поступления в приказ. В следующий раз мы встречаем подобную помету под переводами из газет, полученных в Посольском приказе 29 ноября 1671 г.⁷¹