Дипломатическая переписка Ивана Грозного: проблемы авторства, хранения и бытования

Размещено на http://www.allbest.ru/

Дипломатическая переписка Ивана Грозного: проблемы авторства, хранения и бытования

Diplomatic correspondence of Ivan the Terrible: problems of authorship, storage and existence

Алексей Бачинский, Константин Ерусалимский, Ника Кочековская, Максим Моисеев

Aleksey Bachinskiy, Konstantin Erusalimskiy (both -- Russian State University for the Humanities, Moscow), Nika Kochekovskaya (Russian State University for the Humanities; National Research University Higher School of Economics, Moscow, Russia), Maksim Moiseyev (Russian State University for the Humanities;

Museum of Moscow, Russia)

Российское государство в XVI в. вело постоянную посольскую переписку, в которой принято было обмениваться как устными речами, так и письменными обращениями. В отличие от посольских материалов внутреннего делопроизводства, послания обнаруживаются не только в копиях Посольского приказа и поздних списках, но и в оригиналах, главным образом в европейских странах. Ряд подлинных грамот от заграничных партнеров хранится ныне в РГАДА.

Государственный статус документа определяется титулом правителя (или другого высшего государственного учреждения) и указанием самоназвания государства. На всём протяжении правления великого князя и царя Ивана IV основной титул Российского-Московского государства (или «Московских государств») не менялся за исключением высшего титула монарха -- после венчания на царство 1547 г. посольские материалы отразили перемену великокняжеского титула на царский. По всей видимости, термины «Московское господарство» и «Московская земля» отражают официальную версию самоназвания, сохраняющую силу на всем протяжении правления Ивана Грозного и годы спустя, не утратив политического значения и в XVII в. Шмидт С.О. Россия Ивана Грозного. М., 1999. С. 273-283.

Проблема расшифровки основного государственного титула, сохранившегося на всём протяжении правления Ивана IV без изменений, в том, что он известен почти исключительно в сакральной сокращённой форме «г-с-д-р». Полные расшифровки государственного титула «всея Руси» на всём протяжении правлений Ивана III, Василия III, Ивана IV и Фёдора Ивановича содержат устойчивую и безальтернативную огласовку: «господарь» См., например: Соболева Н.А. Русские печати. М., 1991. С. 195; Богатырев С.Н. Шапка Моно-маха и шлем наследника: репрезентация власти и династическая политика при Василии III и Иване Грозном // Studia Slavica et Balcanica Petropolitana. 2011. № 1(9). C. 187.. Иностранные путешественники до начала XVII в. знают только одну фонетическую форму: «Umnie sost della haspodorky» Штаден Г. Записки о Московии. В 2 т. Т. 1. Публикация / Отв. ред. А.Л. Хорошкевич. М., 2008. С. 110-111., «for the honor of gospodar' or the emperor» Rude and Barbarous Kingdom: Russia in the Accounts of Sixteenth-Century English Voyagers / Ed. by L.E. Berry, R.O. Crummey. Madison et al., 1968. P. 168., «Zar Hospodar у Veliquei knes» Маржерет Ж. Состояние Российской империи: Ж. Маржерет в документах и исследованиях: (Тексты, комментарии, статьи) / Под ред. А. Береловича и др. М., 2007. С. 46, 117.. Европейские словари московской речи конца XVI в. отразили обе формы, господарь / господарыня («Aspondare» / «Aspondarenia» и др.) и государь / государыня («Asoudare» / «Assoudarinye») Виане Б. Путешествие Жана Соважа в Московию в 1586 году. Открытие Арктики французами в XVI веке / Пер. с фр. А. Терещенко. М., 2017. С. 110-112, 119, 137.. Впрочем, ещё и в начале XVII в. вариант «государь» был просторечной формой, относился к низкому стилю и не мог употребляться в отношении царя Золтан А. К предыстории русск. «государь» // Из истории русской культуры. Т. 2. Кн. 1. Киевская и Московская Русь / Сост. А.Ф. Литвина, Ф.Б. Успенский. М., 2002. С. 584--588.. Оригиналы грамот Ивана Грозного не содержат раскрытий титла над титулом. Впрочем, в послании Ф. Сабурова и С. Отя- ева С. Довойно от июня 1544 г. встречается полная форма: «и о сподаревых делех приговор учиним» РГАДА, ф. 79, on. 1, кн. 3, л. 257. Полные варианты в польско-литовских копиях московских грамот, конечно, могли возникнуть в результате раскрытия титла местными переписчиками по пра-вилам местной же русской огласовки. Однако формы Hosudar и т.п. в польско-литовских копиях не обнаруживаются. См., например: Archiwum Gldwne Akt Dawnych w Warszawie (далее - AGAD). Archiwum Radziwilldw (далее - AR). Dz. II. № 106. S. 4.. В распоряжении исследователей на сегодня достаточно источников, чтобы судить об использовании в правление Ивана Грозного государственного титула в единственной форме -- «господарь».

Борьба за царский титул государя и великого князя после венчания Ивана Грозного на царство в январе 1547 г. стала посольской сверхзадачей, с решением которой связывали в Москве успех имперских дипломатических начинаний, восходящих ещё к правлению Василия III. И до 1547 г. титул великого князя оберегался как самобытный и несопоставимый с европейскими, турецкими и татарскими аналогами. После венчания на царство московская дипломатия выделяла царский титул, называя христианским «царём» только Ивана IV, сохранив для императора Священной Римской империи лишь более низкий титул «цесаря». Посольским основанием для использования царского титула служило «царское» именование Василия III в грамотах императора Максимилиана I, султана Сулеймана Великолепного, а также царский титул в посланиях из Испании, Дании, Швеции Хорошкевич А.Л. Россия в системе международных отношений середины XVI века. М., 2003. С. 176.. И хотя обе империи отказались от мысли о равноправии с Москвой, эти прецеденты титулования в самой Москве служили продвижению имперской идеи. Неизбежный конфликт вокруг царского титула со всей силой разгорелся сразу же после венчания на царство Ивана IV в отношениях с Великим княжеством Литовским. Поскольку отношения с польским королём традиционно строились через Вильно, в ответ на отказ Сигизмунда II Августа признавать царский титул в 1551 г. решили «перемирья с королем не рушити», но ограничить титулование самого короля Сигизмунда великим князем со ссылкой на исконность именно такого титула в Литве. Посланник М. Гедройц отказался везти королю грамоту, в которой его государя так унизили, и выбросил её на втором яме от Москвы 29 июня 1551 г. Там же. С. 86, 100-101, 121 и др. Позднее в правление Ивана IV коллизии вокруг царского титула между Москвой, Великим княжеством Литовским и Империей происходили постоянно.

Грамота и обряд её вручения считались выражением и подтверждением статуса, овеществлённым суверенитетом, и в этом качестве определяющим моментом в репрезентации послами своего государя. В посольских наказах жест вручения следовал сразу за отдалённым приветствием иноземного государя и описывался так: «Да подати... грамота». Следом за вручением грамоты наказы и статейные списки оговаривают церемонию подхода к руке государя, а также дальнейшие обсуждения, основанные на устных и дополнительных письменных наказах. Грамота была не просто словесной репрезентацией государя, но и законным свидетельством его мирных намерений («только о братстве, и о любви, и о соединенье»), Ровно такое понимание сути дипломатии изложено Иваном IV в послании турецкому султану Селиму от ноября 1569 г.: «В ыные господарьства со господари послы своими и посланники, с которыми господари о дружбе и о любви ссылки бывали, свое господарьство изявляет, а к нему те господари своих послов и посланников посылают и здоровают ему на господарьствах и в том дружбы и любви прибавливают» РГАДА, ф. 89, on. 1, кн. 2, л. 3 об.--4.. В русских представлениях о дипломатии в XVI в. важную роль играл тезис о «прибавлении любви» между государями, причём это могло уживаться с реальными враждебными столкновениями. Саркастическая интонация в посольской грамоте отражала общую задачу -- развенчать, лишить соперника престижа, доказать его более низкий статус во всеобщей иерархии монархий. Некоторые дипломатические письма, подписанные царским именем, выделяются среди прочих благодаря яркому литературному стилю, резким выпадам против оппонентов, изысканным риторическим приёмам. Такие тексты представляют собой не только важные исторические источники, но и своеобразные памятники публицистики, сближающиеся по жанру то с памфлетом, то с полемическим трактатом. В них от имени Ивана Грозного отстаиваются и пропагандируются ключевые для Москвы политические и религиозные идеи, обосновываются действия царя.

О литературных произведениях Ивана IV написано немало, тем не менее вопрос об авторстве дипломатических текстов от его лица, поставленный ещё в дореволюционной науке И.И. Ждановым, по-прежнему остаётся открытым. Согласно концепции С.М. Каштанова, следует различать реальное и техническое авторство как особые формы раннего авторского сознания. В связи с этим необходимо отказаться от стилистических критериев в отборе «посланий Ивана Грозного» из общего массива посольских грамот и придерживаться более гибкого понятия о корпоративном авторстве не только применительно к рутинным посольским текстам, но и к ярким, стилистически индивидуальным сочинениям, возникшим при участии царя и посольских служащих Каштанов С.М. Проблема достоверности авторства исторического источника // Восточная Европа в древности и средневековье: Автор и его текст. XVЧтения памяти члена-корреспондента АН СССР Владимира Терентьевича Пашуто. Москва, 15-17 апреля 2003 г.: Материалы конферен-ции. М„ 2003. С. 115-120.. Не все грамоты, составленные от имени Ивана IV, наделены чертами, выделяющими их среди нейтральной дипломатической документации. Тем не менее ряд малоисследованных посланий немногим уступает по своему эмоциональному накалу и остроте языка знаменитым письмам кн. А.М. Курбскому или Елизавете I Тюдор. В свою очередь, даже в самых ярких из традиционно атрибутируемых царю текстов индивидуализированные фрагменты чередуются с фрагментами, написанными в безличном делопроизводственном стиле. Возникающий в связи с этим вопрос о мере вмешательства царя в составление грамот целесообразно решать, опираясь, с одной стороны, на имеющиеся источники по процессу составления дипломатических документов, с другой -- на их язык и стиль Поссевино А. Исторические сочинения о России XVI в. М., 1983. С. 25..

Исследователи текстов, написанных от имени царя, традиционно считали критерием отбора «грозненских фрагментов» индивидуальную манеру, стиль, повторяющиеся слова и выражения Лихачёв Д.С. Стиль произведений Грозного и стиль произведений Курбского // Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским / Подгот. Я.С. Лурье, Ю.Д. Рыков. М., 1993. С. 184; Караваш-кин А.В. Русская средневековая публицистика: Иван Пересветов, Иван Грозный, Андрей Курбский. М., 2000. С. 240; Флоря Б.Н. К вопросу о начале писательской деятельности Ивана IV // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2004. № 2(16). С. 5-8.. Наиболее ярко они дают о себе знать в гневных выпадах против оппонентов, которых Иван IVлюбил, по меткому выражению Курбского, «грысти кусательне» Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. С. 101; Ерусалимский К.Ю. Сборник Курб-ского: Исследование книжной культуры. Г. 2. М., 2009. С. 303.. Однако, чтобы обоснованно говорить об индивидуальных чертах, необходимо оценить, насколько такие примеры на самом деле выбиваются из общей ткани посольской переписки тех лет.

В период правления Грозного язык внешнеполитической переписки располагал широким спектром устоявшихся формул, используемых сторонами для оформления определённых предложений, выхода из неудобных ситуаций, завуалированных угроз и т.д. В отношениях Русского государства с Великим княжеством Литовским и Короной Польской, если одна из сторон стремилась к заключению мирного договора или пыталась создать такое впечатление, но не желала первой делать шаг навстречу противнику, инициатива формально могла исходить от бояр или панов рад. Они и начинали вести переговоры между собой -- «печаловаться» о «добром деле» и «добре христианском» О данных формулах см.: Хорошкевич А.Л. Указ. соч. С. ПО и далее.. Монархи же в собственной переписке ссылались на их «челобитье», мотивируя уступки оппоненту снисхождением к этим просьбам. В свою очередь, в письмах, где бояре и паны рад обсуждали, как «наводить» правителей на мир, традиционно использовалась формула о невыгодности конфликта; акцент делался на религиозной близости противоборствующих держав. Распространённые формулы противостояния христиан «бесерменской руке» не лишены элемента манипулятивности, однако представляют собой не индивидуальные приёмы, а примеры из стандартного дипломатического арсенала эпохи.

Наряду с нормативным внешнеполитическим этикетом существовали негласные правила дипломатической переписки в условиях обострившейся политической ситуации, конфликта и даже войны. Для таких случаев существовали устойчивые формы, позволявшие нанести противнику риторический удар, не обрывая посольских контактов. Отдельные довольно острые выпады в текстах от имени царя, по всей видимости, также не являются авторскими в строгом смысле слова, а почерпнуты из этого негласного арсенала эпистолярных сражений. Их анализ позволяет, помимо прочего, уточнить методику работы с «технически-авторски- ми», в терминологии С.М. Каштанова, текстами Ивана Грозного.

В переписке короля Стефана Батория с Иваном Грозным оба монарха стараются не только приписать негативные качества оппоненту, но и объяснить собственное поведение соответствием религиозному идеалу христианского правителя Бачинский А.А. Дипломатические послания Ивана Грозного как публицистический текст (на примере посланий в Польшу) // Российская медиевистика на рубеже XXI века. / Сост. М.П. Одесский; ред. X. Шталь. Leipzig, 2016. С. 109-119.. Себя они изображают терпеливыми, заботящимися о благе подданных и в целом христиан, хорошо осведомлёнными. Набор необходимых праведному монарху качеств оказывается сходным для посланий из России и Речи Посполитой. Однако есть и отличия. Так, Стефан Баторий не раз говорил о том, что мотивацией его действий, помимо прочего, служило желание защищать свободу подданных. Иван Грозный такого аргумента не использовал. Единственное исключение -- тексты, написанные накануне польской элекции 1573 г.: в них царь обещал, что его сын Фёдор в случае избрания «вси ваши свободы, праве и водности вам утвердит и упевнит и иных еще придати будет хотел» РГАДА, ф. 389, on. 1, ч. 2, № 615, л. Ill; Biblioteka ks. Czartoryskich w Krakowie (далее - BCz). № 307. S. 238 (№ 3).. Однокоренное слово в текстах от имени царя звучит и в ещё одном контексте -- высвобождения христиан из рук «бусурман». Это также стандартная дипломатическая формула тех лет. В свою очередь, Иван Грозный считал важной негативной характеристикой оппонентов общение с «изменниками» которые, по мысли царя, «заражают» принимающих их правителей отрицательными моральными качествами. Такой аргумент повторяется во многих текстах от его имени и отсутствует у польско- литовских королей. Таким образом, установленный набор «кусательных» клише может иметь некоторые вариации, характерные только для одной из сторон переписки. Их изучение позволяет судить о культурных кодах, значимых для правящих элит двух стран. Кроме того, наиболее активно эксплуатируемые приёмы и стоящие за ними ценности способны пролить свет на то, что авторы считали слабыми местами оппонента. Так, для Москвы устойчивая тема соответствия монарха христианскому идеалу в период правления Стефана Батория приобрела особое значение. Помимо прочего, Иван Грозный время от времени намекал на его противостояние христианам, связи с мусульманскими правителями и даже на покровительство ересям, а в посланиях Рудольфу II и вовсе перешёл к прямым обвинениям УоД.К. Неизвестный памятник древнерусской литературы: «Грамота государя царя и велико-го князя Ивана Васильевича всеа Русин к Степану, королю польскому» // Археографический еже-годник за 1971 год. М., 1972. С. 359-360; Haus-, Hof- und Staatsarchiv Wien (далее - HHStA Wien). Osterreichisches Staatsarchiv. StAbt. AB VIII/7/4. Ost- und Siidosteuropa. Ruffland I. Russische Urkunde. № 10; РГАДА, ф. 79, on. 1, кн. 13, л. 47 об., 50-50 об., 61 об.--62.. Эти пассажи добавлялись даже в письма к самому королю в надежде, что их содержание может быть доведено до папы римского и Габсбургов. Царь видел слабость противника в его происхождении -- король Польши был семиградским князем, а Трансильвания -- государством-вассалом турецкого султана.

И царь, и польско-литовские короли использовали в своих письмах апелляцию к здравому смыслу оппонента, нередко начинающуюся с формулы, «сам то, брат наш, можеш розсудити». Часто она принимала форму риторического вопроса. Раздражение и гневную отповедь в ответном письме царя вызывало обращение в Первом послании кн. А.М. Курбского «разумевая да разумеет», которое для обоих корреспондентов звучало как намёк на безумие всякого, кто понимает суть дела иначе. Принято считать, что публицистический конёк Ивана IV -- поучать оппонента, нередко перед этим обругав и унизив. Это, безусловно, характерная черта его текстов, а внезапная брань и вовсе уникальна для дипломатической переписки тех лет. Однако к поучениям прибегал не только царь Иван. Любил и считал их допустимыми и Стефан Баторий. 2 августа 1581 г. он писал царю: «Так же приписуешь нам и гордость, которая так грубым людем, яко ты есть и тобе самому и продком твоим завжды была свойственна» РГАДА, ф. 79, on. 1, кн. 13, л. 326 об..

Одним из средств остудить оппонента являлось указание на недопустимость вредных советов и участия в политических делах неподходящих советников, прежде всего женщин и перебежчиков-«изменников». В январе 1554 г. Иван IV писал ногайскому бию Юсуфу: «И женского обычая непригожих речей что слушати, где было тебе нам бити челом и наше добро навеки паметовати? И ты женсково для слова наше добро в недружбу ставишь» Посольские книги по связям России с Ногайской ордой. 1551--1561 / Сост. Д.А. Мустафина, В.В. Трепавлов. Казань, 2006 (далее - Посольские книги... 1551-1561). С. 146.. Существенную роль играло и указание на несоответствие требований контрагента занимаемому положению. На претензии ногайского бия Саид-Ахмеда на размер «поминок» для себя аналогичный отправляемым крымскому хану в 1538 г. сообщалось, что «непригоже чюжих поминков просити» Посольские книги по связям России с Ногайской ордой 1489-1549 гг. Махачкала, 1995 (да-лее - Посольские книги... 1489-1549). С. 215.. В письме Стефану Баторию после взятия королевским войском Полоцка царь убеждал противника: «Разумей же сие... веть тебя Курбской нашол нам губителя, и ты... его злочестия не слушай» УоД.К. Указ. соч. С. 360..

Поучая оппонентов, Иван Грозный искусно переплетал собственные интерпретации фактов с религиозными цитатами. «И, яко бритву изощренну злобы, на кров христьянскую прислал еси к нам в посолстве Василя Тишкева с таварищи, усты вмале являющагося в тишину христьяном, сердцем же на христьян меч воздвизающаго, поведаючи нам от тебя, брата нашего, в посолстве и в розговоре с нашими бояры, что без отданя Смоленска и Северы тебе, брату нашему, никак с нами не мириватися» РГАДА, ф. 79, on. 1, кн. 6, л. 164 об.--165., -- писал царь Сигизмунду II Августу в апреле 1562 г., цитируя Псалом 51 и используя религиозные образы в качестве основы для развёрнутой метафоры. Умело использовал ту же технику и Стефан Баторий. Более того, на цитату он нередко сам отвечал цитатой, хотя ссылок на Священное писание в его письмах куда меньше. «А што пишеш, приводячи с писма пророцко- го, иж кровопролитя хрестиянского Пан Бог з рук того, от кого ся на то причина даст, позысковати будет, ино кгды быс первей писма святые на памети мел и таковые справы перед собою прекладал, тогды бы еси николи в чужое жниво своего серпа не вкладал» Там же, оп. 2, д. 4., -- парировал король выпад Ивана Грозного в грамоте от 10 августа 1580 г.: Баторий заимствовал ключевой образ из Второзакония, 23:25.

Таким образом, язык дипломатических посланий в трудной политической ситуации мог становиться весьма резким с обеих сторон, причём, с большой долей вероятности, для таких обстоятельств существовал устоявшийся набор допустимого публицистического оружия. В переписке между монархами ключевую техническую роль в составлении писем, требующем тщательного учёта риторических выпадов и политических претензий противника, играли российские посольские служащие и королевские секретари, подчинённые коронного и литовского канцлеров Рогожин Н.М. Посольские книги России концаXV -- началаXVII в. М., 1994. С. 43. См. так-же: Юзефович Л.А. «Как в посольских обычаях ведется...»: Русский посольский обычай концаXV -- началаXVII в. М., 1988. С. 159.. Царь и в других случаях, как правило, не составлял текст посланий полностью, а лишь редактировал и вносил свои дополнения. Они не характеризуют их стиль в целом, а лишь выделяют те фрагменты писем, к которым, по всей видимости, он мог быть причастен лично. Впрочем, вопрос авторства усложняется тем, что, по впечатлению современников, царь Иван был словоохотлив. С.О. Шмидт отмечал, что он был склонен «к произнесению речей, напоминающих одна другую и по содержанию, и даже формой своей» Шмидт С. О. У истоков российского абсолютизма: исследование социально-политической истории времени Ивана Грозного. М., 1996. С. 248.. Кроме того, сохранились прямые свидетельства современников, что царь вникал в посольскую рутину вплоть до нюансов и активно участвовал в составлении дипломатических писем и речей Поссевино А. Указ. соч. С. 25..

Грамоты, наполненные упрёками и символизирующие расхождения между государствами, превращались в годы войны в особый жанр военной дипломатии, однако в Посольском приказе к ним относились осторожно. Письма Ивана Грозного от лица бояр панам раде в ответ на приглашение служить Сигизмунду II Августу составили отдельную книгу и не присоединялись к основному комплексу документации. По всей видимости, подобная участь ждала Первое и Второе послания царя кн. Андрею Курбскому 1564 и 1577 гг. Их следов нет в сохранившихся посольских книгах, однако оба эти текста составлены с соблюдением дипломатического формуляра Н.Н. Зарубин в реконструкции библиотеки Ивана Грозного не учёл возможность хранения Первого послания царя Ивана Курбскому в одном из царских хранилищ в виде отдельной книги. С.О. Шмидт впервые высказал это предположение, однако допустил, что такая книга могла храниться где-то «в Москве». Из дальнейшего комментария исследователя ясно, что он считает вероятным хранение посланий кн. А.М. Курбского в личной казне царя. См.: Шмидт С. О. Россия Ивана Грозного. С. 413-414.. Грамота Ивана Грозного королю Стефану от 1 октября 1579 г. отвечает не только на письмо короля от 16 сентября, но и на Третье послание кн. А.М. Курбского царю Ивану от 15 сентября, поэтому роли самого Курбского в войне царь уделяет гипертрофированное внимание. Показательно, однако же, что это письмо не включено в посольские книги и неизвестно ни в оригинале, ни в польско-литовских списках УоД.К. Указ. соч. С. 357-358. Ср.: РГАДА, ф. 79, on. 1, кн. 11, л. 192 об.--194 об.; Переписка Ивана Грозного... С. 106-118, то же: Ерусалимский К.Ю. Сборник Курбского... С. 306-350..

В 1568 г. в Москву направили настолько острое послание от лица короля Сигизмунда II Августа, что его не стали включать в посольскую книгу. Посольство кн. З.И. Сугорского в Регенсбурге добилось в сентябре 1576 г. внесения «московского» царского титула в грамоту Максимилиана II, однако имперские служащие вписали титул прямо в готовый документ и отказались переделывать его под предлогом недоступности печати Бойцов М.А. Различные взгляды на посольство Ивана IV к императору Максимилиану II в 1576 г. // Средневековая Европа: Восток и Запад. М., 2015. С. 357-360.. В московской посольской книге эта грамота без каких-либо помет и комментариев скопирована с московским царским титулом Ивана Грозного РГАДА, Ф- 32, on. 1, кн. 3, л. 266-269.. За 1579--1581 гг. известны документы, которые в срочном порядке заменялись уже во время миссии. В мае 1579 г. Стефан Баторий писал, что посланники отказались передать его «лист», и поэтому он его посылает царю с гонцом Там же, ф. 79, on. 1, кн. 11, л. 150 об.. Иван IV не оставил без внимания специфический характер королевской грамоты. Когда гонец Венцлав Лопатинский привёз грамоту, ему сказали от имени царя, что тех, кто возит подобные письма, «везде казнят» Юзефович Л.А. Указ. соч. С. 46.. Эти слова остались угрозой: позднее Лопатинского отпустили на родину.

В момент создания посольской грамоты возникало одновременно не менее двух её версий. Одна направлялась адресату, другая -- в архив Посольского приказа. Как правило, в чистовых версиях посольского делопроизводства Московского государства они приводятся сразу после вводной характеристики миссии, сопровождаясь словами: «А се таковая грамота послана». Если отправлялось более одной грамоты, то к этим словам добавлялись, например, такие: «А к польским паном радам от господаря грамота с Ондреем послана такова же» РГАДА, ф. 79, on. 1, кн. 18, л. 1 об.. Переводы в составе польских книг сопровождаются словами: «Перевод из цесарской грамоты» Там же, ф. 53, on. 1, кн. 1, л. 397; кн. 2, л. 4 об., 42 и др.; ф. 32, on. 1, кн. 3, л. 53 об., 189 об. и др.; кн. 4, л. 191; ф. 78, on. 1, кн. 1, л. 98, 99 об. и др.; ф. 96, on. 1, кн. 2, л. 125, 177; кн. 3, л. 49 об., 67 и др.. В конце документа в ряде случаев приведены имена переводчиков: «А переводил переводчик латынской Бартуш Петров» Там же, ф. 53, on. 1, кн. 1, л. 173, 177 об.. С латыни переводили при Посольском приказе в середине 1570 гг. Бартош Петров и Яков Заборовский Там же, л. 239--241..

После межгосударственных обращений приводилась переписка с сенаторами. Следом за ней в книги помещались грамоты царя «рыцерству». В Речи Посполитой -- сначала к шляхте Короны Польской, потом шляхте Великого княжества Литовского Там же, ф. 79, on. 1, кн. 18, л. 30.. Затем следовала переписка между боярами и иноземными сенаторами. Переписка церковных властей обычно приводилась в посольских книгах после светских писем. В Первое и Второе междуцарствия Речи Посполитой Посольский приказ обращался к литовской раде, перечисляя имена с епископа Киевского Миколая Паца или епископа Виленского Валериана Протасевича и М. Паца, что формально нарушало права воеводы виленского, но приближало совет епископов к статусу «interrex» Короны Польской BCz. № 307. S. 237-238; РГДДА, ф. 79, оп. 2, д.2, л. 1; AGAD. AR. Dz. II. № 92. S. 1, 6; № 106. S. 1.. Расположение в посольской книге посланий, привезённых в 1581 г. с А. Поссевино, также отражает дипломатическую иерархию в корреспонденции. Первыми записаны грамоты папы Григория XIII царю и царице; затем следуют письма царю от Эрнста и Карла Австрийских -- впрочем, герцогов («арцыкнязей»), а не императора; после них -- снова от папы, адресованные царевичам Ивану Ивановичу и Фёдору Ивановичу РГАДА, ф. 78, on. 1, д. 1, л. 92 об.--105..

Иерархия правителей в Посольском приказе была продумана и строго соблюдалась. Высшим статусом обладали Священная Римская империя, Османский султанат и Папское государство. Православные центры в переписке Посольского приказа не соизмерялись по статусу с мировыми политическими столицами, но восточные церковные престолы также занимали ведущие места на дипломатической лестнице, а переписка с ними отразилась в турецких и греческих посольских книгах. Уровень ниже -- независимые правители, статус которых считался более низким, чем имперский: Корона Польская и Великое княжество Литовское, Валахия, Испания, Персия, Дания, Англия. Вопрос о статусе Дании требует также анализа, напоминающего формульное выражение «извечное великое королевство» Stockholm. Riksarkivet. Muscovitika. № 671, л. 153 об., употреблённое Иваном IV в послании шведскому королю Юхану III от октября 1572 г. по отношению к королевству «даскому». Впрочем, необходимо учитывать и контекст этого употребления, а именно задачу доказать Юхану его низкое некоролевское родословие. Посольству 1562 г. в Данию предписывалось указать королю, что «братское» обращение к шведскому монарху унизительно для датского престола, поскольку шведский король переписывается с новгородскими наместниками РГАДА, ф. 53, on. 1, кн. 1, л. 318.. Ссылки на статус Дании в переписке с Иваном III и Василием III парировали тем, что в прошлом король Дании «сидел» и на Шведском королевстве Там же, л. 318-319.. Статус Дании уточняется следующей формулировкой: «А царство Казанское и царство Азстороханское таковы ж господарьства, как и королевство Датцкое» Там же, л. 319., довершая антитезу тем, что Казань и Астрахань -- прежде бывшие «за великими господари и цари рускими» -- снова подчинены Ивану, тогда как Швеция, наоборот, вырвалась из подчинения и понизила дипломатический статус Дании. Эта формулировка в контексте указанных после Казани и Астрахани ногаев, «приехавших» «ко господарю нашему служити» Там же., косвенно подтверждается тем, что посланник Пётр Совин прежде направлялся в Ногайскую орду Там же, л. 286--287; ф. 127, on. 1, д. 5, л. 1; Рогожин Н.М. Посольские книги конца XV -- нача-ла XVHI в. (URL: http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Russ/XVI/Posolbook/PosolBook.htnil#agents (дата обращения: 23 марта 2017 г.)).. Наконец, сохранившееся в записках Я. Ульфельдта свидетельство о переводе датских грамот в Москве показывает, что датским послам стоило больших усилий убрать из текста формулу, выражающую не просто низший, но подчинённый статус,-- «бить челом» («gepeten») Щербачёв Ю.Н. Два посольства в Россию при Иоанне IV Васильевиче. И., 1887. С. 153-- 155; Ульфельдт Я. Путешествие в Россию / Пер. Л.Н. Годовиковой. М., 2002. С. 372, 434--435. Примеч. 270..

В этом же ряду стоят наследники Золотой орды -- Крым, Казань, Астрахань, Ногайская орда и, наконец, Сибирь. На отношения с постордынскими татарскими государствами влияло общее прошлое, в котором Московское государство имело статус данника. Отталкиваясь от этого, татарские ханы и бии пытались придать Русскому государству изначально подчинённое положение, но эта политика в целом оказалась безуспешна. Уже во время малолетства Ивана IV Фёдор Карпов сформулировал общие принципы иерархии правителей. Это произошло на аудиенции 19 июня 1537 г. Отводя претензии ногаев на верховенство, Карпов заявил: «И нам господарь един Бог, а братья нам -- турской салтан и иные цари» Посольские книги... 1489-1549. С. 194.. Это заявление выводило русско-татарские отношения из ордынской перспективы и давало основания для иной иерархии, выстроенной на прагматичных основаниях. Оно отражало интеллектуальную эволюцию русской политической мысли, описывающей взаимоотношения Русского государства с татарскими сообществами. Новая иерархия имела следующий вид: во главе её располагалась Османская империя, далее шло Крымское ханство. Казанское ханство и Ногайская орда рассматривались как вассалы Москвы Моисеев М.В. Шертные грамоты в контексте русско-ногайских отношений в XVT в. // Сред-невековые тюрко-татарские государства. Вып. 6. Казань, 2014. С. 86-87.. А вот положение в этой иерархии Астраханского ханства, Сибири, центральноазиатских ханств и Сефевидского Ирана нам неизвестно из-за почти полного отсутствия источников.

Уровень ниже занимали государства, с которыми московскому государю было меряться не по чину. Среди них -- Швеция, немецкие и итальянские республики, Трансильвания, герцогства и графства, ливонские города, Рижское архиепископство, Ливонское королевство. С ними Москва старалась поддерживать отношения через посредников. С немецкими и итальянскими землями переговоры велись во время миссий в Вену, Папское государство, Копенгаген или даже Вильно и Краков. Специальных далёких поездок во Францию и Испанию в правление Ивана Грозного не организовывали. Дипломатическая переписка с Астраханью, Казанью, Ливонским орденом в правление Ивана Грозного прекратилась в силу исчезновения самих этих государств.

Наиболее низкое положение занимали частные заграничные корреспонденты. К ним Иван Грозный иногда обращался, нарушая все известные ныне традиции посольского дела и нисходя до частных дел. Письма от имени царя неоднократно посылались его «изменникам» и плененным «холопам». К нему самому обращались С.С. Довойно, кн. А.И. Полубенский, М. Фаренсбах, И. Таубе, Э. Крузе, Я.И. Ходкевич. Царь охотно втягивался в переписку с литовской радой как при жизни Сигизмунда II Августа, так и в период «бескоролевий» 1572-1576 гг.

Грамоты могли составляться ещё до определения основных представителей готовящейся миссии. Имена в таких случаях указывались в специально отведённых для них пробелах Поссевино А. Указ. соч. С. 195.. Только в московском списке грамоты Ивана IV Сигизмунду II Августу обнаруживается имя посланника -- В.М. Жолнинского: «А нашего б еси дворянина Володимера, не издержав, к нам отпустил» Сборник императорского русского исторического общества (далее - Сборник ИРИО). Т. 71. СПб., 1892. С. 318; ср.: Книга посольская метрики Великого княжества Литовского. Т. I. М., 1843. С. 253.. В грамоте Сигизмунда II от декабря 1566 г. только московский список содержит полное имя королевского представителя: «А з сим листом нашим послали есмо к тебе, брату нашему, дворянина нашего Василя Петровича Загоровского» РГАДА, ф. 79, on. 1, кн. 7, л. 849 об.; Сборник ИРИО. Т. 71. С. 439; Книга посольская... Т. I. С. 258. В литовском списке нет также даты послания.. Причины подобных разночтений -- в оставлении пропусков для имени посла или представителя более низкого ранга. В грамоте Рудольфу II от марта 1580 г. дважды оставлен пробел для имени «лехкого гончика Офонася Резанова» HHStA Wien. RU. № 9. Е 1.. В посольскую книгу первый отрывок скопирован точно так же, как он читается в оригинале из Венского архива, тогда как во втором случае вместо вставки «с Офонасем Резановым» читается: «с Офонею» РГАДА, ф. 32, on. 1, кн. 4, л. 10 об., 11.. Таким образом, в московском оригинале грамоты в этом месте сделали иную вставку, отражённую в посольской книге по сношениям со Священной Римской империей.

Многое зависело от статуса самой миссии и лица, отправляемого из Москвы. «Лехкие гонцы», в чьи задачи входила только доставка грамоты, могли назначаться и после формирования миссии. Роль же посланника, а тем более посла, в осуществлении посольства была значительно выше и поэтому требовала большей погружённости в материал. В случае с отношениями с Крымским ханством и Ногайской ордой гонцы, а точнее станичные головы, играли большую роль, выступая ещё и в качестве специалистов по устному переводу -- толмачей. В русско-ногайских отношениях гонцы выполняли функции, сближавшие их с посланниками. Перед ногайскими послами на дворе в Кремле сообщали и «являли» не только главу миссии -- сына боярского, но и станичных голов. В августе 1557 г. ногаям сообщили на дворе, что к бию Исмаилу с грамотой направлена станица служилых татар Нагая Сююндюкова Посольские книги... 1551-1561. С. 254..

В составе посольских книг сохраняется различная информация по вопросам организации дипломатических миссий. Приведём как пример решение о направлении в Ногайскую орду Елизария Мальцева. В марте 1558 г. приняли решение о его отправке, тогда же определили состав станиц служилых татар, отправляемых вместе с посланником. 20 марта ногаев собрали надворе, где им представили русского дипломата. Затем состоялся пир, после чего ногаев отпустили домой. Впрочем, из Москвы они выехали только в апреле, а Е. Мальцев со служилыми татарами -- 31 марта Там же. С. 264.. Таким образом, при изучении посланий необходимо как можно полнее восстановить все обстоятельства подготовки и осуществления миссии.

Поскольку посольская документация предполагала контрактные отношения между государствами и имела устойчивый формуляр, необходима постановка вопроса о научной дипломатике посланий Ивана Грозного. В дипломатическом письме как в актовом источнике выявляются: протокол (invocatio, intitulatio, inscriptidy, основная часть, состоящая из пересказа грамот оппонента и/или хода переговоров, ответа на тезисы корреспондента, диспозиции (она присутствует не всегда), а также представление посланца или гонца и описания его полномочий; эсхатокол (datum) Каштанов С.М. Очерки русской дипломатики. М., 1970. С. 26--47.*.