Русско-польские отношения во время чигиринских походов (1677-1678 г.) и борьба за Правобережную Украину

Размещено на http://allbest.ru

ИСл РАН

МГУ им. М.В. Ломоносова

Русско-польские отношения во время чигиринских походов (1677-1678 г.) и борьба за Правобережную Украину

Б.Н. Флоря

Москва, Россия



Аннотация

В статье показано, как русское правительство на переговорах с Речью Посполитой в 1677-1678 г. отстаивало свои права на Правобережную Украину, которую оно в эти годы защищало от натиска османов.

Ключевые слова: Россия, Правобережная Украина, Польско-Литовское государство, Османская империя



Abstract

Russian-polish relations during the Chigirin campaigns (1677-1678) and the struggle for Right-bank Ukraine

Boris N. Florya

Institute of Slavic Studies of the Russian Academy of Sciences, Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russia

The paper demonstrates how the Russian government asserted its rights to the Right-Bank Ukraine at the negotiations with the Polish-Lithuanian Commonwealth in 1677-1678, whereas defending the named territory these years from the onslaught of the Ottomans.

Keywords: Russia, Right-Bank Ukraine, Polish-Lithuanian Commonwealth, Ottoman Empire



К началу 1677 г. в Восточной Европе сложилось достаточно сложное положение. К концу 1676 г. произошли два важных события, существенно изменившие положение в этом регионе. В октябре 1676 г. договором, заключенным в Журавно, завершилась война Польско-Литовского государства с Османской империей, в которой на османской стороне выступали вассалы султана, крымский хан и правобережный гетман Петр Дорошенко. По этому договору Правобережная Украина становилась частью Османской империи и власти Речи Посполитой должны были вывести с ее территории свои войска. Вместе с тем в то же самое время был предпринят успешный поход русско-украинских войск на Правобережье, когда гетман Петр Дорошенко капитулировал и значительная часть территории, уступленной Речью Посполитой Османской империи, вошла в состав левобережного гетманства. Этот шаг, вероятно, побудил Османскую империю и Речь Посполитую поторопиться с заключением мирного договора и создавал серьезные осложнения в отношениях России с двумя указанными выше государствами.

Заняв территорию, оказавшуюся под османским протекторатом, Россия вступала в прямую военно-политическую конфронтацию с Османской империей. Так как Россия не намерена была уходить с Правобережья, возникала перспектива близкой войны с этим государством. Одновременно возникали сложности и в отношениях с Польско-Литовским государством, с которым в предшествующие годы велись переговоры о военно-политическом союзе против османов. Отношения двух государств регулировал, как известно, Андрусовский перемирный договор 1667 г., условия которого неоднократно подтверждались. По этому договору Правобережная Украина рассматривалась как часть Речи Посполитой. Действия русских на Правобережье, занятие здесь значительных территорий русскими и украинскими войсками, конечно, воспринимались в Варшаве как нарушение мирного договора. К этому следует добавить, что срок действия перемирного договора истекал в июне 1680 г. и не было каких-либо договоренностей о его продлении. В условиях, когда на Россию надвигалась большая война с Османской империей, это не могло не вызывать в Москве беспокойства. Русскому правительству предстояло принимать важные решения в сложной и противоречивой ситуации. Если отношения с османами уже весной 1677 г. приобрели вполне определенный характер - надвигалась война, то политику по отношению к Речи Посполитой еще предстояло определить.

Этот важный эпизод в истории русской внешней политики второй половины XVII в. не подвергся обстоятельному специальному исследованию в отечественной научной литературе. С. М. Соловьев в своем фундаментальном исследовании оборвал изложение событий сообщением о беседе Яна Собеского с русским резидентом В. М. Тяпкиным в марте 1677 г., ограничившись затем краткой информацией о некоторых условиях заключенного в 1678 г. русско-польского договора [Соловьев, с. 222]. Пробел был в определенной мере восполнен в специальном исследовании Е. Е. Замысловского [Замысловский]. Исследователь ввел в научный оборот материал о русско-польских контактах 1677-1678 г., почерпнутый из посольских книг сношений с Польшей, составленных в Посольском приказе. Тем самым общая картина развития этих контактов оказалась очерчена. Вместе с тем трудно говорить о полном раскрытии в работе указанной в ее заголовке темы. Автор часто ограничивается выборочным пересказом (а в ряде случаев обширным цитированием) отдельных мест своего основного источника, не подвергая соответствующие тексты анализу и не сопоставляя их с другими свидетельствами. Так, ему осталась неизвестной относящаяся к этому времени неопубликованная часть переписки левобережного гетмана Ивана Самойловича 1677-1678 г. с Москвой и другими корреспондентами.

Специальному изучению русско-польских контактов в 1677-1678 г. посвятил один из разделов своей работы польский исследователь З. Вуйцик [Wojcik, s. 143-163]. Он исследовал и русские, и польские источники, содержавшие сведения об этих контактах. В научный оборот был введен обширный материал о расчетах и планах польско-литовских политиков этого времени и месте России в этих планах (прежде всего, в планах короля Яна Собеского). Однако автор не уделил такого же внимания планам и расчетам русской стороны (возможно, в соответствии с названием книги, посвященной изучению польской внешней политики). Кроме того, автор сам отметил, что рассматривает не все сюжеты, связанные с русско-польскими переговорами 1678 г. [Wojcik, s. 159]. И действительно, в его изложении переговоров совсем не затронуты споры о судьбе Правобережья, мало говорится и о планах союза против османов, хотя такие инициативы исходили от польско-литовской стороны.

Все это оправдывает повторное обращение к теме с особым вниманием к расчетам и планам русских политиков. Уже на рубеже 1676-1677 г. на Правобережье имели место прямые столкновения интересов сторон. Хотя, как уже отмечалось выше, Правобережная Украина за исключением Паволочи и Белой Церкви должна была по договору в Журавно отойти к Османской империи, окончательные условия мирного договора должны были быть определены на переговорах в Стамбуле, и поэтому в целом ряде городов Правобережья, как, например, в Немирове и Кальнике, сохранялись польские гарнизоны и польская администрация, пытавшиеся распространить свою власть на ту территорию, где раньше распоряжался Дорошенко. Уже в октябре 1676 г. левобережный гетман Иван Самойлович жаловался царю, что «ляхи» «не по делу вступаются» в «ближние к Днепру городки» киевского, каневского и корсунского полков. Гетман рекомендовал добиться, чтобы поляки «уступили», то есть ушли из занятых ими крепостей1.

По-видимому, обращение И. Самойловича побудило власти в Москве обратиться к польскому правительству с изложением своего принципиального взгляда на положение дел на Правобережье. Соответствующая грамота была отправлена королю 11 ноября с Прокофием Возницыным. В грамоте отмечалось, что в 1676 г. польский посланник А. Чихровский просил в Москве «воевать Дорошенка». Царь послал войска, и Дорошенко «ис-под ига султана турского отступил». Гетман и «будучеи при нем поспольство» «учинили обещание» и передали «клейноты» - знаки власти, полученные от султана2. Тем самым достаточно определенно давалось понять, не говоря об этом прямо, что территория правобережного гетманства подчиняется теперь русской власти.

Отношения сторон заметно обострились после прямого столкновения в Василькове - имении Киево-Печерского монастыря, расположенном недалеко от Киева, но уже на территории правобережного гетманства. Сохранившиеся свидетельства обеих сторон (грамота И. Самойловича от 21 ноября и белоцерковского коменданта от 8 декабря н. ст.) позволяют достаточно точно судить о том, что произошло3.

Комендант прислал в Васильков небольшой отряд, который «на старых валах разоренных» попытался поставить крепость. Этот шаг вызвал энергичную реакцию другой стороны. Прибыл большой отряд -- несколько сотен человек с «нарядом» -- артиллерией, который вытеснил пришельцев4. Это событие побудило И. Самойловича четко сформулировать свою позицию в письме белоцерковскому коменданту. В нем указывалось, что он от царя «и согласным всего Войска Запорожского соизволением по обеим сторонам Днепра Украины принял начальство и власть». Далее перечислялись правобережные полки, на которые эта власть распространяется, -- киевский, каневский, корсунский и даже белоцерковский, «как при покойном Хмельницком». Комендант обратился к королю с жалобой на то, что с русской стороны «много зацепок и нелюбви показывают», и споры переместились на более высокий уровень. Акты, относящиеся к истории Южной и Западной России (далее - АЮЗР). СПб., 1882. Т. 12. № 205. Стб. 775-776.

² РГАДА. Ф. 79 (Сношения России с Польшей). 1677 г. № 5. Л. 44-49.

Из письма короля Яна Собеского литовскому канцлеру К. Пацу от 15 декабря 1676 г.5 видно, что происшедшее в Василькове вызвало его резкое неудовольствие. Он предписывал выяснить, «для чево» киевский воевода и гетман Самойлович «на крепость нашу наступать дерзали». У короля это вызвало опасения, не имеет ли место «явное от Москвы войны движение». От русской стороны следовало потребовать объяснений. В соответствии с этим М. Пац предписывал резиденту в Москве П. Свидерскому добиваться прекращения таких действий на Правобережье и чтобы Самойлович не титуловался гетманом обеих сторон Днепра. Это «знатную являет недружбу и дает к войне случай».

Резидент должен потребовать, «чтоб управа совершенно была учинена на тех людей»6. 16 января 1677 г. П. Свидерский выступил с протестом, расценив и инцидент с Васильковым и титулатуру Самойловича как нарушения Андрусовского договора7. Протест, однако, был отклонен. Резиденту заявили, что король давно извещен о переходе гетмана Дорошенко «из подданства турского салтана» под власть царя, а король «тое стороны Днепра Украину в договорех уступил салтану турскому», поэтому никакого нарушения Андрусовского договора не происходит8. Резиденту ничего не оставалось, как предложить отложить этот вопрос «до комисии»9.

Когда у Самойловича запросили из Москвы объяснения10, он ответил жалобами на действия польских властей на Правобережье. Он обвинял белоцерковского коменданта в том, что тот посылает «прелестные листы» в полтавский и переяславский полки, и предлагал добиваться того, чтобы комендант не мог «никаких заднепровских городков... в державу королевскую подключити никоим обычаем»11. Тогда же, в начале февраля 1677 г., его посол Иван Мазепа жаловался, что О. Гоголь, назначенный королем правобережным гетманом, «стоит в Полесье близко Киева» и тоже рассылает «прелестные листы», «устрашивая войски королевского величества и турского салтана приходом под Киев»12.

Эта деталь показывает, что столкновения интересов на Правобережье, когда обе стороны четко сформулировали противоположные позиции, происходили в условиях, когда становилась все более ясной угроза войны между Россией и османами. Уже в конце 1676 г. русский резидент в Варшаве В. М. Тяпкин сообщал, что османы и татары «заодно пойдут на Киев весною»13.³ Там же. Л. 61-62, 65.

⁴ Позднее киевский воевода утверждал, что подчиненные белоцерковского коменданта ушли после переговоров и их «не выгоняли» (РГАДА. Ф. 79. 1677 г. № 5. Л. 103, 109-110).

⁵ РГАДА. Ф. 79. 1677 г. № 5. Л. 52-54.

⁶ Там же. Л. 56-58.

⁷ Там же. Л. 9-10, 13.

⁸ Там же. Л. 13-16. Эти доводы повторялись в царской грамоте Яну Собескому, одобренной боярами 12 января

1677 г. (РГАДА. Ф. 79. 1677 г. № 2. Л. 1-10).

⁹ РГАДА. Ф. 79. 1677 г. № 5. Л. 17.

¹⁰ Там же. Л. 98.

¹¹ АЮЗР. СПб., 1885. Т. 13. № 5. Стб. 21 (грамота гетмана от 6 февраля 1677 г.).

¹² Там же. Стб. 24.

¹³ РГАДА. Ф. 79. Кн. 178. Л. 382.

¹⁴ АЮЗР. Т. 13. № 8. Стб. 31; № 12. Стб. 51-52.

¹⁵ РГАДА. Ф. 79. Кн. 178. Л. 387-388.

¹⁶ АЮЗР. Т. 13. № 11. Стб. 42, 46.

¹⁷ РГАДА. Ф. 79. 1677 г. № 5. Л. 187-188.

¹⁸ РГАДА. Ф. 79. Кн. 182. Л. 48 об.-50.

¹⁹ Там же. Л. 104-115 об. См. также: [Соловьев, с. 221-222]. К марту 1677 г. ситуация определенно прояснилась. Выяснилось, что османские войска, недавно воевавшие с Польшей, стоят на Дунае, и появился османский ставленник Ю. Хмельницкий, «которого уже к Бабе привели», а для османского войска делают мосты на Днестре14. В этих условиях русских политиков серьезно беспокоило, какую позицию займет по отношению к русско-османской войне Польско-Литовское государство. Для беспокойства имелись определенные основания.

Так, несмотря на имевшуюся договоренность, русский резидент в Варшаве В. М. Тяпкин не был допущен к участию в польско-османских переговорах, а текст польско-османского договора не был прислан в Москву для ознакомления. Отсюда опасения, не сопровождалось ли заключение мира соглашением Османской империи и Речи Посполитой о союзе против России. И действительно, уже в конце 1676 г. литовский канцлер К. Пац официально сообщал В. М. Тяпкину, что османы и татары предлагают Речи Посполитой союз против России и соответствующее решение отложено «до пришлаго сейму на изволение Речи Посполитой»15. Понятно, что в Москве с беспокойством ожидали решений собравшегося в начале 1677 г. сейма. Некоторые сообщения были тревожными. Так, 6 марта гетман И. Самойлович поручил своим послам сообщить в Москве сведения, полученные от Тодорана, греческого купца из Люблина, о заключении польско-османского договора, предусматривавшего совместный поход на Левобережье16. То, что происходило на сейме, не подтверждало циркулировавших ранее слухов. Как видно из сохранившихся сообщений о выступлениях политиков, целый ряд из них выражал резкое недовольство действиями России на Правобережье, но не было речи о каких-либо совместных действиях с Османской империей и было высказано общее мнение об улаживании разногласий между государствами с помощью переговоров [Wojcik, s. 98--104].

Соответствующие сигналы появились уже в начале весны 1677 г. 4 марта 1677 г. польский резидент П. Свидерский подал в Посольский приказ письмо литовского канцлера К. Паца, в котором порицались действия русской стороны на Правобережье, но одновременно указывалось: «Приговор на инструкцию московскую постановлен, и послы высланы будут»17. Тем самым вопрос о военном конфликте с Польско-Литовским государством явно снимался с повестки дня. Об этом же говорили сведения, поступавшие от русского резидента в Варшаве В.М. Тяпкина: как его сообщения и оценки, так и присланные им записи выступлений участников сейма -- сенаторов и послов. Как сообщал резидент, «Речь Посполитая вся при том стоит», что с христианскими государями, в том числе и с Россией, «следует старатися о вечной покой и созыве общих сил на бусурманов»18.

27 марта состоялась беседа Яна Собеского с русским резидентом, общения с которым король ранее избегал. На этой встрече король призывал, чтобы царь «никаким ссорам не верил и не слушал», и говорил о своем желании «учинить... союз истинной против турок и татар», с которыми он вынужден был заключить мир, не в состоянии вести войну «без посилков». Он давал советы, как русской стороне следует вести надвигающуюся войну с османами19. Все это как будто указывало, что османо-польский союз России не угрожает и, напротив, появляется перспектива заключения русско-польского союза против османов. Линия, наметившаяся в беседе Яна Собеского с В. М. Тяпкиным, получила продолжение в последующих шагах польско-литовской стороны. 22 мая польский резидент П. Свидерский передал в Посольский приказ письмо литовского канцлера К. Паца, отправленное 4 мая н. ст. из Варшавы, в котором этот видный политик предлагал, чтобы русские, «не ожидая войны в дому от бусурман, с нами похотели, соединя силы, стоять»20. На встрече с дьяками Посольского приказа 23 мая имели место весьма ответственные официальные заявления польского резидента. Как и Собеский, он опровергал «подозрения» в Москве относительно политики короля и категорически утверждал, что у его монарха с султаном переговоров «не бывало и ныне нет». Король хочет быть с царем «в союзе и в вечном миру». Правда, он заключил мир с султаном «по самой великой неволе», но если царь согласится «случить силы против того бусурманина, и королевское величество те Журавенские договоры подтвердить не изволит»21.

Это были весьма важные и благоприятные в сложившейся ситуации сигналы, но они не вызвали у русской стороны такой живой реакции, которой как будто можно было бы ожидать. Дело было не только в том, что дружеские заявления Яна Собеского не вызывали полного доверия. В. М. Тяпкин не исключал, что «некаким тайным способом дадут поляки турком свои посилки», формально не нарушая мирного договора с Россией22. В Москву летом 1677 г. приходили слухи об общем походе османских и польских войск на Левобережье, которое затем отойдет к Речи Посполитой23. Имели значение и некоторые важные объективные обстоятельства. Так, заявления К. Паца, что необходимо скорее осуществить «случение» сил, находились в очевидном контрасте с тем, что на южных границах Речи Посполитой такие силы отсутствовали. В феврале 1677 г. И. Мазепа сообщал, что коронные войска ушли «на становища в горние воеводства»24. Не изменилось положение и позднее. Захваченные пленные турки сообщали, что ничего не слышали ни о гетманах, ни о польско-литовских войсках25. Как заявили в августе 1677 г. дьяки Посольского приказа П. Свидерскому, «королевского величества войска не только к воинскому делу готовости не имеют, но и ведимости о них нет»26.

Имело значение и то обстоятельство, что собиравшиеся в конце 1676 г. дворянские собрания Великой и Малой Польши требовали «со окрестными государи мир подтвердить», «ни с кем наступательные войны не всчать»27. В соответствии с этим на сейме было принято решение направить в Стамбул «великих» послов во главе с Яном Гнинским для окончательного заключения польско-османского мирного договора. Уже в начале апреля в Москву пришли сообщения, что «великие» послы к султану «пошли, за ними вскоре и комиссары будут для установления рубежей»28. В июле сам П. Свидерский сообщил о приезде Яна Гнинского в Каменец, где его приветствовали орудийными салютами и он был «провожден зело с великою честью»29. Потом пришли известия о встрече посла перед отъездом в Стамбул с османским командующим Ибрагим-пашой30. Пришли и сообщения о посылке Яном Собеским «казны» хану (15 тыс. золотых) и султану (30 тыс.)31. Резидент заверял, что переговоры закончатся безрезультатно и Речь Посполитая станет искать союза с Россией32, но можно ли было полагаться на его слова?²⁰ РГАДА. Ф. 79. 1677 г. № 5. Л. 244.

²¹ Там же. Л. 252-253.

²² РГАДА. Ф. 79. Кн. 182. Л. 42 об.

²³ АЮЗР. Т. 13. № 50. Стб. 199-200, 207.

²⁴ Там же. № 6. Стб. 24.

²⁵ Там же. № 78. Стб. 288.

²⁶ РГАДА. Ф. 79. 1677 г. № 5. Л. 402.

²⁷ РГАДА. Ф. 79. 1677 г. № 4. Л. 20-21.

²⁸ АЮЗР. Т. 13. № 21. Стб. 102.

²⁹ РГАДА. Ф. 79. 1677 г. № 5. Л. 343.

³⁰ АЮЗР. Т. 13. № 78. Стб. 286.

³¹ Там же. № 51. Стб. 206, 215.

³² РГАДА. Ф. 79. 1677 г. № 5. Л. 254-255.

³³ РГАДА. Ф. 79. Кн. 184. Л. 154.

³⁴ АЮЗР. Т. 13. № 63. Стб. 295-296.

³⁵ Текст перевода документа см.: РГАДА. Ф. 79. 1677 г. № 4. Л. 31 об.-53.

³⁶ РГАДА. Ф. 79. 1677 г. № 5. Л. 244.

³⁷ Там же. Л. 189-195.

³⁸ В ней упоминаются решения, принятые думой 8 октября 1677 г. (РГАДА. Ф. 79. 1677 г. № 12. Л. 11 об.).

³⁹ РГАДА. Ф. 79. 1677 г. № 12. Л. 23 об.-24.

⁴⁰ Там же. Л. 150 об.-155.

Принимали в Москве во внимание и то серьезное обстоятельство, что в отличие от посольства в Стамбул посольство в Москву вплоть до конца 1677 г. на русскую границу так и не прибыло и в конце 1677 г. в Посольском приказе констатировали, что «великие» послы Речи Посполитой на границу «не приехали и где обретаютца о том великому государю неизвестно»33. В Москве, впрочем, не исключали возможность совместных военных действий против османов. В царской грамоте от 3 августа 1677 г. командующим русско-украинской армией И. Самойловичу и Г. Ромодановскому предписывалось «иметь пересылки» с гетманами, чтобы те «с своей стороны над тем неприятелем промысел и поиск чинили»34. При этом возникал, однако, неприятный вопрос: на каких условиях польско-литовская сторона может согласиться на заключение союза против османов? Уже события рубежа 1676/1677 г. показали, какое сильное недовольство в Речи Посполитой вызывает утверждение русской власти на Правобережье. Об этом говорили и другие свидетельства.

Так, В. М. Тяпкин прислал текст королевской инструкции на сеймики, который читали царю и боярам 11 февраля 1677 г. В инструкции с возмущением говорилось о том, что «господа московские о очищении Киева и не думают»35. В письме К. Паца, в котором предлагалось скорое «случение» армий, одновременно предлагалось на предстоящих переговорах «договариваться и о возвращении Киева против договоров Андрусовских», так как все равно скоро «турки ево возмут»36. Сами по себе требования возвращения Киева были весьма показательны. Налицо было также стремление польско-литовской стороны использовать османскую опасность, чтобы заставить русских уйти с Правобережья. В Москве, однако, вовсе не собирались этого делать. Напротив, в Посольском приказе подыскивали обоснования для сохранения своих позиций в этом регионе. Так, весной 1677 г. в Посольском приказе в особой справке37 было отмечено, что когда в соответствии с Московским договором 1668 г. «писали» к гетману Петру Дорошенко «и ко всем духовным и мирским людем, приводя их к послушанию обоим великим государям», то за этим потом последовали неоднократные обращения гетмана Дорошенко и всего Войска Запорожского сначала о том, чтобы царь стал гарантом польско-украинского соглашения, а затем чтобы царь взял их под свою защиту, чтобы оградить от религиозного гонения и нарушения их «вольностей». Справка оказалась существенно дополнена осенью 1677 г.38 В записке отмечалось, что «города Киева... никогда отдать невозможно», так как власти Речи Посполитой «города Киева не только не оберегли, но и всю Украину салтану турскому отдали»39.

В последующих частях записки отмечалось, что казаков следовало «приводить в послушание милосердными разговоры», но этого не было сделано, а затем власти своими преследованиями заставили Дорошенко искать покровительства султана, а затем Украину «по старым рубежам общему всех христиан неприятелю -- турскому салтану -- поступили есте». «И в настоящем бы времени, -- указывалось в записке, -- царское величество ту сторону Днепра своим государским воинским промыслом. подклонить не изволил бы», если бы земли Правобережья не были уступлены туркам40.

Таково было общее состояние русско-польских отношений по вопросу о Правобережье, когда началась большая русско-османская война. К концу августа 1677 г. ситуация в Восточной Европе в одном отношении прояснилась. В боях под Чигирином османская армия потерпела неудачу и была вынуждена отступить в Молдавию вместе со своим ставленником Ю. Хмельницким. Все это способствовало росту авторитета русской власти и укреплению ее позиций на Правобережье. Уже в декабре 1677 г. И. Самойлович получил сообщения, что один из пехотных полков О. Гоголя хочет перейти на русскую сторону, а в конце месяца два полка из армии пропольского гетмана осуществили такие намерения41. Сообщения захваченных во время военных действий пленных говорили о том, что польские войска в походе к Чигирину участия не приняли «и пересылок никаких у пашей с поляки не бывало»42. Одновременно уже в сентябре 1677 г. стали приходить сообщения, что османы вовсе не примирились со своей неудачей и «на весну под Чигирин сам салтан и везирь будет с великими войски»43.

В этих условиях было решено возобновить дипломатические контакты с Польско-Литовским государством. В конце сентября гонец Петр Обезьянинов повез Яну Собескому две грамоты. В одной из них сообщалось о намерении царя направить на переговоры с «великими» послами Речи Посполитой своих представителей во главе с В. С. Волынским44. Иной характер носила грамота, отправленная 3 октября, когда гонец был уже в пути. Сообщая о победе над османами, которые «побежали невозвратно в Волоскую землю. Этот шаг был явно направлен на то, чтобы прощупать почву, не удастся ли заключить союз с Речью Посполитой против османов.

Были использованы и другие каналы связей. Так, было обращено внимание на такого видного литовского политика, как великий гетман и воевода виленский М. Пац, который был известен как сторонник мира с Россией и русско-польского антиосманского союза. В письме, отправленном из Вильно левобережному гетману Ивану Самойловичу 14 сентября н. ст. 1677 г., он желал русской стороне победы над османами и желал «совокупления» сил в борьбе с ними46. 21 октября И. Самойлович со своей стороны сообщал Пацу о поражении османов, посылал ему «Описание бою турского под Чигирином» и также писал о том, что «случение сил» «имело быти потребно и прибыльно к содержанию в целости всего христианства»47. Сообщения о победе были отправлены и польским гетманам Д. Вишневецкому и С. Яблоновскому48. Каких-либо серьезных результатов эти демарши в то время не принесли. К осени 1677 г. царь и его советники оказались в сложном положении. После отъезда из Варшавы в начале лета 1677 г. русского резидента В. М. Тяпкина в Москве не было ясного представления о положении дел в Польско-Литовском государстве, планах и намерениях местных политиков.

В заметке, составленной в это время в Посольском приказе, констатировалось, что следовало бы узнать, чего хочет польский король -- «вечного миру или прибавления перемирных лет. и случения сил употребляет ли и каким образом тому случению быть и в которых местех и о Киеве и о Чигирине и всей тои стороны Днепра Украине какое намерение имеет»49. Сведения на эту тему должен был собрать уже упомянутый П. Обезьянинов. В Москве, по-видимому, понимали, что возможности простого гонца для получения нужной информации были достаточно ограничены, и поэтому еще до его возвращения было принято решение для выяснения ситуации направить в Речь Посполитую особую дипломатическую миссию. Ее отправке предшествовали контакты осенью 1677 г. с левобережным гетманом, которого запрашивали о его предложениях относительно нового русско-польского соглашения и от которого добивались сведений о состоянии польско-османских отношений.⁴¹ АЮЗР. Т. 13. № 94. Стб. 111-112; № 99. Стб. 436.

⁴² РГАДА. Ф. 229 (Малороссийский приказ). Оп. 2. № 125. Л. 77.

⁴³ Там же. Л. 175. Был и ряд других сообщений такого рода, см., например, грамоту И. Самойловича от 29 октября (Там же. Л. 266 об. -- 267).

⁴⁴ РГАДА. Ф. 79. Кн. 184. Л. 6 об. -- 9 об.

⁴⁵ Там же. Л. 44--44 об.

⁴⁶ РГАДА. Ф. 229. Оп. 2. № 125. Л. 191--191 об.

⁴⁷ Там же. Л. 193 об.--217.

⁴⁸ См. тексты их ответов на письма Самойловича: РГАДА. Ф. 229. Оп. 2. № 125. Л. 503--504. В большом послании, отправленном в Москву, гетман настаивал на том, чтобы «братья наша» на «тои стороне Заднепрской» по новому договору вошла в состав Русского государства50. Эти пожелания были приняты во внимание при составлении посольского наказа, а 10 января 1678 г. Самойловичу была отправлена царская грамота с заверением, что «Киев и тое стороны Днепра города... в сторону королевского величества полского отданы николи не будут»51.

О состоянии польско-османских отношений гетман не мог сообщить ничего определенного. Еще 12 февраля его посланцы передавали, что в Батурине «ничего не слышать» о том, что у короля «с турским делаетца»52. Вместе с тем поступали все новые сигналы о том, что Османская империя готовится к продолжению войны. Отступившая армия осталась «зимовать» на Дунае. Для ее усиления «из дальних городов войска збирают... и пушки и всякие запасы на границу высылают». 30 каторг с пушками и запасами уже пришли в Очаков53.

Все это способствовало решению о посылке особой миссии в Речь Посполитую. 2 декабря 1677 г. было принято решение54 направить с особой миссией в Речь Посполитую одного из лучших русских дипломатов И. И. Чаадаева и дьяка Е. Украинцева. В грамоте, адресованной Я. Собескому, сообщалось о назначении на очередные переговоры новых представителей во главе с князем Я. Н. Одоевским и о том, что из числа этих представителей в Речь Посполитую направляются И. И. Чаадаев и Е. Украинцев. Они должны были разъяснить, что цель их приезда -- в переговорах с сенаторами подготовить почву для будущей встречи «великих» послов обеих сторон, чтобы «говорить и становить было без затруднения»55. Эти переговоры, очевидно, должны были дать советникам царя материал для ответа на волновавшие их вопросы.

Врученный И. И. Чаадаеву и Е. Украинцеву наказ делился на две части -- официальные посольские речи и то, о чем следовало говорить «в тайных разговорах». Официальная часть содержала развернутое доказательство того, что, заключив сепаратный договор с Османской империей без участия русской стороны и без учета ее интересов, Речь Посполитая нарушила свои союзнические обязательства по отношению к России. Как пример нелояльности следовало привести письмо польского гетмана коронного князя Дм. Вишневецкого турецкому командующему Ибрагим-паше в связи с переходом Дорошенко под власть царя: «Дорошенко от турка отступил, не годен при сем яко изменник дабы болши наяснейших монархов смущати имел, негоден болши защищения»56. Попытки сенаторов как-то оправдать действия польско-литовской стороны следовало решительно отклонять. Важное место в этой «официальной» части наказа занимало развернутое обоснование прав царя на земли на Правобережье, занятые русско-украинскими войсками.⁴⁹ РГАДА. Ф. 79. 1677 г. № 12. Л. 14.

⁵⁰ Текст послания см.: РГАДА. Ф. 229. Оп. 2. № 125. Л. 286--295.

⁵¹ Там же. Л. 321 об.

⁵² Там же. Л. 447.

⁵³ Там же. Л. 269 об., 389-390.

⁵⁴ В этот день бояре, заслушав, одобрили текст царской грамоты Яну Собескому (РГАДА. Ф. 79. Кн. 184. Л. 146).

⁵⁵ РГАДА. Ф. 79. Кн. 184. Л. 222-222 об.

⁵⁶ Там же. Л. 223-223 об.

Здесь утверждалось, что религиозные преследования и нарушения «вольностей» со стороны правящих кругов Речи Посполитой «отгонили ево, Дорошенка, в подданство к турскому салтану»57. Жителей Правобережья король «в соблюдении их не хранил, и тем они от договоров учинились свободны»58, а потом украинские города Речь Посполитая «поступила турскому салтану по старым рубежам»59. Переход этих земель под русскую власть не является нарушением Андрусовского договора, так как царь жителей Правобережья «из подданства турского салтана доступил» -- «это всему свету явно есть»60.

Аргументация эта заканчивалась весьма важным заявлением, что, даже если русское правительство согласится на передачу этих земель Речи Посполитой, местные жители, «ведая гонение и тесноту в вере и нарушение прав их и вольностей... учинятца в подданстве у неприятеля всех християн у турского салтана, и будет от того християнские крови пролитие и в народе украинском смятение паче прежняго»61. Как представляется, польско-литовской стороне тем самым явно давалось понять, что любое соглашение с Речью Посполитой будет возможно лишь при признании прав России на земли Правобережья. Эти тексты определенно говорят о том, что на рубеже 1677/1678 г. в Москве были твердо намерены продолжать борьбу за Правобережную Украину.

В этой «официальной» части наказа послам предписывалось занять по отношению к польско-литовской стороне весьма жесткую позицию. Так, например, они должны были заявить, что после целого ряда нелояльных поступков с польско-литовской стороны «никакие помочи. его королевскому величеству чинить не доведетца»62. Единственным «позитивом» в этой части наказа было предложение продлить русско-польский перемирный договор на 13 лет63, очевидно, с признанием прав России на земли на Правобережье64.

В сложившейся ситуации, однако, не было смысла придерживаться этой жесткой позиции. Война на Правобережье не была окончена, а Османская империя была сильным и опасным противником, сотрудничество с Польско-Литовским государством могло бы оказаться полезным, а для этого надо было продлить перемирный договор. На «тайных разговорах» послы, как представляется, должны были выяснить, какие могут быть условия военно-политического сотрудничества с Речью Посполитой.

Поэтому в «тайных разговорах» следовало говорить, что, несмотря на совершенные проступки, король может «тому учинить исправление» и объединить свои силы с христианскими государями и прежде всего с царем против «бусурман»65. Послы должны были подчеркнуть намерение царя «против тех наступающих сил» «и впредь стоять»66.

В «тайных разговорах» послы должны были предлагать обсудить вопрос не только о продлении перемирия, но и о заключении «вечного» мира, но «не с такими великими и несносными запросы». «Запросы» касались прежде всего территориальных уступок, на которые, как уже отмечалось, послы ни в коем случае не должны были соглашаться. Однако имелось в виду, что за продление перемирия польско-литовская сторона станет настаивать на заключении соглашения о союзе против османов на своих условиях, на которые послы также не должны были соглашаться. Это касалось, в первую очередь, вопроса о «случении» армий обоих государств, как это предусматривалось Московским договором 1668 г. На «случении» армий польско-литовская сторона упорно настаивала во время переговоров о союзе в предшествующие годы [Флоря, с. 62, 63 и др.]. Здесь проявилось стремление польско-литовской стороны получить в свое распоряжение крупные военные силы и финансовые средства другого государства и использовать их в соответствии со своими планами.

Как представляется, именно поэтому послы должны были категорически отказываться от «случения», «усмотря ту несносную и неспомогательную помощь»67. Послы могли согласиться только на параллельные действия двух армий: русские войска действовали бы против татар «по обоим сторонам реки Днепра», а королю следует действовать «силами своими против салтана»68. Предполагалось, что польско-литовская сторона, если из России она получит субсидии, «может те договоры, учиненные по неволе, нарушити»69. Такое предложение послы должны были обсудить и передать царю, но при этом следовало подчеркнуть, что соответствующие обязательства должны фиксироваться «на обе стороны ровно», чтобы и Речь Посполитая в случае необходимости выплачивала субсидии России70.⁵⁷ Там же. Л. 229.

⁵⁸ Там же. Л. 230 об.

⁵⁹ Там же. Л. 225.

⁶⁰ Там же. Л. 230.

⁶¹ Там же. Л. 233.

⁶² Там же. Л. 223.

⁶³ Там же. Л. 236 об.--237.

⁶⁴ Об отказе «отдать завоеванные городы и Малую Росию» следовало говорить и на «тайных разговорах».

⁶⁵ РГАДА. Ф. 79. Кн. 184. Л. 247-248.

⁶⁶ Там же. Л. 252 об.

Следует согласиться с З. Вуйциком, когда он пришел к выводу, что русская сторона хотела добиться соглашения с Речью Посполитой на благоприятных для себя условиях [Wojcik, s. 146]. Однако могла ли русская сторона на это рассчитывать ? Как представляется, послы должны были, выражаясь словами наказа, «конечно б доведетца, какое с стороны королевского величества намерение»71. Тогда бы определилось, чего ждать от будущих переговоров «великих» послов обеих стран и как строить в дальнейшем свою политику по отношению и к Османской империи, и к Речи Посполитой.

9 января 1678 г. посланники встретили в Смоленском уезде возвращавшегося из Речи Посполитой П. Обезьянинова72. Незадолго до этого гонец встречался с великим гетманом литовским М. Пацом, который заявлял, что нужен союз против османов «и ратных людей салтану турскому на помочь... не дадут»73. Это был важный сигнал, но в Москве было хорошо известно, что этот фактический глава Великого княжества выступает за союз России и Речи Посполитой против османов, однако не менее хорошо было известно и о его постоянных конфликтах с королем Яном Собеским и его сторонниками. Его пожелания могли и не определять политику Речи Посполитой.

Вместе с тем гетман сообщил, что весной османы придут к Чигирину «с великим собраньем», давал советы, как вести войну, но какой-либо помощи с польско-литовской стороны не обещал. При этом П. Обезьянинов привез текст польского «летучего листка», в котором говорилось, что Яну Гнинскому в Стамбуле предлагали «союз воинскои» и везир «по се время на том употреблении стоит»74. Когда в ноябре 1677 г. король принимал П. Обезьянинова в Гданьске, здесь находились крымские гонцы, которые добивались «войских польских в помочь против хановых неприятелей»75. Правда, гонец заверял, что в Речи Посполитой хотят «стоять против турского салтана заодно», «а хотя, де, королевское величество и хочет с салтаном турским быть в миру, только Речь Посполитая слышать того не хотят»76, но на каких свидетельствах он основывался, насколько они определяли настроения в политических кругах Речи Посполитой?⁶⁷ Там же. Л. 254 об., 256, 257.

⁶⁸ Там же. Л. 256.

⁶⁹ Там же. Л. 263 об.--264.

⁷⁰ Там же. Л. 264 об.

⁷¹ Там же. Л. 254 об.

⁷² Там же. Л. 79 об.

⁷³ Там же. Л. 77.

⁷⁴ Там же. Л. 69 об.

⁷⁵ Там же. Л. 73 об.

⁷⁶ Там же. Л. 75.

Задачи, поставленные перед посольством И. И. Чаадаева, сохраняли свою актуальность. Послы 19 января 1678 г. поехали на границу77. В пути к ним поступили сведения, что «солтан турской збираетца великим собраньем и хочет итти по весне вскоре на Украину», а во Львов прибыл «чауш» -- посол султана к Собескому78. Одновременно выяснилось, что, когда послы Речи Посполитой пойдут в Москву, «о том подлинной ведомости нет»79.

Беспокоили и другие известия. 12 февраля с дороги послы сообщали, что Ян Собеский «по совету с французским королем» разрешил шведскому войску идти через Жемайтию в Пруссию против союзника Габсбургов -- бранденбургского курфюрста80. Получалось, что Ян Собеский придерживался профранцузской ориентации, а Франция была традиционным союзником Османской империи.

30 марта послы прибыли в Люблин81, где Ян Собеский собрал сенаторов для обсуждения разных вопросов. На следующий день у них имела место тайная встреча с австрийским резидентом И. Жир овским. Резидент убеждал русских собеседников, что у Речи Посполитой с турками «мир некрепок» и если послы дадут предложения «о случении сил на пристойных способах», то с ними «договор чинити учнут» и выступят против Османской империи. С другой стороны, он же сообщал, что Ян Собеский разрешил французам вербовать солдат в Речи Посполитой и этим «цесарскому величеству кажет великую свою нелюбовь»82. При этом австрийский дипломат откровенно сказал, что Ян Собеский «мыслит зело тайно» и его подлинные планы неизвестны83. В такой неясной ситуации начались переговоры послов с сенаторами в Люблине в начале апреля 1678 г. В этих переговорах помимо литовского канцлера К. Паца участвовали только коронные сенаторы84.

Для сложившейся ситуации следует считать характерным, что русские послы отказывались обсуждать какие-либо вопросы, пока их не ознакомят с текстом договора, заключенного в Журавно85. Следуя наказу, послы предложили искать союза с христианскими державами (и в их числе с Россией) и разорвать мир с Османской империей86. Все это происходило в условиях, когда османская армия начала двигаться на север. Сенаторы сообщили послам, что султан уже двинулся к Дунаю, а затем войска османов пойдут «под Чигирин и под Киев»87.

Поражение под Чигирином не остановило османскую экспансию. Русское государство оказалось в сложном неблагоприятном положении, и это давало основание добиваться у русской стороны уступок. В ответ на русские предложения сенаторы высказали пожелание, чтобы царь согласился «Смоленеск с Северскими городами и Украину отдать королевскому величеству», когда король заключит с ним «вечный мир», «нынешний мир разорвет и помогать великому государю учнет всеми силами»88. Русская армия в этом случае должна соединиться с польско-литовскими войсками под Каменцом89. Таким образом, союз оказался бы возможным, если бы Речь Посполитая могла вернуться к поляновским границам и получила в свое распоряжение русские военные силы. К этому затем добавилось еще более важное заявление, что без территориальных уступок с русской стороны не может быть и продления перемирия: «не видев, де, с стороны царского величества уступки, прибавления перемирных лет чинить не для чего»90. Переговоры затем закончились решительным заявлением сенаторов: царь «не изволяет им отдать завоеванного, и ныне, де, им, паном-раде, с ними, великими послы, говорить не о чем»91. На этой основе объединились разные фракции польско-литовской политической элиты. Гетман М. Пац, которого не было в Люблине, прислал к ним своего «слугу» Пакоша с настоятельным советом пойти на территориальные уступки92.⁷⁷ Там же. Л. 320 об.

⁷⁸ См. отписку послов от 17 марта: Там же. Л. 333 об.--334.

⁷⁹ Там же. Л. 326.

⁸⁰ Там же. Л. 327-327 об.

⁸¹ РГАДА. Ф. 79. Кн. 185. Л. 73.

⁸² Там же. Л. 82, 83 об., 85 об.

⁸³ Там же. Л. 88. В книге З. Вуйцика ошибочно сказано, что послы беседовали с русским резидентом В. М. Тяпкиным [Wojcik, s. 146-147].

⁸⁴ Перечень участников переговоров см.: РГАДА. Ф. 79. Кн. 185. Л. 118.

⁸⁵ Там же. Л. 132 об.-133.

⁸⁶ Там же. Л. 155-156.

⁸⁷ Там же. Л. 222-222 об. Позднее они сообщили, что султан собирает войска «из самых дальних краев, из Анатолии и из Полестины» (Там же. Л. 225 об.).

⁸⁸ Там же. Л. 206-207.

⁸⁹ Там же. Л. 183, 224.

Переговоры, правда, закончились безрезультатно, но польско-литовская сторона через разговоры посольских приставов с И. И. Чаадаевым и Е. Украинцевым пыталась воздействовать в нужном духе на русских политиков в Москве. Так, 8 апреля пристав Я. Ростворовский сообщил, что послы Речи Посполитой поедут в Москву только для того, чтобы добиваться заключения «вечного» мира с уступкой всего завоеванного93. 10 апреля другой пристав С. Гжибовский обращал внимание послов, что Россия окажется в трудном положении, если война с османами будет продолжаться, а срок перемирия истечет и Речь Посполитая станет «своево упоминатца, и тогда будет на царское величество многая война», в которую вступят и шведы94. Понятно, что и без этих сообщений такая перспектива оказывалась вероятной и должна была беспокоить и «великих» послов, и политиков в Москве.

Правда, во время переговоров сенаторы неоднократно заявляли, что никаких соглашений о союзе с Османской империей у них нет и соответствующие предложения Речь Посполитая отклонила95, а в грамоте Яна Собеского от 16 апреля н. ст. 1678 г. говорилось о направлении в Москву послов для ведения мирных переговоров96, но в какой мере можно было полагаться на такие заявления? При этом 7 апреля состоялась важная беседа «великих» послов с литовским канцлером К. Пацом, который сообщил, что он и гетман М. Пац добиваются сохранения мира с Россией «и впредь они будут того постерегать всякими мерами»97. Канцлер также выступал за заключение антиосманского союза России, Речи Посполитой и Австрии, «а цесарь, де, доброй приятель царскому величеству»98. Однако в той же беседе К. Пац ставил в заслугу себе и гетману, что «в прошлом году на сейме» они не позволили королю «учинить союз с турецким салтаном и с крымским ханом».

Характерно, что сами сопровождавшие послов приставы говорили о профранцузской ориентации Я. Собеского, о его планах начать войну с императором «за вспоможением французского короля»99. Значение этих сообщений состояло не только в том, что, действуя таким образом, Собеский лишал в будущем Русское государство возможного важного союзника в борьбе с османами. Профранцузская ориентация короля могла способствовать заключению его соглашений с традиционным союзником Франции -- Османской империей. Правда, в ближайшие месяцы в связи с ожидаемым приездом «великих» послов из Речи Посполитой можно было не опасаться какого-либо конфликта на западной границе во время предстоящих боев за Чигирин. Но было очевидно, что этими боями война не закончится, и приходилось думать о том, какое сложится положение, если мирные переговоры закончатся безрезультатно и соглашение о продлении перемирия не будет заключено.⁹⁰ Там же. Л. 213-213 об.

⁹¹ Там же. Л. 228.

⁹² Там же. Л. 238 об.-240. Ср.: [Bobiatynski, s. 370].

⁹³ РГАДА. Ф. 79. Кн. 185. Л. 279 об.-280 об.

⁹⁴ Там же. Л. 283 об.-284.

⁹⁵ Там же. Л. 137 об.-138, 141 об.-142, 224 об.

⁹⁶ Там же. Л. 248 и след.

⁹⁷ Там же. Л. 267-267 об.

⁹⁸ Там же. Л. 268-269.

⁹⁹ Там же. Л. 282, 284. Показательна в этом плане реакция одного из главных защитников Чигирина в ближайшем будущем гетмана И. Самойловича на важные сигналы, поступившие от гетмана М. Паца. В мае 1678 г. доверенный слуга гетмана Б. Ратомский заверял от его имени Самойловича: «дабы никакие помешки и разврату в нынешней толикой войне от войск наших не опасались». М. Пац «с иными господами» позаботится о том, чтобы «никакова нарушения не было»100. Самойловичу был передан «лист» гетмана с пожеланием победы над «бусурманами». В нем читались слова: «с нашей стороны любезный мир и христианская сохраняется дружба»101.

Такие заявления со стороны первого светского сенатора Великого княжества и командующего литовской армией имели значение, воспринимались как некоторая гарантия сохранения мира. В ответном письме М. Пацу от 18 июня 1678 г. И. Самойлович выражал удовлетворение, «что с стороны ваших милостей покой и христианская дружба нам додержана быть»102. К тому времени, когда до Москвы достигли эти сигналы, здесь в мае 1678 г. начались переговоры с «великими» послами Речи Посполитой.

Уже на переговорах с И. И. Чаадаевым определились основные позиции польско- литовской стороны, которые нашли свое отражение и в инструкциях, данных посольству103. Так, послы должны были добиваться заключения «вечного» мира при условии, что Речи Посполитой будут возвращены все утраченные земли. Если бы этого добиться не удалось, следовало вести переговоры о заключении перемирия, но возможные условия такого соглашения не определялись, и тем самым сохранялась опасность, что переговоры закончатся безрезультатно. Ведь, как показал ход переговоров с посольством И. И. Чаадаева, польско-литовская сторона хотела не только ухода русских с Правобережья, но и уступок части территорий, отошедших к России по Андрусовскому договору, на что русская сторона решительно не соглашалась. Вместе с тем послам было поручено обсудить в Москве условия русско-польского союза против османов. Русские условия союза, предполагавшие раздельные действия двух армий, не удовлетворяли сенаторов, и следовало ожидать, что они будут добиваться решения о «случении» армий104.

Обращение к этому аспекту отношений в немалой мере было связано с приходом сообщений о приближающемся конце общеевропейской войны105. Открывались возможности для возобновления войны с Османской империей, и здесь Речь Посполитая была заинтересована в использовании военных и финансовых ресурсов Русского государства. Кроме того, следует учитывать, что добиться каких-то крупных уступок с русской стороны можно было бы, именно заключив союз против османов, с которыми Россия втянулась в тяжелую войну. Но, судя по документам, связанным с посольством И. И. Чаадаева, даже в этих условиях русская сторона вряд ли согласилась бы на «случение» армий. Сохранялась опасность, что никакой договоренности между сторонами не будет достигнуто и новое мирное соглашение не будет заключено.

«Великие» послы Речи Посполитой пришли в Смоленск 28 марта 1678 г.106 На дороге их задержала весенняя распутица, и их переговоры с советниками царя начались только 13 мая107. До этого о положении дел и о том, что может произойти во время переговоров, можно было судить лишь по отпискам сопровождавшего послов пристава Никифора Ефимьева. Некоторые сигналы были вполне положительными. Послы говорили Никифору, «что турку помочь чинить и в мысли нет и впреди не будет»108. Кроме того, приставу говорили, что в Речи Посполитой опасаются нового нападения османов и хотели бы заключить с Россией перемирие «без всяких запросов» и соглашение о союзе против османов «до наступления неприятельского»109. Желали победы русским войскам, вышедшим к Днепру, над «бусурманами»110. Вместе с тем собеседники пристава, говоря о дружеском отношении Речи Посполитой к сражающейся с османами России, не распространяли этого на особу короля: «Хотя, де, король, -- передавал Никифор слова собеседников, -- силной стороны ожидает, однако ж Речь Посполитая на то не позволит»111.¹⁰⁰ РГАДА. Ф. 229. Оп. 2. № 125. Л. 977 об.-978.

¹⁰¹ Там же. Л. 979-979 об.

¹⁰² АЮЗР. Т. 12. Стб. 607-610.

¹⁰³ О них см.: [Wojcik, s. 144-145, 150-151].

¹⁰⁴ Во время переговоров с И. И. Чаадаевым сенаторы неоднократно предлагали направить на Крым русские войска и казаков (РГАДА. Ф. 79. Кн. 185. Л. 216 об.-217, 221 об.), но при этом подчеркивалось, что главные русские силы должны идти на соединение с войсками Речи Посполитой к Каменцу Подольскому.

¹⁰⁵ Как говорил К. Пац послам: «нынешняго лета учинитца мир» (РГАДА. Ф. 79. Кн. 185. Л. 268).

¹⁰⁶ РГАДА. Ф. 79. Кн. 186. Л. 164-165.

¹⁰⁷ Там же. Л. 518 об.

Основания для серьезных размышлений давали и тайные контакты Никифора с литовскими членами посольства. Об этих контактах уже упоминалось в научной литературе [Wojcik, s. 152--153], но этот эпизод заслуживает более подробного рассмотрения. Таких встреч было две. Сначала «наодине» встречались с Никифором второй посол К. Сапега и третий посол И. Комар. Они заверяли, что если поляки захотят нарушить мир, то «литовское войско и гетман Пац до того отнюдь не допустит»112. Позднее И. Комар говорил Никифору «наодине с клятвою», что Пац и литовская армия «желают против турка быти в соединении» и смогут воспрепятствовать соглашению Речи Посполитой с османами. Он добавил, что ему и К. Сапеге поручено предложить в Москве «от сенату княжества Литовского особое дело»113. О каком «особом деле» шла речь, разъяснял позднее гетман М. Пац русскому агенту Назарию Краевскому. В Великом княжестве опасались, что переговоры о продлении Андрусовского перемирия по указаниям Собеского будут прерваны и король станет «за саблею турскою завоеванные городы отыскивать». Поэтому было приказано «послам нашим с Москвы не отъехать, покамест буде невозможно вечного миру учинить, то конечно чтоб перемирие взяли»114. Таким образом, в случае разрыва отношений предполагалось заключение сепаратного русско-литовского перемирия. О том, что политическая элита Великого княжества была готова предпринять усилия для сохранения мира с Россией, говорят разные известия 70 -х годов XVII в. В этом плане политическая элита Великого княжества выступала как единое целое. Показательно участие в тайной встрече К. Сапеги представителя группировки, боровшейся с Пацами за власть в Великом княжестве. Характерно, что, несмотря на существование «мирных» официальных инструкций, в Вильно, по-видимому, серьезно опасались вовлечения Речи Посполитой в какие-то враждебные России соглашения с османами. правобережный украина османский россия польша

...