Граф Д.М. Сольский: путь либерального бюрократа

Размещено на http://www.allbest.ru/

Граф Д.М. Сольский: путь либерального бюрократа

Валерий Степанов

Карьера графа Дмитрия Мартыновича Сольского (1833-1910) представляет собой редкий случай исключительного служебного долголетия и востребованности в «верхах» Российской империи. Он занимал посты государственного секретаря (1867-1878), государственного контролёра (1878-1889), председателя департаментов законов (1889-1891) и экономии (1892-1905) Государственного совета. Уже на склоне лет Сольский поднялся на высшую ступень бюрократической иерархии, оказавшись в 1905--1906 гг. в кресле председателя Государственного совета. За эти десятилетия он внёс существенный вклад в подготовку и проведение различных экономических, административных и политических преобразований. Его имя часто встречается и в многочисленных источниках, и в научных исследованиях по истории пореформенной России. Между тем до сих пор о нём не написано не только ни одной монографии, но даже сколько-нибудь основательной биографической статьи.

Будущий граф родился в Петербурге 3 сентября 1833 г. Его отец, доктор медицины Мартын Дмитриевич Сольский (1798--1881) был выходцем из среды православного духовенства Волынской губ. Однако в семье сохранялось фамильное предание о принадлежности их предков к знатному шляхетскому роду, по-видимому, польского происхождения. Мартын Дмитриевич служил в 1-м Петер-бургском кадетском корпусе (1827--1841), Петербургском физикате (1841--1862), с 1845 г. являлся совещательным членом Медицинского совета МВД. Он пользовался большим уважением своих коллег: в 1845--1852 гг. избирался вице-президентом Общества русских врачей, ас 1855 г. -- президентом Медико-филантропического комитета. Не случайно в знаменитой повести Н.С. Лескова именно доктора «Мартын-Сольского» вызвали к умирающему Левше. Полученный в 1843 г. чин статского советника предоставил Мартыну Дмитриевичу права потомственного дворянства (в дальнейшем он дослужился до чина тайного советника). Его супруга Анна Семёновна (1808-1889) была дочерью статского советника С.Г. Лихонина. Кроме Дмитрия в семье родилось ещё трое детей -- Семён (1831--1879), Николай (1836--1907) и Ольга (1834--?). Семён служил в Военном министерстве, впоследствии стал действительным статским советником, но был известен прежде всего как видный энтомолог-любитель, почётный член Санкт-Петербургского общества естествоиспытателей и один из учредителей Русского энтомологического общества (его секретарь, а затем -- вице-президент). Николай связал свою судьбу с Министерством государственных имуществ, много лет состоял директором Императорского сельскохозяйственного музея в Петербурге и также завершил карьеру действительным статским советником. Ольга во второй половине 1850-х гг. вышла замуж за чиновника Военного министерства коллежского асессора А. С. Воронина.

Дмитрий Мартынович получил прекрасное домашнее образование, с юных лет выделялся умом, феноменальной памятью и высокой работоспособностью. Чтение было его страстью, любовь к книгам он пронёс через всю жизнь, собрав уникальную домашнюю библиотеку, в которой было множество антикварных раритетов. Современный исследователь причисляет его к «библиофилам самого высокого калибра». С 1843 г. Дмитрий Мартынович посещал петербургскую Ларинскую гимназию, где учились и его братья. Получив свидетельство о потомственном дворянстве, он в начале 1846 г. перевёлся в Александровский лицей, который окончил в январе 1851 г. с большой золотой медалью и чином ти-тулярного советника. Лицейские годы имели большое значение для становления его личности. В дальнейшем Сольский всегда принимал близко к сердцу нужды Лицея, был избран членом его Совета, учреждённого в 1901 г., и состоял в нём до самой смерти.

В начале 1852 г. Дмитрий Мартынович поступил на службу во II отделение Собственной его императорского величества канцелярии, которое занималось кодификацией и экспертизой законодательных актов. В 1855 г. там же начал свою карьеру выпускник юридического факультета Санкт-Петербургского университета Е.А. Перетц, с которым Сольский, по свидетельству сенатора М.П. Веселовского, дружил с детства. Среди сослуживцев Дмитрий Мартынович заметно выделялся образованностью и трудолюбием. Он быстро освоил тонкости законодательной практики и приобрёл навыки работы с официальными бумагами. У него рано обнаружились исключительные редакторские способности, умение преобразить любой документ, наполнить его полноценным содержанием и придать ему ясную форму. Молодому чиновнику стали поручать ответственные задания, с которыми он успешно справлялся. В ноябре 1854 г. его назначили делопроизводителем Рекрутского комитета, действовавшего в 1834--1862 гг. при II отделении и рассматривавшего вопросы, связанные с применением, дополнением и изменением норм устава, регулировавшего наборы в армию. Председателем комитета состоял по должности сам главноуправляющий II отделением гр. Д.Н. Блудов, славившийся своим придирчивым отношением к чужим текстам. Работа над уставом и Продолжением Свода законов потребовала от Сольского напряжения всех сил. В июне 1855 г., вырвавшись, наконец, в отпуск в село Кузьмино Луж-ского уезда, он писал оттуда своему лицейскому однокашнику кн. А.В. Шаховскому: «Если бы ты мог представить себе, как мне делается весело, когда я встаю поутру и подумаю, что мне в течение целого дня не предстоит никакого продолжения, никаких статей, дополнений, примечаний и тому подобной дряни; что самое важное занятие будет купаться, или собирать землянику. Право, чудесно, друг мой!».

Осенью 1859 г. Сольского, как знатока военного законодательства, ввели в Комитет об устройстве постойной повинности под председательством сенатора А.И. Левшина. В него входил и исправлявший должность товарища министра внутренних дел Н.А. Милютин, один из крупнейших деятелей Великих реформ 1860-х гг. Он фактически руководил работой комитета, заседания которого устраивались у него на квартире. «Тут явился, в качестве члена, Д.М. Сольский, тогда ещё очень молодой человек, но уже подававший большие надежды, -- вспоминал делопроизводитель комитета М.П. Веселовский. -- Он много говорил и удивил всех подробнейшим знанием IVтома Свода законов (т.е. Устава о повинностях. -- В.С.). Вообще, он произвёл на Милютина самое благоприятное впечатление». Однажды Веселовский передал Сольскому на просмотр проект правил о постойной повинности с объяснительной запиской. «Чуть ли не на другой день, -- писал мемуарист, -- он возвратил мне обе объёмистые рукописи, значительно исправленные. Помню, что я был поражён и быстротой, и отчётливостью его работы». Неудивительно, что Дмитрий Мартынович каждые два-три года (вместо установленных четырёх) получал следующий чин и в июне 1861 г. был уже статским советником с орденами Св. Станислава 2-й и Св. Владимира 4-й степеней.

Но подлинный карьерный взлёт Сольского начался после того, как его приблизил к себе барон М.А. Корф, назначенный в конце 1861 г. главноуправляющим II отделением. Это был выдающийся государственный деятель, юрист, историк, библиограф, в разные годы занимавший посты управляющего делами Комитета министров, государственного секретаря, члена Государственного совета, директора Петербургской публичной библиотеки. В 1826--1831 гг. он служил во II отделении под руководством М.М. Сперанского, стал достойным учеником, первым биографом и приверженцем идей знаменитого реформатора. Именно в 1860-е гг., по выражению гр. С.Д. Шереметева, «поднялась звезда Д.М. Соль-ского, созданного бароном Корфом». Дмитрий Мартынович блестяще проявил себя при составлении законопроектов и рассмотрении многочисленных инициатив различных ведомств, поступавших на отзыв во II отделение. Благодарный Корф не упускал случая воздать должное своему ближайшему сотруднику. Поручая Сольскому отредактировать один из своих всеподданнейших докладов, он писал ему в октябре 1862 г.: «Не сомневаюсь, что под Вашим пером этот маленький эскиз возрастёт столь же быстро, сколько и успешно». Отправляя в январе 1863 г. Дмитрию Мартыновичу бумагу, составленную одним из чиновников, барон обратился к нему с шутливой просьбой: «Благоволите пройти её Вашим искусным пером, нисколько не стесняясь: редактор ничего не узнает о таковом прикосновении этого пера к его произведению, и я позволю себе для обережения личного самолюбия украситься здесь павлиньими перьями». О роли Сельского при главноуправляющем II отделением достаточно хорошо знали в бюрократических кругах. В начале февраля 1864 г. Корф представил в Государственный совет свои соображения о проекте нового цензурного устава. По словам цензора А.В. Никитенко, записка была составлена «так умно и искусно», что повсюду сразу же заговорили об авторстве Сольского.

Дмитрий Мартынович принял активное участие в подготовке Великих реформ. В ноябре 1862 г. он стал членом Комиссии для разработки проектов уставов уголовного и гражданского судопроизводств и судоустройств и, в частности, занимался составлением законов о новых судебных порядках в Кавказском крае. По просьбе Блудова, ставшего к тому времени председателем Государственного совета, Корф написал указ о судебной реформе и послал его на редактирование Сольскому. «Мне не нужно, кажется, уверять Вас, любезный Дмитрий Мартынович, в доверии моём к Вашему перу и такту, -- сообщал он в сопроводительном письме. -- Приложите же оба, в особое мне одолжение, к препро-вождаемому здесь проекту, не пощадив, если нужно, и Вашего карандаша». В мае 1863 г. Сольского ввели в Комиссию для пересмотра системы податей и сборов (Податную комиссию), действовавшую при Министерстве финансов и подготовившую ряд проектов преобразования прямого и косвенного налогообложения. Особое внимание Дмитрий Мартынович уделял предстоявшему введению в России земских учреждений, тщательно изучал иностранное и российское законодательство по местному самоуправлению. В марте 1863 г. он выступил в Петербургском дворянском собрании с речью о земстве, вызвавшей восторг в столичном обществе. «Мне нет надобности прибавлять здесь, -- писал ему Корф, -- как искренно я радуюсь этому успеху, столь блистательно подтвердившему всё, что я уже неоднократно говорил о Вас Государю, и что теперь с таким удовольствием всем повторяю». Позднее именно Дмитрию Мартыновичу барон поручил редактирование проекта Положения о губернских и уездных земских учреждениях, поступившего на заключение II отделения. Впоследствии, вспоминая о подготовке этой реформы, бывший военный министр гр. Д.А. Милютин отметил роль Сольского, уже тогда «выдававшегося своими замечательными способностями». В ноябре 1865 г. начались заседания Петербургского земского собрания, и Дмитрий Мартынович был избран в комиссию, намечавшую круг вопросов, которые предстояло включить в повестку дня. В январе 1867 г. в письме к губернскому предводителю дворянства гр. В.П. Орлову-Давыдову он назвал развитие земского самоуправления «дорогим всем нам делом».

Тем временем здоровье Корфа заметно ухудшилось, и он стал надолго уезжать за границу для лечения, оставляя руководство делами Сольскому. В конце февраля 1864 г. барон, назначенный председателем Департамента законов Государственного совета, попытался сделать его своим преемником во главе II отделения. Но добиться этого он не смог: Александр II предпочёл предоставить пост главноуправляющего бывшему министру юстиции гр. В.Н. Панину. «Сольский “оттёрт”», -- с разочарованием записал в дневнике Корф. «Теперь Сольский остаётся как бы на воздухе, и все установленные бар. Корфом во II отделении порядки будут опрокинуты гр. Паниным», -- предсказывал министр внутренних дел П.А. Валуев. Однако ситуация сложилась далеко не так драматично: по хо-датайству Корфа Дмитрий Мартынович был щедро награждён -- в 31 год получил «генеральский» чин действительного статского советника, звание статс-секретаря императора и должность товарища главноуправляющего II отделением. Корф и в дальнейшем, вплоть до своей смерти в 1876 г., оставался одним из наиболее влиятельных членов Государственного совета. С заграничных курортов он отправлял своему протеже сентиментальные письма, заверяя его в дружбе и неизменной симпатии. «А Вас любил, и это одно даёт мне некоторое право на Ваше взаимство, -- признавался он в марте 1864 г. -- Будьте счастливы и полезны: первого я могу только желать, второго я вправе надеяться, потому что знаю Вас». Спустя месяц Корф выразился ещё более трогательно: «Вас же лично, как сына моего избрания -- позвольте мне это выражение -- я никогда не перестану носить в моём сердце».

В качестве товарища главноуправляющего Сольский не раз председательствовал в различных совещаниях. Он, как никто другой, умел вести заседания, внимательно выслушивать различные мнения, направлять прения в нужное русло, примирять противоборствующие стороны, резюмировать итоги обсуждения и формулировать окончательное решение. По словам писателя и публициста К.Ф. Головина, служившего в 1860-е гг. во II отделении, Дмитрий Мартынович был «будто рождённый для председательствования»: «Огромный лоб, скрывавший, по всей вероятности, ум столь же огромный, прекрасная техника слова и умение всегда подыскать такую согласительную формулу, которая объединяла большинство, -- вот его отличительные качества». Сольский обладал высокой культурой поведения, спокойным и рассудительным характером, всегда держался учтиво, приветливо и доброжелательно, умел ладить с коллегами, неизменно следуя римскому афоризму «Fortiter in re suaviter in modo» («Твёрдо в деле, мягко в обращении»). граф сольский российский государственный

Впрочем, Сольский недолго оставался в новой должности. В конце сентября 1866 г. ему было поручено во время отсутствия Панина, уехавшего на три месяца за границу, управлять II отделением (с правом личных докладов императору и участия в заседаниях высших учреждений). Как вспоминал Перетц, «в Государственном совете и Комитете министров, с первых же заседаний, в которых Дмитрий Мартынович присутствовал, он поразил всех, как познаниями своими, умом и даром слова, так и умением себя держать». Во время всеподданнейших докладов Сольский произвёл на Александра II самое благоприятное впечатление. В апреле 1867 г. гр. Панин по состоянию здоровья ушёл в отставку, а его место занял кн. С.Н. Урусов, покинувший пост государственного секретаря. Председатель Государственного совета вел. кн. Константин Николаевич рекомендовал на вокантное место С.М. Жуковского -- своего ближайшего помощника по делам Главного комитета по устройству сельского состояния (как «резервная» им рассматривалась кандидатура другого многолетнего сотрудника -- сенатора Д.Н. Набокова). Однако самодержец, даже не посоветовавшись с братом, назначил Сольского. Великий князь был шокирован подобным решением, но когда новый государственный секретарь впервые явился к нему, «приняв его очень милостиво, откровенно сказал ему, что просил не о нём, но что, познакомившись с ним в Совете и вполне оценив его, рад будет с ним работать». В дальнейшем вел. кн. Константину Николаевичу не пришлось сожалеть о выборе императора: Сольский стал его правой рукой и преданным советником. В декабре 1872 г. Корф в письме из Висбадена даже назвал Дмитрия Мартыновича «истинным председателем» Государственного совета.

У некоторых сановников это вызывало недовольство и «ревность». Валуев в мае 1867 г. отметил в дневнике, что «Сольский уже начинает забирать в руки великого князя и играть новую роль в своём звании». А через несколько лет он с раздражением писал о «продолжительных рассуждениях» государственного секретаря, который «никогда ничем не управлявший, никаким опытом, кроме канцелярского, не обладая, толкует о частностях администрации, как будто он их знает по пальцам». Сенатор А.А. Половцов утверждал: «Сольский человек не глупый, не лишённый образования, но преследующий в занятиях государственными делами собственное повышение предпочтительно пред другими целями. Вследствие этого он отменно уклончив, боясь, прежде всего, задеть чьё-либо самолюбие. Такие люди всего более у места в списках чиновных особ».

Как государственный секретарь, Сольский участвовал в разработке Городового положения 1870 г. и Устава о всеобщей воинской повинности, лично составив манифест о его введении, подписанный императором 1 января 1874 г. Постоянное увеличение объёма и сложности задач, встававших перед Государственной канцелярией, заставили Сольского провести её реорганизацию. По его инициативе в 1869 г. был расширен штат, в 1873 г. -- утверждены правила публикации в «Правительственном вестнике» сообщений о текущей законодательной деятельности и комментариев к новым узаконениям, в 1876 г. -- устроена справочная библиотека для членов Государственного совета и служащих канцелярии, в 1877 г. -- установлены пособия для нуждающихся в средствах младших чиновников и учреждена с этой же целью ссудо-сберегательная касса, ускорилась работа по описанию и изданию материалов ведомственного архива.

Ключевые должности статс-секретарей департаментов законов и государственной экономии в 1867--1869 гг. заняли хорошо знакомые Сольскому сравнительно молодые чиновники -- Н.П. Панов, М.П. Веселовский, Е.А. Перетц. «Я помогал Дмитрию Мартыновичу, сколько мог и как умел, -- вспоминал Перетц, ставший его ближайшим сотрудником. -- Он, со своей стороны, никогда не отказывал мне ни в добром совете, ни даже в личном своём труде для дополнения и усовершенствования тех журналов Государственного совета, которые, по важности своей, требовали особой обработки. Делая это, он никогда не говорил о том, и всё хорошее приписывал исключительно мне, повторяя всем и каждому, что по Департаменту законов ему нечего делать... Каждое дело и каждый мой журнал он изучал до тонкости и возвращал мне их нередко с разными вопросами и замечаниями, чрезвычайно меткими и толковыми. В отношении к служебным наградам, играющим у нас такую роль, Дмитрий Мартынович доставил мне несравненно более, чем я заслуживал, и на что мог рассчитывать. В осо-бенности заботился Дмитрий Мартынович о сближении меня с великим князем Константином Николаевичем. Таким образом, всем, чего я достиг на служебном поприще, обязан я главным образом Дмитрию Мартыновичу. Обязан я ему, в особенности, также и тем, что, видя постоянно перед собой этого высокочестного и благородного человека, никогда не кривившего душой, я и сам старался всеми силами сделаться лучше и благороднее». По словам Веселовского, государственный секретарь «был ещё очень молод, жив и энергичен; к своим подчинённым относился внимательно и приветливо».

Многочисленные служебные дела не помешали Сольскому устроить личную жизнь. В мае 1871 г. он вступил в брак с Марией Александровной Мясое- довой (1844-1925), дочерью сенатора, генерал-лейтенанта и директора Измайловской Николаевской военной богадельни. «Она блистала когда-то в Москве, была умна и недурна собой», -- вспоминал о ней гр. С.Д. Шереметев. Несмотря на отсутствие детей, брак оказался крепким. После замужества и переезда в Петербург М.А. Сольская «сохранила за собой свободу действий, поскольку допускаемо оно было пределами благоразумия и приличия». Вокруг неё сложился кружок, в котором велись беседы о литературе и искусстве. В доме Сольских А.Н. Апухтин читал свои последние стихи. Вместе со своей подругой, принцессой Е.М. Ольдебургской, Мария Александровна активно занималась благотворительностью, являлась почётным членом Императорского женского патриотического общества, помощницей попечительницы школы Ласунского в Петербурге, вице-президентом Общины сестёр милосердия св. Георгия, председательницей Общества для пособия вдовам чиновников, не получающим пенсию из Государственного казначейства, и т.п. За свои заслуги она удостоилась малого креста ордена Св. Екатерины 2-й степени. Недаром Веселовский отозвался о Сольской, как об «особе очень умной, которая пользовалась влиянием в придворных сфе-рах». По свидетельству Куломзина, «женщина большого ума, энергичная, светская», Мария Александровна «умелой рукой» ввела мужа в высший свет.

За годы службы в Государственной канцелярии Сольский получил чины тайного (1869) и действительного тайного (1878) советника, ордена Св. Анны 1-й степени (1871), Св. Владимира 2-й степени (1874) и Белого Орла (1876). В правительственных кругах его стали рассматривать как претендента на министерские посты. Так, его кандидатура обсуждалась после отставки в мае 1878 г. гр. К.И. Палена, возглавлявшего судебное ведомство. Но, как отмечал Половцов, назначению препятствовало то, что Сольский «считается слишком либеральным и слабым», а «обстоятельства требуют министра, способного “подтянуть”». В июле 1878 г. Дмитрий Мартынович сменил на посту государственного контролёра С.А. Грейга, назначенного вместо М.Х. Рейтерна министром финансов. Вел. кн. Константин Николаевич, объявив Сольскому Высочайшую волю, записал в дневнике: «Он принимает с благодарностью, потому что сметную и финансовую части он знает хорошо, а ревизионную надеется скоро изучить. Мне очень жалко с ним расставаться после 114 лет». Государственным секретарём стал Перетц, к тому времени уже пользовавшийся полным доверием великого князя. 7 июля 1878 г. Сольский был удостоен Высочайшего рескрипта, спустя месяц стал членом Комитета финансов, в конце года вошёл в состав Особой высшей комиссии для сокращения государственных расходов, а в марте 1879 г. был включён в Особую комиссию при Министерстве финансов, занимавшуюся под-готовкой отмены подушной подати.

В новой должности Сольский получил самостоятельное положение в правительстве и право регулярного всеподданнейшего доклада. Но его очередное возвышение одобрялось далеко не всеми. Член Государственного совета К.П. Победоносцев писал Е.Ф. Тютчевой, что «Сольский, это самый пошлый тип высокопоставленного чиновника с жадностью к величию и с желанием обла-годетельствовать Россию посредством гладкой формы и либеральных уставов». Другой член Совета -- кн. Д.А. Оболенский, начинавший свою карьеру под началом вел. кн. Константина Николаевича в Морском министерстве, а затем долго служивший в финансовом ведомстве, утверждал: «Сольский не имеет ни малейшего понятия о контроле, ни вообще о финансах, никогда по этой части не занимался и назначением своим единственно обязан своей бесцветности и неизвестности. Кроме Петербурга, он нигде в России не был, никаких отношений и интересов в крае он не имеет... Он принял с удовольствием место контролёра только потому, что будет пользоваться хорошим содержанием, квартирой и всеми атрибутами министра».

Сольский и сам признавался, что в конце 1870-х гг. «имел самое слабое понятие о контрольной части». Прощаясь со своими подчинёнными в июле 1889 г., он вспоминал, что «поступил в Контроль, имея мало опытности по специальным предметам его ведомства». Однако ему удалось быстро освоить новые обязанности. Уже два года спустя Сольский говорил Перетцу, что «любит Контроль, изучил хорошо все отрасли его деятельности и надеется принести на нынешней своей должности пользу». В обстоятельном докладе, представленном им ко дню 25-летия царствования Александра II, не только содержался обзор истории контрольных учреждений России со времён Петра I, но и намечались первоочередные задачи -- соблюдение режима бюджетной экономии, ликвидация сверхсметных ассигнований, разработка новых счётно-ревизионного и кассового уставов, издание единого положения о Государственном контроле взамен формально ещё не отменённого закона 1836 г., установление надзора за эксплуатационными оборотами железнодорожных компаний и др.19 февраля 1880 г. Дмитрий Мартынович был награждён орденом Св. Александра Невского.

Значение Сольского в «верхах» заметно возросло в 1880--1881 гг. В январе 1880 г. он вместе с Перетрем участвовал в переработке составленной ещё в 1866 г. записки вел. кн. Константина Николаевича о привлечении выборных от дворянства и земства к законосовещательной деятельности. В период кратковременной «либеральной весны» главный начальник Верховной распорядительной комиссии гр. М.Т. Лорис-Меликов заявлял вел. кн. Константину Николаевичу о своём намерении «советоваться» с Сольским. После того как осенью А.А. Абаза стал министром финансов, он и Лорис-Меликов (к тому времени уже министр внутренних дел) предлагали Сольскому занять престижный и влиятельный пост председателя Департамента государственной экономии Государственного совета, соединив его с должностью государственного контролёра. Однако Дмитрий Мартынович категорически отказался от подобного совмещения. В начале 1881 г. по просьбе гр. Лорис-Меликова Сольский был привлечён к обсуждению проекта создания подготовительных и Общей (с участием выборных представителей земских собраний и городских дум) комиссий для разработки проектов административной, податной и других реформ, а после цареубийства 1 марта вошёл в состав узкого круга лиц, готовивших манифест о восшествии на престол Александра III.

На заседании Совета министров 8 марта 1881 г. Сольский, как и большинство собравшихся, поддержал проект Лорис-Меликова, выступив в своей обычной спокойной и рассудительной манере. «Не конституция, не ограничение власти нужны нам теперь, -- возражал он обер-прокурору Святейшего Синода Победоносцеву, обвинившему либеральных бюрократов в стремлении учредить “говорильню” и покушении на прерогативы самодержавия, -- нам нужна, напротив того, власть сильная, энергическая, неограниченная, какой она была до сих пор на Руси. Одним словом, нам нужно самодержавие. Но вместе с тем необходимо, чтобы самодержавная власть могла действовать сознательно, основываясь на познании действительных народных нужд». По свидетельству Милютина, государственный контролёр «высказал смелую мысль, что армия чиновников составляет менее твёрдую опору самодержавия, чем представители всех сословий населения». Через неделю бывший министр внутренних дел А.Е. Тимашев публично заявил о том, что «новые веяния», связанные с деятельностью Лорис-Меликова и его единомышленников, способствовали убийству Александра II. Присутствовавший при этом Сольский категорически возразил ему, утверждая, что причиной политических потрясений стала именно непосле-довательность правительства в проведении реформ, а «меры, принимавшиеся со времени покушения Каракозова, не достигавшие действительной цели, вели только к тому, что отчуждали общество от правительства и давали социализму в руки новое оружие».

Издание манифеста 29 апреля 1881 г. о незыблемости самодержавия и поражение группировки либеральных бюрократов не отразились на положении Сольского. Правда, когда своих постов лишились вел. кн. Константин Николаевич, Лорис-Меликов, Абаза и гр. Милютин, в Петербурге распространился слух о скором уходе и государственного контролёра. Однако подобные предположения оказались совершенно беспочвенными. Александр III высоко ценил административные способности Дмитрия Мартыновича и демонстрировал ему своё расположение. Ещё в июне 1880 г. будущий самодержец, возглавлявший комиссию, которая обсуждала вопрос о продаже Балтийского судостроительного и механического завода, просил назначить в её состав представителя государственного контроля. Сольский предложил собственную кандидатуру. «Ваш ответ, любезный Дмитрий Мартынович, меня искренно и несказанно обрадовал, -- с воодушевлением отозвался цесаревич. -- Разумеется, что для меня самое выгодное и самое лучшее, чтобы Вы сами приняли участие в нашем совещании. Тогда оно непременно приведёт к удовлетворительному результату. Признаюсь, что я с самого начала внутренне об этом думал, но совестился Вам это предложить, зная, как Вы заняты и как Вам трудно уделять время для комитетов и совещаний». Письмо заканчивалось словами: «Ещё раз искренно Вас благодарю и ужасно радуюсь».

О прочности позиций Сольского косвенно свидетельствовало и то, что в ноябре 1881 г. о нём говорили как о возможном преемнике тяжелобольного Урусова на посту председателя Департамента законов. Перетц сказал новому председателю Государственного совета вел. кн. Михаилу Николаевичу, что на этом месте «лучше всех был бы Сольский -- как по уму и образованию, так и по опытности своей в делах законодательных, наконец, и по умению жить с людьми». Великий князь ухватился за это предложение, ответив, что Дмитрий Мартынович ему «очень симпатичен». Однако Урусов сомневался в целесообразности подобного назначения: «Сольский -- прекрасный председатель любого департамента. Редко способный и благородный человек. Но жаль взять его из состава министров -- он был бы отличным министром финансов». Решительно возражал и Рейтерн, незадолго до этого ставший председателем Комитета министров. «Нет, не предлагайте его, -- убеждал он Перетца. -- Жаль было бы свести Дм[итрия] Март[ы- нови]ча с финансового поприща. Я возлагаю на него большие надежды». В итоге Сольскому удалось уклониться от этого назначения. Он ещё ранее говорил Перетцу, что «должностью своей чрезвычайно доволен и не променял бы её ни на какую другую».

В царствование Александра III Сольский занимал осторожную позицию, избегая конфликтов с могущественными противниками в правительстве. Некоторые современники, признавая ум, опыт и глубокие знания государственного контролёра, обвиняли его в слабости характера, конформизме, уступчивости. Как считал Веселовский, «в самой его натуре была, как будто, наклонность отказываться от собственного самостоятельного мнения и преклоняться перед чужими авторитетами», «какая-то особенная наклонность к компромиссам даже там, где это вовсе не требовалось». По словам Куломзина, «его умелое перо и выдающиеся редакторские способности были всегда к услугам преобладающего веяния». Сменивший Перетца государственный секретарь Половцов в своём дневнике называл Дмитрия Мартыновича «безличным», «бесхарактерным», «трусливым», «уклончивым», стремящимся услужить и «нашим, и вашим». Особенно резко он порицал то, что Сольский «предпочитает отсутствовать там, где нельзя ограничиться болтовнёй, а надо высказать какое-нибудь мнение». Половцов с иронией писал о нём: «В деле неважном готов спорить до слёз и отстаивать свои убеждения, но в существенном вопросе, где чувствуется сильная лапа, он непременно кончит заявлением, что не настаивает на сказанном». По его свидетельству, даже Александр III однажды заявил, что Сольский -- «человек без всяких убеждений». Впоследствии публицист московской газеты «Русское слово» А.В. Руманов вспоминал: «Оторванный от жизни, лишённый темперамента, всегда боявшийся точных граней и определённых решений -- таков был граф Сольский».

Однако Дмитрий Мартынович отнюдь не был слабым и беспринципным политиком. В интересах дела он умел проявлять необходимую настойчивость и даже в период «контрреформ» не изменил своим идеалам. Тот же Половцов отмечал, что «Сольский -- креатура Константина Николаевича и притом не твёрд в господствующих ныне убеждениях». Дмитрий Мартынович не отрёкся от опального великого князя, который удалился в своё крымское имение Ореанду и лишь иногда наезжал в столицу, поддерживал с ним регулярную переписку и сообщал ему петербургские новости. «Конечно, события 1881 года не могли настроить Россию на весёлый лад, -- как бы оправдываясь, писал он бывшему покровителю в апреле 1883 г., -- и впечатление их ещё не исчезло. Естественно, что и правительство делало ошибки, когда их не бывало? Но и теперь, по прошествии полтора года со времени первого письма моего к Вашему высочеству я, в общем, вполне остаюсь при тех надеждах и взглядах, которые тогда выражал. По совести думаю, что мы действуем, -- может быть, не всегда искренне, не хочу хвастать, -- но, конечно, честно, с добрыми намерениями, и не стоим на таком ложном пути, как теперь в моде утверждать. От этого взгляда не заставляют отступить меня и последние, конечно, известные уже Вашему высочеству личные перемены, коснувшиеся, между прочим, Е.А. Перетца».

В марте 1882 г. в Комитете министров Сольский вместе с другими участниками заседания выступил против внесённых министром внутренних дел гр. Н.П. Игнатьевым «Временных правил о евреях», которые предусматривали жёсткие ограничения прав лиц иудейского вероисповедания. Государственный контролёр осудил антисемитские публикации в прессе, появлявшиеся при бездействии МВД, и попустительство властей погромам в западных и южных губерниях. Он требовал строго наказать виновных в беспорядках и тем самым доказать, что «правительство не будет терпеть подобных беззаконий». В 1887 г. Сольский в официальном отзыве подверг критике проект учреждения земских начальников, выдвинутый министром внутренних дел гр. Д.А. Толстым, и особо отметил, что передача им некоторых судебных функций поставит под угрозу существование института мировых судей. В январе 1889 г. Дмитрий Мартынович голосовал против этого проекта в Общем собрании Государственного совета. В отзыве на проект земской «контрреформы», представленном в 1888 г. в Государственный совет, он указывал, что его авторы «не представляют ни достаточного материала, ни прочной почвы для законодательной меры». Сольский считал невозможным дальнейшее ограничение и без того узкой компетенции органов местного самоуправления и предлагал внести только «частичные изменения и дополнения» в Положение 1864 г., не прибегая к его коренному пересмотру.

Критики Дмитрия Мартыновича нередко упрекали его также в отсутствии инициативы, творческого начала, в сугубо бюрократическом подходе к государственным делам и т.п. «Ни одного живого дела, ни одной живой мысли из его умной головы не вышло», -- сетовал Головин. -- «А происходило всё это вовсе не от недостатка ума и не от злонамеренности. Дмитрий Мартынович попросту так привык к самому процессу законодательства, что он стал равнодушным к внутреннему смыслу данной меры, а добивался он от неё, главным образом, совершенства наружной техники». По наблюдениям Веселовского, «всякая смелая, плодотворная мера, пройдя через его цензуру, утрачивала свою цель-ность, оригинальность и путём поправок и уступок сглаживалась и обесцвечивалась». Н.Н. Покровский вспоминал: «За многие годы, что мне пришлось его видеть в разных коллегиальных учреждениях, я не припомню, чтобы слышал от него самостоятельные мнения». Валуев пренебрежительно назвал Сельско-го «канцеляристом», Победоносцев также считал его деятелем «канцелярского склада», хотя и признавал, что он «весьма далеко ушёл от того, чем был первоначально». По словам морского министра И.А. Шестакова, «у умного и строго говорящего Сольского первая идея -- номер какой-нибудь предшествовавшей бумаги; иногда в словах его есть суть, но больше теория».

Однако разносторонняя деятельность Дмитрия Мартыновича, в частности, его руководство Государственным контролем в 1878--1889 гг., опровергают эти

суждения. Он стал достойным продолжателем политики выдающегося преобразователя контрольного дела В.А. Татаринова. При Сольском в основном были завершены структурные перемены в этом ведомстве. В 1883 г. Временная ревизионная комиссия была преобразована в Департамент гражданской отчётности, а Департамент морских отчётов -- в Департамент военной и морской отчётности. Из Департамента гражданской отчётности вскоре выделились Железнодорожный отдел, получивший права департамента (1884), и Центральная бухгалтерия, следившая за исполнением государственной росписи доходов и расходов (1888). В 1884 г. последовало учреждение Комиссии для проверки смет и отчётов частных железных дорог, а в 1886 г. -- Комиссии проверки отчётности установлений Государственного контроля.

Сольский уделял много внимания развитию новых форм ревизионной работы. По его инициативе был установлен фактический контроль над заводами и мастерскими Морского министерства и Санкт-Петербургского порта (1887); над сооружением (1881) и эксплуатацией (1883) казённых железных дорог, строительством оборонительных объектов и казарм (1883), устройством коммерческих портов и действиями Министерства путей сообщения по управлению внутренними водными путями сообщения и шоссейными дорогами (1884). Контрольное ведомство с 1882 г. осуществляло надзор за строительством некоторых частных железных дорог, а с 1884 г. -- за оборотами ряда железнодорожных акционерных компаний. Сольский неукоснительно выполнял повеление Александра III о соблюдении режима бюджетной экономии и сокращении сверхсметных ассигнований. Совместно с министрами финансов Н.Х. Бунге и И.А. Вышнеградским ему приходилось сдерживать растущие запросы различных ведомств, особенно военного и морского министерств. В возникавших конфликтных ситуациях Сольский проявлял твёрдость, не поддавался давлению и не щадил самолюбия высших сановников. Как утверждал Покровский, в эти годы Дмитрий Мартынович «сумел завоевать в правящих сферах тот авторитет, которым неизменно пользовался до самой смерти». По словам чиновника МВД И.И. Колышко, его «уважали» и «побаивались». Сольский заметно повысил качество ежегодных отчётов контрольного ведомства об исполнении бюджетной росписи, в которых стала воссоздаваться более объективная, чем ранее, картина финансового положения страны и прямо указывались «виновники счетоводных беспорядков». Он поддерживал политику Бунге, нацеленную на осуществление социально-эконо-мической программы либеральной группировки 1880--1881 гг.: преобразование налоговой системы, организацию ипотечного кредита для крестьян, введение фабрично-заводского законодательства и др.

Служба Сольского в Государственном контроле прервалась в июле 1889 г., когда император назначил его председателем Департамента законов. Дмитрий Мартынович не хотел покидать полюбившееся ему ведомство, но был вынужден подчиниться. Это событие было встречено в «верхах» и в обществе с полным одобрением. «Надобно надеяться, -- писал К.А. Скальковский, -- что г. Сольский сумеет придать самому важному из департаментов Совета -- законов, которого он становится председателем, поболее жизни и энергии. Работа законодательная по части обновления нашего государственного и административного механизма должна быть по душе г. Сольскому. Он один из тех государственных людей, которые всегда сочувствовали реформам». Даже Половцов признавал: «Хотя он человек совершенно бесхарактерный, но, тем не менее, в настоящем случае нельзя было сделать лучшего назначения. Он имеет, несомненно, обширные дарования, привык участвовать в совещательных собраниях и руководить прениями, он весьма образован и чужд той дикости, которая отличает современных ВЫСШИХ ЧИНОВНИКОВ».

Однако едва Сольский приступил к своим новым обязанностям, как уже в следующем году перенёс инсульт с тяжёлыми последствиями -- сохранив ясность ума, он навсегда остался в значительной мере обездвиженным и отныне мог ходить, только опираясь на две палки или с помощью двух лакеев, которые водили его под руки, помогали вставать и садиться в кресло. В Петербурге распространялись слухи о его предстоящей отставке. Врачи настаивали на том, что всякие служебные нагрузки ему противопоказаны. Обязанности председателя департамента были временно возложены на Перетца. «О Сольском вести дурные; -- писал министр юстиции Н.А. Манасеин К.П. Победоносцеву в сентябре 1891 г., -- говорят, что на поправление его здоровья (и разума) надежды мало». 15 октября 1891 г. Дмитрий Мартынович просил императора о длительном отпуске: «Хотя я теперь почти здоров, но так как только вчера меня спустили с постели, то врачи, находя силы мои недостаточными, запрещают мне усиленные занятия и советуют провести зиму в тёплом климате». Никто не мог предположить, что пик его карьеры был ещё впереди.

Между тем вскоре началось сближение Сольского с С.Ю. Витте. Они познакомились ещё в начале 1889 г. в ходе работы совещания, обсуждавшего под председательством Дмитрия Мартыновича проект закона об установлении государственной монополии на железнодорожные тарифы. Осенью 1892 г. Витте, недавно назначенный министром финансов, но ещё не имевший прочной опоры в «верхах», всячески старался приобрести полезные связи. Заехав к Сольскому, он имел с ним продолжительную беседу. Спустя десятилетие Дмитрий Мартынович в письме к Витте «с отрадным чувством» вспоминал об этой встрече: «Мы в разговоре тогда коснулись всех главнейших мероприятий к упрочению финан-сового положения, только что вынесшего тяжёлое испытание голода 1891 года: было говорено и о бюджете, и о железных дорогах, и о казённой продаже нитей, и о денежной реформе». Сольский увидел в новом министре финансов динамичного и полного энергии деятеля, способного провести давно назревшие экономические преобразования. Как писал Руманов, «старик почувствовал странную симпатию к молодому задорному честолюбцу, попавшему в Петроград из круговорота провинциальной жизни и бешено прокладывавшему себе дорогу к верхам бюрократической лестницы». Витте, в свою очередь, надеялся обрести мудрого и авторитетного союзника, который, в силу своего уравновешенного характера и физической немощи, не будет пытаться подмять его под себя.

Одной из главных задач для Витте являлось тогда устранение властного и влиятельного председателя Департамента государственной экономии и Комитета финансов Абазы, от которого во многом зависело успешное прохождение законопроектов через эти инстанции. Перед новым министром был печальный пример Бунге и Вышнеградского, которым приходилось идти на серьёзные компромиссы, чтобы обеспечить своим инициативам необходимую поддержку. В конце 1892 г. Витте удалось, скомпрометировав Абазу перед императором, добиться его отставки и замены на обоих постах с 1 января 1893 г. Сольским. Это вызвало некоторое недоумение в правительственных сферах, где было хорошо известно о состоянии здоровья Дмитрия Мартыновича. Как вспоминал В.Н. Коковцов, болезнь «заставила многих, близко знавших этого выдающегося государственного человека России, сомневаться в возможности для него вернуться к его деятельности по Государственному совету». Тем не менее «он вернулся в полной силе и свежести его ума и вступил в новую для него деятельность с той же энергией, с теми же знаниями всякого сложного вопроса, которые характеризовали его на всех его постах».

Ещё 10 декабря 1892 г. по инициативе Витте и по докладу совещания под председательством Сольского был учреждён Комитет Сибирской железной дороги, на который возлагалось руководство строительством магистрали. Его возглавил наследник престола, вел. кн. Николай Александрович, чьим ближайшим помощником и заместителем стал председатель Комитета министров Бунге. С 1893 г. Дмитрий Мартынович участвовал в большинстве заседаний нового учреждения и внёс заметный вклад в его работу. По словам управляющего делами этого комитета Куломзина, Сольский «играл первенствующую роль, принимал председательствование во всех совещаниях, назначаемых для распутывания затруднительных вопросов и обстоятельств в строительных делах и вообще оказал благополучному исходу дела неоценимые услуги». Цесаревич был восхищён силой воли, ясностью мышления и деловыми качествами полупарализованного человека, который стойко переносил свои страдания. 6 декабря 1894 г., вскоре после восшествия на престол, Николай II наградил его орденом Св. Андрея Первозванного. В начале нового царствования опорой молодого монарха стали два столпа либеральной бюрократии -- Бунге и Сольский. Однако Николай Хри- стианович вскоре скончался, а Дмитрий Мартынович служил императору ещё многие годы.

В дальнейшем влияние Сольского на правительственную политику непрерывно возрастало. «Его авторитет в делах финансового характера был неоспорим в глазах Государя, и уважение к нему Государя было очень велико», -- писал Коковцов. В «верхах» к Дмитрию Мартыновичу стали относиться с ещё большим пиететом, чем ранее. «Несомненный знаток финансовых проблем, обладавший огромным опытом во всех сметных вопросах, он нёс при ежегодном прохождении государственной росписи через председательствуемый им департамент огромную работу и при рассмотрении отдельных частностей этой сметы всегда мог привести к их решению в желательном для себя смысле, -- вспоминал В.И. Гурко, служивший в конце XIX в. в Государственной канцелярии. -- Возражать против высказанного им мнения Министерство финансов никогда не решалось». Когда Дмитрий Мартынович появлялся в зале заседаний департамента, все присутствующие вставали и не садились, пока он не занимал председательское место. Всем было известно, что Сольский знал рассматриваемые дела до мельчайших подробностей. Поэтому накануне обсуждения какого-либо про-екта представители заинтересованного ведомства запрашивали служащих департамента о его мнении, и это позволяло в считанные минуты прояснять самые сложные и спорные вопросы.

В отсутствие председателя Государственного совета вел. кн. Михаила Николаевича именно Сольский, по старшинству, выполнял его обязанности. Как писал Коковцов, он занимал «исключительно влиятельное положение» и в Комитете министров, где, по словам Покровского, произносил речи, «всегда проникнутые государственным смыслом, широкими взглядами, громадным опытом». Николай II постоянно поручал ему различные дела. «“Комиссия Сельского” -- это было какое-то нарицательное слово, -- писал Покровский, -- стоило возникнуть какому-нибудь более или менее сложному вопросу в области финансов, кредита, государственной экономии, а впоследствии и государственного строительства вообще -- и тотчас для его рассмотрения образовывалась высшая комиссия или комитет из министров и других сановников под непременным председательством графа Д.М. Сольского. К этим комиссиям относились с особым уважением ввиду авторитета их председателя, мнение которого имело обыкновенно решающее значение». Кроме того, император не раз возлагал на Дмитрия Мартыновича урегулирование межведомственных столкновений. Когда осенью 1902 г. возник конфликт между Витте и министром внутренних дел В.К. Плеве, ему пришлось примирять враждующих соперников.

Покровительство Сольского имело огромное значение для министра финансов, который в первое время не совсем уверенно чувствовал себя среди столичной элиты. «Сольский стал Вергилием молодого Витте по кругам бюрократического и придворного Петрограда, -- вспоминал Руманов. -- Он удерживал его порывы, давал мелкие, но ценные советы, вводил в круг той закулисной политики, которая была вначале и чужда, и непонятна зарывавшемуся и ещё неопытному провинциальному юноше. В тех случаях, когда он выходил из рамок, когда природная страстность и резкость толкали его на ложный шаг, он бросался к Сельскому, и старый бюрократ со своей вечной улыбкой царедворца выручал». Дмитрию Мартыновичу и самому иногда случалось «осаживать» бесцеремонного Витте, не обращавшего внимания на неписанные правила бюрократической этики. Так, например, в январе 1893 г. на заседании Департамента государственной экономии он нагрубил военному министру П.С. Ванновскому. Заслуженный генерал потребовал от председателя призвать «нахала» к порядку. Под нажимом Сольского Витте пришлось отказаться от своих слов.

В целом сотрудничество двух сановников оказалось весьма эффективным. Они успешно взаимодействовали и прекрасно дополняли друг друга. «Витте начинал и делал, Сольский заканчивал, проводил, -- писал Руманов. -- Инициатором всегда был Витте. Весь жар и огонь, он проводил свои идеи, вёл борьбу за реформы, страшно отстаивал, брал на себя ответственность за последствия. Граф Сольский только редактировал проекты графа Витте и до законодательных учреждений давал им “окончательную отделку”, но это был идеальный, исключительный, единственный редактор. “Каучуковый мяч”, он мягко принимал последнее брюзжание противников, последние удары. Для живых, полнокровных идей графа Витте он находил безвредные формы и занимался на деле очищением атмосферы от последствий тех грозовых вспышек, которые был такой мастер вызывать Витте. Он подводил итоги, удерживал, смягчал, неоднократно сглаживал инциденты и редактировал, а буйный Витте в это время, забывая уже о своём вчерашнем детище, мечтал, даже горел новой реформой».

Николай II не испытывал особой симпатии к честолюбивому министру финансов. Однажды он с неудовольствием сказал Сольскому: «Витте всегда как-то отделяет себя от меня». Поэтому Дмитрию Мартыновичу порой приходилось играть роль посредника между министром и монархом. Учитывая доверие царя к Сольскому, Витте в своих всеподданнейших докладах и записках воздавал ему хвалу и старался опереться на его авторитет. Например, в октябре 1898 г., рассуждая в письме к Николаю II о необходимости «благоустройства быта сельского населения», он называл Сольского одним из «просвещённых и умудрённых государственном опытом сановников» и предлагал сделать его председателем Особого совещания по крестьянскому делу «как человека при выдающихся способ-ностях крайне уравновешенного и бесстрастного».

Все преобразования Министерства финансов проводились при содействии Сольского. Витте предпочитал вершить дела в обход Государственного совета и Комитета министров, где могли возникнуть препятствия. Поэтому он сам инициировал учреждение совещаний во главе с Сольским для рассмотрения своих проектов. Особое значение для министра финансов имела поддержка Дмитрия Мартыновича во время обсуждения в высших инстанциях предстоящей денежной реформы, поскольку замысел введения золотого монометаллизма вызвал сильную оппозицию. «Можно смело сказать, -- полагал Руманов, -- что многое из того, что было осуществлено Витте, никогда не вошло бы в жизнь, если бы не Сольский». В августе 1902 г. Дмитрий Мартынович поздравил своего союзника с «круглой датой» назначения на министерский пост: «Вы можете со справедливой гордостью вспомнить о прошедшем десятилетии, и сказать, что делами своими Вы соорудили себе прочный памятник. Вам дано было сделать столько, что, оглядываясь на прошлое, едва верится, что в столь недолгое относительно время могло быть сделано так много. Я особенно горжусь тем, что и мне суждено было принять участие в некоторых из достопамятных мероприятий, с которыми связано Ваше имя».

Сольского не раз упрекали за поддержку Витте, который из-за своего безудержного карьеризма и сомнительного нравственного облика не был популярен в бюрократических кругах. Некоторые современники считали, что он служит «фонографом» министра финансов и «раболепно» ему повинуется. По утверждению Куломзина, Витте «влез в душу Сольского, как он один умеет это делать, и мало-помалу овладел его умом». Однако эти мнения едва ли соответствуют действительности. Сотрудничая с Витте, Дмитрий Мартынович контролировал и корректировал его действия, всегда оставляя за собой последнее слово. «Нередко Витте сердился, находя, что Сольский делал не то, что старый бюрократ обесцвечивал его работу и требовал изменений, но мягкий и уступчивый граф Сольский бывал в таких случаях неумолим, -- отмечал Руманов. -- В окончательную “редактуру” он не позволял графу Витте вмешиваться. Здесь царил единовластно старый граф». Кроме того, Дмитрий Мартынович мог блокировать инициативы министра финансов, если считал их нецелесообразными.