Калидонская охота между Римской, Ранневизантийской и Сасанидской империями: серебряное блюдо "Мелеагр и Аталанта" из Эрмитажа

Разве можно было представить лучший пример для императора, который, по слухам, мог в одиночку и без оружия убить льва и на арене, и в пустынных местах (pugnatur aegregius, nam et sepe leones in aerimis plures singulos inter- ficit - Фредегар, Chronicon IV65.630), нежели Мелеагр? Война оказывается еще более важной как дело, выявляющее императорские добродетели и показывающее охотящегося героя как идеального правителя, если принять во внимание армянские/сасанидские (или даже аршакидские) корни ИраклияПо поводу изображений императорской охоты на сасанидских серебрянных блюдах см.: [Harper, Meyers 1981]. В период Ираклия Хосров II изобразил самого себя в охотничьей сцене на монументальном рельефе в комплексе скальных рельфов Так-е Бостан, ср. [Howard-Johnston 2000].. Начиная с Гомера (11. IX.527-606) известно, что Мелеагр охотился в Калидоне (в Этолии), что он убил вепря, посланного Артемидой в наказание за надменность его отца Ойнея (или по крайней мере сыграл значительную роль в победе над вепрем)[Swain 1988: 271-276; Burgess 2017: 5-76]. О литературной традиции, связанной с Мелеагром, см.: LIMC, s. v. Meleagros; [van der Kolf 1931; Grossardt 2001].. Следовательно, Мелеагр предстает хорошим примером героя-аристократа, способного заплатить за ошибки своего отца (или предшественника). Более того, эта фигура может быть связана с определенными притязаниями Ираклия. Мелеагр, сын Ойнея и Алфеи, был предком Фессала, сына Геракла (эпонима Ираклия) и Халкиопы. Фессал, мифический предок фессалийцев, согласно эллинистическим источникам, был отцом Армена, мифического предка армян [Bernard 1997]. Поэтому фигура Мелеагра могла указывать на греческое героическое происхождение армянина Ираклия.

2. Отношения Ираклия с Мартиной, несмотря на возмущение оппозиции, напоминают отношения между Мелеагром и Аталантой. Будучи молодой племянницей Ираклия и очень амбициозной женщиной, Мартина так никогда и не была принята простыми людьми и элитами Византии; более того, этот кровосмесительный брак, в результате которого появилось несколько детей-инвалидов, подвергся критике со стороны брата ИраклияNikephor., Breviarium historicum 23 de Boor.. Причина, по которой Ираклий так настаивал на этом союзе, была, возможно, не только сентиментальной, но и политической: эндогамный брак (ср. брак первенца Ираклия, Константина III Ираклия, с его двоюродной сестрой по отцовской линии ГригориейNikephor., Breviarium historicum 9 de Boor.) был признаком преемственности династических обычаев иранских царей или по крайней мере армянской, каппадокийской - и шире - анатолийской семейной практикойСр. [Spooner 1966; Bigwood 2009; Frandsen 2009; Thonemann 2017].. Женщина-охотница (а в некоторых вариантах мифа - воительница и участница похода аргонавтов) обязательно была чудовищем, отвергаемым окружением Мелеагра. Каким бы ни был итог их отношений - свадьба или сохраненение Аталантой девственности - они оставались прекрасным примером пары, которая возложила свои любовь и воинскую доблесть на алтарь общего дела.

3. Ираклий спас империю в критический момент противостояния с Саса- нидами во главе с Хосровом II. Один из полководцев Хосрова, проявивший наибольшую активность в противостоянии с Ираклием и в 630 г. ставший «царем царей» (sahan sah) всей империи почти на два месяца, - Фаррухан из семьи Михран - за свои воинские достижения получил прозвище «Государев кабан», Sahrbaraz/Sahrwaraz (Фаррухан Шахрвараз; греч. XapPdpo)Movses Dasxurants'i, История Агуанцев, 2.10 р. 59: «Хотя настоящее имя [этого генерала] было Xor'ean, [Хосров, из-за его успеха] начал называть его различными причудливыми именами, то R'ozmi-Ozan, то Shah(r)-Varaz, из-за его достижений, атак и побед, одержанных персидской хитростью» (пер. англ. версии - R. Bedrosian). О его происхождении и военной карьере продолжаются споры, см.: [Mango 1985; Kaegi, Cobb 2008; Pourshariati 2008: 142-146]; противоположное мнение высказывается в работе [Banaji 2015], где предложено идентифицировать это лицо с Shahralanyozan, однако эта точка зрения осталось без поддержки. О серебряном блюде периода Сасанидов, созданном в рамках пропаганды Шахрвараза после завоевания Египта, см.: [Azarnouche et al. (forthcoming)].. Действительно, для персов кабан/вепрь был одной из инкарнаций Варахрана (Warahran/Wahran), воинственного бога победы, соратника Митры (ср. Yast 14 и 10.70) [Gnoli, Jamzadeh 1988]. После значительных завоеваний в Сирии, Палестине (где он взял Иерусалим) и Египте (611-616 гг.) Шахрваразу не удалось взять Константинополь. Однако подобно ужасному вепрю из мифа о Мелеагре и Аталанте Шахрвараз успел принести много бедствий византийцам, пока не был обезврежен Ираклием в 625-626 гг. [Kaegi 2003]. В итоге Ираклий помог ему отобрать сасанидский трон у Арташира III.

Ираклий и его придворные, говорившие на армянском языке или на пехлеви (среднеперсидском языке), вероятно, были знакомы со значением имени Sahrbaraz/Sahrwaraz: армянское слово шршд (varaz) похоже на иранскую форму. Они должны были также знать о значении образа вепря в политических контактах Великого царя. Так или иначе, в ключевой момент военного столкновения (в 622 г., когда Ираклий одержал победу и изгнал Шахрвазара из Анатолии, или в 624 г., когда он начал основную кампанию против Персии и Кавказа) на сасанидскую пропаганду «Государева кабана» Ираклий или его окружение могли ответить, задействуя образ величайшего в греческой культуре охотника на вепря - Мелеагра, сопровождаемого его любимой Аталантой. К сожалению, не вполне ясна хронологическая последовательность военных кампаний Ираклия и его брака с Мартиной. В этом контексте наиболее оптимальная датировка нашего блюда - начало 624 г., т.е. после военного успеха Ираклия в Анатолии, но до его отхода вместе с Мартиной из Константинополя 25 марта того же года. Феофан Исповедник (с. 303 de Boor) рассказывает о конфискации металлических изделий у богатых владельцев и больших церквей перед началом кампании. Наше блюдо могло быть изготовлено в качестве награды для военачальника или чиновника сразу после свадьбы Ираклия и Мартины и до отъезда в Персию либо позже, в качестве дара в честь похода.

Использование образа Мелеагра позволяло добиться перевеса в соперничестве между врагами, каждый из которых исподволь сравнивал себя с Гераклом: Ираклий был назван в честь героя-полубога; а Шахрвараз косвенно хвастал мощью Геракла-Вахрана (Wahran), поскольку Вахран часто изображался в образе Геракла. Более того, армянско-каппадокийское происхождение Ираклия и важность его завоеваний в этом регионе в 622 и 624-626 гг. могли послужить дополнительным аргументом в пользу того, чтобы Ираклий примерил на себя образ калидонского охотника. Учитывая значимость образа вепря в древневосточных религиозных верованиях, в политических представлениях и в иконографии, сравнение византийского басилевса с охотником на вепря было весьма мощным символом сопротивления и контрнаступления против сасанидских притязаний на западеО вепре в сасанидской иконографии см. неопубликованную диссертацию [Poinsot 2019]. Об армянском вепре см.: [Garsoїan 1989]. Благодарю коллегу Ф. Грене (Grenet) за это дополнение и ссылки..

Если Ираклия действительно сравнивали с Мелеагром благодаря его победе над необычным «вепрем», то он не был первым римлянином, который сразил в аллегорической охоте противника с подобным прозвищем. Еще до конца I в. Тацит и Плиний Младший использовали метафору охоты в отношении ритора Марка Апера [Edwards 2008; Manolaraki 2012]. Еще более важной для Ираклия должна была быть фигура Диоклетиана, который в 284 г. в Никомедии стал законным императором после убийства «вепря» Аррия Апра - тестя Нумериана и префекта преторианцев (Hist. Aug. Vita Cari, Numeriani 12-16). В свое оправдание Диоклетиан (который, как говорили, прежде чем стать императором, в своей жизни убил много настоящих кабанов) ссылался на охоту Энея - родоначальника римского народа (он преследовал Мезения, словно кабана: Verg. Aen. X.707-716), а также на пророчество, которое получил в молодости от женщины-друида, предсказавшей ему, будто он станет императором, когда убьет кабана. У кельтов охота на вепря считалась прерогативой элит. Для персов кабан был воплощением бога Варама (Warahram/Wahram); кроме того, он был излюбленным жертвенным животным для персидских правителей (см. илл. 19)Я благодарна Самре Азарнуш за эту ссылку.. После Диоклетиана традицию императорских охот на кабанов продолжают наследники Константина: так, на знаменитой сапфировой гемме, некогда находившейся в коллекции маркиза Фольчи Ринуччини во Флоренции (ныне утраченной), была изображена Констанция II, охотящаяся на кабана в каппадокийской Кесарии в начале 360-х годов (илл. 20). Важна связь данного изображения с Каппадокией: Ираклий мог ссылаться на этот образ охоты на кабана, чтобы узаконить свою власть в Каппадокии в 624 г., когда он начал свой поход в Армению и Персию.

Наше изображение может также содержать намек на пылкую христианскую веру Ираклия. Смирное животное (вероятно, ягненок) подобно тому, что изображено на одном из блюд с изображением Давида, и могло символизировать Агнца Божьего (Agnus Dei, ср. Иоан. 1:29, 36; 1 Кор. 5:7) - Христа (до Трулльского собора 691-692 гг., одно из правил которого запрещало изображать Христа в виде агнца) и через Него - христиан, их Святой Город и Крест, которые могли пострадать от персидского завоеванияЯ благодарна Францу Грене за эту идею.. Подобно Константину Великому, Ираклий, возможно, хотел, чтобы его считали героем, мстителем за невинных и возродителем христианства. До Ираклия еще один армянский герой аршакидского происхождения, выросший в каппадокийской Кесарии, одержал победу над царственным «вепрем», врагом христиан: это был Григорий Просветитель, обративший армян в христианство во времена Диоклетиана и Константина.

Илл. 19. Каменный рельеф с охотой Хосрова II на кабанаТак-е Бостан, Иран

Ill. 19. Stone relief with the boar hunt of Chosroes IITak'e Bostan, Iran

Илл. 20. Сапфировая гемма из коллекции Ринуччини (Флоренция), находившаяся затем в коллекции Тривульцио в Милане (ныне утеряна). Фото из Архива Бизли 20. Sapphire from the old Rinuccini collection in Florence, then in the Trivulzio collection in Milano, now lost Photo from the Beazley Archive

Согласно житию святого, переданному армянским историком Агатангелосом и сохранившемуся в нескольких рукописях (одна из них на армянском языке), царь Великой Армении Тиридат сошел с ума и начал вести себя, словно вепрь, убивая невинных дев. Несмотря на преследования со стороны царя, Григорий согласился вылечить его [Mahe 2006].

Разумеется, гипотезу об отождествлении Мелеагра с Ираклием надо принимать с осторожностью. Во-первых, даже если мы уверены, что Мелеагр и в поздней античности оставался одним из героев классической paideia, то отождествление Ираклия с Мелеагром не подтверждается с определенностью ни одним литературным текстом. Более того, глядя в целом на античную литературную традицию, отметим, что Мелеагр - скорее трагический, чем эпический герой: он обладал всем, даже был наделен бессмертием при рождении, но совершил много ошибок и перед смертью потерял все. Тем не менее в греко-римском политическом образе мысли моделью для подражания служит не только герой, которому обычный юноша никогда не сможет стать равным. Идеал для вдохновения должен и иметь слабости, и совершать ошибки, чтобы их исправлять; поступая так, он научает других поступать подобным образом (как и библейский царь Давид - пример для подражания Ираклия). Кроме того, в греко-римской традиции трагические герои были не только образцами, но и посредниками в очищающих страданиях. Через катарсис страданий Ахилла, Геракла, Беллерофонта, Мелеагра юноши могли освободиться от страстей, которые при ином раскладе направили бы их на ложный путь.

Следовательно, чтобы понять гипотетический выбор Мелеагра в качестве возможного образца для Ираклия (точнее, как языческий образец, который христианский император превзошел), надо глубже вникнуть в литературное свидетельство мифа о Мелеагре и остановиться на риторических причинах, по которым личные качества Мелеагра могли не только способствовать выбору его фигуры в качестве совершенного героя для любого юноши из элиты, но и служить пропагандистскому выбору Ираклия и его придворных.

иконография серебряный блюдо мелеагра аталанта эрмитаж



Мелеагр - эпический или трагический герой. Трагедия Мелеагра в личной жизни: Thanatos (смерть) и Eros (любовь)

В современной научной номенклатуре имя Мелеагра связывается с мелеагридами-цесарками (Meleagridae), в которых превратились сестры и некоторые женщины, оплакивавшие его после смертиOvidius, Metamorphoses VIIL526-546; Athenaeus, Deipnosophistae XIV.70-71 655 C; Antoninus Liberalis, Metamorphoses 2. В самом деле, смерть Мелеагра - одна из самых трагичных во всей римской и греческой традиции: по версии лирического поэта Вакхилида, в подземном мире даже Геракл был тронут историей Мелеагра, рассказавшего ему о своей незамужней сестре Деянире (впоследствии она станет причиной гибели самого Геракла; см.: [Stem 1967: 35-43]). Вот как Вакхилид связал две самые трагические судьбы в греческой литературе:

Тогда-то, говорят, Бестрепетный сын Амфитриона Увлажнил свои взоры, Сокрушился о доле злополучного И ответил: «Лучше всего для смертного - не родиться, не видеть лучащегося солнца» <...>

И ответила ему тень Мелеагра, не умевшего отступать: «Деянира осталась в доме моем, Свежим цветом цветет ее шея»

Во II в. Павсаний (Х.31.3-4) перечислил три традиции, отражающие разные версии смерти Мелеагра:

1) Гомер в «Илиаде» (ІХ.566) передает; что Эриния услыхала проклятие Алфеи, матери Мелеагра, после того как тот убил в сражении ее братьев Фестиадов;

2) гесиодовская поэма «Каталог женщин» (или «Великие Эои») (fr. 25. 9-13 Merkelbach-West) и приписываемая Продику из Фокеи поэма «Миниада» (EFG р. 144 fr. 3 Davies) сходятся в том, что Аполлон пришел на помощь куре- там в борьбе с этолийцами и что Мелеагр был убит Аполлоном (на Плевроне);

3) народное сказание о головне, возгоревшейся в семейном очаге при рождении Мелеагра. Мойры предсказали его матери Алфее, что дитя будет жить, пока головня не сгорит в очаге. Алфея выхватила головню из огня и прятала ее в сундуке до тех пор, пока сама же не сожгла ее в отчаянии после смерти ее братьев. Это сказание легло в основу трагедии Фриниха «Плевронские женщины» (TrGF I² 3 fr. 5-6 Snell): «Он не избежал ужасной судьбы, / и стремительное пламя поглотило его, / в то время как головня была уничтожена его ужасной матерью, обуянной безумием» Однако Фриних не придумал эту историю, но лишь воспользовался той, что была у всех на слуху в Греции.

Фольклорные сказания многих народов повествуют о людях, обладающих бессмертием или стремящихся к нему, ведь оно ассоциируется с вечной молодостью и доблестью. Поскольку до нас не дошли интересующие нас фрагменты трагедий Фриниха и Еврипида (которые, однако, еще читали в Риме, а Еврипида - даже в поздней античности), нашим источником может послужить версия Овидия (Met. VIII.267-546; ср. Hygin. Fabul. 171-174; Ps.-Apollod. Lib. I.8.2): после убийства калидонского вепря Мелеагр подарил его шкуру Ата- ланте, но когда шкуру отняли его дядья Плексипп и Токсей, он в гневе зарубил их. Их сестра Алфея, мать Мелеагра, в отчаянии решает отомстить, бросив головню в очаг; Мелеагр, охваченный пламенем, загорается и погибает.

Эта смерть молодого и отважного героя, который поставил общественный интерес выше собственной жизни, стала одной из самых известных тем погребальных изображений во II и III вв. Мелеагр - самый популярный герой изображений на римских саркофагах: около 200 сохранившихся до наших дней саркофагов, изготовленных в основном в западной части империи и украшенных эпизодами из жизни Мелеагра, представляют собой самую многочисленную группу саркофагов с изображением одного и того же мифического герояСм., например: [Koch 1973; 1975а; 1975b; D'Ambra 1988; Lorenz 2011; Baratte 2009].. Неудивительно, что в своем «Мелеагре» (поставленном в 416 г. до н.э.) Еврипид - который, кажется, был первым автором трагедии о Мелеагре и Аталан- теИзвестно, что у Эсхила была трагедия «Аталанта» (140 TrGF, III, ed. S. Radt. Gottingen, 1985, p. 136-137), не дошедшая до нас, - поэтому неясно, был ли в ней сюжет о нашей паре героев. Я благодарна анонимному рецензенту за это наблюдение., - уже сформулировал идею: «твори добро, пока люди живы; когда человек умер, он лишь прах и тень. Ничто не меняет ничто». Более того, три основных эпизода, изображающихся на саркофагах, соотносятся с тремя общими темами в римском погребальном искусстве: охота как героическое действо, тризна (после Калидонской охоты) и момент смерти - либо от недуга, либо в плевронском сражении против куретов, где рядом с Мелеагром все еще была Аталанта - сочувствующая спутница и ипостась Артемиды.

Если со времени Антонинов Мелеагр и Аталанта изображаются бок о бок, как пара, объединенная смертью (Thanatos), то в начале империи эта пара была объединена любовью (Eros). Помимо Овидия, Гракха, Манилия или Сенеки любопытное свидетельство о благополучии этой любовной пары предложил Светоний, упомянувший эротическую картину в спальне Тиберия, на которой была изображена Аталанта, делающая минет Мелеагру (Suet. Tib. 44)О разных интерпретациях сцены в спальне Тиберия см.: [Hallett 1978].. У нас нет других визуальных аналогов этому изображению, но можно предположить, что это как-то связано с этрусским рисунком двух обнаженных героев на бронзовых зеркалах. В любом случае это свидетельство Светония - самое интересное со времени эллинизма (когда Мелеагр упоминался среди аргонавтов в «Аргонавтике» Аполлония Родосского, I.190-191; ср. Diod. IV.48.4-5; Ps.-Apollodor I.9.16) вплоть до II в.; наша пара исчезает из публичной, политической сферы - даже помпейские фрески, на которых изображены сидящий Мелеагр и склонившаяся над ним Аталанта, могут быть отнесены к частной сфере, как обычный пример эротической пары.

Поскольку засвидетельствовано изображение пары в настенных росписях частных домов римлян, можно предположить (со всей осторожностью, требующейся в такого рода предположениях, которые не подтверждены литературными текстами), что серебряные блюда, изображавшие ту же пару, создавались уже в период ранней Римской империи. Их могли дарить по случаю свадьбы - как августовский серебряный кубок из Ксантена-Люттингена с изображением свадьбы Ясона и Креусы, который предположительно был предназначен в качестве подарка войску по случаю свадьбы Тиберия и Агриппины (илл. 21). Традиция дарить вазы со сценами свадьбы трагических героев восходит ко временам классической Греции и продолжается до конца античности. Эту практику можно объяснять очищающей силой греческой трагедии и исключительностью героя, по пути которого должно следовать образованной элите.

Илл. 21. Кубок из Ксантен-Люттингена. Рейнский национальный музей (Бонн). №58,4

Ш. 21. Cup from Xanten-LuttingenRheinisches Landesmuseum Bonn. No. 58,4

Есть еще один намек на гипотетическое матримониальное событие, на которое может указывать наше блюдо -изображение двух отдельно стоящих персонажей с поднятыми копьями и конями. Дело в том, что на ранневизантийских предметах божественные и героические пары обычно изображались бок о бок - как на кубке с фигурами шести богов (Геракла и Афины, Аполлона и Артемиды, Марса и Венеры), также имеющем печати времени правления Ираклия (илл. 22) [Dodd 1961: 174-175], и как на последних изображениях Мелеагра и Аталанты (илл. 14-15). На помпейской фреске представлена по крайней мере одна пара в схожей с изображением на нашем блюде позе: обычно ее определяют как Александра Великого и Роксану (в образе Ареса и Афродиты) во время их свадьбы в Сузе в 324 г. до н.э. (илл. 23). Положение царственных новобрачных между двумя другими героями соответствует нарратологическо- му и, возможно, политическому контексту нашего блюда: Калидонская охота, начало которой изображено на блюде, - это их инициация в жизнь. Если бы Ираклий и Мартина или их окружение выбрали Мелеагра и Аталанту в качестве мифологических героев для подражания, то они изобразили бы их как царскую пару, бок о бок, готовыми к действию сразу после их бракосочетания и до трагического окончания их истории.

Илл. 22. Марс и Венера на кубке c фигурами шести богов Музей истории искусств (Вена). №ANSA Vila 95

Ill. 22. Mars and Venus on a cup representing six gods Kunsthistorisches Museum (Wien). No. ANSA Vila 95

Царский статус персонажей на нашем блюде могут подтвердить необычные диадемы, напоминающие головную перевязь на эллинистический манер. Это напоминает изображение на мозаике IV в. из римской виллы в Карденьяхимено (илл. 24): Мелеагр и Аталанта слегка развернуты друг к другу лицами; на Мелеагре диадема, в его руке копье, слева от него конь; увенчанную короной Аталанту сопровождает слуга. Их одеяния (Мелеагр с хитоном и Аталанта в олежде амазонки, соответствующем ее статусу невесты, ср. [Serwint 1993], - вместо охотничьего костюма периода Римской империи) - еще один намек на желание художника вернуться к лучше приспособленным для отсылок к политическим и культурным притязаниям классическим образцам, актуальных вплоть до периода эллинизма.

Мы продемонстрировали, что блюдо из Эрмитажа выполнено по образцу, известному уже в I в. до н.э., - образцу, который мог использоваться в качестве модели, пусть и гипотетической, для блюда и в I-II вв. н.э. Однако нам известно, что если Мелеагр оставался одной из значительных фигур римской paideia и если его можно считать альтернативой другим персонажам грекоримского воспитания, то это произошло и благодаря его устройчивой ассоциации с Ахиллом. Вместе они демонстрировали моральные ценности элит, а порой и царей, вплоть до Нового времени.

Илл. 23. Фреска из «Дома Золотого браслета» Антиквариум Помпей

Ill. 23. Fresco from the House of the golden braceletPompei Antiquarium

Эпические герои как образцы для подражанияМелеагр и Ахилл: история на века

На протяжении всей античной эпохи Ахилл и Мелеагр составляли своеобразную пару, часто упоминаясь либо вместе, либо как эхо друг друга. Параллелизм между двумя героями всегда был очевиден для античных авторов и художников, изображавших их похожими. Наделенные бессмертием при рождении, оба героя храбро сражались и, испытав трагическую судьбу, погибли молодыми: один был убит в сражении Аполлоном, второй погиб по небрежению матери. Оба заплатили высокую цену за проявленную гордыню и чрезмерные эмоции, которые красивый юноша должен научиться смирять в процессе взросления. Эта педагогическая мораль истории Мелеагра в связке с Ахиллом проявляется уже в гомеровской «Илиаде» (Il. IX), где Феникс пытается усмирить гнев Ахилла рассказом о ярости Мелеагра после Калидон- ской охоты во время столкновения с куретами. Владение эмоциями является обязательным при переходе от юности к возмужанию и, наконец, к героизму: это цель воспитания (paideia) молодых людей в доме, в школе и на пиру. Если греческие архаические и классические вазы могли инциировать споры относительно Калидонской охоты, то ассоциация Мелеагра с Ахиллом на римских предметах роскоши (например, на позднеримских «сокровищах Севсо», см. илл. 12), вероятно, отражает литературную и педагогическую практику.

Илл. 24. Мелеагр -и Аталанта Римская мозаика IV в. из Карденьяхимено Музей Бургоса (Испания)

Ill. 24. Meleager and Atalanta in the central emblemof a 4`^h c. Roman mosaic, from CardenajimenoBurgos museo (Spain)



Участь Ахилла в римском мире схожа с судьбой Мелеагра, хотя соотносимые с ними временные периоды не идентичны: как мы упоминали выше, лучший из ахейцев не смог порадоваться великой славе в городе, ставшем наследником Трои. Среди мифологических персонажей, взятых на вооружение греческими и эллинистическими правителями, Ахилл был самым любимым героем, особенно для Александра Великого и его последователей. Его изображают на блюде «Авлида» (вероятно, как знак эмоционального Катона Утического) и на некоторых вазах эпохи Августа как символ героизма и pietas (благочестия). Для римлянина времени Юлиев - прямых наследников Энея - идентифицировать себя с Ахиллом, свирепым врагом троянцев, естественно, было более чем трудно.

Илл. 25. Скифос с изображением Ахилла и Приама Национальный музей Дании (Копенгаген)

Илл. 26. Скифос из клада Боскореале Лувр (Париж). №Bj. 2366

Ill. 26. Skythos from the treasures of BoscorealeLouvre Museum (Paris). No. Bj. 2366

Перед окончанием гражданских войн Вергилий (Bucol. IV.36) провозгласил Октавиана новым Ахиллесом, вернувшимся в Трою. Поздние литературные свидетельства подобной идентификации отсутствуют, однако изобразительное искусство подтверждает, что Август сумел использовать фигуру Ахиллеса в собственном политическом послании. Два серебряных блюда эпохи Августа показывают, как принцепс переиначил образ Ахилла - во-первых, подчеркивая его роль как почтительного сына и гуманного легитимного правителя (в отличие от образа отважного, но безжалостного воина), во-вторых, заменяя лицо Ахиллеса портретом Октавиана. Ахилл и Приам, молящий о выдаче тела любимого сына Гектора в конце «Илиады», появляются на скифосе, подписанном серебряных дел мастером из Салоник Хейрисофом для римского офицера Г. Силия (ср. Tac. Ann. I. 31; илл. 25). Октавиан Август в позе Ахиллеса появляется на серебряном скифосе из клада Боскореале (илл. 26). В обоих случаях молодой победоносный воин прощает побежденного старого варвара, демонстрируя тем самым свои pietas (благочестие) и dementia (милосердие) См.: [Vermeule 1963; Kuttner 1995]; в целом см.: [Dowling 2006: 144-145]..

При Нероне и особенно при Флавиях (ср., например, «Ахиллеиду» Стация) римляне открыли сексуальность молодого героя - изображения Ахилла на Ски- росе появляются на помпейских фресках, а также на более поздних мозаиках и сосудах. При эллинофиле Адриане образы Ахилла и Патрокла возвращаются как в декоративное искусство, так и в сферу литературных аллюзий (ср. Флавий Филострат, «Героики»; Арриан, «Перипл Черного моря», 21). По меньшей мере до VI в. юный Ахилл оставался примером подражания для юношей, которые должны обуздывать свои гнев и эротические желания, чтобы обрести славу. В IV-V вв. изображение Ахилла на Скиросе появляется на блюде из «сокровищ Севсо», а «щит Сципиона» из Лувра, совмещающий две фазы его гнева, демонстрирует доминирующее положение Ахилла в рамках римской этической paideia и, следовательно, в римском политическом дискурсе. В VI в. сам император Юстиниан сравнивал себя со статуей Ахилла (Proc., De aed. I.2.7): его пример мог стать аргументом для того, чтобы Ираклий аналогичным образом обратился к образу Мелеагра.

Мелеагр должен был «дождаться» Антонинов, чтобы вновь стать известным в публичной сфере. Ахилл и Мелеагр иногда соседствуют в рамках одной серии драгоценных сосудов - как в случае с «сокровищами Севсо», которые могли демонстрироваться во время аристократического пира. По крайней мере до V в. эти блюда не просто служили украшением богатых домов: их могли использовать как вознаграждение, как престижные и ценные предметы в обиходе представителей элиты - и особенно императора, который провозглашал героическую доблесть мифологических персонажей и хотел научить этим доблестям свое окружение. В качестве наград за военные или политические успехи эти блюда могли упрочивать социальную иерархию и усиливать авторитет правителя.

Для нас неважно, продолжалась ли эта практика в VI-VII вв. или же предыдущие образцы просто копировались по эстетическим причинам. Мы должны признать и то, что наличие императорских печатей не является окончательным доказательством в пользу политического прочтения блюда, даже если печати и говорят о том, что предмет был проверен императорскими чиновниками. Однако если наша политическая интерпретация верна, то Ираклий мог обратиться к сопоставлению себя с Мелеагром около 622-624 гг. (т.е. в годы его первого военного успеха и женитьбы на Мартине) с целью ответить как на внешнюю, так и на внутреннюю критику его авторитета. В то время Мелеагр представлял собой лучший выбор, нежели Ахилл: он был победителем-охотником, что соответствовало любимой теме греко-римской и иранской элит. И кроме того, в противовес любому иному «темноволосому охотнику» - юноше-эфебу, который избегает женитьбы и участия в политической жизни города, предпочитая войну, спасение своего народа и обретение славы, - блондин Мелеагр спасает свое отечество, а также делится своей славой с любимой женщиной, несмотря на недовольство родственников. И его эпическая трагическая судьба, и игра греко-римской и иранской пропаганды вокруг военных доблестей «диких вепрей», по нашему мнению, сделали Мелеагра и Аталанту одними из последних символов греческой языческой культуры в христианской Византии перед периодом иконоборчества VIII в.



Заключение

Иконография серебряного блюда с изображением Мелеагра и Аталанты из Эрмитажа имеет долгую историю. Мы можем указать по меньшей мере на четыре важных этапа в ее развитии.

1. В IV в. до н.э. Скопас впервые изобразил Мелеагра в ставшей известной позе; Мелеагр и Аталанта были представлены бок о бок на этрусских зеркалах позднеклассической эпохи и периода раннего эллинизма, что могло послужить прецедентом для некоторых римских изображений, размещавшихся в приватном пространстве.

2. Между I в. до н.э. и II в. н.э. серебряные блюда со схожими сюжетами вошли в моду. Прототип нашего блюда, возможно, восходил именно к этому периоду (по крайней мере ко II в.) и в этом случае мог изображать начало Калидонской охоты и любовных отношений Мелеагра и Аталанты. Подобный образ служил бы напоминанием о значимости мифа о Мелеагре как примера для молодых воинов, для аристократических и даже правящих пар.

3. В период IV-V вв. Мелеагр и Аталанта были частью сюжетов о трагических парах, контекстуально связанных с охотой или дикими нравами; скорее всего, они все еще оставались примерами для подражания молодежи из кругов образованной элиты. В любом случае они, вероятно, должны были становиться темами для ученых бесед на пирах, что позволило бы объяснить их изображение на одном из блюд из «сокровищ Севсо», а именно на центральном медальоне и в одном эпизоде по краю блюда (илл. 12).

4. В VI-VII вв. (между периодом правления Юстиниана и Ираклия) Мелеагр оставался показательной фигурой классической раЫеш. Наряду с Ахиллом, Беллерофонтом и Гераклом он все еще мог служить полезным примером для молодых аристократов империи и даже для императора или царственной пары, готовой побеждать.

Каковы составляющие, благодаря которым мифологический герой превращается в пример для подражания даже в контексте христианства? Прежде всего миф о нем должен четко соответствовать политическому контексту, который известен сообществу. Затем герой должен соответствовать общей политической или по меньшей мере аристократической «пропаганде»: быть объектом мифологического повествования, удовлетворяя ожиданиям своего поколения (удачная охота, победы, любовь), воплощать добродетели (героизм, верность, справедливость), иметь определенную репутацию в разных культурах и быть понятным людям разного происхождения. Более того, он должен соответствовать литературным и художественным вкусам времени, обусловленным школьной программой. Что выделяло Ахилла и Мелеагра (как и Геракла) из ряда других античных героев? Очевидно, общая мечта о вечной молодости и бессмертии не столь существенна. Необходимо отметить эмоциональный аспект и роль трагического pathos при становлении харизматического лидера, а также, что более существенно, при конструировании политической коммуникации среди высших слоев общества - как в античную, так и в современную эпоху.

Мы предполагаем, что рассматриваемое блюдо было создано около 622-624 гг. по случаю свадьбы Ираклия и Мартины, а также их отправления на войну против Шахрвараза. Композиция, наследующая длительной иконографической традиции, отвечала вкусам элит в отношении мифологических изображений в контексте традиционной paideia и, возможно, служила пропагандой для ненавидимой обществом императорской пары, которая победила «Государева кабана». Разумеется, это лишь предположение, основанное на отдельных исторических деталях. Но по крайней мере мы можем быть уверенными в том, что блюдо из Эрмитажа наглядно демонстрирует жизнеспособность в контексте послеантичного, христианизированного греческого мира классических образцов и, шире, основанной на мифологическом примере классической paideia.



Литература

1. Лившиц, Луконин 1964 - Лившиц В.А., Луконин В.Г. Среднеперсидские и согдийские надписи на серебряных сосудах // Вестник древней истории. 1964. №3. C. 155-176.

2. Alexander 1977 - Alexander S.S. Heraclius, Byzantine imperial ideology, and the David plates // Speculum. Vol. 52. No. 2. 1977. P. 217-237.

3. Althaus, Sutcliffe 2006 - Althaus F., Sutcliffe M. The road to Byzantium: Luxury arts of Antiquity: An exhibition held in the Hermitage Rooms of Somerset House, London, 30 March - 6 September 2006. London: Fontanka, 2006.

4. Anderson 1985 - Anderson J.K. Hunting in the ancient world. Berkeley: Univ. of California Press, 1985.

5. Andreae 1985 - Andreae B. Die Symbolik der Lowenjagd. Opladen: Westdeutscher, 1985.

6. Andronikos 1984 - Andronikos M. Vergina: The royal tombs and the ancient city. Athens: Ek- dotike Athenon, 1984.

7. Aymard 1951 - Aymard J. Essai sur les chasses romaines, des origines a la fin du siecle des Antonins (Cynegetica). Paris: E. de Boccard, 1951.

8. Azarnouche et al. (forthcoming) - Azarnouche S., Fragaki H., Grenet F. De l'Egypte a la Perse: un plat sassanide du VIP siecle // Etudes Alexandrines.

9. Banaji 2015 - Banaji J. On the identity of Shahralanyozan in the Greek and Middle Persian papyri from Egypt // Documents and the history of the early Islamic world / Ed. by A.T. Schubert, P.M. Sijpesteijn. Leiden; Boston: Brill, 2015. P. 27-42.

10. Bank 1985 - Bank A.V. Byzantine art in the collections of Soviet museums. Leningrad: Aurora Art Publishers, 1985. (1^st ed. 1977).

11. Baratte 1985 - Baratte F. Heros et chasseurs: la tenture d'Artemis de la Fondation Abegg a Riggisberg // Monuments et memoires de la Fondation Eugene Piot. T. 67. 1985. P. 31-76.

12. Baratte 2009 - Baratte F. La chasse dans l'iconographie des sarcophages: signe social ou valeur funeraire? // Chasses antiques. Pratiques et representations dans le monde greco-romain (IIP siecle av. - IV siecle apr. J.-C.). Actes du colloque international de Rennes (Universite de Rennes II, 20-21 septembre 2007) / Ed. by J. Trinquier, Chr. Vendries. Rennes: Presses Universitaires de Rennes, D.L., 2009. P. 53-64.

13. Beazley 1949 - BeazleyJ. D. The world of the Etruscan mirror // The Journal of Hellenic Studies. Vol. 69. 1949. P. 1-17.

14. Bernard 1997 - Bernard P. Les origines thessaliennes de l'Armenie vues par deux historiens thessaliens de la generation d'Alexandre // Topoi. Orient-Occident. Suppl. 1. 1997. P. 131-216.

15. Bigwood 2009 - Bigwood J. M. `Incestuous' marriage in Achaemenid Iran: Myths and realities // Klio. Vol. 91. No.2. 2009. P. 311-341.

16. Blazquez, Cabrero 2012 - Blazquez J.M, Cabrero J. Antioch mosaics and their mythological and artistic relations with Spanish mosaics // Journal of Mosaic Research. Vol. 5. 2012. P. 43-57.

17. Boardman 1984 - Boardman J. Atalante // Lexicon Iconographicum Mythologiae Classicae. Vol. 2. 1984. P. 940-950.

18. Boyd, Mango 1993 - Ecclesiastical silver plate in sixth-century Byzantium: Papers of the symposium held May 16-18, 1986 at the Walters Art Gallery, Baltimore and Dumbarton Oaks, Washington, D.C. / Ed. by S.A. Boyd, M.M. Mango. Washington D.C.: Dumbarton Oaks Research Library and Collection, 1993.

19. Brandenburg 1968 - Brandenburg H. Bellerophon Christianus? Zur Deutung des Mosaiks von Hinton St. Mary und zum Problem der Mythendarstellungen in der kaiserzeitlichen dekorativen Kunst // Romische Quartalschrift fur Christliche Altertumskunde und Kirchengeschich- te. Bd. 53. 1968. P. 49-86.

20. Brett 1942 - Brett G. The mosaic of the Great Palace in Constantinople // Journal of the Warburg and Courtauld Institutes. Vol. 5. 1942. P. 34-43.

21. Brewer et al. 2001. - Brewer D.J., Clark T., Phillips A. Dogs in Antiquity: Anubis to Cerberus: The origins of the domestic dog. Warminster, England: Aris & Philipps, 2001.

22. Briant 1991 - Briant P. Chasses royales macedoniennes et chasses royales perses: le theme de la chasse au lion sur la chasse de Vergina // Dialogues d'histoire ancienne. Vol. 17. No. 1. 1991. P. 211-256.

23. Brubaker, Haldon 2001 - Brubaker L., Haldon J. Byzantium in the Iconoclast era (ca. 680850): The sources: An annotated survey. Aldershot: Ashgate, 2001.

24. Burgess 2017 - Burgess J. The tale of Meleager in the Iliad // Oral Tradition. Vol. 31. No. 1, 2017. P. 51-76.

25. Cameron 1979 - Cameron A. Images of authority: Elites and icons in late sixth-century Byzantium // Past & Present. Vol. 84. No. 1. 1979. P. 3-35.

26. Cameron 2009 - Cameron A. Young Achilles in the Roman world // The Journal of Roman Studies. Vol. 99. 2009. P. 1-22.

27. Camporeale 1984 - Camporeale G. La caccia in Etruria. Roma: Bretschneider, 1984.

28. Carandini 1965 - CarandiniA. La secchia Doria. Una `storia di Achille' tardo-antica. Con- tributo al problema dell'industria artistica di tradizione ellenistica in Egitto. Roma: De Luca Editore, 1965. (Studi miscellanei; Vol. 9).

29. Chantraine 1956 - Chantraine P. Quelques termes du vocabulaire pastoral et du vocabulaire de la chasse // Chantraine P. Etudes sur le vocabulaire grec. Paris: Klincksieck, 1956. P. 31-96.

30. Chuvin 2009 - Chuvin P. Chronique des derniers paїens: la disparition du paganisme dans l'Empire romain du regne de Constantin a celui de Justinien. Paris: Les Belles Lettres; Fa- yard, 2009. (1^st ed. 1990).

31. D'Ambra 1988 - D'Ambra E. A myth for a smith: A Meleager sarcophagus from a tomb in Ostia // Americal Journal of Archaeology. Vol. 92. No. 1. 1988. P. 85-99.

32. Daltrop 1966 - Daltrop G. Die kalydonische Jagd in der Antike. Hamburg: Parey, 1966.

33. Dan et al. 2014 - Dan A., Grenet F., Sims-Williams N. Homeric scenes in Bactria and India: Two silver plates with Bactrian and Middle Persian inscriptions // Bulletin of the Asia Institute. Vol. 28. 2014. P. 195-296.

34. Dodd 1961 - Dodd E.C. Byzantine silver stamps. Washington: Dumbarton Oaks Research Library and Collection, 1961.

35. Dowling 2006 - Dowling M.B. Clemency & cruelty in the Roman world. Ann Arbor: Univ. of Michigan Press, 2006.

36. Downey 1968 - Downey S.B. Possible ancient prototypes for the Cyprus plates // Greek, Roman and Byzantine Studies. Vol. 8. No. 4. 1968. P. 309-313.

37. Edwards 2008 - Edwards R. Hunting for boars with Pliny and Tacitus // Classical Antiquity. Vol. 27. No. 1. 2008. P. 35-58.

38. Effenberger et al. 1978 - Effenberger A., Marsak B., Zalesskaja V., Zaseckaja I. Spatantike und fruhbyzantinische SilbergefaBe aus der Staatlichen Ermitage Leningrad. Ausstellung der Staat- lichen Ermitage Leningrad in der Frahchristlich-byzantinischen Sammlung der Staatlichen Museen zu Berlin, Dezember 1978 bis Marz 1979. Berlin: Staatliche Museen zu Berlin, 1978.

39. Ellis 1994 - Ellis S.P. Power, architecture, and decor: How the Late Roman aristocrat appeared to his guests // Roman art in the private sphere: New perspectives on the architecture and decor of the domus, villa, and insula / Ed. by E.K. Gazda, A.E. Haeckl. Ann Arbor: Univ. of Michigan Press, 1994. P. 117-134.

40. Ettinghausen 1972 - Ettinghausen R. From Byzantium to Sasanian Iran and the Islamic world: Three modes of artistic influence. Leiden: Brill, 1972.

41. Feissel 1986 - Feissel D. Le Prefet de Constantinople, les poids-etalons et l'estampillage de l'argenterie au VI^e et au VIP siecle // Revue numismatique. 6^e serie. T. 28. 1986. P. 119-142.

42. Frandsen 2009 - Frandsen P.J. Incestuous and close-kin marriage in Ancient Egypt and Persia: An examination of the evidence. Copenhagen: Museum Tusculanum Press, 2009.

43. Garland 1999 - Garland L. Byzantine empresses: Women and power in Byzantium, AD 5271204. London; New York: Routledge, 1999.

44. Garsoїan 1989 - The epic histories attributed to P'awstos Buzand (Buzandaran Patmut'iwnk) / Trans. and comment. by N.G. Garsoїan. Cambridge, Mass.: Harvard Univ. Press, 1989.

45. Gesztelyi 2016 - Gesztelyi T. Das Bildprogramm der Meleager-Platte aus dem Seuso-Schatz // Acta classica Univ. Scient. Debreceniensis. Vol. 52. 2016. P. 135-148.

46. Gnoli, Jamzadeh 1988 - Gnoli G., Jamzadeh P. Bahram (VsraBrayna) // Encyclopaedia Irani- ca [Online]. 1988. Updated 2011.

47. Grabar 1936 - GrabarA. L'Empereur dans l'art byzantin. Recherches sur l'art officiel de l'Em- pire d'Orient. Paris: Les Belles Lettres, 1936.

48. von Graeve 1970 - Graeve V. von. Der Alexandersarkophag und seine Werkstatt. Berlin: Mann, 1970.

49. Green 1996 - Green C. M. C. Did the Romans hunt? // Classical Antiquity. Vol. 15. No. 2. 1996. P. 222-260.

50. Greenwalt 1993 - Greenwalt W. S. The iconographical significance of Amyntas III's mounted hunter stater // Ancient Macedonia. Vol. 5: Papers read at the fifth International Symposium held in Thessaloniki, October, 10-15, 1989. P. 509-519.

51. Grossardt 2001 - Grossardt P. Die Erzahlung von Meleagros: Zur literarischen Entwicklung der kalydonischen Kultlegende. Leiden; Boston; Koln: Brill, 2001.

52. van Grunsven-Eygenraam 1973 - Grunsven-Eygenraam M. van. Heraclius and the David plates // Bulletin Antieke Beschaving. Vol. 48. 1973. P. 158-174.

53. Hallett 1978 - Hallett J. P. Morigerari: Suetonius, Tiberius, 44 // L'Antiquite classique. Vol. 47. No. 1. 1978. P. 196-200.

54. Harper, Meyers 1981 - Harper P.O., Meyers P. Silver vessels of the Sasanian period. Vol. 1: Royal imagery. New York: Metropolitan Museum of Art, 1981.

55. Helck 1968 - Helck W. Jagd und Wild im alten Vorderasien. Hamburg: Parey, 1968.

56. Howard-Johnston 1999 - Howard-Johnston J. Heraclius' Persian campaigns and the revival of the East Roman empire, 622-630 // War in History. Vol. 6. No. 1. 1999. P. 1-44.

57. Howard-Johnston 2000 - Howard-Johnston J. Kosrow II // Encyclopedia Iranica [online]. 2000. Updated 2010.

58. Hull 1964 - HullD. B. Hounds and hunting in Ancient Greece. Chicago: Univ. of Chicago Press, 1964.

59. Huskinson 1974 - Huskinson J. Some pagan mythological figures and their significance in early Christian art // Papers of the British School at Rome. Vol. 42. 1974. P. 68-97.

60. Jobst 1987 - Jobst W. Der Kaiserpalast von Konstantinopel und seine Mosaiken // Antike Welt. Vol. 18. No. 3. 1987. P. 2-22.

61. Kaegi 2003 - Kaegi W.E. Heraclius, Emperor of Byzantium. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 2003.

62. Kaegi, Cobb 2008 - Kaegi W.E., Cobb P.M. Heraclius, Shahrbaraz, and al-Tabari // Al-Tabari: A medieval Muslim historian and his work / Ed. by H. Kennedy. Princeton: Darwin Press, 2008. P. 95-112.

63. Kahsnitz 1998 - KahsnitzR. Meleager-Schale // Rom und Byzanz. Schatzkammerstucke aus bayerischen Sammlungen / Hrsg. R. Baumstark. Munchen: Hirmer, 1998. P. 108-113.

64. Keller 1909 - Keller O. Die antike Tierwelt. Bd. 1: Saugetiere. Leipzig: W. Engelmann, 1909.

65. Kent, Painter 1977 - Wealth of the Roman world: Gold and silver, AD 300-700 / Ed. by J.P. C. Kent, K.S. Painter. London: British Museum Publications, 1977.

66. Kessler 1979 - Kessler H. L. David plates from Cyprus // Age of spirituality: Late Antique and early Christian art third to seventh century / Ed. by K. Weitzmann. New York: Metropolitan Museum of Art, 1979. P. 475-483.

67. Kitzinger 1995 - KitzingerE. Byzantine art in the making: Main lines of stylistic development in Mediterranean Art, 3^rd-7^th century. Cambridge, MA: Harvard. Univ. Press, 1995. (1^st ed. 1977).

68. Kleemann 1958 - Kleemann I. Der Satrapen-Sarkophag aus Sidon. Berlin: Mann, 1958.

69. Kluge 1906 - Kluge Th. Die Darstellungen der Lowenjagd im Altertum. Giessen; Berlin: Trenkel, 1906.

70. Koch 1973 - Koch G. Verschollene Meleagersarkophage // Archaologischer Anzeiger 1973. P. 287-293.

71. Koch 1975a - Koch G. Die mythologischen Sarkophage. Teil. 6. Meleager. Berlin: Mann, 1975.

72. Koch 1975b - Koch G. Nachlese zu den Meleagersarkophagen // Archaologischer Anzeiger 1975. P. 530-552.

73. van der Kolf 1931 - Kolf M. C. van der. Meleagros // Paulys Realencyclopadie der classischen Altertumswissenschaft / Hrsg. von G. Wissowa, W. Kroll. Bd. 15.1. Stuttgart: Alfred Druk- kenmuller Verlag, 1931. Sp. 446-478.

74. Kouymijian 1983 - Kouymijian D. Ethnic origins and the `Armenian' policy of Emperor Heraclius // Revue des etudes armeniennes. n. s. Vol. 17. 1983. P. 635-642.

75. Kuttner 1995 - Kuttner A.L. Dynasty and empire in the age of Augustus: The case of the Boscoreale cups. Berkeley: Univ. of California Press, 1995.

76. Lane Fox 1996 - Lane Fox R. Ancient hunting: From Homer to Polybius // Human landscapes in Classical Antiquity: Environment and culture / Ed. by G. Shipley, J. Salmon. London; New York: Routledge, 1996. P. 119-153.

77. Lavin 1963 - Lavin I. The hunting mosaics of Antioch and their sources: A study of compositional principles in the development of early Medieval style // Dumbarton Oaks Papers. Vol. 17. 1963. P. 179-286.

78. Lazovic et al. 1977 - Lazovic M., Durr N., Durand H., Houriet C., Schweizer F. Objets byzan- tins de la collection du Musee d'art et d'histoire // Genava: revue d'histoire de l'art et d'ar- cheologie. Vol. 25 NS. 1977. P. 5-46.

79. Leader 2000 - Leader R.E. The David plates revisited: Transforming the secular in early Byzantium // The Art Bulletin. Vol. 82. No. 3. 2000. P. 407-427.

80. Leader-Newby 2004 - Leader-NewbyR. Silver and society in Late Antiquity: Functions and meanings of silver plate in the fourth to seventh centuries. Aldershot: Ashgate, 2004.

81. Lorenz 2011 - Lorenz K.G. Image in distress? The death of Meleager on Roman sarcophagi // Life, death and representation: Some new work on Roman sarcophagi / Ed. by J. Huskinson, J. Elsner. Berlin; New York: De Gryuter, 2011. P. 305-332.

82. Mahe 2006 - Mahe J.-P. Philologie et historiographie du Caucase chretien // Ecole pratique des hautes etudes. Section des sciences historiques et philologiques. Livret-Annuaire 20. 2004-2005. 2006. P. 54-63.

83. Mango 1985 - Mango C. Deux etudes sur Byzance et la Perse sassanide, II. Heraclius, Sahrvaraz et la Vraie Croix // Travaux et memoires. Vol. 9. 1985. P. 105-118.

84. Mango 1990a - Mango M.M. The Sevso treasure: A collection from late Antiquity: the property of the Trustee of the Marquess of Northampton Settlement: sale by auction. Zurich; London: Sotheby's, 1990.

85. Mango 1990b - MangoM.M. Un nouveau tresor (dit de `Sevso') d'argenterie de la basse anti- quite // Comptes rendus des seances de l'Academie des Inscriptions et Belles-Lettres. 134-e annee. No. 1. 1990. P. 238-254.

86. Mango 1993 - Mango M.M. The purpose and places of Byzantine silver stamping // Ecclesiastical silver plate in sixth-century Byzantium: Papers of the symposium held May 16-18, 1986 at the Walters Art Gallery, Baltimore, and Dumbarton Oaks, Washington, D.C. / Ed. by S.A. Boyd, M.M. Mango. Washington D.C.: Dumbarton Oaks Research Library and Collection, 1993. P. 204-216.

87. Mango 1994 - Mango M. M. Imperial art in the seventh century // New Constantines: The rhythm of imperial renewal in Byzantium, 4^th-13^th centuries: Papers from the Twenty-sixth Spring Symposium of Byzantine Studies, St. Andrews, March 1992 / Ed. by P. Magdalino. Aldershot, Hampshire: Variorum, 1994. P. 109-138.

88. Manns 1889-1890 - Manns O. Uber die Jagd bei den Griechen. Bd. 1-3. Cassel: Baier & Lewalter, 1889-1890.

89. Manolaraki 2012 - Manolaraki E. Imperial and rhetorical hunting in Pliny's Panegyricus // Illinois Classical Studies. Vol. 37. 2012. P. 175-198.

90. Martini 2000 - Die Jagd der Eliten in den Erinnerungskulturen von der Antike bis in die Fruhe Neuzeit / Hrsg. W. Martini. Gottingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 2000.

91. Matzulewitsch 1929 - Matzulewitsch L. Byzantinische Antike. Studien auf Grund der Silberge- fasse der Ermitage. Berlin; Leipzig: De Gryuter, 1929.

92. Mauduit 1994 - Mauduit C. Loisir et plaisir cynegetiques dans la literature grecque archaїque et classique // Bulletin de l'Association Guillaume Bude. No. 1. 1994. P. 41-55.

93. McClanan 2002 - McClanan A. Representations of early Byzantine empresses: Image and empire. New York: Palgrave Macmillan, 2002.

94. Merrony 1988 - Merrony M.W. The reconciliation of paganism and Christianity in the early Byzantine mosaic pavements of Arabia and Palestine // Liber Annuus. Vol. 48. 1998. P. 441-482.

95. Morris 1990 - Morris C.E. In pursuit of the white tusked boar: Aspects of hunting in Mycenaean society // Celebrations of death and divinity in the Bronze Age Argolid / Ed. by R. Hagg, G.C. Nordquist. Stockholm: Svenska institutet i Athen, 1990. P. 149-156.

96. Nassar 2013 - NassarM. The art of decorative mosaics (hunting scenes) from Madaba Area during Byzantine period (5^th-6^th c. AD) // Mediterranean Archaeology and Archaeometry. Vol. 13. No. 1. 2013. P. 67-76.

97. Noga-Banai 2002 - Noga-Banai G. Early Byzantine elite style: The David plates and related works // Boreas. Munstersche Beitrage zur Archaologie. Bd. 25. 2002. P. 225-237.

98. Poinsot 2019 - Poinsot D. Les animaux de la Perse, etude du corpus des sceaux et des bulles d'epoque sassanide: Dissertation / Ecole Pratique des Hautes Etudes. Paris, 2019.

99. Poplin 1995 - Poplin F. La chasse au sanglier et la vertu virile // Homme et animal dans l'Antiquite romaine: actes du colloque de Nantes [29 mai - 1^er juin] 1991. Tours (France): Centre des recherches A. Piganiol, 1995. P. 445-467.

100. Pourshariati 2008 - Pourshariati P. Decline and fall of the Sasanian empire. The Sasanian- Parthian confederacy and the Arab conquest of Iran. London; New York: I.B. Tauris, 2008.

...