Четыре концепции коллективизации В.П. Данилова

В идейном отношении в работах Данилова той поры в некоторой степени наблюдалось возвращение к его концепции эпохи оттепели. Так же как и тогда речь зашла об ошибках, допущенных Сталиным в ходе аграрных преобразований. Вновь заострялось внимание на вопросе об ответственности за насилие «революции сверху».

Однако теперь исследование Даниловым темы коллективизации все более перемещалось в плоскость политической истории. Он принял участие в подготовке книги «Историки спорят. Тринадцать бесед», представлявшей собой одну из первых системных попыток переосмысления советского исторического опыта. Оттолкнувшись от обсуждаемого еще в советской исторической науке вопроса о хронологических границах нэпа, ученый остро противопоставлял на страницах книги период 1921-1929 годов -- последующему развитию СССР, свободу торговли и методы экономического регулирования -- чрезвычайщине и директивному планированию. По мнению Данилова в экономической и политической жизни эпохи нэпа преобладали позитивные тенденции, создававшие условия для построения социализма, которые были разом разрушены актом осуществления сталинской «революции сверху» (Данилов, 1988б). В том же издании Данилову возражали В.П. Дмитренко и В.С. Лельчук. Первый противопоставил даниловскому тезису о разрывности истории 1920-х и 1930-х годов идею континуитета. Он отмечал, что помимо элементов рынка нэп изначально предполагал постепенное усиление государственного регулирования экономикой. Вместо возможностей для построения подлинного социализма Дмитренко указывал на опасности утраты партией контроля над экономикой и общественной жизнью страны (Дмитренко, 1988). Лельчук к этим доводам добавлял еще один аргумент. По его мнению, ориентация на военно-коммунистические методы управления была изначально заложена в этосе большей части членов ВКП(б), что обуславливало периодическое возникновение кризисов нэпа, и в конечном итоге предопределило его судьбу (Лельчук, 1988). С точки зрения Данилова, эти аргументы являлись возвращением к старой советской модели осмысления темы. В то же время ученый признавал существование сложнейших хозяйственных проблем в жизни страны на рубеже 1920-1930-х годов, связанных с диспропорциями экономики и низкой производительностью сельского хозяйства. За предыдущие несколько десятилетий своих исследований он уже вполне смог убедиться в ограниченности возможностей крестьянского хозяйства в качестве основы аграрной экономики. По-видимому, сам осознавая некоторую «зыбкость» своих трактовок НЭПа, Данилов обратился к антропологической по своей природе концепции выбора. Ученый писал: «Историю делают люди, одаренные разумом и волей, влекомые интересами и потребностями. Иначе говоря, субъективный фактор играет заметную роль, а подчас приобретает значение совершенно исключительное. История предоставляет людям возможность выбора путей и способов дальнейшего развития (в пределах определенных объективных условий)...» (Данилов, 1988а: 174). Отсюда вытекала тема так называемых альтернатив, с этого времени ставшая главным «фетишем» в исследованиях Данилова. Обращение к этому идейному концепту означало усиление субъектных начал в исследовательской практике и нарративах ученого, предполагало его переход от анализа процессов к осмыслению деятельности тех или иных политических фигур.

В качестве силы, способной в конце 1920-х годов изменить ход истории, Даниловым были названы «правые» (группа Бухарина в рядах ВКП(б)). Впоследствии историк жестко критиковал созданный либеральной прессой миф о П.А. Столыпине как возможном спасителе России (Данилов, 2011д: 659-661). Однако, по сути дела, похожий миф он сам создал о Н.И. Бухарине. Как кажется, Данилов впал в такую же апологию своего героя. В получившей широкую известность статье «Бухаринская альтернатива» Николай Иванович был представлен и как носитель идей «кооперативной коллективизации» А.В. Чаянова, и самым последовательным учеником В.И. Ленина. Увлеченность Бухарина военно-коммунистическими методами управления в «Экономике переходного периода» представлялась Данилову как «ошибки молодости», а призывы к наступлению на кулака, прозвучавшие из уст партийного лидера на XV съезде ВКП(б), объяснялись запалом борьбы с «левыми». Личность Бухарина в этом очерке противопоставлялась фигуре Сталина. И если первый представал в изображении Данилова бескорыстным и искренним борцом за строительство социализма, то второй -- циничным прагматиком, обманывающим партию ради достижения личной выгоды (Данилов, 2011а). Еще одна идея, которую неоднократно подчеркивал Данилов в ходе своего исследования альтернатив коллективизации, -- это мысль о принципиальном отличии осуществленного Сталиным варианта аграрной реформы от идей «левых» и, в частности, Л.Д. Троцкого (Данилов, 2011а: 125; Данилов, щ88б: 130; Р. Дэвис -- В. Данилов, 1990: 93). Таким образом, как ни парадоксально, в даниловской трактовке альтернатив в зеркальном виде отразились положения концепции «Краткого курса», признававшего в «революции сверху» единственный доступный на тот момент выход из тупика народнохозяйственного развития конца 1920-х годов. В итоге Данилов, напротив, оказался готов признать правоту в соотношении с позицией Сталина практически всех его оппонентов.

В октябре 1988 года на состоявшейся в редакции журнала «История СССР» дискуссии по вопросам коллективизации В.П. Данилов представил свою концепцию кооперативного пути социалистического преобразования как объективной основы альтернативы «осуществления коллективизации в сталинском варианте». При этом заметны существенные изменения в трактовке историком кооперации по сравнению с его прежними работами. Если раньше он подчеркивал отличие торговых и производственных форм кооперирования, то теперь писал о том, что их не следует противопоставлять. Если раньше историк констатировал зависимость различных форм кооперации от института крестьянского двора, то теперь настаивал на успешности их развития в 1920-е годы с точки зрения задач социалистического преобразования советского хо- теория зяйства. Данилов писал: «Кооперирование приобретало характер органического процесса, т.е. добровольного и постепенного, но совершающегося в силу собственных потребностей крестьянских хозяйств» (Коллективизация, 1989: 14; Данилов, 2011з). Получается, что собственные потребности крестьянского двора уже не вели к индивидуальному накоплению? Теперь Данилов утверждал, что процесс кооперативной кооперации выражал основную хозяйственную тенденцию развития деревни 1920-х годов и являлся реальной возможностью осуществления ненасильственной коллективизации. Разумеется, эта модель решения аграрного вопроса, по мнению Данилова, и лежала в основе бухаринской программы конца 1920-х годов. Еще одной проблемой, оценка которой Даниловым по сравнению с предыдущим этапом его творчества претерпела существенные изменения, был вопрос о причинах хлебозаготовительного кризиса 1927/28 года. В своей книге «Советская доколхозная деревня: социальная структура и социальные отношения» исследователь говорил об объективной основе кризиса. Там Данилов фактически воспроизводил размышления Ю.А. Мошкова из его «Зерновой проблемы» об увеличении потребления зерна в деревне 1920-х годов за счет той части, которая до революции реализовывалась вне села, но делал из них собственный вывод. «В природе мелкого товарного производства, отчуждающего для обмена только излишек над собственным потреблением, -- писал ученый, -- и заключались главные причины хлебозаготовительного кризиса конца 1920-х годов» (Данилов, 1979: 186). В работах же эпохи перестройки Данилов стал объяснять кризис вслед за Н.И. Бухариным неудачной конъюнктурой цен и ошибками советских плановых и заготовительных организаций (Данилов, 2011а: 134-135; Данилов, 1990: 13). В совокупности эти изменения в подходах и оценках Данилова свидетельствуют о глобальном переосмыслении историком всей темы коллективизации.

В ходе уже упомянутой дискуссии о коллективизации 1988 года произошло острое столкновение взглядов между историками-аграр- никами эпохи оттепели (В.П. Данилов, Ю.А. Мошков, И.Е. Зеленин, Н.А. Ивницкий, Н.Я. Гущин) и представителями радикально-критического направления (в работе круглого стола приняли участие академик ВАСХНИЛ В.А. Тихонов и секретарь правления Союза писателей СССР Ю.Д. Черниченко). В частности, между Даниловым и Тихоновым разгорелся жаркий спор по вопросу о социальной дифференциации в доколхозной деревне. Тихонов, используя приемы формальной логики, доказывал отсутствие кулака как социального класса накануне коллективизации. Он исходил из утверждения, что любое кулацкое хозяйство должно было использовать не менее трех постоянных рабочих (иначе его нельзя считать эксплуататором). А исходя из своих подсчетов численности постоянных рабочих в 668 тыс. человек, он предполагал, что в таком случае к кулачеству можно было отнести не более 233 тыс. хозяйств. Разумеется, наемные работники не обязательно распределялись по трое на хозяйство, а оттого итоговая цифра получилась еще меньше. В результате этих исчислений Тихонов приходил к мысли о том, что раз кулачество отсутствовало как социальное явление, то политика власти имела исходной целью «уничтожить не кулаков, а класс крестьянства». Опять же, исходя из формальных данных об изменении количества дворов, Тихонов указывал людские потери в результате коллективизации и сопутствующих ей факторов в 21-23 млн душ крестьян (Коллективизация, 1989: 21-28). Данилов, возражая ему, оперировал главным образом двумя аргументами. Во-первых, ученый, основываясь на своем представлении о преобладании в доколхозной деревне раннекапиталистических и докапиталистических структур, отмечал, что эксплуататорские отношения в ней не исчерпывались наймом рабочей силы. Найм и сдача средств производства, аренда земли, кабальный кредит так же создавали их экономическую основу. Он повторял свой прежний вывод о том, что кулачество еще окончательно не выделилось, из крестьянской среды. Тем не менее, согласно Данилову, оно было вполне реальным слоем внутри крестьянства и к осени 1929 года составляло 2,5-3% его численности (600-700 тыс. хозяйств). Во-вторых, Данилов настаивал на том, что на сокращение численности крестьянских дворов в 1920-1930-х годах повлияла не только коллективизация, но иные факторы, среди которых ученый называл и избыток рабочей силы в доколхозной деревне. На основании своих подсчетов историк определял число раскулаченных дворов в 1-1,1 миллиона хозяйств (у Тихонова 3 млн) (Коллективизация, 1989: 31-38). Эти оценки явно не устроили сторонников радикально-критического подхода. А поскольку Данилов оперировал хорошо выверенными статистическими данными, в ход пошли полемические приемы и риторические упреки. Так, Тихонов упрекнул Данилова в том, что тот в косметически подправленном виде пытался возродить советскую официальную модель исследования этой темы, а Черниченко и вовсе обвинил историка в попытке «отмывания черного кобеля» (Коллективизация, 1989: 3839, 52). Однако присутствовавшие на мероприятии историки, несмотря на наличие некоторых расхождений в своих трактовках и оценках обсуждаемых проблем, не поддержали радикальных критиков.

Спустя полтора года после этих событий Данилов опубликовал в журнале «История СССР» статью «Коллективизация сельского хозяйства в СССР», в которой свел в единое идейное полотно сюжеты, над которыми работал в течение нескольких предыдущих лет (Данилов, 1990). Она почти сразу приобрела программный характер среди историков. Похожие оценки вскоре стали появляться в работах коллег Данилова по Институту российской истории, а затем были широко «растиражированы» региональными исследователями коллективизации. Таким образом, если политическим надеждам Данилова на построение подлинного социализма так и не суждено было сбыться, то в науке победила именно декларируемая им позиция.

В чем же заключались причины этой победы? Прежде всего следует отметить, что на момент начала перестройки Данилов оказал- теория ся самым фундированным из специалистов, занимавшихся историей советской деревни. С его знаниями и авторитетом (сформировавшимся во многом в силу ранее занимаемой нонконформистской позиции) были вынуждены считаться даже его оппоненты. Историк, как оказалось, знал предмет дискуссии гораздо лучше своих идейных противников. Далее можно заметить, что многие историки его поколения пребывали в своего рода растерянности и не знали толком, как реагировать на предлагаемое критиками колхозной системы радикальное переосмысление концептов прежней советской историографии коллективизации. Ведь в таком случае пересматривать приходилось и их собственные работы. Данилов предложил такую модель прочтения темы, которая интегрировала достижения советской историографии с не вызывающими особых возражений (как правило, документально верифицируемыми) критическими интенциями эпохи. В силу этого он стал естественным лидером для историков своего поколения. Говоря об этой победе, нельзя не отметить и организаторские качества ученого. Данилов смог наладить сотрудничество с ведущими западными специалистами в области советской аграрной истории и предложил ряд научноиздательских проектов, в которых оказалось задействовано большое число как московских, так и региональных историков советской деревни. Общее дело, как известно, сближает людей. К этому следует добавить, что организованные Даниловым проекты оказались отнюдь не очередными «братскими могилами», наподобие коллективных монографий брежневской эпохи, а реально способствовали профессиональному и интеллектуальному росту их участников (Кондрашин, 2014: 164-173). Наконец Данилов оказался готов к сотрудничеству с молодым поколением историков, некоторые из которых занимали на тот момент куда более радикальную позицию, нежели он сам. Пожалуй, лучшим примером подобного взаимодействия может служить творческое сотрудничество Данилова и С.А. Красильникова, благодаря которому увидела свет серия документальных сборников о раскулачивании в Западной Сибири. Говоря об этом, следует отметить, что и собственная позиция Данилова была далека от догматизма. Воззрения историка на коллективизацию продолжили эволюционировать и после его победы в историографической революции.

Коллективизация в контексте утверждения сталинской диктатуры

Отсчет последнего периода в жизни и творчестве Данилова следует вести с 1992 года. Тогда, в феврале, с обсуждения безусловной классики западного крестьяноведения -- книги Дж. Скотта «Моральная экономика крестьянства» (Лондон, 1976) стартовала работа теоретического семинара «Современные концепции аграрного развития». Этот организованный совместно с Т. Шаниным проект имел огромное значение для развития отечественной аграрной историографии. Конечно, далеко не все идеи западных классиков были приняты (и тем более использованы) российским научным сообществом, тем не менее сам семинар стал местом методологического просвещения российских историков-аграрников. В ходе дискуссий на его заседаниях вырабатывались магистральные линии прочтения тех или иных сюжетов. Семинар сыграл важную роль и в судьбе самого Данилова, который был ведущим и фактически главным действующим лицом на этих заседаниях. Вероятно, именно тогда историк осознал себя уже состоявшимся мэтром. Действительно, в 1950--1960-е годы он пребывал еще в качестве молодого и талантливого ученого. Несмотря на то что уже первые работы принесли ему известность и уважение коллег, Данилов, несомненно, уступал авторитетом и влиянием на научную жизнь таким «мастодонтам» Института истории, как А.Л. Сидоров, М.В. Нечкина, М.П. Ким, И.И. Минц и ряду других ученых старшего поколения. Затем в конце 1960-х -- первой половине 1980-х годов, остро ощущая свое полудиссидентское положение в академическом мире, Данилов нередко вынужден был лавировать, ища поддержку у тех или иных сил. Протоколы заседаний их сектора свидетельствуют о том, что ученый мог быть вполне дипломатичным, проявлять выдержку и чувство такта. В дискуссиях рубежа 1980-1990-х годов Данилов на равных спорил со своими оппонентами в мире науки. Теперь же он превратился в подлинного патриарха аграрной истории советского периода. В частности, на заседаниях семинара он порою настолько увлекался менторским тоном, что, не замечая хода развития дискуссии, декларировал свои собственные выводы Например, это хорошо заметно на материалах семинара 26 октября 1995 года по книгам Д. Филда «Повстанцы во имя царя» (Бостон, 1976) и Т. Шанина «Революция как момент истины» (Лондон, 1986). В ходе этого обсуждения разгорелся спор по вопросу о так называемом «наивном монархизме» крестьянства. И хотя многие участники семинара (среди них столь авторитетные ученые, как Л.В. Милов, П.Н. Зырянов, Ю.А. Мошков) увидели в распространенном в СССР культе «вождей» своеобразное развитие (новое воплощение) прежних крестьянских представлений о власти, В.П. Данилов в своем заключительном слове декларировал, что дискуссия однозначно показывает: «крах идеологии наивного монархизма уже в годы Первой русской революции» (Современное крестьяноведение, 2015: 462- 510).. Также в 1992 году началась работа по подготовке двух крупнейших издательских проектов, посвященных истории деревни 1920-1930-х годов: «Трагедия советской деревни» и «Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД» Калужский государственный университет. Личный архив В.П. Данилова (Данилов В.П. О ходе и результатах работы над международным научно-исследовательским проектом «Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. 1927 -- 1937 (1940) гг.»).. Эти масштабные серии потребовали кооперации усилий большого числа историков и архивистов и стали теория своего рода «визитной карточкой» постсоветской аграрной историографии. Однако говоря об эволюции собственных взглядов Данилова, следует обратить внимание еще на один издательский проект. Это осуществленная совместно с О.В. Хлевнюком и А.Ю. Ватлиным публикация стенограмм пленумов ЦК ВКП(б) 1928-1929 годов в сборниках «Как ломали НЭП».

Стенограммы пленумов были подлинными хрониками сталинской «революции сверху». Для Данилова работа по их публикации стала одним из источников дальнейшего пересмотра взглядов на коллективизацию. В частности, в фокусе зрения ученого опять оказался вопрос об истоках хлебозаготовительного кризиса 1927/28 годов. В связи с этим ученый вновь обратился к истории о «мифических», по выражению Бухарина, 900 миллионов пудов хлебных запасов крестьянства накануне кризиса. Однако если в 1990 году Данилов писал о том, что этот «легковесный хлебофуражный запас ЦСУ» стал источником заблуждений верхов партии насчет экономических возможностей деревни (Данилов, 1990), то теперь история в изложении Данилова приобрела иной оборот. Заблуждения превратились в «аферу со статистикой хлебных запасов хлеба» -- одной из многоходовых комбинаций Сталина, рассчитанных на удержание контроля над партией в борьбе со своими врагами в Политбюро (Данилов, 2011е: 434). Историк обратил внимание на то, что появлению этого нереалистичного хлебофуражного баланса предшествовал ряд кадровых перестановок: смена руководства ЦСУ в 1925 году и назначение в 1926 году наркомом внешней торговли СССР вместо Л.Б. Каменева верного подручного Сталина А.И. Микояна. В результате в 1927 году, несмотря на то что и Микоян, и тогдашний управляющий делами ЦСУ В.П. Милютин сомневались в выполнимости намеченных хлебозаготовительных планов, публично на пленумах они озвучивали лишь угодные Сталину суждения (Данилов, Хлевнюк, 2011: 413-414). Как известно, неверные данные о хлебных запасах крестьян стали одним из идеологических обоснований применения в деревне «чрезвычайных методов». Критика последних со стороны Бухарина и его сторонников порождала борьбу с так называемыми «перегибами». Эта категория оказалась столь удобна для Сталина не только потому, что позволяла свалить всю вину за репрессии на местное руководство, но и потому, что делала региональные верхи партии своего рода заложниками сталинского курса. В дальнейшем Сталин и его единомышленники, умело маневрируя и используя формулу «одновременного утверждения и отрицания», формально поддерживая критику, на практике дезавуировали ее и продолжили свою линию на эскалацию репрессий. А затем, когда проявления кризиса в экономике Советского Союза стали уже очевидны, обвинили «правых» в том, что они радуются трудностям, которые переживает страна (Данилов, Хлевнюк, 2011: 419; Данилов, 2011е: 432, 437; Данилов, Хлевнюк, Ватлин, 20116: 439, 454, 457; Данилов, Хлевнюк, Ватлин, 2011а: 474-475). Разумеется, Сталин в борьбе за власть использовал не только манипуляцию информацией, но и другие приемы: кадровые перестановки, разжигание конфликтов между представителями правящих верхов, дискредитацию оппонентов. Обо всем этом также писал Данилов. Показательно, однако, что теперь предыстория коллективизации описывалась посредством изложения конфликта внутри советской политической элиты, а ее истоки виделись ученому исключительно в сфере борьбы за власть.

Этот взгляд был успешно применен Даниловым и в его «Введении» к первому тому «Трагедии советской деревни». В отличие от работ конца 1980-х -- начала 1990-х годов, в которых Даниловым обычно подробно излагалось состояние сельского хозяйства и проблемы, стоявшие перед страной накануне коллективизации, в этом тексте он лишь вскользь говорил о трудностях догоняющего развития и необходимости модернизации. Очень кратко (практически конспективно) упоминались им прежние выкладки о роли кооперации и бухаринской альтернативе. Главными темами этого очерка стали политическая борьба в верхах ВКП(б) и нарастание государственного насилия в деревне по мере утверждения сталинского курса. Главной фигурой повествования -- Сталин и его окружение. Так же как и в случае со статистикой хлебных запасов, Данилов показывал использование генсеком в своих собственных интересах информации о возможной военной угрозе в 1927 году (Данилов, 2011б: 507-513). Ставилась историком и проблема степени ответственности центральной и местной элит за эскалацию насилия. В этом вопросе Данилов хотя и признавал то, что на «местах» «было немало горячих голов», тем не менее доказывал, что импульсы репрессивной политики исходили «сверху», а произвол партийных и советских организаций в деревне порождался, соответственно, предписаниями центральных органов власти. В качестве своеобразных регуляторов, поддерживающих устойчивость этой системы отношений, исследователем назывались репрессии против представителей власти на местах, многочисленные партийные чистки и кампании по борьбе с перегибами (которые, несмотря на видимую антирепрессивную направленность, также были призваны поддерживать в тонусе мобилизационные способности аппарата). «Сталинская политика нуждалась в исполнителях, способных беспрекословно выполнять любое задание», -- писал ученый (Данилов, 2011б: 524532). По мере формирования сталинского курса Данилов отмечал усиление роли органов ОГПУ в деревне и в стране в целом (Да-нилов, 20116: 525). В тексте «Введения» изложение отдельных сюжетов полностью сводилось историком к описанию деятельности теория этой организации, изложению ее секретных директив и инструкций. Фактически ОГПУ наряду со сталинским руководством, бухаринской оппозицией и местными кадрами стала одним из главных действующих лиц даниловского нарратива. Подобное внимание открывало возможность для перенесения некоторой доли ответственности за развязывание насилия в деревне на органы политического контроля. Немногим позже Данилов и сам заметил эту свою оплошность. Рассмотрению этого вопроса он посвятил отдельную статью «Необычный эпизод в истории отношений ОГПУ и сталинского Политбюро» (Вопросы истории, 2003, № 10). История эта связана с попыткой в 1931 году ряда руководящих работников ОГПУ (явно не справлявшегося с размещением и обустройством спецпереселенцев), немного сократить «лимиты» репрессируемых, а также внести коррективы в масштабы, сроки и условия раскулачивания. Закончилась она «проработкой» и кадровыми перемещениями сотрудников, посмевших поставить под сомнение «генеральную линию» партии и волю генсека (Данилов, 2011к). Смысл этой «притчи» однако был в том, что даже сотрудники политической полиции оказались человечнее сталинского руководства. Обращением к этому эпизоду Данилов еще раз (для того чтобы ни у кого не возникло сомнений) давал понять, кто является главным виновником постигших деревню бедствий.

Таким образом, очевидно, что взгляды Данилова от поисков в эпоху перестройки -- идеальной, но так и не реализованной формулы построения подлинного социализма, -- развивались в направлении постулатов тоталитарной историографии. Апофеозом этого подхода в творчестве ученого следует считать предисловие к первой книге 5-го тома «Трагедии советской деревни», посвященной эпохе Большого террора. Прежде всего обращает на себя внимание, что Данилов расширял хронологические границы самого этого явления. Он писал о том, что программа террора сложилась у Сталина еще в конце 1920-х годов, а «начиная с 1927 года репрессии в деревне стали постоянным явлением». Поэтому, по мнению историка, период 1937-1938 годов был всего лишь их очередным пиком (Данилов, 2011в). Показательно и то, что если раньше репрессивные кампании власти рассматривались историком в контексте осуществления тех или иных задач (будь то хлебозаготовки или коллективизация), то теперь он писал о том, что основной целью репрессий было формирование атмосферы страха, как основы сталинского правления. Главным инициатором репрессий исследователем назывался лично сам Сталин. На фоне этого персонажа в данном тексте растворялись даже характерные прежде для Данилова отсылки к абстрактной фигуре сталинского руководства. В связи с этим весьма характерна одна маленькая деталь. В ходе работы над составлением сборника историк обратил внимание на письмо, адресованное Л.М. Кагановичем Г.К. Орджоникидзе, в котором первый характеризовал Сталина словом «хозяин». Этот эпитет так понравился Данилову, что он затем многократно повторил его на страницах своего очерка о Большом терроре. Интересно также и то, что на рубеже 1990-2000-х годов в российских научных журналах состоялась дискуссия по поводу применимости подходов западных историков ревизионистского направления к советской истории 1920-1930-х годов (Павлова, 1998; Игрицкий, 1999; Олегина, 1999; Щербань, 1999; Соколов, 1999; Советское прошлое, 2000; Павлова, 2001; Жуков, 2002; Павлова, 2003). В ее ходе звучали и иные определения Большого террора -- такие как «ежовщина» и «великие чистки». Данилов также коснулся этого вопроса. На него он однозначно отвечал, что ни руководство НКВД, ни местные работники не являлись инициаторами репрессий 1937-1938 годов. В частности, ученый писал «“ежовщина” была всего лишь практикой сталинщины» и «местный произвол имел место, но по существу своему являлся продолжением произвола центра» (Данилов, 2011в: 591). Там, где только мог, Данилов подчеркивал личное участие Сталина: «“Хозяин” не только давал или не давал пострадавшим районам продссуды, но и разрешал или не разрешал использовать эти ссуды на конкретные нужды!», «инициатива и в проведении «кулацкой операции» принадлежала Сталину» «однако в целом вся операция до конца декабря проходила, как свидетельствуют публикуемые документы, под личным контролем Сталина...» и т. д. (Данилов, 2011в: 576, 588, 601). Конечно же, Данилов нигде прямо не называл генсека параноиком и садистом, но в своем очерке о Большом терроре он очень много сделал для формирования именно такого образа. Точно так же историк не декларировал поддержку исследователей тоталитарного направления, однако оценки, высказанные Даниловым на этом этапе его научной деятельности, оказались вполне созвучны их идеям, а его введение к 5-му тому «Трагедии советской деревни» и вовсе могло бы на полном основании претендовать на статус классики тоталитарной историографии.

После победы в историографической революции, казалось бы, у Данилова не осталось реальных конкурентов в формировании представлений о коллективизации в научном сообществе. Его взгляды и концептуальные проходы стали идейной основой новой парадигмы прочтения истории «революции сверху» и постепенно превращались в ее догмы. По мере ужесточения с каждой новой редакцией даниловских оценок сталинского режима наблюдалось даже их сближение с идеологией бывших противников из числа радикальных критиков советской системы. Сама новая историографическая парадигма стала своего рода результатом синтеза идей этих двух течений, сложившихся на закате советской эпохи. Тем не менее внимательное знакомство с работами Данилова второй половины 1990-х -- первой половины 2000-х годов свидетельствует о появлении нового полемического адресата в его творчестве. Так, в незаконченном введении ко 2 книге V тома «Трагедии советской деревни», приводя итоговые данные о численности репрессированных за 1937-1938 годы, он в из- теория девательской форме описывал своих мыслимых оппонентов: «Эти цифры должны были бы явиться предметом размышления сталинских поклонников, если бы они размышляли» (Данилов, 2011л: 615). Именно наметившаяся в российском обществе тенденция к реабилитации сталинизма (а тем более попытки восхваления и новой мифологизации фигуры генсека) теперь вызывала наиболее острое противодействие со стороны Данилова. В этот период он подготовил ряд обобщающих статей по проблемам советской истории (Данилов, 2011т; Данилов, 2011Ж; Данилов, 2011м; Данилов, 2011н). Основные тезисы всех этих работ едины: узурпация власти Сталиным посредством формирования контроля над административно-бюрократическим аппаратом, антисоциальность сталинизма, манипуляция информацией и репрессии как основы сталинского господства, разрушительные для экономики и народа последствия его правления, деградация с каждым новым поколением советской политической элиты. Это целостный набор аргументов направлен против вновь появившихся ревнителей сталинизма. Данилов всеми силами стремится защитить те знания о советском политическом режиме, за которые так дорого пришлось заплатить историкам его поколения. В силу этого можно сказать, что его позиция на данном этапе общественной полемики о советском историческом опыте приобрела охранительный характер. Однако и в этом случае историк очень тонко уловил общее движение умонастроений эпохи.

Заключение

Творческий путь Виктора Петровича Данилова убеждает нас в том, что один человек может существенно изменить историографию. Данилов стал ключевой фигурой при формировании двух из трех существовавших научно-исследовательских программ изучения коллективизации в отечественной науке. Причем если интенции программы исследования аграрной истории советского общества середины 1950-х -- начала 1960-х годов так никогда и не были воплощены в жизнь в полной мере, то реализация второй в постсоветской историографии завершилась торжеством даниловских подходов и оценок. Все это делает Данилова центральной фигурой в развитии аграрной историографии советского периода, как отдельного направления российской исторической науки. Однако, говоря об этом, следует заметить, что по ходу эволюции дискурса о коллективизации менялись и взгляды самого ученого. Каждая новая редакция его оценок этой темы предполагала если не полное отрицание предшествующей концепции, то во всяком случае серьезное ее переосмысление. Так, если в 1950-х -- первой половине 1960-х годов основным направлением усилий Данилова было выявление форм генезиса социалистического способа производства, то на следующем этапе своей научной деятельности ученый подчеркивал преобладание патриархальных институтов и отношений в советской доколхозной деревне. Затем вместе с надеждами и иллюзиями перестройки тема деревенской архаики оказалась отброшена, и исследователь снова увидел в социально-экономической жизни эпохи НЭПа ростки (в отличие от первого прочтения темы, так и не проросшие) подлинного социализма. Последняя редакция даниловских взглядов на аграрное развитие СССР также предполагала смещение акцентов исследования с упущенных возможностей на трагические последствия коллективизации. Вместе с эволюцией Данилова как ученого-исследователя деревни изменялось и соотношение субъектно-объектных посылок в его работах. Первую предложенную им модель исследования темы можно охарактеризовать как объектно-субъектную, поскольку во главу угла историком ставился объективный процесс складывания социалистической формации. Тем не менее в соответствии с существовавшей традицией значительная роль в нем отводилась партии и советскому государству. В работах конца 1960-х -- первой половины 1980-х годов историк предложил уже в полной мере объектную модель изложения, ибо социально-экономические и социально-демографические процессы в его анализе доколхозной деревни теперь выступали как самостоятельная реальность. Перестройка открыла для Данилова не только возможность выступать в печати на ранее табуированные в советской науке темы, но и видоизменить собственные концептуальные подходы и методологию. Теперь на первый план в исследовании коллективизации для него вышли явления, обусловленные борьбой советских политических элит за программу аграрных реформ. Однако изложение тех или иных процессов в развитии деревни все еще сохранялось в даниловском нарративе, поэтому данную модель исследования можно назвать субъектно-объектной. Для дальнейшей эволюции подходов Данилова характерно усиление субъектной составляющей. В работах второй половины 1990-х -- первой половины 2000-х годов история коллективизации в трудах ученого излагалась целиком и полностью посредством описания деятельности сталинского государства.

Итак, мы видим, что противоречие между объектной и субъектной моделями анализа на различных этапах творческого пути В.П. Данилова разрешалось им не одинаково. Однако само по себе оно оставалось действенным источником эволюции взглядов ученого на историю советской деревни. Вместе с тем следует заметить, что ученый, по-видимому, так и не сделал окончательного выбора в пользу одной из них. На всех этапах его научной биографии мы можем увидеть постоянный поиск ученым оптимального набора факторов, способных объяснить исторические реалии. Так, в работах 1960--1980-х годов, несмотря на однозначный выбор ученого в пользу процессуальной истории, деятельность советского государства оставалась в его анализе одной из важнейших движущих сил описываемых им социальных изменений деревни. Равным образом, на последнем этапе даниловского творчества, связанного теория с абсолютным торжеством субъектных трактовок, в числе проблем, интересовавших историка, мы можем обнаружить концепт крестьянской революции как некоего естественного социального движения. В совокупности все это и придает фигуре Данилова как исследователя-аграрника известную сложность и глубину. Французский философ Л. Гольдман на материалах «Мыслей» Б. Паскаля и трагедий Ж. Расина вывел специфический вид мировоззрения, который он назвал «трагическим видением мира». Представители данного интеллектуального типа людей, согласно ему, осознают антагонистический характер любой человеческой реальности и стремятся к ее синтезу, поскольку «истина всегда соединение противоположностей» (Гольдман, 2001: 233). Стратегия исследований и представления Данилова о советской деревне и науке в целом, как кажется, вполне соотносятся с таким типом сознания. Постоянная «игра в бисер», поиск новых концептуальных подходов и решений способствовали интеллектуальному росту историка, поскольку требовали от него скрупулезного изучения многообразия источников, внимания к деталям, серьезнейшего теоретического осмысления проблем. В итоге Данилов поднял качественную планку исследований в области аграрной истории практически на недосягаемую высоту и сам стал главной мемориальной фигурой этого направления. Ибо, говоря словами Л. Гольдмана, «знание является главной привилегией трагического персонажа» (Гольдман, 2001: 448).

Библиография

1. Вступительное слово (гои). В.П. Данилова на повторном обсуждении первого тома «Истории коллективизации сельского хозяйства СССР» //Данилов В.П. История крестьянства России в XX веке. Избранные труды в 2-х ч. Ч. 1. М.: РОССПЭН. С. 252-257.

2. Вылцан М.А., Емец В.А., Слепнев И.Н. (2011). Виктор Петрович Данилов -- фронтовик, гражданин, ученый, борец за демократию и свободу //Данилов В.П. История крестьянства России в XX веке. Избранные труды в 2-х ч. Ч. 1. М.: РОССПЭН. С. 16-68.

3. Вылцан М.А., Емец В.А., Слепнев И.Н. (2005). Творческий путь Виктора Петровича Данилова // Вопросы истории. № 9. С. 150-162.

4. Гольдман Л. (2001). Сокровенный Бог. М.: Логос.

5. Данилов В.П. (1955). Борьба советского государства за создание материально-технических предпосылок коллективизации сельского хозяйства (1926-1929 гг.). Автореферат дисс. к.и.н. М.

6. Данилов В.П. (2011а). «Бухаринская альтернатива» //Данилов В.П. История крестьянства России в XX веке. Избранные труды в 2-х ч. Т. 2. М.: РОССПЭН. С. 123148.

7. Данилов В.П. (2011б). Введение. Истоки и начало деревенской трагедии //Данилов В.П. (2011). История крестьянства России в XX веке. Избранные труды в 2-х ч. Ч. 2. М.: РОССПЭН.

8. Данилов В.П. (2011в). Введение. Советская деревня в годы Большого террора //Данилов В.П. История крестьянства России в XX веке. Избранные труды в 2-х ч. Ч. 2. М.: РОССПЭН.

9. Данилов В.П. (гонг). Возникновение и падение советского общества: социальные истоки, социальные последствия //Данилов В.П. История крестьянства России в XX веке. Избранные труды в 2-х ч. Ч. 2. М.: РОССПЭН. С. 742-759.

10. Данилов В.П. (2011ц). Из истории «перестройки» (переживания шестидесятника-крестья- новеда) //Данилов В.П. История крестьянства России в XX веке. Избранные труды в 2-х ч. М.: РОССПЭН.

11. Данилов В.П. (гоне). Июльский пленум ВКП(б) 1928 г. Введение //Данилов В.П. История крестьянства России в XX веке. Избранные труды в 2-х ч. Ч. 2. М.: РОССПЭН.

12. Данилов В.П. (1983). К изучению культуры и быта советской доколхозной деревни // Советская культура. История и современность. М. С. 376-389.

13. Данилов В.П. (1990). Коллективизация сельского хозяйства в СССР // История СССР. № 5. С. 7-30.

14. Данилов В.П. (1965а). Коллективизация сельского хозяйства СССР // СИЭ. Т. 7. М.: ГИЗ «Советская энциклопедия». С. 484-499.

15. Данилов В.П. (2011з). Кооперация 20-х годов: опыт становления // Данилов В.П. История крестьянства России в XX веке. Избранные труды в 2-х ч. Ч. 1. М.: РОССПЭН. С. 628-641.

16. Данилов В.П. (2011Ж). К проблеме альтернатив 20-х годов //Данилов В.П. История крестьянства России в XX веке. Избранные труды в 2-х ч. Ч. 2. М.: РОССПЭН. С. 724-741.

17. Данилов В.П. (19б5б). Кулачество // СИЭ. Т. 8. М.: ГИЗ «Советская энциклопедия». С. 262266.

18. Данилов В.П. (2011и). К характеристике общественно-политической обстановки в советской деревне накануне коллективизации //Данилов В.П. История крестьянства России в XX веке. Избранные труды в 2-х ч. Ч. 1. М.: РОССПЭН. С. 712-762.

19. Данилов В.П. (1962а). Некоторые итоги научной сессии по истории советской деревни // Вопросы истории. № 2. С. 33-46.

20. Данилов В.П. (2011к). Необычный эпизод в истории отношений ОГПУ и сталинского Политбюро //Данилов В.П. История крестьянства России в XX веке. Избранные труды в 2-х ч. Ч. 2. М.: РОССПЭН. С. 762-773.

21. Данилов В.П. (2011л). Незаконченное введение ко второй книге V тома «Трагедии советской деревни. 1927-1939» //Данилов В.П. История крестьянства России в XX веке. Избранные труды в 2-х ч. Ч. 2. М.: РОССПЭН.

22. Данилов В.П. (1961). О характере социально-экономических отношений советского крестьянства до коллективизации сельского хозяйства. М.

23. Данилов В.П. (1962б). По поводу так называемого третьего этапа аграрной революции (ответ Ю. А. Полякову) // Вопросы истории. № 9. С. 9-14.

24. Данилов В.П. (1977). Советская доколхозная деревня: население землепользование, хозяйство. М.: Наука. Данилов В.П. (1979). Советская доколхозная деревня: социальная структура, социальные отношения. М.: Наука.

25. Данилов В.П. (1982). 1. Советская доколхозная деревня: население землепользование, хозяйство; 2. Советская доколхозная деревня: социальная структура, социальные отношения. Автореферат дисс.... д.и.н. М.

26. Данилов В.П. (1957). Создание материально-технических предпосылок коллективизации сельского хозяйства в СССР М.: Изд-во АН СССР.

27. Данилов В.П. (2011м). Сталинизм и крестьянство //Данилов В.П. История крестьянства России в XX веке. Избранные труды в 2-х ч. Ч. 2. М.: РОССПЭН. С. 680-695.

28. Данилов В.П. (2011н). Сталинизм и советское общество //Данилов В.П. История крестьянства России в XX веке. Избранные труды в 2-х ч. Ч. 2. М.: РОССПЭН. С. 710-723.

29. Данилов В.П. (1988а). Судьба первых пятилеток // Историки спорят. Тринадцать бесед. М.

30. Данилов В.П. (1д88б). 20-е годы: нэп и борьба альтернатив // Историки спорят. Тринадцать бесед. М. С. 122-137.

31. Данилов В.П., Хлевнюк О.В. (2011). Апрельский пленум 1928 г. Введение //Данилов В.П. История крестьянства России в XX веке. Избранные труды в 2-х ч. Ч. 2. М.: РОСС- ПЭН.

32. Данилов В.П., Хлевнюк О.В., Ватлин А.Ю. (2011а). Апрельский пленум ЦК ВКП(б) 1929 г. // Данилов В.П. История крестьянства России в XX веке. Избранные труды в 2-х ч. Ч. 2. М.: РОССПЭН.

33. Данилов В.П., Хлевнюк О.В., Ватлин А.Ю. (20116). Ноябрьский пленум ЦК ВКП(б) 1928 г. // Данилов В.П. История крестьянства России в XX веке. Избранные труды в 2-х ч. Ч. 2. М.: РОССПЭН.

34. Дмитренко В.П. (1988). Сущность нэпа, диалектика его развития // Историки спорят. Тринадцать бесед. М. С. 137-151.

35. Жуков Ю.Н. (2002). Репрессии и Конституция СССР 1936 г. // Вопросы истории. № 1. С. 3-26.

36. Журавель А.В. (2011). Памяти Виктора Петровича Данилова (воспоминания несостояв- шегося ученика) // Суждения. № 11 [Электронный ресурс]. URL: http://suzhdenia. ruspole.info/node/1392 (Дата обращения 19.05.2019).

37. Игрицкий Ю.И. (1999). Еще раз по поводу «социальной истории» и «ревизионизма» в изучении сталинской России // Отечественная история. № 3. С. 180-200.

38. История (1938) Всесоюзной коммунистической партии (большевиков). Краткий курс. М.: ОГИЗ.

39. История (1963) советского крестьянства и колхозного строительства в СССР М.: Изд-во АН СССР.

40. Иосиф Виссарионович Сталин (1947). Краткая биография. М.: Географгиз.

41. Кабанов В.В. (1995). Судьбы кооперации в советской России: проблемы, историография // Судьбы российского крестьянства. М.

42. Коллективизация (1989): истоки, сущность, последствия. Беседа за круглым столом // История СССР № 3. С.131-137.

43. Кондрашин В.В. (2013). Виктор Петрович Данилов -- выдающийся исследователь аграрной истории России XX века // Крестьяноведение: Теория. История. Современность. Ученые записки. Вып. 8. М. С. 160-186.

44. Кондрашин В.В. (2018). «Даниловский сектор» Института российской истории РАН: прорыв в исследованиях аграрной истории России первой половины ХХ века // Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. № 1. С. 187-195.

45. Кондрашин В.В. (2014). Историки-аграрники России XX -- начала XXI в.: творческий путь и международное сотрудничество. Прага: Vedecko vydavatelske centrum «Sociosfera-CZ».

46. Лельчук В.С. (1988). Выбор путей и методов строительства социализма // Историки спорят. Тринадцать бесед. М. С. 151-172.

47. Никулин А.М. (2014). В поисках альтернатив российского развития: переосмысливая наследие аграрника В.П. Данилова // Мир России. № 1. С. 8-34.

48. Онегина И.Н. (1998). Будем уходить от схематизма // Отечественная история. № 5. С. 121-125.

49. Павлова И.В. (2001). Власть и общество в 1930-е годы // Вопросы истории. № 10. С. 46-56.

50. Павлова И.В. (1998). Современные западные историки о сталинской России 30-х годов (критика ревизионистского подхода) // Отечественная история. № 5. С. 30-37.

51. Павлова И.В. (2003). 1937: выборы как мистификация, террор как реальность // Вопросы истории. № 10. С. 19-37.

52. Поляков Ю.А. (1963). Еще раз о некоторых вопросах истории аграрной революции // Вопросы истории. № 2. С. 28-36.

53. Поляков Ю.А. (1962). К вопросу о содержании и этапах аграрной революции в СССР // Вопросы истории. № 8. С. 26-34.

54. Современное крестьяноведение (2015) и аграрная история России в XX веке. М.: РОССПЭН.

55. Р Дэвис -- В. Данилов (1990): диалог историков // История СССР № 2. С. 91-97.

56. Советское прошлое (2000): поиски понимания // Отечественная история. № 4. 5.

57. Соколов А.К. (1998) Спасибо за науку // Отечественная история. № 5. С. 102.

58. Сталин И.В. (1952). Экономические проблемы социализма в СССР М.: Гос. Изд-во политической литературы.

59. Стенограмма (2011) заседания ученого совета Отдела истории советского общества. 29 июля 1965 г. //ДаниловВ.П. История крестьянства России в XX веке. Избранные труды в 2-х ч. Ч. 1. М.: РОССПЭН.

60. Трапезников С.П. (1967). Ленинизм и аграрно-крестьянский вопрос. Т. 1-2. М.: Изд-во ВПШ и АОН. 656 с.

61. Щербань Н.В. (1998). Наука или политическая конъюнктура // Отечественная история. № 5. С. 127-130.

References

1. Vstupitelnoe slovo V.P Danilova na povtornom obsuzhdenii pervogo toma “Istorii kollektivizatsii selskogo khozyaistva SSSR” (2011). [V.P. Danilov's opening address at the second discussion of the first volume of History of Agricultural Collectivization in the USSR]. Danilov V.P Istoriya krestyanstva Rossii v XX veke. Izbrannye trudy v 2-kh ch. Vol. 1, Moscow: ROSSPEN.

2. Vyltsan M.A., Emets V.A., Slepnev I.N. (2011) Viktor Petrovich Danilov -- frontovik, grazhdanin, ucheny, borets za demokratiyu i svobodu [Victor Petrovich Danilov -- a front-line soldier, citizen, scientist, and fighter for democracy and freedom]. Danilov V.P Istoriya krestyanstva Rossii vXX veke. Izbrannye trudy v 2-kh ch. Vol. 1, Moscow: ROSSPEN.

3. Vyltsan M.A., Emets V.A., Slepnev I.N. (2005) Tvorchesky put Viktora Petrovicha Danilova [Victor Petrovich Danilov's scientific career]. Voprosy Istorii, no 9.

4. Goldman L. (2001) Sokrovenny Bog [Secret God], Moscow: Logos.

5. Danilov V.P (1955) Borba sovetskogo gosudarstva za sozdanie materialno-tekhnicheskikh predposylok kollektivizatsii selskogo khozyaistva (1926-1929 gg.) [Struggle of the Soviet state for creating material preconditions for agricultural collectivization (19261929)]. Avtoreferat diss. k.i.n. Moscow.

6. Danilov V.P (2011a) “Bukharinskaya alternative” [“Bukharin's alternative”]. Danilov V.P Istoriya krestyanstva Rossii vXX veke. Izbrannye trudy v 2-kh ch. Vol. 1, Moscow: ROSSPEN.

7. Danilov V.P (2011b) Vvedenie. Istoki i nachalo derevenskoi tragedii [Introduction. Sources and beginning of the rural tragedy]. Danilov V.P Istoriya krestyanstva Rossii vXX veke. Izbrannye trudy v 2-kh ch. Vol. 2. Moscow: ROSSPEN.

8. Danilov V.P (20HV) Vvedenie. Sovetskaya derevnya v gody “Bolshogo terror” [Introduction. The Soviet village in the years of “the big terror”]. Danilov V.P Istoriya krestyanstva Rossii v XX veke. Izbrannye trudy v 2-kh ch. Vol. 2, Moscow: ROSSPEN.

9. Danilov V.P. (20ng) Vozniknovenie i padenie sovetskogo obshchestva: sotsialnye istoki, sotsialnye posledstviya [The rise and fall of the Soviet society: Social sources and social consequences]. Danilov V.P Istoriya krestyanstva Rossii v XX veke. Izbrannye trudy v 2-kh ch. Vol. 2, Moscow: ROSSPEN.

10. Danilov V.P. (20nd) Iz istorii “perestroiki” (perezhivaniya shestidesyatnika-krestianoveda) [From history of “perestroika" (perception of the “shestidesyatnik" -- representative of the 1960s and of the Peasant Studies)]. Danilov V.P Istoriya krestyanstva Rossii v XX veke. Izbrannye trudy v 2-kh ch. Vol. 2, Moscow: ROSSPEN.

11. Danilov V.P (20iie) lyulsky plenum VKP(b) 1928 g. Vvedenie [July Plenum of the CPSU(B) in 1928. Introduction]. Danilov V.P. Istoriya krestyanstva Rossii vXXveke. Izbrannye trudy v 2-kh ch. Vol. 2, Moscow: ROSSPEN.

12. Danilov V.P (1983) K izucheniyu kultury i byta sovetskoi dokolkhoznoi derevni [On the study of culture and everyday life of the Soviet village before collectivization]. Sovetskaya kultura: Istoriya i sovremennost. Moscow, pp.376-389.

13. Danilov V.P (1990) Kollektivizatsiya selskogo khozyaistva v SSSR [Agricultural collectivization in the USSR]. Istoriya SSSR, no 5, pp.7-30.

14. Danilov V.P (1965a) Kollektivizatsiya selskogo khozyaistva SSSR [Agricultural collectivization in the USSR]. Sovietskaya istoricheskaya enziklopedia, vol. 7.

15. Danilov V.P. (2011z) Kooperatsiya 20-kh godov: opyt stanovleniya [Cooperation of 1920s: History of development]. Danilov V.P Istoriya krestyanstva Rossii vXXveke. Izbrannye trudy v 2-kh ch. Vol. 1, Moscow: ROSSPEN.

16. Danilov V.P (2011zh) K probleme alternativ 20-kh godov [On the alternatives of the 1920s]. Danilov V.P Istoriya krestyanstva Rossii v XX veke. Izbrannye trudy v 2-kh ch. Vol. 2, Moscow: ROSSPEN.

17. Danilov V.P (1965b) Kulachestvo [Kulaks]. Sovietskaya istoricheskaya enziklopedia, vol. 8, pp.262-266.

18. Danilov V.P. (2011i) K kharakteristike obshchestvenno-politicheskoi obstanovki v sovetskoi derevne nakanune kollektivizatsii [On the social-political situation in the Soviet village on the eve of collectivization]. Danilov V.P Istoriya krestyanstva Rossii v XX veke. Izbrannye trudy v 2-kh ch. Vol. 1, Moscow: ROSSPEN.

19. Danilov V.P (1962a) Nekotorye itogi nauchnoi sessii po istorii sovetskoi derevni [Some results of the scientific session on the history of the Soviet village]. Voprosy Istorii, vol. 2, pp.33-46.

20. Danilov V.P (2011k) Neobychny epizod v istorii otnoshenii OGPU i stalinskogo Politbyuro [An unusual episode in the history of relations between the JSPD and Stalin's Political Bureau]. Danilov V.P Istoriya krestyanstva Rossii vXX veke. Izbrannye trudy v2-kh ch. Vol. 2, Moscow: ROSSPEN.

21. Danilov V.P (2011l) Nezakonchennoe vvedenie ko vtoroi knige V toma “Tragedii sovetskoi derevni. 1927-1939” [Unfinished introduction to the second book of volume V of the Tragedy of the Soviet village. 1927-1939]. Danilov V.P Istoriya krestyanstva Rossii v XX veke. Izbrannye trudy v 2-kh ch. Vol. 2, Moscow: ROSSPEN.

22. Danilov V.P (1961) O kharaktere sotsialno-ekonomicheskikh otnoshenii sovetskogo krestyanstva do kollektivizatsii selskogo khozyaistva [On the Features of the Social- Economic Relations of the Soviet Peasantry Before Agricultural Collectivization], Moscow.

23. Danilov V.P (1962b) Po povodu tak nazyvaemogo tretiego etapa agrarnoi revolyutsii (otvet Yu.A. Polyakovu) [On the so-called third stage of the agrarian revolution (answer to Ju.A. Poljakov)]. Voprosy Istorii, no 9, pp. 9-14.

24. Danilov V.P (1977) Sovetskaya dokolkhoznaya derevnya: naselenie zemlepolzovanie, khozyaistvo [Soviet Village Before Collectivization: Population, Land Tenure, Economy], Moscow: Nauka.