Проблемы синтеза традиционного и современного в странах Востока

«Массовая потребительская культура с ее стандартизацией вкупе с крайним индивидуализмом- одна из самых хитрых уловок западной цивилизации», справедливо делает вывод Н. Фергюсон.

Так Китай стал не только лидером промышленного производства. Долгое время низкие зарплаты удешевляли производство, но одновременно- сдерживали рост внутреннего потребления. Летом 2010 г. размер минимального оклада был повышен в десятках регионов страны. На протяжении последних 30 лет потребительские расходы населения Китая увеличивались в среднем на 9%, что привело к настоящему потребительскому буму среди городского населения. Китайцы уже откладывают меньше денег, чем раньше, в надежде на социальную помощь государства. Потребительский кредит стал постоянным спутником городского населения Китая. В 2010 г. на долю КНР приходилось 25% мирового сбыта предметов роскоши, например, автомобилей Rolls Royce в Китае было продано больше, чем в Великобритании, а французский дом моды Louis Vuitton открыл 17 магазинов не только в Пекине и Шанхае, но и в других крупных городах. Ежегодно Китай закупает 32% швейцарских часов. В 2011 г. продажи лосьонов для ухода за кожей для мужчин выросли на 40%. Корреспондент «Аргументы и Факты» Г. Зотов писал: «Китайцы долго были нищими. И, едва они впервые в своей истории разбогатели, у людей “отказали тормоза”. Всем хотелось только одного- потреблять». Между тем, в Китае существует огромных запас «латентных потребителей» до 800 млн. крестьян, выключенных пока из процесса «современного потребления». Государство не только способствовало повышению зарплат в городах, но и предоставило субсидии китайским производителям бытовой техники для реализации своей продукции в сельских районах, развивает схемы потребительского микро кредита и обязалось к 2015 г. открыть по одному магазину в каждой деревне. Иная, не менее масштабная «фабрика потребления» растет в Индии, где к 2025 г. ожидается увеличение численности главного потребителя среднего класса до 500 млн. чел. И это считают важным экономическим активом Индии, а также Индонезии, Вьетнама и некоторых других стран. По мнению М. Завадского, объемы потребительского кредитования в Азии в целом «будут только расти. Возможно, именно это станет тем решающим фактором, который изменит модель развития главного локомотива азиатской экономики- Китая. Общество, начавшее жить в кредит, как показывает опыт США и Западной Европы, очень неохотно отказывается от этой привычки». Стоит назвать и такой вид престижного потребления как туризм. В 2012 г. Китай стал крупнейшей туристической страной мира, обогнав США и Германию. В 2000 г. китайцы совершили около 10 млн. зарубежных туристических поездок, в 2012 г. - более 83 млн, израсходовав за рубежом 104 млрд долларов Растет и внутренний туризм: только в 2006 г. китайцы совершили почти1,4 млрд поездок, потратив на это 85 млрд долларов «Сущность всеобъемлющего индустриализма выражается в принципе рационального использования всех сил природы и человека для производства материальных благ… писал Б.П. Вышеславцев. “Жить, чтобы производить”, а не “производить, чтобы жить”, в этом уродливость индустриализма». Сократовский вопрос «ради чего все это?» не ставился никогда. Мощь техническая, мощь организованной массы производителей и неуемные желания потребителей- вот что вдохновляет людей, включенных в индустриальную культуру. Отказаться от нее уже невозможно. Внести самоограничения- по соображениям экологии, этики, экономических проблем- непросто.

2.2 Устойчивая многоукладность восточной модели экономики

Итак, диапазон состояния национальных экономик восточных стран крайне широк: от наукоемких производств до примитивного хозяйствования натурального типа. Абстрактная модель «чистого восточного общества», конечно, не только упрощает понимание реального развития Востока, но и искажает его. Это подвигло академика Н.А. Симония к следующей классификации РС по уровню их экономического развития:

развитые капиталистические страны, в которых уже имеются элементы постиндустриальной экономики(ИТ уклад);

индустриализирующиеся развивающиеся страны, в которых совершается переход от индустриальной модернизации к внедрению элементов ИТ уклада;

раннекапиталистические развивающиеся страны, чье экономическое развитие не выходит за рамки индустриализма;

слаборазвитые развивающиеся страны с преобладание низко продуктивного сельского хозяйства;

несостоявшиеся государства, в которых становление государственности отодвигает на второй план задачи экономического развития.

Иначе говоря, в большей части восточных обществ возникло не просто сосуществование традиционных и современных укладов, а их симбиоз. Индустриальная современность в значительной мере существует за счет сохранения отсталости. Если начать фронтальную модернизацию, то сил, средств и ресурсов хватит ненамного. Например, государство или частный сектор может закупить новейшие технологически станки и оборудование, что в сотрудничестве с иностранным капиталом позволит обеспечить ограниченное, очаговое развитие современного технологического уклада, и связанного с ним уклада жизни. Но чаще случается, что низкий уровень квалификации рабочей силы и низкая производительность труда не позволяют развивать эффективное производство, и происходит омертвление инвестиций. В частности, В.Н. Уляхин указывал на сохранение «колоссальных различий в производительности труда основных структурных подразделений». Отсюда следует, что чем ниже производительность труда, тем, как правило, ниже был подушевой доход и больше расходы на товары первой необходимости». Но иностранный капитал не заинтересован в такого рода производстве, там преобладает национальной капитал, обеспечивающий потребности национального рынка в дешевых потребительских товарах на старом, привычном техническом уровне. Так и в наши дни происходит воспроизводство традиционного и полу традиционного укладов жизни и хозяйствования.

Примеры традиционности можно найти в культуре труда и в высоко развитой Южной Корее. В Сеуле приглашенным иностранным инвесторам в качестве одного из преимуществ в новых свободных экономических зонах(СЭЗ) предлагалась возможность не оплачивать женщинам отпуск по беременности. «В Европе такое невозможно!» - возмущенно заявил итальянский бизнесмен. «Это нормально. Мы вообще собираемся распространить опыт СЭЗ на всю территорию Южной Кореи» реагировал заместитель министра по знаниям и экономике. Такого рода прагматизм порожден важностью иностранных инвестиций. В большинстве стран Востока объективные обстоятельства вызвали к жизни политику очагового развития и выборочной модернизации. За десятилетия развития структура национального хозяйства в большинстве РС претерпела кардинальные изменения, приблизившись к современной модели, как и отраслевая структура самодеятельного населения. Показательна в этом отношении динамика перемен в КНР. За 1978-2009 гг. в общем объеме ВВП доля сельского хозяйства сократилась с 28,2% до 10,6%, а доля занятых с 70,5% до 38,1%, при том что объем сельскохозяйственной продукции увеличился от 102,7 млрд юаней до 3 547,7 млрд. Показатели по промышленности таковы: доля в ВВП составляла 47,9% (174,5 млрд.) и 46,8 (15 695,8 млрд), доля занятых- 17,3% и 27,8%. В сфере услуг соответственно- 23,9% (87,3 млрд.) и 42,6% (14 291,8 млрд), доля занятых- 12,2% и34,1%. Это не совсем современная модель постиндустриальной экономики, какую можно увидеть, например, в Австрии (2008): отраслевая структура ВВП и занятости: сельское хозяйство- 1,9% и 5,5%, промышленность- 30,7% и 27,5%, сфера услуг- 67,4% и 67,0% . К такому соотношению приблизилась Южная Корея, отчасти Турция, в то время как в Индии, Вьетнаме, Индонезии пропорции трех секторов национального хозяйства ближе все-таки к начальному уровню модернизации. В то же время, специалисты обратили внимание, что за первые полтора десятилетия XXI в. экономика Китая выросла не только по абсолютным показателям материального производства, прежде всего- промышленного производства, но по качественным показателям. За период 2003-2012 гг. доля Китая в общем мировом объеме высокотехнологичной продукции выросла с 8% до24%, это второе место после США. За очевидным успехом стоит долгосрочная стратегия государства, увеличившего в 1996-2012 гг. долю затрат на НИОКР в ВВП с0,5% до1,98%. Успехи «авангарда» китайской экономики отчасти затмевают состояние ее основного массива, вступающего только в индустриальную стадию. Это выражается не только в сохранении больших объемов традиционного или полу современного(по всем показателям) сельскохозяйственного производства. Об этом свидетельствует низкий уровень автоматизации, механизации и компьютеризации во всех секторах экономики. Причины тому- не только технологическая отсталость, но и названное ранее давление демографического фактора в виде безработицы. Масса избыточной и дешевой рабочей силы остается проблемой не только Китая, но и большинства РС. Попыткой синтезировать традиционное и современное стало в 1970-е годы явление «промежуточных технологий»: современные технологии, приспособленные к использованию большего числа рабочих, что в те годы оказалось особенно важно для Индии. Спустя сорок лет действовала та же стратегия в промышленности и потреблении. В Индии автомобиль остается еще предметом роскоши и целью знакового потребления, индийцы предпочитают более дешевые средства передвижения- мопеды и мотоциклы. В 2008 г. для внутреннего рынка автопроизводитель Tata Motors представила свою разработку автомобиль Tata Nano, уникальностью которой является сверхнизкая цена- 2,5 тыс. долл. («машина за один лакх»). Машина не оборудована подушками безопасности, нет кондиционера, стеклоподъёмников и усилителя руля, на приборной панели всего три индикатора, она дешевле автомобиля компании Suzuki (4 тыс. долл.), считавшегося самым доступным. Тогда же индийская корпорация Spice представила модель мобильного «народного телефона» по цене ниже 20 долл. за штуку, рассчитывая позднее снизить цену до10 долл., в то время как стоимость дешевых моделей начинается от 45 долл. Аппарат имеет минимум функций, у него нет даже дисплея. В стране с миллиардным населением пока лишь 230 млн. имеют персональные мобильники, но «народный телефон» рассчитан также на рынки стран Азии и Африки. Ныне индийская экономика характерна не только наличием большого аграрного сектора, обременительного для модернизации. Из 50 макро технологий, обеспечивающих в мире производство наукоемкой продукции, Индия способна конкурировать на мировом рынке по40 ключевым направлениям, в частности, это программное обеспечение, оптика и оптоэлектроника, телекоммуникационное и геодезическое оборудование, нано технологии, фармацевтика. Информационно-технологический комплекс, включающий выпуск компьютерной техники, средств цифровой связи, производство ПО и информационных услуг стал одним из основных ресурсов развития национальной экономики. Один из примеров современного производства- деятельность крупнейшей индийской компании по разработке программного обеспечения «Тата консалтинг сервис из», создавшей свой новый центр аутсорсинга в Уругвае, причем местным работникам предложены «Тата», как если бы компания располагалась в Мумбаи. Компания «Сатьям компьютер сервисиз» в 2006 г. начала передавать часть своих американских заказов на аутсорсинг в индийские деревни, сначала в 2, потом- в150. В стране достаточно хороших Интернет-каналов, дотянувшихся до крупных деревень, а сельские жители «очень стремятся к работе». По словам главы «Сатьям», «это способ создать в деревне-экономическую жизнь». В то же самое время, немалая часть индийского общества (ОПО) продолжает свое эволюционное развитие по иному руслу. Глубину проблем признает Плановая комиссия Индии:

«Страна, где свыше миллиарда ртов, которых надо кормить, находится под постоянным стрессом, будучи вынуждена выжимать все больше и больше из своих сельскохозяйственных ресурсов, причем в условиях, когда площадь возделываемой земли неуклонно снижается, а доходы, на сельскохозяйственные вложения падают». Рассмотрев процессы развития сельского хозяйства Индии в длительной перспективе, В.Г. Растянников делает вывод: «Чем интенсивнее экономический рост несельскохозяйственного сектора и чем сильнее отставание аграрного сектора, тем активнее растет и укрепляется уже сложившийся дуализм в экономике…». И это вывод характеризует долгосрочные тенденции развития всего национального хозяйства Индии. Модернизация по западной модели не смогла изменить структур индийской экономики, состояние которой до сих пор в значительной мере зависит от внутреннего потребления, нежели от экспорта, внешне более напоминая развитую страну. В то же время, показатель уровня наемного труда остается прежним. По словам профессора делийского университета Аруна Моханти, в стране остается проблемой широкое распространение неформальной занятости- до 90%, в то время как уровень такой занятости в Китае- около 53%. Правительство прилагает большие усилия для создания новых рабочих мест: в 2000-2005 гг. ежегодно создавалось по 11 млн новых рабочих мест (310, 2007. Другим примером дуалистичности индийской экономики можно назвать сферу розничной торговли: более 95% индийского розничного рынка по-прежнему приходится на неорганизованный сектор- рынки, частные лотки, торговлю с рук. Конечно, в центре Нью-Дели или Мумбаи немало крупных магазинов вполне европейского типа, но не они типичны. Власти планируют, что доля современной торговли должна вырасти с 4% до 25% к 2018 г., однако большинство современных торговых центров планируется создавать в делийском регионе. Наряду с очаговым развитием современных укладов хозяйствования и сам капиталистический уклад обретает в большинстве стран Востока формы, необычные для исходной модели: где-то это «клановый капитализм», где-то «патриархальный капитализм». Проблема коррупции(кумовство, непотизм) существовала давно, но в последние десятилетия в развивающихся экономиках решающим фактором при одобрении проекта и при заключении сделки стали «полезные связи» в государственном и административном аппарате. Именно это обстоятельство, а не только традиционная деятельность в торговле или предпринимательстве стали основой формирования новой буржуазии. Клановый принцип формирования крупной буржуазии хорошо виден в таких разных странах как Саудовская Аравия, Индияи Южная Корея. В королевстве в период нефтяного бума благодаря прямымсвязям с правящей семьей еще в 1970-е годы появились миллиардеры: Аднан Хашогги, Гейт Фараон, Ахмед Джуффали, Аб-дель Азиз аль-Гусейби и другие. Все они возглавили семейные конгломераты торговых, промышленных и финансовых компаний со слабо выраженной специализацией, захвативших монопольные позиции в отдельных отраслях или в регионах страны и начавших проникновение на мировые рынки. Например, братья Ахмед, Ибрагим и Али Джуффали начинали с розничной торговли, в 1940-е годы получили подряд на электрификацию эт-Таифа и Мекки и стали представителями «Дженерал Электрик», а в 1960-е годы обратились к промышленности строительных материалов, что как раз совпало с началом индустриализации. В 1970-е годы братья занимались сбытом западных автомобилей, сельскохозяйственной и строительной техники, создали автосборочный завод. Торговая семья Алиреза стала известной с середины XIX в. В начале 1930-х годов семья стала представлять в королевстве компанию «Дженерал Моторс», что заложило основу ее дальнейшего преуспеяния. К 1960-м годам это была первая в стране семья миллионеров, конечно, не считая королевской семьи. Предпринимательской деятельностью занялись и почти все эмиры королевской семьи Аль Сауд, образовав внутри нее отдельные деловые конгломераты, что вызвало к жизни пословицу: «не все наши торговцы- эмиры, но все эмиры- торговцы». Наибольшую известность в мире получил эмир Валид ибн Талал, миллиардер, ведущий деловые операции пои всему миру, построивший в центре эр-Рияда крупнейший в стране небоскреб, с обзорной площадки которого открывается поразительный вид на столицу королевства. В Индии в составе монополистического капитала особенно выделяются два крупнейших конгломерата, контролируемых семействами Бирла и Тата. И те и другие, выходцы из торгово-ростовщических каст Бомбея (Мумбаи), начинали с торговли, в 1940-е годы обратились к импорту и сборке автомобилей, а ныне преобладают в сфере производства легковых автомобилей, грузовиков и автобусов, в станкостроении и легкой промышленности, в нескольких штатах контролируют тяжелое машиностроение, текстильное производство, химическую и горнодобывающую промышленность. В целом, они прочно занимают господствующее положение в индийском крупном бизнесе, и по размерам совокупных активов они в несколько раз превосходят любое другое монополистическое объединение: Тата контролирует 21 компанию, в которых семейный пакет акций составляет 67%, Бирла- 22 компании, обладая 30% акций. Их доля в совокупных активах 20 крупнейших торгово-промышленных и финансовых групп составляла в1951 г. 47% (2,17 млрд инд. рупий), в 1988 г. - 44% (111,23 млрд инд. рупий) (78, с.254 -256). В Южной Корее так же как в Индии не авторитарный, а демократический политический строй, но и там семейные компании Samsung и Hyundai стали мировыми сверхмонополиями. В 2013 г. Samsung обеспечил 17% национального ВВП. Там говорят, что «смартфон Sumsung в руках корейца столь же обыкновенен, как крестик на шее русского». Основатель конгломерата Hyundai Чон Чжу Ён еще в 1986 г. решился выйти на автомобильный рынок США со своим автомобилем, и это стало началом безудержной экспансии компании. К 2010 г. Hyundai сталаодной из пяти ведущих автомобилестроительных компаний мира. Степень монополизации экономической жизни Южной Кореи велика: в стране 30 крупнейших компаний обеспечивают 70% национальной экономики. Крупный капитал предпочитает действовать в форме акционерных компаний закрытого типа, по существу- это семейно-клановые объединения, несмотря на современные технологии ведения деловых операций. Причина этого проста- сталактитовый тип общественного развития в ходе «догоняющей модернизации». Поэтому западная модель национального хозяйства, пирамида, в основании которой широкий слой тысяч мелких компаний, составляющих основу экономики, далее - сотни средних, и на вершине- десятки монополий, оказалась перевернутой: на вершине оказались четыре системообразующих финансово-промышленных холдинга, занимающих господствующие позиции в экономике, средняя часть- около 40 менее крупных чоболей, а в основании- слаборазвитый и почти изолированный от чоболей средний и малый бизнес. В 1990-е годы в Южной Корее прошла формальная процедура «разукрупнения», но фактически все осталось по старому. Этот устойчивый монополизм более чем далек от «демократического развития капитализма» на Западе. Исследуя указанные процессы, американский экономист Д. Родрик в 2011 г. пришел к выводу в отношении перспектив развития индустриального общества в глобальном мире, назвав его «три леммой мировой экономики»: «… мы не можем одновременно поддерживать демократию, национальное самоопределение и экономическую глобализацию». Ныне уже второе и третье поколения управляют семейными корпорациями. Сферы их деятельности чрезвычайно широки: торговля, транспорт, энергетика, строительство, гостиницы, банки, сельское хозяйство, обрабатывающая промышленность, сфера услуг. В отличие от западной модели акционерных компаний, принципы семейственности и преемственности позволяют саудовским и южнокорейским миллиардерам думать не только о текущих операциях, но и о дальней перспективе. Семейные корпорации существуют в Индии, Турции и других странах Востока. В таких компаниях уже действуют профессиональные управляющие, их акции могут торговаться на бирже, но они свободны от давления со стороны акционеров. Такой симбиоз традиционных и современных начал в предпринимательстве довольно далек от норм демократического капитализма, лежащих в основе исходной западной модели, но- все еще обеспечивает процесс национального развития. На Востоке сталактитовый тип развития капитализма привел к усилению социального расслоения. Для его смягчения и ради укрепления социально-политической стабильности власти прибегают не столько к созданию новых рабочих мест и регулированию деятельности крупного капитала, сколько к системе государственных подачек разного рода. Цель такого рода расходов- создание в максимально возможной степени государства всеобщего благосостояния. В Индии в 2005 г. была принята Национальная программа содействия занятости населения имени Махатмы Ганди. Программа гарантирует сельским беднякам ежегодно 100 дней занятости в государственном секторе, что обходится бюджету в 10 млрд долл. Обсуждается вопрос о создании такого рода программы по продовольственным субсидиям для бедных слоев населения. Тем самым, в Индии происходит отказ от капиталистических принципов хозяйственной жизни, там, так же как и в Саудовской Аравии, но по-другому, патриархальное покровительство государства побуждает жителей довольствоваться существующим положением, отложив инициативу и стремление к новому. В то время как в Китае сельская массовая миграция привел к росту городов и росту рабочей силы в промышленности, в Индии искаженные стимулы побуждают крестьян оставаться в деревне. Это вызывает в памяти ситуацию с законом Спинхенленда в Великобритании в 1795 г., где лишь через четверть века смогли отказаться от такого «рая для дураков». Статьи на социальные нужды в бюджете Индии в последнее десятилетие быстро росли, что порождало текущий дефицит бюджета и увеличивало государственный долг. Сходную политику можно увидеть и в Малайзии, где энергичный премьер-министр Махатхир Мохаммед в 1990-е годы разработал программу «позитивной дискриминации». Ее целью было предоставление этнической группе коренного населения Малайзии бумипутра преимуществ в деловой жизни. Возникла система расовых квот и субсидий, охватывающая не только хозяйственную, но и административную и даже образовательную сферы жизни. При таком покровительстве властей 30%-е меньшинство китайцев чувствует себя ущемленными. Специфическим проявлением многоукладности стало появление в исламских странах банков, организовавших свою работу на иных принципах, чем западные финансовые учреждения. Исламские банки в арабских странах, Иране и Пакистане, Малайзии и Индонезии стали очевидным проявлением стремления Востока по формированию своей собственной модели капиталистического хозяйства(или постиндустриальной экономики), в большей степени связанной с отечественной Традицией. Об эффективности такого рода финансовых учреждений свидетельствует успешная деятельность их отделений в Лондоне, одном из финансовых центров мира. Показателем иного рода верности традиции стала организация производства на многих промышленных предприятиях в Китае с учетом правил фэн-шуй: материалы завозят на завод только с востока, производственные цеха также в направлении восток-запад, а готовая продукция отгружается лишь с западной стороны завода. Таким образом, можно сделать вывод не только об усложнении экономической жизни в странах Востока в их относительно продуктивном стремлении реализовать у себя западную модель постиндустриальной экономики. Можно констатировать, что в итоге дифференциации восточных обществ сформировались собственные восточные модели экономического развития. Их прообразом стала японская модель, показавшая свое превосходство в 1970-1980-е годы(меньше внимания привлекли аравийская модель в силу своей специфики, и турецкая модель, показавшая свои результаты в 2000-2010-е годы). Позднее на ее основе возникли ее успешно действующие модификации- тайваньская, южно-корейская, китайская, индонезийская. Именно их, а не западную модель принимали за образец экономического развития правительства Малайзии, Филиппин, Индии и других стран Азии. Не Японию, а Южную Корею уже называют «азиатской Германией», региональным «золотым стандартом» в области высокотехнологичного производства. Наряду с усилением Востока стала очевидной и иная тенденция- формирование модели дуалистической(«двухколейной») экономики. Распад былого органического единства восточного социума и быстрая социально-экономическая дифференциация привели к формированию в нем двух взаимосвязанных и взаимозависимых течений: современного и несовременного, каждое из которых содержит свои пласты и уклады жизни и хозяйствования. В начале XXI в. в западном научном сообществе повсеместно происходит отказ от западной модели индустриального общества как нормативной для Востока. «В конечном счете, мировой экономике придется примириться с существованием больших различий между китайской культурной, социальной, и политической системой и западными ценностями и институтами, которые доминируют в мире и по сей день. Никто не мешает американцам и европейцам надеяться на то, что экономический рост сделает Китай либеральным, капиталистическим и демократическим обществом, приблизив его к Западу, рассуждает Д. Родрик, однако у нас нет особых оснований для того, чтобы верить в такую конвергенцию. Китай имеет свои собственные представления о разумной организации экономики, общества и государства, и о том, какими должны быть их взаимоотношения, и корни тих представлений скрываются в его долгой истории».

III. Сосуществование традиционных и современных начал вполитической жизни стран Востока

3.1 Политика: государство и общество

Понятие политика до настоящего времени не имеет однозначного толкования и используется в широком смысле. К сфере политики зачастую относят весьма различные явления: государство и государственность, право и юриспруденция, политическая культура, политические идеи, правовые учения, институты власти, политические организации и т.д. Политика- одна из важных сфер человеческой деятельности, наряду с экономикой, культурой и социальной жизнью. Политика остается одновременно и отражением, и результатом, и процессом жизни общества. Нас будут интересовать государство и государственность, как центральные элементы политики, а также политическая культура и политическая система, то есть, те явления в общественной жизни восточных стран, которые в эпоху коренных социально-экономических реформ пережили кардинальные перемены и подверглись влиянию или воздействию внешнего фактора- Запада. В то же время, в сфере политики не только не исчезли, но зачастую даже не умалились традиционные начала и структуры, вступившие во взаимодействие, подчас конфликтное, с заимствованными западными(европейскими) структурами и идеями. Замедление формационного развития восточных обществ в XVI-XIX вв. прямо отразилось на течении в них политической жизни. Долгое время понятия «политическое» и «государственное» в них совпадали, вся политика относилась к компетенции государства, а точнее- к власти. Еще точнее- к верховному правителю. В этом видно постепенно нараставшее разительное несовпадение базовых основ государственности и политической культуры на Востоке и на Западе. Делом правителя в восточном обществе с древности считалось выполнение своего долга по защите интересов своих подданных. В западном обществе произошел отход от такого же рода идей Аристотеля, видевшего целью политики государства достижение «общего блага», равно как и блаженного Августина, предлагавшего привить власти моральные и религиозные ценности, сохраняя в то же время разграничения между Богом и кесарем. С XVI в. взяли верх идеи Н. Макиавелли. Итальянский философ и политический деятель, выражая дух Нового времени, отбросил теоцентристский подход и утверждал, что расхождение исключительно земных(мирских) интересов целого (государства) и его частей(граждан) ведет к необходимости использования ими для достижения своих целей всех средств, в том числе, насилия, хитрости и обмана. Важнейшей движущей силой истории Н. Макиавелли считал политическую борьбу, рассматривая ее как вечное столкновение интересов различных индивидов, сословий и групп. Он отверг античный и христианский подход к политике с позиций морали; в борьбе за власть ставка делается на силу, полагал он, утверждая, что государство есть суверенная организация власти, овладение которой - главная цель всей политики. Это вело к размыванию образа сакральности государя и государства, возрастанию самостоятельности отдельных групп граждан и личностей, усложнению общественной жизни и выработке определенных норм поведения в отношениях с государством и между собою. Но на Востоке верховный правитель по-прежнему сочетал прерогативы светского властителя и выразителя(блюстителя) божественных установлений. В его руках был контроль над государственной и общественной собственностью, осуществляемый через бюрократический аппарат. У членов такого общества утверждалось коллективистское (общинное, групповое) сознание, были стеснены возможности для проявления индивидуальной свободы воли и свободы выбора. Общество оказывалось объектом политической жизни, а единственным субъектом политической жизни на Востоке до конца XIX в. оставалось государство. В такого рода условиях сдерживалось развитие капиталистических начал в экономике и демократических начал в политике. Не имелось общих норм права, которые защищали бы частнособственнические отношения. Более того, на Востоке закон в его нормативном значении имел подчиненное(или равное) значение в сравнении с обычаями и религиозными канонами. И точно так же, как теоцентристский подход определял сознание людей, теологический подход определял их политическую жизнь. Но любое общество является выражением конфликтного разнообразия идей, устремлений и желаний его членов. Они могут обретать единство в подчинении верховной власти или в стремлении отразить внешнюю угрозу, а затем противоречия вновь выходят на поверхность общественной жизни и требуют урегулирования путем политики, путем принуждений и договоренностей, путем формирования специальных структур и институтов для локализации общественных противоречий. В ходе модернизации в политической жизни восточных народов возникли ранее неизвестные начала: национально-освободительное движение, классовые отношения, национальное начало и национализм, социальная идеология(социализм, либерализм), а также защита Традиции. Все это стало отчасти реакцией на своекорыстную политику западных метрополий, отчасти- результатом процессов внутреннего развития восточного общества. Собственно национальные начала возникли в политической жизни Запада в эпоху Наполеоновских войн, когда революционная Франция вольно или невольно оказала влияние на формирование основ современного капиталистического общества в Испании, в раздробленной Германии, в Италии, по всей Европе(всякий капитализм национален). На политической карте в XIX в. появились новые государства Греция (1830), Бельгия (1839), Румыния (1856), Италия и Германия (1871), Болгария и Сербия (1878), Норвегия (1905), и далее- после развала трех великих империй в 1918 г. И в этом восточные общества повторяли путь западных стран. Идеология как духовная опора современного общества возникает в политической жизни буржуазных Франции, Великобритании и США, а после 1917 г. - в социалистической России. Ярким примером сочетания старых и новых начал в политической жизни Китая стало Их этуаньское восстание («Боксерское восстание») в 1899-1901 гг., основанное не только на привычных идеях справедливости, но и на отвержении попыток модернизации, идеях национализма вплоть до ксенофобии. Сочетание идей национализма и социализма можно увидеть в реформаторской вестернизирующей политике Кемаля Ататюрка в Турции в 1920-1930-е годы, объективно совпадающей с логикой политики «национального социализма» вполне европейских политиков Ю. Пилсудского в Польше и Б. Муссолини в Италии.

3.2 Развитие общественно-политической мысли на Востоке

Формирование политической мысли в странах Востока протекало по-разному. В Китае в VI в. до н.э. Лао Цзы, основоположник даосизма, и в V в. до н.э. Конфуций заложили фундамент этической и политической культуры, в основе которой- патриархально-патерналистская концепция государства. В Китае конфуцианство(обретшее социальные функции религии) было официальной идеологией до падения империи в 1912 г., сохраняло свое значение в духовной жизни и позднее. Идеал государственного устройства по Конфуцию- соединение власти сакрально почитаемого правителя и ученых интеллектуалов ради укрепления государства, которое отождествлялось собществом, рассматривалось в божественных и семейно-родственных категориях(«государство- одна семья», «государь- Сын Неба» и одновременно «отец и мать народа»). «Благородный муж, говорил Конфуций, беря за основу[своей деятельности] справедливость, приводит ее в соответствие с [принципами] ли». Морально-этические принципы ли формулировались на основе норм поведения китайской общины: почитание предков, человеколюбие, уважение к старшим и подчинение им, честность, искренность, стремление к внутреннему самосовершенствованию. Противниками конфуцианства были сторонники легизма, одного из ведущих идейных течений в древнем Китае. В трактатах теоретика легизма Шан Яна(390-338 гг. до н.э.), рассматривавшего отношения между обществом и государственной властью как антагонистические, содержатся многие идеи, позднее развиваемые Н. Макиавелли. В концеXIX в. к новому истолкованию конфуцианства обращается идеолог «ста дней реформ» Кан Ювей (1858-1927), а его ученик Май Мэнхуа (1875-1916) приступил к переоценке учения Шан Яна. Легизм привлекал реформаторов возможностью создания конституционной монархии, ограниченной законом и парламентом. Май Мэнхуа призывал учиться у Шан Яна, утверждая, что главная причина вековой отсталости Китая состоит в том, что страной управляли не на основании закона. В1972-1976 гг., последние годы правления Мао Дзедуна возникла апология идеалов легизма, принципы которого использовались в политической борьбе с противниками «великого кормчего». Причина «живучести» Традиции объясняется одной из «характерных национальных черт китайцев» высоком уровне исторического самосознания, знанием истории своей страны и спецификой национальной культуры, укорененной в конфуцианстве. Поэтому, указывал Л.С .Переломов, «став живой традицией, институт “история-политика” воспринимался как органическая часть механизма управления. В Индии выработка системы идей политического устроения общества шла на основе у панишадс их принципами божественного происхождения мира, идеей предопределения и утверждения примата духовного над материальным. В IIIII вв. возникают несколько ортодоксальных и неортодоксальных философских школ, чьи идеи определялись параметрами упанишад, а наиболее влиятельной стала веданта, систематизирующая и наиболее последовательно развивающая идеи упанишад. Раммо-хан Рай(1772-1833) внес большой вклад в соединение идей реформируемого индуизма с идеями западноевропейского либерализма. Одним из первых представителей брахманской элиты он посетил Запад и оценил его достижения. Р. Рай призывал британскую колониальную администрацию провести важные политические реформы с участием индийцев(разделение законодательной и исполнительной власти, введение демократических свобод, развитие свободной прессы). Неоведантизм стал в XIX-XX вв. философским обоснованием нового мировосприятия и миропонимания, он явился теоретическим фундаментом программы партии Индийский национальный конгресс. Идеологию ИНК определило учение Махатмы Ганди (1869-1948), глубоко религиозного человека, ставшего идеологом индийского национально-освободительного движения. М. Ганди получил известность как основатель тактики ненасильственного ведения политической борьбы сатьяграха(упорство в истине). Внесение им этических начал в политику стало попыткой синтеза Традиции и Современности. На Ближнем Востоке политическая мысль развивалась в рус-ле античной, греческой традиции, и канонов ислама. Аль Фараби (870-950), которого считают «отцом» арабской политической мысли, считал главной целью политики достижения счастья и лучшей доли человека, основываясь на морально-этических принципах, сходных со взглядами Платона и Аристотеля. Аль-Фараби развивал учение о добродетельном правителе, одновременно бывшим философом и имамом. Создание Арабского халифата вызвало к жизни в XI-XIV вв. появление мусульманской концепции государства, в основе которой лежали понятия имамат и халифат. Принципы организации и функционирования такого государства исходили из основополагающей идеи аль-Маварди (974-1058):

«Имамат суть преемство пророческой миссии в защите веры и руководстве земными делами». Имам был духовным руководителем общины единоверцев, халиф стал одновременно главой религиозной общины и правителем в светских делах, войне и хозяйственной жизни. В подтверждение примата государства над частными интересами выдвигался известный хадис пророка Мухаммеда: «Имам-деспот лучше смуты». В то же время считалось, что высшую власть осуществляет община, лишь поручая халифу руководить собой. Однако происходит разделение мусульманского учения о государстве на две школы- суннитскую и шиитскую. Шииты полагали, что государство- не правовой институт, а одна из опор ислама; они утверждали, что верховный суверенитет принадлежит исключительно Аллаху, от имени которого всеми делами единолично руководит имам, не связанный волей общины. Это различие- отрицание суннитской правовой теорией абсолютной власти главы государства и, напротив, наделение его по шиитской доктрине почти божественной властью- сказывалось на политической жизни ближневосточных государств и в ХХ в. Вершиной политико-правовой мысли арабского мира стало учение Ибн Халдуна (1332-1406). Он разработал классификацию форм правления от «чистого халифата» первых праведных халифов к монархии, когда принцип веры был заменен принципом силы, и государство лишь формально называлось халифат, что и выразилось в конечном счете его наименованием султанат, в котором султан оставался просто светским государем. В арабском мире к концу XIX в. уже хорошо были известны идеи и практика западной политической жизни, арабские ученые пытались применить европейские политико-правовые учения к действительности, к решению задачи обретения национальной независимости. Джемаль ад-Дин Афгани (1839-1897) решительно отвергал атеизм и отстаивал идею о возрождении ислама путем освобождения его от накопившихся новшеств. В то же время, аль-Афгани безоговорочно отвергал абсолютизм как принцип власти и защищал коранический принцип консультативного правления; он отвергал слепое копирование западного опыта, но допускал использование арабами отдельных западных идей и институтов, если они не вступают в противоречие с принципам и ислама. Его модель мусульманского государства включала в себя власть сильного, но справедливого правителя, уравновешенную конституцией и парламентом, обеспечивающим участие народа.

Его ученик и последователь Мухаммед Абдо (1849-1905) в своих работах пытался сочетать правовые представления ислама с европейскими концепциями. Он утверждал, что в основе справедливой власти лежат свобода, исламский принцип ашшура (совещательность) и правовой закон. Таким образом, принцип суверенитета народа, выдвинутый аль-Афгани, Абдо подкреплял важностью права, как руководства нации во всех делах. Подход арабского ученого представляет собой пример синтеза Традиции и Современности, это видно в попытках Абдо сочетать важность правового принципа, заимствованного на Западе, с верностью исламскому шариату, как «всеобщему праву, которое будет существовать до скончания века». Правда, при этом Абдо отстаивал развитие мусульманского права на рациональной основе. В 1922 г. Мухаммед Рашид Рида (1865-1935) опубликовал книгу, в которой доказывал преимущества халифата перед всеми иными формами правления, а принципа аш-шура- перед европейскими формами демократии. В то же время, Рида предлагал ограничить властные полномочия халифа сферой исполнительной власти, поставленной к тому же под контроль консультативного совета. По его мнению, назначение халифа состояло в защите веры и осуществлении норм мусульманского права в жизни общества, хотя халиф не властен над единоверцами в религиозных делах. Иные идеи выражал Али Абдель Раззек (1888-1966). В своей книге, вышедшей в 1925 г., он утверждал, что ислам нисколько не препятствует мусульманам обогнать все другие народы не только в хозяйственной, но и в политической жизни. При этом Раззек полагал возможным отойти от старых политических форми институтов и заменить их на лучшие, исходя из опыта иных стран и народов.

По мнению Раззека, «мусульманское в сущности правление может иметь место в любой форме- абсолютной или ограниченной монархии, единоличной, республиканской, деспотической, конституционной, консультативной, демократической, социалистической и даже большевистской», лишь бы оно «творило добро подданным» и исполняло свои религиозные обязанности. Таким образом, к началу модернизации восточные общества обладали разнообразным опытом сочетания традиционных политических учений и западных политических идей и практики. Формы взаимодействия Традиции и Современности в сфере политической мысли (позднее и политической практики) оказывались смешанными от формального синтеза и симбиоза до отторжения где западного, а где и отечественного опыта.

3.3 Типология западной и восточной государственности

Широко заимствуя на Западе достижения его материальной культуры, правители стран Востока в XIX в. И XX в. в большей или меньшей степени проводили модернизацию существующей политической системы государства или создавали новую, исходя из вполне конкретных задач и реальных условий текущей политической жизни. При этом власть пыталась опираться на немалый опыт национальной политической культуры, сочетая его с заимствованием элементов современной западной политической культуры. Поэтому характерной чертой восточного общества в период его модернизации оказалось стремление власти и отдельных социальных сил к одновременному достижению разнопорядковых целей и сосуществование в общественной и политической жизни элементов и институтов, относящихся к различным укладам, от патриархально-общинного до государственно-монополистического, различных социальных механизмов, от племенных, кастовых и региональных до этно конфессиональных. Иначе говоря, восточная модель политики изначально была неоднородной по своей формационной сущности- с точки зрения нормативной западной модели. В то же время, сама западная модель не была единой и монолитной. Она была однородной в формационном значении, едиными были ее принципы и идеалы, а вот их реализация за два столетия вызвала к жизни немало различных форм политических структур. Укажем сразу на важные расхождения с восточной государственной традицией: на Западе после Великих буржуазных революций государство строилось на рациональных принципах, а, кроме того, возникало национальное государство вокруг одной государствообразующей нации. Развитие западного общества от феодального состояния к буржуазному породило несколько типов государственности:

- абсолютистская государственность, формирующаяся на последней фазе феодальной формации, при которой верховная власть пытается выполнять функции социального арбитра в обществе, оставаясь по своей сути феодальной;

- бонапартистская государственность, возникающая после крушения старого строя; верховная власть также принимает на себя функции социального арбитра, но выражает интересы уже новых, буржуазных сил;

- буржуазная демократия, при которой буржуазия обладает всей полнотой власти; происходит не формальное, а сущностное разделение власти на законодательную, исполнительную и судебную;

- монополистическая государственность в условиях глобализации, при которой начинается переход общества и государства в новое формационное качество.

В ходе развития форма государственности может быть и монархической и республиканской. Форма слабо связана с формационным качеством общества. По словам В.И. Ленина, «монархия вообще не единообразное и неизменное, а очень гибкое и способное приспособляться к различным классовым отношениям господства, учреждение». Точно так же, республика имела место и в древности, имеется и в современности. Форма государственности определяется правящими и господствующими группами, исходя из политической целесообразности. Государство может иметь унитарное или федеративное устройство. Вид государственности- авторитарный или демократический также характеризует не степень развития общества, а принцип организации государственности в определенный период. Авторитарный режим, как правило, устанавливается в переходный период развития общества, в период его модернизации, а демократический режим приходит в период устойчивого равновесия различных политических сил после достигнутого господства буржуазии, что отражает высшую фазу формационного развития. Понятие политическая власть также требует пояснения. Любая государственная власть, так или иначе, выражает интересы верхушки общества, господствующего в нем слоя, контролирующего и распределяющего материальные, финансовые и иные ресурсы общества. Однако рядом с этим слоем имеется слой высшей бюрократии и верхушка национальной буржуазии. Поэтому имеет смысл разделять правящие слои в верхах общества, которые контролируют государственные рычаги управления, и господствующие слои, контролирующие собственность. При формировании западной модели произошло разделение функций власти и собственности, их согласованное равновесие, но в началеXXI в. стало очевидным усиление функций собственности. В странах Востока в период становления государственности заимствование различных европейских элементов политики, политических институтов и механизмов происходило преимущественно в форме симбиоза. Различные типы и формы государственности становились результатом компромисса различных социальных, религиозных, этнических, региональных, а также политических сил в восточном обществе. Возникали специфические институты власти и своеобразные механизмы власти. Немалое влияние на эти процессы оказывал, конечно, и внешний фактор- Запад в период своего колониального господства или позднее для достижения своих целей. При классификации различных типов, форм и видов государственности на Востоке стоит принимать во внимание не только формальные конституционные документы и существующие политические структуры, но прежде всего- реальный механизм функционирования государственности, уровень политической культуры конкретного общества, а также помнить о его многоукладности, лишающей общество органической целостности. В то же время, объективной целью всякого современного государства на Востоке было и остается создание современного (индустриального, буржуазного) общества. В период модернизации восточного общества во второй половине ХХ в. этой цели отвечал авторитарный вид государственности, преобладавший в той или иной форме почти во всех странах. По мере решения главных задач в экономической и социальной сферах, на четвертом этапе «реформы системы», общество переходило к иному, демократическому виду государственности. Причем там, где уровень социально-экономического развития оказывался выше, этот переход совершался менее конфликтно (Тайвань, Южная Корея), там, где ниже- более конфликтно, вплоть до бунтов, мятежей, народных восстаний- как показали события Арабской весны в 2011-2014 гг. Разнообразие существующих в странах Востока моделей государственности отражает сложность их перехода в современное состояние, отчасти- фрагментарность и незавершенность этого перехода, обретшие устойчивый характер в типе их государственности. В арабском мире возник специфический тип государственности- неоабсолютистский. Такого рода режимы существуют в Саудовской Аравии, ОАЭ, Омане, Бахрейне, Катаре и Брунее. Их возникновение было вызвано стремительностью модернизации за счет нефтедолларов, в результате чего процессы социально-экономические намного опередили процессы социально-культурные. Поэтому монархический строй в этих странах в немалой степени отвечает уровню сознания людей и задачам, которые призвано решать общество, он еще не исчерпал своих возможностей. К началу XXI в. цели модернизации по западной модели в основном были достигнуты. Абсолютизм сыграл свою необходимую роль социального и политического арбитра старых и новых социальных сил, хотя еще не исчерпал своего потенциала, отсюда тенденции к сохранению или ослаблению авторитарных начал и проявления демократизации. Появляются и действуют органы представительной власти, увеличиваются возможности для проявления воли и желаний населения. Тем самым, можно предположить формирование путем синтеза специфической модели аравийской государственности, сочетающей начала племенной демократии и просвещенной монархии, вариант пост современного «авторитаризма развития». Пример небольшого эмирата Катар дает ясное представление о типе государственности этой группы стран. Эмират объявил о своей независимости в 1971 г. как конституционная абсолютная монархия династии ат-Тани. Конституция2005 г. закрепила передачу власти путем прямого наследования представителями правящей семьи. Обуржуазивание вчерашних кочевников коснулось и других влиятельных семей, бывших лидеров племен бедуинов- Миснад, Атыйя, Мари, Румейхи, Кавари, Сувейди и др., которые представлены в административном аппарате и бизнесе. В июне 2013 г. эмир Хамад ибн Халифа ат-Тани, пришедший к власти в 1995 г. путем свержения с престола своего брата, передал власть своему сыну Тамиму ибн Хамаду ат Тани. В условиях огромных доходов от экспорта природного газа, власть проводит щедрую социальную политику, благо численность коренного населения эмирата по оценкам экспертов 15% от2,2 млн чел. - около 330 тыс. чел. Это ведет к консервации существующей государственности и в длительной перспективе. Иной тип государственности возник на другом берегу Персидского залива- религиозно-бонапартистский. В Иране в первой половине ХХ в. Реза-шах и Мохаммед Реза Пехлеви создали феодальными методами буржуазное государство. Путем неконституционных и насильственных мер(при наличии конституции и парламента) они отодвинули от центра власти мусульманскую и феодальную аристократию, сделав своей социальной опорой буржуазно ориентированную бюрократию и узкий слой прозападной крупной буржуазии. Модернизация страны по капиталистической модели выглядела успешной лишь по общим социально-экономическим показателям, а нараставшие социально-политические противоречия не находили формальных путей для разрешения. Результатом антимонархической и исламской революции 1979 г. стало возникновение государства, современного по сути, но архаичного внешне. За несколько десятилетий существования Исламской республики стал очевидным дрейф ее государственности от авторитарной теократии к секулярной демократии при сохранении ислама как государственной идеологии. Президентские выборы в июне 2013 г. и победа на них аятоллы Хасана Рухани (вопреки сдержанному отношению рахбара, великого аятоллы Али Хаменеи, который мог этой победы не допустить) стали показателем относительного равновесия светских и религиозных сил в политической системе. Своеобразный тип синтезированной государственности- парламентский авторитаризм сформировался во второй половине ХХ в. в Индии. С формальной точки зрения страна относится к группе стран «буржуазно-демократического парламентаризма». Однако в структуре и механизме ее государственности сочетаются заимствованные элементы западной государственности(разделение трех ветвей власти, парламент, партии, выборы) и традиционные элементы феодальной государственности, власть там выражает интересы, как традиционных социальных сил, так и новых. Парламентская форма стала удобным политическим каркасом, в рамках которого и под прикрытием которого реализуется авторитарный по своему существу компромисс между различными группами в правящих и господствующих слоях общества. Фактически, это сословно-представительная, а не всеобщая демократия. В стране наличествуют заимствованные институты парламентаризма, но нет парламентаризма как сущностной системы. Структура и механизм деятельности политических институтов выстроены и функционируют на основе не буржуазно-демократических, а традиционных принципов: национально-конфессиональных, региональных, общинных, сословных, кастовых и т.п.). Победа на парламентских выборах в мае 2014 г. Индийской народной партии стала показателем качественных перемен в политической жизни страны: завершен период господства авторитарной власти одной партии ИНК, возрастает значение идей справедливости(но не социализма), возможно усиление противостояния индуистов и мусульман(новый лидер Нарендра Моди считается одним из лидеров «шафрановых», индийских националистов), что означает отход от идей основателя Индии Джавахарлала Неру, заложившего основы политики секуляризма. Иной тип государственности- необонапартистский режим можно увидеть в Индонезии, Пакистане и Египте до начала XXI в. В этих странах в середине ХХ в. попытки пришедшей к власти национальной буржуазии использовать форму парламентской демократии как основу новой государственности, оказались неудачными. В ходе ожесточенной борьбы между группами, выражавшими интересы различных социальных, политических или религиозных групп внутри господствующих слоев общества, лидерство захватили представители бюрократической буржуазии, военной и гражданской бюрократии. Именно они приняли на себя функции социального арбитра, установив жесткий авторитарный режим. Именно поэтому системообразующим укладомтам стал не частно-хозяйственный, а бюрократический государственно-капиталистический уклад, а в политической жизни возник квази-парламентский строй. Были приняты конституции, созданы квази-парламенты с проправительственным большинством, утверждена ведущая роль армии в политической системе страны. Не демократически избранные органы, а армия и национальный лидер были провозглашены «гарантами стабильности» и «правильной организации» развития. Такая компромиссная форма «направляемой демократии» с очевидностью привела к самодовлеющей роли государства в общественной жизни страны, а значит- господству бюрократического монополистического капитала, росту коррупции и неэффективности экономического развития. В Индонезии генезис авторитарного военно-бюрократического режима можно вести от периода правления Сукарно, в 1945-1967 гг. создавшего для него предпосылки, но окончательно он сформировался в 1965-1967 гг. после совершенного армией государственного переворота. На протяжении 32 лет «нового порядка» в стране под лозунгом «стабильность во имя экономического развития» шли интенсивные процессы социально-экономических перемен при широкой поддержке иностранного капитала. Произошла структурная перестройка экономики, вырос уровень жизни населения, изменилась социальная структура общества. «В целом, - заключает А.Ю. Другов, индонезийская экономика, носившая еще в конце 1960-х годов аграрный характер, превратилась в индустриально-аграрную» . Офицерский корпус индонезийской армии стал правящей и господствующей силой в стране, контролируя экономическую и политическую жизнь, а партия Голкар, имевшая до75% в центральных и местных законодательных органах, превратилась в инструмент государства(государственную партию). В1998 г., после отстранения от власти президента-генерала Сухарто, за-вершился период авторитаризма развития и начался период «реформаси», реформирования социально-политической жизни, то есть, четвертый этап«реформы системы». Очевидно, что результат четвертого этапа реформ не совпадет с «Вестминстерской моделью» демократического общества. А.Ю. Другов обращает внимание на важные особенности социально-политической жизни Индонезии, имеющие системообразующий характер для типа ее государственности. Это «традиционная политическая культура индонезийцев с ее патриархальностью, гипертрофированной ролью лидера, стоящего над обществом и государством», «несомненный рост исламистских настроений, политического ислама на низовом уровне», «правовой нигилизм, самоуправство толпы в качестве средства продвижения городскими и деревенскими низами своих интересов, как истинных, так и ложно понятых» и «сакрализация принципа унитарного государства» в условиях этно-конфессиональной напряженности. Пример иной эволюции дает авторитарный исламизированный военно-бюрократический режим в Пакистане. Первое десятилетие в стране господствовала Мусульманская лига, и религиозный фактор определял течение общественной жизни. Однако глубокая отсталость общества и кризисные явления активизировали светские силы. В 1958 г. произошел военный переворот, и к власти пришел генерал Мухаммед Айюб Хан, сформировавший военный режим под прикрытием конституции, президентской формы правления и косвенных выборов в парламент. Режим получил поддержку широких народных масс благодаря проведению аграрной реформы и началу индустриализации. В 1969 г. Айюб Хан передал власть генералу Яхья Хану. Светский режим Зия Али Бхутто в 1971 г. приступил к углублению модернизации, продолжая реформы, но для упрочения своей социальнойбазы обратился к идеям ислама. Возникла идея «исламского социализма», Бхутто расширил деятельность религиозных партий по конституции1973 г. Неудивительно, что генерал Мухаммед Зия уль Хак в1977-1988 гг. взял курс на всестороннюю исламизацию пакистанского общества. Исламизм как государственная идеология усугубили противоречия между армией и мечетью, проявления которых вышли на поверхность в годы правления президента Первеза Мушарафа в2001-2008 гг. Баланс сил между армией и мечетью пока складывается в пользу мечети. В общем, развитие государственности на Востоке протекает в русле этатизма, однако не в гегелевском понимании(государство как высшая цель, «цель в себе»), а в функциональном значении наиболее рационального органа для развития общества и самосохранения правящих и господствующих групп. Во второй половине ХХ в. с наибольшей полнотой тип бонапартистского этатизма проявился в Турции. Наследие Мустафы Кемаля Ататюрка, включившего принцип этатизма в программу Народно-республиканской партии (1931) и в конституцию Турецкой Республики (1937), остается до настоящего времени важной частью государственности, несмотря на существование вполне западных институтов государственности во вполне буржуазном обществе. Победа на президентских выборах в августе 2014 г. Реджипа Эрдогана, в годы своего премьерства последовательно проводившего политику усиления государства, закрепляет названный тип государственности на определенную перспективу. В Китае тип государственности, возникший в середине ХХ в. и слегка модифицированный к его концу можно определить как партийно бонапартистский этатизм, потому что там власть, базирующая на определенной партийной(идеологической) основе, выполняет функции модернизатора в общенациональных интересах. Внешне республиканская форма и демократический вид государственности прикрывают монархически-выборный принцип организации власти, которая действует авторитарными методами.