Взаимодействие стратегий Соединенных Штатов Америки и России на Большом Ближнем Востоке: проблемы сотрудничества и соперничества

Размещено на http: //www. allbest. ru/

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ИНСТИТУТ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ АМЕРИКИ И КАНАДЫ

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

доктора политических наук

Политические проблемы международных отношений и глобального развития политические науки

Взаимодействие стратегий Соединенных Штатов Америки и России на Большом Ближнем Востоке: проблемы сотрудничества и соперничества

Шумилин Александр Иванович

usovet@mail.ru

Москва 2009

Работа выполнена в Институте Соединенных Штатов Америки и Канады Российской академии наук

Официальные оппоненты:

доктор исторических наук, профессор Георгий Ильич МИРСКИЙ;

доктор политический наук, профессор Ирина Доновна ЗВЯГЕЛЬСКАЯ;

доктор политических наук, профессор Марина Михайловна ЛЕБЕДЕВА.

Ведущая организация:

Московский государственный институт международных отношений (Университет) МИД РФ

Защита состоится «_____» _______________ 2009 г. в ___ часов на заседании Диссертационного совета Д.002.244.02 при Институте США и Канады РАН по адресу: 123995, Москва, Хлебный пер., 2/3, конференц-зал, ауд. 14

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Института США и Канады Российской академии наук

Автореферат разослан «_______» ______________________ 2008 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета, кандидат политических наук Н.А. Гегелашвили

1. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Обоснование проблемы исследования и его актуальности. Усиление взаимопонимания между руководством США и СССР в контексте окончания «холодной войны» избавило наши страны от рисков если и не прямого столкновения на Ближнем Востоке (что также нельзя было исключать), то от усиления конфронтации в результате глубокого и предельно затратного (особенно для СССР) вовлечения в конфликтные ситуации в этом регионе на стороне своих сателлитов. По нашим оценкам, усиление эскалации этих конфликтов представляло даже больший риск прямых локальных (а может быть, и не только локальных) столкновений США и СССР, чем устойчиво стагнировавшее противостояние двух блоков в Европе. Именно поэтому окончание «холодной войны» знаменовало новый этап для региона Ближнего Востока, этап ликвидации угрозы полномасштабных военных столкновений по сути двух противостоявших региональных подсистем, контролировавшихся соответственно Соединенными Штатами (группы умеренных арабских государств) и Советским Союзом (группы радикальных арабских государств и экстремистских организаций).

В силу стечения ряда обстоятельств и факторов завершение «холодной войны» на глобальном уровне совпало с резким обострением обстановки на Ближнем Востоке, вызванным агрессией Ирака против Кувейта в августе 1990 г. Если бы не уже утвердившееся к тому моменту стремление Москвы и Вашингтона к взаимодействию, то иракская агрессия вполне могла спровоцировать более масштабный взрыв в регионе, когда США и СССР вряд ли смогли бы уклониться от косвенного участия в боевых действиях. Совместные же усилия наших двух стран в преодолении последствий этой агрессии обусловили формирование новой системы отношений в регионе, практически сведя на нет риски масштабного военного взрыва между главными в прошлом антагонистами - Израилем и арабскими странами. Развернувшийся в 1990_е годы мирный процесс под эгидой коспонсоров - США и России - в целом ввел данное многолетнее противостояние в политико-дипломатическое русло. Риски возникновения боевых действий между Израилем и любым соседним с ним государством минимизированы. Субъектом обострения положения в этой части региона стали экстремистские группировки типа ХАМАС в Палестине и «Хизбалла» в Ливане. Как показали ход и результаты ограниченных столкновений между этими группировками и Израилем в 2006 и 2008 гг., экстремисты не пользуются поддержкой ведущих арабских государств. Более того, в политическом, идейном и финансовом аспектах ХАМАС и «Хизбалла» откровенно блокируются с соперником умеренных арабских стран в регионе - Ираном, не находя союзников и спонсоров среди арабских режимов (кроме, частично, Сирии).

Таким образом, можно говорить о возникновении новой функциональной подсистемы на Ближнем Востоке в составе умеренных арабских государств и Израиля, ориентированной на противодействие факторам экстремизма и терроризма. И хотя эта подсистема не формализована (то есть не вписана в формально признанные ассоциативные рамки), для удобства ее целесообразно в дальнейшем называть «ближневосточной системой», поскольку она включает в себя ведущие арабские государства и Израиль. Другие элементы формальной системы в регионе в виде объединений групп государств и Лиги арабских государств не являются достаточно дееспособными, не противостоят этой подсистеме и не позиционируют себя как ее конкурентов. Важными внешними участниками этой ближневосточной системы утвердили себя Соединенные Штаты и Россия. От степени их кооперативности в регионе, прежде всего в вопросах безопасности и преодоления конфликтов, зависит уровень и динамика функционирования данной системы.

Следствием же распада СССР стало возникновение качественно новой ситуации в соседствующем с традиционным Ближним Востоком регионе Центральной Азии и Закавказья (ЦАЗ). Исходя из многих цивилизационно-исторических и социально-экономических параметров, можно говорить о сходстве ЦАЗ с собственно Ближним Востоком (фактор ислама, традиционалистские формы правления, уровень экономического развития и жизни населения, а также наличие огромных запасов углеводородов, что формирует соответствующий тип экономик). Общей для Ближнего Востока и ЦАЗ остается и главная угроза, проистекающая из исламистского экстремизма и терроризма. Таким образом, по большому счету элиты в обеих регионах решают две основные группы задач, которые определяют их политико-стратегическое позиционирование: а) противодействие исламистскому терроризму и б) обеспечение надежных способов производства и сбыта (транспортировки - для стран-транзитеров) углеводородов. Такая оценка ситуации позволяет нам согласиться с правомерностью введенного в последнее время в политологический оборот термина Большой (Расширенный) Ближний Восток (ББВ), который можно использовать для обозначения общих характеристик стран обоих регионов. Вместе с тем необходимо, на наш взгляд, четко фиксировать различную природу как внутриполитических процессов в обеих частях ББВ, так и характера межгосударственных отношений в этих регионах.

Подчеркнем в этой связи, что процесс формирования региональной системы отношений на пространстве ЦАЗ еще не завершен. Процесс этот сложен и противоречив - в силу как многовекторности проявления базового экономического интереса данных государств, связанного с добычей и транспортировкой энергоресурсов (никто не хочет зависеть от одного рынка сбыта и ограниченных маршрутов трубопроводов), так и противоречивых интересов присутствующих в регионе держав-грандов (России, Китая и США).

Актуальность настоящей работы определяется сохраняющейся остротой положения в конфликтных зонах традиционного Ближнего Востока (Ирак, Иран, палестино-израильское направление, Израиль - Сирия), возникновением конфликтных узлов на пространстве ЦАЗ (Афганистан, вокруг Грузии), а также обострением ситуации в регионе ЦАЗ в аспектах безопасности и энергетики. Такие жизненно важные для государств региона вопросы, как прокладывание трубопроводных маршрутов для сбыта углеводородов и противодействие исламистскому экстремизму и терроризму, остаются также важными задачами внешней политики США и России, провозгласивших, в частности, регион ЦАЗ зоной своих «жизненных интересов». Актуальность этого внешнеполитического вектора возрастает применительно как к России, так и к Соединенным Штатам - особенно в свете установок новой администрации Барака Обамы на перенос центра тяжести в борьбе с терроризмом на Афганистан и Пакистан. Анализ базовых элементов, формирующих внешнеполитические установки двух стран, представляется принципиально важным в наши дни, когда в подходах России и США к данной проблематике проявляется больше расхождений, чем элементов согласия. Эти расхождения сказываются как в сфере энергетики (базовые установки трактуются в противоположном ключе), так отчасти и в том, что касается концептуальных посылов, определяющих усилия сторон в борьбе с терроризмом.

Подчеркнем, что отдельные аспекты влияния энергетики на внешнюю политику США и России достаточно плодотворно исследуются российскими и американскими учеными. В большинстве их работ, однако, речь идет скорее о так называемой «энергетической дипломатии», то есть целенаправленных усилиях внешнеполитических ведомств обеих стран по достижению конкретных целей в энергосфере стран ББВ, а не о влиянии энергетического фактора на общую стратегию США и России. Почти в той же мере это относится и ко многим работам по проблемам борьбы с терроризмом: предметом большинства исследований в них остается комплекс усилий внешнеполитических ведомств по противодействию возникающим для обеих стран террористическим угрозам, а не влияние фактора антитеррора на формирование и осуществление внешнеполитических стратегий США и России на пространстве ББВ. Важно учесть, что если энергодипломатия становится устойчивым элементом реализации внешней политики двух стран, то значимость фактора антитеррора как элемента внешней политики в отдельные периоды заметно колеблется. Тем более, что углубленный анализ этой проблематики приводит к выводу о том, что на концептуальном уровне проявляются существенные различия в трактовке феномена терроризма истеблишментами США и России.

Различные аспекты этих отношений основательно изучали историки и политологи, военные специалисты и конфликтологи, экономисты и юристы-международники. Однако большая часть имеющихся исследований сфокусирована на анализе конкретных конфликтов или даже их отдельно взятых аспектов. Достаточно изучены и вопросы американо-российских отношений в связи с проблемами Ближнего Востока, однако, следует заметить, большая их часть имеет скорее историческую значимость, поскольку охватывают главным образом период до окончания «холодной войны». В результате в последнее время сказывается дефицит исследований как современных проблем традиционного Ближнего Востока в увязке с его «расширением» (то есть с Центральной Азией и Закавказьем), так и проблематики российско-американских отношений в конкретном контексте.

Обращаясь к данной теме, нельзя не отметить фундаментальные работы таких видных российских исследователей, как Е.М. Примаков, Г.И. Мирский, А.А. Дынкин, В.В. Наумкин, И.Д. Звягельская, А.Д. Малашенко, А.А. Игнатенко. Ценными для диссертанта стали труды по истории и внешней политике США таких ведущих исследователей, как Г.А. Арбатов, С.М. Рогов, Э.А. Иванян, В.А. Кременюк, В.Н. Гарбузов, А.И. Уткин, Т.А. Шаклеина, В.А. Никонов, С.А. Караганов, С.В. Кортунов и А.В. Кортунов. При разработке теоретической базы диссертант опирался на исследования Э.Я. Баталова, А.Д. Богатурова, А.А. Кокошина, В.А. Кременюка, М.М. Лебедевой и ряда других российских ученых.

Важный вклад в изучение российско-американских отношений внесли и американские исследователи, такие как Э. Лейк, А. Коэн, Н. Злобин, К. Райс, М. Макфол, Д. Саймс, Б. Аллен, Г. Алперовитц, Зб. Бжезинский, Дж. Бреслауэр, С. Бялер, Дж. Гэддис, Р. Джервис, А. Джордж, Д. Йергин, Дж. Кеннан, Г. Киссинджер, Р. Легволд, М. Манделбаум, Дж. Най, Р. Пайпс, У. Таубман, С. Тэлботт, Р. Холллоуэй, М. Шульман, Г. Эллисон и ряд других. Рациональные взгляды на проблемы Ближнего Востока и Центральной Азии отражены в работах таких видных американских исследователей, как Э. Кордсмен, А. Бэрк, Р. Перл, Д. Плетка, Р. Хаас, Дж. Кэмп, Дж. Филипс и другие.

С особым вниманием автор изучал также работы, написанные в мемуарном и аналитическом жанрах ведущими политиками США и СССР/России последних двух десятилетий, а также видными политическими и общественными деятелями, военачальниками, экспертами, имевшими непосредственное отношение к изучаемым событиям и процессам. Это книги и статьи М.С. Горбачева, Е.М. Примакова, И.С. Иванова, Б. Клинтона, У. Кларка, М. Олбрайт, Дж. Тенета.

Различные аспекты этих отношений исследовали политологи и историки, специалисты в области системного анализа и военные, конфликтологи и экономисты. Хорошо разработаны в исследовательской литературе взаимоотношения между США и СССР/Россией в таких областях, как военно-стратегический баланс, региональные конфликты, торгово-экономические и научно-технические связи, отношения бизнес-сообществ.

Вместе с тем до сих пор не было научных трудов, предлагающих комплексный анализ факторов энергетики и антитерроризма в их взаимосвязи как основополагающих элементов внешнеполитических стратегий США и России на пространстве ББВ - как на концептуальном уровне, так и на уровне реализации этих стратегий. Востребованность такого исследования связана, в частности, с необходимостью поиска обоснованных точек соприкосновения стратегий двух стран на ББВ при соблюдении их базовых интересов.

Предмет настоящего исследования - комплексный анализ подходов США и России к проблематике Большого Ближнего Востока, который, как представляется, полезен в двух отношениях.

Первое: такой анализ дает возможность определить вектор и глубину воздействия фактора сотрудничества/соперничества США и России на конфликтные узлы региона Большого Ближнего Востока. Здесь автор ставит своей задачей выявить а) степень эффективности потенциала политико-силового воздействия этих двух держав на происходящие в данном регионе процессы; б) степень глубины обратного воздействия процессов в данном регионе на жизненно важные сферы США и России, что формирует стратегический интерес обеих стран к данному региону; в) потенциал кооперативности двух стран в отношении проблем ББВ.

Второе: упомянутый анализ предоставляет возможность определить степень влияния ближневосточной проблематики на двусторонние отношения между США и Россией. В этом аспекте, на наш взгляд, важно прояснить следующее: в какой степени подход к ближневосточной проблематике а) содействовал сближению Москвы и Вашингтона, повышая уровень взаимопонимания между ними, что может отражаться и на подходах этих двух стран к другим международным проблемам; б) способствовал расхождению между Россией и США, усиливая антагонистические настроения в правящих кругах обеих стран.

Объект исследования - концептуальные основы ближневосточной политики США и России; выявление вектора эволюции этой концептуальной базы, форм ее реализации в практической политике, а также ее воздействие на формирование поведенческих моделей сторон.

Цель исследования - путем тщательного анализа концептуальной основы и особенностей восприятия влиятельными группами истеблишментов двух стран проблематики ББВ выявить как устойчивые зоны расхождений между этими группами, так и зоны потенциального и долгосрочного взаимодействия.

Теоретико-методологическая основа исследования. Постановка вышеприведенных целей и задач данного исследования предполагает использование широкого спектра аналитических методов и подходов. Это и методы ретроспективного, структурного и сравнительного анализа, методология и приемы системного подхода, инструментарий, характерный для так называемого «ментального анализа», а также методика анализа «стратегии конфликта», базирующаяся на «играх с ненулевой суммой», детально разработанной американским ученым Томасом Шеллингом.

К особенностям изучаемых систем следует, на наш взгляд, отнести высокую степень динамичности их функционирования (ЦАЗ - в большей степени; ближневосточной системы - в меньшей), а также меняющиеся пропорции соотношения совпадающих параметров интересов системных акторов и расхождений в трактовках этих интересах. Отчасти поэтому вряд ли может быть оправданно в процессе исследования явное предпочтение методологии ставшего традиционным в подобных работах российских и зарубежных исследователей системного подхода (методология системного анализа), которая, по нашему мнению, в лучшем случае обеспечивает инструментарий для понимания и описания-констатации состояния системы на тот или иной момент времени (то есть имеет крен к структурализму), но не полностью характеризует динамическое развитие и взаимодействие основных элементов системы (в данном случае это конфликтные узлы). Имеет свои пределы при исследовании данного объекта и такой инструмент системного подхода как количественный (то есть математический) анализ, хотя бы в силу временами существенного доминирования в регионе ББВ субъективного фактора при принятии политико-стратегических решений, который не всегда продиктован логикой функционирования данной системы. Именно поэтому в нашем случае необходим частичный отход от системно-структурного видения объекта в пользу оценки субъективного фактора, а именно - анализа восприятия проблем отдельными политиками и доминирующими политико-экспертными группами. В последние два десятилетия это направление в политической науке достаточно активно развивается. В частности, предлагается западными учеными ряд методов, которые получили название «ментального подхода» или «ментализма». В данном случае мы будем сочетать различные методологии и инструменты, что в максимальной степени способно обеспечить объективность и глубину анализа.

При разработке и апробировании своих концепций вышеупомянутые и другие видные исследователи в лучшем случае лишь вскользь касались многослойной и потому особо сложной проблематики Ближнего Востока. В данной работе диссертант сфокусировал внимание на разработке синтетического метода анализа именно проблематики Большого Ближнего Востока путем извлечения рациональных элементов из концепций и методик вышеупомянутых и других теоретиков международных отношений.

Задачи исследования:

1. Выявить новые тенденции в функционировании традиционной системы отношений на Ближнем Востоке, свидетельствующие о ее трансформации в де-факто новую систему, определить ее основные характеристики.

2. Показать объективные предпосылки формирования особой системы отношений в регионе Центральной Азии и Закавказья, определить ее главные характеристики.

3. Проанализировать эволюцию концепций и базовых установок стратегий США и России в регионе Ближнего Востока и ЦАЗ после «холодной войны», определить степень воздействия на эти стратегии факторов антитерроризма и энергетики.

4. Выявить точки совпадений и расхождений в стратегиях США и России на Большом Ближнем Востоке; определить сферы и уровень возможной кооперативности этих стратегий.

Источниковую базу исследования составили официальные документы: проанализированы все варианты Концепции внешней политики Российской Федерации (с 1993 по 2008 г.); основополагающие документы Стратегии национальной безопасности США периода после «холодной войны»; программные заявления политических лидеров США и России, руководителей внешнеполитических ведомств двух стран. Значительное внимание автор уделил анализу основополагающих документов в изучаемых аспектах таких региональных организаций, как СНГ, ШОС и ОДКБ. Проанализированы также документы российско-американской комиссии по противодействию международному терроризму.

Основным массивом рабочего материала для автора служили главным образом исследования ведущих аналитических центров США - Center for Strategic & International Studies, American Enterprise Institute for Public Policy Research, Heritage Foundation, Carnegie Foundation for International Peace и другие. В процессе изучения материалов американских центров автор сопоставлял изложенные в них концептуальные подходы с целью выявления потенциальных «крайних точек», то есть верхних и нижних пределов обсуждаемых в аналитических кругах вариантов действий на ББВ с учетом ограничений политических и связанных с поддержкой общественного мнения в стране. Весьма полезной была работа автора и с материалами российских аналитических центров, в частности, Института США и Канады РАН, Института востоковедения РАН, ИМЭМО РАН, Центра ближневосточных исследований МГИМО (У) МИД России.

При написании работы были использованы материалы американских и российских архивов последних двух десятилетий. Ряд обнаруженных в них материалов позволили уточнить мотивацию принимаемых в Москве и Вашингтоне внешнеполитических решений, связанных с регионом Большого Ближнего Востока.

Что касается периодической печати, то в своей работе автор старался опираться главным образом на аналитические материалы видных экспертов.

Хронологические рамки исследования ограничиваются периодом после окончания «холодной войны» (конец 1980_х - начало 1990_х годов) и до лета-осени 2009 г. Нижняя точка отсчета взята как таковая начала реального и активного взаимодействия Москвы и Вашингтона на Ближнем Востоке. Важным фактором в этом плане стала координация усилий двух стран в контексте отражения иракской агрессии против Кувейта (август 1990 г.). Верхний временной ограничитель обусловлен необходимостью оценить стратегию администрации Барака Обамы в регионе ББВ, сопоставить ее со стратегией предшествующей администрации.

Научная новизна работы определяется комплексным и системным характером исследования основных аспектов стратегий США и России на Большом Ближнем Востоке, факторов, определяющих эволюцию этих стратегий. Научная новизна данного исследования состоит также в выявлении особенностей функционирования двух по сути новых и еще недостаточно изученных систем (ближневосточной и ЦАЗ), для чего автор применил комбинацию инструментов анализа - от ретроспекции, структурного анализа до методик системного подхода, теории игр и теории «стратегии конфликта». Впервые в отечественной научной литературе проведен тщательный сравнительный анализ ближневосточной политики США и России, выявлена концептуальная база этой политики, а также сделана попытка соотнести степень реалистичности отдельных целей данной политики двух стран с учетом особенностей функционирования упомянутых систем.

Практическая значимость работы. Анализ концептуальных основ ближневосточных стратегий США и России, факторов, определяющих их эволюцию, призван обеспечить более глубокое понимание характера двусторонних отношений, содействовать выработке прогноза развития этих отношений как в связи с проблематикой ББВ, так и применительно к другим регионам мира, на ситуацию в которых существенное влияние оказывают факторы энергетики и антитерроризма. Примененная в работе методика исследований, а также их результаты могут быть использованы сотрудниками внешнеполитических органов РФ в их аналитической работе, а также при разработке концептуальных положений и соответствующих внешнеполитических мероприятий. По результатам проведенного исследования автор предлагает вариант конфигурации и основные параметры формулы предполагаемого взаимодействия США и России на пространстве ББВ: это формула компромиссов, которые гипотетически могут быть найдены, по мнению автора, даже в сферах наибольшего расхождения интересов сторон, если стороны исходят из рациональной оценки своих интересов и априори рациональности моделей поведения друг друга. При этом рациональность поведения сторон предполагает нацеленность на сохранение существующей и конструктивно функционирующей системы, а не на ее разрушение.

На защиту выносятся следующие основные положения:

1. В период после «холодной войны» начался процесс трансформации прежней ближневосточной системы в новую. Эта новая реально функционирующая система существенно отличается от своей предшественницы, поскольку она носит неформальный характер, а ее главными региональными элементами являются умеренные арабские режимы плюс Израиль. Структурно ее можно подразделить на три уровня, важнейшими акторами третьего (верхнего) уровня остаются США и Россия.

2. Важным условием функциональности данной системы является приемлемый уровень кооперативности США и России. Однако система способна функционировать и в случае существенных расхождений между упомянутыми акторами, но в этом случае усилится ее американоцентричность. Сохранение статуса конструктивного актора третьего уровня данной системы позволяет России расширять политическое и экономическое влияние в регионе. Альтернативный же вариант, а именно - переход к логике усиления соперничества с США в регионе, повлечет за собой неизбежную смену статуса для России - от конструктивного элемента третьего уровня ближневосточной системы к покровителю радикальных элементов (Ирана, «Хизбаллы», ХАМАС), которые условно можно расценивать как примитивную подсистему. Этот сценарий несет в себе множество рисков в силу малопредсказуемости поведения упомянутых радикальных элементов подсистемы.

3. Анализ концептуальных документов, определяющих ближневосточный аспект политики России и США после «холодной войны», подтверждает тенденцию к адаптации традиционных ближневосточных стратегий к условиям XXI века, в том числе и путем внесения достаточно существенных корректировок в эти стратегии обеих стран в сравнении с периодом «холодной войны». После 2000 г. разработка этих стратегий происходила новыми элитными группами, почти одновременно пришедшими к государственному управлению как в России, так и в США. Анализ также показывает совпадение или значительную близость в оценках США и России основных угроз, исходящих из ББВ, а также перспектив развития региона в целом. Эта схожесть концептуальной базы значительно содействовала высокой степени кооперативности двух стран на ББВ в период 1991-2005 гг.

4. Расхождения в ближневосточной политике США и России после 2004 г. происходят на уровне имплементации стратегий, формально содержащих значительную часть совпадающих базовых элементов. Главным импульсом расхождений следует считать обозначившуюся тенденцию к ухудшению двусторонних отношений между США и Россией в целом. Снижение уровня кооперативности на ББВ - лишь следствие и отражение данной тенденции.

5. Необходимый уровень кооперативности США и России следует рассматривать как важное условие устойчивого функционирования обеих систем - как на традиционном Ближнем Востоке, так и в регионе ЦАЗ (Центральная Азия и Закавказье). Если, однако, расхождения между Россией и США серьезно не повлияют на функциональность ближневосточной системы (в силу ее американоцентричности), то последствия для региона ЦАЗ могут оказаться намного более деструктивными (в силу особенностей функционирования системы ЦАЗ, характеризующейся разновекторностью экономических и политических интересов местных акторов). Полицентричность и многовекторность системы ЦАЗ делает маловероятной перспективу вытеснения из региона любого из глобальных «игроков» (Россия, США, Китай), а следовательно, и превращения региона ЦАЗ в зону преимущественного влияния одного из трех глобальных акторов.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, четырех глав, заключения и приложений.

2. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Введение включает обоснование проблемы исследования и его актуальности, описание объекта и предмета исследования, излагается цель работы и задачи исследования. Здесь же подробно говорится о степени разработанности данной проблемы, рассматривается источниковая база работы, очерчиваются хронологические рамки исследования, приводится описание структуры диссертации и ее методологической основы. Там же обосновывается степень научной новизны исследования и его практической значимости, излагаются основные положения, выносимые на защиту. Приводится перечень научных трудов соискателя, в которых прошли апробацию основные положения диссертации.

Глава I посвящена анализу концептуальных основ подходов США и России к Большому Ближнему Востоку после «холодной войны». При этом в задачу автора входит определить точки совпадений в концептуальном видении аналитиков и политиков двух стран ситуации в данном регионе, перспектив ее развития и возможностей взаимодействия Москвы и Вашингтона на этом направлении.

С начала XX столетия концептуальное видение роли и значения Ближнего Востока аналитиками и стратегами СССР/России и США в принципе совпадало. И в Москве, и в Вашингтоне этот регион неизменно воспринимался как стратегически важный с геополитической точки зрения (на стыке Европы, Азии и Африки), влияние в котором обеспечивало не только гарантии наземных и морских коммуникаций, а также морской путь из Средиземного моря в Индийский и Тихий океаны, но и необходимые военно-политические преимущества в период противостояния двух систем в годы «холодной войны». Второй важнейшей составляющей стратегического видения этого региона неизменна была проблема доступа к его гигантским энергетическим запасам. Если, однако, для США этот фактор был и остается неизменной константой концептуального подхода к проблемам региона и важнейшим элементом выработки ближневосточной политики, то для России значение этого «энергетического фактора» возросло только в последнее десятилетие (в основном - в аспекте координации усилий экспортеров углеводородов на мировом рынке). Важно подчеркнуть, что противостояние между СССР и США в этом регионе на протяжении периода «холодной войны» имело главным образом военно-политическое содержание, уровень, масштаб и накал которого во многом предопределялся основными параметрами противостояния между двумя сверхдержавами на «главном направлении», а именно в Европе. Иными словами, противостояние на Ближнем Востоке было производным, вторичным по отношению к противостоянию двух блоков в Европе и зависело от характера двусторонних отношений между Москвой и Вашингтоном.

С начала 1990_х годов Москва в своей ближневосточной политике отказывается от советской концепции поддержки освободительных движений и политического соперничества с США - на смену ей приходит концепция политического взаимодействия с США в урегулировании конфликтов в регионе, а также существенного усиления прагматического подхода во взаимодействии с арабскими странами и Израилем на рыночной основе.

В отличие от США, где корректировка концептуально-теоретической базы внешней политики в целом и на ближневосточном направлении, в частности обычно происходит «в плановом режиме» в контексте смены администрации (республиканцы - демократы), упомянутая трансформация ближневосточной концепции СССР/России произошла в достаточно экстремальной ситуации в последние годы пребывания у власти в Советском Союзе М.С. Горбачева.

Мощным толчком для теоретического переосмысления подхода Москвы к Ближнему Востоку стала совершенная в августе 1990 г. агрессия режима Саддама Хусейна против Кувейта, оккупация Ираком этой соседней страны. Разработка новой концептуальной основы СССР в отношении ближневосточных проблем стала, таким образом, реакцией на конкретную кризисную ситуацию. Опробированная на иракском кризисе формула политического взаимодействия СССР/ России с США на Ближнем Востоке получила продолжение в виде механизма коспонсорства урегулирования арабо-израильского конфликта (это произошло на Мадридской мирной конференции в ноябре 1991 г.). Изменение концептуального видения и подхода к Ближнему Востоку ярко выразилось и в принятом в середине 1991 г. решении советского руководства (при деятельном участии М.С. Горбачева) восстановить дипломатические отношения с Израилем, разорванные Москвой в июне 1967 года.

Обеспечив таким образом сохранение своей политической роли в ближневосточных делах (уже не в противовес Соединенным Штатам, а во взаимодействии с ними и благодаря в значительной мере их готовности играть ведущую роль посредника в урегулировании основных конфликтов), главный акцент в своей политике в регионе Россия делала на трансформацию торгово-экономических отношений с арабскими партнерами на рыночной основе. Отбросив идеологические ограничители, Россия начала прилагать усилия для проникновения в ранее закрытые для СССР арабские монархии Персидского залива, включая Саудовскую Аравию. При этом важно подчеркнуть, что данная трансформация целей и содержания внешней политики на ближневосточном направлении практически не оформлялась в виде основополагающего документа по целому ряду причин, одна из которых - стремление руководства РФ избежать критики столь радикального разворота на Ближнем Востоке со стороны российских левых и национал-патриотов, которые стремились представить новую политику в данном регионе как доказательство «предательства интересов России».

Выстраивание российской модели внешней политики (равноудаленной как от Запада, так и от Востока), нашло понимание и у нового российского руководства, пришедшего к власти в конце XX века. Об этом, в частности, свидетельствуют слова тогдашнего президента В.В. Путина на встрече с руководством российского МИД, что у России не может быть «ни западного, ни восточного крена. Реальность в том, что у держав с таким геополитическим положением, как Россия, национальные интересы есть везде».

В связи с тем, что в период 2004-2006 гг. стали заметно накапливаться сложности в отношениях России со странами Запада, объективно возрастала значимость и перспективность «восточного направления» внешней политики РФ, в том числе и на пространстве ББВ. Объясняя повышавшееся внимание МИД РФ к этому направлению, глава внешнеполитического ведомства Сергей Лавров привел следующие аргументы: «Многовекторность - одна из ключевых характеристик (политики РФ. - А.Ш.), которая закреплена в «Концепции внешней политики Российской Федерации», утвержденной президентом РФ в июне 2000 г. Следование этому принципу означает только одно: каждый вектор для нас самоценен, а какие бы то ни было их взаимоисключающие или “компенсационные” схемы неприемлемы».

Повышение значимости ББВ во внешнеполитической стратегии РФ нашло отражение и в тексте новой «Концепции внешней политики Российской Федерации», утвержденной президентом РФ 12 июля 2008 г. Подтверждая приоритет стран СНГ для внешней политики РФ, авторы концепции сформировали иерархию значимости на текущий момент стран и проблем традиционного Ближнего Востока для России (с учетом также и исходящих из региона угроз): на первый план вынесена проблема Ирана (имеется в виду ядерная программа этой страны в контексте проблемы ядерного нераспространения), затем - проблема Афганистана (предотвращение экспорта терроризма и наркотиков), после чего - проблема урегулирования традиционных конфликтов в регионе. Впервые в данной версии Концепции внешней политики РФ говорится о намерении России в качестве наблюдателя активно участвовать в работе Организации Исламская конференция и других региональных структур (в частности, Лиги арабских государств).

Обращаясь к американскому «углу» восприятия ближневосточной проблематики, автор приводит ретроспективный аналитический обзор базовых концепций администраций США в период с начала «холодной войны» до конца второго срока президентства Дж. Буша_мл. При этом главной задачей автор видит выделение в этих концепциях устойчивых элементов (констант) и элементов переменчивых. В целом, приходит к выводу автор, можно говорить о высокой степени преемственности концептуальной базы американского истеблишмента в отношении проблем Ближнего Востока на протяжении всего послевоенного периода. Антисоветская направленность концепций периода «холодной войны» нивелируется в связи с распадом СССР, но она не переходит автоматически в антироссийскую направленность. В США начинают рассматривать перспективу расширения своего влияния в данном регионе в контексте взаимодействия с Россией.

После 2000 г. разработка этих стратегий, изложенных в вышеупомянутых документах, происходила новыми элитными группами, почти одновременно пришедшими к государственному управлению как в России, так и в США. На начальном этапе эти стратегии формировались под воздействием следующих важных факторов:

первое - декларируемая готовность обеих стран согласовывать свои действия в подходе к урегулированию конфликтных ситуаций на ББВ;

второе - одинаковое восприятие главных угроз, исходящих из региона ББВ как для России и США, так и для других стран мира (это исламистский терроризм, перспектива распространения элементов оружия массового уничтожения в регионе, возможная потенциальная неустойчивость нефтяного рынка, ожидаемая деградация значительной части стран региона, что усилит политико-стратегическую дестабилизацию как на самом ББВ, так и за его пределами);

третье - одинаковое видение способов противодействия общим угрозам: применение военной мощи для подавления активности террористической сети «Аль-Каида» и обеспечивавшего ей военно-политическое прикрытие фундаменталистской группировки «Талибан» в Афганистане; применение политико-дипломатических и экономических средств в отношении Ирана с целью поставить под международный контроль его ядерную программу; инициирование программ, направленных на преодоление наметившегося после 11 сентября 2001 г. межцивилизационного противостояния, прежде всего в религиозном аспекте;

четвертое - существенное возрастание значения и места проблематики энергобезопасности в ближневосточной стратегии России и США, что в случае с США в немалой степени обусловлено «генетической увязкой» администрации Дж. Буша_мл. с нефтегазовыми корпорациями (значительная часть видных представителей команды президента Буша так или иначе были связаны с нефтегазовыми корпорациями), а в случае с Россией - ставкой команды В.В. Путина на нефтегазовые структуры как важный элемент внешнеполитического инструментария;

пятое - резкое усиление роли и значимости субрегиона Центральной Азии, Каспия и Закавказья в энергетической и военно-политической стратегиях России и США.

Перечисленные факторы определяли близость или совпадение концептуального видения руководством России и США основных пластов проблем Большого Ближнего Востока. Этим можно объяснить не только активную совместную работу внешнеполитических ведомств двух стран по урегулированию всех аспектов арабо-израильского конфликта, но и реакцию России (президента В.В. Путина) на трагические события 11 сентября 2001 г. в США, ее готовность наращивать сотрудничество в борьбе с исламистским терроризмом, в том числе и в Центральной Азии.

В главе II рассматриваются аспекты, связанные с имплементацией ближневосточных стратегий России и США после «холодной войны». По мнению автора, именно в ходе реализации стратегий двух стран (а не на концептуально-декларативном уровне) начинают во многих случаях проявляться точки расхождений.

Сменивший в 1996 г. на посту главы МИД РФ Андрея Козырева Евгений Примаков прежде всего привнес новую стилистику и риторику во внешнеполитический дискурс, на практике поначалу мало что изменив в ближневосточной линии российского МИД (кардинальные изменения отвергались президентом Б. Ельциным). Вместе с тем подчеркнем, что назначение Е. Примакова в значительной мере соответствовало новому этапу развития внешней политики РФ, когда возникла потребность привести в соответствие наработки МИД предыдущего этапа с государственными интересами, формулировавшимися обновлявшейся властной элитой, ставившей своей задачей поддержание стабильности в обществе и укрепления государства. Тем самым с 1996 г. российская внешняя политика вступила в новую фазу. Новая стилистика Е. Примакова, предполагавшая акцент на дистанцировании России от США на Ближнем Востоке, на практике не сократила, но несколько трансформировала наработанный потенциал взаимодействия между Москвой и Вашингтоном в этом регионе: США начали более чувствительно относиться к озабоченностям России.

Определенные перемены во внешней политике России и на ее ближневосточном направлении произошли после 2004 г. на фоне общего усиления соперничества России и Запада (в немалой степени из-за ситуации вокруг президентских выборов на Украине). Россия начала заметно акцентировать свое намерение восстановить масштабы сотрудничества с бывшими «друзьями» СССР в регионе (Сирией, Ливией, Палестиной), чтобы тем самым, как полагали в Москве, несколько дистанцироваться от США, усилить свою самостоятельную роль и влияние на миротворческий процесс (между Израилем и Палестинской автономией), стать возможным посредником между Израилем и Сирией. Однако возвращение России к бывшим «советским клиентам» вызывало растущее недовольство руководства Израиля, поскольку на тот момент Россия уже начала поставки зенитно-ракетных комплексов в Сирию и Иран. Не удивительно, что визит В.В. Путина в Израиль в апреле 2005 г. критически освещался в американских и израильских СМИ.

Другим важнейшим моментом для российской политики в регионе стало приглашение 31 января 2006 г. президентом Путиным в Москву руководства экстремистской палестинской группировки ХАМАС, победившей неделей раньше на выборах в Палестинской автономии. Этот визит состоялся 3 марта. Он был расценен большинством западных и израильских политиков как проявление «линии России на раскол “ближневосточного квартета”», который неделей раньше единодушно (включая Россию) высказался за политический бойкот ХАМАС. По сути, этот жест России был основан все на том же постулате о необходимости нашей страны использовать позитивный потенциал политического взаимодействия советских времен с партнерами на Ближнем Востоке, в том числе и среди палестинских движений.

В отличие от России, которая в 1990_е и 2000_е годы существенно меняла свое концептуально-теоретическое видение ближневосточной проблематики и свой подход к проблемам региона, Соединенные Штаты в практически неизменном виде сохраняли все основные константы как теоретической базы своего видения проблем, так и практических подходов к их решению. Ситуация, сложившаяся в регионе к началу 1990_х годов, воспринималась в Вашингтоне как не только подтверждение правильности долговременной политики США на Ближнем Востоке, но и ее эффективности. Действительно, было нанесено сокрушительное военное поражение одному из главных противников США в регионе - режиму Саддама Хусейна в Ираке (операция «Буря в пустыне», весна 1991 г.). Политическое пространство арабских радикалов существенно сократилось, с Америкой готова была продолжить сотрудничество даже Сирия, участвовавшая в войне против Ирака. США выглядели признанным внешним лидером в регионе, ряд теоретиков провозгласили даже концепцию «американской эры» на Ближнем Востоке.

Пришедшая в 2001 г. республиканская администрация Дж. Буша_мл. - особенно после событий 11 сентября - практически полностью основывала свою политику как на традиционном Ближнем Востоке, так и в ЦАЗ на концептуальных посылах предыдущей администрации Б. Клинтона. Уже в первых документах концептуального характера, объединенных общим названием «доктрина Буша», в которых главным тезисом был призыв к борьбе против международного (исламистского) терроризма, Ирак и Иран были обозначены как «государства-изгои». Со временем проблема Ирака, вписанная в контекст борьбы с терроризмом, была доведена до своего логического разрешения в виде свержения режима Саддама Хусейна в марте 2003 г. Наращивание противостояния США с Ираном получило при Дж. Буше_мл. дополнительный импульс как на практике, так и в концептуальном плане.

Принципиальный подход предшественников в отношении конфликтных узлов Ближнего Востока и, в частности, «стран оси зла» в регионе сохранила и администрация Барака Обамы. В конце июля 2009 г. она продлила на год срок действия санкций против Сирии, несмотря на заметное потепление отношений между двумя странами, а также установила до октября так называемый тестовый режим в отношении Ирана: в случае, если новоизбранный (в июле 2009 г.) президент этой страны (им остался Махмуд Ахмадинеджад) не обозначит движения навстречу требованиям евротройки в вопросах ядерной программы и отказа от поддержки экстремистских движений в регионе, то США совместно с Евросоюзом и Россией поставят вопрос в СБ ООН о новом ужесточении антииранских санкций. Правда, в обоих упомянутых случаях администрация Обамы заметно расширила поле для переговоров с Дамаском (куда в июне был возвращен американский посол) и Тегераном, обозначив тем самым приверженность политике «кнута и пряника».

Тем самым можно сделать вывод о полной и последовательной преемственности основных констант ближневосточной политики США всеми администрациями в Вашингтоне после «холодной войны».

В главе III рассмотрено влияние фактора антитерроризма (то есть борьбы с исламистским терроризмом и противодействие исламистскому экстремизму) на внешнюю политику США и России в 2000_е годы. Особое внимание уделено таким аспектам, как влияние данного фактора на а) формирование идеологического базиса и внешнеполитических концепций США и России; б) организационную трансформацию структуры внешнеполитических органов; в) взаимодействие США и России в зоне Большого Ближнего Востока в противодействии терроризму.

Антитерроризм, как воплощение задачи борьбы с международным терроризмом, становится основой внешнеполитической концепции администрации Буша, ее главным - системообразующим - фактором. Задача борьбы с международным терроризмом в начале XXI столетия была заявлена таким же приоритетом для внешней политики России - главным образом в связи с проблемой Чечни. Приоритетность этого тезиса в долговременном плане означает, на наш взгляд, следующее: преобладание внутриполитических целей и лозунгов во внешнеполитической повестке государства, активно вовлеченного в борьбу с терроризмом; размывание традиционных концепций и восприятия международных процессов и альянсов; направление внешнеполитических усилий на формирование альянсов с правительствами и элитами стран-«единомышленниц», формирование и укрепление «антитеррористических коалиций»; отработка и координация информационных потоков как внутри той или иной страны, так и вовне для поддержки задач антитеррористической борьбы. Вместе с тем это означает вовлечение в процесс разработки внешнеполитических решений силовой компоненты - практически равное по значению с компонентами дипломатической и информационной.

Выделение рассмотрения фактора антитерроризма в рамках отдельной главы связано прежде всего с его мощным мобилизующим потенциалом, его «надсистемным» характером, поскольку политические системы США и России настроены на противодействие достаточно традиционным вызовам - политическим, военным, экономическим в так называемых «линейных плоскостях» (например, Россия - НАТО; США - Ирак; «эффект домино» на мировых биржах и т.д.). К частному случаю «внесистемного» проявления влияния фактора антитерроризма можно отнести, например, временное обострение отношений между США и Саудовской Аравией после событий 11 сентября 2001 г., следствием чего стало беспрецедентное сближение между Москвой и Вашингтоном в энергетической сфере (разрабатывались планы прямой поставки российских энергоносителей в США). Более того, в определенные моменты (2001-2003 гг.) взаимопонимание в борьбе с террором, например, сближало США с Россией больше, чем с их традиционными союзниками в Европе (что достаточно наглядно прослеживается на различии оценок ситуации в Чечне Соединенными Штатами и странами Евросоюза).

Рассмотрев фактор влияния антитерроризма на внешнюю политику США в ретроспективном ключе (впервые он становится компонентой внешней политики еще в середине 1970_х годов), автор переходит к тщательному контентному анализу Стратегии национальной безопасности США при администрации Дж. Буша-мл. (версии 2002 и 2006 г.). Новая стратегия США основывалась на принципиально новых положениях, которые включали в себя следующие посылы:

– Основные угрозы безопасности США исходят от «государств-изгоев» и террористических сетей. «Серьезнейшая опасность... находится на перекрестке радикализма и технологий». «Государства-изгои» и террористические сети стремятся получить оружие массового уничтожения (ОМУ). Этим мотивируется переход от политики нераспространения ОМУ к практическим мероприятиям по предотвращению его распространения (counterproliferation);

– США не допустят достижения какой-либо страной военного паритета;

– CША намерены применять военную силу первыми, чтобы предупредить враждебные действия, даже если нападение на США в данный момент не готовится или невозможно: «Америка будет действовать против возникающих угроз, прежде чем они полностью сформируются» (именно для обозначения таких действий документ вводит термин «preemption»);

– США намерены остаться единственной в мире страной, имеющей право на применение силы против угроз прежде, чем они полностью сформируются, и не позволят другим нациям использовать предварение (принцип превентивности) как оправдание для агрессии.

По сути, этот набор тезисов и вошел в политологический оборот под названием «доктрина Буша». Основываясь на принципе самообороны, США готовы наносить удары по противнику даже в том случае, если время и место его наступления точно не известны. Высшей ценностью для США, констатируется в документе, являются демократические принципы. Только те государства, для которых права человека, в том числе экономические и политические, являются приоритетом, могут обеспечить своему населению достойное существование и успешное развитие. Принципиально важны и такие констатации, как определение «противника». Ими для США отныне являются не только террористические группы, но и государства, которые поддерживают таковые, предоставляя убежище, оказывая финансовую помощь и иным образом способствуя развитию террористической сети. Большую опасность представляет стремление террористов завладеть оружием массового уничтожения. Важное направление политики - не идти террористам на уступки и не договариваться с ними, не проводить различия между террористами и теми, кто их поддерживает.

Вариант Стратегии национальной безопасности, принятый в 2006 г., во многом повторяет Стратегию 2002 г. В новой версии Стратегии НБ главным врагом США на Ближнем Востоке объявлен Иран, который обвиняется в стремлении к распространению ядерного оружия и в поддержке террористов (ХАМАС и «Хизбалла»).

Для определения степени устойчивости концептуальных положений СНБ администрации Дж. Буша-мл. автор провел углубленный анализ концепций наиболее значительных групп влияния. В экспертной среде наиболее популярными оказались две политико-идеологические концепции, олицетворявшие два подхода к проблеме Ближнего Востока. Сторонниками той или иной концепции заявляли себя как члены Республиканской, так и Демократической партий. Это были достаточно широкие межпартийные идеологические платформы, которые условно можно определить как концепцию «стратегического реализма» и концепцию «форсированного распространения демократии» (ряд авторитетных западных аналитиков называют эту концепцию «демократическим империализмом»).

По результатам исследований влияния фактора антитеррора на внешнюю политику США автор приходит к следующим выводам:

1. Провозгласив главным мобилизующим тезисом борьбу с терроризмом, Стратегия НБ_2002 создавала теоретическое обоснование для сдвига фокуса внешней политики США на регион Большого Ближнего Востока; остальные региональные направления внешней политики администрации Буша рассматривались в увязке с перспективами развития ситуации именно на Ближнем Востоке.