Взаимосвязь глобальных и региональных политических процессов (на примере Центральной Азии)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени доктора политических наук

Взаимосвязь глобальных и региональных политических процессов (на примере Центральной Азии)

Специальность 23.00.04 - Политические проблемы международных отношений, глобального и регионального развития (политические науки).

Казанцев Андрей Анатольевич

Москва 2011

Работа выполнена на кафедре политической теории Московского государственного института международных отношений (Университета) МИД России.

Научный консультант: доктор исторических наук

Сергеев Виктор Михайлович

Официальные оппоненты:

доктор политических наук, профессор Рудов Георгий Алексеевич,

доктор исторических наук, профессор Звягельская Ирина Доновна,

доктор политических наук Петровский Владимир Евгеньевич

Ведущая организация: Российский Государственный Гуманитарный Университет (РГГУ)

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ИССЛЕДОВАНИЯ

В диссертационной работе решается актуальная теоретико-практическая научная задача анализа взаимодействия специфической международно-региональной структуры Центральной Азии с политиками ключевых акторов системы международных отношений. Это позволяет наметить более эффективные способы реализации интересов России в рассматриваемом регионе.

Актуальность темы. Центральная Азия - международный политический регион, который образовался совсем недавно (после 1991 г.), и до сих пор находится в состоянии становления. Он включает в себя пять постсоветских государств: Казахстан, Киргизию, Таджикистан, Туркменистан и Узбекистан. В настоящее время он является объектом пристального внимания всех ключевых акторов мировой политики по двум причинам. Во-первых, как объект конкуренции крупных внерегиональных сил и поддерживаемых ими интеграционных и транспортных проектов, борьбы за углеводородные ресурсы. Во-вторых, как место возникновения серьезных глобальных проблем (возможность появления "несостоявшихся государств", терроризм и т.д.).

Объектом исследования является взаимосвязь глобальных и международно-региональных политических процессов в Центральной Азии и их влияние на региональные политики ключевых глобальных игроков, прежде всего, государств (России, США, Китая и т.д.).

Постановка исследовательской проблемы. В работе исследуется влияние структурных факторов, возникающих в результате взаимосвязи региональных и глобальных политических процессов, на центральноазиатские политики ключевых международных акторов, включая Россию.

Исследование описанной выше проблемной области нацелено на создание нового междисциплинарного направления, изучающего взаимосвязь региональных и глобальных политических процессов в Центральной Азии (данное направление полностью укладывается в логику политологической специальности "Политические проблемы международных отношений, глобального и регионального развития"). В рамках данного направления большое внимание уделяется анализу политических процессов, возникающих в результате взаимодействия региональной культурно-цивилизационной специфики и процессов глобализации. За счет анализа подобного взаимодействия предполагается преодолеть разрыв между пониманием ситуации, характерным для практических экспертов, и редукционистскими объяснительными моделями (в частности, излишне упрощенной моделью новой "Большой игры" Ahrari M.E. The new great game in Muslim Central Asia. Washington: Inst. for Nat. Strategic Studies: Nat. Defense Univ., 1996. 91 p.; Hill F. Pipeline politics, russo-turkish competition and geopolitics in the eastern Mediterranean // Security and cooperation in the eastern Mediterranean / ed.: A. Theophanous, V. Coufoudakis. Nicosia, 1997. P. 200.). Данная постановка вопроса полностью соответствует отечественной политологической традиции, где с 1990-х гг. проблематика несоответствия глобальных объяснительных теорий тому, что происходит на постсоветском пространстве, стала одной из важнейших. Это относится и к международно-региональной специфике различных частей постсоветского пространства.

Исследовательская гипотеза. Внутренне противоречивая (неопределенная) международно-региональная структура вызывает серьезную нестабильность в Центральной Азии и, поэтому, негативно сказывается на политиках всех вовлеченных в регион ключевых глобальных игроков.

Сформулированная выше гипотеза позволяет достичь ключевой цели исследования - проанализировать влияние противоречий в региональной международно-политической структуре в Центральной Азии на политики ключевых глобальных игроков (прежде всего, России). Реализация этой цели имеет, в числе прочих, практический аспект - возможность наметить более эффективные способы реализации интересов России в этом регионе.

Задачи исследования. Достижение описанной выше цели требует решения семи взаимосвязанных задач:

1. Требуется исследовать специфические структуры, определяющие взаимодействие глобальных и региональных факторов в постсоветской Центральной Азии. Они должны быть проанализированы в сравнительном контексте, в сопоставлении с другими международными регионами.

2. Учитывая культурно-цивилизационную специфику региона, данные структуры должны быть изучены как на уровне символико-идентификационном, так и на уровне институциональном. В рамках анализа взаимодействия региональных и глобальных факторов на символико-идентификационном уровне основное внимание должно быть обращено на специфические историко-культурные особенности региона и использование его богатой и противоречивой истории как способа обоснования многовекторных политик. В контексте исследования институциональных структур следует изучить два фактора: во-первых, неопатримониальные системы как источник многовекторных внешних политик, во-вторых, участие центральноазиатских стран в противоречащих друг другу интеграционных проектах, выдвинутых ключевыми глобальными акторами.

3. Необходимо исследовать вопрос о взаимовлиянии символико-идентификационных и институциональных структур в регионе. При этом ключевым вопросом становится то, как сложная история региона во многих аспектах предопределила современные многовекторные политики, характеризующиеся высокой неопределенностью в плане выбора партнеров и принятия обязательств.

4. Следует изучить влияние этих структур на политические процессы в регионе. В этом плане актуальным становится применение моделирования последствий противоречий и высокой неопределенности в региональной структуре, развитого в современных структурных теориях международных отношений (например, в рамках теории "неработающего рынка", market failure).

5. Теоретическую модель "неработающего рынка" на основе метода "исследования процесса" (process tracing) следует сопоставить с реальными политиками ключевых глобальных игроков в регионе. При этом необходимо исследовать, как формулируются интересы и стратегии главных международных акторов в регионе, каковы формы противостояния или коалиционных взаимодействий между ними, как соответствующие процессы соотносятся с «Большой игрой» XIX в.

6. Важнейшим в плане практической экспертной значимости работы является изучение того, насколько оптимизируемы стратегии ключевых глобальных акторов в центральноазиатском регионе, что предполагает исследование эффективности их политик, сопоставление планов, используемых ресурсов и результатов.

7. Это, в соответствии с принципом связи теории и практики, позволяет сформулировать рекомендации, направленные на более эффективную адаптацию внешней политики России к условиям региона.

Решение указанных выше задач привело к тому, что на защиту выносятся следующие семь выводов.

1. Центральная Азия характеризуется тенденций к одновременному формированию множества различных региональных порядков с неопределенными сферами влияния и применения. Каждый из таких порядков поддерживается ключевыми глобальными акторами. Поэтому в регионе в полной мере проявляются современные глобальные противоречия.

2. С точки зрения субъективного измерения региональной структуры Центральная Азия на протяжении всей истории подвергалась достаточно равномерному влиянию всех великих цивилизаций Евразии (исламской, китайской, восточно- и западноевропейской). В результате регион в настоящее время превратился в объект столкновения разных "историко-геополитических проектов", поддерживаемых ключевыми акторами мировой политики. С точки зрения объективного измерения региональной структуры ситуация большой региональной неопределенности сложилась в результате взаимодействия «многовекторных» внешних политик с членством в большом количестве международных региональных организаций с противоречащими векторами интересов.

3. Субъективное и объективное измерение региональной структуры взаимодействуют между собой. Существует причинно-следственная связь между противоречивой идентификационной структурой региона и современными многовекторными политиками центральноазиатских государств.

4. Сложившаяся в Центральной Азии комплексная структура ведет к целому ряду негативных политических процессов: высокой нестабильности, непредсказуемости ситуации, росту конфликтности политик, отсутствию эффективного взаимодействия между акторами, неэффективности интеграционных проектов и сложностям в реализации интересов вовлеченных в регион ключевых глобальных акторов.

5. Крах внутрирегиональных интеграционных процессов привел к тому, что структура регионального порядка начинает конструироваться извне. Внешние силы одновременно борются за идентичность региона и за присоединение его к интеграционным проектам той или иной части Евразии (постсоветское пространство, исламский мир, Европа, АТР). Частью этой борьбы является их политика в области развития транспортных и энерготранспортных маршрутов. От «Большой игры» XIX в. ситуация отличается значительно большим количеством внешних игроков и большим количеством неустойчивых коалиций между ними.

6. Проведенное исследование приводит к классификации акторов по типу преимущественно используемых ресурсов: военно-политических, экономических и сиволико-идентификационных. К первой группе можно отнести Россию и США, ко второй - Китай и ЕС, к третьей - страны исламской исторической традиции (Иран и Турцию). Анализ привел к выводу, что наиболее эффективной оказалась политика стран, использовавших, преимущественно, экономические инструменты.

7. Оптимальной политикой России будет использование опыта группы стран, применявших в рамках комплексных стратегий, преимущественно, экономические инструменты (прежде всего, Китая, в меньшей степени, ЕС).

Теоретические основания исследования. Данная работа построена на принципах так называемой "социологической группы" теорий международных отношений (в частности, конструктивизма Wendt A. Social theory of international politics. Cambridge; New York: Cambridge Univ. Press, 1999. 429 p.; Kratochwil F.V. Rules, norms, and decisions: on the conditions of practical and legal reasoning in international relations and domestic affairs. Cambridge; New York: Cambridge Univ. Press, 1989. 317 p.). В настоящее время в мировой научной практике изучения международных отношений, особенно, за пределами западного мира, данный подход является одним из наиболее распространенных. Эта группа теорий, основанная на классической традиции социальных наук (М. Вебер, Т. Парсонс), предполагает постоянное отслеживание прямых и обратных связей между объективными и субъективными (психологическими, культурно-цивилизационными) измерениями международно-политической реальности. Данный подход особенно хорошо подходит для изучения тех частей мира, где существует серьезное культурно-цивилизационное своеобразие. Он противопоставляется ряду "нормативных" подходов (неореализм, неолиберализм), основанных на историческом опыте стран Запада.

Эффективность "социологической группы" теорий международных отношений за пределами современного западного мира особенно подчеркивается в варианте конструктивизма, который называется "конструктивистским прагматизмом" Kratochwil F., Ruggie J. The state of the art, or the art of the state // Intern. Organization. 1986. Vol. 40. P. 753776; Kratochwil F. Theory and political practice: reflections on theory-building in international relations // Principled world politics: the challenge of normative international relations / ed.: P. Wapner, L.E.J. Ruiz. Lanham, 2000. P. 5064; Kratochwil F. Of false promises and safe bets: a plea for a pragmatic perspective in theory building // J. of Intern. Relations and Development. 2007. Vol. 10. Р. 115; Owen D. Re-orienting international relations: on pragmatism, pluralism and practical reasoning // Millennium. 2002. Vol. 31, № 3. P. 653673.. Поэтому мы ориентируемся на этот вариант конструктивизма, нацеленный на органический синтез теории и практики. Данный вариант конструктивизма особенно близок к традиции когнитивных исследований международных отношений, развиваемой в МГИМО школой директора Центра глобальных проблем В.М. Сергеева Сергеев В.М, Цымбурский В.Л. Когнитивные механизмы принятия решений: модель и приложения в политологии и истории // Компьютеры и познание: очерки по когитологии: сб. науч. тр. / ред.-сост.: Б.М. Величковский, А.И. Зеличенко. М., 1990. С. 105124; См. также: Казанцев А.А. О когнитивно-неоинституциональном подходе к изучению международных отношений // Полис. 2003. № 1. С. 7481..

Для того, чтобы объяснить причины отклонения от основанной на западном опыте "нормативной рациональности" (предписываемой нормативными теориями международных отношений), наблюдающегося в конкретных условиях Центральной Азии, используется теория "неработающего рынка" (market failure). Впервые она была разработана в рамках исследования международных отношений Р. Кохейном в его теории "спроса" на международные режимы Keohane R. The demand for international regimes // Intern. Organization. 1982. Vol. 36, № 2. P. 326-327.. Данная теория берется в ее конструктивистской трактовке, которая понимает возникновение "неработающего рынка" как результат больших различий в понимании ситуации между акторами, связанных с отсутствием у них общей идентичности Wendt A. Social theory of international politics. Cambridge; New York: Cambridge Univ. Press, 1999. 429 p. или сходной системы идеологических представлений Goldstein J., Keohane R.O. Ideas and foreign policy: an analytical framework // Ideas and foreign policy: beliefs, institutions, and political change / ed.: J. Goldstein, R.O. Keohane. Ithaca; London, 1993. P. 3-30..

Согласно упомянутой теории противоречия в региональной структуре негативно влияют на политики международных акторов, в частности, они предопределяют следующие тенденции: рост конфликтности политики; отсутствие эффективного взаимодействия между игроками, высокие транзакционные издержки; низкая эффективность и когерентность политик акторов; неэффективность интеграционных проектов; неразрешимые политические дилеммы для всех игроков. Применение теории "неработающего рынка" становится основным моментом проведенного автором уточнения модели новой "Большой игры".

Методология исследования. В работе использованы два ключевых метода, характерных для социологического подхода к изучению международных отношений. В рамках метода "исследования процесса" (process tracing) George A.L., Bennett A. Case studies and theory development in the social sciences. London: MIT Press, 2005. 331 p. моделируются все возможные последствия предложенной объяснительной теории, которые можно эмпирически наблюдать. Затем соответствие модели реальности проверяется на фактическом материале, путем исторического описания. Сходный метод использовали Гегель и Маркс в рамках методологии исследования, предполагающей движение от абстрактного к конкретному. В результате применения этого метода выявляются ключевые тенденции политической реальности. Культурно-цивилизационная специфика рассматриваемого региона требует применения группы социологических методов исследования международных отношений (анализ идентичностей, ментальностей, идеологий, систем ценностей и моделей мира в их взаимосвязи с объективными процессами), развитых в рамках конструктивистского подхода Wendt A. Social theory of international politics. Cambridge; New York: Cambridge Univ. Press, 1999. 429 p.; Kratochwil F.V. Rules, norms, and decisions: on the conditions of practical and legal reasoning in international relations and domestic affairs. Cambridge; New York: Cambridge Univ. Press, 1989. 317 p.. Для анализа геополитических концепций широко применяется основанная на конструктивистских принципах методология "критической геополитики" Tuathail G.У. Critical geopolitics: the politics of writing global space. Minneapolis: Univ. of Minnesota Press, 1996. 314 p.; Rethinking geopolitics / ed.: G.У Tuathail, S. Dalby. London: Routledge, 1998. 333 p.; Dittmer J. Popular culture, geopolitics, and identity. Lanham: Rowman & Littlefield Publishers, 2010. 181 p..

Наряду с этим используется ряд дополнительных исследовательских методов: построение качественных политологических моделей, рефлексивная теория игр, структурно-функциональный анализ, институциональная компаративистика, историко-сравнительный метод, структурно-функциональный и системный подходы.

Степень научной разработанности проблемы. В рамках исследования была проанализирована литература по пяти проблемным блокам, которые будут кратко охарактеризованы ниже. Основной вопрос с точки зрения изученности проблемы состоял в разрыве между указанными блоками литературы. Синтез разных групп литературы является важной задачей во всех случаях разработки нового междисциплинарного направления исследований.

А. Институты и идентичности в современных социальных науках. В последние два десятилетия современные социальные науки придают особенно большое значение анализу взаимосвязей между объективными политическими процессами, с одной стороны, и их субъективным измерением, с другой стороны. Предлагаемая работа лежит в русле этой тенденции.

В частности, данной проблематике большое внимание уделяется в работах неоинституционалистов (Р. Коуза, Г. Саймона, Д. Норта, Д. Марча, Й. Ольсена и др.). Результаты их исследований в настоящее время широко применяются в моделировании международных отношений. Достижения неоинституционализма также легли в основу современных интерпретаций теории "неработающих рынка".

Согласно социологической теории международных отношений (А. Вендт и др.) институты не возникают на пустом месте. Они лучше всего развиваются в ситуации, когда у людей есть общие системы ценностей и представлений. В этом плане важным является появившаяся в социальных науках в 1990-х гг. тенденция к изучению политической роли символико-идентификационных форм (К. Гиртц и др.). Это позволяет углубить понимание причин возникновения ситуации "неработающего рынка", возникающей за счет отсутствия общих символов идентичности и общего понимания ситуации для всех акторов См. анализ проблемы интеграции и роли символов: Sergeyev V.M. The wild East: crime and lawlessness in post-communist Russia. New York: Armonk, 1998. 191 p.; Бирюков Н.И., Сергеев В.М. Становление институтов представительной власти в современной России / Н.И. Бирюков. - М.: Изд. сервис, 2004. 542 с..

Б. Институты и идентичности в современной теории международных отношений. В рамках всех ключевых структурных теорий международных отношений признано, что стратегии акторов и структура взаимоотношений между ними очень серьезно трансформируются во взаимодействии с определенной структурой: системой международных институтов (неолиберализм), международного и регионального баланса сил (неореализм), специфических типов международной и региональной идентичности (конструктивизм). В настоящее время в теории международных отношений на эмпирической основе происходит синтез неореализма и неолиберализма (как двух структурно сходных "нормативных" теорий) в рамках "рационализма" См. Wжver O. The rise and fall of the inter-paradigm debate // International theory: positivism and beyond / ed.: S. Smith, K. Booth, M. Zalewski. Cambridge; New York, 1996. - P. 149185; Smith S. The discipline of international relations: still an American social science? // Brit. J. of Politics & Intern. Relations. 2002. Vol. 3, № 3. P. 374402; Controversies in international relations theory: realism and the neoliberal challenge / ed. Ch.W. Kegley. New York: St. Martin's Press, 1995. 374 p.. К этому синтезу тесно примыкает такой "социологический" подход, как конструктивизм, который позволяет расширять анализ за счет внимания к культурно-субъективным, цивилизационным и символико-идентификационным феноменам. Конструктивизм (А. Вендт, Ф. Кратохвиль, Н. Онуф и др.) учитывает все достижения "рационализма" и нацелен на постоянный диалог с ним.

Рост новых угроз и вызовов безопасности, пересмотр политики государств в военной сфере после окончания "холодной войны" также вызвал к жизни, особенно, среди европейских экспертов, применение теории "секъюритизации". Последняя, будучи структурной теорией, равно близка по ряду параметров реализму (будучи изначально основанной на принципах "либерального реализма") и конструктивизму. В ее рамках изучается формирование региональных комплексов безопасности Buzan B. People, states, and fear: the national security problem in international relations. Chapel Hill: Univ. of North Carolina Press, 1983. 262 p.; Buzan B. People, states, and fear: an agenda for international security studies in the post-cold war era. 2nd ed. Boulder: L. Rienner, 1991. 393 p.; Buzan B., Wжver O., Wilde J. de. Security: a new framework for analysis. Boulder: L. Rienner, 1998. 239 p.; Buzan B., Wжver O. Regions and powers: the structure of international security. Cambridge; New York: Cambridge Univ. Press, 2003. 564 p. как специфических символико-идентификационных структур, определяющих региональную политику в области безопасности. Неолиберализм также стремится к диалогу с конструктивизмом, признавая, что символико-идентификационные факторы (прежде всего, идеи) могут играть решающую роль в формировании эффективных институтов Goldstein J., Keohane R.O. Ideas and foreign policy: an analytical framework // Ideas and foreign policy: beliefs, institutions, and political change / ed.: J. Goldstein, R.O. Keohane. Ithaca; London, 1993. P. 3-30. См. также: Garret G., Weingast B.R. Ideas, interests and institutions: constructing european community's internal market // Ideas and foreign policy: beliefs, institutions, and political change / ed.: J. Goldstein, R.O. Keohane. Ithaca; London, 1993. 173206., в том числе, за счет фактора обучения новым типам поведения Nye J.S. Nuclear learning and US-Soviet security regimes // Inten. Organization. 1987. Vol. 41. P. 378-382; Haas E.B. When knowledge is power: three models of change in international organizations. Berkeley: Univ. of California Press, 1990. P. 26; Haas P.M. Epistemic communities and the dynamics of international environmental cooperation // Regime theory and international relations / ed. R. Volker. Oxford, 1993. P. 175..

В результате описанного выше эмпирического синтеза, происходящего на основе конструктивизма, в современной теории международных отношений возникает эффективная методология исследования регионов мира, отличающихся большим культурно-цивилизационным своеобразием.

В. Глобалистика и геополитика, "традиционная" и "критическая". Данная работа следует традиции такой научной дисциплины, как изучение глобальных проблем (global studies). Эта дисциплина активно взаимодействует с геополитикой. Среди отечественных работ по геополитике Центральной Азии можно отметить ряд авторов (Рудова Г.А., Пономареву Е.Г., Каримову А.Б. и др.), которые моделируют геополитику региона с учетом взаимосвязи региональных и глобальных процессов.

В последнее время, в мировой политологии широко распространилась близкое конструктивизму направление "критической геополитики" (Tuathail G.У., Dalby S., Dittmer J. и др.). Согласно этой теории геополитические представления исторически конструируются соответствующими международными акторами. Актуальность применения идей "критической геополитики" к Центральной Азии заключается в том, что, как показывает анализ историко-этнографической литературы (А.И. Левшин, В.И. Бушков, Ю.С. Худяков, С.Е.Толыбеков, Н.А. Омуралиев), существует большое разнообразие символико-идентификационных структур, пронизывающих пространство Центральной Азии. На этом основании мы приходим, в дальнейшем, к выводу, что выделить единую для региона идентификационную структуру, практически, невозможно. Одновременно регион, через Великий шелковый путь, исторически связан со всеми великими цивилизациями Евразии (Ртвеладзе Э., Табышалиев С.Т., Schafer E.H., Bonavia J., Whitfield S.).

В результате, все ключевые международные акторы пользуются чрезвычайно многогообразной историей региона и его внутренней "пестротой" для того, чтобы создавать различные, абсолютно не совпадающие друг с другом историко-географические определения Центральной Азии. Именно этот тезис впоследствии станет основанием для вывода об отсутствии устойчивой региональной идентичности и для применения теории "неработающего рынка" к ситуации в регионе.

В геоэкономике на основе работ Ф. Броделя возникло близкое к критической геополитике направление - теория «глобальных ворот». Ворота в глобальную экономику / Д.Е. Андерссон [и др.]. М.: Фазис, 2001. 440 с. Она также предполагает историческую изменчивость геоэкономических структур и их взаимосвязь с различными субъективными аспектами реальности, такими, как культура и система представлений о мире (наука, и т.д.). Принципы и методы "воротного" геоэкономического исследования были адаптированы к условиям постсоветского пространства в рамках научного проекта, в котором участвовал автор данной работы Подробное исследование о "воротной" роли Москвы было проведено в проекте, в котором участвовал автор данного исследования. См.: Доверие и пространственное взаимодействие социальных сетей / В.М. Сергеев [и др.] // Полис. 2007. № 2. C. 817; Сергеев В.М., Казанцев А.А. Сетевая динамика глобализации и типология «глобальных ворот» // Полис. 2007. № 2. С. 1830; Москва и Санкт-Петербург как центры притяжения социальных сетей / В.М. Сергеев [и др.] // Полис. 2007. № 2. С. 3143; «Хора» московских «ворот» и сценарии ее развития / В.М. Сергеев [и др.] // Полис. 2007. № 2. С. 4462.. В другой работе мы расширили методы "воротного анализа" на сравнительные исследования модернизационных процессов Казанцев А.А. Интеллигенция и структурные инновации в политическом пространстве (Опыт сравнительного анализа) // Политические исследования (Полис). -- 2007. -- № 1. -- С. 71-93.. Данный подход используется для анализа экономических аспектов региональных структур Центральной Азии.

Г. Политические процессы в Центральной Азии: военно-политические, экономические и символико-идентификационные аспекты. Огромный комплекс литературы использовался для создания комплексной модифицированной и уточненной модели новой "Большой игры", описывающей взаимодействие военно-политических, культурных и символико-идентификационных политических процессов в Центральной Азии. В рамках изучения военно-политических аспектов рассматриваются работы таких авторов, как Васильева О., Звягельская И.Д., Золотарев В.А., Касенов У.Т., Князев А.А., Мальгин А.В., Бурнашев Р., Черных И., Олкотт М.Б., Аллисон Р., Джонсон Л., Редер П. и др. В аспекте анализа экономических проблем Центральной Азии используются произведения следующих авторов: Бабак В., Боришполец К.П., Жуков С.Б., Резникова О.Б., Звягельская И.Д., Усманалиева Г.Б., Rumer B., Odling-Smee J., Hirschhausen Ch. von, Engerer H., Kemp G., Koolaee E., Kumar R., Green M.B., Sagers M.J., Green D.W., Pannier B., Sagers M.J., Vriens H., Xiaojie Xu, Zhukov S. и др. С точки зрения исследования символико-идентификационных структур в регионе рассматриваются работы следующих авторов: Абашин С., Поляков С.П., Звягельская И.Д., Зотов О.В., Малашенко А.В., Масанов Н.Э., Мурзалин Ж.А., Панарин С., Трофимов Д.А., Фурсов А.И., Хрусталев М.А., Atkin M., Bacon E.E., Bennigsen A., Carrиre d'Encausse H., Frank A.G., Fuller G.E., Hanks R.R., Jahangiri G., Lemercier-Quelquejay Ch., Gross J.-A., Kulchik Y., Fadin A., Sergeev V., Shahrani N. и др.

Д. Политика ключевых глобальных акторов в Центральной Азии: взаимосвязь прошлого и настоящего. В диссертации используется огромный комплекс классической исторической (например, Бартольд В.В. Халфин Н.А.) и современной политологической литературы (Starr S.F, Lewis B. и др.), который позволяет соотнести разнообразные современные геополитические представления о Центральной Азии, используемые ключевыми глобальными акторами (Евразия, постсоветское пространство, «Большой Ближний Восток», «Большая Центральная Азия», восточноиранский мир, «Западный край» и т.п.), с одной стороны, и сложную историю региона, с другой стороны.

Научная новизна работы. Проведенный выше анализ литературы позволяет выделить следующие аспекты новизны результатов исследования.

1. Выявлена взаимосвязь между современными глобальными противоречиями и противоречиями в международно-региональной структуре в Центральной Азии.

2. Противоречия в региональной структуре проанализированы в двух измерениях: субъективном (символы идентичности, связанные с культурно-цивилизационной спецификой) и объективном (интересы ключевых глобальных игроков, поддерживаемые ими международные организации и институты). При этом обнаружены два механизма, осуществляющие связь между субъективным и объективным измерениями региональной структуры. С одной стороны, так как Центральная Азия в прошлом подвергалась влиянию всех великих цивилизаций окраин Евразии, то регион в настоящее время превратился в объект столкновения разных геополитических проектов важнейших глобальных акторов. С другой стороны, утвердилась тенденция к взаимодействию «многовекторных» внешних политик самих центральноазиатских государств с большим количеством международных региональных организаций, которые основаны на конкурирующих геополитических проектах внерегиональных акторов.

3. На основании описанных выше двух механизмов связи между субъективным и объективным измерениями региональной структуры выявлена причинно-следственная связь между противоречивой идентификационной структурой региона и многовекторными политиками государств Центральной Азии.

4. Проанализированы негативные политические тенденции, к которым приводит специфическая международно-региональная структура, сложившаяся в Центральной Азии, в частности, слабая предсказуемость ситуации, высокая степень региональной нестабильности, отсутствие эффективного взаимодействия между акторами за счет высоких транзакционных издержек, проблемы в осуществлении интеграционных проектов и реализации интересов вовлеченных в регион ключевых глобальных акторов.

5. Уточнена и модифицирована распространенная в литературе модель новой «Большой игры» в Центральной Азии. Уточненная модель включает в себя дополнительно к традиционной следующие факторы: большее количество игроков разного типа (государственного и негосударственного); неустойчивость и ситуативный характер коалиций между ними; культурно-цивилизационное своеобразие региона, которое современным акторам, в отличие от старых колониальных держав, трудно игнорировать; роль международных организаций в конкуренции между глобальными акторами; специфику применяемых геополитических моделей, предопределяющих большой разрыв в ожиданиях (экспектациях) акторов, высокую степень неопределенности и непредсказуемости ситуации.

6. Указанная модель протекания международно-политических процессов в регионе позволяет учитывать военно-политическое, экономическое и символико-идентификационное измерения политики. На ее основе проведена классификация государств - ключевых акторов глобальной политики, вовлеченных в центральноазиатский регион. При этом вычленена та группа акторов (Китай и, в ряде частных аспектов, ЕС), политика которых в наибольшей степени адаптирована к специфической региональной структуре.

7. С точки зрения выработки эффективной стратегии России в регионе Центральной Азии обоснованы принципы прагматичной политики, конкретизированные до ряда предлагаемых конкретных мер, основанных на опыте Китая и ЕС.

Апробация работы. Работа была апробирована на трех взаимосвязанных уровнях: научно-академическом, экспертном и преподавательском.

По различным аспектам диссертационного исследования автором опубликовано 49 научных и экспертных работ общим объемом 60 п.л. Специфика исследования - изучение взаимосвязи глобальных и региональных проблем - обусловила широкий тематический и междисциплинарный характер публикаций по теме диссертации.

К числу особо важных работ в данном направлении относятся три авторские монографии («Большая игра» с неизвестными правилами: Мировая политика и Центральная Азия" (М., 2008), Политика стран Запада в Центральной Азии: проекты, дилеммы, противоречия" (М., 2009.), Расширение проблематики безопасности в политике России: секьюритизация, биополитика и новые административные практики (М., 2010)). Монография "Большая игра» с неизвестными правилами: Мировая политика и Центральная Азия" получила вторую премию РАПН в номинации "лучшая научная работа" за 2008 г. Перу автора данного исследования принадлежит ряд опубликованных в качестве брошюр аналитических докладов и записок, а также ряд коллективных монографий и сборников работ. В опубликованных в России (в том числе, в журналах "Политическая наука", "Полис", "Политэкс", "Полития", "Космополис", "Экономическая политика", "Логос" и т.д.) научных статьях (в Российский индекс научного цитирования, РИНЦ входит 16 статей А. Казанцева) содержатся исследования центральноазиатской проблематики, взаимосвязи региональных и глобальных проблем, теоретических вопросов в области современной теории международных отношений и анализа политической роли символов идентичности.

Четыре научные статьи автора (и один аналитический доклад опубликованы за рубежом, в частности, в Великобритании, Германии, Италии, Швейцарии. Материалы работы были представлены более, чем на 23 международных конференциях и международных исследовательских семинарах, например, на конференциях "Стратегии диалога России и ОДКБ с ЕС в сфере безопасности", Москва 2005, Безопасность в Центральной Азии: интересы России и ЕС, Москва 2008, Вторая глобальная конференция международных исследований (Любляна, 2008), ШОС - формат энергетического диалога (Москва, 2008), на семинаре "Эволюция регионального комплекса безопасности в Центральной Азии" Школы Восточных и Африканских исследований (Лондон, 2009) и т.д.

В рамках разработки данного научного направления велась подготовка конференций и других проектов в сфере взаимодействия с такими международными исследовательскими структурами, как Фонд Фридриха Эберта, Женевский центр демократического контроля над вооруженными силами, Институт исследований безопасности ЕС и др., и с такими международными организациями, как МАГАТЭ и рабочая группа ООН по военным наёмникам и частным военным кампаниям. В ходе работы над диссертацией автор проходил многочисленные стажировки как в странах Центральной Азии (Туркменистан), так и в ряде стран Запада (Великобритания, Нидерланды, Италия). Работа прошла апробацию и в ходе сотрудничества ее автора и с российскими научно-общественными структурами (РАПН, Международная федерация мира и согласия, и т.д.). Например, А. Казанцев с 2010 г. является членом Экспертного совета РАПН.

Большой интерес к синтезу теоретического и прикладного анализа в рамках данной работы объясняется длительным (более 10 лет) опытом прикладной аналитической и экспертной работы автора данного исследования. В рамках работы в Международном Институте Гуманитарно-политических исследований (1998 - 2000), а затем в МГИМО МИД России (2001 - наст. вр.) он занимался мониторингом ситуации в Центральной Азии, разрабатывал практические рекомендации для министерств и ведомств РФ (в частности, он является автором и соавтором более 15 аналитических записок для различных органов власти России), а также некоторых международных организаций (ОДКБ, Межпарламентская Ассамблея СНГ).

Автором данной работы был также реализован ряд экспертных проектов в соответствующей области. К их числу принадлежит работа над подготовкой заседаний экспертных советов ОДКБ, экспертная работа по линии взаимодействия Администрации Президента РФ и Совета Безопасности Казахстана, работа над материалами для саммита "Группы восьми" в Санкт-Петербурге, 2006 (миграционные проблемы) и т.д.

Предлагаемое в данной работе новое междисциплинарное направление имеет также и прикладное измерение в сфере образования. Автор как индивидуально, так и в соавторстве, в рамках работы в РГГУ и МГИМО, разработал 4 новых учебных курса по соответствующей тематике, включая "Международные процессы в Центральной Азии" и "Сравнительные внешнеполитические процессы".

Рекомендации по практическому применению результатов исследования. Полученные в ходе исследования результаты могут продолжать применяться на трех взаимосвязанных уровнях: научно-аналитическом, экспертном и преподавательском.

На научно-аналитическом уровне они могут использоваться для решения широкого круга задач, выходящих за пределы центральноазиатского региона. Выработанная в ходе работы модель, связанная с инструментарием анализа взаимосвязей между региональными и глобальными структурами и протекающими в них процессами на основе теории "неработающего рынка", может использоваться для сравнительного изучения процессов в других регионах мира.

На экспертном уровне анализ основных тенденций протекания политических процессов в регионе в их взаимосвязи с глобальными процессами может быть полезен для решения широкого круга экспертно-прикладных задач в интересах министерств и ведомств России, российского частного бизнеса, поддерживаемых РФ региональных и глобальных международных организаций. Сформулированные в ходе работы общие принципы и конкретные рекомендации, направленные на адаптацию политики России к условиям такого своеобразного региона мира, как Центральная Азия, могут быть полезны для разработки до сих пор отсутствующей у нашего государства региональной стратегии.

На преподавательском уровне материалы работы могут быть с успехом использованы для подготовки учебных курсов по международным отношениям в Центральной Азии. В частности, в настоящее время не только в России, но и в мире в целом отсутствует соответствующий обобщающий учебник, где бы сочетался анализ теоретических и прикладных, глобальных и региональных аспектов международно-политических процессов в постсоветской Центральной Азии.

СТРУКТУРА И ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Структура диссертационного исследования. Работа состоит из Введения, 6 глав, Заключения и трех приложений. Главы можно разделить на две группы, состоящие из трех глав каждая. В первых трех (более теоретико-аналитических) анализируются в контексте сравнений с другими регионами мира институциональные и символико-идентификационные структуры, сложившиеся в Центральной Азии. В последующих трех главах (более экспертно-практических) анализируются конкретные политические процессы, возникающие в результате реализации региональных политик ключевых глобальных акторов. В Заключении также можно выделить две части, посвященнные, соответственно, теоретическим и практическим аспектам работы. В этом реализуется направленность на синтез теории и практики. В трех приложениях приведен список литературы, описываются принципы написания географических названий и имен, сформулирован прогноз долгосрочной эволюции ситуации в регионе.

Основное содержание работы. Во Введении обосновывается актуальность исследуемой темы, характеризуются объект и временные рамки исследования, проводится постановка исследовательской проблемы, формулируются исследовательская гипотеза, цель, задачи исследования, перечисляются научные выводы, выносимые на защиту, и отмечаются аспекты их новизны. Кроме того, обосновываются теоретические и методологические основания исследования, анализируется степень изученности проблемы, рассказывается об апробации работы и внедрении ее результатов, даются рекомендации по дальнейшему практическому применению результатов исследования, описывается структура диссертационного исследования.

В главе 1. "Проблемы идентификации и определения границ центральноазиатского региона", в целом, анализируется субъективное, культурно-цивилизационное измерение региональной структуры. При этом использовались классические работы авторов, писавших об историко-культурных связях Центральной Азии с Россией (Соловьев С.М., Ключевский В.О., Халфин Н.А., Струве В.В., Вернадский Г.В., Греков И.Б., Сопленков С.В., Брусина О.И., Ахмеджанов Г.А. и др.), о связях региона с Китаем (Валиханов Ч.Ч., Бичурин Н.Я., Боровкова Л.А., Малявкин А.Г., Хафизова К.Ш., Караев О.К., Schafer E.H. и др.), с арабо-исламским миром (Большаков О.Г., Бартольд В.В., Крачковский И.Ю., Гоибов Г. и др), с ирано-мусульманским миром (Бартольд В.В., Бертельс Е.Э., Брагинский И.С., Фрай Р.Н., Агаджанов С.Г., Ахмедов Б.А. и др.), с турецко-тюркским мусульманским миром (Бартольд В.В., Гусейнов Р.А., Sanaullah М.F.), с Индией (Ашрафян К.З., Беренстен В., Фарзалиев А., Мамедова Р.). В результате автор приходит к выводу, что Центральная Азия на протяжении всей истории подвергалась достаточно равномерному влиянию всех великих цивилизаций Евразии (исламской, китайской, восточно- и западноевропейской). В результате регион в настоящее время превратился в объект столкновения разных "историко-геополитических проектов", поддерживаемых ключевыми акторами мировой политики. Данный анализ имеет явный признак новизны, так как, несмотря на популярность исследования культурно-цивилизационных проблем в рамках современной международной проблематики, работ, в которых систематически бы прослеживалось влияние историко-культурной специфики региона на его международно-региональную структуру, нет.

В разделе 1.1. "Теоретические подходы к анализу региональной структуры: вопросы синтеза субъективного и объективного измерений" исследуется то, каким образом анализ символико-идентификационного измерения региональной структуры помогает понять протекающие в регионе политические процессы (подраздел 1.1.А. "Влияние институтов и идентичностей на процессы в международных регионах"). Далее (подраздел 1.1.Б. "Ресурсы создания и поддержания структур международных регионов") формулируется комплексная теория протекания политических процессов в регионе, учитывающая военно-политические, экономические и символико-идентификационные ("мягкую силу") ресурсы акторов. При этом используется конструктивистская интерпретация неолиберальной теории "мягкой силы" (Дж. Най). На основании данной теории в подразделе 1.1.Г. "Новая "Большая игра": от метафоры к модели" ставится задача модификации и уточнения широко распространенной модели новой "Большой игры", формулируются необходимые параметры уточненной автором модели. Наконец, в подразделе 1.1.Д. "Центральная Азия и противоречия современной глобализации" автор приходит к выводу, что противоречия, наблюдаемые в региональной структуре в Центральной Азии, являются резко усиленным отражением глобальных противоречий, существующих в мировой политике, в целом (в частности, между разными вариантами процессов глобализации, поддерживаемыми ключевыми акторами системы международных отношений, между элементами вестфальской и поствестфальской систем и т.д.). Причиной этого является то, что в регион втянуты практически все ключевые акторы мировой политики.

В разделе 1.2. "Центральная Азия: множественность геополитических ориентаций" со ссылками на классические исторические и филологические работы рассматривается исторически сложившаяся в Центральной Азии "геополитическая неопределенность" (подраздел 1.2.А.). Она является результатом углубленных исторических связей региона Великого шелкового пути со всеми великими цивилизациями Евразии. В результате неправильным оказывается, скажем, определение Центральной Азии как исключительно "евразийского", исключительно "восточноиранского" или исключительно "исламского" региона. В подразделе 1.2.Б. "Геополитическая «пестрота» внутри региона" на основе анализа исторических и антропологических работ автор приходит к выводу о том, что внутри региона отсутствует какая-то единая и непротиворечивая культурно-идентификационная структура. Ключевой характеристикой оказывается "пестрота" культур и субкультур, идентичностей и субидентичностей региона. В результате внерегиональные акторы получают хорошую возможность манипулировать представлениями об историко-культурной "природе" региона и его границах, "привязывая" его, соответственно, к Ирану, Турции, Китаю и т.д. Соответствующая "война определений" региона, которыми манипулируют ключевые вовлеченные в регион акторы, рассматривается в подразделе 1.2.В. "Разные способы определения региона как способ политической борьбы внешних сил".

В разделе 1.3. "Неопатримониализм или неопределенность с выбором новыми независимыми государствами Центральной Азии модели социально-политического развития" (особенно, в подразделе 1.3.Д.) содержится авторская интерпретация внешнеполитических последствий концепции неопатримониальных политических систем (Вебер М., Эйзенштадт Ш., Roth G., Theobald R., Medard J.-F. и др.) в ее приложении к пяти государствам региона. Согласно этой концепции основу политических систем государств региона составляет недифференцированный контроль над властью-собственностью. При этом руководство, будучи структурировано в кланы (Collins K.) управляет государствами как своей частной собственностью.

В соответствии с классической теорией неопатримониализма такого рода системы в принципе не способны поддерживать какую-либо эффективную модель развития (исключением для такого вывода является Казахстан). Более того, реальное принятие какой-либо модели развития, предлагаемой ключевыми глобальными игроками, полностью разрушит баланс сил, сложившейся внутри клановых систем. Так, например, выбор в пользу России будет означать, до определенной степени, возврат к идеологическим символам российской и советской эпох, в то время как легитимность новых политических элит зиждется на национализме новых государств. Прозападная политика будет означать необходимость демократизации, что воспринимается политическими лидерами как добровольная отдача власти и связанного с ней контроля над собственностью. Ориентация на мир ислама подорвет позиции светской элиты, восходящей ко временам официального атеизма. Выбор в пользу «восточноазиатской» модели развития требует перераспределения влияния в обществе в пользу динамичных групп, связанных с бизнесом. А это разрушит политэкономический базис, на котором основаны нынешние властные структуры.

Не будучи способными обеспечить эффективное развитие (исключение Казахстан), соответствующие властные кланы способны, однако, легко заимствовать поверхностные лозунги и элементы идеологии у всех ключевых акторов мировой политики. Это еще больше усиливает проблему "втягивания" в регион ключевых глобальных акторов, так как их противостояние вместо борьбы за классические сферы контроля по образцу "Большой игры" XIX в. приобретает характер идеологической борьбы между "моделями развития". В этой связи в подразделах А, Б, В и Г анализируются, соответственно, различные идеологические выборы и модели развития, связанные с Россией, Западом, миром ислама, а также паназиатские концепции.

Актуальность анализа соответствующих "идеологических выборов" особенно повышается в связи с тем, что они становятся обоснованием интеграционных проектов и деятельности международных региональных организаций, поддерживаемых соответствующими внерегиональными акторами. В результате "переклички" между первой и второй главой показывают, что субъективное и объективное измерение региональной структуры взаимодействуют между собой. Существует причинно-следственная связь между противоречивой идентификационной структурой региона, проанализированной в первой главе, и современными многовекторными политиками центральноазиатских государств, анализ которой проводится во второй главе.

В главе 2. "Международно-институциональные противоречия в Центральной Азии" рассматривается объективное измерение региональной структуры. При этом автор приходит к выводу, что ситуация большой региональной неопределенности сложилась в результате взаимодействия «многовекторных» внешних политик с членством в большом количестве международных региональных организаций с противоречащими векторами интересов. Большую роль в плане формирования этих векторов интересов играют различные энерготранспортные проекты и связанные с ними интеграционные структуры, в рамках которых реализуются интересы внерегиональных акторов. В настоящее время существует обширная литература о многовекторном характере политик центральноазиатских государств, однако вопрос об их соотнесении с предлагаемыми ключевыми глобальными акторами интеграционными проектами и поддерживаемыми ими региональными организациями еще не был систематически рассмотрен. Возможной причиной является то, что данная ситуация является парадоксом с точки зрения неолиберализма как традиционной парадигмы анализа деятельности международных организаций, - международные организации и проекты экономической интеграции в регионе являются ключевыми с точки зрения достижения "относительных выгод" (relative gains) ключевыми акторами мировой политики.

У центральноазиатского неопатримониализма есть одно важное следствие, к анализу которого обращается раздел 2.1. "Внешняя политика и "многовекторные" политико-экономические интересы стран Центральной Азии". Контакты внешних партнеров (как политических, так и экономических) с центральноазиатскими государствами неизбежно должны строиться на взаимодействии с патронажно-клиентельными сетями, группирующимися вокруг властного центра. Результаты таких взаимодействий, как правило, чрезвычайно нестабильны в силу нестабильности самих этих сетей. Поэтому чрезвычайно нестабильной и неопределенной оказывается и вся представленная в регионе система интересов: как самих новых независимых государств региона, так и их внешних партнеров. Эту систему часто называют многовекторной. Сама по себе многовекторность может быть позитивным феноменом. Однако в случае Центральной Азии многовекторность основана на неопределенности интересов новых независимых государств, а это создает высокую нестабильность на уровне региона, в целом, и, следовательно, с точки зрения региональной структуры, является феноменом, скорее, негативным. К этому выводу автор приходит на основе комплексного анализа внешнеэкономических и внешнеполитических связей государств Центральной Азии, основанном на изучении их интересов в области экономики и безопасности.