Торговый протекционизм как ахиллесова пята международного сотрудничества и соглашение о свободной торговле ЕС – Япония как мера по борьбе с ним

Глобальный финансовый кризис 2008 г. усилил существующие антиглобализационные настроения и создал оппозицию либеральной торговле и неолибералистским подходам. В этих условиях многие страны стремились сократить импорт и ограничить торговлю другими способами. В результате на саммите лидеров, а также в ходе встреч министров иностранных дел и глав центральных банков стран - участниц "Группы двадцати" была достигнута договоренность о борьбе со всеми формами протекционизма в торговле и сохранении открытой торговой системы. Несмотря на столь четкое политическое заявление ведущих стран мира, как показывают результаты исследований Всемирной торговой организации (ВТО), углубление глобального экономического кризиса привело к усилению торгового протекционизма [WTO, 2018].

Со второй половины XX в. и до недавнего всплеска протекционизма глобальная торговля способствовала быстрому глобальному экономическому росту. Однако рост торговли в мировой экономике замедлился, особенно после мирового финансового кризиса 2008 г. и кризиса суверенного долга ЕС в 2010/2011 гг. Администрация президента США Д. Трампа установила высокие торговые тарифы в отношении Канады, Китая, ЕС, России, Республики Корея, Турции и других стран, что негативно скажется на глобальной экономике. Влияние торгового конфликта может затянуться, если будут применены модели, которые использовались во время последних торговых конфликтов в 1930-е годы. Фактически последствия растущего протекционизма в период между 1929 и 1932 г. продолжались до 1960-х годов. Кроме того, издержки новых торговых конфликтов могут составить 800 млрд долл., то есть около 4% мировой торговли и 0,4% мирового ВВП по состоянию на 2018 г. [Martin, 2018; Edwards, 2018] (рис. 1).

Рис. 1. Соотношение мировой торговли и мирового ВВП, 1870--2010 гг. Источник: [Ortiz-Ospina е! а 1., 2018].

В условиях протекционизма и торговых конфликтов ЕС и Япония начали переговоры о заключении соглашения о свободной торговле в 2012 г. Соглашение было финализировано в декабре 2017 г. после 18 раундов переговоров. Обе стороны были заинтересованы в углублении экономического сотрудничества. ЕС испытал на себе воздействие двух крупных экономических кризисов и столкнулся с необходимостью укрепления экономики посредством внешней торговли с другими странами мира. Японии также было необходимо модернизировать свою экономику после длительного периода рецессии. В частности, администрация С. Абэ попыталась "перезагрузить" японскую экономику за счет участия в мегасоглашениях о свободной торговле, таких как Всеобъемлющее региональное экономическое партнерство (ВРЭП), Транстихоокеанское партнерство (ТТП) и соглашение о свободной торговле с ЕС (ССТ).

Вначале стороны договорились об основных положениях ССТ. После юридической верификации и перевода (на языки ЕС. - Примеч. пер.) Европейская комиссия представила Соглашение на одобрение в Европарламент и в национальные органы ЕС. ССТ между ЕС и Японией вступило в силу 1 февраля 2019 г. Япония, страна с высокоразвитой экономикой и ключевой участник глобальной торговой и инвестиционной системы, является одним из наиболее значимых партнеров для ЕС, и наоборот. Торговые отношения между ЕС и Японией традиционно характеризуются значительным положительным сальдо торгового баланса в пользу Японии. Тем не менее в последние годы торговые показатели стали намного более сбалансированными. ЕС достиг положительного сальдо торгового баланса в сфере услуг, однако дефицит торгового баланса в сфере товаров с Японией сохраняется.

Соглашение о свободной торговле ЕС - Япония может создать основу для активного экономического сотрудничества стран-участниц, на которые в 2017 г. приходилось 30% глобального ВВП. Кроме того, торговое соглашение между ЕС и Японией может устранить многие барьеры и способствовать формированию правил глобальной торговли, в основе которых будут лежать принципы свободы и общих ценностей. Соглашение также доказывает, что две крупнейшие экономики мира отвергают протекционизм, который развивался с момента глобального финансового кризиса в 2008 г. и достиг апогея после прихода к власти президента Д. Трампа в США в 2017 г., несмотря на сохранение торговых конфликтов между странами - участницами "двадцатки". Соответственно, ССТ между ЕС и Японией может оказать положительное влияние на глобальную торговлю и сформировать еще одну позитивную модель либерализованной торговли, в основе которой лежат принципы взаимной выгоды, по аналогии с ССТ между Республикой Корея и ЕС, заключенным в 2011 г.

В статье анализируется, каким образом торговый протекционизм влияет на глобальную торговлю, а также экономику в целом. Автор рассматривает Соглашение как меру противодействия торговому протекционизму, независимо от того, какие выгоды оно принесет для обеих сторон. Автор исследует причины, по которым страны приняли решение о заключении ССТ, а также для каких секторов экономики участниц ССТ принесет набольшие выгоды. Для того чтобы найти ответы на эти вопросы, автор исследует литературу, проводит экспертную оценку и кросс-секционный анализ на основе статистических данных.

Дискуссии

Большинство ведущих экономистов признают правильность недавних опровержений скептицизма в отношении либерального торгового порядка. Однако на деле интеллектуальная и политическая поддержка свободной торговли в США и других странах, похоже, ослабевает, и протекционизм начинает рассматриваться как желаемый подход для многих стран, особенно в США после прихода к власти Д. Трампа в 2017 г.

Согласно экономической теории, сравнительные преимущества и экономия от масштаба обеспечивают экономические выгоды благодаря экономической эффективности. Таким образом, увеличение тарифов одной страной привело к ответным тарифным мерам, результатом чего стало значительное сокращение внешней торговли и снижение темпов глобального экономического роста. Апологеты экономической теории никогда не утверждали, что свободная торговля благоприятна для всех отраслей промышленности и всех граждан. Однако получателей преимуществ от свободной торговли обычно больше, чем "оставшихся за бортом", таким образом, каждый остается в плюсе в силу совокупных положительных выгод для страны [O'Rourke, Williamson, 2001; Rosen, 2008].

В экономической теории также говорится о том, что ресурсы должны использоваться наиболее эффективным образом. Однако этот подход неприменим в случае отсутствия качественного управления и регулирования рынков. Самуэльсон еще в 1972 г. отмечал, что совокупные выгоды от торговли не обязательно позитивны для всех стран. По мнению Самуэльсона, экономический рост в других странах мира может оказать негативное влияние на страну в том случае, если он имеет место в секторах, в которых у национальных экспортных позиций имеется ряд недостатков. В результате относительный и даже абсолютный ВВП страны на душу населения может снизиться. Исследователи Гомори и Баумоль расширили теорию Самуэльсона [Gomory, Baumol, 2009; Samuelson, 2004]. Они отмечают, что для всех стран, вовлеченных в современную систему свободной торговли, возможно равновесие с совершенно разными результатами. По их мнению, зачастую равновесный торговый баланс меньше независимого результата, поэтому хорошее равновесие часто создается искусственным, а не естественным образом. Соответственно, страны могут сделать многое, чтобы влиять на результаты торговли. Таким образом, они обосновывают американский протекционизм в торговле [Samuelson, 2004; Gomory, Baumol, 2009].

Однако исследователь Бхагвати выступил с критикой. С его точки зрения, объяснение Самуэльсона не может быть использовано для оправдания протекционизма США. Он также отвергает утверждение Гомори и Баумоля о том, что США не могут проводить эффективную промышленную политику, чтобы это исправить, хотя этот аргумент верен. Кругман и Обсфельд поддерживают критику Бхагвати, что это скорее практический вопрос, действительно ли рост стран с развивающейся экономикой навредил развитым странам, хотя теоретическая возможность все же существует [Bhagwati, 2009; Krugman, Obsfeld, 2009].

Экономисты разработали теоретические модели для свободной торговли и оценили выгоды для благосостояния от сокращения или устранения торговых барьеров. В соответствии с этими моделями Кругман, Брода и Вайнштейн предположили, что торговля приносит пользу обществу благодаря общему качеству и разнообразию. Однако взаимосвязь стандартного статического роста и свободной торговли является "слабым звеном" сторонников свободной торговли, потому что модели статического роста учитывают только краткосрочное повышение эффективности частичного равновесия. Также, согласно статическим моделям, вклад торговли в рост ВВП колеблется в диапазоне всего лишь 0,5-2% [Krugman, 1997; Broda, Weinstein, 2006].

Для того чтобы углубить теоретические модели, определяющие долгосрочный рост эффективности и вклад свободной торговли в экономический рост, экономисты разработали динамические модели оценки воздействия либерализации торговли, используемые в межстрановых регрессиях. Используя эти модели, Брэдфорд приходит к выводу, что либерализация торговли после Второй мировой войны обеспечила рост экономики США на 6,1--10,7% в 2005 г. Исследователь Асемоглу оставил вопрос о взаимосвязи торговли и экономического роста нерешенным. Он обосновывает это существованием моделей, показывающих как положительное, так и отрицательное влияние торговли на рост, и необходимостью дополнительных эмпирических исследований. С точки зрения Льюера и Ван ден Берга, требуется дальнейшая разработка динамических моделей и дополнительные эмпирические исследования. Также исследователи говорят о необходимости предметного изучения связей между торговлей и технологиями, а также торговлей и качеством институтов [Bradford et al., 2006; Acemoglu, 2009; Lewer, Van den Berg, 2007; Feenstra et al., 2009].

В данной статье автор опирается на динамические, а не на статические модели, поскольку они позволяют точнее определить долгосрочные преимущества свободной торговли. Соответственно, консервативный дуализм теории международной торговли лучше любых других теоретических основ помогает объяснить, почему американский протекционизм возник после глобального финансового кризиса и стал центром торговой политики администрации Д. Трампа. Тем не менее при таком подходе невозможно обеспечить устойчивый глобальный экономический рост. Следовательно, возможно, что динамические модели, основанные на долгосрочном повышении эффективности и экономическом росте, могут скорректировать направление протекционизма в сторону свободной торговли. Кроме того, он также объясняет, почему две другие крупные и развитые экономики - ЕС и Япония - предпочли ориентировать свою торговую политику на свободную торговлю, а не на протекционизм, подписав ССТ друг с другом.

Торговые конфликты и их ожидаемые результаты

Предпосылки

Торговая политика США, реализуемая администрацией Д. Трампа, опирается на принципы односторонности и протекционизма, то есть во главу угла ставятся экономические интересы США. Подобная политика привела к торговым конфликтам с торговыми партнерами независимо от их статуса политического союзника или конкурента. Каждый конфликт имел правовое обоснование с точки зрения угрозы национальной безопасности. Администрация Д. Трампа ввела тарифы и/или квоты на иностранный импорт в качестве контрмеры. Ответные действия торговых партнеров и перспектива дальнейшего обострения риска могут значительно затруднить торговлю и инвестиции, что негативно скажется на глобальной экономике. Конфликт США с торговыми партнерами начался с импорта солнечных батарей и стиральных машин, поскольку Комиссия по международной торговле США (USITC) рекомендовала президенту Трампу ввести защитные ограничения на всю импортируемую продукцию. Тарифы на эти товары были введены в январе 2018 г. [Bown, Kolb, 2018].

Затем последовали торговые конфликты с различными странами. Они затронули продукцию сталелитейной, алюминиевой и автомобильной промышленности, импорт которой рассматривался как угроза национальной безопасности США, а также были обусловлены недобросовестными торговыми практиками в отношении американских технологий и интеллектуальной собственности. В результате с 2018 г. торговые конфликты превратились в явление глобального масштаба, а их воздействие на мировую экономику усилилось. Торговый конфликт между Китаем и США рассматривается как наиболее значимая проблема для мировой экономики из-за значительного объема их экономик и торговых потоков.

Торговые конфликты с торговыми партнерами

Торговые конфликты США затронули следующие основные сектора: солнечные панели и стиральные машины, сталь и алюминий, технологии и интеллектуальную собственность, а также автомобили и запчасти к ним. Торговые конфликты между США и другими торговыми партнерами начались после того, как USITC выступила с заявлением о том, что импорт солнечных панелей и стиральных машин нанес ущерб американской промышленности в октябре и ноябре 2017 г. соответственно. Две отрасли промышленности США подали отдельные запросы на проведение расследований в начале 2017 г. в соответствии с разделом 201 Закона о торговле 1974 г., которые стали первыми отраслевыми петициями начиная с 2001 г. В результате президент Д. Трамп утвердил глобальные защитные тарифы на импорт солнечных элементов и модулей на сумму 8,5 млрд долл. и на большие бытовые стиральные машины на сумму 1,8 млрд долл. в январе 2018 г., которые вступили в силу с 7 февраля 2018 г. В качестве контрмеры правительство Китая обратилось в Орган по разрешению споров ВТО с просьбой провести консультации с США в отношении этих импортируемых товарных позиций. Китай также попросил Республику Корея присоединиться к консультациям в феврале 2018 г. Правительство Китая объявило предварительные антидемпинговые пошлины в размере 179,6% на импорт сельскохозяйственной продукции США и сорго, которые вступили в силу в апреле 2018 г. Китайские тарифы на американское сорго были отменены в ходе переговоров в мае 2018 г. Кроме того, в то же время Республика Корея обратилась в Орган по разрешению споров ВТО с просьбой признать тарифы на солнечные батареи и стиральные машины нарушающими правила ВТО. Китай также обратился в ВТО с просьбой признать тарифы на солнечные батареи нарушающими правила Организации в августе 2018 г. [Bown, Kolb, 2018; Ng, Chung, 2018].

Президент Д. Трамп в апреле 2017 г. поручил начать два расследования в отношении того, угрожает ли импорт стали и алюминия национальной безопасности США. Эти расследования были основаны на ст. 232 Закона о расширении торговли 1962 г. В феврале 2018 г. Министерство торговли США установило, что импорт стали и алюминиевых изделий угрожает национальной безопасности страны. Основываясь на результатах расследования, Д. Трамп объявил о введении тарифов для всех торговых партнеров в размере 25% на сталь и 10% - на алюминий, общей стоимостью 48 млрд долл., что в первую очередь затронуло союзников США: Канаду, ЕС, Мексику и Республику Корея. Китайский импорт составлял лишь 6% импорта в силу ранее введенных в США антидемпинговых и компенсационных пошлин. Поэтому ответные китайские тарифы по этому сектору составили всего 3 млрд долл. Из-за резких ответных мер ЕС и других торговых партнеров Д. Трамп выпустил обновленные официальные декларации о тарифах на сталь и алюминий, освобождающие ЕС, Республику Корея, Бразилию, Аргентину и Австралию в марте 2018 г., в дополнение к Канаде и Мексике, которые были временно освобождены до мая 2018 г. В результате тарифы на сталь и алюминий вступили в силу в марте 2018 г. с исключениями для отдельных стран. Тариф 25% на сталь применялся к странам, которые экспортировали в США стальную продукцию стоимостью 10,2 млрд долл. в 2017 г., тариф 10% на алюминий - к странам, совокупный экспорт которых в США составил 7,7 млрд долл. в том же году. После прекращения "отсрочки" действия тарифов Канады и ЕС Турция ввела ответные тарифы на связанные или другие продукты США. Китай также ввел тарифы на различные виды импорта из США - всего 128 тарифных позиций. Республика Корея получила постоянные льготы на сталь, но согласилась сократить экспорт стали на рынок США. Квота на сталь в 2,68 млн тонн сократила ее отгрузку на 21,2% от объема экспорта в 2017 г. [Bown, Kolb, 2018; Jun, 2018; Ng, Chung, 2018].

Помимо стали и алюминия, торговый представитель США (USTR) инициировал расследование в отношении Китая в соответствии с разд. 301 Закона о торговле 1974 г. после поручения президента Трампа в августе 2017 г. изучить любые китайские законы, политику, практику, которые могут нанести ущерб правам интеллектуальной собственности, инновациям или развитию технологий США. USTR обнаружил, что Китай применял нечестные торговые практики, связанные с передачей технологий, интеллектуальной собственности и инноваций, в этой связи президент Д. Трамп установил 25%-е тарифы на 1333 китайских продукта в два этапа, начиная с июля 2018 г., стоимостью 50 млрд долл. В ответ Китай опубликовал обновленный список товаров из США, в отношении которых устанавливались 25%-е тарифы стоимостью 50 млрд долл., включая сельскохозяйственную продукцию и продовольствие, сырую нефть, автомобили, самолеты, химические продукты, медицинское оборудование и энергетические продукты и др. в два этапа (659 тарифных позиций). С тех пор торговая война между Китаем и США продолжилась. Президент Д. Трамп поручил USTR определить дополнительные китайские товарные позиции стоимостью 200 млрд долл. для введения дополнительных 10%-х тарифов в ответ на ответные китайские тарифы в июне 2018 г. USTR доработал список тарифов, содержащий 5745 полных или частичных из исходных 6031 тарифной строки, которые были в предлагаемом списке китайского импорта. Дополнительный тариф вступил в силу с сентября 2018 г. [Bown, Kolb, 2018; McLarty Associates, 2018; Ng, Chung, 2018; UST, 2018].

Министерство торговли США в мае 2018 г. инициировало третье расследование национальной безопасности в отношении импортированных автомобилей и их деталей после стальных и алюминиевых корпусов. Президент Трамп рассмотрел вопрос о повышении тарифов на эти продукты до 25%, что затронуло преимущественно ЕС, Японию и Республику Корея. Тарифы на автомобили еще не введены. В целом торговые конфликты охватывают четыре разные сферы и все еще продолжаются. Поэтому очень сложно оценить, какое развитие они получат в будущем (табл. 1).

Таблица 1. Категории и содержание торговых конфликтов США с торговыми партнерами

Источник: [Bown, Kolb, 2018; McLarty Associates, 2018; Ng, Chung, 2018; USTR, 2018].

Результаты торговых конфликтов

Напряженность в мировой торговле значительно возросла после прихода к власти президента Д. Трампа в 2017 г. Вскоре после этого США ввели тарифы на различные виды импорта своих торговых партнеров. В ответ на действия Д. Трампа торговые партнеры США приняли контрмеры. Продолжающаяся торговая напряженность ухудшила перспективы глобального экономического роста после того, как президент Трамп объявил о введении 10%-х тарифов в отношении китайского импорта стоимостью 200 млрд долл. с 24 сентября 2018 г., а правительство Китая в ответ ввело 5--10%-е тарифы на американский импорт стоимостью 60 млрд долл. [Bown et al., 2018; IMF, 2018; Grace,

2017] .

Экономические исследования торговых конфликтов показывают, что тарифы, введенные правительством Трампа и другими торговыми партнерами, не наносят ущерба макроэкономическому развитию в краткосрочной перспективе. Тариф в 25% на импорт из США стоимостью 50 млрд долл. и тариф в 10% на импорт стоимостью 200 млрд долл. вместе могут увеличить импортные расходы на 32,5 млрд долл., что крайне мало по сравнению с ВВП США (19,6 трлн долл. в год). Фактически эта сумма составляет 0,17% ВВП США (по состоянию на 2017 г.). Однако рост тарифов США и Китая может негативно повлиять на мировую торговлю. Как показывает модель общего равновесия Всемирного банка, он может сократить мировой экспорт на 3%, или 674 млрд долл., а совокупный доход - на 1,7%, или 1,4 трлн долл., для всех регионов [Freund et al., 2018; Lawrence, 2018].

Торговые конфликты между США и КНР оказывают как положительное, так и отрицательное воздействие на развивающиеся страны. Третьи страны могут получить выгоду от увеличения преференций на рынках США и Китая, когда две страны вводят тарифы на импорт друг друга. Но когда доверие инвесторов ослабевает, эти выгоды исчезают во всех регионах из-за негативного влияния на доходы. В результате потери доходов колеблются от 0,9% в Южной Азии до 1,7% в Европе и Центральной Азии. Кроме того, наибольшее снижение доходов зарегистрировано в Китае и США - 3,5% и 1,6% соответственно. Самыми пострадавшими секторами в США являются сельское хозяйство, химикаты и продукты транспортного оборудования, а в Китае основные потери приходятся на электронное оборудование, машины и промышленные товары [Freund et al., 2018].

Согласно анализу Международного валютного фонда (МВФ), эскалация торговой напряженности может ослабить заинтересованность бизнеса и финансовых инвесторов, что приведет к снижению инвестиций и торговли. Более того, распространение введенных тарифов и ответных мер усиливает неопределенность в отношении потенциального расширения торговли, что создает препятствия для инвестиций. В результате более высокие торговые барьеры делают товары и услуги менее доступными. Торговые конфликты между США и остальным миром могут стоить мировой экономике 430 млрд долл. США. МВФ предупредил, что угрозы введения тарифов, выдвинутые США и их торговыми партнерами, к 2020 г. могут снизить глобальный экономический рост на 0,5%, что эквивалентно потере в мировом ВВП около 430 млрд долл. [IMF, 2018; Partington, 2018].

Oxford Economics дает еще более негативную прогнозную оценку. По мнению специалистов этой компании, в случае введения тарифов на импорт автомобилей в США торговые меры президента Д. Трампа в отношении союзников США в Европе, Китае и других торговых партнеров могут привести к сокращению мировой торговли на 4% и потере в мировом ВВП 800 млрд долл. в 2019 г., что негативно отразится на мировой экономике, поскольку цены на нефть и процентные ставки растут [Edwards, 2018] (рис. 2, табл. 2).

Помимо спада в торговле и снижения глобального экономического роста торговые конфликты могут повредить глобальные цепочки поставок и производственно-сбытовые цепочки, а также препятствовать распространению новых технологий, а следовательно, повышению производительности. В долгосрочной перспективе воздействие на глобальные производственно-сбытовые цепочки снизит доверие компаний, которые управляют этими цепочками. Компании, столкнувшись с нестабильными условиями доступа на глобальный рынок, даже в краткосрочной перспективе будут вынуждены отложить свои инвестиционные планы из-за возросшей неопределенности [Freund et al., 2018; IMF, 2018; Lawrence, 2018].

Рис. 2. Торговые конфликты и их стоимость Источник: [Edwards, 2018].

Таблица 2. Прогнозируемые издержки торговых конфликтов

Источник: составлено автором с использованием [Freund et al., 2018; IMF, 2018; Edwards, 2018].

Стратегии торговой политики Европейского союза и Японии

Предпосылки

С конца 1990-х годов в практику Европейской комиссии вошла актуализация торговой стратегии через каждые несколько лет на основе прагматичных подходов. Первоначально Европейский союз был нацелен на политику управляемой глобализации, подразумевающую введение глобальных правил и укрепление международных режимов с целью смягчения протестов против глобализации. В соответствии с этой стратегией ЕС настоятельно призывал к многосторонним торговым переговорам в рамках ВТО. В 2000 г. ЕС принял Лиссабонскую стратегию, согласно которой к 2010 г. он должен был превратиться в самую конкурентоспособную и динамичную экономику, основанную на знаниях. К сожалению, эта стратегия потерпела неудачу. Согласно менее амбициозной обновленной Лиссабонской стратегии, принятой в 2005 г., ЕС рассматривал торговлю как источник экономического роста и создания новых рабочих мест. С 2006 г. в центре торговой стратегии ЕС оказалась концепция глобальной Европы. В соответствии с ней партнеры по ССТ выбирались исходя из их рыночного потенциала, уровня защиты от экспорта из ЕС и переговоров с конкурентами ЕС. С 2015 г. ЕС реализует новую торговую стратегию под названием "Торговля для всех". Она направлена преимущественно на обеспечение экономического роста и создание новых рабочих мест без ущерба для основных принципов европейского пространства [Gstohl, 2016].

Торговая политика Японии после Второй мировой войны была сосредоточена в основном на многостороннем подходе, а не на двустороннем или региональном, хотя Япония поддерживала восточноазиатскую интеграцию, поскольку японские компании имели значительное преимущество перед конкурентами. До конца 1990-х годов Япония поддерживала участие США в любом экономическом объединении, в частности в АТЭС и ТТП, несмотря на свою уверенную экономическую экспансию [Park, Pasierbiak, 2018].

Торговая политика Японии начала меняться в 2000-е годы вместе с ростом влияния Китая в восточноазиатском регионе. Китай был особенно активен в плане торговли со странами Восточной Азии. Когда Китай начал переговоры о ССТ с АСЕАН, торговая политика Японии также была переориентирована на ССТ со странами восточноазиатского региона. Активное развитие Японией торговли и наращивание ПИИ для своих производственных баз привело к значительному увеличению ССТ в регионе в 2002--2016 гг. С тех пор в торговой политике Японии реализуются двусторонние, многосторонние и мегасоглашения о свободной торговле [Baldwin, 2007; 2011; Park, 2016].

Торговая политика Европейского союза и Японии

Торговая политика ЕС в русле концепции глобальной Европы была сосредоточена на двусторонних соглашениях о свободной торговле и соглашениях между торговыми блоками, прежде всего с Ассоциацией государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН), Южноамериканским общим рынком (МЕРКОСУР) и Советом сотрудничества стран Залива. ЕС рассматривал возможность заключения двусторонних соглашений о свободной торговле с такими важными партнерами, как Индия, Япония, Россия и Республика Корея. Кроме того, ЕС начал переговоры о ССТ с Китаем. Фактически ЕС рассматривал Китай как единственный значимый вызов возможности Европы обеспечивать экономический рост и занятость в условиях глобализации торговой политики. В результате в 2010 г. ЕС подписал и ратифицировал важнейшее ССТ с Республикой

Корея. Соглашение о свободной торговле между Республикой Корея и ЕС стало первым ССТ с азиатской страной, ССТ нового поколения и ориентиром для дальнейших соглашений [de Prado, 2014].

Глобальный финансовый кризис и кризис суверенного долга ударили по Стратегии "Европа 2020", которая была принята вслед за обновленной Лиссабонской стратегией. Стратегия "Европа 2020" призвана обеспечить разумный, устойчивый и инклюзивный рост. С этой точки зрения Стратегия по торговле, росту и международным отношениям (TGWA) рассматривалась как обновленная стратегия глобальной Европы начиная с 2010 г. В ней подчеркивалось, что торговая и внешняя политика ЕС, особенно в отношении стран с развивающейся экономикой, должны быть взаимодополняющими и стимулировать партнеров к соблюдению прав человека, трудовых и экологических стандартов, содействию устойчивому развитию и инвестициям.

В качестве целевых партнеров для стратегии TGWA были выбраны крупные экономики, такие как США, Япония и Канада, и отдельные страны - члены АСЕАН, поскольку подход заключения соглашений между торговыми блоками потерпел неудачу. В начале 2010-х годов в глобальной торговле начали распространяться протекционистские тенденции, а темп глобального экономического роста до 2016 г. был незначительным, поэтому крупнейшие экономики устали от создания мегасоглашений, таких как Всеобъемлющее региональное экономическое партнерство (ВРЭП), Транстихоокеанское партнерство (ТТП) и др. ЕС не стал исключением. Начались переговоры о двустороннем инвестиционном соглашении (BIA) с Китаем, в то время как США вели переговоры в рамках ТТП. Чтобы укрепить межатлантическое экономическое сотрудничество, ЕС начал переговоры о Трансатлантическом соглашении о торговле и инвестициях (ТТИП) в 2013 г., которое осталось замороженным после прихода к власти президента Д. Трампа в 2017 г. Все эти меры стали стратегическими ответами на изменяющиеся условия мировой торговли [Gstohl, 2016].

По мере нарастания споров в отношении ТТИП, вызванных механизмом урегулирования споров между инвесторами и государством, и в период разработки стратегии "Европа 2020" ЕС в 2015 г. представил новую торговую стратегию "Торговля для всех". В новой стратегии ЕС сфокусировался на большей прозрачности, регулятивных вопросах и урегулировании споров в сфере инвестиций, а также внешнем влиянии ССТ. В результате была обеспечена более высокая прозрачность в стандартной практике переговоров по ТТИП и других переговоров и расширены возможности для эффективной защиты торговли. Стратегическая цель ЕС заключается в том, чтобы торговые соглашения приносили конкретные выгоды для экономики и населения, то есть обеспечивали экономический рост и занятость на европейском пространстве [European Commission, 2017] (табл. 3)

Таблица 3. Стратегии торговой политики Европейского союза (ЕС), 1990--2015 гг.

Для выстраивания справедливого торгового порядка ЕС использовал все возможные инструменты, направленные на обеспечение выполнения обязательств, принятых партнерами по ССТ. Подобная политика призвана устранить торговые барьеры и нечестные торговые практики, чтобы обеспечить равные условия для компаний из ЕС. Более того, ЕС защищал свои права посредством обращения в Орган по разрешению споров ВТО всякий раз, когда это было необходимо. В результате ЕС подал 21 жалобу в ВТО в отношении 10 торговых партнеров в 2017 г. и стал второй по числу обращений страной наряду с США. Инструменты торговой защиты (TDI) позволили компаниям из ЕС работать в условиях честной конкуренции, обеспеченной свободной торговлей. ЕС осуществляет координацию заинтересованных сторон, таких как Европейская комиссия, Европейский парламент, а также национальные правительства стран- участниц, чтобы обеспечить максимальное использование возможностей, созданных ССТ. В действительности около 40% общего экспорта ЕС регулируется соглашениями о свободной торговле, имплементируемыми или заключенными. Следовательно, для ЕС крайне важны правильное сочетание и координация ССТ для обеспечения экономического роста и новых рабочих мест [European Commission, 2017].

Даже после создания Всемирной торговой организации в 1995 г. торговая политика Японии не адаптировалась к новым реалиям, в которых региональные и двусторонние торговые соглашения "перегрузили" многостороннюю торговую систему, основанную на правилах ВТО. Поэтому Япония отвергала любые двусторонние и региональные соглашения о свободной торговле в пользу недискриминационного экономического сотрудничества. Японская торговая политика была против соглашений о свободной торговле до 1998 г., потому что они могли иметь неблагоприятные последствия для стран, не являющихся их членами. Среди японского руководства было распространено убеждение, что подобные негативные эффекты могут контролироваться на межстрановом уровне посредством международных организаций, таких как АТЭС или ВТО. Фактически торговая политика против ССТ поддерживала политику сельскохозяйственного лобби Японии, сопротивляющегося либерализации в рамках ГАТТ. Кроме того, это также способствовало защите японских компаний, инвестирующих за рубежом, благодаря официальной помощи в целях развития (ОПР). Торговая политика Японии в последние пять десятилетий послевоенного периода была сосредоточена на доступе к мировым рынкам на основе многосторонности. Доступ к мировым рынкам давал возможность Японии приобретать недорогие средства производства, высокие технологии, сырье и продукты питания, которые могли обеспечить промышленный успех и экономическое процветание [Yamamoto, Kikuchi, 1998; Dyrsdale, Armstrong, 2014].

Однако после азиатского финансового кризиса 1997 г. торговая политика Японии перешла от многостороннего режима к двустороннему, чтобы защитить свои региональные торговые интересы. Это привело к высокой степени интеграции торговли и инвестиций в Восточной Азии. После кризиса торговая политика Японии была направлена на оживление роста торговли через стратегию ССТ, что означало значительный сдвиг в японской торговой политике. В результате с 1998 г. власти Японии стали отдавать предпочтение заключению соглашений о преференциальной торговле, а не многосторонним торговым переговорам, что отражало стремление Японии и стран Восточной Азии укреплять институциональные связи. В 1998 г. Япония начала исследование целесообразности заключения ССТ с Республикой Корея, в 2000 г. - с Сингапуром [Dyrsdale, Armstrong, 2014].

Япония и Сингапур заключили соглашение о свободной торговле в 2002 г. Однако его значение было в основном символическим в силу недостаточной либерализации тарифов и исключения сельскохозяйственного сектора, которое было призвано защитить сельское хозяйство Японии даже в двусторонних ССТ. Кроме того, Япония предложила всем развивающимся странам договариваться об инвестициях и экономическом сотрудничестве в рамках ССТ, сохраняя при этом собственный сельскохозяйственный сектор в значительной степени защищенным. Аналогичные меры были предложены развитым странам, чтобы сектор услуг был исключен из переговоров о ССТ с целью его защиты. Эти стратегии не могли способствовать росту торговли, поскольку были недостаточно всеобъемлющими и не оказали реального экономического воздействия на обе стороны [Mitsuyo, Fukunari, 2008].

Фактически Япония продемонстрировала решительную поддержку многосторонней торговой системе и принципу наибольшего благоприятствования, что привело к распространению ССТ среди соседних с Японией стран, таких как Республика Корея, Китай и страны - участницы АСЕАН. Несмотря на это, Япония заключила соглашения об экономическом партнерстве в рамках переговоров с Республикой Корея, Монголией, Канадой, ЕС и др. Тем не менее влияние соглашений было ограниченным, поскольку японские ССТ фокусировались на защите национального сельскохозяйственного сектора и сектора услуг, а не на открытии их для стран-партнеров. Поэтому Япония не смогла провести какую-либо стратегическую национальную реформу и достичь цели экономического роста. Ранние соглашения о свободной торговле в Японии были ориентированы скорее политически, дипломатически и стратегически, а не сосредоточены на рассмотрении экономических издержек и выгод [Tatsushi, 2002; Dyrsdale, Armstrong, 2014].

В 2000-е годы японское правительство инвестировало в инфраструктуру в странах Юго-Восточной и Южной Азии, что способствовало созданию цепочек поставок и экономическому развитию в регионе. Основной мотивацией для инвестиций была поддержка японских многонациональных компаний в экспорте оборудования, машин и инженерных услуг в регионе. Однако эта торговая политика не была связана с внутренними реформами, которые могли бы объединить Южную и Восточную Азию в интегрированную экономическую систему.

При таких обстоятельствах две крупные экономические державы, США и Китай, начали создавать мегазоны свободной торговли, включая ВРЭП и ТТП. С 2010-х годов Япония активно участвовала в двух мегасоглашениях, чтобы построить новое глобальное торгово-экономическое управление в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Участвуя в переговорах по ВРЭП и ТТП, Япония пыталась избежать сельскохозяйственной реформы и реформы сектора услуг. Однако основные меры должны были быть реализованы внутри страны, а не в рамках ВРЭП и ТТП [Dyrsdale, Armstrong, 2014] (табл. 4).

Таблица 4. Стратегии торговой политики Японии, 1945--2018 гг.

Торговля и прямые иностранные инвестиции (ПИИ) между Европейским союзом и Японией

Двусторонняя торговля между ЕС и Японией была усилена с 1990-х годов. ЕС стал наращивать экономические и политические отношения с Японией после серии реформ в рамках Европейского договора. В результате две экономики были уже тесно взаимосвязаны, однако степень торговых отношений с Японией у 28 стран - членов ЕС различалась. Доля Японии в общем объеме экспорта в ЕС в 2000 г. составила более 5%, в то время как доля ЕС в общем объеме экспорта в Японию в том же году - около 17%. Эти показатели снизились до 3% и около 10% соответственно в 2013 г. Затем наметилась тенденция роста: до более 3% и 11% соответственно в 2016 г., однако этот показатель ниже, чем в 2000 г. Снижение доли экспорта в двусторонних торговых отношениях в период с 2000 по 2013 г. было обусловлено быстрым расширением китайского экспорта в ЕС и Японию [БР 8С, 2017] (рис. 3).

Рис. 3. Взаимная доля в общем объеме экспорта Европейского союза и Японии,

Источник: [Eurostat, 2017; IMF, 2017].

В 2017 г. ЕС был третьим по величине торговым партнером Японии после Китая и США, а Япония - шестым. В Азии Япония была вторым по величине торговым партнером ЕС после Китая, но опередила Республику Корея и Индию. Япония была седьмым торговым партнером ЕС по импорту - доля импорта составляла 3,7%, и шестым торговым партнером ЕС по экспорту - доля экспорта составляла 3,2% в 2017 г. Тем не менее общий объем торговли ЕС с Японией значительно уступал объему торговли с Китаем. Однако торговля товарами должна была быть взаимовыгодна для ЕС и Японии [de Prado, 2014; EC, s. a.; EPSC, 2017] (табл. 5).

На протяжении длительного времени торговля товарами ЕС и Японии характеризовалась хроническим дефицитом. Дефицит постоянно уменьшался до 2013 г. и начал увеличиваться с 2014 г. Торговля ЕС с Японией товарами и услугами увеличилась с 116,3 млрд евро в 2015 г. до 129,4 млрд евро в 2017 г. и с 40,1 млрд евро в 2014 г. до 49 млрд евро

в 2016 г. соответственно. Если для ЕС был характерен дефицит торговли товарами, но при этом сальдо торгового баланса в сфере услуг было положительным, то для Японии наоборот. В целом ЕС достиг положительного сальдо торгового баланса с Японией благодаря сравнительной конкурентоспособности в сфере услуг. В последние годы становится очевидным, что дефицит ЕС в сфере торговли товарами увеличился, но сальдо торгового баланса в сфере услуг росло быстрее, чем торговый дефицит товаров [ЕС, 8. а.] (табл. 5, рис. 4, 5).

Таблица 5. Топ-10 торговых партнеров Европейского союза, 2017 г.

Источник: [Eurostat, 2018].

Рис. 4. Торговля товарами между Европейским союзом и Японией, 2015--2017 гг., млрд евро Источник: [ЕС, 8. а.; 2018а].

Рис. 5. Торговля услугами между Европейским союзом и Японией, 2015--2017 гг., млрд евро Источник: [EC, s. a.; 2018a].

В 2017 г. Япония импортировала из ЕС товаров более чем на 69,1 млрд евро и экспортировала товаров в ЕС более чем на 68,4 млрд евро. ЕС был вторым крупнейшим импортером и третьим по величине экспортным направлением для Японии. В целом ЕС был третьим по величине торговым партнером Японии (более 137,5 млрд евро). Эти показатели уступают показателям Китая и США, но превышают показатели Республики Корея. Доля ЕС в торговом балансе Японии составила 11,3% [European Commission, 2018a] (табл. 6).

Таблица 6. Топ-10 торговых партнеров Японии, 2017 г.

Япония экспортировала в ЕС в основном машины и их составляющие, транспортное оборудование, продукцию химической или смежных отраслей промышленности, оптические и фотографические инструменты, а также пластмассы, резину и изделия, которые были в пятерке основных экспортных товаров в ЕС в 2016 г. На эти категории товаров приходилось 87% от общего экспорта. В том же году Япония импортировала из ЕС в основном продукцию химической или смежных отраслей промышленности, машины и их составляющие, транспортное оборудование, оптические и фотографические инструменты, а также продукты питания, напитки и табак. На эти пять статей импорта приходилось 74,4% от общего объема импорта [Deloitte, 2018; Government of Japan, 2017a; 2017b] (табл. 7, 8).

Наибольшую долю японского импорта из ЕС составляли медицинские изделия, на которые приходилось 19%, а наибольшая доля экспорта приходилась на другие виды оборудования - 16,2%. Кроме того, Япония импортировала сельскохозяйственную продукцию, включая напитки и табак, эти товары по объему находились на 5-м месте, несмотря на существование различных защитных мер внутреннего сельскохозяйственного сектора. Япония экспортировала сельскохозяйственную продукцию в ЕС на сумму 66561 млн евро в 2016 г., а ЕС - на сумму 10 693 млн евро. В целом Япония смогла эффективно защитить свой сельскохозяйственный сектор, хотя его объем рынка исходя из ВВП составлял примерно треть рынка ЕС. Япония в основном экспортировала в ЕС машины и оборудование, а также транспортное оборудование, на долю которых приходилось 65% от общей доли экспорта в том же году, а импортировала в ЕС главным образом химические или смежные отрасли промышленности, машины и их составляющие, а также транспортное оборудование, которое составило 60,2% от общей доли импорта. Если анализировать торговлю по товарным позициям, ее структура между двумя сторонами представляется скорее конкурентной, чем взаимодополняющей [Government of Japan, 2017b; Deloitte, 2018].

Таблица 7. Топ-5 товарных позиций, импортируемых Японией из Европейского союза, 2016 г.

Источник: [БеЫЦе, 2018].

Кроме того, прямые иностранные инвестиции между партнерами долгое время находились в равновесии. В 2016 г. накопленные ПИИ ЕС в Японию составили 82,8 млрд евро, а накопленные ПИИ Японии в ЕС - 205,7 млрд евро. Это означает, что Япония инвестировала в ЕС примерно в 2,5 раза больше, чем ЕС инвестировал в Японию. Хотя японские инвестиции в ЕС выше, чем инвестиции ЕС в Японию, инвестиции ЕС, основанные на размере рынка, можно рассматривать как важное направление для инвестиций [ЕС, 8. а.] (рис. 6).