Будущность российско-китайского союзничества в контексте теории международных отношений

Размещено на http://www.allbest.ru/

Будущность российско-китайского союзничества в контексте теории международных отношений

Анна Киреева, МГИМО МИД России

Резюме

В статье предлагается ответ на вопрос о том, почему при расширении сотрудничества между Россией и Китаем, военные аспекты которого ставят страны на грань формирования альянса, тем не менее не происходит закрепления договорных обязательств сторон по коллективной обороне. Анализ двусторонних отношений на основе теории альянсов позволяет обратить внимание на соотношение выгод и издержек, которое не способствует заключению такого рода союза. В частности, вероятность его заключения снижают наличие как совпадающих, так и различающихся интересов, асимметрия комплексной мощи и отношений взаимозависимости двух стран. На основе анализа параметров стратегического партнёрства в исследовании демонстрируется, что отношения России и КНР представляют собой сближение, структурированное вокруг системной цели достижения полицентричного мирового порядка и отстаивания ряда общих принципов.

Начиная с 2014 года в российско-китайских отношениях фиксируется новый этап, характеризующийся дальнейшим сближением. На фоне нарастания стратегической конкуренции в отношениях с США две страны расширили военное сотрудничество. Несмотря на то что глобальные интересы сторон близки или совпадают, многие региональные приоритеты различаются. Россия и Китай не заинтересованы в том, чтобы оказаться втянутыми в конфликты друг друга. Хотя происходит ухудшение отношений с Западом, он всё еще остаётся важным партнёром для обеих стран. Москва и Пекин балансируют Вашингтон преимущественно по отдельности.

Потенциальное ограничение автономии внешнеполитических решений усиливает опасения по поводу издержек альянса. Возрастающая асимметрия комплексной мощи и экономических отношений при активной военной модернизации Народно-освободительной армии Китая и постепенном снижении зависимости Пекина от военно-технического сотрудничества с Россией показывает, что, даже если изначально потенциальный союз будет симметричным, в будущем диспаритет будет увеличиваться. В этих условиях возрастают риски превращения России в подчинённого игрока в долгосрочной перспективе. Современный формат стратегического партнёрства помогает странам реализовывать свои цели без необходимости нести издержки альянса. Лишь усугубление стратегической конфронтации между США и КНР, а также сохранение конфликта между Россией и Соединёнными Штатами могут привести к принципиальному переосмыслению формата отношений между Москвой и Пекином.

Ключевые слова: Россия; Китай; российско-китайские отношения; военно-политические союзы; альянсы; стратегическое партнёрство; США; Запад; Евразия; Восточная Азия; инициатива «Пояса и пути».

Abstract

Theories of international relations and prospects of a military alliance between Russia and China

Anna Kireeva, MGIMO University

The article seeks to explain why there is no formal military-political alliance between the two. The conclusion of one would be logical taking into consideration expanded cooperation including military dimension which puts both countries on the verge of an alliance as well as exacerbating tensions and strategic rivalry with the U.S. By employing International Relations theory, the author highlights the balance between benefits and costs which is not conducive to the creation of a formal bloc, a number of unit-level factors inhibiting it, coexisting convergent and divergent interests, asymmetry of both capabilities and dependency in bilateral relations. As a result of analyzing the key characteristics of strategic partnership, the article demonstrates that Russia-China relations conform to the notion of alignment structured around the system-level goal of promoting multipolar or polycentric world order and a set of common principles.

A new stage in Russia-China relations since 2014 is characterized by closer political, security and economic cooperation. Against the background of strategic competition with the U.S., Russia and China have intensified military cooperation encompassing strategic sphere as well. Whereas global interests of the two states are much alike, the regional ones frequently overlap or diverge. As a result, both states take no interest in entrapment in each other's conflicts as despite the downgrade of relations with the West it remains an important partner for both Russia and China. It is instructive that Moscow and Beijing balance Washington mostly individually, and they are deemed quite capable by their leadership to conduct military action under most likely scenarios falling short of full-scale war. Adding to potential alliance costs is the reduction of foreign policy autonomy.

Growing asymmetry of complex power and economic relations coupled with PLA's modernization and gradual reduction of China's dependency on Russia in military technologies and components predetermine the increasing likelihood that Russia-China alliance would become more asymmetric in future, notwithstanding the fact that it would be fairly symmetric at first. It would it turn exacerbate the risks of Russia transforming into a subordinate player in the long-term perspective. Strategic partnership at present makes it possible for Russia and China to pursue their goals while not bearing the costs of an alliance. However, deepening strategic confrontation between the U.S. and China together with the persistent conflict in Russia-Us relations may draw Russia and China closer together.

Keywords: Russia; China; Russia-China relations; China-Russia relations; Sino-Russian relations; military alliances; alignment; strategic partnership; theory of international relations; the United States; West; Eurasia; East Asia; Eurasian Economic Union; Belt and Road Initiative.

Российско-китайские отношения, характеризовавшиеся высоким уровнем взаимодействия ещё до обострения конфликта между Москвой и Западом, с 2014 г. вошли в новую фазу. Она определяется дальнейшей интенсификацией политических контактов, углублением сотрудничества в военной сфере, анонсированием множества сделок и совместных проектов в экономике [Российско-китайский диалог 2016]. На пленарном заседании Петербургского международного экономического форума в июне 2015 г. Президент России В.В. Путин заявил: «...что касается Китайской Народной Республики, то уровень, характер и доверительность наших отношений достигли, пожалуй, беспрецедентных в истории наших отношений значений»¹.

На фоне углубления двустороннего взаимодействия возобновилась дискуссия о том, корректно ли обозначать российско-китайское стратегическое партнёрство как союз. Ряд отечественных специалистов стали характеризовать отношения как «де-факто альянс», то есть союз [Караганов 2017; Кашин 2019б], не получивший договорного закрепления. Более того, российский лидер в октябре 2014 г. назвал КНР «естественным союзником» Путин В.В. Пленарное заседание Петербургского международного экономического форума // Президент России. 19.07.2015. Путин В.В. Встреча с Премьером Госсовета КНР Ли Кэцяном // Президент России. 14.10.2014. . И в России, и в Китае стали появляться публикации, призывающие к правовому оформлению альянса [Тавровский 2014; Korolev 2018: 1-2]. Китайский исследователь Янь Сюэтун, например, отмечал, что обе страны сталкиваются с угрозой со стороны США, хотя и в разных регионах. Отсутствие альянса, по его мнению, мешает им оказывать друг другу поддержку и укреплять отношения дальше Янь Сюэтун. «Не понимаю, почему Россия не настаивает на формировании альянса с Китаем» // Коммерсантъ. 17.03.2017. В данной статье слова «союз» и «альянс» используются взаимозаменяемо и соответствуют английскому термину alliance.. Отечественный востоковед Ю.В. Тавровский призывал к выводу сотрудничества на уровень военно-политического альянса в условиях ущемления странами Запада интересов России. По его мнению, наличие юридически оформленного соглашения позволило бы странам усилить позиции на международном уровне, повысить уровень доверия, исключить возможность выдвижения Китаем территориальных претензий, гарантировать ускоренное развитие России за счёт китайского капитала и не допустить «интернационализации» Западом природных ресурсов страны [Тавровский 2014].

Постановка вопроса о российско-китайском союзе представляется логичной, если принимать во внимание, что альянсы формируются в первую очередь против какой-либо угрозы и только косвенным образом могут функционировать ради достижения каких-либо целей [Liska 1962: 12]. Россия и КНР испытывают на себе возрастающее давление со стороны США, которое они воспринимают как препятствие реализации их интересов и ключевой стратегической цели построения полицентрич- ного мирового порядка. Согласно оценке А. Лукина, Китай - более надёжный партнёр для России по сравнению со странами

Запада, так как он не выдвигает идеологических целей. Аналогичного подхода придерживается и Москва по отношению к КНР [Lukin 2018:189-190].

Исследователи при анализе российско- китайских отношений в первую очередь обращают внимание на комплексное развитие политических и экономических отношений, сотрудничество в сфере безопасности, взаимодействие по ключевым региональным и глобальным вопросам, военно-техническое сотрудничество. Не игнорируют они и разногласия, возникающие между странами, прежде всего в экономической плоскости, совпадение и расхождение интересов в Евразии и Азии [Voskressenski 2012; Лукин 2013; Воскресенский 2015; Korolev 2015; Wishnick 2016; Lukin 2018; Kashin, Lukin 2018; Korolev 2018; Korolev, Portyakov 2018; Sutter 2018; Weitz 2018; Wishnick 2018; Kashin 2019; Киреева 2019; Korolev, Portyakov 2019; Ma, Zhang 2019]. На основании анализа сотрудничества в сфере безопасности ряд экспертов делает вывод о том, что уровень связей между военными России и Китая настолько глубок, что обе страны по существу уже сейчас находятся на грани формирования военно-политического союза [Korolev 2018: 15-16; Kashin, Lukin 2018: 631].

Дополнительные аргументы данная позиция получила, когда в октябре 2019 г. В.В. Путин охарактеризовал российско-китайские отношения как «союзнические отношения в полном смысле многопланового такого, стратегического партнёрства». Помимо этого, он сделал резонансное заявление о том, что Москва помогает Пекину создавать систему предупреждения о ракетном нападении (СПРН), которая «капитальным, кардинальным образом повысит обороноспособность» КНР Путин В.В. Заседание дискуссионного клуба «Валдай» // Президент России. 03.10.2019.. Новый этап двустороннего военного сотрудничества, который начался в 2018-2019 годах, характеризуется охватом в том числе и области стратегических вооружений. Это создало дополнительные основания утверждать, что между странами осуществляется взаимодействие высокого уровня, характерное для традиционных международных союзов [Кашин 2019б]. При этом в двусторонних документах обязательства по защите друг друга в случае возможной агрессии отсутствуют. В Совместном заявлении Российской Федерации и КНР о развитии отношений всеобъемлющего партнёрства и стратегического взаимодействия, вступающих в новую эпоху, принятом в июне 2019 года, отмечается, что страны руководствуются принципами отказа от установления союзнических отношений, конфронтации и не- направленности против третьих сторон Совместное заявление Российской Федерации и Китайской Народной Республики о развитии отношений всеобъемлющего партнёрства и стратегического взаимодействия, вступающих в новую эпоху // Президент России. 05.07.2019..

В современных исследованиях отсутствуют развёрнутые объяснения, почему Россия и Китай, несмотря на объективно высокий уровень сотрудничества, не торопятся с заключением альянса, основанного на юридически закреплённых обязательствах по взаимопомощи. Имеющиеся публикации сводят отсутствие такого оформления отношений к заинтересованности обеих стран в партнёрстве с Западом. В случае заключения антиамериканского союза последнее станет фактически невозможным. Таким образом, принятие двусторонних юридических гарантий будет ограничивать свободу рук Москвы и Пекина [Лукин 2013: 332; Lukin 2018: 104,191]. В качестве возможных причин отсутствия альянса также приводятся различия в хозяйственных моделях и комплементарности в экономическом взаимодействии, предопределяющие разницу в интересах, негативная историческая память и разногласия в интерпретации общего опыта [Korolev, Portyakov 2019].

В ряде работ рассматривается, в какой степени военное сотрудничество стран на практике соответствует уровню, характерному для военно-политических альянсов, без ответа на вопрос, почему страны не формализуют обязательства [Korolev 2018]. При этом В. Кашин и А. Лукин констатируют, что политическое решение со стороны руководства обеих стран о формировании альянса отсутствует, но может быть принято в случае гипотетического сценария глобального вооружённого конфликта с участием США [Kashin, Lukin 2018: 631].

В целом в литературе, оценивающей современное состояние российско-китайского взаимодействия, недостаёт опоры на более широкие теоретические основания, в том числе на современную теорию военно-политических альянсов. Последняя позволила бы обогатить и уточнить объяснения того, почему стороны до сих пор не приняли союзнических обязательств в отношении друг друга. Настоящая статья ставит целью восполнить эту лакуну и на основе теоретических разработок Г. Снайдера и других авторов проанализировать основные параметры российско-китайского стратегического партнёрства. Тем самым она поможет выяснить, насколько устойчива современная модель двусторонних отношений, и объяснить, что препятствует заключению военно-политического союза, основанного на юридически закреплённых обязательствах.

Перед тем как перейти к изучению опыта российско-китайских отношений и применимости к нему концепта союзничества, настоящий раздел призван поставить такую форму взаимодействия, как военно-политический альянс, в контекст более широкого круга кооперативных объединений. Он также отразит основные подходы к изучению альянсов в теории международных отношений, их ключевые характеристики, возможные причины, обусловливающие формирование симметричных и асимметричных форматов сотрудничества.

Теоретизирование по поводу союзничества в литературе берёт истоки в реалистском направлении международных исследований. Неореализм исходит из предпосылки, что мировая система анархична, а главный вопрос для любого государства - обеспечение собственной безопасности. Балансирование (balancing) - один из вариантов политики государств, подвергающихся непрестанной внешней угрозе. Внутреннее балансирование (internal balancing) подразумевает наращивание собственного военного потенциала, а внешнее (external balancing) - вступление в альянсы для противодействия оппонентам [Waltz 1979]. Становление военно-политических союзов происходит как в полицентричной системе, в рамках которой ведущие игроки в отношениях между собой сочетают стратегии конфронтации и коалиционного балансирования, так и в условиях гегемонистской и биполярной систем [Истомин, Байков 2019: 35].

Альянсы помогают государству выстраивать внешнеполитическую линию, исходя из того, какие угрозы перед ними встают и на какую помощь от других игроков оно может рассчитывать. Согласно определению Стивена Уолта, альянс предполагает формально закреплённое или неформальное сотрудничество в области безопасности между двумя и более суверенными государствами. Оно означает, что между странами существуют обязательства и они предоставляют друг другу те или иные блага, а прекращение альянса или невыполнение обязательств чревато издержками. Государства с большей вероятностью будут проводить политику балансирования против государств, представляющих для них угрозу, чем присоединяться к ним. На уровень угрозы влияют не только совокупная мощь потенциального противника, но и его географическое местоположение (то есть насколько близко или далеко находится государство), величина наступательного военного потенциала, а также демонстрируемые намерения [Walt 1987: 1-5].

Одной из основополагающих работ в изучении союзничества стал труд Гленна Снайдера. Он по-иному понимает альянсы, чем Ст. Уолт, характеризуя их как формализованные объединения, нацеленные на использование вооружённой силы в установленных союзниками условиях против государств, которые не входят в состав альянса. Главная функция такого формата сотрудничества - объединить усилия для того, чтобы успешнее отражать угрозы со стороны противников и обеспечивать собственную безопасность. Другие преимущества альянсов включают в себя: снижение вероятности атаки против союзников, гарантии, что союзник не объединится с оппонентом, устранение вероятности нападения со стороны союзника, увеличение влияния на его политику. Кроме того, наличие такого объединения предполагает, что участники будут поддерживать друг друга по широкому кругу внешнеполитических вопросов помимо коллективной обороны, даже если в договоре они впрямую не прописаны. Вступление в альянс порождает и издержки. В первую очередь, это риск потери автономии, включая необходимость вступать в военные действия в интересах союзника, риск оказаться вовлечённым в военные действия в случае, когда государство хотело бы этого избежать, риск создания конкурирующего союза и ограничения выбора партнёров в будущем. Соответственно для заключения альянса его потенциальные преимущества должны превышать издержки [Snyder 1997: 4-12, 43-44].

Отличительная особенность военно-политических объединений в рамках анархической международной системы заключается в том, что соблюдение обязательств не может быть навязано силой, а значит, существуют риски того, что союзник не будет их выполнять. В полицентричной системе они повышаются: формализация союзнических отношений снижает неопределённость, но не может её полностью ликвидировать. Таким образом, все альянсы характеризуются дилеммой, связанной с рисками как невыполнения обязательств союзником в случае конфликта, так и опасностью вступления в военные действия ради целей, которые государство не разделяет [Snyder 1997: 17-18, 165-200].

Заключение союза предполагает, что государство сознательно идёт на ограничение внешнеполитических опций для того, чтобы увеличить свою безопасность. Оно может быть вынуждено принять навязываемый союзником курс или воздержаться от проведения политики, которая в наибольшей степени соответствует его национальным интересам [Dian 2014: 4, 8-12]. Альянсы могут возникать и без письменно закреплённых обязательств, но в этом случае необходимо устное обещание, которое должно постоянно подкрепляться направленной на реализацию обязательств деятельностью, для того чтобы стороны продолжали считать подобный союз надёжным [Korolev 2018: 4]. Таким образом, для функционирования альянса важны как соглашения между государствами, которые фиксируют параметры военно-политического взаимодействия в случае конфликтов, так и непосредственные практики сотрудничества [Истомин 2017: 94].

На выбор государства по поводу вступления в альянс влияют как переменные, характеризующие международную структуру, так и те, которые детерминируют ситуационный контекст избираемой государством стратегии - интересы, мощь и степень взаимной зависимости партнёров. Общность интересов зачастую служит предпосылкой для сближения, а заключение альянса обычно приводит к частичному перениманию стратегических целей контрагента, даже если они ранее не были свойственны одному из государств. Соотношение мощи (в первую очередь военных потенциалов) - одна из ключевых переменных, влияющих на решение о создании альянсов. Наконец, взаимозависимость может проявляться как в экономике, так и в сфере безопасности. Последняя определяется тем, насколько сильны противоречия в интересах, насколько вероятно возникновение вооружённого конфликта и каково соотношение военных потенциалов с противником. Исходя из соотношения степеней зависимости государств друг от друга, возникают симметричные альянсы, предполагающие союз сопоставимых стран с равными обязательствами, и асимметричные, в которых ожидания со стороны более сильного и слабого государства разнятся. В последнем случае часто наблюдается доминирование более крупного игрока [Snyder 1997: 12, 20-31]. Закупка передовых вооружений или получение военных технологий создают стимулы для вступления в альянс, тогда как наличие полностью автономного оборонно-промышленного комплекса, способного осуществлять передовые разработки, наоборот, позволяет государству сохранять внешнеполитическую автономию [Dian 2014: 9-11].

Неоклассический реализм вносит существенное дополнение в представленные выше построения. Помимо структуры международной системы как независимой переменной и выбираемой государством стратегии как зависимой переменной, неоклассический реализм добавляет промежуточные характеристики, отражающие влияние внутренней политики (unit-level intervening variable). Данная переменная может влиять на изменение оценки внешних угроз и выбор стратегии (например, балансировать или присоединяться к более сильной стороне) [Schweller 2006].

Настоящая статья опирается на выработанную Г Снайдером концепцию альянсов. Последняя, базируясь на реалистских основаниях, также учитывает переменные, концептуализированные в рамках неолиберального и конструктивистского направлений (например, согласование позиций при формировании альянсов и их трансформации, уровень и характер взаимозависимости между странами). Она выступает самой разработанной комплексной теорией, объясняющей формирование и трансформацию военно-политических союзов. Опора на теоретический подход Г. Снайдера соответствует задаче настоящего исследования - объяснить отсутствие формализованных обязательств по коллективной обороне в отношениях России и Китая.

Помимо систематического обзора теоретической литературы, важной для целей данного исследования представляется и устоявшаяся концептуализация современного характера российско-китайских отношений, отражающая особенности текущего этапа их сотрудничества. В литературе превалирует мнение, что стратегическое партнёрство двух стран не соответствует полноценным союзническим отношениям [Лукин 2013: 332; Korolev, Portyakov 2018; Lukin 2018: 190-191], и целый ряд исследователей характеризует его с помощью концепта сближения (alignment) [Kashin 2019; Korolev 2015; Korolev, Portyakov 2018; Weitz 2020; Wilkins 2012: 67]. Он связан с формированием ожиданий по поводу того, какие государства в будущем будут их поддерживать, противостоять им или сохранять нейтралитет. При этом сближение может приобретать различные формы, включая самый институционализированный вариант - формализованный альянс.

Его осуществление зависит от восприятия государствами интересов, потенциала и политики контрагентов, включая их обязательства в рамках альянсов. Такие характеристики, как наличие общего противника, общая идеология, этнический состав и способность повысить безопасность при неравновесных потенциалах, могут приводить к тому, что страны будут более склонны ожидать, что партнёр их поддержит. Восприятие поддержки со стороны другой державы может усиливаться благодаря совместным действиям, например учениям, общему военному планированию, дипломатическим заявлениям и соглашениям, вплоть до заключения альянса. Формы сближения могут трансформироваться в соответствии с динамикой мощи и интересов [Snyder 1997: 6-7].

Различные вариации сближения позволяют государствам находить более гибкие возможности сотрудничества по сравнению с формализованными обязательствами, соответствующими военно-политическому альянсу. Альтернативой последнему может выступать такая разновидность взаимодействия, как стратегическое партнёрство. Оно предполагает структурированное сотрудничество между государствами для выработки более успешного ответа на вызовы безопасности, чем каждый из партнёров мог бы обеспечить в отдельности. В этих условиях внешнеполитическое сближение направлено в большей степени на реализацию общих целей, нежели против угрозы со стороны конкретного государства. Стратегические партнёрства характеризуются менее выраженной степенью кодификации сотрудничества по сравнению с альянсами и меньшими издержками по выполнению своих обязательств, что позволяет государствам сохранять значительную свободу действий [Wilkins 2012: 53-59, 67-69].

В то же время для стратегических партнёрств характерно структурированное сотрудничество: регулярные визиты, межправительственные связи, совместные учения. Во многих случаях они сопровождаются углублённым экономическим и военно-техническим взаимодействием. Заключаемым КНР партнёрствам присущ акцент на сотрудничестве в областях с комплементарными интересами и общими целями, прежде всего в экономической сфере, при вынесении за скобки областей противоречий и конфликтов. Благодаря регулярному взаимодействию партнёрства позволяют вырабатывать более обоснованные ожидания и снижать риски в отношениях между партнёрами. Эмпирический анализ заключаемых Китаем партнёрств показывает, что он руководствуется прагматичными интересами, в первую очередь стратегической и экономической значимостью государств, а не идеологическими соображениями. Для КНР важно и то, насколько контрагенты могут поддержать его внешнеполитическую стратегию, способствуя реализации китайских стратегических императивов [Strnver 2017: 3І-65]. С помощью выстроенной с начала 1990-х годов системе партнёрств с несколькими десятками государств с акцентом на консультации, сотрудничестве и поиске взаимной выгоды, Китаю удалось снизить уровень конфронтации и существенно повысить уровень собственной безопасности. При этом термин «партнёрства» является нейтральным, он не исключает наличия проблем и трений, а также конкуренцию одновременно с сотрудничеством. Формы, функции и содержание партнёрства различаются в зависимости от страны [Портяков 2013: 42-48].

На основании рассмотренных теоретических положений был избран следующий дизайн эмпирического исследования: характеристика областей совпадения интересов и ключевых параметров отношений России и Китая в политической и военной сферах и последующее объяснение, почему сближение не трансформируется в формализованные обязательства по обеспечению коллективной обороны. Для того чтобы определить, насколько заключение альянса необходимо для поддержания безопасности государств, будет дана оценка соотношения выгод и издержек формирования союза, а также его отражения в дискуссиях внутри политико-экспертных элит двух стран (анализ внутриполитической переменной). Далее будут рассмотрены выделенные Г Снайдером переменные интересов, соотношения мощи и степени взаимозависимости в российско-китайских отношениях для определения, какой формат сотрудничества наиболее вероятен.

Современное российско-китайское взаимодействие можно определить как глубокое сближение, характеризующееся в терминах стратегического партнёрства Подробнее об основных тенденциях развития российско-китайских отношений и их проблемах см.: [Лукин 2013; Воскресенский 2015; Lukin 2018; Киреева 2019].. При нормализации отношений, начавшейся с визита президента Советского Союза М.С. Горбачева в Китай в 1989 году, Москва и Пекин достигли договорённости не вступать в конфронтацию, решать спорные вопросы путём переговоров и развивать многоплановое сотрудничество. В подписанной в 1992 г. декларации стороны договорились рассматривать друг друга как дружественные государства и развивать отношения добрососедства, дружбы и взаимовыгодного сотрудничества. В совместной декларации 1996 г. ставилась цель развивать «отношения равноправного доверительного партнёрства, направленного на стратегическое взаимодействие в XXI веке». При этом стороны подчёркивали, что сотрудничество не направлено против третьих стран и не предполагает создание альянса. В 1997 г. Россия и Китай поставили общую цель построения многополярного мирового порядка. В 1996-1997 годах были подписаны Шанхайское и Московское соглашения об укреплении мер доверия в военной области и о взаимном сокращении вооружённых сил в районе границы между КНР и четырьмя бывшими советскими республиками (Россией, Казахстаном, Киргизией и Таджикистаном).

Российско-китайский договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве 2001 г. стал базовым документом, заложившим основу многоформатного сотрудничества. Он определяет отношения двух стран как «всеобъемлющее равноправное доверительное партнёрство и стратегическое взаимодействие» Договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве между Российской Федерацией и Китай-ской Народной Республикой // Президент России.. В 2001 г. РФ, КНР и странами Центральной Азии была сформирована Шанхайская организация сотрудничества. В результате длительных переговоров в 2004 г. было подписано соглашение о границе в её восточной части, что способствовало урегулированию пограничного вопроса между странами. В 2005 г. Россия и Китай вновь отметили необходимость формирования более справедливого мирового порядка, а в 2010 г. выдвинули инициативу по созданию «новой архитектуры безопасности» в Азиатско-Тихоокеанском регионе [Лукин 2013: 299-354; Воскресенский 2015: 34-46].

С 2014 г. отношения России и КНР перешли на новый уровень. Укрепление двустороннего взаимодействия, последовавшее за обострением противоречий между Москвой и странами Запада, привело к беспрецедентному по интенсивности сотрудничеству. Эта динамика нашла отражение в совместном заявлении о новом этапе отношений всеобъемлющего партнёрства и стратегического взаимодействия Совместное заявление Российской Федерации и Китайской Народной Республики о новом этапе отношений всеобъемлющего партнёрства и стратегического взаимодействия // Президент России.. В мае 2015 г. было также подписано заявление двух стран о сотрудничестве по сопряжению Евразийского экономического союза (ЕАЭС) и Экономического пояса Шелкового пути как части инициативы «Пояса и пути» Совместное заявление Российской Федерации и Китайской Народной Республики о сотрудничестве по сопряжению строительства Евразийского экономического союза и Экономического пояса Шёлкового пути // Президент России. . В 2016 г. лидеры России и Китая приняли совместное заявление об укреплении стратегической стабильности, в котором отмечалась значимость различных видов вооружений помимо ядерного оружия для поддержания глобальной безопасности Совместное заявление Президента Российской Федерации и Председателя Китайской Народной Республики об укреплении глобальной стратегической стабильности // Президент России.. Двусторонние отношения официально обозначаются как «всеобъемлющее равноправное партнёрство и стратегическое взаимодействие» Совместное заявление Российской Федерации и Китайской Народной Республики о развитии отно-шений всеобъемлющего партнёрства и стратегического взаимодействия, вступающих в новую эпоху..

За 30 лет отношений произошла институционализация контактов официальных представителей двух стран. С 1996 г. их венчают ежегодные визиты лидеров государств по очереди в Россию и Китай, дополняемые их встречами (по 4-5 раз в год) на площадках международных форумов. Кроме того, на регулярной основе проводятся встречи глав правительств, заседания пяти межправительственных комиссий, осуществляются межведомственные контакты и межрегиональные связи. Значимую роль в укреплении двустороннего взаимодействия играет высокий уровень доверия между руководителями обеих стран, который способствовал беспрецедентному уровню координации внешнеполитических курсов [Lukin 2018: 128-134].

Стратегическое партнёрство России и Китая имеет несколько оснований. Во-первых, их объединяет поддержка полицентричного мирового порядка как желаемого варианта устройства мировой системы. Обе страны стремятся выступать в качестве самостоятельных центров силы в рамках более плюралистичной и демократической системы международных отношений. Москва и Пекин хотели бы видеть такой международный порядок, в котором они наряду с другими незападными государствами не были бы подчинены США и их союзникам, а занимали бы равное по статусу положение.

Во-вторых, и Россия, и Китай подчёркивают уважение принципов суверенитета, территориальной целостности и невмешательства во внутренние дела. С этим связано их неприятие односторонних действий США, стремления навязать американоцентричный порядок, который не позволяет другим государствам реализовывать их политические и экономические цели. Укрепление партнёрства России и Китая стало реакцией на негативные изменения международной среды, связанные со снижением роли международного права и ООН. Помимо критики американского интервенционизма, оба государства негативно относятся к выстроенной США сети альянсов. Направленная на сдерживание России и КНР политика администрации Д. Трампа способствовала дальнейшему сближению двух государств [Лукин 2013: 329-334; Воскресенский 2015: 34-46; Kashin, Lukin 2018: 615-617; Lukin 2018: 190; Ma, Zhang 2019: 27-29; Российско-китайский диалог 2019: 22].

В совместном заявлении 2016 г. Соединённые Штаты и их союзники обвиняются в попытках обеспечения собственной безопасности за счёт других стран и стремлении добиться военного превосходства, которое позволило бы им применять силу для реализации своих интересов. Россия и Китай выражали обеспокоенность по поводу развёртывания США системы противоракетной обороны в Европе и Азии, а также милитаризации космоса Совместное заявление Президента Российской Федерации и Председателя Китайской Народ-ной Республики об укреплении глобальной стратегической стабильности.. Действия Вашингтона рассматриваются как препятствие на пути создания единой открытой, транспарентной и равноправной архитектуры безопасности в Азиатско-Тихоокеанском регионе [Streltsov, Kireeva, Dyachkov 2018: 116-117]. Обе страны беспокоит укрепление американского военного потенциала у их границ [Sutter 2018: 9]. Россия и КНР хотели бы создать плюралистический порядок в Азии, который отражал бы их представления о полицентричной международной системе и принципе невступления в альянсы [Wishnick 2018: 375378]. Совместное заявление лидеров двух стран, принятое в июне 2019 года, символизировало, что на фоне турбулентности мирового порядка, нарастания конкуренции и разрушения режима контроля над вооружениями российско-китайские отношения сохраняют траекторию развития и выступают стабилизирующим фактором международной системы Совместное заявление Российской Федерации и Китайской Народной Республики о развитии отно-шений всеобъемлющего партнёрства и стратегического взаимодействия, вступающих в новую эпоху..

Помимо отмеченных выше совпадающих позиций, в число оснований российско-китайского сотрудничества входит общая заинтересованность в реформировании институтов глобального управления, современной финансовой и экономической систем с целью увеличения роли незападных стран. Особая роль в достижении этих целей отводится сотрудничеству в рамках БРИКС и «группы двадцати» [Российско-китайский диалог 2016: 4-12; Kashin, Lukin 2018: 617]. Россия и Китай демонстрируют близкие позиции относительно неприемлемости разрушения действующей системы соглашений в области контроля над вооружениями, разоружения и нераспространения и необходимости многостороннего договора о не- размещении оружия на околоземной орбите. Страны выступают против протекционизма, одностороннего политического шантажа и валютного диктата в торговоэкономическом сотрудничестве, санкций и торговых войн, вмешательства во внутренние дела в Венесуэле, односторонних санкций в отношении Ирана, международного терроризма, за решение сирийского конфликта политико-дипломатическим путём и поддержку национального строительства в Афганистане Совместное заявление Российской Федерации и Китайской Народной Республики о развитии отношений всеобъемлющего партнёрства и стратегического взаимодействия, вступающих в новую эпоху. Совместное заявление Российской Федерации и Китайской Народной Республики об укреплении глобальной стратегической стабильности в современную эпоху // Президент России. 05.06.2019. . Россия и Китай также критикуют политику США в отношении информационного пространства, рассматривая Интернет сквозь призму национальной безопасности [Sutter 2018: 9].

Другое выражение совпадающих интересов - близость позиций двух стран по урегулированию проблем Корейского полуострова. В этом вопросе они выступили с совместной инициативой Дорожной карты по разрешению сохраняющихся противоречий между КНДР и международным сообществом Совместное заявление Министерства иностранных дел Российской Федерации и Министерства иностранных дел Китайской Народной Республики по проблемам Корейского полуострова // МИД РФ. При этом Россия и Китай критиковали размещение американского комплекса THAAD в Южной Корее и с 2016 г. начали проводить совместные учения в сфере противовоздушной и противоракетной обороны «Воздушно-космическая безопасность» [Kashin, Lukin 2018: 622623]. Руководство России и Китай на протяжении всего периода развития отношений сознательно старалось минимизировать разногласия [Korolev, Portyakov 2019].

Комплементарность интересов Москвы и Пекина определяется причинами геостратегического характера. Фокус российской внешней политики и её интеграционные инициативы обращены в глубь Евразии, тогда как китайской - на Восточно-Азиатский регион. Двустороннее сотрудничество предопределяется тем, что каждая из стран сталкивается с угрозой со стороны одного и того же противника в приоритетных для неё регионах [Силаев, Сушенцов 2018: 10-19]. В Центральной Азии интересы России и Китая совпадают по ключевым вопросам поддержания политической стабильности, сохранения у власти светских режимов и ускоренного экономического развития в целях стабилизации региона [Kashin, Lukin 2018: 630]. Помимо этого, с точки зрения КНР, сотрудничество с Москвой было необходимо для успешной реализации политики реформ и открытости, создания благоприятной внешней обстановки для обеспечения экономического роста. С этой целью Пекин развивал отношения со всеми ведущими мировыми державами [Ma, Zhang 2019: 28-29].

Успешное сопряжение ЕАЭС и ЭПШП может позволить России и Китаю сформировать кооперационный порядок на обширном евразийском пространстве, добиться синергии интеграционных усилий, сформировать единые правила игры и содействовать достижению неделимой безопасности. России выдвижение концепции Большого евразийского партнёрства предоставило возможность выступить в качестве самостоятельного интеграционного центра и попытаться использовать интерес Китая для реализации дву- и многосторонних проектов. Пекину сотрудничество с Москвой и её партнёрами позволяет продвигать его инициативу в регионе намного более успешно [Экономический пояс Евразийской интеграции 2016: 13-14, 120-125; Российско-китайские отношения 2018: 90-92; Ma, Zhang 2019: 27].

Глубину стратегического партнёрства подчёркивает высокий уровень развития военно-технического сотрудничества и военных связей двух стран. В 1993 г. министерства обороны России и Китая заключили соглашение Соглашение между Министерством обороны Российской Федерации и Министерством обороны Китайской Народной Республики о военном сотрудничестве // Официальный интернет-портал правовой информации., на основе которого стали осуществляться контакты между военными ведомствами на уровне их руководителей, начальников Генштаба, Совета национальной безопасности РФ и Государственного совета КНР. Между военными двух стран проходит в среднем от 20 до 30 мероприятий в год, включая учения и подготовку кадров. Содержание заявлений по итогам двусторонних консультаций показывает усиление озабоченности сторон относительно угрозы, порождаемой США, уважение взглядов партнёра на ухудшение обстановки в области безопасности, признание необходимости нахождения совместных ответов на вызовы. Россия и Китай избегают идентификации друг друга как угрозы безопасности во время контактов с третьими странами и в публичном пространстве [Korolev 2018: 6-8].

В 1992 г. между Россией и КНР было заключено Соглашение о военно-техническом сотрудничестве (ВТС), положившее начало масштабному взаимодействию. Расширение контактов между военными и снижение напряжённости на границе после соглашений 1996-1997 годов привели к тому, что постепенно в Китай стали поставляться всё более сложные образцы военной техники, а за продажей вооружений последовала передача лицензий и проектирование по китайским заказам. Развитие военно-технического сотрудничества между двумя странами в 1990-х годах позволило КНР осуществить переоснащение собственных вооружённых сил и сделать качественный скачок на одно-два поколения вперёд [Кашин, Габуев 2017: 1-23; Kashin, Lukin 2018: 618-620].

В середине 2000-х сотрудничество замедлилось в связи с загрузкой российского оборонно-промышленного комплекса внутренними заказами, диверсификацией партнёров по экспорту и повышением рисков нелицензионного копирования технологий Китаем. В 2014-2015 годах военно-техническое сотрудничество получило новый импульс, когда были подписаны контракты по закупке Пекином не менее шести дивизионов зенитно-ракетной системы большой и средней дальности С-400 на сумму более 3 млрд долларов и 24 истребителей Су-35 на сумму 2 млрд долларов. Немаловажную роль в предоставлении новейших образцов российских вооружений сыграло развитие военно-промышленного комплекса КНР, которое порождает риски снижения российской доли на китайском рынке в долгосрочной перспективе. Новые поставки позволят Пекину повысить цену участия в боевых действиях для потенциальных противников на своей периферии и тем самым снизить угрозу применения военной силы со стороны США [Кашин, Габуев 2017: 1-23; Kashin, Lukin 2018: 618-620].

С 2005 г. стали проводиться сухопутные учения «Мирная миссия», а с 2012 - «Морское взаимодействие», причём их масштаб с течением времени заметно возрос, а география расширилась. В 2015-2019 годах морские учения впервые проходили в Средиземном, Южно-Китайском, Чёрном и Балтийском морях. Подобного плана взаимодействие позволило сторонам повысить согласованность в таких областях, как связь, планирование, логистика и разведка, а также оперативная совместимость. КНР эти учения предоставили возможность взаимодействия с одной из самых опытных военных держав мира и помогали осуществлять тренировки по выполнению боевых задач в отдалённых регионах, в которых корабли китайского флота обычно не появлялись. Совместные учения также позволили военным России и Китая укрепить доверие, подтвердить дружественные намерения в отношении друг друга и составить лучшее представление относительно боевых возможностей партнёра [Weitz 2018: 42-44].

В 2018 г. Китай и Монголия приняли участие в самых масштабных в современной российской истории стратегических учениях «Восток-2018». Присутствие на них китайских подразделений позволило вести отработку технических вопросов военного сотрудничества даже без заключения соглашений о коллективной обороне. Тем самым создавались предпосылки для формирования альянса на случай принятия подобного решения Китай впервые поучаствует в стратегических российских учениях «Восток-2018» // Ведомости. Обозначенные характеристики позволили специалистам в военной сфере заключить, что по уровню сотрудничества вооружённых сил стороны подошли к черте, за которой начинается формирование военно-политического союза [Korolev 2018: 15-16; Kashin, Lukin 2018: 631].

23 июля 2019 г. самолёты дальней стратегической авиации России и Китая совершили первое совместное воздушное патрулирование. Подобное расширение форм сотрудничества показательно на фоне усиления конфронтации не только между Россией и США, но и Китаем и Соединёнными Штатами. Для Москвы дальняя стратегическая авиация - один из ключевых инструментов проецирования силы в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Помимо этого, планируется перезаключение действующего с 1993 г. российско-китайского договора о военно-техническом сотрудничестве. Как ожидается, в новом варианте получит отражение расширение взаимодействия, которое произошло на практике к настоящему времени [Кашин 2019а].

О новом этапе также свидетельствует заявление В.В. Путина в октябре 2019 г. о том, что Россия помогает Китаю создать систему предупреждения о ракетном нападении Путин В.В. Заседание дискуссионного клуба «Валдай» // Президент России.. Наличие подобного комплекса позволяет государству наносить ответновстречный удар до поражения ядерным оружием противника. Москва и Пекин на конец 2010-х годов не планировали создание единой системы с общим командованием, но текущее сотрудничество обеспечивает возможность для обмена данными радаров в реальном времени. В случае такой интеграции произойдёт сокращение времени предупреждения о ракетном ударе - для России благодаря китайским станциям на юге и юго-востоке, а для Китая благодаря российским радарам на севере [Кашин 2019б].

На фоне обострения противостояния России и Китая с США и их союзниками дальнейшее расширение военного сотрудничества Москвы и Пекина может способствовать его перетеканию во всё новые области. В качестве таковых эксперты рассматривают стратегическую противоракетную оборону, гиперзвуковые технологии, строительство атомных подводных лодок, стратегические командно-штабные учения [Кашин 2019б], совместные НИОКР в сфере военно-технического сотрудничества, обмен разведывательными данными о планах и действиях США [Российско-китайский диалог 2019: 20].

Таким образом, сближение России и Китая имеет объективные причины и долгосрочные основания. Основой для него стала близость стратегических интересов двух стран. Стратегическое партнёрство позволяет им поддерживать друг друга в противоборстве с США в дипломатической, военной и экономической сферах. Развитие сотрудничества в течение 1990-х и 2000-х годов и несменяемость приоритетов позволили руководству обеих стран убедиться в намерениях партнёра и предсказуемости отношений. В частности, были сформированы ожидания, что противоположная сторона не будет поддерживать сепаратистские силы или враждебную политику третьих стран. Наличие общей границы у России и Китая в совокупности с высоким уровнем их сотрудничества фактически исключает для обоих государств возможность их стратегического окружения [Лукин 2013: 329-334]. Страны остаются самыми крупными партнёрами друг для друга с протяжённой общей границей, что предопределяет большую значимость стабильных и добрососедских отношений для их внешней политики и безопасности. Они гарантируют более стабильную основу отношений со странами Запада и позволяют сосредотачивать меньший военный потенциал у границ с партнером [Voskressenski 2012: 3-4; Ma, Zhang 2019: 28].

Исходя из устоявшейся терминологии российско-китайские отношения нельзя назвать альянсом в связи с отсутствием формализованных договорённостей о совместной обороне и взаимных обязательств в области безопасности. Двусторонний договор 2001 г. предусматривает отказ от использования силы или угрозы её применения, ненацеливание друг на друга ядерного оружия, отказ от вступления в союзы, которые будут нарушать суверенитет, безопасность и территориальную целостность партнёра, механизм консультаций в целях устранения угрозы в случае возникновения ситуации, которая, по мнению одной из сторон, может создать угрозу миру или затронуть интересы безопасности Договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве между Российской Федерацией и Китайской Народной Республикой // Президент России.. Таким образом, документ закрепляет обязательства о ненападении и взаимных консультациях, что превышает обычно включаемые в подобные соглашения гарантии. Тем не менее в нём не содержится характерных для альянсов обязательств защищать друг друга в случае вооружённого нападения [Korolev 2018: 5].

Основываясь на доступной в публичном пространстве информации, невозможно сказать о наличии неафишируемых взаимных обязательств в сфере обороны, которые можно было бы приравнять к защитному пакту. От военных альянсов, которые выстроили США с широким кругом европейских и азиатских государств, российско-китайское партнёрство отличает не только отсутствие формально закреплённых договорённостей о совместных действиях, но и практик сигнализирования друг другу решимости оказывать помощь в случае конфликтов. Последние и формируют представления об устойчивости взаимных гарантий [Истомин 2017: 103].

Подобное положение объясняется соотношением выгод и издержек от альянса как для Москвы, так и для Пекина, которое складывается не в пользу его заключения. Такое объединение способствовало бы увеличению потенциала сдерживания США каждого из потенциальных союзников. Помимо этого, оно позволило бы снизить вероятность сближения второй стороны с Соединёнными Штатами, исключить угрозу её перехода к враждебным действиям и получить большее влияние над её внешнеполитическими действиями. В то же время России и Китаю приходится принимать во внимание издержки союзничества. В частности, риски вовлечения в конфронтацию, которое государство хотело бы избежать, укрепления американской сети альянсов ввиду обострившейся дилеммы безопасности и ограничения автономии своей внешней политики вследствие необходимости координации с партнёром.

В период становления их стратегического партнёрства Россия и Китай отмечали, что выстраиваемые отношения не направлены против третьих стран. Это обусловливалось тем, что западные государства не рассматривались в качестве настолько серьёзного противника, чтобы отказаться от сотрудничества с ним. Наоборот, интересам и Москвы, и Пекина соответствовало политическое, экономическое и технологического сближение с Западом, так как оно способствовало их развитию [Ши 2017]. Создание союза антиамериканской направленности стало бы возможным только в случае, если бы угроза со стороны США потребовала бы фактического разрыва отношений с ними и их союзниками [Лукин 2013: 332; Lukin 2018: 104].

Преимущества от заключения союза Москвы и Пекина на современном этапе не перевешивают издержки, связанные с обеспечением их безопасности. Угроза со стороны США до сих пор не воспринималась обеими странами как настолько острая, чтобы страны не могли противостоять ей поодиночке при сохранении текущего уровня координации. Несмотря на существенную деградацию отношений России с США и НАТО, наличие ядерного щита и разработка передовых вооружений, ряд из которых не имеет аналогов в мире, гарантируют малую вероятность прямого военного столкновения. Только Россия обладает глобальным стратегическим потенциалом, аналогичным США, и способна нанести ответный ядерный удар, что заметно снижает риски конвенциональной войны [Korolev 2015]. Внешняя политика России фокусируется, прежде всего, на постсоветском пространстве и отношениях с ЕС. Экономические связи с Европой, хотя и отягощены санкционным режимом, остаются значимыми для развития страны. Найти им замену в технологической сфере крайне сложно. В Азии Россия также заинтересована в диверсификации внешнеполитических и внешнеэкономических связей, развивая сотрудничество с Японией, Республикой Корея, АСЕАН, Индией и другими странами [Lukin 2018: 191; Ma, Zhang, 2019: 33-35].