31 октября 2015 года произошел теракт, в результате которого над Синайским полуостровом был уничтожен российских пассажирский лайнер. До 16 ноября 2015 года, когда авиакатастрофа официально была признана терактом, эта тема не освещается в разделе «РГ» о военной операции в Сирии. Начиная с 17 ноября в материалах появляется мотив «возмездия». При этом подчеркивается рациональный и рассудочный характер возмездия -- что это должна быть «постоянная», планомерная работа, (см. материал «Президент РФ поручил усилить удары российской авиации в Сирии»). На первый план выходит мобилизационный мотив защиты родины против внешнего врага. («Российские военные защищают там своих граждан, остающихся в России). Появляется новое обозначение противника, также имплицитно выводящее его из системы международных отношений -- «преступники», «головорезы». При этом цели российских авиаударов все так же остаются обезличенными, имена командиров «ИГ» приводятся только в контексте их уничтожения, или поражений. Высокая смертность иллюстрируется редким случаем появления имени командира «ИГ» в необычном контексте -- «Установлено, что боевику с позывным «Абу Обейда» поставлена задача скрытно вывезти трупы».

Вместе с включением в контекст сирийской операции трагической серии терактов в ноябре 2015 года в Париже риторика «РГ» в отношении «ИГ» еще больше ужесточается. Согласно материалам издания, бомбардировки должны быть карой за «подлость и безжалостность ударов, нанесенных убийцами с Ближнего Востока».

В то же время, большее развитие получает тема противостояния двух «цивилизаций», Россия отождествляется с единым антитеррористическим фронтом против варварства. Появляются ранее не встречавшиеся исторические аналогии, параллели с Великой Отечественной войной. Союз против «ИГ» сравнивается с антигитлеровской коалицией, а «радикальный ислам» с «коричневой чумой». Важно, что при этом религиозная идентификация сторонников «ИГ» в материалах «Российской газеты» никак не затрагивается, исключая комментарии официальных лиц. Так, в нескольких заметках приводятся слова президента Путина: «Ислам - мировая великая религия, это одна из традиционных религий в Российской Федерации, мы сами поддерживаем ислам и будем это делать».

Тем не менее, образ операции как исключительно военно-воздушной сохраняется. С периодичностью раз в два дня в «РГ» выходят публикации о том, что Россия не ведет наземную военную операцию. В материале «Бомбы и мандарины» прямо раскрывается причина акцента на данном аспекте операции -- стремление избежать неприемлемых ассоциаций, Сирия «не равна» Афганистану. Преемственность славы «русского солдата» сохраняется, но есть антитеза: в случае данной операции на суше содержится только технический персонал и пилоты, при этом они снабжаются всем необходимым.

После 24 ноября, когда российский самолет был сбит турецкими ВВС, к образу операции добавляется еще один аспект -- предательства, названного «ударом в спину». Концепт «коалиции» отступает на второй план, возвращается акцент на исключительности действий именно российских ВКС. Здесь же -- снова акцент на легитимности и законности действий, и крайне скупые, краткие первые официальные сообщения о гибели военнослужащих: «Пилоты катапультировались, но один из них погиб»; «Один морской пехотинец-контрактник погиб».

Позже выйдут отдельные статьи о погибших, в которых, при выражении соболезнований, отмечается, что военнослужащие мечтали об армии, с готовностью вызвались участвовать в операции в Сирии и были готовы пожертвовать жизнью, выполняя свой долг, но не сдаться.

После первой гибели российских военнослужащих в «РГ» появляется больше материалов, аргументирующих поддержку военной операции. Публикуются данные социологических опросов, подтверждающие, что не менее двух третей россиян поддерживают операцию, несмотря на потери, комментарии о незначительных тратах из бюджета на операцию, заявления президента Владимира Путина о том, что операция в Сирии -- это в первую очередь защита национальных интересов, комментарии руководителей Франции, США и Китая, а также одобрение операции со стороны президента Сирии Башара Асада.

Также с декабря на страницах «Российской газеты» преобладает арабское название ДАИШ, чтобы уйти от ассоциаций «террористических группировок» с «государственностью» и Исламом.

В рамках категории «Военная операция в Сирии» в «РГ» выходят материалы о вооружении, которое применяют российские ВКС. Начиная с декабря 2015 года материалы сопровождаются комментариями зарубежных экспертов, что призвано прибавить авторитета и впечатления объективности оценок, при этом выборочно приводятся только восторженные отзывы («Россия совершила революцию в военном деле» -- американский эксперт Райан Файт; «Российское оружие шокировало Запад») Появляется новый мотив -- открытость действий, демонстрация любых видов вооружения, документированность каждого дня операции. Происходит абсолютизация качеств вооружения, его сакрализация: гвардейский крейсер «готов уничтожить любую воздушную цель», система ПВО «делает российские войска неуязвимыми», ракета -- «совершенно невидимая». В это же время сторонники «ИГ» детально все так же не изображаются, чаще применяются обобщенные формулировки вроде «гадина, подобно раковой опухоли, пустившая метастазы по всему Ближнему Востоку и Азии».

События в Сирии вписываются в общегражданский контекст, чтобы подчеркнуть близость театра военных действий к российской повседневности. «Российская газета» пишет о том, как на базе проходит праздничный концерт, потом летчики встречают Новый год, а на Рождество приводит сразу два высказывания одного из наиболее авторитетных людей в России -- патриарха Кирилла, назвавшего войну «справедливой» и «оборонительной».

По мере продолжения операции, вводится понятие «освобождения» города от «Исламского государства», что соответствует созданном образу легитимных действий, защищающих мирных граждан от внутренних захватчиков. Важно отметить, что применительно к армии Башара Асада, сражающейся с «ИГ», часто применяется определение «сирийцы», что обозначает подспудное исключение из гражданского пространства сторонников запрещенной организации. В рамках этой же смысловой парадигмы находится тот факт, что 22 февраля было принято решение о примирении «сторон конфликта», но перемирие не распространялось на «ИГ», «Джебхат-ан-Нусру» и другие организации, запрещенные в РФ.

14 марта президент Путин объявил о выводе основных сил из Сирии, при этом «в целях стабилизации обстановки» авиаудары по сторонникам «ИГ» продолжились, однако видеозаписи бомбардировок больше не публикуются, как и почти перестают выходить материалы о преимуществах вооружения. В день вывода войск тема операции в Сирии снова становится главной -- на страницах «РГ» выходит 18 материалов. В материалах большое количество статистики, при этом она преподносится как «в целом удачная» и победоносная (9 тысяч боевых вылетов на 2 тысячи убитых). Дальнейшее нахождение военнослужащих в Сирии обозначается как «внутриполитическое урегулирование», «контроль за прекращением огня и создание условий для мирного процесса».

Вывод войск ознаменовал смещение акцента в репрезентации США: теперь они обозначаются как «партнер», с которым требуется координировать свои усилия. Вместе с тем, приводится по меньшей мере восемь комментариев западных экспертов и официальных лиц, которые сходятся во мнении, что вывод войск -- это правильное решение. Мотив победоносного возвращения домой подкрепляется фольклорными, архаическими мотивами -- на аэродроме летчиков встречают жены и земляки, «русских воинов» угощают и чествуют.

Захват Пальмиры сопряжен с появлением еще одного аспекта освещения боевой операции: темы защиты культурного наследия. Освещение операции становится менее милитаристским, больше материалов выходит о поставке гуманитарной помощи; цикл статей рассказывает о разминировании культурных памятников. Активное место занимает формулировка «примирение враждующих сторон» и противопоставления предыдущих лет операции и нового этапа: «и теперь должны наладить водоснабжение, начать подачу электричества (сейчас монтажники сидят на каждом столбе)»

Важно отметить, что в издании отсутствует романтизация действий офицера Прохоренко, вызвавшего огонь на себя. Нет оценочной лексики, не высказывается суждений насчет самого поступка. Однако после того, как президент Путин подписал указ о присвоении погибшему офицеру звания Героя России, тональность материалов резко сменяется: об офицере говорят, что он «геройски» и «самоотверженно» погиб, выходят отдельные тексты о подготовках и самих похоронах в его родном селе. Вводятся редкие для данного дискурса фольклорно-психологические мотив: «в селе Городки его до сих пор уважительно называют «наш Саша», а соседи и одноклассники попросту -- Санек», «лучший из лучших», «он не прятался за спины ребят». Применительно к другим погибшим военнослужащим, например, Антону Ерыгину, издание более сдержанно, однако также изображает их максимально схематично и положительно: стремились служить в армии, занимались спортом, готовы были за родину в огонь и в воду.

Подводя итог, можно говорить, что «Российская газета», как издание рассчитанное на массового читателя, следуя задачам учредителя-правительства РФ, конструирует однозначно трактуемый, хотя и несколько противоречивый образ военной операции в Сирии. Освещение конфликта отзывчиво видоизменяется вследствие хронологии конфликта, сменяя акценты с одних аспектов операции на другие, при этом некоторые моменты в военном дискурсе газеты сохраняются на протяжении всего конфликта.

Так, лексические ярлыки по отношению к участникам конфликта и подчеркивание максимальной легитимности и законности действий в Сирии сохраняется на протяжении всей операции. «Террорист» сам по себе обладает большим количеством негативных коннотаций, поэтому даже наиболее очевидные контекстные синонимы вроде «экстремистов» или «бандформирований» встречаются редко. Противник неизменно остается обезличенным и лишенным права на высказывание и собственную позицию, он не оформлен и не детализированы, тогда как задачи, реализуемые Россией, -- максимально подробно расписаны, они правильны и благородны, что не подвергается сомнениям. Отсутствие малейшей критики российской операции в каком бы то ни было ключе -- важный момент в освещении операции.

Вместе с тем, в ходе операции меняется идеологическое оформление боевых действий. Первое время это исключительно технологическая, «стерильная», выверенная операция, в которой вообще нет места эмоциональному аспекту. Акцентируется высочайшая подготовка российских военнослужащих и блага цивилизации, которые приносит российское присутствие в Сирию. Позже, после трагического происшествия с самолетом, и после появления первых жертв, появляется ранее отсутствующая параллель с Великой Отечественной, мотив возмездия и мобилизации против врага, который едва ли не вплотную подобрался к родной земле. «Технологичность» в изображении российского вооружения уступает «победоносности», но операция все так же не обозначается как «война», а возможность наземного присутствия отвергается.

Интересно изображение участников коалиции западных стран. Несмотря на обозначаемую исключительность российской операции и постоянную критику действий НАТО, они вместе с тем остаются партнерами. Интеграция России и других стран максимально акцентируется после начала переговоров о перемирии, и здесь на первый план выходит концепция «миротворчества», «опеки» над истерзанным войной народом, сохранение культурных памятников и возрождение гражданской инфраструктуры.

В целом, в военном дискурсе «Российской газеты» есть множество противоречий: западная коалиция это одновременно и партнеры, и соперники, вооруженный конфликт в Сирии совсем рядом и вместе с тем России на данный момент он не угрожает, боевики сломлены и подавлены, однако представляют собой большую угрозу, российские ВКС совершали боевые вылеты против сторонников «Исламского государства», однако примирение происходит с вооруженной оппозицией, и после этого оглашается, что большая часть войск выводится из страны. Тем не менее, освещение боевой операции следует четко продуманной стратегии, в которой названные противоречия снимаются: в соответствии с глобальными задачами и текущими военно-политическими обстоятельствами те или иные темы выходят на передний план; вытесняя прочие мотивы. Традиционное разграничение сторон конфликта на «МЫ» и «ОНИ» здесь не может быть эффективно в полной мере: стигматизация «Исламского государства» как террористов, абсолютное зло и «изгоев» признана мировым сообществам и недостаточна для оправдания боевой операции. С этой целью на передний план выходит типизация и глобализация конфликта: подчеркивается «возрождение» российских вооруженных сил (отчасти на базе традиций прошлого, отчасти -- благодаря новейшим подходам в военном планировании) и патриотический мотив «возвращения» России на международную арену. При этом многая информация (конкретные противники и цели авиаударов кроме «Исламского государства», действия международной коалиции, позиция вооруженной оппозиции и других участников конфликта) подвергается табуированию, а сколько бы то ни было критические представления об участии РФ в вооруженном конфликте полностью исключены.

3.3 Красная звезда

«Красная звезда» -- официальный печатный орган Министерства Обороны Российской Федерации. Газета выходит три раза в неделю на 8 полосах формата А2 и освещает все темы, связанные с Вооруженными Силами: военная история, военное образование, военная служба, новинки вооружения и т. п. Важно понимать, что газета «Красная звезда» -- нишевое СМИ, и не слишком известна за пределами военного сообщества. Ее тираж составляет меньше 30 тысяч экземпляров, а печатается газета только в Москве, Санкт-Петербурге, Хабаровске и Симферополе. Большинство читателей «Красной звезды» составляют лица, связанные с военной сферой: основной источник распространения издания это подписка в воинских частях, организациях и учреждениях Минобороны, а также рассылка для ветеранов военной службы и участников боевых действие. Воздействие на широкую аудиторию и манипулирование в интересах политических элит едва ли может быть задачей ведомственной газеты; важнее здесь найти взаимосвязи в создании образа боевой операции в профессиональном, специализированном издании и в рассчитанной на массового читателя «Российской газете».

Поскольку одна из задач издания -- международное военное обозрение, боевые действия в Сирии освещаются в «Красной звезде» задолго до начала российской военной операции [34]. Тогда подчеркивалось, что Россия не участвует в боевых действиях, но оказывает поставки в рамках существующих договоренностей и согласно нормам международного права. 30 сентября 2015 года, в дату начала операции, газета публикует 4 материала, все -- официального толка. Сообщается о том, что Владимир Путин запросил разрешения на ввод вооруженного контингента у Совета Федерации, о том, что Россия будет согласовывать в рамках координационного центра в Багдаде, а также о первых вылетах российской авиации. «Исламское государство», вопреки принятому в военной лексике нейтральному обозначению «противник» маркируется только как «террористические формирования».

За последующую неделю выходит не менее 15 материалов. На первый план выходит тема противостояния «на дальних рубежах», в случае с «Российской газетой» появившаяся несколько позже. Некоторые заголовки показывают это: «Чтобы они не пришли в наш дом», «Наш первый эшелон», «Если Сирия падёт, то следующей целью террористов будет Россия», «Час расплаты».

Приводятся несколько отдельных материалов с комментариями российских политических деятелей: Валентины Матвиенко, Владимира Путина, Сергея Лаврова. Также издание апеллирует к христианскому авторитету, публикуя обращение Патриарха Кирилла. В то же время,, в отличии от «Российской газеты», в «Красной звезде» с самым началом операции в материале «Дамаск предостерегает» приводится позиция собственно сирийской армии, подробное описание используемого вооружения, количества личного состава и краткая хронология боевых действий до объявления операции российских ВКС. Вместе с тем, приводятся данные и вооружении «Исламского государства» Это профессиональный момент: в вооруженных силах сведения о противнике и союзниках является ключевым в представлении о любой операции.

Характерно, что «Красная звезда» публикует письма читателей, подтверждающие одобрение боевых действий. Это действенный способ аргументирования правильности выбранной стратегии: в письме, в отличии от редакционного текста, лексика значительно эмоциональнее, используются оценочные обороты («слезы сирийских матерей», «головорезы», «геноцид»). В письме также явно обозначена критика западной коалиции, по мнению автора, «бездействующей». Само издание воспринимает партнеров более сдержанно, позиция США приводится почти в каждом материале, отмечается скоординированность действий по обозначению целей для авиаударов. Необычно также и то, что одновременно с признанием факта «психологической войны с Россией» в американской прессе, «Красная Звезда» отмечает, что фактически Пентагон не предпринимает никаких действий, могущих навредить российским вооруженным силам.

«Красная звезда» эксплицитно выражает антитезу операции в Сирии и в Афганистане, явно не проговариваемую в «Российской Газете». Это противопоставление обозначается в издании максимально подробно: «благодаря новым технологиям возможности современных самолётов и боеприпасов иного порядка, чем в советский период». В то же время, общим для двух изданий риторическим приемом остается наделение российских летчиков максимально положительными чертами («опытные», «умелые», «профессиональные»), а российское вооружение обозначается как самое современное и универсальное.

Общая тема по результатам первой недели боевых действий в дискурсе «Красной Звезды» сходится с «РГ»: достигнуты большие успехи, противник деморализован и подавлен. Военная операция законна, правильна и должна продолжаться. Важным отличием является смещение акцентов: в «Красной звезде» много внимания уделяется боевым действиям, ведущимися силами Сирийской армии, подробно описывается обстановка на фронте.

В отличие от «Российской Газеты», «Красная звезда» детально анализирует участников конфликта (материал «Под знаменами террора»), не сводя цели исключительно к «Исламского Государству», но упоминая также и «Джбехат-ан-Нусру» и «прозападную сирийскую оппозицию». Вместе с тем здесь больше оценочных суждений; меньше осторожности в определениях, в частности, в освещении религиозности противника. Сторонники «ИГ» называются «исламистами», «исламскими радикалами», «религиозными фанатиками», сирийская армия -- «дружественным государством», а конфликт прямо называется «гражданской войной». Это сочетается с использованием лексики и синтаксических конструкций из нормативного военного дискурса: («С развёртыванием на сирийском аэродроме Хмеймим авиационной группы ВКС России сразу же встали вопросы и всестороннего обеспечения воздушной операции»)

Отличительной особенностью для «Красной Звезды» является интеграция военной операции в Сирии в контекст вооруженного конфликта на Востоке Украины -- то, от чего усиленно дистанцировалась рассчитанная на массового читателя «Российская газета». В блок «Сирия» внесены негативные комментарии украинских политиков, а в материале, посвященном разбору «информационной войны» текущая боевая операция прямо противопоставляется войне в Украине: «на этот раз Россия более подготовлена к информационной войне. Украина нас многому научила».

Так же, как и в «Российской газете», для «Красной звезды» важна антитеза «до начала операции» -- «после вступления России в конфликт». Однако в отличии от массового издания, печатный орган Минобороны акцентирует внимание на военном аспекте этой антитезы. Высоко оценивая подготовку и самоотверженность сирийской армии, «Красная Звезда» подчеркивает, что самостоятельно правительственные войска бы не справились: «Ещё недавно на этом месте была почти голая земля, покрытая колючками и засохшими оливковыми деревьями. Сегодня же перед глазами десятки объектов полевой инфраструктуры». Отмечается, что гражданская война истощила действующую сирийскую армию, и помощь российских ВКС позволила переменить ход боевых действий.

Специфика «Красной Звезды» диктует освещение конфликта: ежедневно газета публикует максимально беспристрастные сводки о действиях ВКС, не имеющие даже заголовков. Эти сообщения написаны нормативным военным языком, принятым в докладах Вооруженных Сил («продолжается наращивание интенсивности боевых вылетов» и т. п.) Фактически, данные заявления становятся безальтернативным источником информации о самом ходе боевых действий; при этом сдержанность и максимальное следование стиля военным нормативам призваны повысить авторитетность сообщения. При этом в «Красной Звезде» излагается более полная картина конфликта: рассказывается о поставках вооружения антиправительственной оппозиции, о действиях курдского ополчения; предпринимаются попытки установить первопричины конфликта и пути его разрешения. Согласно ван Дейку [21], апелляция к истинности и объективности изложения -- дополнительный способ манипуляции, так как читатель чаще всего некомпетентен в освещаемых вопросах.

Более подробно описывается группировка «Исламское государство», социальное устройство самопровозглашенного халифата, идеология и структура его вооруженных формирований. «ИГ» в «Красной звезде» изображается гораздо более угрожающе, чем в «Российской газете». Так, одни только заголовки (см. «Под штандартами тьмы», «Дорога в рукотворный ад») говорят о большой опасности и угрозе, исходящих от «ИГ». Однако, о противнике рассказывается значительно больше материале «Территория войны» излагается история появления группировки, риторика ее лидеров, концепции противодействия террористам -- в «Российской газете» этого не было.

Тем не менее, манипулирование с номинацией противника имеет место и в официальном печатном органе Минобороны: так, бои под Алеппо называются «зачисткой исламских радикалов», а в следующем предложении упоминается «противостояние Исламскому Государству». В это время Алеппо контролировали исключительно прозападные вооруженные формирования, однако подобное синтаксическое сочетание позволяет считать, что и в самом Алеппо российские ВКС наносят удары по «ИГ».

Интерес представляют редакционные материалы, прерывающие регулярные сводки боевых вылетов. При следовании общему тренду героической медиатизации конфликта (см. заголовки: «Знай Русский Калибр!», «Враг не пройдет», «Эх, Америка») издание, проявляя профессиональную солидарность, особо выделяет, что главное отличие этой операции -- не работа с прессой и создание позитивного имиджа боевым действиям, а ранее непревзойденный уровень слаженности и технического оснащения. «Война - это не шоу, в которое недалёкие политтехнологи пытаются превратить боевые действия, по-обезьяньи копируя заокеанскую CNN. Военные конфликты недавнего прошлого это не раз доказывали». Важно отметить, что для «Красной Звезды» главной задачей действительно становится медиатизация не самих боевых действий (издание не публикует видеозаписей и фотографий боевых вылетов), а текущее положение дел в Вооруженных Силах: в газете регулярно выходят репортажи о качестве жизни на российской военной базе, заметки о спортивных соревнованиях, интервью с артистами, которые приезжают выступать для российских военнослужащих. При этом отмечается преемственность традиции поддержки российских военнослужащих «всем миром» (Со времён Великой Отечественной войны и афганской кампании 1980-х годов известно, что в боевой обстановке важное значение имеет и морально-психологическое обеспечение»).

Исходя из предпосылки, что военная аудитория более консервативна, «Красная звезда» помещает конфронтацию с Западом на передний план; в полной мере эта тема реализует себя в исторических параллелях («35 лет назад мы не позволили захватить Сирию и развязать мировой конфликт»). В то же время, согласно характеру издания, приводятся и материалы, в которых уточняется информационное сотрудничество между военными управлениями России и США.

Сообщение о том, что уничтожение самолета над Синаем было терактом, в «Красной звезде» отражается схожим с «Российской Газетой» образом -- появляется мотив возмездия (заголовок: «Найдем и покараем»), увеличивается число материалов, призванных подтвердить целесообразность операции (одобрительные комментарии и данные социологических опросов), приводятся благодарности сирийских жителей и официальных лиц (материал «Спасибо тебе, Россия!») подробнее освещаются успехи войск. На уничтожение российского бомбардировщика и первый случай подтвержденных смертей военнослужащих издание реагирует, как и «Российская газета», критикой Турции и дополнительным призывом поддержать российских солдат; появляются фольклорные мотивы противостояния подлому злу (заголовок «Взлетают русские Соколы», подзаголовок «Черное злое в его логове», «Сам погибай, а товарища выручай» и другие). Вслед за «гражданскими» СМИ «Красная Звезда» перенимает и более презрительные и жесткие формулировки в отношении «ИГ», уподобление их безличной стихии (цикл материалов «Опасная мутация») Отличительная черта -- публикация воззваний к военнослужащим их близких: жен, родственников, друзей (письмо жены офицера «В Сирию с Любовью» и другие); а также появление после первых смертей в Сирии большего числа материалов о качестве и совершенстве российского вооружения.

После заключения перемирия «Красная звезда» уделяет много внимания позиции курдов, что выделяет издание в сравнении с «Российской газетой». Тем не менее, общая тональность максимальной поддержки решения командования полностью совпадает с обозначенной в «РГ»: так, объявление о выводе российских войск называется «славным днем, который вписан в историю России чётким красивым почерком». После 15 марта в освещении ситуации в Сирии также превалирует патетико-миротворческий, «триумфаторский» мотив (заголовки: «Ради мира на сирийской земле», «Приближая полный разгром террористических группировок», «Здесь все молятся на Россию»): большая часть материалов посвящена уже не вылетам боевой авиации, а процессу переговоров и жизни обычных сирийцев.

Поднимаются ранее табуированные темы: психологическая помощь военнослужащим, усталость военнослужащих перед отправлением домой. Особое внимание уделяется бытовому аспекту жизни российских солдат: так, в материале «Россия -- братская страна» приводится подробное техническое описание современной столовой («Технологическое оборудование столовой: установлены пищеварочные пароэлектрические котлы, холодильные шкафы, посудомоечные машины»).

Отличие от «Российской газеты» и в подаче процедуры разминирования Пальмиры. Акцент здесь сделан на средства поиска и техническое оснащение (приводится все использованное оборудование), при этом процесс разминирования сопоставляется с опытом боевых действий в Чеченской Республике. Проводя сравнительный анализ, издание утверждает, что в Сирии российские саперы действовали профессиональнее и успешнее.

Как официальный печатный орган Минобороны, «Красная Звезда» воспринимает смерти военнослужащих экспрессивнее: в материалах о гибели солдат используется крайне экспрессивная лексика («ублюдки»), погибшие военнослужащие изображаются героями, подобными героям Великой Отечественной войны. Ожесточаются и оценки: так, группировки, не входящие в «Исламское Государство», но не сотрудничающие с правительственной армией, издание называет «альянсом антиигиловских бандформирований».

На заключительном этапе операции газета публикует множество писем, пришедших в редакцию. К уже имевшим место посланиям от родных и близких добавились письма, написанные незнакомыми детьми и подростками. В письмах, которые приводит «Красная Звезда», -- исключительный мобилизационный ресурс, поскольку публикуются восторженные и ободряющие слова поддержки от детей («Ты защищаешь не только сирийский народ, но и не даёшь злу приблизиться к своим родным», «Ты выполняешь свой интернациональный долг. Тебя каждый день подстерегают опасности, встают на пути всё новые трудности. Но РУССКИЙ солдат всё выдержит, выстоит. Наша Россия славится такими людьми!»)

Подводя итог, можно утверждать, что операция российских ВКС в Сирии представлена в военном дискурсе «Красной Звезды» во многом подобным образом, что и в «Российской Газете», однако есть некоторые различия в акцентах. Данные различия связаны с иным характером аудитории «Красной Звезды»: в отличии от «РГ», целевая аудитория печатного органа Минобороны определена достаточно четко, при этом она значительно более малочисленна.

Для «Красной Звезды» нет необходимости в манипулировании ценностными ориентирами и взглядами широкой аудитории, однако она представляет собой фактически безальтернативный русскоязычный источник информации по многим вопросам, поскольку получает сообщения напрямую от Минобороны. «Деформация» стиля от публицистического к принятому в военных документах и обилие неструктурированной информации работает в пользу большей авторитетности, поскольку создает впечатление «необработанной», «объективной», «профессиональной». Поэтому на страницах «Красной Звезды» в меньшей степени конструируется виртуальный образ боевой операции, отвергается необходимость делать из вооруженного конфликта шоу. Тем не менее, медиатизации подвергается жизнь самих военнослужащих на базах РФ; на первое место выходит антитеза «вооруженные силы раньше» -- «вооруженные силы сейчас». Подразумевается, что в снабжении, выучке и боевой подготовке ВС РФ произошел качественный скачок, армия России «переродилась». В целом, сопоставление операции в Сирии и предыдущих вооруженных конфликтов, в которых участвовала Россия, выражено более явным образом.

Вместе с более детальным и подробным изложением конфликта, качественно иным анализом противника, газета менее сдержанна в оценках, ее заявления, сообразно требуемому представлению о системе ценностей военнослужащего, звучат резче и консервативнее; конфронтация с Западом артикулируется четче. Как отмечала Юсупова Т. в работе «Структурные особенности военного дискурса», сочетание насыщенных эмоциями, просторечных и разговорных текстов с формализованными и перегруженными синтаксическими конструкциями -- одна из черт военного дискурса. Мобилизуя на поддержку операции, издание использует более смелые и, строго говоря, неоднозначные приемы, такие, как письма читателей, в том числе детей.

3.4 Социологические опросы

Одна из возможных оценок эффективности проводимой информационной политики - положительное отношение граждан РФ к российскому участию в ВКС Сирии. Так, согласно данным ВЦИОМ от 9 октября 2015 года [35] две трети россиян одобрили решение о начале боевой операции российских ВКС, при этом 64 процента россиян считают, что в конфликте участвовать надо именно для того, чтобы остановить противника на дальних подступах. Вместе с тем, более половины опрошенных винят в конфликте политику Запада. ВЦИОМ отмечает также и пик активности российских СМИ в освещении сирийского конфликта именно в сентябре-октябре 2015 года, вместе с начало боевой операции.

В марте 2016 года ВЦИОМ также публикует подобный отчет: согласно ему число россиян, следящих за ситуацией в Сирии, только выросло. Из всех опрошенных больше двух третьих -- 68% считают, что участие в конфликте пошло России на пользу. Число тех, кто поддерживает привлечение российских ВКС также выросло: в октябре 2015 г. - 66%, в марте 2016 г. - 70%.

Опросы «Левада-центра» подтверждают также и опасения россиян, что прямое военное вторжение могло бы оказаться «вторым Афганистаном». Это показывает важность создания другого имиджа для боевой операции [36] Так, ввод войск отрицательно воспринимают больше 69% опрошенных, при том, что 67% выступают за политическую и дипломатическую поддержку Асаду в той или иной мере.

В феврале 2016 года опрос показал, что россияне одобряют операцию: более 53% опрошенных высказались в пользу того, чтобы продолжать авианалеты. Вывод основной части войск в марте поддержали, тем не менее, 81% опрошенных: большинство россиян (69%) согласно опросу «Левады» считают, что Россия выполнила вссе поставленные задачи в Сирии.

В пользу того, что СМИ удалось создать операции образ «защиты Родины на дальних подступах» говорит и опрос Фона «Общественное мнение» [37], проведенный после теракта над Синаем. Данное исследования показывает, что теракт только расположил россиян к одобрению наращивания военной группировки: 48% высказались за сохранения существующего уровня участия в конфликте, а 26% -- за увеличение боевой активности. С 1 ноября по 22 ноября также на 6% выросло число тех, кто одобряет операцию. Из них 37% считают, что главная задача России в Сирии -- остановить «ИГ» на дальних рубежах.

В марте 2016 года опрос ФОМ показывает, что россияне склонны связывать успешность проведения операции с фигурой президента РФ Владимира Путина. Выражая одобрение действиям Путина на посту главы государства, россияне чаще всего отмечали в числе его заслуг возвращение Крыма и успех операции в Сирии.

По мнению доктора филологических наук, автора Г.Гусейнова, результаты социологических опросов показывают эффективность проводимой государством политики в медиа. При этом Гусейнов отмечает важность для российских государственных СМИ исторических параллелей. «военная пропаганда ведется как прямым, так и косвенным образом. Начиная с войны в Грузии в 2008 году происходит смена риторики союзничества с Западом риторикой военного противостояния», -- отмечает Г.Гусейнов. По мнению Гусейнова, особенность военного дискурса в российских СМИ также состоит в том, что партнеры и ситуационные союзники вполне могут изображаться одновременно и как «обреченные на поражение вчерашние агрессоры». В то же время Россия изображается как прямая наследница победителей в войнах прошлого.

Заключение

В рамках исследования был проведен дискурс-анализ выборки издания «Российская газета» и «Красная Звезда» за период боевых действий в Сирии с осени 2015 года по весну 2016. Для критического исследования военного дискурса необходимо было использовать не только языковые и структурные особенности публикаций, конкретный подбор тем, комментаторов и экспертов, но и сопоставлять их с социальными и историческими особенностями аудитории -- так крайне важна интеграция операции в Сирии одновременно в контекст борьбы с терроризмом, во внутриполитическую борьбу и в ряд различных вооруженных конфликтов, последние из которых были для России неудачными.

Военный дискурс в СМИ в ходе конфликта в Сирии был практически безальтернативным источником представления о боевых действиях для аудитории. Сформированная им версия действительности ценностно ориентирует аудиторию и формирует когнитивное представление о том, как проходила операция. При этом к уже существовавшему до начала операции предубеждений добавляются новые.

Конфликт в Сирии чрезвычайно интересен для исследования военного дискурса в российских СМИ благодаря характеру проводимой Россией военной операции. С одной стороны, существенная поляризация участников конфликта и культурно-ценностная дистанция между ними располагает к оценочному маркированию. С другой -- ярлык «террориста» представляет собой устоявшийся негативный образ со множеством коннотаций, поэтому в части использования лексики конфликт не предполагает большого количества вариантов. Наконец, общие задачи российских ВКС оставались неизменными, но в ходе операции некоторые акценты смещались в результате потерь или военных успехов.

Важной задачей правительственных СМИ было создать мобилизационный образ военной операции в Сирии, свободный от негативных коннотаций и способный консолидировать аудиторию на поддержку властных решений. Используя традиционные для военного дискурса стратегии: деление на «МЫ-ОНИ», символизация, героизация, табуирование тем и т. д. издания конструируют особый, новый для российского медийного пространства образ военной операции. Задача усложняется тем, что неизбежное сопоставление с боевыми действиями в Афганистане и в Чечне потенциально вредит имиджу операции ВКС. Поэтому одновременно с созданием образа военной операции требовалось максимально дистанцироваться от негативного рошлого опыта, чтобы мобилизация в пользу боевых действий и в поддержку последующих решений власти была возможна.

Отсюда появился ранее не используемый комплиментарный образ технологически безупречной, «стерильной войны». Совершенство боевой выучки, современного оснащения и мощности вооружения даже в информационном сопровождении даже задвинуло на второй план мотив легитимности и законности проведения операция. Эмоциональное воздействие на аудиторию подкреплялось большим количество фото и видеоматериалов, а также выборкой мнений различных иностранных и отечественных военных экспертов, восхищенных действиями ВКС.

Российские СМИ сконструировали образ максимально современных боевых действий информационной эпохи -- дистанция по отношению к противнику здесь огромная, его не существует в качестве отдельных людей, это только цели на видеозаписях и числа в отчетах после боевых вылетов. В пользу этого работает не только изображение действий авиации как безопасной компьютерной игры, но и стигматизация противника как не имеющего голоса и юридических прав сообщества, которое должно быть уничтожено и выносится за скобки даже после заключения перемирия.

Правильность действий и победоносность российских вооруженных сил доказываются через систему антитез: хаос и разрушения до участия России -- порядок и развитие сейчас; затянувшийся конфликт без особых подвижек -- стремительное бегство и подавление «Исламского государства»; бедность снабжения и нескоординированность российских сил в прошлых вооруженных конфликтах -- идеально слаженная военная машина сейчас; междоусобицы и гуманитарная катастрофа раньше -- перемирие, возрождение культурных ценностей и возвращение домой после боевой операции российских ВКС.

Хотя правильность операции не подвергается в военном дискурсе СМИ никаким сомнениям, она остается «скрытой войной, любые предположения о массовом участии в наземных операциях бесповоротно отвергаются. Здесь медийное освещение операции следует результатам соцопросов, представленных в СМИ, которые говорят о том, что россияне не желают наращивания военной группировке в Сирии.

Освещение операции в Сирии характерно отсутствием сколько бы то ни было психологических, личностных историй, в целом характерных для изображения войн и вооруженных конфликтов. Противник в принципе не наделен индивидуальными чертами, в некоторых случаях он уподобляется стихийному бедствию или вредным организмам; в то же время и российские военнослужащие изображаются чрезвычайно схематически, даже фольклорно -- они не знают тягот, ни к чему не имеют претензий и безупречно моральны. Исключение в изображении военнослужащих делается только для быта: здесь максимально подробно описываются наиболее приземленные моменты, с целью изобразить исключительно комфортное положение солдат. При этом никаких индивидуальных историй, свойственных для жанра репортажа вообще, нет: даже смерти военнослужащих максимально мифологизируются и наделяют солдат былинными и героическими, но не человеческими чертами. Отчасти это делается из соображений безопасности, но также это исключает любые сомнения в целесообразности военного присутствия в Сирии.

После теракта над Синайским полуостровом и появления первых потерь в дискурсе появляются мотивы возмездия и призывы сплотиться против общего противника на дальних рубежах, чтобы обезопасить мирную жизнь в собственной стране. Здесь приходится привлечь дополнительные средств для обоснования операции аудитории, напуганной гибелью соотечественников: приводятся мнения авторитетных лиц в пользу боевых действий, большее освщение получает жизнь военных в Сирии, больше внимания акцентируется на успехе военных операций. Характерно, что даже после обострения противостояния ярлыки, присвоенные противникам практически не меняются: тема религиозного фантизма в Исламе старательно табуируется, чтобы не провоцировать внутренние конфликты.

Характерно, что в случае с боевыми действиями в Сирии крайне редко обретают место параллели с Великой Отечественной, традиционные для описания столкновений любого характера в российских СМИ. Это сравнение имело место в дискурсе только некоторое время, когда осуществлялись попытки по созданию масштабной антитеррористической коалиции. Главным образом же боевые действия в Сирии предлагают образ военной операции новой формации, в медийном пространстве Россия фактически занимает место главного оппонента -- США. Изображение вооруженного вмешательства России в конфликт в Сирии крайне напоминает североамериканскую традицию: миротворческий характер боевых действий, недосягаемость авиации для противника, минимальные потери, массовая поддержка местных сил, тотальная законность и действия в интересах не только собственного государства, но и всего мирового сообщества. Изображение действий России не только идеологически подобно американским взглядам на ведение боевых действий: более того, в военном дискурсе проправительственных СМИ Россия не просто выходит на поле США, но и смещает его оттуда, выполняя свои задачи безупречно, многократно профессиональнее. Несмотря на постоянные замечания о партнерских отношениях с западной коалицией, СМИ указывают на множество ошибок, бессмысленность и некомпетентность действий НАТО в сравнении с российскими ВКС. Однако на фоне периодических выпадов сохраняется общий настрой объединения даже несогласных сил против общей угрозы, и многочисленные материалы с одобрительными комментариями западных лиц это только подтверждает.

Таким образом, для российских проправительственных СМИ характерна одна точка зрения на операцию в Сирии, в которой любое решение получает максимальное одобрение. Речь идет о доминировании единой идеологически обоснованной точки отсчета, сконструированной реальности, поляризующей участников конфликта и отвергающей малейшую возможность на солидарность с противником. Табуирование информации используется с целью запрета (доходящего до юридического) любой аргументации стороны-противника, а также игнорирования критических замечаний в адрес операции как российских, так и зарубежных политиков и военных экспертов.

Глобальная задача военного дискурса в российских СМИ в дополнительном обосновании и легитимации властных решений. Через образ безупречной военной операции доказывается, что Россия усилиями политических элит возвращена на мировую арену и способна решать сложнейшие глобальные задачи, защищая мир в тех случаях, где международная коалиция не справляется. Помимо общей мобилизации населения, комплиментарный образ военной операции нового поколения призван победить негативных опыт участия России в предыдуших локальных вооруженных конфликтах, где условия жизни военнослужащих были значительно хуже, а боевые успехи -- незначительны.

Данное исследование показывает взаимосвязь между задачами, поставленными перед политическими элитами и изображением в СМИ действий российских сил в ходе локального вооруженного конфликта. Помимо классических для отечественного военного дискурса явлений (деление на МЫ-ОНИ и другое), российские СМИ переняли некоторые западные подходы с целью создания выгодного образа военной операции. Характер использованных средств зависел от текущей обстановки и от глобальной задачи создать выгодный имидж всесторонне правильных, морально и юридически обоснованных, бескровных и суперсовременных боевых действиях. Исходя из данных социологических опросов, манипулятивные приемы, использованные государственными СМИ, полностью реализовали себя. Исследование военного дискурса в ходе конфликта в Сирии одновременно находится в контексте изучения роли СМИ в борьбе с терроризмом (в частности, в Чеченской кампании) и в то же время предлагает совершенно новые результат, поскольку масштабной боевой операции против террористов за пределами России ранее не осуществлялось. Полученные данные могут быть полезны как в изучении освещения вооруженных конфликтов в современных российских СМИ вообще, так и для понимания актуальных трендов в российском медиапространстве вообще, и, в частности, в российском военном дискурсе.

Список литературы

1. Buyssens E. Les langages et le discours: Essais de linguistique fonctionnelle dans le cadre de la semiologie. - Bruxelles: Office de Publicite. -- 1943.

2. Benveniste E. Indo-European language and society, translated by Elizabeth Palmer. - Coral Gables, Fla. : University of Miami Press. -- 1973.

3. Foucault, Michel. The Archaeology of Knowledge. Trans. A. M. Sheridan Smith. -- London and New York: Routledge, -- 2002.

4. Lacan, J. D'un discours qui ne serait pas du semblant Sйminaire, -Paris 1970--1971.

5. Habermas, J. Theory of Communicative Action. Translated by Thomas A. McCarthy. - Boston, Mass.: Beacon Press. -- 1987.

6. Van Dijk, T.. Ideology: A Multidisciplinary Approach. - London: Sage, 1998.

7. Темнова Е. Современные подходы к изучению дискурса Язык, сознание, коммуникация // Язык, сознание, коммуникация: сб. статей / Отв. ред. В. Красных, А. Изотов. -- М.: МАКС Пресс. -- 2004.

8. Макаров М. Основы теории дискурса. -- М.: Гнозис, 2003. -- 247 с.

9. Степанов Ю. Альтернативный мир, Дискурс, Факт и принцип Причинности // Язык и наука конца XX века. Сб. статей. -- М. : РГГУ, -- 1995.

10. Орлов Г. Современная английская речь. -- М., Высшая школа, -- 1991.

11. Чернявская В. Дискурс власти и власть дискурса. Проблемы речевого воздействия. -- М. : Флинта, 2006. -- 128 с.

12. Baudrillard J. The Gulf War Did Not Take Place: Power Publications. -- Sydney. -- 2012.

13. Williams R. Texts and Discoursed // Mass Media for the 90's. Edited by de Beer A. -- van Schaik Books, Pretoria, S.A., -- 1993.

14. Zandberg E., Neiger M. Between the nation and the profession: journalists as members of contradicting communities -- Jerusalem: Media, Culture & Society. -- 2005.

15. Burston J. War and the entertainmen industries // War and the Media: Reporting Conflict 24/7. - California: SAGE publications. - 2003.

16. Уланов А. «Русский военный дискурс XIX - начала XX века» дис. ... д-ра филол. наук. ОмГУ, Омск. - 2014.

17. Дуброва Ю. Ю. Особенности военного дискурса // Вестник Московского государственного лингвистического университета. - №665. - 2013.

18. Юсупова Т. С. Структурные особенности военного дискурса. - Сызранское высшее военное авиационное училище. - 2009.

19. Сандомирская И. Книга о Родине: Опыт анализа дискурсивных практик // Wiener slawistischer Almanach. - Wien, 2001. - 281 c.

20. Маслова В. Политический дискурс: языковые игры или игры в слова. - Политическая лингвистика. - Вып. 1(24). - Екатеринбург, 2008.

21. Русакова О. Ф., Русаков В. М. PR-Дискурс: Теоретико-методологический анализ. -- Екатеринбург: УрО РАН, Институт международных связей. -- 2008.

22. Шейгал Е. И. Семиотика политического дискурса. -- Волгоградский государственный педагогический университет. -- 2000.

23. Обвинцева О. В. Манипулирование общественным сознанием в военном дискурсе СМИ посредством эвфемизмов и дисфемизмов // Филология, языкознание, дидактика: теория и методика исследований. -- Екатеринбург. -- 2010. -- с. 137-143.

24. Журналистика и война: Освещение российскими СМИ военных действий в Чечне / под ред. Рихтера А. Г. -- М.,Центр "Право и средства массовой информации". --1998.

25. Жуков И. Критический анализ дискурса печатных СМИ: особенности освещения Северокавказского конфликта дис. ... д-ра филол. наук. ТверГУ, Тверь. - 2002. - 210 с.

Размещено на Allbest.ru