Этическая публицистика периода "оттепели" в журнале "Огонек"

Размещено на http://www.allbest.ru/

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

Высшая Школа Журналистики и Массовых коммуникаций

Кафедра истории журналистики

Этическая публицистика периода «оттепели» в журнале «Огонек»

Щеблыкина Лилия Олеговна

Научный руководитель -

доцент. доктор филологических наук

Владимир Васильевич Перхин

Кафедра истории журналистики

Очно-заочная форма обучения

Санкт-Петербург

2016

Оглавление

• Введение
• 1. Этические воззрения Татьяны Тэсс
• 2. Этическая традиция в публицистике Корнея Чуковского в журнале «Огонек»
• 3. Особенности публицистики Анатолия Софронова в журнале «Огонек»
• Заключение
• Введение
• Актуальность исследования состоит в необходимости повышения качества современных журналистских текстов и сравнительном анализе ценностных ориентиров человека советского и человека современного. Как освещаются вопросы достоинства, долга, морального выбора, веры и воспитания в тестах советских публицистов журнала «Огонек» и что способствовало их появлению? Как СМИ могли воздействовать на советского человека уже после смерти Сталина?
• Новизна выпускной квалификационной работы обеспечена редкой эмпирической базой. За основу исследовательской работы взят журнал “Огонек” периода “оттепели”, что позволяет изучать тему этики с нового ракурса. Общеизвестно, что для СМИ периода “оттепели” характерен пересмотр этических категорий и выход журналистских материалов на новый эстетический уровень. Это связано с изменившимися политическими реалиями. После назначения на пост генерального секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева и закрытия “Дела врачей” и “Ленинградского дела” последовало осуждение культа личности Сталина, ослабление тоталитарной власти и, как следствие, появление свободы слова, феноменального для советской печати явления. Изучаемый исторический период характеризуется также демократизацией политической и общественной жизни, что также не может быть безынтересно.
• Актуальность и новизна исследования определяют такие задачи, как:

1. Выделить этические категории и проблемы, представленные в журнале «Огонек» 1953-1965 годов;

2. Изучить творчество Корнея Чуковского, автора журнала «Огонек»;

3. Изучить творчество Татьяны Тэсс в журнале «Огонек».

Цель выпускной квалификационной работы состоит в раскрытии основных этических категорий журналистики периода «оттепели» в журнале «Огонек».

Теоретико-методологической базой исследования послужили исследования Чупринина «Оттепель», материалы Второго Всесоюзного съезда советских писателей, работы академика Д.С.Лихачева и некоторые философские труды.

Эмпирическую базу сформировали полные подборки журналов «Огонек» за 1953-1964 годы.

В процессе исследования привлекаются методы обобщения собранного эмпирического материала и синтеза информации. В основе исследования лежит гипотетический метод.

ВКР состоит из введения, одной главы, разделов и заключения.

Д.С.Лихачев, рассуждая о критике литературных произведений своего времени, утверждает: марксизм -- это одно из самых отчаянно пессимистических учений. Материя преобладает над духом, над духовностью -- одно это положение говорит уже о том, что материя, то есть низменное начало, первична. С этой точки зрения разбирались все литературные, художественные произведения. Такой подход стал самой настоящей проблемой для талантливых литераторов советского времени. Писатели-автоматчики гораздо быстрее добивались признания и писательских привилегий, чем литераторы, развивающиеся в рамках предписанной партией идеологии. Таким писателям, как А.Твардовский, везло, но как в рамки заданного партией метода социалистического реализма могла уместиться публицистика Татьяны Тэсс или Корнея Чуковского?

Дмитрий Сергеевич Лихачев в одной из своих работ утверждает: «70 лет нас воспитывали в пессимизме, в философских учениях пессимистического характера. Период оттепели в журналистике - оптимизм новой советской журналистики. Журналисты говорят о воспитании, этике взаимоотношений старших и младших, индивидуальных проблемах каждой отдельно взятой личности, мужчины или женщины, которые могли быть одиноки, незрячи, обладать незаурядной внешностью и не обладать возможностями самореализации.

В России литераторы и литературные критики заменяли философов. До 18 века в Российской Империи не существовало чистой академической философии, хоть отчасти ее и заменяли споры иосифлян и нестяжателей, сторонников реформы Патриарха Никона и старообрадцев.

Вульгарный материалистический подход отражался и на качестве и харакетере литературной критики 1930-1950-х годов. Профессора философии в послепетровсую эпоху подвергались преследованиям и допросам, а за несоответсвие заданному партией направлению не только подвергались публичной критике на съездах писателей, им запрещали публиковаться, неудобных главных редакторов, даже уровня А.Твардовского, увольняли из редакций вместе со времи авторами. Несмотря на политизированность «Огонька», без которой его существование было бы невозмножно, и предположительную материальную скованность главного редактора, ездящего на поездах через всю Россию, в журнале оказывался весь свет публицистики, в том числе такие прореволюционно настроенные личности, как Корней Чуковский.

Вступали в союз писателей и получали прилегии авторы, не отходящие от предложенных партией тем. В свое время министр народного просвещения князь Ширинский-Шихматов предпочитал запретить философию. В России же наилучших результатов добивались литературные критики и литераторы. В 20 веке философия была допущена на страницы толстых журналов, но в словарях тех лет указывалось, что «марксизм окончательно вытеснил философию из общественной жизни».

Философия «доброго» научного исследования основана на неакадемическом подходе Д.С.Лихачева по той простой причине, что Академию наук СССР наполняли сторонники коммунизма, а не даровитые философы.

Философия марксизма оптимистична для тех, кому она близка, но оценивать сквозь ее призму литературные произведения согласно философии Лихачева, насколько можно судить по отрывочным высказываниям академика о философии, нельзя. Автор статьи «Философия научного исследования» предполагает, что это причина негативного отношения академика к философии и, возможно, она же послужила тому, что он однажды предложил вообще исключить философию из списка вступительных испытаний в аспирантуру, чем огорчил своих коллег по цеху.

Материя - низменное начало, но оно же и начало природное, культура у Лихачева отождествляется с духом. Приобщение к культуре означает получение духовной свободы, но в тоже время культура испортила человека, надстроив над его природными свойствами ряд искусственных ценностей. Лихачев в своих научных статьях оспаривает эту точку зрения, поскольку сам не готов увидеть в человеческих трудностях и проблемах вину культуры. «Нельзя путать культуру и государство, культуру и цивилизацию», - говорит он. Такая позиция расценивалась русскими философами, в частности Бердяевым, как культуропоклонство. Лихачев открыто полемизирует с Чаадаевым и Бердяевым на этот счет.

Специалист по этике А.А.Гусейной, делая комментарии к «Избранным трудам» Лихачева, говорит о том, что Лихачев ставит вопрос о правах культуры, названия его работ, «Письма о добром», «Заметки о русском» говорят об этом. Прилагательные «добрый», «русский» у Лихачева - универсалии, почти синонимы.

В своих рассуждениях о правах культуры Лихачев придерживается аномалистической позиции. Имеется в виду утвержение, согласно которому культура - это не памятники культуры, а театр - не отдельно взятые постановки. В тоже время культура остается явлением, которое невозмножно инвентаризировать, навесив бирки на единичные ее проявления. Также невозможно предвидеть характер развития культуры.

Культура как целостная система отделяется от антикультуры и бескультурья и держится как организм на внутренней связи элементов целого. Д.С.Лихачев выделяет недостатки позитивистской научной методологии, которой пользовалось научное естествознание, и приходит к выводу, согласно которому изучение гуманитарной культуры может потребовать другой методологии.

В основе работ Д.С.Лихачева лежит не формалистичная педантичность, а философский интерес к природе и значимости текста. Создавая работы по текстлогии, он противопоставляет «статичность» и «динамичность» исторического и эстетического подходов. Все работы Лихачева на культурно-исторические темы имеют диалектический характер. Д.С.Лихачев никогда не причислял себя к философам.

Лихачев говорил, что наука -- творчество, а творчество дарит счастье и самим творцам, и тем, кто этому творчеству внимает. В науке, как в искусстве, нет места серости, сухому повторению избитых истин, унылому догматизму или слепому доверию авторитетам.

Лихачев в статье «История - мать истины» высказывает опасения по поводу того, что построение гипотез в литературоведении по принципу «От Пушкина не убудет» может навредить читательскому интересу к произведениям русского поэта и писателя. Академик говорит о том, что такой подход побудит читателя отказаться от обращения к литературоведам и осмыслять того же «Евгения Онегина» самостоятельно, на своем уровне. Хочется отметить, что само обращение к литературоведам как таковым свойственно скорее эпохе толстых журналов.

Литература «Оттепели» изначально находилась в зачаточном состоянии в том смысле, что ее нальзя воспринимать как зрелую. Не смотря на то, что у взыскательно настроенного читателя произведения «оттепели» заставляли трепетать руководство партии и вызывали ненависть бюрократов и писателей-автоматчиков. http://elar.urfu.ru/bitstream/10995/214/1/1097021.pdf

Праздничная литература, поднимающая человека над обыденностью, сменилась более серьезной, нацеленной на верность классическим традициям, гуманистическому кодексу и народолюбию. Такой была литература Солженицына, Гроссмана, Шукшина, Абрамова, Вампилова и других писателей изучаемого периода. В исследовании же упомянуты журналисты, посколько слово «журналистика» произошло от французского journaliste, из journal, журналист из газеты.

Уважающий себя писатель больше не мог романтизировать ненависть, создавать идеальных героев, которые не смогли бы существовать в реальном мире, показывать только положительные черты социалистического общества.

Наступление оттепели расширило круг писательских возможностей. И читателя, и писателя интересовали проблемы обычного «маленького» человека, живущего в социалистической реальности, и никая иделогия не могла переключить на себя их внимание. Культура и политическая иделогия представлялись как противоборствующие силы, реальность воспринималась критически, а культура противостояла социальной рутине.

1. Этические воззрения Татьяны Тэсс

журнал огонек публицистика

Татьяна Тэсс публиковалась в журнале «Огонек» с 1954 по 1956 годы. В 1954 году ее рассказы печатались в разделах «Писатели и книги», «Художественная проза», «Искусство», «Очерки, репортажи, фотоочерки».

Майский номер журнала «Огонек» за 1954 год начинается с ее рассказа «Весна нашей жизни». Главная этическая ценность, заявленная в материале - патриотизм. Татьяна Тэсс пишет: «Ясные и мудрые решения Коммунистической партии и Советского правительства поставили перед народом новые задачи. И народ горячо, дружно, смело взялся за выполнение боевой программы, цель которых - дальнейший рост благосостояния советских людей, их благо, их счастье» Татьяна Тэсс Весна нашей жизни//Огонек, 1954 г., №18 стр.1. На иллюстрациях к материалу изображены молодые семьи с детьми, десятиклассники, определяющие свою судьбу, девушки с длинными косами и свидание молодых людей у памятника.

Личные интересы каждого человека неразрывно связаны с интересами страны. Цель каждого советского человека - увеличения благосостояния страны и народного достояния. На благо людей каждый день трудится тот, кто осваивает целинные земли на востоке СССР, тот, кто повышает производительность труда за станком на заводе, тот, кто делает новый расчет для машины за чертежным столом. Страна живет только для того, чтобы советские люди были счастливы и богаты. На радость им колосятся золотоносные луга, и для блага людей вырастают новые жилые здания на городских улицах. «Мы живем в великое время, и нет большей радости, чем радость сознания того, что ты своим трудом участвуешь в самом величественном и благородной строительстве, которое знал мир» Татьяна Тэсс Весна нашей жизни//Огонек, 1954 г., №18, стр.3, - пишет Татьяна Тэсс.

На благо будущего страны, детей, которые родятся или уже родились в СССР, строятся новые просторные квартиры. Дети, выросшие в этих квартирах, становятся школьниками, которые продолжают великое дело строительства коммунизма, кто-то работает трактористом, кто-то артистом. Тракторист, приветвенно взмахивающий рукой, уже выбрал свою судьбу, и неизвестно, чему он улыбается и радуется, тому, что спорится труд, тому, что хорош день, а может быть и тому, что любит девушка.

«Ветер стихает. На чистом небе ясно и торжественно зажигается зеленовая звезда. И откуда-то издалека в холодный воздух просачивается смутный, слабый запах мокрой земли, прели, набухшей от сока ветки. И как ни слаб этот далекий аромат, он оказывается сильнее запахов бензина, дыма, промерзшего за зиму камня, всех плотных, жестких запахов города, к которым мы привыкли».

В рассказе Татьяны Тэсс «Четыре года», опубликованном в «Огоньке» также в 1954 году, в красках описывается завод, на котором работает главный герой произведения сталевар Козлюк. «Город Т. стоял на равнине, и еще издали, когда вы подъезжаете на автобусе, вы видите вдали высокие трубы мартеновского цеха и над ними тонкий, летящий, словно нарисованный размытой тушью дым».

Завидный жених сталевар Козлюк живет в городе Т. Работник завода уважаем и любим всеми. На рыбалку он ездит с председателем цехкома, а в городском парке среди портретов знатных людей висит его портрет. О Козлюке пишут местные газеты. Он держит дом в чистоте, собственноручно сажает картошку и поливает помидоры. В городе Т. опытный сталевар - завидный жених.

Однажды он уезжает на базу отдыха и возвращается оттуда с молодой женой Лизаветой. Она рожает ему ребенка, поступает в колледж, а сталевар берет себе в ученики троих молодых людей, одного из которых приводит в дом. «В этом веселом парне с тонкими, как шнурок, черными усиками он учуял ту пристальность, ту поглощающую все существо любовь к труду, без каких не мыслил работу сталевара». С придирчивостью и обстоятельностью Козлюк втолковывал молодому ученику знания, которые считал самыми важными, и приглашал его к себе в дом.

Как бабочка из кокона, выпорхнул будущий сталевар из своего пальто в дом Козлюка. В это время его молодая жена Лиза, раскрасневшаяся, с растрепавшимися от ветра рыжими волосами, проворно натягивала на свою маленькую дочку теплые штанишки и приговаривала: «-А мы с Ирочкой плакать не будем. Мы с Ирочкой супчик будем есть. Правда, Ирочка?» Поглядывая на закуску, Козлюк достал из буфета графинчик и выпил со своим учеником и тещей. Ванюша, держащий вилку с маринадом как розу, пил с Козлюком за родное дело. Сталевар целовался со своим подмастерьем. Матрона Ивановна, теща Козлюка, озабоченно спрашивала у него, почему не заходит Ваня, если долго его не видела, и беспокоилась, как бы он не простудился.

Одно проишествие разрушило спокойную и размеренную жизнь семьи. Козлюку предложили переехать на новое место работы в Тбилиси, к новым цехам и печам. Подумав, он решает согласиться. Туда же направляют и его ученика Вано. «Козлюк вошел в мартеновский цех. Там стояла тишина. Пустынно темнели печи, безмолвно возвышались огромные завалочные машины, неподвижно повисла под высокой кровлей пустая кабинка крановщика. Здесь было все живо, все ждало своего часа. Под потолком со звуком, напоминающим треск разрываемого полотна, заработала электросварка. Коротко и звонко она ударил молоток. Живые, чистые звуки, торопливые шумы то и дело рассекали тишину, но в темной глуби печей она таилась неподвижно и величаво».

Молодая жена сталевара терпеливо снесла некомфортный переезд и спустя какое-то время пошла учиться в техникум и поступила на работу. Матерый сталевар работал с любимым учеником. Вано успел возмужать и раздаться в плечах, а возле его губ пролегли твердые, упрямые складочки, словно намеченные резцом. Однажды Козлюк, придя домой, застал у себя в доме Вано. Мягко и смущенно он уговаривал его жену, Лизу, пойти с ним в театр. «Когда вы улыбаетесь, у меня сердце теплеет», - говорил Вано тихо. - Почему это? Ни у одного на земле человека нет такой улыбки, как у вас…» Тихо подслушивал в своем собственном доме сталевар разговоры своей жены и ученика и на несколько часов потерял душевный покой. Дома он как всегда вкусно ел, рассказывал жене, как спорятся дела на заводе. В какую-то секунду он даже подумал о том, чтобы поинтересоваться тем, как дела у его жены, но вскоре позабыл об этом.

Следующим вечером сталевар снова застал у себя дома ученика. Тот рисовал с его дочкой, смущенно и робко поглядываю на жену. В этот вечер Лиза даже не вышла с ним проститься. Козлюку это было чрезвычайно приятно. Глядя на закрытую комнату двери, за которой Лиза возилась с ребенком, Вано огорченно вздохнул.

Завод начал свою работу, жизнь Козлюка шла своим чередом. Работала на заводе спорилась, и старый мастер, в возрасте, умудренный опытом, пытался помочь делу. Он начал советовать своим товарищам по цеху как вести дела, со знанием дела, но без должного такта. Старый приятель на него обиделся и за это вспомнил, как однажды на рыбалке Козлюк выпил больше чем нужно и уснул, засунув голову в корзинку с бычками. Сталевар имел неоконченное низшее образование, пять классов школы, но это не помешало ему овладеть мастерством сталеварения.

Ученика Козлюка, Вано, лучшего молодого сталевара на заводе, выдвигают на должность мастера. Козлюк решил и тут сказать свое слово: «Пожалуй, мастер в тебе еще, брат, не выстоялся…», - сказал он ученику. Вано молчал в ответ. Молодых нужно было продвигать на ответсвенные посты и обучать. «Погодил бы трошки с советами», - подсказали Кохлюку. «Добрый совет к доброму времени, как говорится». Любимый ученик, ходивший в дом, пивший с мастером водку, научился у него всему, что знал сам, но за мастера даже не вступился.

Снова и снова пытался Козлюк давать советы своему ученику, но тот только заподозрил его в получении собсвенной выгоды и возмутился тому, что Козлюк лезет с указаниями в момент, когда его, Вано, назначили мастером, и он сам должен решать, когда заваливать печь. Проишествие разозлило и обидело сталевара, и он тут же собрался назад в город Т.

Дома он решил выразить недовольство тем, как ведут хозяйство жена и теща, и за своими обидами не заметил радости и счастья на лице жены, которую назначили старостой курса. Каждый член семьи фамилии Козлюк уже жил своей жизнь в этом большом чужом для них городе, и для Козлюка, добившегося максимальных професииональных высот на заводе, только начиналась новая счастливая семейная жизнь. Ему предтояло стать хорошим мужем и отцом. И в это самое время «сумрак порозовел, резче обозначились все предметы. Свет разрастался, комната постепенно наполнялась его прерывистым, легким дыханием; все ожило. Дымящееся, золотое тепло вливалось в окна. На заводе одна из печей дала сталь. Зарево поднялось над крышей, охватив пол неба. На ночных улицах было пусто, и зарево величаво и медленно плыло над спящим городом».

Такая этическая ценность как патриотизм насквозь просвечивает и в рецензии на книгу «Ранний восход» Татьяна Тэсс Ранний восход//Огонек, №16, стр.10, который Татьяна Тэсс публикует в 16 номере журнала «Огонек». Эта книга была опубликована Львом Кассилем в издательстве «Детгиз». В ней рассказано о талантливом мальчике-художнике, который на пороге смерти создает почти полтораста работ, овеянных дыханием ласковой любви к родине, ее людям, ее большой, цветущей земле с ее рассветами и грозами, цветами и травами, реками и лесами.

Кассиль показывает, как страницу за страницей мальчик учится видеть и слышать природу, постигает глубины рисунка, законы пространства и перспективы, соотношения и формы - учится быть художником. Тьтьяна Тэсс удивляется характеру, который нашел и описал Лев Кассиль в своей книге. Она пишет: «Многое удивительно переплетается в этом характере: поэтичность и упорство, мягкость и прямота, сила и детская нежность».

Тема художественного искусства продолжается и в «Рассказах художника», которые Татьяна Тэсс публикует в 16 номере журнала «Огонек». Подлинная живопись или рисунок наполнены большим содержанием, «мы ощущаем их как рассказ о человеческой жизни, глубокий, тонкий и прекрасный рассказ» Татьяна Тэсс Рассказы художника//Огонек., №16, 1954 г., стр 26.

Художник Пименов, о котором пишет Татьяна Тэсс, страницу за страницей рассказывает о жизни своих современников. Он наблюдает приметы времени и рисует «Новую Москву», которая в тот момент готовилась к обновлению, мастерски передавая «чувство нового».

Одна из особенностей художника - узнаваемость его героев. Герои Ю.И.Пименова - стоители, водители машин, трактористы, школьники, огородницы, приехавшие на практику студентки, работницы и колхозные девчата. «Встретив в деревне старого колхозного каменщика или веселую трактористку в платочке и мужичковом комбинезоне, можно узнать в них черты тех самых людей, которым посвящены работы Пименова». Художник показывает нравственную природу советских людей, их душевную частоту и силу, трудолюбие, любовь к жизни. Через все произведения Пименова проиходит тема поэзии созидания и поэзии труда. Каждый рабочий, каждый работник завода через ежедневный труд демонстрирует любовь к родине, таким образом работая на благо самого себя, и в этом состоит великая этическая ценность, которую Татьяна Тэсс заявляет в каждой своей работе.

На картинах Пименова кокетливо охорашивается перед зеркалом курносая лукавая девушка-маляр, водительница самосвала договаривается с экскаваторщиками о посещении кино.

Пименов создает образ женщины-труженицы русской земли. Он показывает их в милой сердцу повседневности, в мире простых вещей, обычных явлений. В его картинах сквозь малое видится великое и открывается все то большое, прекраснвое содержание нашей жизни.

Один из важнейших разделов советского искусства - бытовой жанр. Такой художник повествует о нашей жизни, о наших людях, их труде, быте, раздумьях, чувствах. «Правда факта - это сырье, из которого художник-реалист выплавляет большую правду жизни». Татьяна Тэсс Рассказы художника//Огонек., №16, 1954 г., стр 27 От внешней схожести до подлинной правды жизни немалый путь.

В 1955 году Татьяна Тэсс публикует материал «В одной лаборатории» Татьяна Тэсс В одной лаборатории//Огонек, №17, 1955 г., стр. 3. Героиня рассказа Тэсс - дипломница, студентка МГУ с пышным именем Жокерия.

С легкостью переходя от одной подробности к другой, она рассказывает, как выбирала свою профессию. В детстве она любила открывать новые труднопроходимые тропы вместе с отцом. Он любил водить ее в походы. На всю жизнь она запомнила рассветы над озером, первые ночевки в лесу… От рассказов о путешествиях она переходит к тому, что всегда хотела быть актрисой. Жокея лукаво улыбается во время разговора с журналисткой Татьяной Тэсс, и вдруг эта улыбка исчезает. Девушка серьезно и доверительно сообщает, что ее желание пойти в артистки ничто по сравнению с жизнью без математики. «Я хотела найти такую область, где математика и техника были бы связаны с естественными науками. И я выбрала инженерную геологию».

Как угадать в крошечной, легкой как пушинка девушке со светлыми волосами и светлой прозрачной кожей инженерного геолога? Девушка слушает собеседника чуть-чуть наклонив голову набок, и в ее улыбке, обветренной шершавости маленькой руки, в походке много детского. В ее взгляде сосредоточенность, строгость, серьезность зрелого, углубленного в свои мысли человека.

Девушка может в подробносятях объяснить, как изменяются грунты под давлением какого-либо сооружения, как они работают на сдвиг, что происходит под горными породами. Она в этом разбирается.

В репортаже с элементами интервью Татьяна Тэсс показывает самую обычную студентку, девушку, которой за сравнительно недолгое время удалось овладеть таким сложным ремеслом, как инженерная геология. Мир ее труда - это не природа пустынных озер, лежащий как капля лазури в ущелье, не горы в башлыках голубого льда, не сосны, гудящие под откосом. Там всего лишь строится самый обыкновенный дом.

Жокерия работала на практике на инженерно-геологических изысканиях в производственно лаборатории. Студентка проводила лето на берегу большого водохранилища, где видела осыпи берегов, грозные оползни, обнаженные корни стоящих на откосе деревьев; обрывы, рассеченные глубокими, злыми трещинами, разрушенные и сползающие к реке водокачки. Жокерия боролась с бунтом грунта, принимала самостоятельные геологические решения, ставила опыты и добивалась результатов. Каждый день к студентке прибегали со стройки и спрашивали: «Ну, что у вас получилось?»

Жокерия ощущала, что нужна на сройке. Ее работа была важна, а опыты необходимы для самых острых нужд правительства. На практике она впервые ощутила, что без добытых ею в лаборатории данных не обойдутся.

«Я хочу, чтобы в мире был сохранен мир, чтобы люди могли работать и созидать, чтобы счастью созидания был отдан наш труд и наши помыслы. И я хочу сам участвовать в этом созидании, хочу привести и отдать своему народу то богатсво, которое я приобрел здесь, в мирной Советской стране, во Дворце науки».

В рассказе «Две прогулки по Шанхаю», прядильщица с текстильной фабрики, куда приходит Татьяна Тэсс, наобычайно красива. Это тип простого человека, на тему которого Тэсс опубликовала «Рассказы художника» в 1954 году. Она не может вспомнить, где видела раньше это лицо с фарфоровым румянцем, блестящие глаза и улыбку, застенчивую и удивленную. Прядильщица прошла мимо журналистки, одетая в пушинки словно Снегурочка, и тут писательница узнает ее. Эта самая прядильщица не так давно снялась в фильме, где сыграла саму себя. «Оно была на экране совершенно такая же, как в цехе: веселая, с ловкими, маленькими пальцами и детской улыбкой, - и так же, как в цехе, на плечах ее лежали нетающие снежинки». Никакого разговора между прядильщицей и удивленной ее появлением журналисткой не состоялось.

В истории «Посейдон, бог морей» Татьяна Тэсс Посейдон, бог морей//Огонек., 1957 год, № 49, стр. 18 за 1957 год Татьяна Тэсс рассказывает о двух героях, коренных жителях Афин. Активный мужчина-гид в пенсне сначала предлагал ей приобрести открытки в Акрополе, а несколькими часами позже, случайно найдя ее в кафе, приводит своего друга-продавца греческих сувениров. Вместе они всучили писательнице ненужный ей сувенир - морскую губку. «Я могу показать вам Афины, - и мой знакомый в пенсне радостно улыбнулся». Тэсс попыталась отказаться, но на секунду замешкалась. Надавивший на жалость гид уселся рядом с ее шофером, и они поехали смотреть Афины. Первая встреча с ним опысывается так: «Спускаясь, я наткнулась на проворного молодого человека в пенсне. Он ринулся ко мне, скользя по мраморным обломкам, и ловко, как веер, развернул набор открыток».

Немного покатавшись по Афинам, Татьяна Тэсс просит отвезти ее в район, где проживает сам гид. По дороге к его дому они встречают немолодую женщину с полной, бесформенной фигурой, но лицо ее еще красиво. Выясняется, что это жена гида. «Это моя жена, - нерешительно произносит гид. Оно сказала, что в семье нашего соседа несчастье».

На кровати, прикрытый простыней до подбородка, лежал мервый человек. Длинное тело его казалось огромным. Глаза были закрыты. «По выражению отчужденности и строгости на его большом желтом лице я поняла, что он мертв».

Неизвестно, что стало причиной его гибели, но сосед был с характером и никогда не терпел по отношению к себе хамства или неуважительного отношения. «Просто бывают такие невезучие люди, - произнес мой спутник, смотря перед собой.- Очевидно, в этом все дело». Высокий и красивый как черт, он как-то устроился на работу шофером, но не удержался и высадил пассажира, который спьяна по дороге начал молоть черт знает что и про него и вообще про греков. Пассажир полез к нему драться, и красивый грек ответил ему, но так, что тот повалился на асфальт. Потом он подобрал его, аккуратно уложил в машине и повез домой. Пьянчуга все понял. Позже оказалось, что он какая-то важная шишка. После этого случая семья умершего продала все, даже стулья.

Бывшему шоферу удалось устроиться на яхту к богатому французу. С ним ездила мексиканка с зелеными глазами и прической, как конский хвост. Она была очень красивой и влюбилась в молодого статного афинянина. «Подумаешь, больше дело! В меня тоже многие влюблялись», - рассказывал гид, поправляя пенсне. Гордый афинянин не стал это терпеть, высадился в первом порту и поплыл назад в Пирей. От всех его заработков только и осталось, что на старую моторнуя лодку. Он купил такую, стал рыбачить, и однажды ему повезло.

В этот момент к гиду подошла жена и начала что-то говорить. Он глядел, терпеливо помаргивал, и под глазами у него были мешки. Похожие друг на друга немолодые супруги стояли рядом.

Погибший грек вылавливал под водой морских губок на продажу туристам, и однажды выловил уникальную бронзовую статую. «Когда я увидел ее на песке, я чуть не захлебнулся, такое со мной сделалось. Я сразу понял, что это - счастье. Уж тут-то, - говорит, - я его не выпущу. Сам понимаешь, сколь я получу денег за то, что нашел такое сокровище. Уж тут-то мы не будем знать нужды. Вот оно, счастье!»

Водолазы полезли вместе с афинянином за бронзовой статуей. Нашедший показал, где она лежит, хлопотал вокруг так, словно сам ее сделал. Статую вытаскивали краном. «Осторожней! - кричит. - Не повредите!» В этот момент красавец неудачно подвернулся крану, и его предавило статуей.

«В углу стояли трое детей - два мальчика лет по двенадцати-тринадцати и девочка чуть поменьше. Они смотрели на мертвого отца, не двигаясь, точно окаменели». В музее стояла статуя Посейдона, которую нашел их отец. Туристы, смотря на нее, шутили: «Он получил высокую награду. Значок за спасение утопающих».

В 1957 году А.Софронов, главный редактор журнала «Огонек», публикует рассказ Татьяны Тэсс «Цей мозамбик». Главная его героиня - простая уборщица, тетя Поля из деревни Радькин. Радьковские хозяйки были таковы, что заново белили печку, ежедневно приготовив обед. Тетя Поля отличалась от них тем, что ежедневно белила не только печку, но и стены хаты.

Работала она в гостинице. Как грамотный человек, она каждый день слушала радио и уже столько знала о радио, что удивить ее было нечем. Ее гостиницу отвели делегатам Всемирного фестиваля молодежи. Когда она осознала, что делегаты будут жить в ее гостинице и даже займут номера этажа, ноги у нее стали как ватные. На собрании директор скучным голосом сказал: «Будем бороться за чистоту, товарищи…». Возбужденная тетя Поля ответила: «Не с дитями говорите, товарищи…»

С делегацией приехал черный младенец. Мать не пришла на его крик. Тетя Поля привычно подняла младенца, подложив широкую ладонь под его черный задок. Ребенок раскрыл толстые губки и залился плачем. Ребенок хотел есть, и его отнесли к кормящей матери гарберобщице Терехиной. «Прямо зашлось дите от крики», - говорила тетя Поля. «А такой славный мальчишечка, такой бедовый…»

-Давай!- вдруг сказала Терехина решительно и расстегнула кофточку на две последние пуговки. - Чего уж, раз такое дело! Не пропадать же парнишке. Небось, мамаша забегалась, не каждый день в Москву приезжает… Татьяна Тэсс Цей Мозамбик//Огонек, №45 , стр. 19

-Откуда это его привезли? - спросила Терехина и положила ребенка удобней.

-Та с Мозамбика ж, чудачка! - сказала тетя Поля и с облегчением опустилась на соседний стул. - С Мозамбика…

В этом же году был опубликован рассказ Татьяны Тэсс «Самый красивый на свете» Татьяна Тэсс Самый красивый на свете//Огонек, №1, 1959 год, стр. 21. Доверс, богатый филантроп и собиратель искусства, сделал из слепого человека гида. Он научил его пониманию искусства, фантастически развил его память. Слепец Эджисто знал каждую картину лучше, чем если бы видел ее собственными глазами, и мог заткнуть за пояс любого зрячего гида.

«Я советую синьоре вначале постоять несколько минут на площади перед собором, - наконец сказал он. - В самом центре, в той точке, где четыре ряда колонн как бы сливаются воедино. Колоннада предстанет перед вами единым полукружием, величественным и вместе с тем непостижимо легким. Я не знаю, как синьора относится к барокко. - Он опять сделал в мою сторону легкий полупоклон.- Не всем по душе эта беспокойная грандиозность, прекрасная, но полная высокомерных преувеличений. - Он улыбнулся. - И все же, мне кажется, из всех творений Бернини колоннада перед собором - лучшее, что он создал. Оттуда же, с центра площади, поглядите на купол. Вы сразу ощутите, как он благороден и прост среди торжества барокко, его роскоши, его грандиозности. Это Микеланджело, синьора, это его божественная рука, вы узнаете ее сразу…»

Однажды писательница встречает его стоящим на улице. В темной шляпе, прямой, как свеча, он стоял в темной шляпе и темном отглаженном костюме. Татьяна Тэсс узнает его по квадратным плечам и изрещанному морщинами лицу. Он казался неподвижным и прохожие обтекали его, словно об был камнем. У него на шее висела табличка: «Этот человек слеп. Он работал гидом у доктора Питера Эржисто. Помогите ему».

«Ночь в аэропорту» - рассказ о встрече. Леля дежурит в аэропорту ночью. Продрогшая девушка усаживает в самолет уезжающих в Хабаровск пассажиров и ждет, пока самолет побежит по бетонной дорожке, нырнет в темноту, станет похожим на звезду огоньком…

Ее пассажиры поднимаются в небо. Нескончаемый рокот мощных двигателей льется с ночного небосклона. Тревожно и немного грустно слушать голос кузнечика, страстно и торопливо трещащего у Лелиных ног. Ночной аэропот тоже «трещит». Раздающийся среди гула железных птиц «голос» насекомого напоминает о живой влюбленной девушке, одиноко смотрящей вслед людям, уже совершившим посадку на самолет.

Одного за одним она провожает разлетающихся в разные концы России пассажиров. Леля заботливо провожает взгядом взлетевшие самолеты и своих пассажиров, но в ее мыслых живет Андрей Петрович, одинокий отец, о котором она почти ничего не знает. «Уже четыре дня она не видела Андрея Петровича. Он работал на аэродроме механиком, и его дежурства совпадали с дежурствами Лели. Они иногда уезжали после работы вместе, на одном и том же автобусе, а последнее время Андрей Петрович стал ожидать Лелю у выхода». В один из вечеров ее возлюбленный не появился. Она терпеливо ожидала его на привычном месте, уставшая, некрасивая и бледная после ночного дежурства, но он так и не пришел. Неугомонный кузнечик продолжал трещать изо всех своих маленьких сил, «словно торжествовал, что он слышен в этом просторе, полном ночных шумов и шелеста ветра».

После двухлетней работы в аэропорту Леля стала очень наблюдательной. Любопытно разглядывая пассажиров, она всегда старалась угадать, куда они летят. «Вот этот человек с худым, подвижным лицом, одетый в плотное не по сезону пальто, кажется ей похожим на инженера. По всей вероятности, он летит в Свердловск». Она замечает, как краснолицый толстяк не задерживается в «Зале ожидания» и прямо в буфет, где сидит статный генерал вместе с сердобольным священнослужителем. «Миловидная полная дама с большим чемоданом наверняка готовилась вылететь в Адлер на отдых», - думала Леля.

На работе Леля встречает знаменитую актрису с простым, но очень уставшим лицом. «Отдыхать едут умные люди. А меня нелегкая несет на съемку», - ворчала она. В новой картине она собиралась играть «мамашу укротительницы змей». «Кобры, понимаете, не хватало в моей биографии», - жалуется на жизнь артистка. «В театре - репетиции, на студии - съемки; ношусь из Москвы в Баку, туда и обратно, как утка. Права была моя бедная мама, когда она уговаривала меня не становиться актрисой. То ли дело ваша работа, Лелечка… Каждый день - новые люди, новые встречи. Ах, Леля, милая Леля, если бы вы знали, как я устала быть актрисой».

У Лели знаменитая атристка вызвала восхищение. Она глядела на ее сердитое лицо, седые волосы, сумку, из которой торчала разорванная пачка сигарет, и все это казалось ей необыкновенным. «Вы даже не представляете, как народ вас любит, - сказала Леля горячо. - Ведь это же такое счастье!». «Спасибо вам на добром слове», - ответила ей артистка. Через пару минут объявили посадку, и Леля заговорила особым, «дежурным» голосом. Строгая и слегка торжетсвенная, она шла к самолету, а за ней легкой и молодой походкой следовала знаменитость. В этот раз Леля совершала ритуал проводов в особо приподнятом настронии, а когда корабль поднялся в воздух, все еще продолжала улыбаться.

Ее всегда беспокоили пассажиры, которые не приходили на посадку. В этот раз опадывал некий Сушкин. Флегматичный голос из рупора приглашал его пройти на борт. Леля старалась сохранить невозмутимое лицо. «Как часто даже самые солидные, почтенные люди по-детски теряются и суетятся на аэродроме! В такие минуты она, Леля, чувствует себя бесконечно взрослой, сильной, несущей ответственность за каждого из них». Недождавшись опоздавшего, Леля повела пассажиров на посадку. Тут, размахивая огромным портфелем, на аэродром рысью выбежал толстяк. Щеки его были багровыми от напряжения. Это то и был опоздавший по фамилии Сушкин, явно засидевшийся в буфете.

На душе у Лели неспокойно. «Но почему, почему на душе так тревожно и томительно», - думает она.

В аэропорту внимание Лели привлекла высокомерная брюнетка. «Она была очень хороша: грациозная голова на длинной шее, большие, блестящие глаза…» На ней было надето полосатое пальто мешком. Леля со свойственной ей женской проницательностю заметила, что оно сшито дорогим потрным. Со своим спутником брюнетка разговаривала по-французски, а по залу ступала на высоких, тонких, как гвозди, каблуках.

В самолет до Свердловска садилась молодая студентка в брюках. Она была красива. Едущие с ней чешские студенты что-то говорили, она слушала рассеянно и вглядывалась в темноту. Потом подошел белокурый геолог. «Он ничего не сказал, он даже не обратился к ней, просто стал неподалеку, а она сразу обернулась и вся вспыхнула, словно ее обдало теплом и светом». Леля увидела ее изумленные, сияющие глаза. Это были глаза человека, видящего счастье. Сотруднице аэропорта вдруг вдруг захотелось заплакать.

Она уже думает, ждать ли ей своего провожатого. «Что, в конце концов, она знала об Андрее Петровиче? Только то, что он был на фронте и заслужил три боевых ордена, а сейчас он хороший механик, и товарищи его уважают. И еще то, что два года назад умерла его жена и он один растит маленького сына Алешу».

Он несколько раз проводил ее домой с работы. «Ну проводил и проводил», - думает Леля. «Что тут особенного? Он, наверное, забыл и думать об этом. А она все думает и никак освободиться не может от этой мысли… И не может заставить себя после работы сразу уехать». Не ждать его, не думать об этом…

Сзади Лели шепотом прощалась пара. «Ты самая лучшая, - сказал мужской голос почти беззвучно, одним дыханием. -Самая дорогая!» Молчание чужого счастья пронзало душу Лели.

Была объявлена посадка самолета из Праги. Мимо Лели, источая сладкий запах духов, пробежала красивая брюнетка в дорогом пальто. Француженка, нервничая, то подходила к калитке, то отходила прочь. Татьяна Тэсс Ночь в аэропорту//Огонек, 1956 г., номер от 15 января Счастливая встреча состоялась, у Андрея Петровича просто заболел ребенок.

2. Дореволюционная традиция в публицистике Корнея Чуковского

Известный детский писатель Корней Чуковский печатался в журнале «Огонек» с 1953 по 1964 годы. Журналистскую карьеру он начал в журнале «Одесские новости» в 21 год. В основном писал статьи о выставках и книгах. Спустя какое-то время его решили отправить корреспондентом в Лондон. Вместо того чтобы посещать здание парламента и слушать там речи о высокой политике, Корней Чуковский отправляется в библиотеку и взапой читает там Карлейля, Маколея, Хэзлитта, де-Куински и Мэтью Арнолда. В те годы он увлекался Робертом Браунингом, Россети и Суинберном. Чуковский К.И. Собрание сочинений в пятнадцати томах стр.5 Это приводит к тому, что вскоре его письма в газету становятся далеки от злободневной тематики, и Чуковского перестают печатать в газете. Им заинтересовался Валерий Брюсов, и писатель перешел работать в другое издание.

В России под впечатлением от дней броненосца «Потемкина» Чуковский занялся изданием сатирического журнала «Сигнал». Это стало возможным после манифеста 17 октября 1905 года, изданном с целью прекращения всобщей забастовки и беспорядков 1905 года. Председатель Совета Министров Российской империи граф С.Ю.Витте писал Николаю 2: «лозунг свободы должен стать лозунгом правительственной деятельности. Другого исхода для спасения государства нет». Фонд изучения наследия П.А.Столыпина//Манифест 17 октября - 1905 об усовершенствовании государственного порядка. /В.А.Демин Этот документ стал одним из самых заметных событий в период первой русской революции. Он стал ее своеобразным итогом. «Сигнал» стал одним из самых популярных журналов 20 века и одним из самых интересных.Бочаров Ю., Ипполит И. Журналы русские// Литературная энциклопедия: В 11 т. -- [М.], 1929--1939. Т. 4.-- [М.]: Изд-во Ком. Акад., 1930 -- Стр. 240 Чуковскому удавалось привлекать к сотрудничеству писателей уровня Тэффи, Куприна, Сологуба, но после четвертого номера главного редактора посадили в тюрьму «за оскорбление величества» и «царствующего дома». Этот факт иллюстрирует то, как долго жил Чуковский. Он увидел внуков и правнуков. В старости он напишет: «Помню Куприна еще молодым человеком, еще до того, как он написал «Поединок», и юного Блока в студенческой нарядной тужурке». Корней Чуковский родился задолго до революции, его мать была крестьянкой, и юность Чуковского прошла в царской России, носителем ценностей которой он оставался всю свою жизнь.

В 1907 году Чуковский напечатал несколько книг, которые имели большой успех. Он издал переводы поэта Улта Уитмена, и они пришлись ко времени и были на ура приняты публикой. В этот же период Корней Чуковский занимался изданием своих критических очерков «От Чехова до наших дней». Вторая книга писателя была не менее успешна, чем первая.

Больше года Чуковский работал в малой прессе. После этого он перешел в «Ниву», а потом в «Речь» и «Русскую мысль». Там он помещал критические статьи о Гаршине, Федоре Сологубе, Леониде Андрееве, Куприне… Все это вошло в новые книги писателя. Чуковский способствовал тому, что свои мемуары написал Илья Репин, был лично знаком с Короленко. Корней Чуковский завел друзей в литературно-артистическом мире. Перед Репиным он блогоговел. «Если Репин стал любимейшим художником многомиллионного зрителя, то именно потому, что живопись его была осердечена, - написал на склоне лет Корней Чуковский в мемуарном очерке о своем старшем друге. - Мастерство и сердце - вот два равновеликих слагаемых, которые в своем сочетании и создали живопись Репина...», - так писатель говорил о художнике. Исповедь горячих сердец Илья Репин, Корней Чуковский. Переписка: 1906-1926//Новый мир искусства, №4 В этот же период он познакомился с Алексеем Толстым, Леонидом Андреевым, Арикаем Аверченко, Надеждой Тэффи, Минским, Шаляпиным, Комиссаржевской, Кустодиевым, Александром Бенуа, завел друга-академика и начал увлекаться детской словесностью.

Чуковский сделал попытку завербовать лучших писателей и художников для служения детям, составив для издательства «Шиповник» сборник «Жар-птица». В 1916 году под руководством Горького Чуковский написал свою первую детскую сказку - «Крокодил». В то время Горький руководил издательством «Парус», но вскоре оно распалось. Тогда он перешел в «Ниву» и стал редактировать там приложение «Для детей». Маленькие читатели очень любили его «Крокодила». Чуковский К.И. Собрание сочинений в пятнадцати томах стр.7

Любимым поэтому Чуковского был Некрасов. Его раздражала легковесная работа в журналах и газетах, и, поговорив с Короленко, однажды решил основательно им заняться. Он обнаружил, что десятки ярких стихов, изъятых царской цензурой, так и остались неизвестны читателю. Другая же часть наследия Некрасова печаталась с цензурными исправлениями, даты были перепутаны, и Чуковский решил освободить поэта от самоуправной цензуры. Сблизившись с родственниками Некрасова, он добился того, что они передали ему часть написанных от руки работ любимого поэта. В этот же период друг Чуковского академик Кони предложил ему свой фонд некрасовских рукописей. В руки Чуковскому попали черновые и беловые рукописи «Кому на Руси жить хорошо», рукопись поэмы «Княгиня Волконская», черновики сатиры «Современники».

Спустя какое-то время Чуковский задался целью выработать канонический текст, свободный от цензурный искажений, и дать научный, историко-литературный и текстологический комментарий к стихам Некрасова. Около 5 тысяч новых, незнакомых аудитории стихов он предлагал включить в полное собрание сочинений его родственникам, но они ему отказали из коммерческих соображений. Над изданием Некрасова в книгохранилищах Москвы и Петербрга Чуковский проработал 6 лет. В 1926 году он закончил полное собрание сочинений Некрасова - главный труд своей жизни. В 1926 году вышла книга Чуковского о Некрасове в издательстве «Кубуч».

Корней Чуковский тяжело переживал революцию. Это привело к тому, что дореволюционные ценности он пронес через всю оставшуюся жизнь.

В журнале «Огонек» 1954 года выходит заметка Чуковского о стихах Некрасова Корней Чуковский О стихотворении Некрасова на смерть Шевченко //Огонек 1953 год стр.26 на смерть Шевченко. Большой исследователь творчества Некрасова, Корней Чуковский выделяет это стихотворение из прочих по той причине, что бог обличается в нем как злейший враг и губитель народа, и не один раз, а целых три. «Во всем литературном наследии Некрасова не найдется других стихов, где бог изображался бы как враг человечества, как источник зла»,- пишет Чуковский в своей заметке.

Особенно сильным становится это обличение в момент, когда Некрасов говорит о последнем периоде жизни Шевченко. Корней Чуковский сравнивает Некрасова и Шевченко, поскольку оба они всем сердцем чувствуют творящееся вокруг них зло и неправду. Вернувшись из ссылки, поэт приближается к желанному счастью, но погибает.

Все, чего с юности ранней

не видывал,

Милое сердцу, ему улыбалося.

ТУТ ЕМУ БОГ ПОЗАВИДОВАЛ:

Жизнь оборвалася.

Чуковский пишет о злом боге-человеконенавистнике, который завидует каждой людской удаче или радости. Лучших из людей он преследует с особой жестокостью. Чуковский выделает следующую мысль Некрасова: провидение - это нечто «игривое», оно затем и медлит убивать свою жертву, чтобы оборвать человеческую жизнь именно в тот момент, когда больше всего на свете человек будет хотеть жить.

Но, сократить не желая

страдания,

Поберегло его в годы изгнания

Русских людей ПРОВИДЕНЬЕ ИГРИВОЕ.

Источником этой новаторской темы для Некрасова послужила книга Шевченко «Кобзарь», где эти мысли повторяются раз за разом. «Если бы существовал где-нибудь бог, разве он не предотвратил бы отчаянные муки людей?»

В «Кобзаре» Шевченко изображает горькую участь крепостного селянства. Их научают тому, что надо веровать в бога и безропотно и радостно гибнуть. Шевченко чувствует народные страдания как свою, личную боль. И он, и Некрасов тяжело переживают участь закрепощенного русского народа. Чуковский пишет, что для них обоих не было ни единого звука, «под которым не слышно кипения человеческой крови и слез».

В то время многие из порабощенных людей неустанно уповали на милосерие божие. Шевченко неустанно твердит, что если в мире существует всевидящий бог, то судя по его делам он отличается беспощадной жестокостью. Корней Чуковский называет книгу Шевченко гениальной. Бог заодно с теми, кто угнетает народ, и он глумится над народными бедствиями.

Чи бог бачить iз за хмари

Нашi сльози, горе?

А бог куняэ. Бо се було б

диво,

Щоб чути i бачить - i

не покарать.

Поэт постоянно упрекает безжалостного бога, задавая горькие вопросы в стихах. Бог слеп и равнодушен к попыткам закабаленных людей, которых вешают, мордуют и распинают. «Дочку э теличку однимаэ у мужика…i бог не знаэ».

А ти, всевидящее око!

Чи ти дивилося звисока,

Як сотнями к кайданах гнали

С Сибiр невольникiв святих,

Як мордували, розпинали

I вiшали?!

Если бог желал добра людям, то он оставил бы их впокое, отверенулся бы от них. С горьким украинским юмором Шевченко восклицал:

Коли однопочити

Ляжяш, боже утомленний?

И нам даси жити!

Корней Чуковский выдивигает литературоведческую гипотезу о том, что Некрасов вводит в свое стихотворение образ врага-мучителя под впечатлением от стихотворений Шевченко, которые к тому моменту существовали только в рукописях и передавались с рук на руки. Чуковский не сомневается в том, что Чурнышевский, Добролюбов и Некрасов знали полный «Кобразь», без цензурных купюр, поскольку были близки с Шевченко.

Корней Чуковский вслед за своим любимым поэтом Некрасовым говорит о неестественности рабства. Судьба крепостного крестьянства, неестесвенное положение рабства, в котором находился русский народ напротяжении столетий, великие ценности гуманизма.

28 номер «Огонька» посвящен Антону Павловичу Чехову. В нем публикуется материал Чуковского о подвижничестве Чехова-литератора Корней Чуковский Подвиг //Огонек 1954 №28 стр. 17.

В «Подвиге» Чуковский вспоминает литературного критика, который называл произведния Чехова «рухлядью», «дребеденью», «ерундишкой», «жеваной мочалкой», «канифолью с уксусом». Такого же мнения придерживался и сам Антон Павлович. Свои труды он обзывал пьесенками, а рассказы дребеденью и рухлядью.

Выдвинувшися среди писателей своего поколения на первое место, Антон Павлович отзывался о себе как о неважном драматурге. Примеряя к себе табель о рангах, он ставил себя на тридцать седьмое место, в русском искусстве на девяносто восьмое. Чуковский цитирует Чехова: «Постараюсь нацарапать какую-нибудь кислятинку», «накатал я повесть», «…кое-как смерекал 2 рассказа». Корней Чуковский отзывался об этом его качестве как о нечте замечательном.

Чуковский приводит такой отзыв Чехова о Чайке: «Пьесу я кончил. Называется: «Чайка». Вышло не ахти. Вообще говоря драматург я неважный». С юности он относился к своему дарованию торжественно, сурово и требовательно, но взял за правило никогда этого не показывать. Он дал себе зарок ни перед кем не похваляться величием своего литературного подвига. Помимо подвигов литературных, Чехов был способен совершать совершенно иррациональные поступки. Таким поступком была его поездка на Сахалин.

...