Теория и практика перевода как наука. Предмет, объект, категории

Практика советских переводчиков принципиально отлична и состоит в поисках омонимических параллелей, которые можно почерпнуть из словарных богатств языка, при условии максимального соблюдения смысла слов, сближенных звуковым сходством, и их роли в контексте.

Г) ИСПОЛЬЗОВАНИЕ МОРФОЛОГИЧЕСКИХ СРЕДСТВ ЯЗЫКА

Такая категория, как грамматический род существительного, в научной прозе, в документе, в публицистике и даже в подавляющем большинстве случаев в художественной литературе не играет особой роли; он является, как правило, стилистически нейтральным сопутствующим моментом по отношению к вещественному смыслу слова. Однако в художественной литературе, в частности, в поэзии, встречаются редкие, но характерные случаи, когда эта обычно нейтральная грамматическая категория приобретает активное значение в связи с персонификацией образа, начинает играть тематически важную роль. Это мы видим, например, в знаменитом стихотворении Гейне „Ein Fichtenbaum steht einsam", где образы двух деревьев -- северной сосны и южной пальмы -- противопоставлены в форме существительных мужского рода („der Fichtenbaum" -- «сосна») и женского рода („die Paime" -- «пальма»). Это чисто грамматическое противопоставление усиливает оттенок «романической» аллегории, выраженный лишь путем легкого метафорического намека.

Д) РОЛЬ СИНТАКСИЧЕСКИХ СВЯЗЕЙ И ХАРАКТЕРА СИНТАКСИЧЕСКОГО ПОСТРОЕНИЯ ДЛЯ РИТМА ПРОЗЫ

Для создания большей или меньшей степени образного единства существенное значение имеет характер синтаксических связей между словами, которые являются носителями определенных образов, в частности, объединение их в одно предложение или же разбивка на несколько предложений. Для иллюстрации того, как разбивка предложения, с одной стороны, и сочетание предложений воедино, с другой, отражаются на образном целом.

Каждый литературный язык, в сущности, обладает широкими синтаксическими возможностями для сохранения единства предложения как целого - при условии отдельных перегруппировок внутри него, и иногда с заменой подчинительной конструкции на сочинительную. При переводе таких авторов, для стиля которых характерно применение длинных и сложных фраз, играющих роль организующего принципа, мастера перевода умеют соблюдать это синтаксическое единство. Так, например, Б. А. Кржевский в своем переводе «Назидательных новелл» Сервантеса систематически воспроизводил единство предложения. Сохраняя это единство (хотя, конечно, и прибегая к перестановке частей предложения), переводчик добивался воссоздания ритмико-синтаксического рисунка подлинника, его внутреннего движения.

Членение художественного произведения прозы на отдельные предложения -- то же, что членение поэтического текста на стихи и строфы, чередование в прозе синтаксических единств и единиц разного масштаба -- то же, что чередование метрических единств и единиц в стихе. Это -- фактор ритма.

Е) НЕОБХОДИМОСТЬ ИЗБЕГАТЬ РИФМЫ И СТИХОТВОРНОГО РАЗМЕРА В ПРОЗЕ

За исключением определенного ряда случаев, когда автор-прозаик ритмизирует речь, придает своему стилю известную стиховую окраску или даже -- что встречается редко - сознательно прибегает к рифме (как Р. Роллан в книге «Кола Брюньон»), прозаическая речь характеризуется отсутствием строгой и постоянной ритмической организации, строгих ритмических закономерностей -- в виде повторения отдельных групп звуков, расположения их в определенном порядке и т. д. Правда, порою и в произведении прозаика, и даже в произведении мастера чисто прозаического стиля, мелькнет созвучие окончаний -- «рифма» -- или произойдет скопление одинаковых звуков, -- нечто вроде стихотворной аллитерации. Чаще всего такое явление -- случайность, не отражающая специального намерения, не служащая художественным целям.

А если так, то противоречием принципу прозы, свидетельством переводческой небрежности и пренебрежения к стилю автора становится появление рифм, аллитераций, ритмизованных строк там, где их в прозаическом подлиннике даже и нет (тем более это можно сказать о тех редких, правда, проявлениях переводческой «инициативы», когда в тексте перевода наблюдается нарочитая ритмизация, задуманная, очевидно, как средство «украшения» оригинала).

СОХРАНЕНИЕ СМЫСЛОВОЙ ЕМКОСТИ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ТЕКСТА КАК ЗАДАЧА ПЕРЕВОДА

Та особая смысловая емкость, которая была уже упомянута при определении характерных черт художественной литературы, ставит свои специфические требования к работе переводчика и в частности, к его работе над языком. Смысловая емкость литературного произведения проявляется либо как реалистическая типизация (когда конкретный отдельный образ приобретает обобщенный типический смысл), либо как аллегорическое иносказание (когда отдельный образ имеет условно-отвлеченный смысл), либо как более сложная форма многоплановости (когда смысл произведения может получить разные хотя бы и не исключающие друг друга истолкования -- в результат те недосказанности или многозначности повествования, сложного сочетания значений, порой, на первый взгляд, несовместимых смысловых сдвигов и т.п.)1. Эта важнейшая особенность воссоздается обычно в результате передачи всей системы стилистических средств подлинника в их функциональной направленности. Общая задача решается путем осуществления целого ряда отдельных частных задач, выполнение которых опирается нередко на прямые, номинативные значения слов в языке перевода, одновременно соответствующие и номинативному, и переносному значению слов оригинала -- таких, например, как названия времен года («весна», «лето», «осень», «зима»), частей суток («утро», «день» «вечер», «ночь»), которые могут означать и этапы жизни человека, слова «рассвет» и «закат» и многие другие. Это наиболее благоприятный случай, позволяющий придти к положительному творческому решению. Возникающие при этом трудности имеют в формальном плане много общего с теми, какие вызываются передачей игры слов.

11. Современные направления в переводоведении

А. Г. Минченков в теории перевода выделяет лингвистическое, коммуникативное и когнитивно-психолингвистическое направления. Основы лингвистического подхода были заложены в работах Я.И. Рецкера, А.В.Федорова, Ж.Вине и Ж.Дарбельне, Дж.Кэтфорда и Ю.Найды, а затем развиты в исследованиях многих других лингвистов (Л.С.Бархударов, В.Н. Комиссаров, В.Г. Гак, Л.К. Латышев, А.Д. Швейцер, В.С. Виноградов, А.О. Иванов, И.С. Алексеева). Сторонники указанного подхода, определяемого как лингвистическая теория перевода, исходят из того, что перевод представляет собой лингвистическую деятельность, объектом которой являются два текста -- исходный текст (ИТ) и текст перевода (ПТ) и входящие в них единицы, а методом исследования -- сопоставительный анализ, осуществляемый с целью описания и объяснения процесса трансформации или перекодировки ИТ в ПТ. В рамках лингвистической теории перевода было разработано понятие единицы перевода, которая понимается как минимальная единица ИТ, имеющая эквивалент в ПТ. В том, что касается семантического аспекта языковых единиц и их отношения к пользователю, в данном случае переводчику, лингвистическая теория перевода полностью приняла классическое положение соссюров-ской лингвистики об автономности языковой системы, в соответствии с которым как текст в целом, так и составляющие его отдельные единицы имеют свои автономные «объективные» свойства, независимые от языкового пользователя.

Анализируя существующие концепции перевода и исходя из своей приверженности Московско-Тартуской семиотической школе, Е.А. Селиванова выделяет три направления исследований. Первое -- универсалистское -- опиралось на положение о коде-инварианте, создающемся в межпороговом пространстве оригинала и перевода на этапе трансфера и позволяющем осуществить преобразование текста на одном языке в текст на другом. Несмотря на то, что данное направление явно характеризует лингвистические концепции перевода, Е.А. Селиванова концентрирует его, в основном, на проблемах машинного перевода и для подтверждения приводит предложенную А.Н.Барановым схему основных языковых и когнитивных операций, сопровождающих процесс перевода, где учтены принципы интерпретационной сущности переводчика, необходимости его экстралингвистического подключения к знаниям для глубины понимания оригинального текста. Схема предполагает две фазы перевода: «сперва на гипотетический концептуальный язык-посредник (концептуальное представление текста, лишенное особенностей 1L и 2L), а потом уже с этого языка-посредника на язык-цель» [9;138-139]. Такими языками-посредниками в различных школах машинного перевода служили языки представления синтаксических и семантико-синтаксических структур, когнитивные модели (фреймы, сценарии), семантические языки тезаурусного типа.

Второе направление -- этнолингвокультурологическое -- рассматривает перевод в ракурсе триады «этнос -- язык -- культура» как преобразование текста-оригинала в соответствии со спецификой инолингвокультурной среды. Такой интегративный подход формировался постепенно, на основе перехода от сильных вариантов гипотезы Сепира-Уорфа к более слабым, от критики гипотезы -- к компромиссному рассмотрению универсального и идиоэтнического в соотносимых языках. Становление и развитие этнопсихологии, лингвокультурологии, теории и практики межкультурной коммуникации обусловили выработку оптимальной стратегии соположения текстов оригинала и перевода -- учета лакунизированного характера одной лингвокультурной общности по отношению к другой. Центростремительные тенденции, присущие теории перевода, первоначально сосредоточивающей внимание на лингвистическом факторе, на формально-структурной и нормативно-содержательной эквивалентности оригинала и перевода, на создании переводчиком смыслового аналога оригинала, уступили место центробежным, учитывающим несовпадение не только языков, но и мировосприятий, культур этносов, исторической и пространственной детерминант порождения оригинала и восприятия перевода. Ученые, характеризуя современное состояние переводоведения, говорят о его междисциплинарности, основанной на экспансионизме методов и аппарата различных наук: истории, философии, культурологи, этнологии, психологии, социологии, нейрофизиологии, теории коммуникации и т. д.

Третье направление -- «отчуждающее», близкое по установкам неопозитивистской методологии и сформировавшееся на основе немецкой переводческой традиции, -- предполагает осознанное введение читателя переводчиком в чужой мир языка, культуры, мировидения. И если второе направление требует рекреации оригинала и приспособления его к программе адресованности для читателя перевода, то в третьем направлении постулируется отчуждение адресата от своей культуры и привычных стереотипов не как переключение, а как погружение, которое можно соположить с некоторыми чертами необуквализма в плане абсолютизации (как в позитивном, так и в негативном плане) достижений и недостатков оригинала.

Отчуждающий переводчик может манипулировать текстом, исходя из множественности и вариативности интерпретаций текста вообще, предоставляя право читателю перевода на основе собственного культурно-семиотического опыта интертекстуализировать перевод и избрать его интерпретационный ключ. При этом читатель помнит о том, что перед ним перевод текста чужой ему культуры, «чужой» в языке оригинала.

Анализ данных трех направлений дает Е. А. Селивановой возможность квалифицировать перевод «как многофакторный процесс, в котором главным является смыкающе-преобразующе-погружающий человеческий фактор, успешность деятельности которого обусловлена его билингвокультурной компетентностью, его гармонизацией с текстом оригинала и идеальным адресатом перевода».

Размещено на Allbest.ru