2) интенционально-семантические, т. е. те, которые отражают речевую и психическую деятельность человека;

3) логико-семантические, т. е. те, которые отражают логические процессы.

С развитием теорий, изучающих деятельностный аспект мышления, появилась возможность значительно обогатить и теорию высказывания, внеся в нее понимание и обоснование тех динамических процессов, которые участвуют в построении высказывания наряду с процессом предицирования.

Прежде всего, следует в этой связи остановиться на процессе актуализации. Самое понятие актуализации широко применялось в теории актуального членения предложения почти с самого начала ее возникновения. Однако этот термин использовался для обозначения того порядка слов, при котором рема предшествовала теме. Лишь в последних работах по синтаксису актуализацию стали связывать с намерением говорящего выделить (подчеркнуть) какую-то часть высказывания. Между тем процесс актуализации, рассмотренный с позиций речемыслительной деятельности говорящего, может быть представлен как особая психическая операция, при которой информационные противочлены (тема и рема) оказываются неравноценными, ибо один из них выделяется говорящим в соответствии со стратегией и тактикой его речевого поведения.[31,c.15]

Исследование процесса актуализации с позиций теории коммуникации позволяет выделить два типа высказываний: 1) с актуализацией, т. е. высказывания, в которых подчеркивается один семантический элемент, и 2) с двойной актуализацией, т. е. высказывания, в которых выделяются два семантических элемента.

Высказывания первого типа включают актуализатор it, there или that: It was you who brought him up. Во втором случае кроме психического процесса выделения выступает также логическая операция тождества. При этом данная операция действует на функционально-семантическом уровне. Рассмотрим следующие примеры: What I say is that a love affair should always be a honeymoon (Shaw). What I look to you for is a bit of fun (Ibid.). В первом примере выделяются предикатный семантический элемент say и его пропозициональный аргумент, во втором -- предикат look for и семантический элемент пациенс. В обоих примерах в качестве показателей актуализации выступают местоимение what и предикат тождества is. Модель высказываний с двойной актуализацией может быть представлена и без местоимения what: All he knew was I was in pain (O'Neill). Как показывают примеры, двойная актуализация в высказывании достигается фактически с помощью приема расчленения, который, однако, закрепился в языке в виде особой модели (с использованием предиката тождества).

В структурных моделях сложного предложения отражены и другие мыслительные процессы. Так, Ван Дейк выделяет пресуппозитивно-утверждающие структуры, которые могут быть выражены по-разному, но чаще всего предложениями с дополнительным придаточным, выражающим пресуппозицию: I know it's bad for you (Hellman). В данном случае высказывание состоит из утверждающей части I know и пресуппозитивной части that it's bad for you.[32,c.15]

В качестве особого речемыслительного процесса, создающего высказывания в ситуации информативной избыточности, следует признать и процесс вычленения. Вычлененные высказывания, традиционно называемые неполными предложениями, играют большую роль в коммуникативном процессе. Часть этих высказываний возникает спорадически в речи и поэтому не рассматривается в синтаксисе языковых структур.

При декодировании речи собеседника человек, воспринимающий речь, также производит речемыслительные операции, связанные с распознаванием прямого и переносного смысла слов, фраз, высказываний, с определением статического и динамического аспектов информации, ее экспрессивной или эмотивной окрашенности. Перлокутивный эффект речи только начинает исследоваться систематически. Однако достижения, которые содержатся в теории функциональных стилей и в стилистике декодирования, позволяют сказать, что определенные комбинации тех или иных языковых средств, фигур речи, стилистических приемов создают в сознании декодирующего образы и представления, выходящие за пределы конкретной информации, содержащейся в том или ином тексте. Так, авторы отмечают, что те или иные приемы создают у воспринимающего речь комический эффект, эффект обманутого ожидания, эффект динамичности или растянутости повествования, эффект образного или рационалистического восприятия информации и т. д.

Для успешного протекания коммуникации речемыслительные процессы говорящего и слушающего (отправителя речи и адресата) должны совпадать, хотя и быть противоположными по направленности, в противном случае коммуникация нарушается или искажается. Совместная речемыслительная активность адресанта и адресата изучается в рамках теории, изучающей условия успешности коммуникации. Эти условия, составляющие основу «принципа кооперации», в наиболее общем виде изложены П. Прайсом в его постулатах (максимах). Всего он выделяет четыре постулата: 1) максим полноты информации, 2) максим качества, т. е. правдивости; 3) максим релевантности, 4) максим ясности и сжатости изложения.[33,c.21]

Другие авторы вводят некоторые дополнительные постулаты: вежливости, искренности и мотивированности. Большое значение для изучения условий успешности коммуникации придается также явлению коммуникативной пресуппозиции, т. е. общим знаниям и убеждениям говорящих.

Сказанное выше очерчивает широкий круг речемыслительных процессов, связанных с продуцированием и декодированием речи. Однако описанные подходы, связанные с проблемой речемыслительной деятельности человека, лишь намечают линии будущих исследований, а не дают их однозначного решения ни в общетеоретическом, ни в конкретно-историческом языковом аспектах.

Существует разветвленная классификация видов инверсии.

1) Локальная инверсия. Если обстоятельство места находится в начальной позиции, то в предложении возможен инвертированный порядок слов (сказуемое находится перед подлежащим). Особенно часто это явление имеет место, если подлежащее вводит новое для повествования лицо или предмет. При этом член предложения, являющийся ремой, находится после обстоятельства места. По норме актуального членения русского предложения член предложения, являющийся ремой, должен располагаться ближе к концу предложения, в то время как в предполье, занимаемом в английском предложении обстоятельством места, в русском предложении зачастую происходят изменения.

2) Восклицательная инверсия. «К ней можно относиться как к сокращенной форме восклицания: будто в начале предложения исчезло слово "How”, а в конце - восклицательный знак. Обратный порядок естественно звучит как в полном, так и в сокращенном восклицании. Восклицательная - это единственный вид инверсии, при котором на первом месте в предложении стоит главное слово, несущее эмфатическую нагрузку». При переводе предложений, содержащих такую инверсию, необходимо учитывать, что в английском языке с его фиксированным порядком слов это очень сильное стилистическое средство.[34,c.21]

3) Инверсия для равновесия. «Цель такого порядка в этих предложениях - не эмоциональное выражение, а защита поставленных в начало предложений слов от их фактического игнорирования, которому они подверглись бы, оказавшись в конце. Инверсия для равновесия употребляется не в целях выразительности, а ради устранения дисбаланса предложения. Если сказуемое составное, то подлежащее должно быть длинным и выразительным. Иначе инверсия неуместна». Однако ошибочно полагать, что нейтральный характер предложений с инверсией для равновесия однозначно гарантирует возможность адекватно перевести предложение, совсем не пользуясь дополнительными лексическими или синтаксическими средствами и методами перевода.

4) Отрицательная инверсия. Nor, кроме случаев, когда оно связано с neither, всегда стоит в начале предложения, и если в предложении есть подлежащее, порядок слов всегда обратный. Этот случай иллюстрации не требует. По аналогии многие другие отрицательные слова и фразы отбрасываются в начало предложения, также вызывая инверсию.

5) Тяжелая инверсия. За основание классификации и за принцип отнесения инверсии к тяжелой или легкой принимается интонация высказывания, длина именной части и степень ее эмфатической выразительности.

Многие примеры инверсии, трактуемые в литературе как стилистическая легкая инверсия, на самом деле, по мнению авторов данной классификации П.В.Куликовера и Р.Д.Левайна, являются проявлениями тяжелой инверсии. При тяжелой инверсии именная часть эмоционально подчеркнута и несет эмфатическое ударение или значительно распространена. Критерием разделения тяжелой и легкой инверсии среди прочего является длина и «вес» группы подлежащего в предложении, при этом «вес» не обязательно напрямую зависит от длины. Тяжелое подлежащее всегда выдает характерная для него интонация. Необходимо помнить о «весе» подлежащего в предложении при переводе на русский язык.[35,c.21]

6) Инверсия с there. В английском языке такие предложения начинаются оборотом there is (there are), за которым следует имя существительное с относящимися к нему словами и затем обстоятельство места или времени. В русском языке в подобных случаях предложение обычно начинается с обстоятельства места или времени.

7) Инверсия в вопросах. «Удостоверительный» вопрос структурно близок к эмоциональному переспросу. Такие вопросы произносятся с повышающейся интонацией и функционально отличаются от общих вопросов тем, что говорящий хочет удостовериться в правильности своего предположения. Такова прагматика использования инверсии в вопросах.[36,c.27]

8) Инверсия с устойчивыми структурами. В некоторых случаях обратный порядок является нормой. Так, обратный порядок слов употребляется в главной части сложноподчиненных предложений, начинающихся наречиями hardly, scarcely (едва), no sooner (как только, едва), а также в предложениях, начинающихся словами never (никогда), nothing (ничто, ничего), not only (не только) и др.

Эмоционально-оценочная функция инверсии.

А. При выделении подлежащего.

1. При сказуемом, выраженном непереходным глаголом (to be, to live, to remain, to stand, to lie, to come, to run и т. п.), используется полная инверсия;

а) В предложениях с вводящим there (обычно с глаголом to be):

There is nothing there (J. Steinbeck). There came л repeated knocking at the door (H. Wells).

б) В предложениях без вводящего there (обычно начинающихся с обстоятельства места):

In the corner stood & table set for three (A. Cronin). Beside me sat a man (S. Leacock).

2. В эллиптических конструкциях с so и neither, целью которых является отнесение содержания сказуемого предыдущего предложения к другому субъекту (подлежащему), используется частичная инверсия:

Bill was tired after the bull-fight. So was 1 (E. Hemingway). Б. При выделении предикатива.

Strange is the heart of woman (S. Leacock).

Ho:

Terrible it had been! (K. Mansfield).

В. При выделении дополнения и обстоятельства.

На первое место ставятся дополнения и обстоятельства:

а) Со значением:

Отрицания: never, nowhere, not a word и т. п.

Ограничения: с частицей only.

Усиление: many a time и т. п.[37,c.15]

Обстоятельство (может быть выражено словом, словосочетанием, придаточным предложением)	Частичная инверсия
Only now, at 'this moment of giving up, Only when they left the house	did she seem to realize how ugly their old quarters had been (J. Lindsay). did his normal eloquence return (A. Cronin).

I looked in all directions.., but no house could I make out (Ch. Dickens). Never had he read fiction with such keen zest as he studied those books (J. London). Everything was always in its place, and nowhere could you see a speck of dust (S. Maugham). Only by a jerkiness in his movements and by the scuffing of his heels could it be seen that he was old (J. Steinbeck). Only as he closed the door did he remember he had said nothing of his decision (J. Lindsay). Little did we think that we were never to see him again (Ch. Dickens). Many bargains had he picked up there (J. Galsworthy). Many a time in the course of that week did I bless the good fortune (R. Kipling).

б) Наречия, выражающие направление движения и являющиеся компонентами глагольных сочетаний типа to go out, to come in. Постановка их на первое место привносит значение порывистого движения, стремительного или неожиданного действия.

Полная инверсия при этом имеет место в случае, если подлежащее выражено существительным; ее нет, если подлежащее выражено местоимением:

Up went the steps, bang went the door, round whirled the wheels, off they rattled (Ch. Dickens).[38,c.11]

1.3 Интенсификация инверсии как способ смыслового выделения подлежащего, прямого дополнения или обстоятельства в предложении

Рассмотрим на примерах некоторых видов инверсии, как переводчики воспроизводят функции инверсии в своих предложениях на русском языке.

Способы смыслового выделения подлежащего.

Подлежащее не всегда выражает то, о чем говорится в предложении. Подлежащее может быть также и тем, что сообщается в предложении, т. е. оно может быть семантически главным. Выделение подлежащего как слова, несущего на себе наибольшую смысловую нагрузку в предложении, возможно различными способами. Основными из них являются--порядок слов.

Инверсия в целях выделения подлежащего используется в современном английском языке лишь в ограниченном количестве случаев, только при следующем содержании предложения: «в определенных условиях (места или времени) есть (был, будет) тот или иной предмет». Этот предмет и является новым, главным по смыслу (ср. в русском языке: 'В углу стоял столик', 'В комнате было много народу'):

Не never lost a moment. On the looking-glass were lists of definitions and pronunciations (J. London). With them was Brett (E. Hemingway).[39,c.16]

Сказуемое в таких предложениях выражено непереходным глаголом, выражающим форму существования: v

Бытие: to be, to live, to remain;

Положение в пространстве: to lie, to sit, to hang, to stand;

Движение: to run, to move, to follow, to pass, to flow, to fly, to arise, to gallop, to creep, to rush и т. п.

Появление, возникновение, развитие: to arrive, to come, to enter, to emerge.

In the adjoining room lived a woman and six children (J. London). Beside me sat a man (S. Leacock). Over it hung a violin without strings (J. Aldridge). Below the house ran a little stream (P. Abrahams). Then arose a young man, Theobald Smith (P. De Kruif).

Иногда сказуемое в таких предложениях выражено глаголом в страдательном залоге:

Behind the cart was tied a retriever (H. Lawson).

Первый элемент конструкции (обстоятельство) иногда отсутствует:

Came a beautiful fall day, warm and languid (J. London). Followed a complete and deathlike silence (K- Mansfield).

Подлежащее выделяется с помощью инверсии также в эллиптических конструкциях, начинающихся с so и neither, целью которых является отнесение содержания сказуемого предыдущего предложения к другому субъекту:

The little passage was empty and so was the kitchen (P. Abrahams). "I hate to leave our fine house." "So do I" (E. Hemingway). Isabel was not economical. Neither... was George Augustus (R. Aldington).

Конструкция с вводящим there (is)

Конструкция с вводящим there утверждает наличие (или отсутствие) какого-либо предмета (предметов) в определенных условиях (в данном месте, в данное время в определенных обстоятельствах):

There was a pencil on the table (S. Maugham). There was Mr. Bosinney with her (J. Galsworthy).[40,c.13]

Подлежащее всегда стоит под ударением. Оно всегда следует за глаголом-сказуемым (инверсия), обычно за голом to be, но это может быть также (редко) один из других непереходных глаголов. Формы лица и числа глагола всегда ориентируются на слово, которым выражено подлежащее:

There is a fine view from here (J. Galsworthy). There were circles, under her eyes as though she had not slept (J. Gals-worthy). Over the edge there peeped a boyish face (A. Conan Doyle).

Подлежащее после вводящего there может быть выражено не только существительным, но и отрицательным местоимением, местоименным словосочетанием, изредка комплексом:

There's nothing like Yarmouth (J. Galsworthy). There was something terrifying m this inexorable silence (J. Galsworthy). There's a storm gathering out there on the sea-rim (J. London).

В большинстве случаев существительное в конструкции с вводящим there употребляется с неопределенным артиклем или без артикля. Употребление определенного артикля, однако, не исключается. Ср.:

There was harmony between father and son again and the old understanding (PI Abrahams).

Часто употребление определенного артикля в таких случаях обусловлено стилистически, что находит отражение в переводе:

There was the long drive home; the long drive and the warm dark and the pleasant closeness of the hansom cab (J. Galsworthy). 'Bсe тот же длинный путь, всё та же дорога, и знакомая приятная теснота кеба'.[41,c.29]

Необычное место прямого дополнения в предложении.

Место прямого дополнения в английском языке не является абсолютно фиксированным: в ряде случаев прямое дополнение может стоять перед подлежащим в начале предложения, оно может также следовать за обстоятельством.

Прямое дополнение перед подлежащим в начале предложения без какого-либо выделения дополнения.

Прямое дополнение стоит в начале предложения в силу связи его с предшествующим предложением или с предыдущим контекстом, т. е. оно повторяет уже известное из предыдущего изложения ('то, о чем говорится'):

Не decided on a letter. This letter he addressed to Cork Street (J. Galsworty). This he promised at once (Th. Dreiser).

Прямое дополнение в начале предложения, семантически выделенное.

Дополнение (с определениями, реже -- без них) может стоять перед главными членами предложения, не повторяя предыдущее изложение; при этом оно выделено также и интонационно (ударением), а иногда и усилительными словами (such, rather и т. д.):

а) Без инверсии (подлежащее стоит перед сказуемым):

Lovely voice she had, and once or twice he had made her laugh (J. Priestley). Many delightful things he showed her (J. Galsworthy). Such a colour she had this morning! (J. Galsworthy).

б) С частичной инверсией:

Many bargains had he picked up there (J. Galsworthy).

При этом, наряду с порядком слов часто применяются особые стилистические приемы (повторы, противопоставления и т. п.), всегда в сочетании с определенной интонацией:

'Food. I got, but light and air -- no (J. Galsworthy). Mr. Brindley they appeared to see, but evidently I made no impression on their retinas (A. Bennett).

В последнем примере Mr. Brindley (дополнение) противопоставлено I (подлежащему следующего предложения): противопоставление достигнуто необычным порядком слов в первом предложении (дополнение вынесено на первое место). [42,c.23]

Прямое дополнение в конце предложения после обстоятельств.

Дополнение может стоять после обстоятельств; Конечное положение дополнения выделяет его в предложении; при этом выделяемое слово (дополнение) может быть распространено развернутым постпозитивным определением:

Не took out of his portmanteau & framed picture, carefully wrapped up (E. Voynkh).

Кроме порядка слов, средством выделения дополнения в предложении может служить смысловое ударение (на письме такое дополнение обозначается курсивом):

What are you belting me for? (M. Twain). 'А меня-то за что вы порете?'

Обстоятельства времени и (реже) места могут стоять также в начале предложения; в этом случае обстоятельства обозначают исходный пункт мысли

а) Без выделения подлежащего:

At fve o'clock the following day, Old Jolyon sat alone (J. Galsworthy). There we stored provisions (O. Henry).

6) С выделением подлежащего (полная инверсия):

In the corner stood a table set for three (A. Cronin).

Способы смыслового выделения обстоятельства в предложении.

Выделение обстоятельства внутренних признаков в предложении, как правило, выражается его необычным местоположением:

а) Обстоятельство может быть выделено постановкой его на первое место в предложении, если обстоятельство выражает отрицание или усиленное ограничение. При этом в предложении всегда имеет место частичная инверсия:

Never had he read fiction with such keen zest (J. London). Little did we think that we were never to see him again (Ch. Dickens).

б) Обстоятельство образа действия может выделяться вынесением на первое место в предложении, часто с интонационным обособлением:

And brightly and innocently she greeted him (R. Greenwood). Very rapidly these ideas bore fruit (H. Wells). Slowly, Old Jolyon got up out of the chair (J. Galsworthy).

в) Особо следует отметить случаи эмфатического выделения наречий со значением направления движения (on, off, away, up, down, around). Постановка таких наречии на первое место создает впечатление резкого, порывистого движения

Down flew the bat (O. Wilde). "Oh!" said June, and out she went (J. Galsworthy).[43,c.19]

В современном английском языке из всех знаменательных глаголов только to have употребляется в вопросительных предложениях с полной инверсией, т. е. без вспомогательного глагола do:

Have I your permission, Adolphus, to invite my own husband to my own house? (B. Shaw).'

В разговорном стиле речи, однако, существует тенденция к употреблению вспомогательного do и с глаголом to have:

"What kind of job does he have at Cambridge?" Erik asked. "He doesn't have any job" (M. Wilson).

б) В бессоюзных придаточных предложениях условия в случае, если сказуемое выражено глаголом в сослагательном наклонении или конъюнктиве, используется частичная инверсия:

Had he been there...

Глава 2. Исследование особенностей перевода инверсии на русский язык

2.1 Анализ инверсии в английском языке на примере художественных произведений Чарльза Диккенса и Рэя Брэдбери

Проанализируем пример инверсии в английском языке на примере произведения Чарльза Диккенса «Оливер Твист» (Charles Dickens “Oliver Twist”).

With the slice of bread in his hand, and the little brown-cloth parish cap on his head, Oliver was then led away by Mr Bumble from the wretched home where one kind word or look had never lighted the gloom of his infant years. And yet he burst into an agony of childish grief, as the cottage-gate closed after him. Wretched as were the little companions in misery he was leaving behind, they were the only friends he had ever known, and a sense of his loneliness in the great wide world, sank into the child's heart for the first time.

Как было установлено в теоретической части инверсия и в этой части выполняет прежде всего различные функции, которые, в свою очередь, служат для усиления или выделения этого фрагмента из остального потока текста.

Начнем с грамматической функции инверсии в этом примере. Как было сказано в теоретической части в данном случае--- это инверсия третьего типа (согласно Гальперин). Здесь именная часть сказуемого стоит перед глаголом-связкой, и оба они перед подлежащим.

Для того, чтобы получше ощутить какую нагрузку несет инверсия, сравним порядок слов этого предложения с традиционным: as the little companions were wretched in misery. При обычном порядке слов именная часть сказуемого стоит в безударной позиции, следовательно, никакого (логико-информативного или экспрессивного) эффекта не имеет. При постановке этой части, выраженной прошедшим причастием wretched, она приобретает дополнительный эффект, а, то есть, начинает выполнять дополнительные (в данном случае эмоционально-экспрессивную) функции в предложении. Автор, вынеся сказуемое перед подлежащим, делает эмфатическое ударение на смысле, который передает эта часть.

Здесь, конечно, необходимо также учесть и другой стилистический прием, которым воспользовался автор, и который усиливает эффект инверсии, а именно параллелизм или повторение (repetition) the wretched home - wretched as were the little companions.

Высказанные соображения позволяют сделать вывод о том, что в данном примере инверсия выполняет сразу несколько функций: грамматическую и эмоционально-экспрессивную. Инверсия в данном случае усиливает тоскливую и обреченную атмосферу всего отрывка.

Следующий пример мы выбрали из произведения английского писателя Чарльза Диккенса «Оливер Твист» (Charles Dickens, “Oliver Twist”):

“Now don't you be offended at what I'm a going to say,” observed Mrs Mann, with captivating sweetness. “You've had a long walk, you know, or I wouldn't mention it. Now, will you take a little drop of something, Mr Bumble?”

Данный пример с грамматической точки зрения можно было бы отнести к вопросительному предложению, так как это предложение имеет эмоционально-оценочный или вопросительный характер. Но предложение оформлено как повествовательное в конце предложения стоит точка, а не знак вопроса. Чем же достигается этот эффект оценочности и вопросительности? Этот достигается путем постановки вспомогательного глагола в отрицательной форме перед подлежащим. Для разговорной речи такое явление достаточно распространенное.

В данном примере инверсия выполняет эмоционально-оценочную функцию. Ирония выражена инвертированным предложением. Эффект этого ироничного высказывания повышается при использовании инверсий. Необычная расстановка членов предложения делает это высказывание более экспрессивным. повышает его эмоционально-оценочный характер. Миссис Манн как бы недоумевает, «неужели мистер Бамбл не захочет промочить горло каким-нибудь напитком?» Это, конечно же, ирония. Для передачи этого ироничного настроения используется инверсия. при нарушенном порядке слов высказывание приобретает вопросительно-недоумевающий характер.

Этот пример является показательным для эмоционально-оценочной функции инверсии в английском языке. Для художественной литературы эта функция инверсии довольно характерна.

Следующий, как и предыдущий, пример мы взяли из произведения Чарльза Диккенса «Оливер Твист» (Charles Dickens, “Oliver Twist”):

Этот пример начинает четвертую главу:

In great families, when an adventageous place cannot be obtained, either in possession, reversion, remainder, or expectancy, for the young man who is growing up, it is a very general custom to send him to sea.[44,c.52]

Этот случай инверсии попадает под четвертый теп, согласно классификации Гальперин И.Р. обстоятельство стоит перед подлежащим предложения. Таким образом, инверсия выполняет, прежде всего, грамматическую функцию в этом предложении.

Инверсия так же выполняет в этом примере и эмоционально-экспрессивную функцию. При вынесении обстоятельства на первое, ударное положение повышается экспрессивность этого предложения.[4,c.28]

В данном отрывке повествуется о том, что Оливера Твиста некуда было пристроить, никто его не хотел брать в помощники, единственное место для него было судно в море. Перед этим рассказывается, что обычно, попадая на службу на корабль, молодой помощник погибал либо от тяжкого труда, либо от тяжелой руки кока. Так как в больших семьях бедняков от детей желали избавиться поскорее, то часто ненужных мальчиков отправляли на эту опасную службу. Оливер был еще менее нужный, поэтому эта участь была ему уготована, как никому, если бы не счастливый случай.

Приковывая внимание читателя к обстоятельству «In great families», автор желает подчеркнуть состояние общества (семьи бедняков) того времени. «Никому ненужность» сквозила повсюду. Дети бедняков ощущали эту «никому ненужность» очень хорошо. Ощущал ее и Оливер Твист. Дальше в этой главе Оливер, плача, взмолился к своему наставнику: “So lonely sir! и So very lonely!” cried the child. “Everybody hates me.” Даже в полных семьях с живыми родителями дети были помехой, что уж говорить о бедном сироте Оливере.

Начиная главу высказыванием с обстоятельством места In great families на первом месте, автор усиливает эмоционально-экспрессивный эффект всего высказывания, и всей главы! так же. Этот лейтмотивный момент одиночества и никому ненужности сквозит на протяжении всей четвертой главы “Оливера Твиста”. При помощи инверсии повышается как экспрессивность высказывания, так и приковывается внимание читателя к основной проблеме этой главы. Инверсия имеет цельный эмоционально-экспрессивный характер в этом примере.

Следующий пример был взят из произведения американского писателя-фантаста Рэя Брэдбери «Каникулы» (Ray Bradbury “The Vocation”).

… His voice suddenly faded and before he could continue, a bright thing fell through the air and hit the map, and rolled off into the sand. His wife looked at his face. His eyes were too bright. And down one cheek was a track of wetness. She took his hand and hold it tight. Slowly he said with difficulty. “Wouldn't it be nice if we went to sleep tonight and in the night it all come back. Wouldn't it be nice?” [45,c.22] Прежде всего, необходимо рассмотреть этот пример с грамматической точки зрения. По характеристике типов грамматической инверсии Гальперин этот тип относится к пятому типу. Здесь обстоятельство предшествует глаголу-связке to be, и оба они стоят перед подлежащим.

В данном примере инверсия выполняет также еще и функцию интенсификации, то есть опять-таки она имеет эмоционально- экспрессивный характер. Если “выровнять” порядок слов в этом предложении: a track of wetness was down one cheek, то тема, данное не выделена, она не несет никакой стилистической нагрузки. Если же её выделить, передвинув её на последнее, необычное место в предложении, то ее стилистическая информативность резко усиливается. Читатель, как бы, ожидает, предчувствует что-то необычное, из ряда вон выходящее.

Таким образом, помещение подлежащего на последнее место в английском предложении приковывает к нему внимание, выделяет его, придает стилистическую значимость.[4,c.21]

2.2 Исследование инверсии в поэзии Эмили Дикинсон

Стихотворения Эмили Дикинсон особенно трудно поддаются переложению на русский язык из-за неправильного порядка слов в предложениях. Сплошной инверсии. Задача переводчика должен не только передать особенность переводимого текста, но и включить его в диалог с иной воспринимающей культурой. Анализ русских переводов стихотворений Дикинсон и результаты интернет-интервью показывают, что особенные трудности возникают при передаче ее «приблизительных рифм», «неправильного синтаксиса» и «словаря». Кроме того, трудны для понимания отдельные образы и аллюзии Дикинсон «из-за нетрадиционного строя ее фраз» и «неожиданного словоупотребления».

If I can stop one heart from breaking

I shall not live in vain

If I can ease one Life the Aching

Or cool one Pain

Or help one fainting Robin

Unto his nest again

I shall not live in vain

Если сердцу - хоть одному -

Не позволю разбиться -

Я не напрасно жила!

Если ношу на плечи приму -

Чтобы кто - нибудь мог распрямиться -

Боль - хоть одну - уйму -

Одной обмирающей птице

Верну частицу тепла -

Я не напрасно жила!

Перевод В. Марковой.[46,c.6]

Стихотворения Э. Дикинсон часто переводят образно, чтобы стихотворения более полно передавали внутренний мир поэтессы. Устремленность ввысь, способность быть внутренне свободной в ситуации внешнего плена любил и всячески подчеркивал в Дикинсон Гаврилов - любил настолько, что при всем своем бережном отношении к образной ткани ее стихов готов был в иных случаях к откровенному перетолкованию «буквы» в «дух». Вот характерная дневниковая запись: «Перевел “I stepped from Plank to Plank”. Если буквально, то «С дощечки на доску…», но по духу всего творчества Э.Дикинсон - «Я по ступенькам вверх…» Она всегда стремилась к небу, движение по плоскости ей было неинтересно».

«Нелитературность» Э. Дикинсон всегда смущала и настораживала критиков и издателей, а переводчиками воспринималась как серьезнейший творческий вызов. Простодушную и вызывающую неправильность, неумелость, неловкость, наивность стиха исключительно трудно передать на другом языке: не всякий переводчик решится на ту степень риска, который для самой поэтессы обернулся пожизненной самоизоляцией в литературном поле.

Язык поэзии Дикинсон труден - это самоочевидно; но чем именно? Дело, по-настоящему, не в причудливости стихотворной формы, не в экспериментах с рифмой или ее отсутствием, а в самом способе функционирования языка, который не оформляет только чувства и мысли, а предоставляет место - сцену - для их проявления, становления, действования. Смысл не проговаривается, а «вырабатывается», заключен не в самом слове, а в суггестивной ауре, его овевающей и сигнализирующей о собственном присутствии графическим намеком, таким, например, как неуместно употребленная заглавная буква, «приподнимающая» скромное слово до символа, или дробящее строку, подчас пословно, тире, или неожиданное обрамление кавычек, которые переводчик почти всегда отбрасывает как мнимое излишество… Способ выражения Дикинсон производит парадоксальное впечатление - разом и произвольности, и необходимости. В ее рукописях к единственному существительному подчас выстраивалась целая "очередь" - до пятнадцати эпитетов-кандидатов: автор словно приглядывается, прислушивается к ним - который подойдет? Выбор нередко кажется случайным, и тем не менее ощущение безусловной точности «касания» смысла не оставляет читателя. “Punctual” - одно из ее любимых слов, замечает Татьяна Стамова о Э. Дикинсон и обобщает уже применительно к своей работе: «этого “punctual” (не имеющего ничего общего с буквализмом) она требует от переводчика, почти физически сопротивляясь любой фальши. Надо попасть в нее, а иначе все бесполезно».[47,c.12]

Речь идет о смысле, который четко локализован и в то же время никак специально не выделен, - точен, но субъективен, подвижен, различен для разных читателей и прочтений. В связи с творчеством Дикинсон оказывается продуктивнее говорить не об особенностях поэтической формы в традиционном ее понимании, а о чем-то совсем другом. Как удачно формулирует Ольга Седакова, - об «опыте мысли и страсти» в единстве со «способом его записи», каковым оказывается «скоропись, мало на что похожая в русской традиции». Поэтическая миниатюра дает как бы моментальный снимок переживания, открывающийся бесконечному вглядыванию, вчитыванию, вдумыванию (поэтому аналогия с фотографией очень уместна!).

Переводчик Ян Пробштейн отмечает у Дикинсон бытовую простоту интонаций. Она как бы рассуждает вслух, делясь мыслями с сокровенным собеседником, а чаще с идеальным собеседником - дневником. Иногда адресата нетрудно определить, но в процессе писания Э. Дикинсон как бы перерастает и жанр послания и дневниковость, а иногда и условности жанра, то есть самой поэзии. В процессе этого «перерастания» происходит нечто важное и странное - уход от эмоции, дисциплинированной поэтической условностью, к ее свободному производству в порядке импровизации; уход от поэзии как высокого ритуала к поэзии как повседневности, наивной, откровенной, по-человечески внятной, но обескураживающей литературоведа.[48,c.9]

Эмили Дикинсон - удивительный образец поэта, чья оригинальность бросается в глаза, но при ближайшем рассмотрении расплывается в набор банальных составляющих: что-то заимствовано из сборника псалмов, что-то из кухонного быта или из бесхитростного девического стихоплетства, которым кто не баловался, и т. д. Сама она упорно отказывалась от претензий на статус «автора», а ее миниатюры даже не претендуют на статус «произведений». Стихи, которые записывались на оборотах старых писем или обрывках ненужной бумаги, прятались потом в комод или рассылались в письмах далеким от поэзии корреспондентам, вполне могли сойти за плоды графоманства, и этой ассоциации не стеснялись. В стихотворении 1275 лирическая героиня товарищески подает руку «непризнанному Гению» - пауку-художнику, который, как и она, не может быть причислен к профессионалам: его талант удостоверяем разве что метлой, брезгливо уничтожающей эфемерные творения.

Леонид Ситник в своей статье о проблеме перевода стихотворений Дикинсон говорит так: «Уже немало было написано об особенностях пунктуации в стихах Дикинсон. Прежде всего - об употреблении тире. Утверждалось, что тире для Дикинсон - это более тонкий инструмент ритмического деления, дополнительное средство смысловой структуризации, просто универсальный заменитель всех остальных знаков препинания. В ее текстах при желании можно отыскать столь же много примеров, подтверждающих любую теорию, сколь и случаев, говорящих о том, что все эти тире свидетельствуют исключительно о психическом состоянии спешки и нетерпения, что они являются своеобразными ускорителями письма и, я бы сказал, мысли.

Не больше смысла видится мне и в углубленном анализе употребления строчной или прописной буквы в начале слов. Почему Бог или Смерть во всех стихах написаны с прописной - предельно ясно, но зачем в стихотворении 508 писать с прописной слово Куклы рядом со словом церковь, написанным со строчной, объяснить невозможно ничем, кроме как небрежностью и той же спешкой. Для переводчика в этих тире и заглавных буквах важно только одно - они есть, и они сообщают стихам тот неповторимый вид, который они имеют.

Что же касается особенностей синонимических рядов в поэзии Дикинсон, просодических характеристик, структур катренов, всевозможных синкоп, ассонансов и диссонансов, а также сочетания новаторства и традиционности, то, признаюсь, что это слишком специальная тема. Ее стихи написаны достаточно плохо, чтобы еще и нарочно коверкать их по-русски ради сохранения какой-нибудь специфики синтаксических моделей.[12,c.25]

Что касается перевода описания природы, то тут переводчику необходимо быть предельно внимательным, чтобы передать слова автора таким образом, чтобы читателю стала ясна основная идея стихотворения. Ведь Эмили Дикинсон особенно трепетно относилась к описанию природы, которая в ее стихотворениях выступает не только в качестве описания пейзажей и природных явлений, но и помогает передать образы, чувства и эмоции, возникающие в воображении поэтессы. Так как природа является для Дикинсон живым организмом, то в стихотворениях поэтессы встречается большое количество олицетворений ( the Grass so little has to do - как мало у травы забот (А. Гаврилов), The Leaves unhooked themselves from Trees - листва оборвалась с ветвей (А. Гаврилов), the Leaves conferred - шепчутся листы (А. Гаврилов)), метафор (greedy wave - жадная волна, meadows wide и т.д.). Наиболее точный перевод описания природы является наиболее важным для понимания образов поэзии Э. Дикинсон. Так как данные описания особенно насыщены различными стилистически-выразительными средствами, то адекватность и эквивалентность их перевода является наиболее трудной задачей для переводчика. Богатство, подаренное поэтессе природой, она возвращала миру с прибылью, считая себя доверенным лицом природы, посредником между ней и людьми, поэтому часто в ее стихотворениях отношение Э. Дикинсон к миру и происходящих в нем событиях описано с помощью ее отношения к природе.

Стоит отметить, что перевод описаний природы из-за большого количества олицетворений и метафор, инверсии используемых поэтессой в стихотворениях, процесс трудоемкий. Естественно, что каждый переводчик интерпретирует переводимые стихотворения по-своему, и использует различные способы перевода.

Также стоит отметить, что особая трудность при переводе стихотворений в общем аспекте состоит в необходимости поиска рифмы на языке переводящего языка.

Рассмотрим несколько примеров перевода стихотворений о природе Э. Дикинсон. Например, стихотворение.

Talk not to me of Summer Trees

The foliage of the mind

A Tabernacle is for Birds

Of no corporeal kind

And winds do go that way at noon

To their Ethereal Homes…

Ты мне о лесе не толкуй -

В листве моей души

Находят птицы свой приют

Не хуже, чем в глуши,

И ветры поспешают там

В свои дома…

(пер. А. Гаврилова)

Здесь четко прослеживается понимание переводчиком основной мысли автора и желание передать эту мысль при переводе наиболее точно, сохранив при этом авторский стиль. Словосочетание The Summer Trees передано одним словом «лес», выражение Talk not to me переводчик видит как просторечное выражение «не толкуй», что создает у читателя ощущение простоты языка автора оригинала. Далее А. Гаврилов использует метафоричность перевода: The foliage of the mind - «в листве моей души», и также, как поэтесса, использует прием олицетворения: «поспешают ветры».

Рассмотрим перевод другого стихотворения.

The Daisy follows soft the Sun -

And when his golden walk is done -

Sits shyly at his feet -

He - waking - finds the flower there -

Wherefore - Marauder - art thou here?

Because, Sir, love is sweet!

Цветок следит за солнцем взглядом,

И к вечеру, заметив рядом

С собой глаза цветка,

Оно ворчит, склонившись низко:

Зачем ко мне садишься близко?

Затем, что жизнь сладка!

(пер. И. Кашкин)

В данном переводе образные выражения стихотворения переведены не так образно, как они звучат в оригинале, а именно метафору And when his golden walk is done И. Кашкин переводит просто как «к вечеру». Данный выбор способа перевода, мы считаем, не случаен, так как переводчику необходимо найти рифму на переводящем языке, а снижение образности используемой лексики на переводящем языке оправдано тем, что, в целом, стихотворение по стилю не является возвышенным, оно описывает простые явления, поэтому главное при переводе здесь передать события, о которых рассказывает поэтесса, а через них основную идею стихотворения.

В следующем стихотворение переводчик делает практически дословный перевод.

As if some little Arctic flower

Upon the polar hem -

Went wandering down the Latitudes

Until it puzzled came

To continents of summer -

To firmaments of sun -

To strange, bright crowds of flowers -

And birds, of foreign tongue…

Представь, что маленький цветок

Из северных широт

Спустился вниз вдоль долготы

И вот, открывши рот,

Глядит на летний континент,

На солнце без границ,

На пеструю толпу цветов,

На иностранцев-птиц

(пер. В.Марковой)

В данном примере подобный способ перевода вполне уместен, так как переводчик сумел подобрать наиболее приближенные к оригиналу слова, гармонично и точно передающие основную идею стихотворения без использования способа функциональной замены в переводе: Upon the polar hem - «из северных широт», continents of summer - «летний континент», crowds of flowers - «толпа цветов».

Инверсия в поэзии, «нелитературность» Дикинсон всегда смущала и настораживала критиков и издателей, а переводчиками воспринималась как серьезнейший творческий вызов. Простодушную и вызывающую неправильность, неумелость, неловкость, наивность стиха исключительно трудно передать на другом языке: не всякий переводчик решится на ту степень риска, который для самой поэтессы обернулся пожизненной самоизоляцией в литературном поле.[4,c.6]

Так как природа является для Дикинсон живым организмом, то в стихотворениях поэтессы встречается большое количество олицетворений, которые при переводе все переводчики передают также олицетворяя природу и ее образы. При передаче образности в описании природы и связанных с ней явлений многие переводчики также стараются сохранить образность стихотворений, используя подходящие по смыслу функциональные замены и конверсии.

На основе проанализированных стихотворений Э. Дикинсон, в которых встречаются элементы природы, можно сделать вывод, что поэтесса не только описывала природные явления как таковые, но и с помощью использования отдельных элементов природных явлений в своих стихотворениях, она передавала миру свои мысли, эмоции, свое видение окружающей действительности.

Что касается стилистических приемов, используемых Э. Дикинсон при описании природы, то стоит отметить, что отношение поэтессы к природе, как к живому организму, и обуславливает преобладание в описании природных явлений таких, как метафора и олицетворение. Для создания более красочной картины поэтесса использует инверсию - неправильный порядок слов.

Наиболее часто используемой фигурой стилистического синтаксиса в стихотворениях Э. Дикинсон о природе является, без сомнения, анафора. Данная фигура придает стихотворениям особый ритм и создает эффект чередующихся событий, поэтому стихотворения Э. Дикинсон отличются особой динамикой. «Гибкость» славянских языков не дает нам в полной мере прочувствовать, насколько нарушала Дикинсон жесткую английскую схему построения предложений (подлежащее -- сказуемое -- дополнение -- обстоятельство). Размер стихов «плавал», рифмовка пестрела ассонансами и диссонансами (one -- stone, gate -- mat, house -- place, room -- him).6 И, наконец, все эти «вольности» уживались в довольно банальной форме, основанной на размере английских церковных гимнов (строки из 6-8 слогов, написанные ямбом -- например, ритм классических баллад).[49,c.15]

«Я ступала с доски на доску --

Осторожно -- как слепой --

Я слышала Звезды -- у самого лба --

Море -- у самых ног.

Казалось -- я -- на краю --

Последний мой дюйм -- вот он…

С тех пор у меня -- неуверенный шаг

Говорят -- житейский опыт».

(Э. Дикинсон, пер. В. Марковой)

И хотя стихи Эмили Дикинсон не перестают поражать своей естественностью, силой и красотой, споры о том, насколько сознательно было ее «новаторство», не затихают до сих пор.

«Уже немало было написано об особенностях пунктуации в стихах Дикинсон. Прежде всего -- об употреблении тире. Утверждалось, что тире для Дикинсон -- это более тонкий инструмент ритмического деления, дополнительное средство смысловой структуризации, просто универсальный заменитель всех остальных знаков препинания. В ее текстах при желании можно отыскать столь же много примеров, подтверждающих любую теорию, сколь и случаев, говорящих о том, что все эти тире свидетельствуют исключительно о психическом состоянии спешки и нетерпения, что они являются своеобразными ускорителями письма и, я бы сказал, мысли. Кроме того, давно подмечено, что поэты любят тире, в то время как люди ученые предпочитают двоеточия.

«Как поэт, Эмили Дикинсон начинала с двух огромных недостатков -- невероятной легкости стихотворчества и увлечения дурными образцами. …И хотя она ввела несколько поразительных новшеств в том, что касается форм, не менее поразительным является то, что она не сделала даже попытки уйти от шестистопной строфической схемы, с которой начинала. Она проявляла необычайную смелость в том, что она делала в рамках этих схем (она скоро порвала их швы), но форма поэзии и до некоторой степени сорт поэзии, которой она восхищалась девочкой, остались неизменными в стихах, которые она писала до самого конца…

В её поэзии шокирует не то, что она иногда прибегала к „плохим“ рифмам, и не то, что она подменяла рифму ассонансами, и даже не то, что она подчас отказывалась от рифмы вообще, -- но то, что все эти неправильности соединялись и были глубоко внедрены в наиболее традиционную из всех стихотворных форм.

Проблема перевода любого текста состоит в первую очередь в том, чтобы сохранить тему, смысл, настроения поэта. В творчестве Эмили Диксон эта проблема усугубляется различными видами инверсии слов. Например, центральная в творчестве Дикинсон тема одиночества-уединения звучит парадоксально (что, как правило, трудно оценить в переводе: ироническая двусмысленность плохо транслируется в инаковой языковой среде, даже если переводчик специально заботится о том, чтобы ее передать). Например, одно из самых знаменитых стихотворений на эту тему начинается так:

The Soul selects her own Society -- Then -- shuts the Door -- To her divine Majority -- Present no more --

Перевод этой строфы, предложенный А. Гавриловым, безусловно, точен:

Душа впускает избранных друзей --

И на замок,

Чтоб ни один, помимо них,

Войти не мог.

Единственный «изъян» перевода -- устранение неопределенности в первой и третьей строке: в оригинале отсутствует уточнение, и в связи с этим не ясно, что же имеется в виду под «собственным обществом» («her own Society») Души: «избранные друзья» (вариант, предложенный переводчиком) или она сама, осознающая в себе самодостаточность высшего начала? Не ясно также, что следует понимать под «божественным большинством» («divine Majority»), божественность уединившихся или большой «божий мир», оставленный снаружи? То и другое зависит от прочтения слова «present», его трактовки как глагола или как прилагательного: поставить в нем ударение (prEsent или presEnt) мы вольны как угодно, и из этого крохотного разночтения происходят большие интерпретационные различия. Неясность дополняется грамматической двусмысленностью второй строки, которую можно воспринять как продолжение первой: «…потом -- захлопывает дверь» (примерно такой смысл и восстанавливает А. Гаврилов), а можно -- как отдельную безличную фразу: «Потом -- захлопывается дверь». В этом случае эмфатическая инверсия (сказуемое, помещенное перед подлежащим), указывает на неожиданность разрыва с миром, тотального отчуждения, постигающего душу как результат ее гордого выбора. При таком прочтении затворничество разом приобретает сомнительный характер, ассоциируется уже не с привилегией уединения, а с самозаключением в склеп или каменный мешок: эту интерпретацию поддерживают упоминаемые в последней строфе «клапаны внимания» -- обездвиженные, как окаменевшие («Like Stone»). Так завидно ли описываемое состояние? Или, напротив, ужасно? Повествуется ли о нем с гордостью? Или с горестной (само)иронией? Принципиальная неопределенность поэтических высказываний Дикинсон современниками нередко воспринималась как результат небрежности или неумелости, -- не удивительно, что ее статус классика американской поэзии утвердился только после «революции», осуществленной в англоязычной поэзии поколением модернистов, на фоне нового культа поэтической «двусмысленности» (ambiguity).[50,c.3]

…Иными словами, Эмили Дикинсон часто писала нарочно плохо. Она действительно не искала вашего или моего одобрения, одобрения людей, не способных отделить второстепенного от главного. Она подчеркнуто отстранилась от наших человеческих суждений и пересудов.

Стихотворения Дикинсон (а их общее количество - 1775) продолжают привлекать внимание критиков, которые весьма неоднозначно относятся к ее творчеству. Одни подчеркивают мистическую сторону ее поэзии, другие - особенную любовь к природе. Многие отмечают ее странность, влечение к экзотике. Чистая, ясная, чеканная поэзия Эмили Дикинсон - одна из самых пленительных и вызывающих страниц в американской литературе.

2.3 Сложности перевода инверсии в публицистическом стиле

Сложность перевода инверсии в публицистическом стиле можно проанализировать на примере статей из женского журнала Cosmopolitan за июль 2012 года.

I trust the facts.

But first I check them out. It's the only way to feel confident when you're working against time and have important decisions to make.

And once you've checked the facts you'll trust Tampax tampons.

These are some of the reasons million of women use Tampax tampons. Once you know the facts, they will be your choice, too.

The internal protection more women trust. [51,c.3]

...