Национальные стереотипы в лингвокультурологии

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

1. Язык и культура

В качестве отрасли науки о языке, непосредственно связанной с изучением культуры, в последнее время все большее распространение получает лингвокультурология [Тер-Минасова 2000: 18].

Профессор В.В. Воробьев (Российский университет дружбы народов) определяет лингвокультурологию как новую филологическую комплексную научную дисциплину синтезирующего типа, изучающую взаимосвязь и взаимодействие культуры и языка в его функционировании и отражающую этот процесс как целостную структуру единиц в единстве их языкового и внеязыкового (культурного) содержания [цит. по Тер-минасова 2000: 18].

Проблемы, которыми занимается лингвокультурология, не новы. Их решали В. Гумбольдт и Ф.И. Буслаев, А.А. Потебня и А.Н. Афанасьев, а позже - Э. Сепир и Н.И. Толстой, В.Н. Телия и Ю.С. Степанов, Н.Д. Арутюнова и В.В. Воробьев. Именно они выдвинули постулат о том, что язык - это орудие культуры, и ее часть, и условие существования. На этом постулате основана лингвокультурология [Маслова 2001:57].

Исследование проблем взаимосвязи языка и культуры имеет давнюю традицию. Она зародилась среди представителей «движения Реформы» (М. Берлиц, М. Вальтер, М. Сунт, В. Фиетор), которые впервые указали на то, что каждый язык отражает разное мировосприятие и у каждого народа своя система понятий [Мазаева 2006: 164].

Позднее идеи взаимосвязи языка и культуры нашли отражение в работах О. Есперсена, Ч. Хендшина, Ш. Швейцера.

Слово «культура», происходящее от латинского «colore» - «возделывание, воспитание, развитие, почитание, культ» определяется как совокупность созданных человеком в ходе его деятельности и специфичных для него жизненных форм, а также как процесс их создания и воспроизводства [Мазаева 2006: 165].

Культура представляет собой генетическую программу, которая позволяет человеку в течение жизни самостоятельно, в известной мере ориентируясь на собственную волю, формировать способности, которыми обладали люди предыдущих поколений, создавшие эту культуру, ставшую для потомков аналогом генетической программы [Тарасов 1999: 34].

Картина, которую представляет собой соотношение языка и культуры, чрезвычайно сложна и многоаспектна. На сегодняшний день в решении этой проблемы наметилось три подхода. Мнения В.А. Масловой и А.Ю. Мазаевой относительно первого подхода полностью совпадают. Суть первого подхода, представленного отечественными философами С.А. Атановским, Г.А. Брутяном, Е.И. Кукушкиным, Э.С. Маркаряном, заключается в следующем: взаимодействие языка и культуры является движением в одну сторону, так как язык отражает действительность, а культура является неотъемлемым компонентом этой действительности, с которым сталкивается человек, то язык есть простое отражение культуры. В своей книге «Язык и межкультурная коммуникация» С.Г. Тер-Минасова также говорит о том, что «язык - зеркало культуры», в котором «отражается не только реальный мир, окружающий человека, не только реальные условия его жизни, но и общественное самосознание народа, его менталитет, национальный характер, образ жизни, традиции, обычаи, мораль, система ценностей, мироощущение, видение мира» [Тер-Минасова 2000: 14].

Второй подход представляет обратную связь между языком и культурой. Будучи средой нашего обитания, язык не существует вне нас как объективная данность, он находится в нас самих, в нашем сознании и памяти; язык меняет свои очертания с каждым движением мысли, с каждой новой социально-культурной ролью. Язык - это мир, который находится между миром внешних явлений и внутренним миром человека. Язык, данный человеку извне, не мешает ему использовать его как инструмент познания и организации своего субъективного опыта. Для того, чтобы осознать одно лишь слово, обозначающее определенное понятие, человеку необходимо владеть всей языковой системой [Мазаева 2006: 165].

Языковая деятельность человека является творческим процессом познания окружающей действительности. Язык имеет огромное значение для человека творящего, так как является абсолютным процессом творчества. Слово как основной компонент любого языка, обладает тремя составляющими - звучанием, значением, внутренней формой, поэтому рассматривается в качестве органа мысли и осознания мира. «Язык - это сама мысль. Самое рождение мысли обнаруживает ее органическую связь с языком, зависимость от языка» [Потебня 1999: 216].

Ведь не зря в Евангелии от Иоанна сказано: «В начале было слово…», в том числе и самого человека.

В пределах второго подхода проблема взаимосвязи языка и культуры исследовалась школой Э. Сепира и Б. Уорфа, которыми была разработана так называемая гипотеза лингвистической относительности. В основе данной гипотезы содержится убеждение о том, что люди видят мир по-разному сквозь призму своего родного языка. Для ее сторонников реальный мир существует постольку, поскольку он отражается в языке.

Прологом к этой теории можно считать труды американского антрополога Ф. Боаса, который посвятил свои исследования соотношению языка и культуры как системы убеждений и ценностей. Невозможно понять другую культуру без непосредственного доступа к ее языку, и «знание… языков служит важным проводником к полному пониманию обычаев и верований людей» [Мазаева 2006: 166].

Язык и деятельность рассматриваются как единое целое и неотделимое друг от друга. В процессе своего исторического развития народ создает свой язык, закладывает в него то, что представляется ему ценным во внутренних и внешних судьбах, в его исторических и географических условиях, в процессе становления и роста духовной и материальной культуры для того, чтобы осмыслить мир и овладеть им [Вайсгербер 1993: 176].

Принцип функциональной относительности языков определенным образом дополнил гипотезу лингвистической относительности. Согласно данному принципу языку приписывается значение фактора межнациональной культурной дифференциации, в нем отражаются особенности культуры. «Языковые навыки отчасти создают культурную реальность… Культурные ценности и верование отчасти создают языковую реальность» [Мазаева 2006: 166].

Отрицательная оценка гипотезы Сепир-Уорфа выражается в работах Д. Додд, Г.В. Колшанского, Р.М. Уайт, Р.М. Фрумкиной, Э. Холленштейн. Они говорят о том, что язык является результатом отражения человеческого окружающего мира, а не самодовлеющей силой, творящей мир. Язык приспосабливается к особенностям физиологического организма человека, но эти особенности формируются вследствие длительного процесса приспособления животного организма к окружающему миру.

Промежуточное положение между двумя выше представленными подходами занимает точка зрения К. Леви-Строса. язык является одновременно продуктом культуры, ее важной составной частью и условием существования культуры. Язык представляет собой основное орудие создания, развития и хранения (в виде текста) культуры, и ее часть, потому что благодаря языку создаются реальные, объективно существующие произведения материальной и духовной культуры [Мазаева 2006: 167].

Однако А.В. Маслова придерживается другого мнения. Она считает, что отношения между языком и культурой могут рассматриваться как отношения части и целого, где язык может быть воспринят как компонент культуры и как орудие (что не одно и то же). При этом «язык в то же время автономен по отношению к культуре в целом, и он может рассматриваться как независимая, автономная семиотическая система, т.е. отдельно от культуры, что делается в традиционной лингвистике» [Маслова 2001: 62-63].

Мы абсолютно солидарны во мнении с С.Г. Тер-Минасовой, которая разделяет точку зрения К. Леви-Строса, и приходит к выводу о том, что «все-таки правильнее говорить не о соотношении часть - целое, язык - часть культуры, а о взаимопроникновении, взаимосвязи и взаимодействии» [Тер-Минасова 2000: 47]. На основании чего С.Г. Тер-Минасова вывела следующее определение термина язык -» это мощное общественное орудие, формирующее людской поток в этнос, образующий нацию через хранение и передачу культуры традиций, общественного самосознания данного речевого коллектива» [Тер-Минасова 2000: 47].

Мы считаем, что именно это определение наглядно показывает ответ в проблеме взаимосвязи языка и культуры, которая представляет собой ни что иное, как синтез. Перечислены функции языка. Кроме того, вводится еще один обязательный параметр - этнос.

Важно помнить о том, что язык характеризуется как продукт духовного творчества культурно-исторического коллектива-народа. Занимая положение в одном ряду с письменностью, наукой, искусством, государством, правом, моралью, язык диктует условия другим культурным образованиям. Язык - не только зеркало истории народа, он часть этой истории, одно из созданий народного творчества. История языка «есть наука культурно-историческая в абсолютно точном смысле этого термина» [Винокур 1959: 216].

Таким образом, язык, культура и этнос неразрывно связаны. В центре этих трех параметров стоит личность, которая складывается из физического, духовного и социального Я. Язык во все времена оставался наиболее яркой идентифицирующей характеристикой этноса. Еще Пифагор для познания нравов народа давал совет прежде всего изучить его язык [Мазаева 2006: 164].

Культура живет и развивается в «языковой оболочке». Язык произрастает из культуры и выражает ее. Язык является одновременно орудием создания, развития, хранения (в виде тестов) культуры, и ее частью, потому что, с помощью языка создаются реальные, объективные произведения материальной и духовной культуры.

Культура является для человека его «второй реальностью». Он создал ее, она стала для него объектом познания. Культура тесно связана с создавшим ее народом. В ее арсенал входит определенный набор общечеловеческих мировоззренческих понятий, определяющих «философию» человека. Несмотря на то, что культура регулирует процесс жизнедеятельности человека, каждый отдельный индивид обладает своей собственной уникальной культурой мировосприятия и миропонимания. Следовательно, язык является особой индивидуальной системой человека, которая постоянно балансирует между внутренними мыслительными процессами и разносторонними ситуациями окружающей действительности.

Рассмотренные выше идеи взаимосвязи языка и мировосприятия позволяют сделать вывод, что языковая форма, строй языка в значительной мере определяют менталитет этноса, говорящего на соответствующем языке. Язык играет ведущую роль в самоидентификации личности народа в целом. Концептосфера языка, ее лексикон, объединяют в себе не просто слова, а национальные культурные концепты, мировидение и мироощущение его носителей [Мазаева 2006: 167-168].

Дело в том, что существенные особенности языка и тем более культуры вскрываются при сопоставлении, при сравнительном изучении языков и тем более культур. Эта мысль также присутствует в книге «Французская стилистика»: сравнительное описание двух языков, вскрывает существующие в каждом языке словарные пробелы, «белые пятна» на семантической карте языка, незаметные изнутри, например, человеку, владеющему только одним языком [Степанов 1965: 120].

Все расхождения языков и культур выявляются при их сопоставлении. Однако на уровне языковой картины мира эти различия не видны и слова разных языков выглядят обманчиво эквивалентными <…> все эти проблемы обнаруживаются только при сопоставительном изучении по крайней мере двух языков (и, соответственно, культур) - иностранного и родного [Тер-Минасова 2000: 36].

Остановимся подробнее на таком явлении как языковая картина мира.

2. Языковая картина мира

лингвокультурология национальный язык культура

Идея существования национально-специфических языковых картин мира зародилась в немецкой филологии конца XVIII века - начала XX века. (Михаэлис, Гердер, Гумбольдт). Речь идет, во-первых, о том, что язык - идеальная, объективно существующая структура, подчиняет себе, организует восприятие мира его носителями. А во-вторых, о том, что язык - система чистых значимостей - образует собственный мир, как бы наклеенный на мир действительный [Антипов, Донских. Марковина, Сорокин 1989: 75].

По мнению С.Г. Тер-Минасовой, в основе языковой картины (далее ЯКМ) мира лежит язык, который дает метафорическое описание ЯКМ, а именно: «зеркало окружающего мира, он отражает действительность и создает свою картину мира, специфичную и уникальную для каждого языка и соответственно, народа, этнической группы, речевого коллектива, пользующегося данным языком как средством общения» [Тер-Минасова 2000: 38].

Каждый язык по-своему членит мир, т.е. имеет свой способ концептуализации. Отсюда заключаем, что каждый язык имеет особую картину мира [Маслова 2001:62].

Как и С.Г. Тер-Минасова, так и В.А Маслова говорит о термине «языковая картина мира» не более чем как о метафоре, ввиду того, что в реальности специфические особенности национального языка, в которых зафиксирован уникальный общественно-исторический опыт определенной национальной общности людей, создают для носителей этого языка не какую-то иную, неповторимую картину мира, отличную от объективно существующей, а лишь специфическую окраску этого мира, обусловленную национальной значимостью предметов, явлений, процессов, избирательным отношением к ним, которое порождается спецификой деятельности, образа жизни и национальной культуры данного народа.

М. Хайдер писал, что при слове «картина» мы думаем прежде всего об отражении чего-либо. Он утверждал, что между картиной мира как отражением реального мира и ЯКМ как фиксацией этого отражения существуют сложные взаимоотношения. Картина мира может быть представлена с помощью пространственных (верх-низ, правый-левый, восток-запад, далекий - близкий), временных (день-ночь, зима-лето), количественных, этнических и других параметров. На ее формирование влияют язык, традиции, природа, ландшафт, воспитание, обучение и другие социальные факторы.

Однако, «если бы название предмета или явления окружающего нас мира было простым, «зеркально - мертвым», механическим, фотографическим актом, в результате которого складывалась бы не картина, а фотография мира, одинаковая у разных народов, не зависящая от их определенного бытием сознания [Тер-Минасова 2000: 48].

Из всего вышесказанного можно сделать вывод о том, что несмотря на многообразие языков и культур реальность для всех этносов едина. Т.е. различаться будут «краски», которыми они (этносы) рисуют свои «картины», и какие «названия» они им дают.

Разобраться в этом нам поможет доктор филологических наук - С. Тер-Минасова. Она предлагает свое решение данной проблемы и предлагает представить окружающий мир человека в трех формах:

Реальная картина мира

Культурная (понятийная или концептуальная) картина мира

ЯКМ

Реальная картина мира - это объективная внечеловеческая данность, это мир, окружающий человека.

Культурная (понятийная или концептуальная) картина мира - это отражение реальной картины через призму понятий, сформированных на основе представлений человека, полученных с помощью органов чувств и прошедших через его сознание, как коллективное, так и индивидуальное.

ЯКМ - образ мира, преломленный в сознании человека, то есть мировоззрение человека, создавшееся в результате его физического опыта и духовной деятельности. [Тер-Минасова 2000: 41, 47].

Ю.Д. Апресян подчеркивал донаучный характер ЯКМ, называя ее наивной картиной. ЯКМ как бы дополняет объективные знания о реальности, что искажает их. <…> Поскольку познание мира человеком не свободно от ошибок и заблуждений, его концептуальная (культурная) картина мира постоянно меняется, «перерисовывается», тогда как ЯКМ еще долго хранит следы этих ошибок и заблуждений.<…> Наивная картина мира обыденного сознания, в котором преобладает предметный способ восприятия, имеет интерпретирующий характер. Язык, фиксируя коллективные стереотипы и эталонные представления, объективизирует интерпретирующую деятельность человеческого сознания и делает ее доступной для изучения [Маслова 2001:65, 72].

Однако замечает, что «между миром и языком стоит мыслящий человек, носитель языка. <…> Именно человек воспринимает и осознает мир посредством органов чувств и на этой основе создает систему представлений о мире. Пропустив через свое сознание, осмыслив результаты этого восприятия, он передает их другим членам своего речевого коллектива с помощью языка. Иначе говоря, между реальностью и языком стоит мышление» [Тер-Минасова 2000: 39, 40].

Об этом уже писал в своих работах В. Гумбольдт, говоря о том, что «различные языки являются для нации органами их оригинального мышления и восприятия».

Таким образом, если учесть все замечания С. Тер-Минасовой, то правильнее изображать выше приведенную схему немного иначе:

Реальный мир, Человек, Мышление, Язык, Предмет, явление, Слово

Итак, «путь от внеязыковой реальности к понятию и далее к словесному выражению неодинаков у разных народов, что обусловлено различиями истории и условий жизни этих народов, спецификой развития их общественного сознания. Соответственно, различна ЯКМ у разных народов. Это проявляется в принципах категоризации действительности, материализуясь и в лексике, и в грамматике» [Тер-Минасова 2000: 47-48].

3. Категория «Нация»

Нация (от лат. «natio» - народ) - 1) В западноевропейской традиции, первоначально, нация - синоним этноса. Далее, совокупность подданных одного государя, граждан одной республики. С появлением «nation`sstate» (национального государства) - совокупность подданных, граждан государства (исторически сложившаяся полиэтническая общность). Так, испанскую нацию составляют этнически собственно испанцы, каталонцы, баски. Одна из распространенных точек зрения состоит в том, что нации складываются в процессе возникновения индустриальных обществ. Другая точка зрения состоит в том, что Н. может быть признан такой этнос, который создал национальное государство или явился ядром империи. Также существует точка зрения, состоящая в том, что из круга этносов, имеющих национальную государственность, нацией могут считаться только те, кто внес заметный вклад в процесс формирования мировых культур. 2) В Восточной Европе и Азии господствует точка зрения, согласно которой, нацией считается этнос, который может включать в себя иноэтничные группы (по Л.Н. Гумилеву - «ксении»), разделяющие основные национальные интересы. В силу вышесказанного под национализмом в одних случаях подразумевается приоритет интересов этноса; в других случаях - интересы гражданского общества, нации.

Понятие нации (от лат. «natio») на протяжении долгого времени являлось и воспринималось как синоним греческому слову «этнос». Однако в эпоху Высокого Средневековья в Европе, в силу некоторых особенностей развития западноевропейской культуры, оно приобрело иное звучание и восприятие, став восприниматься как «землячество». «Например, в весьма знаменитом в Европе Пражском университете времен Яна Гуса официально числилось четыре «нации» (четыре корпорации студентов и преподавателей): чешская, польская, баварская и саксонская».

Впоследствии смысловая нагрузка данного термина на Западе продолжила свою эволюцию, одновременно породив в науке две традиции толкования этого понятия. Традицию «восточную» и традицию «западную». Причём внутри них, как и в случае с категориями «этнос» и «этничность», нет единого мнения по определению сущности этого феномена, а наблюдается большое количество разнообразных точек зрения, часто зависящих от политических, идеологических, культурных, личных предпочтений авторов. В результате чего наблюдается большая путаница в толковании и употреблении термина «нация», а также его соотношении с категориями «этнос», «народ», «национализм» и другими.

В западной традиции (которую у нас часто именуют англо-романской, французской или этатистской традицией), основанной на формационном подходе к процессу общественно-исторического развития, нация представляет собой явление, свойственное исключительно Новому и Новейшему времени. Появление наций как исторического феномена сопряжено с образованием «nationsstates» (национальных государств), а также с формированием капиталистических отношений и появлением буржуазии. Одна из распространённых точек зрения состоит в том, что нации складываются в процессе возникновения индустриальных обществ. Образование нации есть, по Э. Геллнеру, прямой результат начала процесса модернизации, т.е. перехода от традиционного аграрного общества к обществу индустриальному и постиндустриальному [61]. До начала процесса модернизации наций как таковых не существовало.

Согласно западной традиции понимания нации, она являет собой следующее звено в цепочке развития человеческих коллективов: род - племя - этнос - нация. Или в её марксистко-ленинской интерпретации: род - племя - народность (народ) - нация. Понятие нации самой по себе есть понятие надклассовое. Нация как особый человеческий коллектив представляет собой исторически сложившуюся полиэтническую общность - совокупность подданных, граждан государства. Например, испанскую нацию составляют этнически собственно испанцы, каталонцы, баски. Поэтому не вызывает удивления тот факт, что именно в этом понимании категория «нация» из англосаксонской системы права перекочевала и прочно вошла в употребление в систему международного права. Когда мы говорим об Организации Объединённых Наций (ООН), речь идёт о нациях в смысле государств («государствах-нациях)».

Понятие «нации» в западной традиции в принципе неотделимо от понятия «национальное государство» («nationstate»). В этой традиции толкования феномена нации основными признаками нации являются наличие единой культуры, национального самосознания и государственности или стремления к обретению таковой. Национальность человека определяется не его этнической, а исключительно государственно-правовой принадлежностью.

Национальное самосознание, иначе говоря, способность сознавать себя членом национального коллектива, является определяющим признаком нации. Возникает оно в Новое время, когда рушатся привычные формы общности людей (кланы, цеха, общины) корпоративного характера, человек остаётся один на один с быстро изменяющимся миром и выбирает новую надклассовую общность - нацию. Возникают нации вследствие проведения политики, ориентированной на совпадение этно-культурных и государственных границ. Политическое движение самоутверждения народов с общим языком и культурой в качестве единого целого естьнационализм. Национализм может быть объединительным (национальные движения в Германии и Италии XIX века) и разъединительным (национальные движения в Австро-Венгрии XIX-XX веков).

Большое распространение в рамках данной традиции толкования нации и национализма в настоящее время получили постмодернистские концепции конструктивизма, отрицающие природную и изначально заданную сущность этих явлений (Э. Геллнер, Б. Андерсон, Э. Хобсбаум и другие).

Как и этнос, нация рассматривается ими как социальный и интеллектуальный «конструкт», искусственное социальное образование, продукт целенаправленной деятельности политических элит (Э. Геллнер) или коллективного «воображения» (Б. Андерсон).

По мнению Э. Геллнера: «Нации как естественные, Богом установленные способы классификации людей, как некая исконная… политическая судьба - это миф» [62]. Нация - это конструкт, который создаёт национализм: «Именно национализм порождает нации, а не наоборот» [63].

Национализм же есть - «политический принцип, суть которого состоит в том, что политическая и национальная единицы должны совпадать. Националистическое чувство - это чувство негодования, вызванное нарушением этого принципа, или чувство удовлетворения, вызванное его осуществлением. Националистическое движение - это движение, вдохновленное чувством подобного рода» [64].

Б. Андерсон не столь категоричен в своих выводах и определяет нацию, как «воображённое политическое сообщество, и воображается оно как что-то неизбежно ограниченное, но в то же время суверенное» [65]. «Оно воображенное, поскольку члены даже самой маленькой нации никогда не будут знать большинства своих собратьев-по-нации, встречаться с ними или даже слышать о них, в то время как в умах каждого из них живет образ их общности.

Нация воображается ограниченной, потому что даже самая крупная из них, насчитывающая, скажем, миллиард живущих людей, имеет конечные, хотя и подвижные границы, за пределами которых находятся другие нации. Ни одна нация не воображает себя соразмерной со всем человечеством. Даже наиболее мессиански настроенные националисты не грезят о том дне, когда все члены рода человеческого вольются в их нацию, как это было возможно в некоторые эпохи, когда, скажем, христиане могли мечтать о всецело христианской планете.

Она воображается суверенной, ибо данное понятие родилось в эпоху, когда Просвещение и Революция разрушали легитимность установленного Богом иерархического династического государства. Достигая зрелости на том этапе человеческой истории, когда даже самые ярые приверженцы какой-либо универсальной религии неизбежно сталкивались с живымплюрализмом таких религий и алломорфизмом между онтологическими притязаниями каждого из вероисповеданий и территорией его распространения, нации мечтают быть свободными и, если под властью Бога, то сразу же. Залог и символ этой свободы - суверенное государство.

И наконец, она воображается как сообщество, поскольку независимо от фактического неравенства и эксплуатации, которые в каждой нации могут существовать, нация всегда понимается как глубокое, горизонтальное товарищество. В конечном счете, именно это братство на протяжении двух последних столетий дает многим миллионам людей возможность не столько убивать, сколько добровольно умирать за такие ограниченные продукты воображения» [66].

Понятие нации и национализма в западной традиции являются действенным инструментом исследования общественной жизни Западного мира. Однако в других регионах она неприменима. В этом ключе характерны проблемы несоответствия теории с практикой, которые возникли у большевиков и советских учёных при попытках применения прозападных марксистских теорий на российской почве, где наций в западноевропейском понимании попросту не было. После прихода к власти, проживающие в СССР этносы, большевики вынуждены были поделить на «нации» и «народности», где нациями считались этносы, которые при осуществлении административно-территориального размежевания были наделены статусным подобием государственности (в виде союзных и автономных республик), а народностями считались все остальные этносы, не имеющие своих административно-территориальных единиц. При этом аргументацией обоснованности и целесообразности наделения того или иного этноса статусным подобием государственности являлся за уши притянутый критерий наличия или отсутствия у этноса собственного рабочего класса, а также уровень урбанизации.

В советской науке вообще сложно было говорить о какой-либо объективности в определении и рассмотрении сущности «нации», поскольку в ней всецело господствовала базирующаяся на «прогрессистских» и европоцентристских постулатах и экономическом детерминизме марксистко-ленинская идеология, автоматически свёртывающая какую-либо полемику по данному вопросу и не «замечающая» противоречащие теории факты. Поэтому неудивительно, что в ней долгое время господствовало, фактически став официальным, не подвергаясь какому-либо критическому анализу определение «нации», которое дал в 1912 году И.В. Сталин в своей работе «Марксизм и национальный вопрос». Анализируя полемику двух видных теоретиков марксизма Карла Каутского и Отто Бауэра, И.В. Сталин дал следующее определении нации: «Нация есть исторически сложившаяся устойчивая общность людей, возникшая на базе общности языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры» [67]. Характерными чертами нации (не расовой, не племенной, а исторически сложившейся и устойчивой общности людей) на его взгляд являются: «общность языка»; «общность территории»; «общность экономической жизни, экономическая связанность»; «общность психического склада» [68]. И только наличие всех этих вместе взятых признаков позволяет считать ту или иную общность нацией.

В последующем, практически никто из советских учёных не осмелился поставить под сомнение обоснованность этого определения, хотя обозначенные признаки в той или иной степени были присущи и другим выделяемым советскими учёными этническим общностям: племени, а также народности. Сталинские признаки не могли объяснить и феномен, например осознающих себя нацией евреев и цыган (без общности территории и экономики), а также швейцарцев (говорящих на трёх языках). Однако, всё в том же русле уже в 80-е годы XX века в Философском энциклопедическом словаре давалось схожее «сталинскому» определение нации как «исторической общности людей, складывающейся в ходе формирования общности их территории, экономических связей, литературного языка, некоторых особенностей культуры и характера» [69].

В рамках советских общественно-гуманитарных наук, в частности в дуалистической концепции эволюционно-исторического направления примордиализма, нация как разновидность «этносоциального организма (ЭСО)» и социально-историческая общность была чётко привязана к определённой общественно-экономической формации. Применительно к капиталистической общественно-экономической формации использовалась категория «буржуазная нация»; применительно к социалистическому строю - «социалистическая нация». «Социалистическая нация - это выросшая из нации или народности капиталистического общества в процессе ликвидации капитализма и победы социализма новая социальная общность людей; у которой сохранились, хотя и получили качественно новое развитие, определённые этнические особенности, но в корне преобразился на социалистических интернациональных началах весь уклад политической, социально-экономической и духовной жизни» [70].

На смену социалистическим нациям должны были прийти наднациональные, интернациональные общности, что должно было случится в эпоху зрелого коммунизма.

Уже в постсоветский период В.А. Тишков - основной представитель конструктивизма в российской науке, трактуя нацию в рамках данной традиции, отмечал, что следует отказаться от понимания термина «нация» в его этническом значении, употребляя его исключительно в рамках западной традиции, в соответствии с мировой правовой и западноевропейской политической практикой. Этническая трактовка нации (как этно-нации), на его взгляд, есть опасный плод творчества политиков и может привести к острым межнациональным конфликтам, войнам, распаду государств.

Нация же в его представлении есть «политический лозунг и средство мобилизации, а вовсе не научная категория» [71], «феномен который просто не существует, и выполняет суждения о действующих в социальном пространстве лицах и силах на основе должного критерия к мифической дефиниции» [72].

В рамках этой традиции толкования сущности нации в российской науке и публицистике существуют и другие точки зрения. Принципиально не соглашаясь с тезисами конструктивистов и марксистов, ряд авторов считают, что нацией может быть признан такой этнос, который создал национальное государство или явился ядром империи. Также существует точка зрения, состоящая в том, что из круга этносов, имеющих национальную государственность, нацией могут считаться только те, кто внес заметный вклад в процесс формирования мировых культур. Например, С.П. Пыхтин трактовал нацию, как «качественно новую общность в развитии человеческой самоорганизации» [73]. На его взгляд: «Человечество развивается в формах, которые изменяются в определённой последовательности. Семья, род, племя, народ - вот фазы этого процесса, принадлежащего естественной природе всех континентов, где существует вид Homosapiens. Под влиянием политической истории человечества народная форма самоорганизации, доминировавшая на протяжении нескольких тысячелетий, приобрела новое качество. Впервые появившееся лишь в XVII-XVIII столетиях нашей эры. В отличие от всех остальных форм самоорганизации нация представляет собой не естественноисторическую, а политическую форму, внешним признаком которой является государство» [74].

«В общем виде нация - это этно-социальная, культурно-историческая и духовная общность людей, сложившаяся в процессе формирования государства и ускорения развитой культуры. Термин «государство» в данном определении является ключевым элементом, отличающим этот вид общности от общности именуемой народом. История природы, частью которой является природа человека, создаёт народы. Когда народы вступают в политические отношения, формируются нации. Современная этническая карта мира насчитывает до 2000 народов, на политической карте наций меньше 200.» [75]. В силу этого: «Русской нацией мы называем полиэтническую общность, созданную русским народом и включающую в себя все многочисленные коренные народы, интегрированные в русскую духовную, культурную и государственную традицию. Русские как народ, в свою очередь, представляют этническую общность, состоящую из великороссов, малороссов, белорусов и русинов.» [76].

Особняком в рамках этой традиции понимания сущности нации стоит философско-историческая концепция А.Г. Дугина, в которой он, делая анализ марксистского и постмодернистского подходов, призывает прагматично использовать данный термин исключительно в политическом и формально-юридическом смысле, как это принято на Западе [77]. Он считает, что: «Нация» это явление политическое и юридическое, почти полностью совпадающее с понятием «гражданства». Принадлежность к нации подтверждается наличием обязательного документа, свидетельствующего о факте гражданства» [78].

На взгляд А.Г. Дугина: « «Нация» в классическом понимании этого термина означает граждан, объединённых политически в одно государство. Не всякое государство есть «государство-нация». Государствами нациями (или национальными государствами) являются современные государства европейского типа, чаще всего светские и основанные на политической доминации буржуазии. Только к гражданам такого современного светского (секулярного, не религиозного) буржуазного государства мы можем с полным основание применит определение «нация». В других случаях это будет неправомочным перенесением одного смыслового комплекса на совершенно другой.

Признаки этноса мы встречаем во всех обществах - архаичных и современных, западных и восточных, организованных политически и живущих общинами. А признаки нации - только в современных, западных (по типу организации) и политизированных обществах» [79].

«Нация - явление чисто политическое и современное. В нации основной формой социальной дифференциации является классовая (в марксистском смысле, т.е. на основе отношения к собственности на средства производства). Нация существует только при капитализме. Нация неразрывно связана с «современным государством» и идеологией Нового времени. Нация есть явление европейское» [80].

«Восточная» традиция толкования феномена нации и национализма, в отличие от западной традиции, основана не на европоцентристских, прогрессистских позициях, а на полицентризме. Такой подход позволяет преодолеть узость формационного подхода в его марксистской, неомарксистской или постмодернистских интерпретациях, где за основу берётся и абсолютизируется опыт развития западноевропейской культуры. В силу чего, к сожалению, многие исследователи, как мы уже могли убедиться, придают феноменам нации и национализма в их западноевропейском понимании характер общемировых и, неправомерно применяют их к исследованию общественных процессов других регионов мира, что приводит к искажению предмета исследования и вызывает справедливое неприятие результатов их исследований.

Позиция полицентризма, на основе которой стояли такие выдающиеся мыслители как Ф. Ратцель, Н.Я. Данилевский, К.Н. Леонтьев, О. Шпенглер, Л.Н. Гумилёв и другие авторы, предполагает наличие на Земле нескольких культурных центров со своим неповторимым обликом и своеобразием развития (Ближний Восток, Индия, Китай, острова Тихого Океана, Восточная Европа). Все эти культурные центры можно описать понятиями, выработанными «восточной» традицией исследования общественной жизни. Для анализа общественной жизни России также более подходит именно «восточная» традиция толкования нации и национализма, в которой особая роль принадлежит представителям немецкой и русской философских и политологических школ.

В «восточной» (этнической) традиции (распространённой в Германии, Восточной Европе и Азии) понятие нации является синонимичным понятию этнос. Нация (или этно-нация) - это этнос, который может включать в себя иноэтничные группы (по Л.Н. Гумилёву - «ксении»), разделяющие основные национальные интересы. В данной традиции не обойтись без понимания этнической природы нации, её природной сущности, выраженной в культуре и народном характере.

Напомним, что в соответствии с воззрениями Л.Н. Гумилёва, этнос - исторически сложившаяся на основе оригинального стереотипа поведения устойчивая человеческая общность, коллектив людей, обладающих общим самосознанием, некоторым присущим им стереотипом поведения и противопоставляющий себя всем другим подобным коллективам, на основании подсознательной симпатии (антипатии) людей, распознающих друг друга по принципу «свой - чужой». Этнос проявляется в поступках людей и их взаимоотношениях, что позволяет делить на «своих» и «чужих». Своеобразие этноса не в языке, не в ландшафте территории, занимаемой им, не в экономических структурах, а в укладе жизни и традициях людей, его составляющих. Этническое самосознание существует на протяжении всей исторической жизни человечества, становясь в процесс национального строительства вторым планом национального самосознания.

Каждая нация имеет свой неповторимый духовный облик и свою особую историческую миссию. Национальная принадлежность человека определяется не столько государственно-правовым статусом, сколько его самосознанием, имеющим как этническую, так и общенациональную составляющую.

Появление данной традиции толкования феномена нации в Германии относится к концу XVIII века и связывается с творчеством И. Гердера и немецких романтиков. Не приемля трактовку нации, как совокупности подданных, граждан государства (политической нации), они формируют представление о нации как этнической, естественной общности людей, выражающей «народный дух» («Volksgeist») и, опирающейся на общую культуру, ценности, мировоззренческие особенности и общее происхождение [81].

Толкование нации не в смысле политической нации, а этно-нации, неизбежно привело к иному осмыслению национализма, нежели в западной традиции. Г. Кон предложил различать западный (он же - политический, гражданский, государственный, либеральный национализм, господствующий в Англии, Франции и США) и восточный (этнический, культурный, органический, господствующий в Германии и России) национализмы [82]. При этом этнический национализм многие авторы необоснованно смешивают с трайбализмом или этносепаратизмом, что на наш взгляд не совсем верно. Но об этом более подробно в следующем параграфе.

В русской философской и политологической традиции к определению и пониманию идеи, сущности нации обращались такие известные мыслители как: Л.А. Тихомиров, В.С. Соловьёв, Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, П.Б. Струве, И.А. Ильин и многие другие. При этом слово нация употреблялось разными авторами и как описывающее этническую общность, государственную принадлежность индивида, форму государственного устройства и само государство, но обязательно в тесной взаимосвязи с её Духом, Идеей.

Л.А. Тихомиров, рассматривал нацию как один из четырёх элементов структуры государства и, определял её как «всю массу лиц и групп, коих совместное жительство порождает идею верховной власти, над ним одинаково владычествующей. Государство помогает национальному сплочению, и в этом смысле способствует созданию нации, но должно заметить, что государство отнюдь не заменяет и не упраздняет собою нации. Вся история полна примерами, что нация переживает полное крушение государства и через столетия снова способна создать его; точно также нации сплошь и рядом меняют и преобразуют государственные строи свои. Вообще - нация есть основа, при слабости которой слабо и государство; государство, ослабляющее нацию - тем самым доказывает свою несостоятельность» [83].

С. Булгаков, писал о нации, как о «живом духовном организме», принадлежность к которому «совершенно не зависит от нашего сознания; она существует до него и помимо него и даже вопреки ему. Она не только есть порождение нашего сознания или нашей воли, скорее, наоборот, само это сознание национальности и воля к ней суть порождения ее в том смысле, что вообще сознательная и волевая жизнь уже предполагают некоторое бытийственное ядро личности как питательную и органическую среду, в которой они возникают и развиваются, конечно, получая затем способность воздействовать и на самую личность» [84].

П.Б. Струве считал, что: «Нация - это духовное единство, создаваемое и поддерживаемое общностью духа, культуры, духовного содержания, завещанного прошлым, живого в настоящем и в нем творимого будущего». «В основе нации всегда лежит культурная общность в прошлом, настоящем и будущем, общее культурное наследие, общая культурная работа, общие культурные чаяния» [85].

А.В. Гулыга, анализируя взгляды русских философов на сущность нации, отмечал, что: «Нация являет собой органическое единство, частью которого чувствует себя человек от рождения и до смерти, вне которого он теряется, становится незащищенным. Нация - это общность судьбы и надежды, если говорить метафорически. Прав Бердяев: «Все попытки рационального определения национальности ведут к неудачам. Природа национальности неопределима ни по каким рационально-уловимым признакам. Ни раса, ни территория, ни язык, ни религия не являются признаками, определяющими национальность, хотя все они играют ту или иную роль в ее определении. Национальность - сложное историческое образование, она формируется в результате сложного смешения рас и племен, многих перераспределений земель, с которыми она связывает свою судьбу в ходе духовно-культурного процесса, созидающего ее неповторимый духовный пик. И в результате всех исторических и психологических исследований остается неразложимый и неуловимый остаток, в котором и заключается вся тайна национальной индивидуальности. Национальность - таинственна, мистична, иррациональна, как и всякое индивидуальное бытие». Разрушение традиционных устоев (веками сложившейся системы ценностей) губительно для нации…

Нация - это общность святынь….Нации не собираются сливаться, но не нужно устанавливать дополнительные перегородки между ними. Национальность - вопрос не происхождения, а поведения, не «крови», а культуры, того культурного стереотипа, который стал родным. Это то, что немцы называют Wahlheimat. Каждый волен сам выбирать себе национальность, нельзя в нее затаскивать, нельзя из нее выталкивать. Можно жить среди русских и не принимая их «веру». (Тогда только не надо претендовать на лидерство, нельзя рассматривать народ как средство, как материал для манипуляции, это вызывает протест и эксцессы). Полное приятие культуры народа, слияние с ней, готовность разделить судьбу народа, делают любого «иноверца» русским, как, впрочем, и немцем и т.д.

Русская нация полиэтнична, имеет много корней. Поэтому она так многочисленна. Русская нация вообще - не родство «по крови», важно здесь - не происхождение, а поведение, тип культуры. Русским можно не родиться, важно стать. Но вовсе не обязательно становиться. В России множество народов, но русских всегда отличала национальная терпимость, именно она превратила Россию в мощное государство, каким была наша страна в течение веков.» [86].

Крайне важным в рамках русской философской и политологической традиции рассмотрения феномена нации, являются понятия «Духа нации», «Национальной Идеи».

«Дух нации есть наиболее тонкое, глубоко интегрированное в веках национальной истории, онтологическое ядро национального самосознания. Дух нации не поддаётся вербальному описанию («духа не видел никто никогда»), но именно он входит как безусловное генерирующее начало во всю национальную идею, национальную идеологию и национально-историческое действие, определяя собой то, что называют национальный характер, являясь самой фундаментальной константой национального бытия. Где жив национальный дух, там жива и нация» [87]. Дух нации формируется на заре её становления. «Основой и началом его является комплекс религиозных представлений и верований, который, преломляясь в конкретных исторических условиях, и создаёт облик нации, её специфические черты, масштаб её исторического потенциала (пассионарность).» [88]. Но поскольку «дух есть невыразимая в слове субстанция, то единственным вербальным раскрытием понятия исторической пассионарности оказывается национальная идея.» [89]. «Понятие пассионарности национального духа проявляется в первую очередь в содержании его национальной идеи. Те народы и цивилизации, которые обладают и сохраняют свои фундаментальные духовно-идеологические основания, являются наиболее исторически устойчивыми (Индия, Китай, страны исламского мира). А те народы, которые не смогли сохранить свою национальную идею или не нашли для неё адекватные национальной истории идеологические формы, исчезли с исторического поля или находятся на грани национального вырождения (народы Африки, Западной Европы, а ныне Россия). Коротко данный тезис можно сформулировать так: есть идея - есть пассионарность, нет идеи - нет и пассинарности.» [90].

Без учёта понятий «Дух нации» и «Национальная Идея», дополнительно раскрывающих сущность нации (этно-нации) в «восточной» традиции её толкования, категория «нации» блекнет, теряет своё внутренне содержание, обрекая себя на духовное вырождение. В связи с чем, на ум приходят слова песни иеромонаха Романа (Матюшина):

«Без Бога нация - толпа,

Объединённая пороком,

Или слепа, или глупа,

Иль что еще страшней - жестока.

И пусть на трон взойдет любой,

Глаголющий высоким слогом.

Толпа останется толпой,

Пока не обратится к Богу!» [91].

Следует отметить, что в рамках современной русской политологической школы появился ряд работ, где авторы подразумевают под категорией «нация» - суперэтнос, стремясь как бы примирить западную и «восточную» традицию толкования феномена нации и национализма. Например, историк Д.М. Володихин пишет: «Я ставлю знак равенства между понятиями «суперэтнос» и «нация». С этой точки зрения, суперэтнос может быть как полиэтничным (в нем может быть хоть 10, хоть 20 этносов), так и моноэтничным. Таким образом, нация может быть как полиэтнична, так и моноэтнична. Другое дело, что нация строится всегда и неизменно вокруг бытовых, лингвистических и культурных предпочтений одного этноса. Суперэтнос, то бишь нация, не бывает сплавом разнородных элементов в пестрое и навеки застывшее в своей незыблемости единство. У нации, при всей универсальности ее религиозной сверхценности и высокой культуры, тем не менее, язык, история и повседневно-бытовые приоритеты одного этноса. А уж к ним пристегиваются некоторые включения из истории быта других этносов, вошедших в нацию. Ведущего. Преобладающего. На каком-то отрезке нациогенеза - безраздельно господствующего. Одним словом, этноса-строителя.» [92].

Вершиной творческого наследия русской философской и политологической школы по праву можно считать труды И.А. Ильина, в которых он даёт философско-правовую интерпретацию сущности нации и особую, отличную от западной, трактовку феномена национализма.

4. Понятие «национальный стереотип», его структура и признаки

Для начала разберемся, что такое стереотип:

Под стереотипом в психологии понимают упрощенное, схематизированное, зачастую искаженное или даже ложное, характерное для сферы обыденного сознания, представление о каком-либо социальном объекте (человеке, группе людей, социальной общности и т.п.). Иногда под стереотипами понимают устойчивые, регулярно повторяющиеся формы поведения [Смелзерhttp].

В лингвистике стереотип - это суждение, в заостренно упрощающей и обобщающей форме, с эмоциональной окраской приписывающее определенному классу лиц некоторые свойства или, наоборот, отказывающее им в этих свойствах. Стереотипы рассматриваются как особые формы обработки информации, облегчающие ориентацию человека в мире. Признаки, содержащиеся в стереотипах, используются говорящими для оценки отнесенности предметов к тому или иному классу и приписывания им определенных характеристик. Стереотипы имеют обобщающую функцию, состоящую в упорядочивании информации: аффективную функцию (противопоставление «своего» и «чужого»); социальную функцию (разграничение «внутригруппового» и «внегруппового»), что ведет к социальной категоризации и образованию структур, на которые люди ориентируются в обыденной жизни. [Кирилина http].

С. Тер-Минасова в своей книге «Язык и межкультурная коммуникация» также уделяет особое внимание стереотипам. Она делает акцент на том, что «слова стереотип, стереотипный имеют негативную окраску и в русском, и в английском языке, так как определяются через слово шаблонный, в свою очередь определяемое как избитый, лишенный оригинальности и выразительности. Это не вполне справедливо по отношению к слову стереотип вообще, а в контексте проблем межкультурной коммуникации - в особенности. При всем своем схематизме и обобщенности стереотипные представления о других народах и других культурах подготавливают к столкновению с чужой культурой, ослабляют удар, снижают культурный шок. Стереотипы позволяют человеку составить представление о мире в целом, выйти за рамки своего узкого социального, географического и политического мира» [Тер-Минасова 2000: 138].

Д. Исламова в своих работах говорит об особенности стереотипов, которая заключаются в том, что они настолько прочно проникают в подсознание, что их очень трудно не только преодолеть, но и осознать вообще. Говоря о стереотипах, можно провести аналогию с айсбергом, только небольшая часть которого находится на поверхности, что делает его крайне опасным и разрушительным. Стереотипы не менее пагубно влияют на все сферы нашей жизни и, особенно, на отношения с окружающими. Они являются барьерами на пути к нашему счастью. Все мы в большей или меньшей степени являемся их заложниками. Стереотипы индивидуальны или массовы. Стереотипы массового сознания являются наибольшим барьером в установлении равноправных позиций женщин и мужчин в политической, экономической и культурной сферах - гендерного равенства.