Язык и общение в неформальных силовых структурах

Размещено на http://www.allbest.ru/

Язык и общение в неформальных силовых структурах

Конспект

Язык, если разобраться, важнее всего для человека. Хотя болтливость считается одним из наших пороков, но представить людей молчащими невозможно. Мы говорим, говорим и говорим -- когда молчим и думаем, когда общается, когда пишем и читаем, когда кричим от радости или плачем от горя; даже когда спим и видим сны, обычно с какими-то обрывками монологов да диалогов. Большинство теоретиков антропогенеза согласилось в том, что именно членораздельная речь -- самое важное, принципиальное из отличий Homo sapiens от остальных животных. С тех пор развилось около пяти тысяч языков, принадлежавших тем племенам и народам, что населяли и населяют земной шар. Гораздо больше насчитывается социальных и региональных вариантов каждого языка -- наречий, жаргонов, диалектов. А если причислить к этому лингвистическому космосу языки не только естественные, а ещё искусственные, специальные -- технические, научные, компьютерные, а также «языки» насекомых, зверей и птиц, «языки» внешности и поведения (мимику, жесты, интонации, паузы), то первая фраза этой лекции вряд ли покажется преувеличением. Само слово «врач» на славянских языках произошло от глаголов «врать», «ворчать», то есть в данном случае заговаривать, заклинать болезнь.

Мартин Хайдеггер сказал, как отрезал: «Язык -- дом бытия». Этот постулат любят цитировать современные философы. Я бы уточнил: «Язык -- дом идеального бытия (сознания)». Ведь природное, да и социальное бытие бессловесно. Оно вершится молча, само собой. Так растут кристаллы или формируются горные породы. Человек трудится, сражается, любит без слов. Выкрики и хрипы -- не в счёт. Просто жизненные шумы организма. Та же любовь на самом деле безъязыка. Она выражается не словами, а взглядами, поступками, телодвижениями. Слова требуются ради осознания проблемной ситуации. Чтобы самому себе или другому сообщить некое знание -- необходим язык.

Хотя говорить на родном языке мы учимся в раннем детстве как-то само собой, общаясь с членами семьи и прочих общественных микрогрупп, но разобраться в природе языка как такового можно только с помощью лингвистики и других филологических дисциплин, включая философию языка. С её исходных понятий мы и начнём эту свою экскурсию в мир языковой культуры.

Применительно к процессу и результатам воспроизведения мира в человеческом сознании надо различать понятия «образ» и «знак». Поскольку язык, с помощью которого люди по большей части мыслят и общаются друг с другом, можно определить как заданную биологией наших рецепторов и историей культуры человечества систему знаков, приспособленную для понимания и осмысления образов внешнего и внутреннего мира.

Образ -- это подобие, более или менее точная копия объекта в сознании человека или результатах его деятельности. Проще сказать, некая «картинка», более или менее реалистично, общезначимо для всех людей живописующая некий участок, момент реальности. Примерами образов могут служить наши аудиовизуальные впечатления в виде восприятий и представлений, а также реалистичные картины (скажем, пейзаж), скульптуры, фотография и кинематограф, тому подобные гомоморфные (одно-однозначные) подобия чего-то.

Знак, напротив, -- не прямое, а косвенное, условное обозначение объекта. Тут перед нами явление изоморфизма -- упрощённого уподобления (например, географической карты -- реальной местности). Когда за одним объектом в нашем сознании стоит другой, ставший символом первого. Знак это своего рода конвенция, ведь он существует только в рамках договорённости между людьми, официальной или же негласной, по обычаю. Большинство знаков поэтому же носят эзотеричный, то есть тайный для непосвященных характер. Что, например, означает герб первых русских князей-Рюриковичей, историки спорят без видимого успеха в его расшифровке (трезубец? атакующий сокол? профиль корабля? что-то еще? -- узнать уже не у кого). Русь переняла его с Севера (у германских народов) или с Юга (у потомков ираноязычных сарматов)? Тем более не понять непосвященному письменность или устную речь на чужом языке, особенно из далекой от родного языковой семьи (таковы для европейцев-невостоковедов арабская «вязь» или китайские иероглифы). Буквы, слова и предложения, другие грамматические знаки, из которых состоит любой национальный язык, обладают всеми названными признаками знаковости в высшей степени. Один и тот же на самом деле предмет может быть назван по-разному на разных языках.

Согласно разъяснению-метафоре Альберта Эйнштейна, образ относится к реальности как бульон к мясу, а знак -- как номерок гардероба к сданному туда на хранение пальто.

Знаки могут быть в разной степени удалены от соответствующих им образов. Иконические знаки -- это рисунки, напоминающие определённую часть реальности (таковы, например, знаки перехода улицы в виде схематических человечков или так называемые смайлики). В иероглифических знаках наглядности гораздо меньше, тут символ уже оторвался от реального прототипа (например китайский иероглиф «любовь» выглядит так: схема домика, внутри которого -- контур сердца, а снаружи он охвачен лапами хищной птицы). Буквенные и иные подобные знаки целиком символичны, они произвольно «прикреплены» к тому или иному предмету или явлению. Скажем, в европейских алфавитах печатная буква А когда-то представляла собой рисунок быка анфас (алеф по-гречески), но затем эта условная связь совершенно оборвалась.

Вернёмся к определению языка. Этим термином обозначается по меньшей мере два явления.

В узком (собственном, семиотическом) смысле языком называют любую систему коммуникации при помощи знаков по определённым правилам. Текст как совокупность знаков на таком языке образует смысл, больший чем простая сумма использованных для его построения знаков. Увеличение смысла (информации) происходит за счёт правил сочетания знаков, которых необходимо придерживаться при использовании такого языка.

Языком в широком (переносном, метафорическом) смысле является любая знаковая система для коммуникации, вне зависимости от наличия или отсутствия в ней строгих правил или типа используемых знаков.

Первый вариант термина приложим к любому естественному этническому языку. А заодно к таким сложным формам передачи информации в живой природе и в обществе, как танец медоносных пчёл, языки изобразительного искусства, языки компьютерного программирования. Образцом второго может служить язык жестов у человека и обезьян, поскольку из отдельных жестов нельзя составить более сложные знаки. Нет правил сочетания знаков и в других паралингвистических системах коммуникации (мимики, интонации и прочих).

В человеческом языке адресат и адресант коммуникации -- живые существа, а используемые ими знаки -- условные, символические, а не иконические, как в искусстве.

Двойственная -- образно-знаковая природа языка предполагает сочетание при его формировании и функционировании реалистических, объективизированных, с одной стороны, а с другой, -- символических, условно-вариативных начал. Иначе говоря, у любого языка имеются свои законы и правила, но реализуются они не однообразно, а через массу вариантов и отклонений, находятся в постоянном «дрейфе» от одной нормы к другой... Ведь сами эти законы и правила развиваются, меняются в истории общества и его культуры, а точнее -- множества разных субкультур (регионов проживания, общественных слоев, уровней образования, профессии и тому подобных характеристик языковой личности). На практике речевой коммуникации всё это означает, с одной стороны, примат содержания (истинности) высказывания над его формой (проще говоря, лучше, если с вами грубо согласятся, чем вежливо откажут). Однако в некоторых случаях форма (то есть правильность) речи не менее, а то и более важна, нежели предмет общения. Речь любого специалиста (врача или, допустим, фармацевта) на работе должна быть правильной и выразительной. Не у всех, но у многих собеседников малограмотного человека волей-неволей возникнут в его отношении сомнения примерно такого свойства: «Можно ли доверять столь серой личности? Он и разговаривать-то на родном языке не смог научиться, как же он будет делать своё дело?»

В любом знаке различаются:

значение -- то есть отражаемый им предмет или множество предметов, а точнее -- закодированная понятным для субъекта способом информация о них;

смысл -- мыслимое с помощью знака содержание предмета или множества, совокупность их существенных признаков.

Эти две характеристики любого знака находятся в обратном отношении друг к другу: чем шире значение какого-то термина, тем умже его смысл, и наоборот.

Любой язык -- это, повторю, богатая и гибкая система знаков, стихийно сложившаяся или искусственно созданная людьми для выражения определенных образов и умопостигаемых сущностей. Вне языковой системы нельзя понять отдельного знака из неё. Способ организации смысловой информации в обществе людей представляет собой текст. Мы привыкли называть текстом графическую запись речи -- рукопись или печатную страницу. Однако в современной философии и науке понятие текста значительно расширилось и углубилось. Текст в полном смысле этого слова представляет собой любое сообщение, которое человек воспринимает с помощью последовательности взаимосвязанных знаков. Текст может быть выражен как вербально, так и в любой иной форме. Главное, что требуется от текста -- возможность его понимания, «прочтения» кем-либо, интерпретации заложенных в него смыслов. Так что своего рода текстами являются и страницы книги, и сообщения на экранах мониторов, и любая созерцаемая нами натура, и замеченные нами мимика и жесты другого человека. Текст материализует каждый акт речи, поскольку он воспринимается кем-то, кто владеет «шифром» для его «перевода» на понятный для себя язык. Вне процедуры понимания текста не возникает -- вещи «молчат», слова звучат как любой другой бессмысленный шум (славяне назвали своих западных соселей германцев немцами, то есть не знающими их языка, «немыми»). Создание и потребление текстов -- основа человеческой культуры. Текстовая деятельность пронизывает собой все человеческие занятия и, вместе с тем, представляет собой относительно самостоятельный вид деятельности. Люди живут в мире текстов: книг, инструкций, знаков дорожного движения, телефонных сообщений, фильмов, других произведений искусства, жестов, цветовой гаммы, звуковых «симфоний», пейзажей, образцов моды, рекламы и так далее, и тому подобное. По текстовым каналам циркулирует вся необходимая нам и ещё кому-то информация.

Текст -- это знак знаков. Он представляет собой систему смысловых элементов, чья структура может меняться в зависимости от той или иной цели общения. В этой системе объединяются в разной пропорции различные способности человеческой психики. Прежде всего, это мысль, но кроме неё обычно еще и эмоции, и воля, и память. За словами любого собеседника всегда стоит его личность, со своими переживаниями и намерениями, влечениями. Целостный текст можно препарировать как всякий организм, но при этом помнить о единстве выделенных компонентов. Интерпретация текста означает углубление от явного смысла к скрытому (подтексту, контексту). Цель интерпретации -- понимание. Эта последняя процедура состоит в том, чтобы перенести смысловую связь из другого мира (иной эпохи, иной души) в свой собственный. Иначе говоря, встать как бы на место источника информации, мысленно перевоплотиться в чужую жизнь. Знать и понимать -- не одно и то же. Можно, например, прочитать роман Марселя Пруста или Джеймса Джойса, но ничегошеньки не понять.

Искусство понимания, его навыки и методики называются герменевтика (от античного бога Гермеса, который выступал вестником олимпийских богов). Это одно из влиятельных ныне направлений в философии и гуманитарном познании в целом.

Язык возникает в начале первобытной эпохи как решающий рубеж и признак очеловечивания. Согласно разным гипотезам глоттогенеза (греческое glotta = язык) -- из звуковых сигналов (криков) высших животных (приматов) или (скорее) из их же жизненных шумов (сопровождающих отдых, агрессию и прочие типичные состояния организма животного). Набирает авторитет гипотеза о том, что звуковой речи у наших предков предшествовал язык жестов, имеющийся уже у приматов. Рождение звуковой речи потребовало параллельного изменения головного мозга (формирование коры больших полушарий, способной обрабатывать «второсигналы», по И.П. Павлову) и усложнения социальной организации обезьянолюдей до уровня общин-коллективов, внутри которых «работала» речь. Слово -- «сигнал сигналов», поскольку вбирает в себя такой массив информации, какого не уместить в сенсорных образах зрения, слуха и остальных органов чувств.

Типология языков делит их, прежде всего, на естественные или же национальные («мертвые» и живые) и искусственные (науки, техники, другой сложной практики). Искусственные языки отличаются тем, что за каждым термином в их составе закреплено одно-единственное значение, строго определены и правила оперирования терминами, соблюдение которых дает заранее ожидаемый результат (как при написании химических формул, математических подсчетах и тому подобных операциях с искусственными языками науки и практики). Образцами искусственных языков могут служить знаки и формулы математики или химии; латинские термины медицины или юриспруденции; программы компьютеров.

Любой национальный же язык, в свою очередь, состоит из таких подсистем, каковы:

просторечие -- язык повседневного общения большинства населения, с менее строгими нормами правильности и множеством вариантов высказываний;

литературный язык, на котором говорят отнюдь не только писатели, но и все образованные люди, интеллектуалы, представители творческих профессий, особенно руководители любого ранга, их представители в условиях официального общения, находясь на работе; к числу кодификаторов, то есть хранителей литературного языка относятся представители таких профессий, как педагоги, журналисты, актёры, дикторы, врачи, менеджеры, учёные, государственные чиновники, офицеры, политики, дипломаты и все прочие специалисты, для которых язык -- рабочий инструмент достижения профессиональных целей с помощью других людей;

упрощённые, искажённые варианты языка -- они отражают особенности отдельных профессий или слоёв общества, условия жизни и труда их рядовых представителей (скажем, моряков, шофёров, спортсменов; крестьян, мещан и тому подобных общественных слоёв; представителей преступного мира); областной диалект, возрастной (подростковый) или сословный жаргоны (арго, сленг, «феня») облегают общение в соответствующих группах людей, служат их «визитной карточкой», но эти же особенности речи недопустимы для человека, получившего образование и занятого на квалифицированной работе. Тот же политик, общественный деятель не имеет права на публике изъясняться на блатном жаргоне. Вольные или невольные ошибки в публичной речи подрывают авторитет профессии.

Вместе с тем, сознательное нарушение устоявшихся норм устной речи в быту оживляет его, привносит в повседневную жизнь необходимую дозу юмора, игры, доверия. Так возникают черты своего рода семейного языка -- запомнившиеся шутки, цитаты (из любимых фильмов, литературных произведений, спектаклей), яркие словечки (в том числе выдуманные, неправильные), прочие знаки интимного, доверительного общения самых близких людей. Посторонним такой микрогрупповой, внутрисемейный идиолект просто непонятен, при чужих людях его обычно не используют.

Речь -- это язык в действии, в процессе вербализированного мышления или общения.

Виды речи:

внешняя (звуковая);

внутренняя (скрытая, отчасти редуцированная);

письменная (формализованная с помощью искусственных языков и технических устройств).

Функции языка и речи:

интеллектуально-познавательная (сбора и обработки информации о мире и субъекте речи);

коммуникативная (общения между людьми, согласования их намерений и поступков);

экспрессивная (выражения чувств, регуляции эмоционального напряжения, его снижения или повышения);

мнемическая (сохранения информации в памяти или на письме);

этнокультурная (сплочения народа, выражения его культурных ценностей и достижений, оформления индивидуального самосознания).

Вспомогательную роль по сравнению с живым или письменным языком при общении людей играет невербальная коммуникация. Так называют разнообразные каналы передачи информации между людьми, которые обходятся без слов или их заменителей-символов. Как правило, невербальные компоненты общения используются человеком бессознательно. Среди них психологи выделяют такие основные, как:

параязык дополняет прямой смысл нашей речи с помощью той ли иной интонации, а также степени громкости, скорости, ритме, общем тоне произнесения высказываний; если степень эмоциональности говорящего усиливаются, в его речи учащаются оговорки, запинки, повторы; неуверенность говорящего обычно подчеркивается междометиями (ээ…, ну, значит и т.п.); к любимому человеку обращена речь, окрашенная мягким и глубоким тембром, а если мы рассержены, тембр становится пронзительным и резким;

продолжением невербальных сторон общения выступает зрительный контакт собеседников; выражение лица и особенно глаз (в том числе расширенные зрачки подсознательно воспринимаются с симпатией, поскольку именно так и выражается симпатия к другому, их изменения, т.е. мимика; жесты и позы участников общения; их одежда и походка; прикосновения по ходу беседы; расстояние между собеседниками (проксемика); и т.п. иллюстративные сигналы от собеседника к собеседнику. Каждый жест -- своего рода эмблема, как правило, определённая наследственностью (гнев, приветливость, страх, а также прощание, отказ, согласие и т.п.) или культурой социума (оскорбления, победы, одобрения, согласия и т.д.). Некоторые знаки встречаются практически у всех народов Земли, но большинство функционирует только в рамках отдельных культур. Иллюстративными сигналами мы подкрепляем, усиливаем нашу речь или же заменяем то, что затрудняемся высказать. Эти сигналы как правило аффективны, потому что передают эмоциональную окраску сообщения. Одна из коронных фраз О. Генри гласит: «Однажды я понял произнесенный по-китайски приказ удалиться, подкреплённый дулом ружья». Невербальные сигналы служат регуляторами общения, направляя разговор в ту или иную сторону. В норме разговаривающие люди время от времени заглядывают в глаза собеседнику. Тем самым мы стремимся убедить его в своей правоте или передать ему эстафету высказывания. Пристальный взгляд на собеседника говорит о том, что он нам мешает, а отведённый взгляд -- о потере интереса к разговору. Невербальные сигналы играют роль адапторов, поскольку помогают нам справиться с теми или иными затруднениями при общении. Так, нервничающий человек вертит что-то в руках или чешется; в сильном горе обычно раскачиваются взад-вперед (моделируя детское ощущение укачивания?).

Повторим, что характер невербальных сигналов обусловлен как природой человека (потомка высших животных типа обезьян), так и культурой социума. Наблюдения за слепыми и глухими детьми показало, что выражения их лиц во многом совпадает с мимикой нормальных детей, только сменяются они быстрее. Значит, эти невербальные ключи общения запрограммированы генетически. Ещё Чарлз Дарвин установил много общего в выражении эмоций у человека и высших животных. Например, нас объединяет оскал зубов в минуты страха; эффект «гусиной кожи» при испуге вызван тем, что у человека волосы на теле слишком тонкие и короткие, у зверей волосы в позе агрессии встают дыбом. С другой стороны, общение представителей разных рас и культур демонстрирует нам большую разницу между ними. Так, южане говорят быстрее и громче северян; индейцы и японцы подавляют эмоции на своих лицах (когда они думают, что за ними никто не наблюдает, эмоции выражаются, как у всех нас). В игровом эксперименте греки располагали «разговаривающих» кукол ближе друг к другу, чем шотландцы или шведы.

На ход и результаты общения влияет также его внешний фон --

интерьер помещения или участок уличного, природного пространства; своя или чужая территория; размер компании; обыденная, рабочая, праздничная, либо ритуальная обстановка.

В общении прямо или косвенно участвуют многие другие материализованные символы, вроде знаков дорожного движения; формы одежды собственной и собеседников; прически;

Даже молчание, пауза при речевом общении решает важные языковые задачи.

Невербальные компоненты общения влияют на него в большей или меньшей степени; обычно это влияние весьма высоко. То есть люди склонны оценивать собеседника и его речь не столько по словам, сколько по общему стилю его высказываний.

Примером этого рода передачи информации может служить так называемое «предметное письмо», живописанное Р. Киплингом в рассказе «За чертой»: «В пакете Триджего обнаружил половинку сломанного стеклянного браслета, кроваво-красный цветок, щепотку соломенной трухи и одиннадцать орешков кардамона. Пакет был своего рода письмом, но не бестактным и компрометирующим, а тонким и зашифрованным любовным посланием. ... Во всей Индии сломанный браслет означает вдову индуса, потому что после смерти мужа браслеты на её запястьях положено разбивать. Цветок значит и «хочу», и «приди», и «напиши», и «опасность» -- смотря по тому, что ещё вложено в пакет. Один орешек кардамона означает «ревность», но если в послании однородных предметов несколько они теряют свой первоначальный смысл и просто указывают на время. Триджего догадался - предметные письма невозможно понять, не обладая интуицией... Значит, послание гласило: «Вдова хочет, чтобы ты к одиннадцати часам пришёл в овраг, где солома».

О значении молчания в общении людей стихотворение Владимира Корнилова:

Будь мужчиной и молчи.

Будь, хоть нелегко.

Горя словом не мельчи,

Хоть и велико.

Ткнись в подушку головой

И молчи, пока

Безнадёжная любовь,

Как трава, горька.

Грозных молний не мечи,

Пей невкусный чай.

Будь мужчиной и молчи,

Тютчева читай.

Хотя мышление не тождественно языку (поскольку важная его часть может осуществляться на уровне бессознательной интуиции, невербально), но обойтись без хотя бы частичной вербализации интеллект человека не может. Естественные и искусственные языки материализуют процесс и результаты познания; с их же помощью выражаются переживания; осуществляется живое общение людей; передается, хранится и используется информация в обществе.

Будучи прежде всего, как уже говорилось, знаковой системой, язык изучается и моделируется такой научной дисциплиной, как семиотика (греческое semа -- знак) -- общая теория знаковых систем. Эта наука выясняет принципы отношений между значением и смыслом элементов языка. С точки зрения семиотики, объяснить любое слово можно двумя разными способами. Во-первых, -- указать на тот предмет или событие, который (которое) оно обозначает. Скажем, определяя слово «карандаш», показать таковой. Так мы укажем на его значение. Это будет экстенсиональное определение. Во-вторых, можно раскрыть смысл этого же термина словесно (Согласно словарю русского языка, «от тюркских слов «кара» -- «черный» и «таш» -- «камень»; тонкая палочка графита или сухой краски в деревянной или пластиковой оболочке для письма, рисования, черчения»). Это будет интенсиональное определение. Экстенсия здесь называется также денотацией, а интенсия -- коннотацией. Все наши слова (термины) обретают смысл в составе языка либо при помощи денотации, либо при помощи коннотации.

Важнейшие разделы семиотики:

семантика -- отношение слов и предложений ко внеязыковой реальности, т.е. учение о значении и смысле языковых выражений; с ее точки зрения языку задается вопрос «Что?» (именно выражают слова и предложения);

синтаксис -- структура знаковых систем, т.е. правила их образования и преобразования; иначе говоря, «Как?» (сочетаются слова и предложения друг с другом внутри данного языка);

прагматика -- отношение пользователей языка к его словам, т.е. тех индивидов и групп, которые применяют определенный язык для своих целей; говорят и слушают; «Кто?» они;

стилистика занимается выразительностью, красотой языковых построений; «Насколько?» те гармоничны;

риторика -- трактует убедительность речи для аудитории, «Кому?» адресуется речевое высказывание.

Культура речи, устной и письменной, состоит прежде всего в том, чтобы за ними следить, стараться избегать ошибок и искать верную интонацию высказывания в каждой конкретной ситуации. Правильно построенная речь сочетает в себе тактичность, вежливость и выразительность, красочность. Не каждому дано говорить красно. Но всякий может постараться не портить свою и чужие жизни лишними словами. Язык, по мудрым словам маркиза Талейрана, дан человеку для того, чтобы выражать одни мысли и скрывать другие.

Правда, порой выразительность речи конфликтует с её правдивостью. За пределами своих официальных обязанностей не всегда надо обращать внимание на культуру речевого высказывания, гораздо важнее будет суть слов, стоящая за словами реальность. Вот сценка из замечательной сказки Кеннета Грэхема «Ветер в ивах», где действуют маленькие зверьки, похожие на нас: «Жаб подхватил дубинку поувесистее и начал ею размахивать, круша воображаемых врагов.

-- Я проучу их врываться в чужие дома, -- гремел он, -- я их так проучу!

-- Не говори так -- «проучу врываться», Жабби, -- поднял голову Крыс. -- Это неграмотно.

-- Что ты к нему цепляешься, -- Вступился Барсук. -- Подумаешь, неграмотно! Я, например, сам говорю точно так же, а что грамотно для меня, то грамотно и для вас, понял?

-- Прошу прощения, -- откликнулся Крыс, -- мне просто казалось, что правильнее «Я отучу их врываться».

-- А мы и не собираемся их отучать, -- ответил Барсук. -- Мы собираемся их именно проучить, и, будь уверен, мы их проучим.

-- Ну, пусть будет, как вы хотите, - сказал Крыс. -- Мне всё равно.

Он сам уже немного запутался и потому сел в углу и бубнил себе под нос: «проучу, отучу, отучу, проучу», пока Барсук не приказал ему замолчать».

В другой известной сказке Карлсон, «лучший в мире укротитель домомучительниц», заявляет:

«-- Я начну с того, что буду её низводить.

-- Ты хочешь сказать «изводить?» -- переспросил Малыш.

Такие глупые придирки Карлсон не мог стерпеть.

-- Если бы я хотел сказать «изводить», я так бы и сказал. А «низводить», как ты мог понять по самому слову, -- значит делать то же самое, только гораздо смешнее.

Малыш подумал и вынужден был признать, что Карлсон прав. «Низводить» и в самом деле звучало куда более смешно.

-- Я думаю, лучше всего начать с низведения плюшками, -- сказал Карлсон...» силовой литературный язык коммуникация

Сказочные персонажи воплощают собой детство со всеми его милыми и досадными недостатками, включая речевую путаницу, так или иначе неизбежную у ещё маленького человека. Дети, учась говорить, попутно творят свой собственный язык, пополняют семейный фольклор своими забавными высказываниями (Смотрите, пожалуйста, об этом замечательную книгу К.И. Чуковского «От двух до пяти»).

По отношению людей к языку, которым они пользуются, филологи делят их на две группы. «Пуристы» (от латинского рurus -- чистый) всегда обращают внимание на правильность своей и чужой речи и настойчиво добиваются её грамматической правильности. Они обращают внимание на ошибки в речи и предлагают все их исправлять. Напротив, «нигилисты» (латинское nihil -- ничто) говорят и слушают, как придётся, они не замечают ни мелких, ни грубых ошибок в своей и чужой речи. Надо признать, что по-своему правы и те, и другие. Пуристы заботятся о «здоровье» языка и конкретной «языковой личности», «языкового коллектива». Кто хочет или должен научиться говорить и писать правильнее, может этому поучиться. А нигилисты протестуют против своего рода «языкового расизма», который несправедливо унижает хороших людей только потому, что они говорят не слишком гладко. Помирить пуристов с нигилистами нетрудно. Обратим внимание, что ошибки обязаны исправлять пользователи профессионального языка, а в сфере просторечия по сути нет правых и виноватых. В приложении к этой лекции объясняется, почему даже «реальные пацаны» обязаны «фильтровать базар», если не хотят серьёзно пострадать от языковых ошибок в своих профессиональных «языковых играх».

Лучший писатель нашей эмиграции Сергей «Довлатов должен был родиться профессором Хиггинсом. Его бросало в жар от неграмотного правописания и произношения. … Сергей был нетерпим к пошлым пословицам и поговоркам, к ошибкам в ударении, к вульгаризмам и украинизмам. Люди, говорящие «позвОнишь», «катАлог», «пара дней», переставали для него существовать. Он мог буквально возненавидеть собеседника за употребление слов «вкуснятина», «ладненько», «кушать» («мы кушаем в семь часов»), «на минуточку» («он на минуточку оказался её мужем»). «Звякни мне завтра утром» или «я подскочу к тебе вечером». … Пётр Вайль в статье «Без Довлатова» вспоминает: «Достаточно было произнести при нём вялую пошлость типа «Жизнь прожить -- не поле перейти», чтобы Сергей занудно приставал весь вечер: «Зачем ты это сказал? Что ты имел в виду?», -- записала нам на память Людмила Штерн в книге «Довлатов -- добрый мой приятель» (2005).

«Болезни» русского литературного языка

1. Самая тяжёлая и массовая -- элементарная безграмотность, общее бескультурье говорящего с непростительными ни по каким меркам ошибками. Когда школа оканчивается формально, без видимых последствий для интеллекта и эрудиции выпускника. Например, неправильные ударения: средствам, нужном, звомнит, примнять, намчать, свеклам (вместо свёкла); ложить вместо класть, положить; курей вместо кур; путаница предлогов («приехал с Москвы», «говорить за что-то» (а не о чём-то»); «пришла со школы» -- украинизмы; наоборот, сейчас всё чаще говорят «в Украине», что пока режет ухо); падежей (пойти к мамы; писать письмо Светы; у сестре).

Как ни парадоксально, не слишком грамотные люди чаще образованных настаивают на том или ином варианте языковой нормы. На самом деле эта норма со временем меняется. Скажем, иностранные по происхождению слова «пальто» и «кофе» («кофий) первоначально по-русски были исключительно мужского рода. Однако на протяжении XX века всё больше образованных людей стали употреблять их в среднем роде. Теперь для этих слов оба рода считаются словарями русского языка равноправными.

Встречаются выражения, которые употребляются большинством населения, но правильнее они от этого не становятся и вряд ли когда станут, потому что противоречат глубинным конструкциям нашего языка. Допустим, «извиняюсь» дословно означает -- «сам себя»; надо бы -- «извините меня», «прошу прощения». Многие из нас «кушают», хотя столь возвышенно (дословно: вкушаю) можно сказать применительно к гостям, детям, больным, пожилым людям. Применительно к остальным фразы вроде: «Я хочу кушать», «пойдем, покушаем» считаются вульгарными, это индикатор мещанской речи. Не сразу разберешься, что по-русски надевают, а что одевают. То, что можно надеть, можно и снять (платье, обувь). А если можно одеть, то можно и раздеть (ребенка, например). Согласно скороговорке: «Одеть Надежду, надеть одежду».

В русском языке есть слова, ударение в которых не меняется при склонении: аэропорт, договор, петля, склад, торт, трактор. Во множественном числе большинство существительных в позапрошлом веке оканчивалось на на -ы: домы, томы и т.д.; потом окончание изменилось на -а; дома, тома; у других слов такого изменения пока не наступило, так что будет неграмотно сказать: инженера, шофера, бухгалтера и т.д. -- это признак очень уж простонародной речи.

В составных порядковых числительных склоняется только последнее слово: В 2013 году -- в две тысяча тринадцатом.

Географические имена с окончаниями на -о в русском литературном языке всегда склонялись («Дело было в Останкине» и т.п.). Но в последнее время это делается всё реже -- всё меньше остается грамотных людей.

Многие неточные выражения получают массовое распространение. Вроде: «где-то» не в пространственном (дома, в Москве и т.д.), а во временномм смысле («где-то в пять часов»).

Мария Петровых в своё время сочинила обо всём этом немудрёный, но искренний стих:

Горько от мыслей моих невесёлых.

Гибнет язык наш, и всем -- всё равно.

Время прошедшее в женских глаголах

Так отвратительно искажено.

Слышу повсюду: «Я взямла», «Я брамла»...

Нет, говорите «взялам» и «бралам».

(От унижения сердце устало)

Да не «перемжила» -- «пережилам».

Девы, не жалуйтесь: «Он мне не звомнит»,

Жалуйтесь девы: «Он мне не звонимт!»

Русский язык наш отвержен, не понят,

Русскими русский язык позабыт!

Вряд ли следует поправлять неграмотно говорящих людей, где бы то ни было, кроме школы. Неграмотные люди чаще всего не виноваты в том, что не научились литературному языку. Обидеть их легко, лучше понять. Вместо учёбы они тяжело и долго трудились, выкарабкивались из нищеты. Неграмотность -- плата за бедность. Научить правильной речи нищие смогут в лучшем случае своих внуков. В хорошей школе, а главное -- в семье, где речь в основном правильная.

2. Своего рода «мусор» в повседневной речи. Слова-«паразиты»: вот; значит(ь); да; так сказать; это самое; ну; как бы; некоторые другие, вставляемые вместо пауз, пока говорящий думает; или же просто так, по речевой безалаберности, а то по излишней нервозности, даже невротичности. Вместе с тем, подобные вставки придают устной речи естественность, непринуждённость. А высказываемые в ответ, слушателем чьей-то речи, даже требуются правилами вежливости, поскольку обозначают интерес к сообщению.

Сейчас самыми частотными, «модными» в российской речи выступают такие выражения, как типа, на самом деле, реально и особенно как бы. На первый взгляд, это просто заразительные штампы, случайно залетевшие в нашу речь. Через какое-то время они сменятся новыми. Но, если вдуматься, можно предположить, что именно эти словечки отражают особую обстановку 1990-х - начала 2000-х годов в истории нашей страны. Мгновенная ломка традиций, зыбкость новых порядков, случайность успеха или краха, непредсказуемость завтрашнего дня -- вот вам и как бы. То есть не на самом деле, а понарошку… Или типа -- то есть примерно, временно, условно. Просто сказать «да» или «нет» -- могут не поверить. Усилим: на самом деле, реально «да» (не думай, что обманываю…). Нечто подобное слышалось на Западе в кризисные для него 1970-е годы. Во время войны США во Вьетнаме и массовых протестов против неё возник жаргонизм sort of… Что можно перевести нашим нынешним типа, как бы, своего рода, некий и т.п. К примеру: «Sort of наше правительство объявило...» Такого рода речевые штампы подчёркивают отчужденность говорящего от официальных установок (в том числе на правильную речь).

Похожим протестом против лицемерной культуры веет от интернетовского упрощённого сверх всякой меры «язык»а (с его пресловутым «Превед медвед»).

Ненужные аббревиатуры, лавина которых обрушилась на язык при советской власти, которую представляли в основном малограмотные люди (колхоз вместо деревня, село, артель; сельмаг вместо лавка; зарплата вместо жалования; АТС, МТС, ЗАГС, профком, роддом, комсомол, вуз, КПСС, СССР и т.д. до бесконечности). Не будет большой ошибкой сказать «медуниверситет», но лучше не сокращать слова без надобности; пусть наша школа называется «медицинским университетом».

3. Излишние заимствования из чужих языков, сейчас в основном английского. Вообще-то около половины нашей лексики -- неславянского происхождения. Почти на каждое искони славянское слово можно найти его иноязычную кальку, давно и прочно вошедшую в наш язык («лошадь» -- «конь»; «секира» -- «топор»; «дом» -- «хата»; и т.д., и т.п. Одни иностранные слова почему-то не приживаются в русском языке, а другие делают это с успехом. Так, моментально «голкипер» стал «вратарём», «аэроплан» -- «самолётом», «геликоптер» -- «вертолётом»; и т.д. А вот французское слово «шофёр» ужилось наравне с «водителем». Нет славянских или русских слов для обозначения большинства научных и философских понятий. Почти все они калькированы с латинского или греческого языков, причем главным образом при посредничестве французского, немецкого или английского языков (к примеру, республика, амнистия, милиция, космос, атом, герой, реформа, пропаганда, атом, грамматика, механика, тетрадь, фонарь, лаборатория, формула, доктор, экзамен, телефон, телеграф, телевизор и т.д., и т.п.). Из арабского языка пришли к нам алгебра, химия, альманах, гарем, алкоголь, нашатырь и многие другие. Тюркские языки (степных соседей Руси-России) выделили нам такие названия, как жемчуг, артель, лапша, балаган, бакалея, базар, башмак, болван, казна, караул, кутерьма, чулан, чулок, тулуп, ямщик и многие другие. Слова, пришедшие из Италии: купол, кабинет, бюллетень, скарлатина, газета, симфония, соната, касса, галерея, балкон, опера, оратория, тенор, сопрано, сценарий и т.д. Прямо из Англии: митинг, бойкот, пикник, клуб, чемпион, рельсы, руль, лидер, спорт, вокзал, хулиган и т.д. Изначально французские: дипломат, компания, кулисы, суп, бюро, депо, наивный, серьезный, солидный, массивный, эластичный, репрессия, депрессия, партизан, декрет, блуза, сеанс, саботаж, авантюра, браслет, пудра, одеколон, коньяк, котлета, трико, метр, кошмар и т.д. Чай -- китайское слово; гуляш -- венгерское; какао, гитара, колибри -- испанские; инжир -- персидское; какаду -- малайское. В свою очередь, некоторые русские выражения (водка, матрешка, спутник, калашников) калькированы большинством иностранных языков.

Так что иностранных слов не надо бояться. Портят родной язык поспешные заимствования, в которых пока не ощущается (кем?) особой нужды (?) или же они применяются в сугубо местном контексте (какой «брифинг» или «фуршет» может быть в бывшем колхозе?). Ведь далеко не все из нас смогут точно перевести такого рода новообразования в родном языке: «саммит», «пёрформанс», «хепенинг», «сиквел», «сейшн» и т.п.). Интересно, что многие выражения публичной речи, например, рекламы, это дословный перевод всё тех же английских слоганов: «купить прямо сейчас», «как бы», «типа» и прочие.

4. Жаргон (арго, сленг) -- внутренний язык социальных или профессиональных групп (моряков, подростков, преступников и многих других). У студентов это язык молодежный, отчасти блатной («короче», «тащиться», «зависнуть», «прикид», «прикол», «наезд», «забить стрелку», «штука», «грузить» и т.д., и т.п.). У жаргона есть свои преимущества. Это всегда новый слой языка, который расширяет рамки нейтральной лексики за счет дополнительных, чаще всего образных, ярких выражений, которые ведь подчиняются общим нормам национального языка -- склоняются, спрягаются по его правилам. В прошлом многие ныне литературные выражения пришли из разных вариантов жаргона: втирать очки (шулерами на игральных картах), отчаливать (кораблю) и т.п. Жаргон обычно честнее официальной речи, он помогает общению «родственных душ», ибо выражает их сопричастность, отвергает ценности большого мира, обнажает суть явлений, снижает ложный пафос, разоблачает и отвергает лицемерие, словесный обман.

Однако этот же упрощённый язык свидетельствует о низкой культуре своих пользователей, которые остановились в своем умственном развитии; замкнулись в узком мирке общения и не желают из него выглядывать. Жаргон есть у всех, только обычно из него вырастают, когда переходят в следующую возрастную группу или другой социальный слой. Если учительница заговорит со школьниками на их внутреннем языке: «Я вчера зависла в гостях, и сейчас, извините, с бодуна...», то такой речевой оборот, наверное, не обрадует детей (потому что нарушит их монополию на свой собственный язык-пароль).

5. «Канцелярит» (по определению Корнея Ивановича Чуковского) -- путаница письменной, к тому же официальной речи и бытового просторечия, когда говорят казёнными формулами, газетными штампами, искусственно завышенными стилем. «Климатические условия» (вместо «погода»); «быть в курсе» вместо («знать»); «повестка дня» (вместо «вопросы для обсуждения», «план беседы»); «на сегодняшний день» (вместо «нынче», «сегодня»); «дать добро» (вместо одобрить); многие другие. Некоторые штампы становятся таковыми именно в силу их постоянного повторения, нежелания и неумения заменить их каким-то ещё, иным, новым выражениям. Так и звучит повсеместно: задействовать, подъеду к трём, типа того, оплатить за проезд…

Уже мало кто в России способен понять такие нюансы искаженной речи, как, например, распространённая адресовка: Иванову А. И. (инициалы после фамилии ставятся только в канцелярских списках, где важна алфавитная последовательность именно фамилий, во всех же остальных случаях имя-отчество должны бы идти впереди фамилии, ведь фамилия, в сущности, это просто и в прошлом -- кличка, к тому характерная для многих однофамильцев, а имя и отчество выражают индивидуальность именно данной личности, которую в принципе надо уважать).

5. Ругательства -- «это скверная штука, -- сказал Джек Лондон, -- но произнесённые вовремя, они облегчают душу».

Многие соотечественники считают ненормативную лексику едва ли не национальным достоянием русского народа. Дескать, мы не ругаемся, а мыслим матом… На самом деле нецензурные ругательства -- это симптом неизбывной бедности жизни, тяжести её условий и, следовательно, общего бескультурья. Превращённый из ругательства в обиходные выражения мат теряет свою побудительную, мобилизующую силу и не приносит желанного облегчения в тех ситуациях, когда он действительно полезен -- кризисных, экстремальных.

Леонид Александрович Китаев-Смык, автор первых русских монографий о стрессе, объяснил в той же связи психофизиологическую функцию ругательств. Психологи выяснили экспериментально, что бранная речь у всех народов Земли -- это мужская стрессовая субкультура. Стоит вдуматься в этот вывод. Врачи заметили, что раны заживают в среднем быстрее в тех больничных палатах, где в отсутствии посторонних звучал задорный мат. Там, где лежали не ругавшиеся «чистюли», заживление шло медленнее. Объяснение этому феномену нашли эндокринологи: гормоны стресса (кортикостероиды) и мужские половые гормоны (андрогены) антагонистичны. Проще говоря, при повышенном выделении андрогенов, гормоны стресса нейтрализуются, а значит, его симптомы уменьшаются. Тут выясняется культурно-историческая функция ненормативной лексики. Она состоит в том, чтобы ободрить мужчин в критической ситуации -- в бою, при опасной болезни, любой другой серьёзной угрозе. Показательно, что женщинам матерная ругань противопоказана физиологически. У некоторых постоянно ругающихся и слушающих ругательства девушек и женщин возникают гормональные нарушения (начинает избыточно волоситься кожа, ломается голос, как у мальчиков). Особенно опасно, если мат постоянно воздействует на детей дошкольного возраста -- их гормональное развитие будет под угрозой.

Как известно, адреса ругательств различаются у разных народов. Количество ругани в повседневной речи было прямо связано со степенью риска, переживаемого людьми. Моряки и пираты ругаются гораздо чаще сухопутных жителей. Нецензурная брань помогала выживать в критических условиях -- природных и социальных катаклизмов (плохого климата, большой территории, территориальной разобщённости, частых войн, когда приходится защищать себя и потомков). У восточных славян главный объект ругани -- женщина, мать. В Средней Азии, напротив, мужчина, отец. На Кавказе главный сюжет ненормативной лексики -- кровосмешение. Разница зависела от условий проживания -- где-то под угрозой оказывался авторитет мужчины, где-то женщины. То и другое угрожало выживанию всего родового коллектива.

Но постоянная ругань теряет своё глубинное предназначение, она только портит эмоциональный и физиологический фон нашей жизнедеятельности. Изредка, в действительно критической ситуации произнесённое ругательство способно поднять дух слабых, отставших людей; тем самым, дать им шанс спастись (ведь, как говорилось только что, мат активизирует выработку мужских половых гормонов и тем самым уменьшает страх, понижает болей порог, активизирует энергию). Поработив повседневную речь, ругательства отбрасывают своих постоянных пользователей вниз социальной лестницы, девальвируют их образ, понижают авторитет в глазах окружающих, прежде всего женщин.

6. Диалект -- областной говор, он отличается от общенационального языка по всем показателям -- фонетике, лексике, даже синтаксису. Литературный, нормативный язык -- это, по сути, тоже диалект, только столичный, признанный за эталон (в России это новомосковский говор). В Архангельске услышишь: «Лонись»; в курской деревне: «Бежи важить!»; в Курске в булочной попросишь продать хлеба, а продавщица-курянка отвечает, что, дескать, хлеба-то нет, остались одни булки; здесь в автобусе спрашивают попутчика: «Какая марка?» (на что правильнее ответить: «Икарус»); когда курянин скажет «кров», он будет иметь в виду не крышу, а кровь; когда он скажет «пионэры», «цвэты», «снех», «войтить у транвай», где «во всех есть билеты» (южнорусский говор перенял от соседнего украинского языка мягкое, фрикативное «г»/«х» и другие особенности произношения) и т.п., всякий соотечественник поймёт, с кем имеет дело. Владимирцы и волжане «окают», москвичи «акают» и «икают» («поцалуй», «шыги»). В Петербурге произносится «ч» («что», «прачечная»), в Москве «ш» («што», «булошная», «скушно»). Однако речь уроженцев разных регионов России лексически не совсем понятна за пределами их областей. В.И. Даль, составитель знаменитого словаря русского языка, по речи собеседника определял не только губернию, но и уезд, откуда тот родом, а нередко даже и деревню. Диалект труднее всего изгладить из речи, поскольку он, что называется, впитывается с молоком матери. Смеяться над чужим произношением так же странно, как над вашим собственным выговором на чужом языке. Несмотря на это, в речи образованного человека диалект должен быть по возможности стёрт.

7. Политический «новояз» (термин из романа-антиутопии Дж. Оруэлла «1984»). Этот вид языка пытается замаскировать сообщения, неприятные для власти или оппозиции к ней. Скажем, «ограниченный контингент» вместо «армия вторжения»; «интернациональный долг» вместо захватническая война; «огневой контакт» вместо «наши войска несут большие потери»; «контртеррористическая операция» вместо «война на Кавказе»» «повстанцы», «сепаратисты», «боевики» вместо «наёмные бандиты», «мятежники»; «шахиды» вместо «фанатики-убийцы»»; т.п.

Как видно, говорить на родном языке -- целое искусство. Ему приходится учиться и переучиваться по сути всю жизнь. Язык -- беспощадный ценитель уровня духовного развития человека, его способностей. Однако за языковой формой нельзя терять смысловой сути высказывания, отношения человека к человеку, которые порой важнее слов, какими они выражены.

Названия и клички

Название группировки обычно отсылает к территории, имени лидера или некоторому типу связей, на которых изначально было основано данное сообщество, -- например, спортивным или этническим. Так, в Ленинграде первые бригады, занимавшиеся охранным рэкетом, выросли на базе студенческих землячеств и спортивных школ. В конце 1980-х гг. несколько студентов, приехавших учиться в ленинградских вузах (включая институт физкультуры) из Тамбова, образовали бригаду, которая стала называться тамбовскими, или тамбовцами (в правоохранительных органах -- тамбовская ОПГ Организованная преступная группа.). … В отличие от топонимических названий мигрантских бригад, местные ленинградские бригады получали свои названия либо в соответствии с видом спорта -- например, борцовская, либо по имени лидера -- комаровские (Ю. Комаров), малышевские (А. Малышев)… Этнические группировки, активно действовавшие во всех крупных российских городах, называли как в соответствии с конкретной этничностью (азербайджанцы, чеченцы), так и регионом (кавказцы). … Хотя фигурирующие в названиях территории и были на протяжении некоторого времени местом формирования и «базирования» соответствующих группировок, из этого не следует, что их деятельность привязана к этой территории. Если у группировки этническое название, это также не означает, что в ней участвуют исключительно представители данной этнической группы. Группировки быстро пополнялись участниками, не имевшими отношения ни к определенной местности, ни к этнической группе, а их сфера деятельности выходила за пределы первоначальной топографии. …

Клички представителей низшего и среднего звена бандитских группировок часто отсылают к животным (слонам, быкам, котам и т.п.), инструментам (кувалдам, гвоздям, болтам и пр.) или другим подходящим предметам или признакам. … Клички многих (но не всех) лидеров ОПГ образуются тем же способом, что и названия группировок. К имени добавляется топонимическое прилагательное, отсылающее к определенной местности, часто той, откуда прибыл или где родился тот или иной авторитет: Витя Курганский, Стёпа Ульяновский, Федя Крымский и т.п. Способ образования таких кличек похож на способ образования «фамилий» средневековой военной знати. Во времена, когда институт фамилий как таковой в Европе отсутствовал, наличие передававшихся по наследству дополнений к именам было редкой привилегией; эти дополнения происходили от названий земель, которыми владел или правил тот или иной знатный род, и образовывались путем прибавления частиц «de» во французском, «of» в английском, «fon» в немецком и «-ский» в польском и русском. Это не значит, что бандитские авторитеты стремились облагородить себя, подражая средневековой знати. Скорее наоборот, так называемые «фамилии» … функционировали как клички.