Лексические трудности перевода в лингвокультурном аспекте (на материале романа Кристы Вольф "Медея" и поэмы Венедикта Ерофеева "Москва-Петушки")

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

ЛЕКСИЧЕСКИЕ ТРУДНОСТИ ПЕРЕВОДА В ЛИНГВОКУЛЬТУРНОМ АСПЕКТЕ (на материале романа Кристы Вольф «Медея» и поэмы Венедикта Ерофеева «Москва-Петушки»)

Специальность 10.02.20 - Сравнительно-историческое, типологическое и сопоставительное языкознание

Добровольский Борис Дмитриевич

Москва - 2009

Работа выполнена на кафедре теории преподавания иностранных языков факультета иностранных языков и регионоведения Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова.

Научный руководитель: доктор филологических наук,

профессор Тер-Минасова Светлана Григорьевна

Официальные оппоненты:доктор филологических наук,

профессор Володина Майя Никитична

доктор филологических наук,

доцент Попова Татьяна Георгиевна

Ведущая организация: Ивановский государственный университет

Защита состоится..... декабря 2009 г. в...... часов на заседании

диссертационного совета Д. 501.001.04 при Московском

государственном университете имени М.В. Ломоносова по адресу:

119192, г. Москва, Ломоносовский проспект, дом 31, корпус 1,

факультет иностранных языков и регионоведения, аудитория 107-108.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке МГУ

имени М.В. Ломоносова.

Автореферат разослан « » ноября 2009г.

Ученый секретарь

диссертационного совета

Маринина Е.В.

Реферируемая работа посвящена лексическим трудностям перевода с особым вниманием ко всем тем внеязыковым, социокультурным и культурно-историческим факторам, которые находят свое отражение в лексико-семантической структуре анализируемых текстов.

Одной из основных переводческих проблем была и остается проблема «непереводимого в переводе». Причины этого феномена кроются как в неидентичности структуры разных языков, так и в различиях способов концептуализации мира, в том числе в специфике национальных культур.

Языковые переводческие трудности можно условно разделить на «очевидные» и «скрытые». Тер-Минасова С.Г. Война и мир языков и культур. М.: Слово, 2008, с. 122. К очевидным языковым трудностям С.Г. Теринасова относит: разницу в грамматическом строе языка и разницу в фонетике и орфографии, а к скрытым - объем значения сопоставляемых единиц, их стилистические коннотации, лексико-фразеологическую сочетаемость, а также феномен «ложных друзей переводчика». Наряду с вышеперечисленными сложностями перевода, существуют также внеязыковые, социокультурные трудности, к которым относятся: безэквивалентная лексика; обманчивая эквивалентность как следствие социокультурных факторов; социокультурные коннотации; социокультурный контекст, соответствующий узусу языка перевода; перевод имен собственных.

В последнее время в сферу интересов лингвистики все чаще включаются вопросы, связанные с поведением лексических единиц в конкретном контексте. Ср., например: Падучева Е.В. Динамические модели в семантике лексики. М.: Языки славянской культуры, 2004. С этой точки зрения анализ переводов заданного текста на различные языки оказывается мощным диагностическим инструментом. Контекстное варьирование лексической семантики особенно наглядно выявляется при рассмотрении переводов соответствующих контекстов на другие языки, так как подбор эквивалентов часто зависит от контекстного окружения. Иными словами, поскольку в центре внимания современной теории семантики находятся не некие общие принципы, регулирующие «стандартную эквивалентность», а способность языковых структур модифицировать свое значение под влиянием контекста, анализ переводов превратился из чисто переводоведческой задачи в один из главных инструментов теории лексической семантики, поскольку представляет собой один из способов выявления этих модификаций. См. подробнее: Михеев М.Ю. Перевод на основе базы прецедентных словосочетаний, или переводных фрагментов // Компьютерная лингвистика и интеллектуальные технологии: Труды Международной конференции «Диалог 2004» М.: Наука, 2004, с. 449-456.

Михеев М.Ю., Добровольский Д.О. Стратегии перевода и отстранение в художественных текстах // Компьютерная лингвистика и интеллектуальные технологии: Труды Международной конференции «Диалог 2006» М.: Наука, 2006, с. 394-398.

Актуальность работы определяется целым комплексом социально-исторических факторов, обусловивших острую потребность в широкомасштабной переводческой деятельности. Действительно, научно-технический прогресс, процессы глобализации, геополитические катаклизмы последних двух десятилетий сделали коммуникацию, реальное общение людей в самых разных формах одновременно возможным и необходимым в такой степени и в таком объеме, который нельзя было представить ранее. К сожалению, первым ответом на новую задачу стала лавина неадекватных, некачественных, а зачастую просто невежественных переводов. Вот почему исследование трудностей перевода и попытка найти способы преодоления этих трудностей - не только актуальная задача современной науки о языке, но и острая социальная проблема.

Предмет исследования - языковые явления, по разным причинам не поддающиеся «простому переводу», т.е. переводу, близкому к дословному. Поскольку отсутствие полной эквивалентности может объясняться спецификой различных аспектов языковой структуры, необходима их типологизация. В фокусе исследования находятся лексико-семантические аспекты «непереводимого». Во-первых, исследуются многообразные способы передачи заданных концептуальных структур средствами другого языка, что оказывается наиболее значимым с точки зрения задач сопоставительной лексикологии. Иными словами, выявляются возможности и границы сопоставляемых языков в выражении определенных смыслов. Во-вторых, выявляются культурно значимые доминанты текста оригинала и анализируются способы их трансляции в другую культуру. В третьих, анализируются конкретные переводческие решения в их зависимости от выбранной стратегии перевода.

Материалом исследования послужили роман Кристы Вольф «Медея» и его перевод на русский язык, а также поэма «Москва-Петушки» Венедикта Ерофеева и ее переводы на немецкий язык. Для анализа был взят перевод «Медеи» М.Л. Рудницкого, а также выполненный автором данного исследования перевод первой части романа. Поэма «Москва-Петушки» исследовалась в переводе Наташи Шпитц. В тот момент, когда работа над диссертацией была практически завершена, вышел в свет новый перевод поэмы, выполненный Петером Урбаном. Отдельные фрагменты этого перевода также нашли отражение в диссертации.

Выбор этих произведений в качестве материала исследования мотивирован целым рядом причин.

Во-первых, для анализа требовались два «разнонаправленных» текста: один - немецкий в переводе на русский язык и другой - русский с его немецкими переводами.

Во-вторых, требовались тексты, содержащие формальные и содержательные явления, интересные с точки зрения анализа переводческих решений. И тот и другой текст являются нестандартными нарративами и представляют собой два монолога, написанных в форме потока сознания. На этом, однако, их сходство заканчивается. У Кристы Вольф одна из основных трудностей для перевода заключается в крайней плотности информации в структуре предложения. Из-за различий в структуре обоих языков редко удается построить высказывания с той же высокой степенью информационной насыщенности, не впадая в недопустимое с точки зрения авторского стиля многословие. Еще одна особенность авторского стиля Кристы Вольф - простота при полном отсутствии штампов - также ставит переводчика в сложную ситуацию, когда нельзя прибегнуть ни к узуально устоявшемуся, ни к окказионально-инновативному способу выражения.

У Ерофеева язык нестандартен по другим причинам. Это, с одной стороны, неповторимая авторская интонация и неожиданная сочетаемость, а с другой - крайняя интертекстуальная насыщенность. Тексты Ерофеева изобилуют цитатами и скрытыми аллюзиями на другие тексты, что делает их практически непереводимыми без соответствующего - иногда весьма обширного - комментария.

Общая цель исследования состоит:

· в выявлении лексических трудностей, возникающих при переводе нестандартных нарративных текстов с немецкого языка на русский и с русского - на немецкий.

· в анализе факторов, обусловливающих отсутствие эквивалентности.

· в выработке способов передачи подобных языковых структур средствами другого языка.

Данная работа решает также ряд конкретных задач:

1. Определяются языковые доминанты текста.

2. Выявляются конкретные случаи, в которых точный перевод невозможен по тем или иным причинам, а именно те смысловые «потери» и «приращения», которые навязывает целевой язык. См. подробнее: Wirth D. Zur Notwendigkeit einer linguistisch basierten Ьbersetzungskritik // Das Wort. Germanistisches Jahrbuch. Bonn: DAAD, 2005, S. 375-399.

3. Разбирается поэма Венедикта Ерофеева «Москва-Петушки» и анализируется ее перевод на немецкий язык.

4. Выявляются категории «непереводимых» контекстов: советские реалии, цитаты из русской и мировой литературы, фразеологизмы и др.

5. Делается попытка ответить на вопрос, возможен ли вообще адекватный перевод текста, настолько богатого интертекстуальными отсылками, или же требуется обширный литературоведческий и культурологический комментарий.

6. Проводится анализ романа Кристы Вольф «Медея» в контексте литературной разработки этого сюжета.

7. Предлагается своя версия перевода первой части романа Кристы Вольф «Медея» и тем самым создается эмпирическая база для ответа на ряд поставленных задач в области переводоведения и контрастивной лингвистики.

Научная новизна исследования заключается в выделении различных уровней интертекстуальности и в разработке концепции переводимости текстов на другой язык относительно этих уровней, а также в разработке типологии лексико-семантических структур, связанных с этими уровнями и не имеющих полных эквивалентов в другом языке с учетом их места в соответствующей культуре. Кроме того, научная новизна работы обусловлена анализом возможностей адекватного перевода аллюзивных текстов, точнее тех глубинных уровней, которые заложены в любом тексте, насыщенном интертекстуальными связями.

Теоретическая значимость работы определяется ее интердисциплинарным характером. Была предпринята попытка интердисциплинарного исследования, которое включает литературоведческий и культурологические подходы, решение собственно лингвистических задач (в первую очередь проблем контрастивной лексикологии) и разработку некоторых аспектов теории и практики перевода художественных текстов. Результаты исследования вносят уточнения и дополнения в лингвистическую теорию перевода художественных текстов, а также в развитии методов и инструментов анализа сопоставительной лексикологии немецкого и русского языков.

Практическая ценность работы заключается в выявлении и типологизации «непереводимого в переводе», а также в ряде переводческих решений, которые могут быть использованы при переводе текстов со схожими лексическими сложностями. «Каталогизация непереводимого» полезна также для преподавания иностранного языка и сопоставительной лингвистики, так как выявляет специфику каждого из сравниваемых языков не только на уровне языковой системы, но и на уровне конкретных речевых реализаций. Сделанные в данной работе наблюдения могут быть также использованы при создании лингвистического комментария к текстам, нетрадиционным с точки зрения структуры нарратива.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Понятие нестандартного нарратива задается, среди прочего, наличием в нем лексических элементов и конструкций, непереводимых на другие языки по тем или иным причинам.

2. Отсутствие межязыковой эквивалентности на лексическом уровне обусловливается, в основном, следующими факторами: культурной специфичностью обозначаемых сущностей, аллюзиями на другие тексты, спецификой индивидуального стиля данного автора, неявными отсылками к актуальной для авторского мировоззрения общественно-политической ситуации.

3. Преодоление рассматриваемых трудностей частично возможно только при условии выхода за пределы собственно лингвистической сферы и обращения к экстралингвистическим - в первую очередь культурно обусловленным - знаниям.

4. Адекватный перевод произведений, насыщенных интертекстуальными и культурно-специфическими отсылками, требует в качестве элемента текста на целевом языке обширного литературного, культурологического и лингвистического комментария.

5. Поскольку любой перевод нестандартных нарративных текстов сопряжен с существенными формальными и смысловыми потерями, возникает объективно обусловленная необходимость в многократных переводах одного и того же текста такого типа с использованием различных переводческих стратегий.

Структура диссертации определяется поставленными в ней исследовательскими задачами.

Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии и одного приложения.

Во введении обосновывается актуальность темы исследования, теоретическая значимость и практическая ценность, указывается предмет исследования, источники эмпирического материала, определяется цель работы, раскрываются задачи исследования.

В первой главе - «Художественный текст в аспекте теории перевода», - разбираются теоретические аспекты переводоведения в работе с художественным текстом, проводится обзор актуальной литературы по проблематике исследования, а также рассматриваются некоторые концепции теории перевода, релевантные для текстов художественной литературы.

Процесс перевода может быть представлен как перенос текста, созданного в рамках одной культуры, в контекст совершенно другой культуры. См. подробнее: Pshenitsyn S. L. Cultural models and the meaning of a translated work // Thelen M., Lewandowska-Tomaszczyk B. (eds.). Translation and meaning, part 5. Maastricht: Universitaire Pers Maastricht, 2001, p. 357-364. Неизбежным следствием подобного кросс-культурного переноса является потеря целых пластов значимой информации (так называемых культурных подтекстов), поскольку она не может быть трансформирована в другую культуру даже при полной адекватности текста перевода тексту оригинала с собственно лингвистических позиций. О культурном подтексте художественных произведений см. также: Toury G. Translation: a cultural-semiotic perspective // Sebeok Th.E. et al (eds.). Encyclopedic dictionary of semiotics. Berlin/New York, 1986, p. 1111-1124.

Tellinger D. Confrontation of cultures - naturalization approaches in the translations of Gogol's Revisor // Klaudy K., Kohn J. (eds.). Transferre Necesse est. Budapest: Scholastica, 1997, p. 494-499.

Doorslaer L. van. Ьbersetzung und literarische Ideologien // Thelen M., Lewandowska-Tomaszczyk B. (eds.). Translation and meaning, part 5. Maastricht: Universitaire Pers Maastricht, 2001, p. 267-272.

Erten A. Problems of intercultural translation // Thelen M., Lewandowska-Tomaszczyk B. (eds.). Translation and meaning, part 5. Maastricht: Universitaire Pers Maastricht, 2001, p. 345-356.

Zauberga I. Ideology and meaning // Thelen M., Lewandowska-Tomaszczyk B. (eds.). Translation and meaning, part 5. Maastricht: Universitaire Pers Maastricht, 2001, p. 317-323.

Очевидно, что каждый переводчик по-своему подходит к процессу перевода, пользуясь различными способами в зависимости оттого, что на данный момент играет решающую роль, то есть в чем они усматривают цель перевода данного конкретного текста.

Важным для настоящего исследования представляется следующее положение, содержащееся практически во всех работах по теории перевода (в особенности по переводу художественных текстов). Подбор адекватного эквивалента для каждого значимого элемента текста (лексических единиц, синтаксических конструкций, знаков препинания и пр.) зависит от контекстного окружения данного элемента не в меньшей степени, чем от его собственного, системно-имманентного значения. Ср. подробнее Бархударов Л.С. Язык и перевод. М.: Международные отношения, 1975.

Snell-Hornby M. Translation studies: an integrated approach. Rev. ed. Amsterdam. Philadelphia: Benjamins,1988.

Hцnig H.G. Konstruktives Ьbersetzen. Tьbingen. Stauffenburg, 1995.

Kohn J. What can (corpus) linguistics do for translation? // Klaudy K., Lambert J., Sohбr A. (eds.). Translation studies in Hungary. Budapest: Scholastica, 1996, 39-52.

Khalil E. Grounding and the reconstruction of meaning: a text linguistics perspective on translation // Thelen M., Lewandowska-Tomaszczyk B. (eds.). Translation and meaning, part 5. Maastricht: Universitaire Pers Maastricht, 2001, p. 73-84.

Neuber A. Translation in a textual context: a new appraisal // Thelen M., Lewandowska-Tomaszczyk B. (eds.). Translation and meaning, part 5. Maastricht: Universitaire Pers Maastricht, 2001, p. 55-72.

Рeрkauskienл I. Cross-linguistic variation of space conceptualisation // Thelen M., Lewandowska-Tomaszczyk B. (eds.). Translation and meaning, part 5. Maastricht: Universitaire Pers Maastricht, 2001, p. 85-96.

Wotjak G. Zum Interface von lexikalischer Semantik und Kognition // Thelen M., Lewandowska-Tomaszczyk B. (eds.). Translation and meaning, part 5. Maastricht: Universitaire Pers Maastricht, 2001, p. 97-109.

В данной работе рассматривались только случаи полного перевода, Ср.: Баранов А.Н., Добровольский Д.О. Перевод как прикладная лингвистическая дисциплина // Баранов А.Н. Введение в прикладную лингвистику. М.: Эдиториал УРСС, 2001, с. 138-163. то есть, когда перевод с одного языка на другой осуществлялся с сохранением особенностей языка-источника. При переводе следует задействовать не только знания языка-источника и целевого языка, но и привлечь разнообразные фоновые знания, способные помочь более полному пониманию текста оригинала. Иными словами, перевод предполагает не подбор переводных соответствий, а максимально глубокое понимание текста и максимально точную передачу его на другой язык. В случае с Кристой Вольф (как, впрочем, во всех случаях при переводе художественной литературы), именно такой способ представляется наиболее оптимальным. Чем больше переводчик знает о тексте, об авторе, о той эпохе, в рамках которой рассказана та или иная история, тем точнее и правильнее будет перевод.

В теории перевода предлагается также типология переводческих стратегий, которую целесообразно привести в данном исследовании. Письменный перевод делится на подстрочник, буквальный перевод, филологический и адаптивный. Там же. В настоящей работе предпочтение было отдано филологическому переводу, который заключается в том, чтобы максимально «приблизить читателя к автору». Schleiermacher F. Methoden des Ьbersetzens. // Stцrig H. J. (Hrsg.): Das Problem des Ьbersetzens. Darmstadt. Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 1973, S. 38-70. Во-первых, это проявление уважения к автору (что важно и само по себе, но особенно в случае, когда для автора выбор языковых средств произведения не менее значим, чем его сюжет), во-вторых, это наиболее простой способ сохранить максимальную точность, индивидуальный стиль автора, пунктуацию и т.д.

Помимо упомянутых выше стратегий перевода, в последнее время утвердилась оппозиция стратегии формы и стратегии смысла. Стратегия смысла - это техника перевода, ориентированная на максимально адекватную передачу смысла, в то время как стратегия формы - это техника перевода, ориентированная на передачу особенностей формы. Дело в том, что при противопоставлении коммуникативного и герменевтического стилей перевода необходимо учитывать различия в восприятии произведения в различные эпохи, что почти никогда не реализуется на практике. См. подробнее Добровольский Д.О. Лингвистические аспекты перевода художественной прозы (на материале романа Ф.М. Достевского «Идиот») // Языки в современном мире. Материалы конференции. Том I. М.: МГУ, 2004, с. 30-45. Исходя из этого соображения, противопоставление стратегии смысла и стратегии формы оказывается более прозрачным. «Переводчик, следующий принципам стратегии смысла, сознательно устраняет все препятствия на пути понимания текста и жертвует, таким образом, теми особенностями его формы, которые могут вызвать затруднения понимания. Поскольку в переводе такого типа малопонятные места (как и места, тормозящие восприятие содержания) сознательно устраняются, результат представляет собой текст, выполненный в традициях covert translation. Следуя принципам стратегии формы, переводчик, напротив, часто вынужден жертвовать смысловой прозрачностью в угоду максимальной точности при передаче нетривиальных особенностей построения текста, его отдельных характерных элементов и пр. Поскольку результирующий текст с неизбежностью содержит маркеры принадлежности к языку и культуре, чуждых для читателя, перевод, выполненный в соответствии с принципами стратегии формы, - это всегда overt translation». Там же.

Понятно, что та или иная стратегия в чистом виде не может решить всех переводческих проблем; соответственно, переводчику, как правило, приходится совмещать обе эти стратегии, постоянно сталкиваясь с вопросом, что в данном конкретном контексте важнее: смысл или форма. Иными словами, решающим фактором всегда является контекст. По этой причине анализ материала в этой работе ориентирован на интерпретацию отдельных контекстов.

Наиболее удачным способом преодоления трудностей, возникающих при переводе подобных текстов, является лингвистический и социокультурный комментарий, который, однако, должен не «вплетаться» в сам перевод, а прилагаться к тексту, как это, к примеру, было сделано Э. Власовым. См. подробнее: Власов Э. Спутник писателя. М.: Вагриус, 2000. С.Г. Тер-Минасова, говоря об исследовательском комментарии реалий, выделяет две его обязательные составляющие: «лингвострановедческий (то есть раскрывающий национальные особенности восприятия внеязыкового факта) и контекстно-ориентированный (то есть указывающий на ту роль, которую этот внеязыковой факт играет в данном художественном произведении)». Тер-Минасова, С.Г. Язык и межкультурная коммуникация. М.: Изд-во МГУ, 2004, с. 122.

Роль комментирования как одного из способов раскрытия замысла и интенций автора при переводе художественного произведения на иностранный язык, раскрывается особенно ярко при переводе поэмы Венедикта Ерофеева «Москва-Петушки» в следующей главе настоящей работы.

Во второй главе - «Поэма «Москва-Петушки» Венедикта Ерофеева и ее немецкий перевод», - проводится краткий анализ поэмы «Москва-Петушки» с точки зрения переводческих трудностей, разбираются советские реалии, библейские аллюзии, цитаты из русской, советской и мировой литературы, а также идиомы, пословицы, авторские метафоры и игра слов, встречающиеся в тексте поэмы, сравниваются их переводы в зависимости от избранной переводчиком стратегии и предлагаются различные, в том числе собственные, переводческие решения.

Решение использовать данное произведение в качестве материала для диссертационной работы было принято по нескольким причинам: во-первых, уровень произведения не может не вызывать интерес. Было любопытно выяснить, при помощи каких способов и приемов автору книги удалось достичь столь высокого уровня написания текста. Во-вторых, данное произведение является одним из самых сложных с точки зрения перевода. Мало того, что текст построен на цитатах, аллюзиях, нетипичных сочетаниях, то есть на сочетании несочетаемого, Ср. использование введенного В. Шкловским понятия «остранения» применительно к подобным приемам построения текста: Михеев М.Ю. В мир А.Платонова - через его язык. Предположения, истолкования, факты, догадки. М.: МГУ, 2003. на парадоксальности ситуаций и героев, он еще и ритмизован, то есть его следует рассматривать не просто как произведение художественной прозы, но и как поэму, что, кстати, и вынесено Венедиктом Ерофеевым в заглавие. Кроме того, поэма прочитывается носителем языка в качестве смешной и страшной одновременно, и передать эти эмоциональные эффекты в переводе - отдельная и очень непростая задача.

Рассматривая и анализируя лексические трудности в переводе данного текста, неизбежно приходилось затрагивать и социокультурные аспекты, поскольку любой анализ этой поэмы так или иначе наталкивается на обширный пласт советской реальности, нашедшей свое выражение в русском языке того времени.

В результате попытки структурировать лексические трудности, встретившиеся в тексте поэмы, были выделены определенные, относительно гомогенные группы способов языкового выражения наиболее сложных для перевода моментов. Как правило, однако, подобное структурирование материала выглядит искусственной конструкцией. Большинство переводческих трудностей невозможно классифицировать по группам, поскольку каждая проблема может быть решена, только исходя из особенностей данного конкретного контекста.

Первая и самая обширная группа представляет собой советские реалии. В этой группе выделяются три подгруппы: 1) многочисленные описания напитков и блюд, некоторые из которых действительно являлись частью советской реальности, а другие (например, рецепты коктейлей) - плод воображения автора. Впрочем, даже и в последнем случае за этим стоит определенная реальность (ср. наименования коктейлей и их ингредиенты). 2) газетные заголовки, публицистические клише и разнообразные лозунги. 3) те контексты, которые относятся к сторонам советского быта, (например, время открытия и закрытия магазинов).

Вторую группу лексических трудностей составляют библейские аллюзии, которые были в свою очередь разделены на две подгруппы: 1) точные цитаты из Библии и 2) собственно аллюзии на библейские тексты.

Третья группа - это цитаты из русской, советской и мировой литературы.

Четвертая группа включает идиомы, пословицы, авторские метафоры и игру слов.

Лексические трудности перевода могут быть продемонстрированы на примере советских реалий, в частности названий напитков и блюд.

Понятно, что полностью передать советские реалии без развернутого комментария невозможно. Большинство советских реалий практически непереводимы в том смысле, что невозможна адекватная передача соответствующих смыслов средствами другого языка без потери той дополнительной информации, которая сопряжена с релевантными знаниями о мире. Иными словами, та информация, которую может вычитать русский читатель, знакомый с устройством советской действительности, не может быть адекватным образом представлена в тексте перевода. При этом следует отметить, что и русский читатель должен отвечать целому ряду условий, чтобы понять и оценить смысл, заложенный в высказываниях, содержащих наименования советских реалий. Для этого читатель должен, как минимум, принадлежать к поколению, близкому поколению Ерофеева, то есть прожить значительную часть своей сознательной жизни в советское время. Понятно, что представители нынешнего молодого поколения, выросшие в совершенно иных социальных, культурных и экономических условиях, не знают многого из того, что составляло часть модели мира советского человека, и потому не могут без дополнительных комментариев в полной мере понять обсуждаемый текст.

В качестве примера, демонстрирующего необходимость комментария, рассмотрим такие номинации, как херес и вермут. Правильный с формальной точки зрения перевод слова херес с помощью Sherry, вермут - с помощью Wermut или портвейн - с помощью Portwein, то есть перевод в соответствии с международной номенклатурой напитков, оказывается совершенно неадекватен по сути, потому что советский херес или вермут из Молдавии не соответствовали их аналогам в западных странах. При отсутствии комментария немецкий читатель неизбежно будет считать, что Веничка распивал вполне приличные и дорогостоящие напитки. Это может вызвать у читателя недоумение, ведь такой выбор напитков плохо вяжется с общим обликом лирического героя.

Это касается также и наименований еды. Например: «Бефстроганов есть, пирожное. Вымя…». Ерофеев В. Москва-Петушки. М.: Вагриус, 2000, с. 21. «Es gibt Boeuf Stroganoff, Torte, Euter… Jerofejew W. Die Reise nach Petuschki. Mьnchen: Piper, 1978, S. 15. Веничка описывает здесь стандартное меню недорогого вокзального ресторана. Пирожное - обычно песочное, эклер, «корзиночка» или бисквитное. Вымя - говяжье, вареное или жареное, дешевое блюдо из так называемых субпродуктов. Под бефстроганов имеется в виду классическое горячее блюдо советского общепита, лишь весьма отдаленно напоминающее своего прародителя - boeuf Stroganoff. Это незамысловатое блюдо «представляло собой полоски говядины, тушенные в соусе (иногда с добавлением соленых огурцов) и подавалось в ресторанах, кафе и столовых с гарниром из гречневой каши, риса, картофеля или макаронных изделий». Власов Э. Спутник писателя. М.: Вагриус, 2000, с. 153. Таким образом, перевод с помощью обратной транслитерации не является адекватным, потому что отсылает немецкого читателя именно к оригинальному boef Stroganoff, то есть к дорогому изысканному мясному блюду французской кухни. Это не соответствует общему описанию вокзального ресторана с едой и выпивкой низкого качества и грубым обслуживанием.

Заметим, что для данного текста точность в описании всего, что касается еды, а тем более потребления алкоголя, - необходимое условие адекватного понимания многих аспектов создаваемого в поэме мира. Например, в той части текста, где герой сообщает читателю сложнейшие рецепты приготовления коктейлей, эксплицитно указывается на то, насколько важны соответствующие ингредиенты. Их замена не приветствуется лирическим героем: «в мире компонентов нет эквивалентов». Ерофеев В. Москва-Петушки. М.: Вагриус, 2000, с 55.

Разделы, посвященные приготовлению коктейлей, относятся к наиболее сложным местам для перевода. Во-первых, сами названия этих фантастических коктейлей образуют широкий семантический спектр: библейские: «Иорданские струи» (Jordanwellen), «Звезда Вифлеема» (Stern von Bethlehem), «Ханаанский бальзам» (Kanaanbalsam), политические: «Дух Женевы» (Geist von Genf), бытовые: «Слеза комсомолки» (Komsomolzentrдne), романтические: «Первый поцелуй» (Erster KuЯ) и историко-революционные: «Поцелуй без любви или Инесса Арманд» (KuЯ ohne Liebe oder Ines Armand). Во-вторых, ингредиенты коктейлей представляют собой не только спиртные напитки, но и целый ряд таких советских реалий, как духи, шампуни, лосьоны с типичными названиями.

Любой способ перевода подобных реалий не может быть адекватным в полной мере из-за того, что читатель не только никогда не пробовал перечисляемые в тексте напитки, но и не в состоянии понять их социокультурные коннотации. Иными словами, подобные тексты необходимо подробно комментировать, чтобы читатель получил хотя бы некоторое представление о качествах этих напитков и их компонентов.

Добавим, что, насколько известно, алкоголики в Советском Союзе никогда не мешали и не пили коктейлей. За этим кроется еще одна авторская ирония, мало понятная немецкому читателю, незнакомому с бытом и привычками советских алкоголиков. Отметим также, что традиции смешивать и пить коктейли вообще не существовало в Советском Союзе, то есть не только алкоголики, но и прочие советские люди этим не занимались. Ирония автора заключается в том, что в поэме именно алкоголики смешивают себе коктейли, уделяя столь пристальное внимание ингредиентам, их количеству, а также множеству самых мелких деталей, например, чем лучше помешивать той или иной коктейль: жимолостью или повиликой. Дело в том, что алкоголикам, по большому счету, было все равно что пить. Главное, чтобы жидкость содержала в себе достаточное количество спирта, а о том, чтобы смешивать напитки, задумываясь о том, какой эффект та или иная жидкость произведет, речи быть не могло.

Неспособность перевода адекватно передать некоторые значимые для понимания текста социокультурные нюансы становится особенно очевидной при анализе инференций, то есть семантических следствий более общего характера, выводимых из описания конкретных деталей. Например, уже по тому, что именно пьют герои «Москвы-Петушков», русский читатель способен определить их социальное и материальное положение. Наименования напитков в данном тексте играют такую же роль, как, например, описания одежды в литературе многих стран, также встречающиеся и в тексте поэмы, где пролетарии ходят в телогрейке, а представители интеллигенции - в коверкотовом пальто («Один такой тупой-тупой и в телогрейке. А другой такой умный-умный и в коверкотовом пальто». Ерофеев В. Москва-Петушки. М.: Вагриус, 2000, с. 28. «Der eine so ein ganz, ganz Stumpfsinniger mit Joppe. Und der andere so ein ganz, ganz Gescheiter im Covercoat»). Jerofejew W. Die Reise nach Petuschki. Mьnchen: Piper, 1978, S. 25.

Знание подобных деталей, несомненно, важно для обсуждаемого текста. Один из главных приемов поэмы заключается в том, что образ лирического героя неоднозначен: с одной стороны, люмпен и алкоголик, с другой стороны, его речь большей частью построена на самых разнообразных цитатах из Библии, а также из русской и советской литературы. Это выдает в Веничке человека образованного и невероятно начитанного. Подобное несоответствие вкупе с яркой и узнаваемой интонацией героя составляют его особую притягательность. И если интонацию еще можно перевести, то противоречивость лирического героя при переводе теряется.

Проблема адекватной передачи цитат из русской и советской литературы, а также из мировой классики во многом похожа на проблему передачи наименований спиртных напитков. Если по тому, что именно пьет Веничка, русский читатель автоматически заносит его в тот или иной социальный класс, то обилие цитат (некоторые из которых знакомы русскому читателю еще из школьной программы, а другие - напротив, требуют очень хорошего знания мировой литературы) свидетельствует о том, что речь идет о весьма образованном человеке. И то, и другое теряется в переводе при отсутствии комментария, потому что в одном случае немецкий читатель незнаком с иерархией спиртных напитков в Советском Союзе, в другом - он не сможет опознать ту или иную цитату, так как просто-напросто незнаком с русской и советской литературой.

Наряду с обилием советских реалий, живого идиоматичного языка и всевозможных цитат и аллюзий на произведения мировой литературы, в первую очередь, русской и советской, текст поэмы «Москва-Петушки» богат библейскими цитатами и аллюзиями на Ветхий и Новый Завет. Отчасти это обусловлено тем, что сам Венедикт Ерофеев очень хорошо знал библейские тексты, кроме того, по мнению некоторых исследователей, Ср.: Власов Э. Спутник писателя. М.: Вагриус, 2000, с. 242. поэма в целом может рассматриваться как текст, параллельный Библии, в первую очередь Новому Завету, где лирический герой Веничка уподобляется то Богу Отцу, то Богу Сыну.

Понятно, что для точного и адекватного перевода библеизмов, переводчику следует определить в исходном языке библейскую цитату или аллюзию на библейский текст и найти соответствующее место в каноническом переводе Библии на немецкий язык. Это, однако, не всегда достаточно для точного перевода, потому, что некоторые библеизмы настолько прочно вошли в русский язык, что либо сразу же ассоциируются у русского читателя с Библией, либо приобрели идиоматический характер, то есть стали идиомами или пословицами. Это далеко не всегда имеет место в немецком языке. Соответственно, одна и та же цитата может иметь в системе немецкого и русского языков различный статус. Следовательно, некоторые аллюзии на Библию или «урезанные» цитаты могут не прочитываться немецкими читателями в качестве отсылок к тексту Библии. В этом случае переводчику следует, по-видимому, более полно и эксплицитно приводить соответствующие цитаты. А главное, переводчику следует внимательно относиться к выбору лексического материала, то есть постоянно сверяться с библейским текстом и переводить пассажи, содержащие библейские аллюзии так, чтобы они были в принципе узнаваемы как таковые.

Даже если немецкий читатель незнаком с тем или иным местом в Библии, лексическое и стилистическое отличие данной фразы от предыдущих позволит ему, по крайней мере, уловить присутствующую в ней модальность цитатности. Ср.: «… стилистические коннотации - это либо знак отнесенности к различным стилевым разновидностям языка, либо выражение отношения к высказыванию (то есть, вид модальности): положительного, отрицательного или нейтрального, и, следовательно, не имеющего коннотаций». Тер-Минасова С.Г. Война и мир языков и культур. М.: Слово, 2008, с. 132. Таким образом, текст перевода (по смыслу и стилистически) будет максимально приближен к тексту оригинала, а значит и идея парадоксальности главного героя (например, обсуждение бытовых вещей высоким слогом) будет сохранена в переводе. Это позволит читателю более полно понять как сам текст, так и образ лирического героя.

Наряду с библеизмами, в переводе часто теряется большинство цитат (как скрытых, так и явных), аллюзий и отсылок к произведениям мировой литературы, в особенности если речь идет о произведениях русской и советской литературы, большинство из которых входит в обязательную школьную программу в России. Во многом это связано с тем, что аллюзии, как правило, не вычитываются немецким читателем, поскольку он воспитывался на абсолютно других произведениях мировой литературы, и соответственно, школьная программа немецкого читателя сильно отличается от программы, которую проходят в русских школах.

Кроме того, авторский юмор, основанный на том, что цитата, которая приобрела в русском языке статус идиоматичности, помещается в нестандартный для нее контекст, вызывая тем самым смех у русского читателя, также пропадает в переводе, поскольку для немецкого читателя идиоматичны совершенно другие цитаты из абсолютно других произведений. Это связано как с популярностью тех или иных произведений мировой литературы, так и с тем, как именно ведет себя язык с теми или иными цитатами. То есть некоторые цитаты плотно входят в разговорную речь, другие - нет.

Соответственно, переводчику постоянно приходится придумывать новые переводческие решения для подобных ситуаций. Одним из таких решений является упоминание автора той или иной цитаты. При этом языковая игра и авторский юмор все равно неизбежно теряются, при условии, что читатель не знаком с произведением, которое обыгрывается в данном конкретном случае.

Самым адекватным решением представляется наличие полного литературоведческого комментария, способного разъяснить все скрытые цитаты и аллюзии, заложенные в тексте. Заметим, однако, что это, безусловно, сильно затруднит чтение данного текста, а также наслаждение авторским стилем и юмором, поскольку читателю придется все пропускать через комментарий.

Категория, в которую вошли идиомы и пословицы, встречающиеся в тексте поэмы, представляет собой, вероятно, одну из наиболее сложных переводческих задач. Как известно, фразеологизмы нельзя переводить дословно. Поскольку фразеологизмы (в первую очередь идиомы) являются единицами, функционально эквивалентными словам лексикона, они, подобно словам, должны вноситься в речь целиком, в готовом виде и заучиваться наизусть в процессе усвоения иностранного языка. Знание лексики и грамматики при недостаточном владении фразеологией не обеспечивает истинного знания языка, поскольку понимание и тем более порождение высказываний, содержащих идиомы, не поддерживается этими типами знаний. Это, казалось бы, тривиальное и общеизвестное положение приобретает особую актуальность в случае перевода художественных произведений, насыщенных фразеологией, поскольку задача переводчика в этом случае состоит не только в том, чтобы донести до читателя смысл переводимого литературного текста, но и, по возможности, сохранить авторский стиль.

С одной стороны, переводчик, зная значение той или иной идиомы, может передать его описательно, то есть раскрыть значение идиомы языка-источника с помощью семантически сопоставимых, но неидиоматичных средств целевого языка. При этом сохранится смысл высказывания, но пропадают релевантные особенности формы, что при переводе художественного произведения вряд ли допустимо. Особенно губительно это было бы для такого текста, как «Москва-Петушки» с его особой перспективой повествования, где рассказ ведется от лица лирического героя, отличающегося крайне идиоматичной, неповторимой манерой изложения. Именно язык лирического героя, его особая, уникальная интонация делают образ рассказчика столь запоминающимся. Эта неповторимость языка героя, его идиоматичность делает задачу переводчика крайне сложной.

Приведем пример:

А кто за тебя детишек воспитывать будет? Пушкин, что ли? Ерофеев В. Москва-Петушки. М.: Вагриус, 2000, с. 76.

Wer soll denn fьr dich die Kinder groЯziehen? Puschkin, was? Jerofejew W. Die Reise nach Petuschki. Mьnchen: Piper, 1978, S. 95.

Совершенно непереводимая языковая игра, где имя Пушкина использовано в качестве нарицательного. Ср. разговорное Кто это будет делать за тебя? Пушкин, что ли? Ничего похожего нет в немецкой картине мира. Рассуждая абстрактно, можно было бы представить себе, что носители немецкого языка употребляют в подобном значении имя какого-нибудь всем известного поэта-классика, например, Гёте. Однако - и это, безусловно, интересный факт для культурологов - ни имя Гете, ни имя какого-либо другого классика не вошло в обиход в том значении (точнее: нарицательном режиме употребления), в котором носитель русского языка использует имя Пушкина. (ср.: «… значение родного слова ведет в родной мир, в свою картину мира, отраженную языком и навязываемую всем его носителям. Значение иностранного слова ведет соответственно, в иностранный мир, чужой и чуждый, в чужую и чуждую культуру в самом широком антропологическом смысле этого слова.» Тер-Минасова С.Г. Война и мир языков и культур. М.: Слово, 2008, с. 140). Соответственно, переводчик в данном случае вынужден переводить дословно, используя имя Пушкина. Даже весьма образованный немецкий читатель не сможет верно интерпретировать этот фрагмент текста, имя Пушкина будет прочитано буквально, то есть как имя собственное, что должно вызвать недоумение. Такие контексты, безусловно, нуждаются в комментарии. перевод художественный язык лексикология

Понятно, что если в целевом языке есть идиома, аналогичная идиоме в языке-источнике, проблем с переводом, как правило, не возникает. Однако подобных случаев не так много, соответственно, переводчику приходится каждый раз для каждого конкретного случая придумывать новое переводческое решение. Понятно, что многие идиомы неразрывно связаны с культурой той или иной страны, и их перевод вызывает наибольшие сложности, поскольку у таких идиом, как правило, нет эквивалентных идиом в другом языке. Это еще раз доказывает, что язык и культура одной страны неразрывно связаны друг с другом, а многие культурные явления находят свое отражение именно в идиоматике.

В заключительном разделе второй главы «элементы сопоставительного анализа переводов» был проделан краткий обзор нового перевода поэмы «Москва-Петушки», сделанного Петером Урбаном в сравнении с переводом Наташи Шпитц. Задачей этого раздела было охарактеризовать особенности перевода Петера Урбана и выявить его основные различия по сравнению с переводом Наташи Шпитц. Отметим, что оба перевода представляют две абсолютно разные переводческие стратегии: Наташа Шпитц пошла по пути максимального раскрытия «сложных мест» для немецкого читателя, то есть в большей степени ориентировалась на стратегию смысла, нежели на стратегию формы. При этом она, естественно, отходила в ряде случаев от оригинала с целью сделать немецкий текст более легким и доступным для восприятия. Петер Урбан явно выбрал стратегию формы, переводя в большинстве случаев буквально, то есть максимально близко к «букве» оригинала. В ряде случаев такая переводческая стратегия вполне оправдана, но существует масса примеров, где буквальный перевод ведет к непониманию смысла текста, а значит, перевод не выполняет своих основных функций и может быть оценен как функционально приемлемый только при наличии детального филологического комментария в духе Набокова.

В целом отметим, что наиболее удачный перевод предполагает, видимо, умелое сочетание обеих стратегий.

В третьей главе - «Медея» Кристы Вольф и ее русский перевод», - проводится литературоведческий анализ текста Кристы Вольф, разбирается миф, положенный в основу сюжета романа, и прослеживается соответствующая литературная традиция. Рассматриваются также лексические особенности перевода художественной прозы на основе сделанного автором данного исследования перевода в сравнении с уже существующим переводом «Медеи», выполненным М.Л. Рудницким. При этом рассматриваемые лексические аспекты перевода не типологизируются в соответствии с некими теоретическими установками в области лексической семантики, а обсуждаются исходя из их контекстной значимости в рамках переведенного текста.

Текст «Медеи» представляет собой сложный нарратив с большим количеством проблемных моментов с точки зрения всех трех семиотических измерений: синтактики, семантики и прагматики. В концептуальном отношении текст состоит из нескольких пластов: от оригинальной интерпретации мифа до сложных политических аллюзий, знание которых предполагается у немецкого читателя и, следовательно, должно быть донесено переводчиком до русского читателя. Центральной, с нашей точки зрения, является проблема власти и свободы личности, а также проблема политической иммиграции и ее последствий для сделавшего этот выбор человека. Это манифестируется в семантических и прагматических параметрах организации текста. Осложненность семантики романа проявляется уже в том, что на мифологическую основу сюжета накладывается вся история его литературной разработки. С точки зрения синтактики текст романа также достаточно сложен, поскольку написан в форме потока сознания и представляет собой сложный нарратив в одной из версий медиальной перспективы повествования.

Анализ перевода по уровню нарративной структуры представляет собой один из подходов в теории перевода, но существует еще и другой подход, разрабатываемый в данной работе, который может быть назван «последовательным» или «сплошным анализом». При этом внимание уделяется не столько отдельным уровням нарративной структуры и способу передачи лексических маркеров этих уровней на другой язык, сколько месту каждого языкового выражения в специфическом контексте.

Такой анализ особенно полезен в случае, когда текст представляет собой нерасчлененный свободно-косвенный дискурс с ярко-выраженными особенностями авторского стиля. В случае с Кристой Вольф был избран подход развертывания текстовой структуры, то есть анализ проводился строго по тексту (в отличие от поэмы Москва-Петушки). Иными словами, речь идет не о лексикографически ориентированном поиске наиболее адекватного эквивалента, а о максимально приемлемом способе передачи некой концептуальной структуры средствами другого языка в данном конкретном контексте, в сфере действия которого находится рассматриваемая лексическая единица. При этом живая ткань текста не позволила строго изолировать лексические моменты от синтаксического построения высказывания, его тема-рематического членения, пунктуационного оформления и иллокутивных параметров, а также от социокультурного комментария в процессе анализа контекстов.

Рассмотрим слово Kampfspiele Wolf C. Medea. Stimmen. Mьnchen: Deutscher Taschenbuch Verlag, 2001, с. 13.. Это слово может быть переведено как спортивные игры, турниры, состязания, ристалища, но ни один вариант, как нам кажется, не является в достаточной степени точным. Под спортивными играми понимаются футбол, баскетбол и т.п., чего Криста Вольф, безусловно, не имела в виду. Турниры автоматически вызывают ассоциацию с рыцарскими турнирами в средние века, что, конечно, неприемлемо в контексте Древней Греции. Семантика слова ристалища (как, впрочем, и турниры) предполагает некое большое мероприятие с множеством участников, проводимое на открытом месте, например, на поле. Медея же говорит о кучке колхидцев во внутреннем дворе. Единственным представляющимся в данной ситуации приемлемым переводческим решением является попытка передать ощущения Медеи, глубинные интенции ее высказывания. Поскольку речь здесь идет о звуках, о том, что Медея в данный момент слышит (из описываемой в данном фрагменте текста ситуации становится очевидным, что она говорит о происходящем во внутреннем дворе в отсутствие визуального восприятия), было решено передать эти слуховые ощущения с помощью словосочетания звон мечей. Конечно, при этом мы отошли от буквального лексического состава соответствующего предложения, но такое решение представляется коммуникативно и герменевтически обоснованным.

В Заключении подводятся итоги проведенного в данной работе анализа и высказываются соображения по поводу оптимизации исследованных аспектов перевода художественной прозы.

При разборе поэмы Венедикта Ерофеева «Москва-Петушки» и анализе ее перевода на немецкий язык были выявлены категории «непереводимых» контекстов: советские реалии, цитаты из русской и мировой литературы, фразеологизмы и др. Соответственно, была сделана попытка ответить на вопрос, возможен ли вообще адекватный перевод текста, настолько богатого интертекстуальными отсылками, или же требуется обширный литературоведческий и культурологический комментарий (по принципу комментариев В. Набокова и Ю.Лотмана к «Евгению Онегину»).

Была также предложена своя версия перевода первой части романа Кристы Вольф «Медея», и проведен анализ наиболее интересных и трудных с переводческой точки зрения моментов.

В процессе работы был предложен ряд переводческих решений, способных если не передать авторские смыслы в полной мере, то хотя бы максимально донести текст до читателя, сохраняя при этом авторскую стилистику и указывая на скрытые подтексты.

Сопоставление переводов Наташи Шпитц и Петера Урбана показало, что ни стратегия формы, ни стратегия смысла в чистом виде не дает убедительных результатов. Для таких текстов, как «Москва-Петушки», стратегия формы, казалось бы, должна была оказаться предпочтительной техникой перевода. Сложно построенные нарративы требуют необычайно внимательного отношения к их форме. Пересказ сюжета другими средствами ни при каких обстоятельствах не может быть удачной стратегией. Тем не менее, оказывается, что последовательная ориентация на стратегию формы приводит к тому, что целый ряд содержательно значимых элементов текста обречен на полное непонимание немецким читателем. Очевидно, наилучшим решением является умелая комбинация обеих стратегий, а неизбежные потери смысла должны (по крайней мере в академически ориентированных изданиях) восполняться культурологическим, лингвистическим и литературоведческим комментарием.