Средства выражения модального значения возможности в языке русского фольклора (функционально-семантический анализ)

Размещено на http://www.allbest.ru/

На правах рукописи

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата наук

СРЕДСТВА ВЫРАЖЕНИЯ МОДАЛЬНОГО ЗНАЧЕНИЯ ВОЗМОЖНОСТИ В ЯЗЫКЕ РУССКОГО ФОЛЬКЛОРА (функционально-семантический анализ)

10.02.01 - русский язык

ПОДРУЧНАЯ Лидия Юрьевна

Калининград 2010

Работа выполнена в Государственном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Российский государственный университет имени Иммануила Канта»

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор Ваулина Светлана Сергеевна

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Бабенко Людмила Григорьевна (Уральский государственный университет им. А.М. Горького)

кандидат филологических наук, доцент Суворова Наталья Алексеевна (РГУ им. И. Канта, Калининград)

Ведущая организация: ГОУ ВПО «Волгоградский государственный университет»

Защита состоится 18 июня 2010 г. В 14 часов на заседании диссертационного совета К 212.084.04 при Российском государственном университете им. И. Канта» (236022, г. Калининград, ул. Чернышевского, 56, факультет филологии и журналистики, ауд. 231).

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Российского государственного университета имени Иммануила Канта.

Автореферат разослан 13 мая 2010 г.

Ученый секретарь диссертационного совета О.Л. Кочеткова

модальность грамматический сказочный фольклор

Общая характеристика работы

Реферируемая диссертация посвящена функционально-семантическому анализу одного из структурно-содержательных компонентов ситуативной модальности - значения возможности, представленного в данной работе в виде микрополя.

Выбор темы нашего диссертационного исследования обусловлен следующими причинами.

Во-первых, категория модальности уже несколько десятилетий остается объектом пристального внимания лингвистов, поскольку именно эта категория, являясь необходимым элементом любого предложения, функционирующего как высказывание, устанавливает связь языковых фактов с внеязыковой действительностью, а значит, относится к наиболее важным для функционирования языка семантическим категориям. На протяжении многих лет изучения этой категории в российском и зарубежном языкознании (В.В. Виноградов, Ш. Балли, В.Г.Адмони, П. Адамец, М. Грепл, Р. Мразек, Л. Дюрович, А Вежбицкая, Ф. Палмер, В.Г. Гак, Г.В. Колшанский, Никитевич, В.М., Небыкова С.И., Т.П. Ломтев, В.З. Панфилов, Г.А. Золотова, А.В. Бондарко, П.А. Лекант, Т.Б. Алисова, Т.И. Дешериева, М.В. Ляпон, С.Я. Гехтляр, Е.И. Беляева, С.С. Ваулина, Л.Г. Бабенко, Н.Ю. Павловская, Т.В. Шмелева, З.Я. Тураева, С.Я. Гехтляр, О.В. Трунова, Б.В. Хрычиков, А.В. Зеленщиков и многие другие) накоплен богатый научный материал. Однако в силу необычайной сложности и многоаспектности данного языкового явления вопрос о лингвистическом статусе модальности сохраняет дискуссионный характер. «Видимо, нет такой категории, - отмечает В.П. Попова, - о природе и составе частных значений которой высказывалось бы столько противоречивых мнений, как о категории модальности» [Попова 2000: 10].

Следует также отметить, что интерес к данной проблеме особенно возрос в последние десятилетия, когда «в языкознании прочно утвердился функциональный подход и отчетливо проявилось последовательное внимание к человеческому фактору как важному экстралингвистическому компоненту языковых преобразований» [Ваулина, Старовойтова 2007: 26]. Функциональный подход к анализу языковых фактов дал возможность рассматривать модальность как функционально-семантическую категорию, основанную на принципе поля, представляющего собой «систему разнородных языковых средств, способных взаимодействовать для выполнения определенных семантических функций» Бондарко 1998; 8. Таким образом, идеи функциональной грамматики открыли новые перспективы для изучения и описания разноуровневых языковых средств, формирующих функционально-семантическое поле модальности и входящих в него микрополей (А.В. Бондарко, Е.И. Беляева, С.С. Ваулина, С.Я. Гехтляр, И.Ю. Кукса, Л.В. Колобкова, И.Р. Федорова, П.А. Эслон, О.Л. Кочеткова и др.).

Ситуативная модальность, являясь периферийным фрагментом пропозициональной модальности, включает частные значения возможности, необходимости и желательности, выступающие в виде соответствующих функционально-семантических микрополей.

При этом значение возможности, будучи базовым для формирования других значений ситуативной модальности, привлекает особое внимание исследователей (П. Адамец, С.И. Небыкова, Е.И. Беляева, С.С. Ваулина, П.А. Эслон, И.Р. Федорова, Н.А. Суворова, И.В. Островерхая, Ю.В. Гапонова и др.). Однако при всей значимости работ, посвященных изучению специфики языковой реализации категории возможности, ряд вопросов все еще остается недостаточно изученным.

Прежде всего это касается сущностных характеристик исследуемой категории в их языковом преломлении, особенностей ее формально-содержательной реализации в отдельных функциональных стилях.

Во-вторых, очевидно, что адекватный семантический анализ модальности возможен только при учете ее функционирования в речи, в процессе коммуникации, высшей единицей которой является текст. Следует отметить, что вопросам функционирования языковых средств - экспликаторов модальных значений в различных типах текста, детерминированности структуры модальных полей прагматико-стилистическими особенностями дискурсов различных функциональных стилей посвящены многочисленные исследования специалистов в области модальности.

Однако в свете идей функциональной грамматики остаются малоизученными русские фольклорные тексты, репрезентирующие картину мира в самобытных, неповторимо-этнических языковых структурах.

Несмотря на то, что в отечественном языкознании весьма активно и плодотворно разрабатывались и продолжают разрабатываться различные аспекты языка фольклора (см., например, работы И.А. Оссовецкого, П.Г. Богатырева, А.В. Десницкой, А.П. Евгеньевой, П.П. Червинского, Е.Б. Артеменко, А.Т. Хроленко, К.В. Чистова и других исследователей), комплексное описание основных средств выражения модальных значений в языковом пространстве русского фольклора, насколько нам известно, ранее не проводилось. Кроме того, еще не рассматривались функционально-семантические поля, базирующиеся на языковом материале фольклорных текстов разных жанров, не подвергались классификации модальные единицы, составляющие их семантическое наполнение, не проанализированы функционально-стилистические особенности лексических единиц и грамматических конструкций, образующих микрополя модальной сферы фольклорного языка.

Вышеизложенные обстоятельства раскрывают актуальность данного диссертационного исследования, объектом которого является модальное значение возможности как базовый структурно-содержательный фрагмент ситуативной модальности, а предметом анализа выступают языковые средства выражения этого модального значения в языке русского фольклора. Цель диссертации - рассмотрение особенностей функционирования средств выражения модального значения возможности в языке русского сказочного, былинного и обрядового фольклора.

На достижение указанной цели направлено решение ряда конкретных задач, в числе которых следующие:

- определить план содержания модального значения возможности, репрезентированного в фольклорных текстах указанных жанров;

- выявить комплекс средств выражения значения возможности и установить его функциональный статус в соответствующем микрополе;

- установить специфику функционирования эксплицитных средств и имплицитных способов выражения значения возможности в условиях фольклорных дискурсов разных типов;

- выявить обусловленность характера семантической и структурной реализации микрополя возможности в языке различных фольклорных жанров в зависимости от их прагматической и стилистической специфики.

Материалом для анализа послужили 4000 предложений-высказываний в соответствующем контекстном окружении, извлеченных методом сплошной выборки из текстов русских народных сказок, былин и обрядовых песен. Цель и задачи диссертационного исследования обусловили использование комплексной методики анализа, включающей:

- метод поля, направленный на выявление системных связей разноуровневых языковых единиц;

- метод семантического анализа, основанный на выявлении мобильных смысловых элементов слова;

- метод контекстуального анализа, ориентированный на выявление смысловых элементов слова, обусловленных контекстом;

- метод количественных подсчетов;

- метод жанрово-стилистического сопоставления;

- метод гипотетической интерпретации и трансформации.

Кроме того, в ходе анализа привлекались данные толковых словарей русского языка.

Теоретической базой диссертационной работы послужили работы отечественных и зарубежных ученых, посвященные теоретическим проблемам языковой модальности [Балли 1955; Виноградов 1972, 1975; Потебня 1958; Золотова 1973 и др.], разработке функционально-семантического подхода к вопросам языковой семантики [Бондарко 1987, 1998, 2004; Ломов 1977; Золотова 1973; Эслон 1987; Беляева 1988; Ваулина 1988, 1993; Кукса 1997; Федорова 2000; Кочеткова 1998 и др.]; исследованию семантической и грамматической природы модальных единиц [Галкина-Федорук 1958; Сухотин 1960; Бойко 1973; Брицын 1990 и др.]. При изучении функционирования модальных экспликаторов в языке фольклора были использованы положения, разработанные в лингвофольклористике [Оссовецкий 2005; Евгеньева 1963; Десницкая 1970; Богатырев 1979; Червинскй 1989 и др.], а также в социокультурных и поэтико-стилистических исследованиях устного народного творчества [Пропп 1976; 1984, 1998; Веселовский 1989; Мелетинский 1958; Медриш 1980; Круглов 1982; Аникин 1984, 2004; Путилов 2003; Чистов 2005 и др.].

Научная новизна исследования определяется тем, что в нем впервые осуществлен функционально-семантический анализ особенностей реализации модального значения возможности в языке русского фольклора, предпринята попытка описания структуры функционально-семантического микрополя возможности, реализованного в языковой среде различных фольклорных жанров.

Теоретическая значимость проведенного исследования заключается в том, что содержащиеся в нем наблюдения и выводы могут способствовать дальнейшей разработке теоретической базы для целостного восприятия категории модальности как многоуровневой функционально-семантической подсистемы, отдельные слои которой формируются и развиваются в диалектическом взаимодействии, отражая органическую связь языка с внеязыковой действительностью и мыслительной деятельностью человека. Полученные данные о функционировании средств экспликации модального значения возможности в языке фольклора позволяют расширить представление о своеобразии проявлений формируемой фольклорным сознанием культурно-национальной языковой картины мира.

Практическая ценность диссертации состоит в возможности использования полученных результатов в вузовских курсах общего языкознания, лингвистической семантики, функциональной грамматики русского языка; при разработке спецкурсов, посвященных проблемам языковой и текстовой модальности. Выводы и языковой материал диссертации могут быть применены в практике преподавания лингвофольклористики и лингвокультурологии.

Апробация результатов исследования. Основные положения работы обсуждались на заседаниях кафедры истории русского языка и сравнительного языкознания Российского государственного университета им. И. Канта, докладывались на ежегодных научных семинарах данного университета (2007, 2008, 2009), на Международных конференциях «Модальность в языке и речи: новые подходы к изучению» (Калининград, 2007), «Оценки и ценности в современном научном познании» (Калининград, 2008), «Модели в современной науке: единство и многообразие» (Калининград, 2009), на ежегодных Международных научных конференциях КГТУ «Инновации в науке и образовании» (Калининград, 2007, 2008, 2009), были представлены в материалах заочных Всероссийских научно-практических конференций «Актуальные проблемы лингвистики, психолингвистики и лингводидактики» (Орск, 2008), «Философия и филология русского классического текста» (Пенза, 2009), а также опубликованы в 17 статьях автора.

Поставленные в диссертации цель и задачи определяют структуру работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, библиографии, содержащей список использованной научной литературы, словарей и энциклопедических изданий, а также приложений, иллюстрирующих полученные результаты исследования.

В соответствии с поставленной целью в качестве основных положений, определяющих научную новизну и теоретическую значимость диссертационной работы, на защиту выносятся следующие:

1. Категория модальности, организующая предикативную ось предложения и формирующая его связь с внеязыковыми реалиями, имеет национально-культурную основу и отражает национально окрашенные способы фольклорного мышления.

2. Средства выражения модального значения возможности, обнаруженные в языке произведений устного народного творчества, структурируются на основе ядерно-периферийной организации, определяющей их иерархические отношения в рамках соответствующего функционально-семантического микрополя.

3. Центральную зону микрополя возможности занимают регулярно реализуемые специализированные лексические единицы (модальные глаголы и предикативы), функционирующие в сочетании с зависимым инфинитивом. К периферии рассматриваемого модального микрополя относятся несобственно модальные лексические конституенты со значением возможности, а также грамматические средства, потенциально выражающие данное модальное значение (инфинитивные предложения, формы глагольного наклонения). В таких случаях частное модальное значение выявляется посредством дополнительных интерпретаций.

4. Типологическое микрополе возможности (инвариант), реализуясь в фольклорных текстах различной жанровой принадлежности, представлено вариантами, имеющими качественные и количественные различия в наборе периферийных экспликаторов значения возможности.

5. Состав экспликаторов частных модальных значений возможности в языковом пространстве народной сказки, былины и обрядовой поэзии определяется функциональным статусом, художественными задачами и традиционно сложившимися особенностями поэтической системы указанных фольклорных жанров.

Представленные в диссертации цель и задачи определяют структуру работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, библиографии, содержащей список использованной научной литературы, словарей, энциклопедических изданий, указатель источников, а также включает приложения, содержащие статистические данные и иллюстрирующие результаты исследования.

Содержание работы

Во введении обосновывается выбор темы диссертации, ее актуальность, определяются объект, предмет, цель и задачи исследования, содержится характеристика фактического материала и методов его анализа, раскрывается научная новизна, теоретическая и практическая значимость работы, формулируются положения, выносимые на защиту.

В первой главе «Теоретические предпосылки исследования», состоящей из 6 параграфов, анализируются сложившиеся в науке концепции категории модальности, рассматриваются вопросы, связанные с реализацией модальных значений в языке фольклора, формулируются исходные теоретические позиции автора, а также обосновывается выбор текстового материала исследования.

В первом параграфе анализируются существующие в современном языкознании основные подходы к определению семантического объема категории модальности, ее грамматического статуса и коммуникативной функции.

Согласно узкому, логическому подходу, языковая модальность понимается как прямая аналогия модальности суждения и ограничивается выделяемыми в формальной логике значениями действительности, возможности и необходимости (Г.В. Колшанский, В.З. Панфилов, С.И. Небыкова, В.Н. Бондаренко, М.К. Сабанеева, Т.И. Дешериева, Н.Д. Рыболовлев, И.И. Гребенкина и др.). Вследствие такого подхода категория модальности оказывается ограниченной комплексом аспектов суждения, в то время как лингвистическая модальность располагает более многообразным арсеналом языковых средств.

Сторонники коммуникативно-прагматического подхода принимают за исходную позицию коммуникативную интенцию высказывания, выделяя модальность повествовательную, побудительную, вопросительную и включая в круг модальных значений значения утверждения и отрицания (Э. Бенвенист, Т.Б. Алисова, И.П. Распопов, М. Грепл и др.). Однако рассмотрение высказывания без учета его номинативного аспекта, раскрывающего широкий спектр значений пропозициональной модальности, представляется неполным и односторонним.

При широком подходе к проблеме модальности на вооружение берутся разработанные В.В. Виноградовым положения концепции, согласно которым модальность понимается как семантическая категория, выражающая отношение содержания предложения к внеязыковой действительности с точки зрения говорящего. Постулаты концепции В.В. Виноградова легли в основу многих современных классификаций модальных значений (Т.П. Ломтев, Г.А. Золотова, Е.О. Беличова-Кржижкова, Е.Н. Клобуков, Г.Ю. Яковлев и др.), в которых прослеживается вполне закономерное стремление лингвистов учесть множество разноплановых модальных уровней, что, однако, подчас приводит к чрезмерно расширительному пониманию данной категории.

Между тем активно разрабатывающаяся в последние десятилетия теория функциональной грамматики позволяет снять многие как терминологические, так и сущностные противоречия в понимании категории модальности. Базовым понятием данной концепции является функционально-семантическое поле, что позволяет рассматривать модальные значения не как иерархически выстроенные непересекающиеся уровни, но как диффузные и прозрачные пласты, семантически, лексически и грамматически взаимодействующие на основе их языковых функций (А.В. Бондарко, С.Я. Гехтляр, Е.И. Беляева, С.С. Ваулина, П.А. Эслон, Т.В. Шмелева, А.В. Зеленщиков, И.Ю. Кукса, И.Р. Федорова, О.Л. Кочеткова, Н.Ю. Павловская, З.Л. Новоженова, И.В. Островерхая и др.). Исходя из постулатов функциональной грамматики, мы рассматриваем пропозициональную модальность как функционально-семантическую категорию, образованную по принципу полевой структуры. Ее ядро образует объективная модальность, фиксирующая отношения содержания высказывания к внеязыковой действительности с точки зрения его реальности / ирреальности, а периферийный слой составляет ситуативная модальность, квалифицирующая события с точки зрения его действительности, возможности, необходимости или желательности и образующая, соответственно, модальные микрополя возможности, необходимости, желательности.

Во втором параграфе рассматривается статус значения возможности в структуре функционально-семантического поля модальности.

Вслед за А.В. Бондарко, С.С. Ваулиной, Е.И. Беляевой и другими исследователями, мы включаем в поле ситуативной модальности микрополя возможности, необходимости и желательности, поскольку возможность, необходимость и желательность являются предпосылками актуализации потенциальной ситуации, превращения ее в ситуацию фактическую.

Рассматривая вопрос о субординации смысловых отношений значений указанных модальных типов, отметим вполне обоснованное, на наш взгляд, стремление ученых вывести частные значения необходимости и желательности из общего значения возможности (П. Адамец) на том основании, что необходимость, как и желательность, является способом превращения возможности в действительность (ФЭС). Таким образом, вышесказанное позволяет квалифицировать значение возможности как базовое в системе модальных значений ситуативной модальности. При этом микрополе возможности не является изолированным и непроницаемым для других значений, оставляя свои границы диффузными, что позволяет модальным значениям «перетекать» друг в друга, «накладываться» друг на друга, синтезируя новые модальные смыслы и, таким образом, обогащая семантику высказывания разнообразными модальными оттенками.

В третьем параграфе рассматривается вопрос о семантической структуре микрополя возможности.

Семантическая структура интересующего нас модального микрополя возможности содержит значения объективной и субъективной возможности, детерминируемые характером условий, определяющих тип связи субъекта и действия. При этом обе указанные разновидности значения возможности реализуются в предложении в частных значениях, представляющих собой дальнейшую дифференциацию значений объективной или субъективной возможности (см., например, [Ваулина 1988]).

Микрополе возможности в русском языке представляет собой функционально-семантическое единство, отличающееся сложностью плана содержания и плана выражения, при этом центральную область системы средств выражения значения возможности составляет группа лексических единиц - модальных модификаторов, предающих грамматическое значение возможности в составе синтаксического комплекса сказуемого, а на периферии поля, в силу недискретного смыслового наполнения и меньшей регулярности речевого употребления, располагается обширный пласт неспециализированных грамматических конструкций, выражающих значение возможности имплицитно и/или опосредованно.

В четвертом параграфе рассматривается проблема модальности как текстовой и текстообразующей категории, обсуждается вопрос о специфике реализации значения возможности в дискурсе.

Обращаясь к вопросу о модальности как текстовой и текстообразующей категории, мы опираемся на те концепции текста, согласно которым текст рассматривается в связи с его функционированием в речевом пространстве (М.М. Бахтин, Н.Д. Арутюнова, И.Р. Гальперин, Ю.С. Степанов; Е.В. Падучева А.В. Бондарко и др.). В таком аспекте текст можно рассматривать как дискурс (Н.Д. Арутюнова, Ю.С. Степанов). Определяя дискурс как «первоначальное особое использование языка для выражения особой ментальности», Ю.С. Степанов подчеркивает, что «особое использование» влечет актуализацию некоторых черт языка - «особую грамматику, особый лексикон, особые правила словоупотребления и синтаксиса, особую семантику - в конечном счете - особый мир» [Степанов 1995: 44].

Таким образом, экспликаторы модальности высказывания оказываются встроенными в систему тех средств, которые формируют концептуальное пространство текста. Такие фрагменты объективной модальности, как модальность возможности, необходимости, желательности, являются неотъемлемыми составляющими текстовой модальности, степень проявления которых зависит от ряда факторов, при этом основным из них является фактор жанрово обусловленных стилевых особенностей текста. В связи с этим представляется закономерным тот факт, что реализация модального микрополя возможности в каждом конкретном типе текста предполагает как индивидуальную систему средств выражения, так и наличие особенностей семантического наполнения. Это дает основание рассматривать модальность как один из видов текстообразующей категории (И.Р. Гальперин, В.А. Кухаренко, А.В. Бондарко, М.В. Ляпон, Г.Я. Солганик, Н.С. Валгина, С.С. Ваулина, И.В. Островерхая, Л.Г. Бабенко, Р.В. Алимпиева, И.А. Трофимова и др.).

Об активном исследовательском интересе к различным ракурсам данной проблемы (функционирование модальных экспликаторов в разных языках, особенности их реализации в различных типах дискурса, в синхронном и диахроническом аспектах) свидетельствуют многочисленные диссертационные работы последнего десятилетия (см., например, [Кочеткова 1998; Нечай 1999; Суворова 2001; Островерхая 2004; Балута 2005; Лёвичева 2005; Старовойтова 2006; Шлык 2006; Антонова 2007; Гапонова 2007; Гатина 2007; Мухамедзянова 2007; Александрова 2008; Изотова 2008; Лопатюк 2009 и др.]). Пятый параграф посвящен специфике изучения модальности такого своеобразного дискурса, каким является фольклорный текст.

К языковым источникам, наиболее ярко и самобытно проявляющим черты национального менталитета, рефлектирующим своеобразную этническую картину мира, относятся устнопоэтические (фольклорные) произведения, которые считаются аккумулятором и трансформатором национально-культурной информации (А.Н. Афанасьев, Ф.И. Буслаев, А.Н. Веселовский, В.Я. Попп, Е.М. Мелетинский, В.Н. Топоров, Н. Рошияну, Н.И. Толстой, Д.И. Медриш и др.). Однако изучение специфики экспликации модальных отношений в языковом пространстве фольклора представляет несомненные трудности.

Это связано, во-первых, с особенностями проявления в фольклорном тексте самосознания языковой личности, которой в данном случае является «фольклорный социум», то есть языковой коллектив - «субъект, творящий свое мироздание, свою эстетику, свою аксиололгию, свой поэтический язык и свои коллективные культурные тексты» [Никитина 1993: 12]. Во-вторых, в лингвофольклористике не до конца проясненным остается вопрос об отношении языка фольклора к конкретному говору, на базе которого возникло устнопоэтическое произведение, к художественному письменному языку и к национальному русскому языку в целом. Мы следуем за теми лингвистами, которые считают, что язык фольклора тесно связан с литературным языком, поскольку они оба имеют своей базой общенародный язык и на протяжении всей истории своего развития оказывали друг на друга сильнейшее влияние (А.В. Десницкая, Л.И. Баранникова, И.А. Оссовецкий, А.П. Евгеньева, В.П. Адрианова-Перетц). Поскольку между языком фольклора и языком художественной литературы не существует непреодолимой границы, мы считаем возможным применить к анализируемому языковому материалу, источником которого являются устнопоэтические тексты разных жанров, те же научно-лингвистические методы, какие традиционно используются при анализе языка художественных произведений. В-третьих, коллективное авторство и устное бытование обусловили существование устнопоэтических произведений во множестве вариантов. Однако наши исследовательские задачи (выявление наиболее общих закономерностей в экспликации модальных значений микрополя возможности в дискурсах, относящихся к разным фольклорным жанрам) предполагают анализ языкового материала таких текстов, которые приближаются к инвариантным, то есть интерпретируются как конструкт, «идеальный текст» (И.А. Осовецкий, П.Г. Богатырёв). В-четвертых, устное исполнение фольклорных произведений обусловило повторяемость речевых ситуаций, а значит, накопление устойчивых речевых формул как на лексико-фразеологическом, так и на синтаксическом уровне, в связи с чем можно предположить и определенную, выработанную традиционной фольклорной коммуникацией устойчивость лексико-грамматического наполнения модальных микрополей. Наконец, говоря о языке фольклора, нельзя забывать и тот принципиально важный факт, что народная культура глубоко семиотична и символична. Любая языковая единица в фольклорном языке может стать образом-символом, что справедливо и в отношении языковых единиц, являющихся носителями модальных смыслов, ведь «в языке традиционных смыслов текст предстает как традиционно-смысловое предикатное образование, компоненты и предикатная основа которого принадлежат синтаксису традиции и синтаксису фольклорной семантики» [Червинский 1989: 87]. Таким образом, можно предположить, что семантическая структура модальных единиц в пространстве фольклорной речи также обогащается дополнительными семантическими компонентами - семами, несущими традиционно и культурно обусловленное символическое значение.

В шестом параграфе обосновываются принципы отбора текстового материала исследования.

Отбирая текстовой материал для решения наших исследовательских задач, мы обращаемся к произведениям устного народного творчества, относящимся к жанрам волшебной (волшебно-авантюрной) сказки, былины и обрядовой поэзии. Выделяя данные жанры в качестве приоритетных, мы полагаем, что именно они представляют собой выражение наиболее типических народных стереотипов сознания, лежащих в основе фольклорного видения мира. При этом мы исходим из определения фольклорного жанра, предложенного В.Я. Проппом. Говоря о признаках жанра, В.Я. Пропп указывает три основных момента, объединяющих произведения одного жанра: общность поэтической системы, бытового назначения и формы исполнения [Пропп 1976: 50]. Практические прикладные функции устнопэтических текстов в живой среде фольклорной коммуникации сформировали различные поэтические и языковые системы разных жанров: а) эстетическая функция обусловила возникновение эпического жанра сказки, ориентированного на фантастическое, чудесное; б) информативно-кумулятивная функция вызвала появление лиро-эпического жанра былины с его установкой на историческую достоверность; в) ритуальная функция сформировала систему обрядовых действий и сопровождавшую их обрядовую лирику. Это означает, что каждому жанру, в силу его специфической функции, обусловившей своеобразную концептуализацию мира, присуща собственная, отличная от других, общетекстовая модальность, что предполагает и некоторые особенности проявления модальности грамматической. Встроенный в жанрово-поэтическую систему комплекс средств экспликации модальных значений возможности также несет художественную задачу выполнения соответствующей жанровой функции и, следовательно, подчиняется в определенной степени законам поэтики данного жанра. Это порождает закономерные различия в языковой реализации микрополя возможности в произведениях разных фольклорных жанров.

Во второй главе «Микрополе возможности в языке русской народной волшебной сказки», состоящей из 2 параграфов, содержится функционально-семантический анализ микрополя возможности, реализованного в языке русской народной волшебной сказки, рассматриваются особенности функционирования лексических и грамматических экспликаторов значения возможности, обусловленные референцией в языке архаичной фольклорно-сказочной картины мира.

Рассматривая категорию модальности как способ выражения отношения содержания высказывания к действительности в преломлении сознания автора, следует поставить вопрос о той особой действительности, которая находит отражение в сказке, то есть о «сказочной модальности» [Медриш 1980]. Такая модальность подразумевает существование особой условно-художественной фантастической реальности, являющейся основой художественной системы сказки и оказывающей влияние на формирование комплекса средств экспликации микрополей ситуативной модальности, в том числе интересующего нас микрополя возможности.

В первом параграфе рассматриваются лексические средства выражения значения возможности в языке сказки. Проведенный анализ показал, что центральную часть плана выражения микрополя возможности составляют собственно модальные лексические модификаторы, доминирующее место среди которых занимает глагол мочь, функционирующий в сочетании с зависимым инфинитивом. Указанный глагол эксплицирует комплекс значений как объективной, так и субъективной возможности, однако значение субъективной возможности - «быть способным выполнить действие, названное инфинитивом» - оказывается приоритетным. При этом способность субъекта совершить действие в волшебных сказках чаще всего связана с обладанием магической силой, магическими знаниями или сверхъестественными физическими возможностями, что связано с типологическими особенностями изображения героя волшебной сказки. В аксиологической системе сказки функциональная агентивность героя обусловлена именно его чудесной силой, которой он владеет от рождения или получает от волшебных помощников. Ср.: «Коли мне понадобится сбегать куда поскорее, могу я обернуться оленем, зайцем и птичкою с золотою головою» (Аф., т. 2, № 259); «Змей тот могуч, уж сколько добрых молодцев с ним боролись, да все сгинули! А одолеть его может разве Иван крестьянский сын» (Аф., т. 1, № 123).

В случаях, когда связь субъекта и действия обусловлена факторами внешнего по отношению к субъекту характера, реализуется частное значение объективной возможности «иметь/не иметь условия для осуществления действия». В контексте сказочного сюжета данные условия могут быть обусловлены как бытовыми обстоятельствами, так и фантастическими возможностями. Ср.: «- Старик! Надобно-то пол прорубить; пускай дуб растет выше; как вырастет, не станем в лес за желудями ездит, можем и в избе рвать» (Аф., т. 2, № 188).

Модальный глагол уметь, в силу наличия в его семантике смысловых составляющих, деривационно связанных с понятиями «ум», «умение», выражает частное значение субъективной возможности «иметь способность выполнить действие благодаря наличию интеллектуальных способностей, трудовых навыков, умений и т.п. Указанное значение реализуется в типических сказочных ситуациях, характеризуя сказочного героя как носителя таких качеств, которые оцениваются фольклорным социумом как безусловно положительные, ценные. Ср.: «Остановилась она [кобылица] и говорит: - Ну, добрый молодец, когда сумел ты усидеть на мне, то возьми-владей моими жеребятами» (Аф., т. 1, № 169).

Модальный глагол сметь (зафиксированный преимущественно с отрицанием) является экспликатором частного значения субъективной возможности, обусловленной наличием/отсутствием у субъекта смелости, отваги, дерзости, и реализует свою модальную функцию в сюжетных ситуациях, отражающих условно-сказочную социальную иерархию (ср.: «Задумался стрелец, да перечить королю не посмел. - Думай не думай, - сказал король, - а не сделаешь дела, то мой меч - твоя голова с плеч!» (Аф., т. 2, № 212) либо фиксирующих табуированное действие (ср.: «Встречает их Баба-яга: - Ах вы, незваные, непрошеные! Как вы смели лошадей без спросу привязывать!» (Аф., т. 1, № 105). В анализируемых нами образцах русских народных волшебных сказок наблюдается активное употребление модально-предикативных слов в сочетании с зависимым инфинитивом, реализующих преимущественно разнообразные варианты значения объективной модальности. Функционируя в односоставных предложениях с косвенным субъектом действия (носителя состояния), выраженным дательным падежом существительного или местоимения (а в во многих случаях представленным имплицитно), модальные предикативы можно, нельзя обнаруживают ослабление связи между субъектом и действием (признаком), в силу чего субъект действия характеризуется неагентивностью. Высказывания, описывающие ситуативно обусловленную возможность, в сказочной поэтике отражают, как правило, возможность/невозможность, достижения результата конкретного желаемого действия с помощью фантастических средств (волшебных предметов, чудесных помощников или магических действий). Ср.: «- Да, это дело трудное. Только узнать можно. Вот тебе шапка-невидимка, с нею чего не высмотришь!» (Аф., т. 2, № 298); «Печь вон пошла из избы и как сошла со двора, то и поехала печь столь шибко, что и догнать нельзя» (Аф., т. 1, №165).

Группа несобственно модальных модификаторов, зафиксированных с модальным значением возможности при их функционировании в сочетании с зависимым инфинитивом, представлена в анализируемых нами фольклорных текстах широким набором глаголов (успеть, поспеть, годиться, знать, разуметь, догадаться, привыкнуть, ухитриться, изловчиться и др.), кратких прилагательных (годен, пригоден, готов, горазд, привычен, достоин и др.), существительных (мастер, мастак) именных и наречных сочетаний (не иметь воли, взять смелость, быть /не/ в силах, нет мочи, невмоготу, невмочь, /не/ хватило сил и др.), предикативных наречий (стыдно, совестно, непригоже, трудно, долго и др.). Семантическая палитра несобственно модальных лексических модификаторов включает разнообразные модальные и оценочные оттенки, хотя каждая из таких модальных единиц представлена в анализируемом материале ограниченным числом употреблений. Во втором параграфе рассматриваются грамматические средства выражения значения возможности в языке сказки.

В круг грамматических структур, реализующих указанное модальное значение без посредства лексических модификаторов, то есть имплицитно, входят формы глагольного наклонения, характеризующиея в целом ограниченностью соответствующей функционально-семантической нагрузки. При этом наиболее полно коррелируют с собственно модальными модификаторами глаголы изъявительного наклонения в форме будущего (настоящего-будущего времени). Ср.: «На другой день опять сбор; и бояр и дворян у княжьих палат глазом не окинешь!» (Аф., т. 2, № 180) - то есть «невозможно окинуть»; «А мальчик на то время так раскричался, что ничем его и не забавят: и так и сяк, а он знай кричит!» (Аф., т. I, № 127) - то есть «не могут забавить».

Модально-семантический потенциал глаголов сослагательного наклонения раскрывается, прежде всего, при функционировании их в составе сложных синтаксических конструкций со значением условности. Ср.: «- Ведь эта королевна - Елена Премудрая, наша могучая повелительница. Если б при ней да была ее волшебная книга, она тотчас бы тебя узнала - и тогда не миновал бы ты злой смерти» (Аф., т. 2, № 236) - то есть «смогла бы узнать».

Формы глагольного наклонения, характеризуясь невысокой частотностью употребления в функции модальных конституентов значения возможности, а также семантической многослойностью эксплицируемого модального значения, занимают периферийное положение в структуре соответствующего модального микрополя, однако их художественная функция в жанре русской народной сказке весьма значима.

Ситуация возможности / невозможности в анализируемых текстах регулярно передается инфинитивными предложениями (утвердительными или отрицательными, повествовательными или вопросительными). Особенно ярко и однозначно посредством указанных конструкций эксплицируется значение отрицательной возможности - отсутствие возможности, обусловленное обстоятельствами или внутренними свойствами косвенного субъекта действия. Ср.: «-Уходи отсюда, добрый молодец! Скоро придет двенадцатиглавый змей! Я пропаду, да и тебе не миновать смерти; съест тебя лютый змей!» (Аф., т. 1, № 155); «- Эту загадку ей ни в жизнь не разгадать; а всякую другую сейчас узнает» (Аф., т. 2, № 198); Вопросительные инфинитивные предложения, используемые говорящим для эмоционального утверждения невозможности действия или процесса (транспонированные вопросы), также обнаруживают отчетливую смысловую связь с предложениями, формируемыми предикативами нельзя, невозможно. Ср.: «А козел в это время обернулся добрым молодцем и ходит по двору с гуслями. Ну как на пир гусляра не позвать?» (Аф., т. 2, № 277) - то есть «нельзя не позвать»; «Ну где поймать буйный ветер на поле, ясна соколав поднебесье!» - то есть «невозможно поймать» (Аф., т. 2, № 253).

В третьей главе «Микрополе возможности в языке несказочных фольклорных жанров», состоящей из 2 параграфов, содержится функционально-семантический анализ микрополя возможности, реализованного в языке былин и в языке семейно-бытовой обрядовой поэзии.

Первый параграф посвящен особенностям плана содержания и плана выражения микрополя возможности, реализованного в языке русской эпической поэзии.

Специфика эпического мировидения, выразившаяся в создании особого утопически-былинного художественного мира, в значительной степени отличающегося от мира сказочного, обусловливает в языке данного жанра специфику оформления синтаксической модальности.

Анализ лексико-грамматического наполнения указанного микрополя применительно к языку былин показывает, что его центральную часть формируют лексические модификаторы, доминантное положение среди которых занимают собственно модальные глаголы (мочь, сметь, уметь), зафиксированные в большинстве случаев с отрицанием и реализующие, главным образом, значение субъективной возможности. При этом особенностью реализации глагола мочь в текстах былин является малоупотребительность глагола мочь (в сочетании с зависимым инфинитивом) в указанном значении в функции предикативной характеристики такого субъекта действия, который является в повествовании главным героем-богатырем. Действие, событие, связанное с агентивной характеристикой такого субъекта, фиксируется в былине преимущественно как наличное в рамках реальной действительности с помощью глаголов изъявительного наклонения, то есть средствами выражения объективной реальной модальности. В таком случае оказываются избыточными средства выражения ситуативной модальности, репрезентирующие событие в виде предпосылки (в нашем случае возможности) для его осуществления.

Частотность употребления собственно модальных предикативов можно, нельзя ниже, чем в языке сказок, что, очевидно, связано с малоупотребительностью в языке былин безличных предложений.

Группа несобственно модальных конституентов (лексемы различной частеречной принадлежности в составе предикативных сочетаний) характеризуется не столь широким, как в сказках, набором лексических единиц, среди которых наиболее актуальными для аксиологии и эстетики былин являются такие, которые эксплицируют невозможность выполнения действия в силу внутреннего долга, морального ограничения. Ср.: «Поехал молодец, сам призадумался: - То не честь мне хвала богатырская И не выслуга от князя Владимира Прямоезжею дорогою поехать в стольный Киев-град» (БРФ, т.1, № 42) то есть «нельзя поехать, так как это не соответствует представлению о богатырской чести»; «…Ехать нам за бабой вслед с угонною А стыдно нам будет да похабно есть» (БРФ, т. 1, № 46)- то есть «нельзя ехать так как это недостойно богатыря, стыдно»

Обращает на себя внимание высокая частотность употребления инфинитивных предложений в качестве безмодификаторных экспликаторов модального значения возможности (40 % от общего количества всех зафиксированных в анализируемых текстах языковых средств, способных эксплицировать значение возможности). При этом, как и в сказках, наиболее отчетливо и однозначно значение возможности репрезентируется в отрицательных инфинитивных предложениях. Превалирующим частным значением возможности, эксплицируемым посредством инфинитивных предложений, является значение предопределенности, что согласуется с идеей провиденциальности, отраженной в русском эпосе. Ср.: «Говорит голова, кость человеческа:- Не бывать тебе, Василью, на святой Руси, Не видать тебе, Василей, своей матушки, Честной вдовы Омельфы Тимофеевны» (Смирн., № 21).

Отметим также высокую частотность инфинитивных конструкций, осложненных вспомогательными глаголами стать, было, которые почти не встречаются в языке сказок, но весьма характерны для стилистики былин. Ср.: «Провещится ему черный ворон: - Гой еси, ты, удача добрый молодец! Не стреляй ты меня, черна ворона, Моей крови тебе не пить будет, Моего мяса не есть будет, Надо мною сердце не изнести, Скажу тебе добычу молодецкую..!» (БРФ, т.1, № 41); «- Ох ты ой еси, Алеша Попович млад! Ваши роды не уклончивы, не уклончивы ваши роды, не устойчивы, - Не стать тебе со мной бой держать!» (БРФ, т. 1, № 44).

Посредством форм глагольного наклонения значение возможности в языке былин выражается с несколько меньшей частотностью, чем в языке сказок. Исследованный языковой материал почти не обнаруживает специфичных для сказок глаголов настоящего-будущего времени в роли экспликаторов значения возможности. Формы глаголов изъявительного и сослагательного наклонения, в силу узости их модальной спецификации и невысокой частотности, занимают периферийное место в модальном микрополе возможности.

Во втором параграфе рассматриваются особенности плана содержания и плана выражения модального микрополя возможности в языке семейно-бытовой обрядовой поэзии.

Как показывает исследованный материал, план выражения микрополя возможности, реализующегося в языке обрядовой лирики, имеет некоторые особенности, связанные с повышенной субъективной направленностью его плана содержания. Лексические модальные модификаторы, составляя ядерную часть плана выражения рассматриваемого микрополя, характеризуются вместе с тем снижением частотности употребления по сравнению с частотностью употребления их в языке сказке. При этом модальный глагол мочь, занимающий доминантное положение среди модальных конституентов, реализует, главным образом, частные значения субъективной возможности и в подавляющем большинстве случаев, так же, как и собственно модальные глаголы сметь, уметь, зафиксирован с отрицанием, что обусловлено тенденцией к изображению в обрядовой поэзии неагентивного лирического героя, обнаруживающего внутреннюю рефлексию, но почти не проявляющего действия, направленного вовне. Ср.: «Тошно плакали сердечны мои детушки. Не могла стерпеть победная головушка, Я глядеть да на детины горючи слезы» (Жек., № 754); «Я не смею, да красна девица, Без вашего благословеньица Объявить свой голос на люди, Оборонить свои слезы на землю» (Жек., № 245).

Этим же фактом можно объяснить высокую частотность употребления в группе несобственно модальных модификаторов лексических единиц, семантика которых относится к эмоциональной сфере (предикативы тошно, горько, тяжко, грустно, скучно и т.п.). Ср.: «Охо-хо, тошнехонько вольной пташечке Во клеточке сидеть» (Жек., № 580); «Горько жить на дальней сторонушке, Голову держать поклонную, Ретивое сердце покорное» (Шап., № 249).

Яркой жанровой особенностью обрядовой лирики является активное бытование в ее языке безличных инфинитивных предложений, обладающих значительным модальным потенциалом в силу особой эмотивности и категоричности интонации. Ср.: «Не воротится что красное-то солнышко С окиян-моря да после-то закатушка! Не вернуть и мне, горюше горегорькоей, Что своей ли ненаглядной дочери родноей!» (Прч., № 294); «Уж как я открасовалася: Не плести уж мне русой косы, Не носить мне алой ленточки!» (Чист., № 359).

Инфинитивные вопросительно-восклицательные предложения, представляющие собой транспонированный вопрос, реализуют значение отрицательной возможности с оттенком отрицательной желательности и, таким образом, содержат явный эмоционально-оценочный подтекст, что делает их одним из излюбленных стилистических приемов в языке обрядовой лирики. Ср.: «Уж вы, свет мои голубушки, Да мои милые подруженьки, Уж мне что же веселитися? Как по мою руку правую - Все морозы трескучие; Да по мою руку левую - Стоит зимушка холодная» (Жек., № 483); «За стол села девица, заплакала: - Как-то девице с теремом расстатися, С батюшкой, с матушкой расстатися?» (Чист., № 365).

В числе периферийных конституентов микрополя возможности, сформированного в языке обрядовой лирики, находятся формы глаголов изъявительного и сослагательного наклонений, характеризующиеся ограниченностью соответствующей функционально-семантической нагрузки.

Заключение

В заключении излагаются основные результаты исследования.

План выражения значения возможности в языке рассмотренных фольклорных жанров имеет типологическую основу, обусловленную универсальным характером функционально-семантической категории модальности, а также общей лингвокультурной основой всех жанров, функционирующих в фольклорном дискурсе.

В языке волшебной сказки, былины и обрядовой поэзии план выражения модального микрополя возможности представлен системой разноуровневых средств, организованных по полевому принципу типа «центр - периферия». При этом центральное положение в структуре интересующего нас микрополя занимает группа специализированных модальных модификаторов (модальных глаголов и предикативов в сочетании с зависимым субъектным инфинитивом), сгруппированных на основе близости их функциональных признаков к доминанте модального микрополя возможности - глаголу мочь. Глагол мочь, реализующийся как в утвердительной, так и в отрицательной форме, будучи самым емким и семантически прозрачным экспликатором значения возможности, занимает центральное место в группе собственно модальных модификаторов. Другие собственно модальные глаголы (уметь, сметь), в силу совмещения в их семантическом комплексе модального значения и отчетливо выраженного собственного лексического значения, служат для регулярной экспликации лишь частных значений субъективной возможности

Собственно модальные предикативы, функционирующие в конструкциях с косвенным субъектом действия, представлены предикативами можно и нельзя в сочетании с зависимым инфинитивом. Их семантические корреляты возможно, льзя - невозможно, не можно зафиксированы лишь в единичных употреблениях как стилистически чуждые языку фольклора (возможно, невозможно) или фактически ушедшие из числа общеупотребительных языковых единиц на момент письменной фиксации исследованных текстов (льзя, не можно). Отметим также более низкую активность функционирования модальных предикативов по сравнению с модальными глаголами, что можно объяснить их модальной специализацией, связанной с преимущественной реализацией значения объективной возможности.

Окраинное положение в комплексе лексических средств выражения возможности занимает группа лексических единиц различной морфологической принадлежности, которые приобретают модальную специфику лишь в отдельных реализациях при функционировании с зависимым инфинитивом. Каждая их данных лексем представлена ограниченным количеством употреблений, но в совокупности несобственно модальные модификаторы образуют весьма обширный пласт периферийных средств выражения описываемого модального значения в языке фольклорного дискурса. Являясь единицами, синонимичными собственно модальным конституентам, указанные модификаторы способны не только адекватно выражать значение возможности, но и обогащать его самыми различными семантическими нюансами в соответствии с ситуациями (сюжетными коллизиями, характеристиками персонажей, предметов и явлений, эмоциональными и этическими оценками), представленными в произведениях устного народного творчества.

Не имеющие собственного морфологического ядра, грамматические конституенты реализуют модальное значение возможности недискретно, выявляя его лишь в определенных контекстуальных условиях, что служит основанием для отнесения данной группы средств выражения значения возможности к периферийному слою в структуре описываемого модального микрополя. Такими грамматическими средствами выражения значения возможности являются видо-временные формы глаголов в изъявительном наклонении и видовые формы глаголов в сослагательном наклонении, а также характеризующиеся весьма частотной употребительностью в языке фольклора конструкции с независимым инфинитивом. При этом наиболее отчетливо значение возможности выявляется в отрицательных инфинитивных предложениях, в то время как в утвердительных предложениях оно окрашивается дополнительными модальными и оценочными смыслами или присутствует как семантический элемент высказывания. Безмодификаторные средства выражения значения возможности характеризуются в целом ограниченностью функционально-семантической нагрузки и невысокой частотностью употребления, что позволяет отнести данную группу средств выражения значения возможности к числу периферийных конституентов рассматриваемого микрополя.