Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение

Несмотря на то, что в последнее время современное языкознание проявляет все больший интерес к человеку говорящему и к тому, как он отражается в языке, некоторые аспекты, связанные с антропоцентрической направленностью в лингвистике, остаются пока мало изученными.

К этому кругу вопросов относится проблема рефлексии обыденного, нелингвистического сознания над языком. С момента возникновения науки о языке сложилось мнение о том, что естественный язык является предметом изучения лингвистики и других смежных с ней дисциплин. Однако, как показывают исследования, язык как предмет размышлений привлекает внимание не только ученых-профессионалов, но и так называемых «наивных лингвистов» или языковых носителей-нелингвистов. Под «наивным лингвистом» -- понимается носитель языка, который профессионально не связан с языком, но является лингвистом в силу того, что предметом его наблюдений является язык, речевая деятельность.

Объектом исследования данной выпускной квалификационной работы послужили разнообразные метаязыковые высказывания описательного и оценочного характера о языке и речевой деятельности, сделанные «наивными лингвистами» в обыденной речи

Предметом исследования стали особенности их употребления и выявление основных случаев, маркированных данными языковыми единицами.

Актуальность данного исследования заключается, во-первых, в том, что человек говорящий является центральной прагматической категорией современного языкознания. Осознав, что понять и описать язык без человека говорящего невозможно, лингвисты в настоящий момент пытаются создать новую парадигму философии языка, характеризующуюся тем, что весь язык соотносится с субъектом, который его использует.

Во-вторых, актуальность данной темы определяется тем, что в данной работе, помимо сугубо лингвистической тематики затрагивается понятие «языкового сознания», которое может представлять определенный интерес философского и культурологического характера.

Целью настоящей выпускной квалификационной работы является изучение и упорядочение разнообразных средств описания метаязыкового характера, используемых говорящим в обыденной речи.

Обозначенная цель требует решения ряда частных задач:

1. Рассмотреть феномен языкового сознания как особый объект лингвистического исследования.

2. Дать структурное описание метаязыка «наивного лингвиста» относительно общелингвистических терминов.

3. Определить, что говорят о своем языке и речи носители языка, нелингвисты.

4. Описать языковые средства, с помощью которых они делают это.

5. Выявить эмоционально и стилистически окрашенные средства описания естественного языка.

6. Дать социолингвистическую характеристику высказываниям, описывающим речевую деятельность носителей-нелингвистов.

7. Определить роль территориального фактора в метаязыковых высказываниях «наивных лингвистов».

Теоретической основой нашего исследования послужили работы Н.М. Лебедевой и Н.Д. Арутюновой, которые считают, что содержание обыденного языкового сознания составляет коммуникативно-языковое и метаязыковые знание (знание о единицах языка, их значении и нормах употребления и общие знания и суждения обустройстве языка) (Лебедева 2009:65, Арутюнова 2000:7). В обыденной речи не существует понятия «метаязык», потому настоящая работа основывается на труде Н.Б. Гвишиани, который отмечает, что метаязык, будучи языком описания естественного языка, одновременно выступает и как часть естественного языка (Гвишиани 2008:154).

Методика настоящего исследования носит комплексный характер. В данной выпускной квалификационной работы были использованы различные методы стилистического и структурного анализа. Основным методом научного анализа является описательный метод, предполагающий систему научно-исследовательских приемов, применяемых для изучения социального функционирования языка, для описания и анализа элементов и частей работающего «языкового механизма». Описательный метод располагает рядом приемов лингвистического анализа, наиболее распространенными из которых являются приемы лингвистического наблюдения, лингвистического сравнения и упорядочение материала относительно элементов понятийного аппарата научной лингвистики.

В качестве источника фактического материала был использован электронный ресурс Британский национальный корпус [bnc] British National Corpus URL: http://corpus.byu.edu/bnc/.

Практическая значимость определяется возможностью использования результатов данного исследования в лекциях и спецкурсах по стилистике и культурологии, а также в процессе преподавания английского языка.

Объем и структура: настоящая выпускная квалификационная работа состоит из 57 страниц и включает в себя введение, две главы, снабженные выводами, заключение и список использованной литературы. В главе I проводится обзор общих теорий языкового мышления, метаязыка. В главе II проводится анализ исследуемого материала, определение их особенностей. В заключении подводится общий итог исследований.

Глава I. Антропоцентрический фактор в языке

1.1 Язык и человек, Говорящий как языковая личность

Язык и человек - старая и в то же время новая тема самой науки о языке. Бесспорен тот факт, что эти два понятия - «язык» и «человек» - взаимосвязаны, но в то же время каждая эпоха предлагала множества различных осмыслений взаимоотношений между человеком и языком. Характерной чертой языкознания ХХ века является его антропоцентрическая направленность: человек поставлен в центр лингвистических исследований как субъект языковой коммуникации, как языковая личность (Виноградов 1961, Сусов 1984, Караулов 2014).

Сегодня стало очевидным то, что язык является формой, способом жизнедеятельности человека, способом вербализации человеческого опыта и его сознания, способом выражения личности и организацией межличностных отношений в процессе совместной деятельности людей. В.В. Виноградов одним из первых ввел в лингвистику понятие личности, входившее ранее в концептуальный аппарат психологии, философии, социологии (Виноградов 1961).

Сегодня понятие «говорящий» довольно широко употребляется в разных лингвистический описаниях, однако, не является однозначным. А.И. Варшавская считает, что оно может иметь четыре разные интерпретации: Г1 субъект речевой деятельности в целом, носитель языка; Г2 - говорящий как автор высказывания, текста; Г3 - говорящий как участник конкретного коммуникативного акта, противопоставляющий себя другим участникам; Г4 субъект конкретного речевого действия, обозначен конкретным глаголом речевого действия (Варшавская 1992:23). Каждый из перечисленных аспектов тесно взаимодействует с другими аспектами, неразрывно с ними связан и одновременно выступает в качестве самостоятельного объекта лингвистического исследования.

Анализ высказываний говорящего позволяет воссоздать его как языковую личность, которая представляет собой совокупность способностей и характеристик человека. Данные характеристики обуславливают создание и восприятие им речевых произведений, различающихся 1) степенью структурно-языковой сложности; 2) глубиной и точностью описания действительности; 3) определенной целевой направленностью (Караулов 1989:3).

Помимо этого, Ю.Н. Караулов считает, что любая языковая личность обладает вневременными (постоянными) и временными (изменчивыми) аспектами. Постоянный аспект языковой личности состоит из трех уровней: 1) вербально-семантический; 2) тезаурусный или когнитивный (т.е. базовая, неизменная часть картины мира языковой личности); 3) мотивационно-прагматический (здесь имеются в виду коммуникативные потребности и возможности языковой личности) (Караулов 2014:60).

Первый уровень, характерный для языковой личности, заключается в степени овладения языком в целом, в способности к созданию и воспроизведению текстов. Второй уровень проявляется в языковой картине мира, отражаемой текстом, или в когнитивной ценности этого текста. Третий уровень -- те цели и задачи, которые преследует языковая личность, создавая текст.

Важную инвариантную часть в структуре языковой личности занимает национальное начало, связанное с национальным характером. Любая языковая личность является носителем национального языка. Он оказывает влияние на содержание уровней организации личности, так как языки по-разному отражают в лексике, грамматике реальный мир. Л. Витгенштейн считал, что границы языка человека являются границами его мира (Витгенштейн 1958:80). Эта идея о том, что люди в значительной мере находятся под влиянием языка того общества, в котором они живут, разработана в учении Эд. Сепира и Б. Уорфа (Уорф 1960:135). Временный аспект личности составляют характеристики, легко подверженные изменению (например, психологические, физиологические, социальные и другие). Временные и вневременные аспекты языковой личности влияют на выбор стратегии дискурса, которую выбирает языковая личность для достижения цели коммуникации.

Таким образом, история изучения языковой личности в лингвистике обнаруживает давнюю историю изучения. Традиционно в структуре языковой личности выделяется три уровня: вербально-семантический, когнитивный и прагматический. Кроме того, языковая личность характеризуется тем, что обладает набором вневременных (постоянных) и временных (изменчивых) аспектов и наличием особого национального начала, которое оказывает влияние на содержание уровней организации личности.

В связи с постановкой таких важных вопросов, как социальная природа языка, связь языка и речи, языка и личности в языкознании возникает проблема языка и языкового сознания.

1.2 Язык и языковое сознание

Одним из тех, кто внес существенный вклад в развитие идеи языкового сознания, был В. Фон Гумбольдт. Он рассматривал данное понятие прежде всего как «способность сознания в определенной степени рефлексировать над адекватностью претворения мысли в слово». Языковое сознание по В. фон Гумбольдту - это «осознание возможностей языка в их устойчивости и соотнесение их с собственным творческим мышлением» (Гумбольдт 1984:401).

Современные лингвисты, рассуждающие на тему языкового сознания, склонны поддерживать идеи Гумбольдта, особенно когда речь идет об индивидуальной форме языкового сознания и рефлексии общества над развитием языка. Вместе с тем, нынешнее поколение философов ставит под сомнение существование прямой непосредственной связи между развитием сознания и мышления с одной стороны, и грамматических форм с другой стороны, ссылаясь на «представление об уровнях организации сознания, мышления и речи не только как превращенной форме образных и действенных обобщений, складывающихся в мышлении до языка и служащих в определенной мере его аффективно-когнитивной основой, но так же и превращенной форме культуры» (Портнов 1994:125).

Более основательный подход к проблеме языкового сознания предлагает Эд. Сепир. Продолжая тему влияния языка на человека, Э.Сепир указывает, что язык в непосредственном функционировании неотделим от опыта, и «не располагается параллельно ему, но тесно переплетается с ним» (Сепир 1993:228).

Обладая языковым сознанием, человек неразрывно связан с языком, владение которым проявляется в процессе речевой деятельности, которая, в свою очередь, переплетается с другими формами деятельности человека. К. Бюлер подчеркивал, что любое высказывание человека «стоит в одном ряду с поступками и само является поступком» (Бюлер 1993:53)

А.А. Леонтьев писал, что бытие, жизнь каждого человека складывается из совокупности или иерархии сменяющих друг друга деятельностей. Язык, как общественное явление, представлялся единством двух сторон: с одной - продуктом специфической, соответствующей ему деятельности, с другой - тем, в чем эта деятельность выражается, опредмечивается. (Леонтьев 1969:114). Если иметь в виду то, что в любой сфере деятельности, в том числе в речевой, человек выступает или мыслит себя прежде всего в качестве субъекта, исполнителя деятельности в отличие от предметного мира, мыслимого как объект, то язык является и объектом человеческой речевой деятельности, и орудием этой же деятельности.

Это положение представляется важным относительно исследования метаязыковых средств, использованных Говорящим при описании естественного языка. Кроме того, как уже говорилось, человек, владеющий языком, есть не просто субъект речевой деятельности, это - языковая личность, осознающая свою роль в языковом общении и способная оценивать себя и других в речевой деятельности, используя для этого самые разнообразные языковые средства. Важную инвариантную часть в структуре языковой личности занимает национальное начало, связанное с национальным характером.

Научный подход, который используется при изучении речи «наивной» языковой личности, подразумевает объективность обыденного фактора. Кроме того, воздействие, оказываемое на все сферы функционирования языка в сознании обычных носителей языка также должно быть объективным, вне зависимости от того, соответствуют ли представлениям научным представления «наивных» лингвистов о языке.

Н.Б. Лебедева подразделяет языковое сознание на 4 вида знаний, при этом каждое из этих знаний может быть осознанным и неосознанным:

1. «Знание языка» - это языковая компетенция, умение говорить и понимать. Предполагается, что личность способна говорить как на родном языке, полученным в дар от своих родителей («материнский язык»), так и на неродном, приобретенным позже (второй язык). Что касается неосознанных знаний, то на этом уровне возможно спонтанное или интуитивное владение языком, или так называемое «чувство языка», которое включает в себя механизмы автоматизма и навыка (Лебедева 2009:61).

2. «Знания о языке» или лингвистическая компетенция пользователей языка. Важнейшая составляющая заключается в «спонтанных представлениях о языке и речевой деятельности, сложившихся в обыденном сознании человека» (Арутюнова 2000:7). Здесь подразумеваются метаязыковые знания носителей языка, которые имеют довольно туманные представления о лингвистических механизмах и потому в процессе коммуникации могут лишь непроизвольно оценивать речь как правильную или неправильную. (Лебедева 2009:63).

3. «Знания в языке» - знания, отраженные в языке, в его особенностях. К неосознаваемой сфере «знаний в языке» относится «языковая картина мира», «языковая категоризация», «образы языка, отраженные в самом языке» (Арутюнова 2000:7) как часть «образов мира, отраженных в языке» (Лебедева 2009:65). Знания в языке - это языковая картина мира, то есть отражение действительности в семантике языковых единиц.

4. «Знания на языке», в которые «включается вся информация, зафиксированная в текстах, устно или письменно созданных на данном языке, и непосредственно воспринятая слушателем или читателем», а также «различные размышления по поводу этой информации, в основном, профессиональные (стилистика, литературоведение и другие науки, которые основаны на анализе текстов)» (Лебедева 2009:65). Последний вид знаний есть совокупность языковых высказываний о действительности. Однако, согласно Н.Б. Лебедевой, не стоит включать этот тип знаний в собственно языковые.

Согласно представленной выше уровневой классификации знаний, на которую подразделятся языковое сознание, обыденное языковое сознание включает в себя:

1. знание языковых единиц и их значений (носители языка могут не знать некоторых единиц или не иметь правильные представления о семантике) - языковое знание;

2. знания о языковой технологии (употребление, языковые и стилистические нормы, сочетаемость языковых единиц, коммуникативные нормы, речевой этикет, правила создания текстов разных типов и жанров) - коммуникативно-языковое знание;

3. знания об устройстве языка (мнения и суждения о его сложности, богатстве, происхождении, развитии; энциклопедические сведения о языках и эмоциональная оценка различных языков) - метаязыковые знания.

В заключение данного раздела можно сделать вывод о том, что языковое сознание есть такая форма изучения языкового материала, при которой язык и речевая деятельность рассматривается как отражение ментальных представлений языкового сообщества, которые обычно не осознаются носителями языка. Языковое сознание предстает как результат коммуникативного опыта индивида, поскольку без коммуникации освоить язык невозможно. Кроме того, обыденное языковое сознание составляют значения слов, правила их сочетания и создания текстов, акустические и артикуляционные навыки, нормы и правила коммуникативного поведения. Помимо этого, в обыденное языковое сознание входят и рефлексивные знания о языке - т.е. мнения, суждения о языке и его особенностях.

диалектный речевой общение языковый

1.3 Метаязык как средство описания обыденного языка

Понятие метаязыка вошло в науку в связи с работами известного немецкого математика Дэвида Гильберта (1862-1943) по созданию математической метатеории, в которой исследуется правомерность построения рассуждений в математике.

В лингвистике в связи с термином «метаязык» принято говорить об иерархии языков, когда один язык является объектом другого, стоящего иерархически выше языка, или метаязыка, на котором ведется разговор о высказываниях, сделанных на стоящем ниже языке - языке-объекте (Ахманова 1966, Налимов 1979, Гвишиани 2008).

Что касается языкознания, то здесь, в отличие от математики, мы говорим о метаязыке как о средстве описания естественного языка, а не формализованной системы. Лингвистический словарь дает следующее определение метаязыка: «Метаязык (от греч. meta- «через», «после») - это язык второго порядка, по отношению к которому естественный человеческий язык выступает в качестве «языка-объекта», то есть как предмет языковедческого исследования» (ЛЭС 1990:297).

Р. О. Якобсон, изучая функционирование языка в общей модели коммуникации, отметил, что «метаязык -- это не только необходимый научный инструмент, который используют логики и лингвисты; он также играет важную роль в нашей повседневной речи» (Jakobson 1960: 356). Действительно, носители языка не только используют его для создания высказываний или их восприятия в процессе коммуникации, но и обращают в этом процессе внимание на сам язык, при этом используя тот же язык в метаязыковой функции. Одним из свойств носителя языка является возможность применять язык в метаречевой функции, которая предполагает некие метаязыковые рассуждения, наличие представлений и знаний о языке. Г. Хёнигсвальд для комплекса таких знаний и представлений предложил ввести понятие «народное языкознание» (folk linguistics) по аналогии с другими вне научными формами знания (такими как, например, «народная медицина»). Он полагал, что «народный взгляд на язык, народные представления о языке являются частью социолингвистической ситуации и потому заслуживают самостоятельного изучения» (Hoenigswald 1966). Подобные элементы языковой рефлексии назывались «наивной лингвистикой». Во всех случаях подразумеваются «спонтанные представления о языке и речевой деятельности, существующие в обыденном сознании человека и зафиксированные в значении металингвистических терминов» (Арутюнова 2000: 7).

Характерной особенностью метаязыка лингвистики является то, что описание естественного языка ведется средствами самого языка. Таким образом, такая крепкая связь между языком-объектом и языком его описания вследствие тождественности их материального выражения, общности материальный основ, делает непростой задачу четкого разграничения этих двух сущностей. Для этой цели, требовалось бы изобрести такой метаязык, который функционировал бы на основе совершенно особой системы обозначений. Подобные попытки неоднократно принимались в отечественной лингвистике, но ни одна из них, по утверждению О.С. Ахмановой, еще «не привела к созданию развитого или законченного метаязыка и даже если предположить, что новая метатеоретическая система была создана, потребовался бы очень долгий срок для того, чтобы она сделалась действующим средством лингвистического общения». (Ахманова 1966:4).

Когда лингвисты говорят о языке как о самобытной семиологической системе единиц и правил их построения, прежде всего имеется в виду то, что эта система является важнейшим средством общения людей. Метаязык, используемый в случаях, когда речь идет о языке же, имеет в качестве своей основы естественный человеческий язык, обладающий определенными национальными особенностями. Поэтому метаязык оказывается обусловленным, связанным с индивидуальной спецификой конкретных знаков. При этом богатство национальных языков обуславливает поистине неисчерпаемые возможности, которые открываются для возникновения все новых средств описания и построения метаязыка.

Кажущееся противоречие, возникающее в ситуации, когда естественный язык выступает как бы в двух ипостасях - на нем формулируются некоторые высказывания и на нем же ведется обсуждение правомерности этих высказываний - исчезает, если, приняв во внимание факт консубстанциональности естественного, человеческого языка и метаязыка лингвистики, помнить, что высказывания о правомерности суждений относятся к языку уже другого порядка, для которого анализируемые суждения являются высказываниями, сделанными на языке-объекте.

Исследуя английские лингвистические термины, Н.Б. Гвишиани констатирует, что метаязык - это «язык о языке». Языковед отмечает особенность метаязыка языкознания: «в основном он строится на базе тех же единиц, что и язык-объект, т.е. имеет с ним единую (тождественную) субстанцию, является «консубстанциональным» с языком-объектом». Иными словами, метаязык, являясь языком, используемым для описания естественного языка, в то же время выступает и как часть естественного языка» (Гвишиани 2008:154).

Одно из отличий между языком-объектом и метаязыком, как считает Е.А. Барляева, заключается в том, «кто и с какой целью пользуется этими языками» (Барляева 1993:129). Как уже отмечалось выше, человек (включая и профессионального лингвиста, и человека, таковым не являющегося) будучи не просто субъектом речевой деятельности, но и языковой личностью, осознающей свою роль в языковом общении, способен к рефлексии над языком и речью. И пользуется он в своих рассуждениях не чем иным, как метаязыком.

Именно способность нелингвистов, простых носителей языка, размышлять над речью окружающих, а также над своей собственной речью позволила говорить о наличии своеобразного метаязыка обыденной речи. Строго говоря, понятия «метаязык» в обыденной речи не существует. В данной работе этот лингвистический термин необходим для того, чтобы описать и систематизировать то, что говорят «наивные» лингвисты о живом языке в обыденной речи.

В лингвистике говорят о прагматике метаязыкового общения, рассматривающей единицы метаязыка в их отношении к тем, кто пользуется этим языком. Рассматривая метаязык лингвистики, следует отметить, что в этой сфере возможные различия минимальны, поскольку научное метаязыковое общение возможно только между людьми одной профессии, определенного уровня образования, подготовки. Однако в сфере метаязыка обыденной речи, когда о языке рассуждают не лингвисты, а обычные люди - носители родного языка, каждый участник метаязыкового дискурса может претендовать на исчерпывающее знание предмета, индивидуальность своего языкового сознания, самобытность своего особого авторского стиля. Именно поэтому выявление цельнооформленных мета диалектов крайне затруднительно, хотя некоторые общие аспекты социолингвистики и территориальные особенности находят свое отражение в метаязыке «наивных лингвистов» и будут рассмотрены далее в практической главе данного исследования.

Подводя итог, необходимо отметить, что метаязык характеризуется консубстанциональностью естественного языка и языка его описания, поскольку носители языка в процессе общения часто обращают свое внимание на сам язык, употребляя при этом родной язык в метаязыковой функции. Кроме того, метаязык не может быть оторван от использующего его субъекта и в целом характеризует мировоззрение носителя языка, т.е. систему его представлений об окружающем мире.

1.4 Ситуация общения и условия успешной коммуникации в свете теории речевых актов

В современной лингвистике не без оснований считается, что исследование языковых проблем невозможно без обращения к функциональным аспектам языка, к практике языкового общения, в процессе которого языковые единицы приобретают конкретную значимость. Рассмотрение такого понятия как «ситуация общения» и других связанных с ним понятий, принадлежащих ведению прагматики, важно для исследовательских задач данной работы, поскольку, во-первых, этого требует антропоориентированная направленность настоящего исследования, во-вторых, как показывают наблюдения, нелингвисты описывают и оценивают свою и чужую речевую деятельность именно в контексте реальной ситуации общения посредством речевых действий, в-третьих, с ситуацией общения непосредственно связан смысл высказывания, его понимание и оценка обыденным сознанием, что в свою очередь, находит отражение в метаязыковых выражениях «наивного лингвиста».

О. Есперсен писал, что речевая деятельность «состоит из совокупности речевых действий или актов, совершаемых в рамках ситуации общения, включающей в себя ряд условий, дающих возможность осуществления языковой коммуникации» (Есперсен 1958:15).

Говоря о ситуации общения, традиционно в лингвистике различают два вида ситуаций: ситуации, составляющие содержание предложения или высказывания, как языкового образования (семантическая ситуация), и ситуации, в которых осуществляются высказывания, или речевые акты (коммуникативная ситуация). Несмотря на свою автономность, эти два вида ситуаций находятся в отношениях взаимодействия и взаимовлияния, что признается рядом ученых (Звегинцев 1996; Хомякова 1992).

Для того чтобы оценить языковые категории на основе выполняемых ими коммуникативных функций в заданной коммуникативной ситуации, настоящее время наиболее часто используется теория речевых актов, где минимальной единицей языкового общения выступает речевой акт, который реализует некое коммуникативное намерение говорящего. Одна из главных особенностей теории речевых актов заключается в ее подходе к речевому акту. Речевой акт есть способ достижения человеком определенной цели, и потому используемые языковые средства необходимо рассматривать именно с этой точки зрения.

Как известно, основателем теории речевых актов считается английский лингвист Дж. Остин. Выполнить речевой акт, по Остину, значит - произнести членораздельно звуки, которые принадлежат общепринятому языковому коду, создать высказывание из единиц данного языка по правилам его грамматики, наделить высказывание смыслом и референцией, т.е. соотнести его с действительностью.

В обыденной речи речевая деятельность может описываться «наивным лингвистом» с точки зрения ее локутивности -- осуществления речения (locution), иллокутивности -- выражения цели коммуникации (illocutionary act), и перлокутивности -- воздействия на сознание или поведение собеседника (perlocution). В локутивном акте Дж. Остин выделяет три аспекта - фонетический, который заключается в произнесении определенных звуков; фатический -- произнесение определенных единиц, которые принадлежат данному словарю и выступают в составе конкретной конструкции; ретический -- наличие у высказывания определенного смысла и референции (Остин 1999:22-129).

И.М. Кобозева, описывая теорию речевых со стороны ее общетипологических черт, характеризует ее как «логико-философское по исходным интересам и лингвистическое по результатам учение о том, из чего состоит элементарная единица речевого общения - речевой акт, который понимается как способ актуализации предложения» (Кобозева 1986:12). Для того чтобы эти отношения были успешными, Г. Грайс выдвинул так называемый «принцип кооперации» и обосновал постулаты (максимы) количества, качества, отношения (релевантности) и способа (способа выражения), которые призваны способствовать успешной коммуникации. (Grice 1975:45-46). Речевой акт, в процессе которого создается высказывание, строится на основе средств, предоставляемых человеку языком, и, как правило, направлен на донесение некоего содержания до слушающего. При этом, говорящему необходимо построить высказывание таким образом, чтобы слушающий мог понять его, а для этого слушающему необходимо обладать той же совокупностью знаний, какой обладает говорящий (Звегинцев 1996:184). Кроме того, для успешного общения основным требованием является необходимость коммуникантов ориентироваться на взаимное понимание, считает О.В. Емельянова (Емельянова 1992:98).

«Наивные лингвисты», вероятно интуитивно, так или иначе осознают правила осуществления речевой коммуникации, одобряют их соблюдение и не приветствуют их нарушение или игнорирование в обыденной речи.

Учитывая широкое многообразие терминов, обозначающих обыденную речь (русс.: разговорная, некодифицированная, обиходно-разговорная, народно-разговорная речь, разговорно-бытовая разновидность, неканонизированная форма языка; англ.: informal, colloquial, realistic, authentic English, spoken, everyday language/variety; casual speech, ordinary conversational discourse) под обыденной речью в данной работе следует понимать унифицированный термин, отражающий феномен разговорной речи в широком его понимании и характеризующий ее как повседневную, непринужденную, неподготовленную (спонтанную).

Как уже упоминалось ранее, под «наивными лингвистами» понимаются носители языка, которые профессионально не связаны с языком, но которые все же являются лингвистами в силу того, что часто предметом их наблюдений является язык, речевая деятельность.

Метяазыковые выражения «наивного лингвиста», соотносимые с локуцией (по Остину), могут быть так же описаны в терминах уровневого описания речи, предложенных Эд. Сепиром: голос, голосовая динамика (интонация, ритм речи, плавность речи, темп речи), произношение (Сепир 1993:258-297). Несмотря на то, что теория речевых актов как самостоятельное учение возникло гораздо позже разработанной Эд. Сепиром уровневой системы речи, в настоящей работе мы считаем возможным объединить эти два подхода в силу их взаимодополняемости и использовать в качестве метода научного анализа.

Исходя из всего вышеизложенного, можно сделать вывод, что для успешной коммуникации «наивному лингвисту» необходимо обладать теми же знаниями, какими обладает его собеседник, и ориентироваться на взаимное понимание. Что касается критериев оценки локутивного акта или процесса говорения в «наивной» лингвистике, то они являются результатом размышлений человека над языком и включают три момента, так или иначе выделяемые Дж. Остином и Эд. Сепиром -- голос, голосовая динамика - а именно: интонация, ритм речи, плавность речи, темп речи, - и произношение.

1.5 Социальная природа языка в контексте теории ролей и диалектного варьирования

Одной из выдающихся особенностей языкознания XX века является интерес к естественному языку как явлению социальному. Лингвистические исследования, изучающие зависимость между явлениями языковыми и социальными велись с начала ХХ века в Европе и России. Известный отечественный исследователь И.А. Бодуэн де Куртенэ писал, что поскольку «язык возможен лишь в человеческом обществе, то, кроме психической стороны, следует отмечать в нем всегда сторону социальную. Основанием языковедения должна служить не только индивидуальная психология, но и социология».

С тех пор исследование социальной природы языка продвинулось настолько, что сегодня различаются две практически самостоятельные дисциплины как части науки о языке - структурная лингвистика и социальная лингвистика. Первая изучает функционирование и развитие внутренних структур языка как особой системы; вторая изучает формы существования языка в рамках социума, общественные функции языка и его зависимость от социальных процессов.

В настоящей работе обращение к проблемам социолингвистики напрямую связано со спецификой рассматриваемой темы - описание речевой деятельности «наивным лингвистом». Введенный в научной работе термин «наивный лингвист» - любой человек, выносящий суждение или просто описывающий свою или чужую речь, не будучи в этом профессионалом, - является обобщающим. Данный термин объединяет людей разной социальной среды, возраста, пола, профессии, рода занятий, носителей разных территориальных диалектов и представителей различных взглядов на систему человеческих ценностей. Рассмотрение метаязыка «наивного лингвиста», а также роли и места социолингвистического фактора в метаописаниях непрофессионального характера, без учета перечисленных дифференциаций было бы упрощением достаточно сложной в своей совокупности проблемы. Поэтому, исходя из вышесказанного, кажется необходимым упомянуть основополагающие аспекты социологического направления в языке.

Интерес лингвистов к социальной природе языка впервые появился во Франции, во французской социологической школе, созданной А. Мейе и его учениками. Их достижение заключалось в том, что они были первыми, что ввел в науку социальный аспект изучения языка, посчитав его существенным и необходимым.

Большой вклад в развитие социальной лингвистики внесла разработанная Пражской лингвистической школой теория литературного языка (Вахек 1964, Едличка 1967). В теории отражено совершенно новое, иное понимание литературного языка в качестве формы языка, появившейся в результате определённых общественных потребностей.

Большой интерес к социологическим исследованиям в сфере языка возникает и в американском языкознании. В социолингвистики США условно можно выделить два направления. Одно из них представлено работами У. Лабова, написавшего монографию о социальной стратификации английского языка в Нью-Йорке. Он сосредоточился на выявлении и изучении реальной ситуации повседневного речевого общения. Кроме того, У. Лабов пытался охарактеризовать социальную вариативность речи, основываясь на собранном фактическом материале (Labov 1966, Лабов 1975).

Другой лингвист, Дж. Гамперц в качестве исходных теоретических постулатов выдвигает теорию малых групп, теорию социального взаимодействия и теорию ролей, которую выдвинул современная американская социология и социальная психология (Gumperz 1968, Гамперц 1975). Согласно Дж. Гамперцу, различаются две формы языковой дистрибуции - диалектное (межличностное) варьирование, происходящее между группами, которые различаются социально или территориально; и наслаивающееся или внутриличностное варьирование, определяющееся коммуникативной ситуацией. Внутриличностное варьирование выражается в переходе одного и того же говорящего от диалекта к литературному языку в зависимости от ситуации общения. Из этого следует, что такой говорящий обладает разными социальными и функциональными стилями внутри данного языкового сообщества.

Исходя из вышеизложенного следует, что для Дж. Гамперца язык или диалект является не единым целым, а системой взаимосвязанных подсистем.

Такие подсистемы, будучи определённым языковым кодом характеризуют не только микросоциальные группы (такие как друзья, родственники, сослуживцы, одноклассники.), но и отдельно взятых личностей, которые выступают в общественной системе в определенной роли, например, врач или учитель. Каждая роль обладает особым речевым кодом или субкодом, который как бы заранее определяет речевое поведение его носителя (Гамперц 1975:182-198).

Возвращаясь к разговору о направлениях, выделяемых в американской социолингвистике, следует отметить Д. Хаймса, который является ярким представителем этнографического направления, согласно Д. Хаймсу, для теоретической и практической социолингвистики особенно важными являются два аспекта: понимание относительно языка, то есть его социальная обусловленность, и попытка обоснования необходимости разработки нового лингвистического аспекта - этнографии речи (Hymes 1968, Хаймс 1975). Д. Хаймс считает, что описывая диалект, язык или стиль, описания естественных возможностей коммуникации и формальных языковых признаков не достаточно. Следует также принять во внимание социокультурное измерение, определяющее тип и модель языкового употребления и характеризующее познавательную и эмоциональную функцию языка как социального явления. Поэтому, кроме грамматики, призванной описывать структуру языка, по мнению Д. Хаймса, необходимо создать этнографию речи, которая станет недостающим звеном между формально-грамматическим обращением к языку и этнографическим описанием культуры человека, говорящего на языке данного коллектива (Хаймс 1975: 42-96).

Приведенный обзор социологического языкознания в XX веке свидетельствует о том, что независимо от наблюдаемых философских расхождений и различий в тематике исследований, в развитии социальной лингвистики всех стран имеется некий параллелизм, говорящий о том, что существует определённое единство в разработке данного аспекта языкознания. В рамках социолингвистики традиционно различаются территориальные и социальные аспекты (Бродович 1988). Само слово диалект (с греческого «разговор, говор») означает местные речевые особенности одного языка, распространённые на большой территории. Именно поэтому, степень отличия диалектов или говоров друг от друга зависит от того, насколько сильно носители этого языка территориально удалены друг от друга. Нередко в речи жителей смежных или пограничных районов можно наблюдать общие признаки, характерные для обоих диалектов.

Что касается английского языка, то на уровне наивной лингвистики в нем четко различаются, по меньшей мере, два варианта или национальных диалекта (термин «национальный диалект» заимствован у С. Гринбаума (Гринбаум, Уиткат 1990): американский (American English) и британский (British English). Австралийский и канадский варианты или диалекты являются трудно различаемыми, что соответствует спорам в научной лингвистике по поводу того, включать ли канадский вариант в американской национальный диалект, а также о том, правомерно ли относить австралийский английский к кокни -- одному из самых известных лондонских говоров, характерному средним и низшим слоев населения. (Шахбагова 1982).

Подводя итог, можно отметить, что при анализе метаречевых высказываний «наивных лингвистов» необходимо учитывать социокультурное измерение, определяющее употребление языка и социально его характеризующее, а также территориальные и социальные аспекты носителей языка. В зависимости от определенной социальной роли личности в коммуникативной системе следует говорить о языке как о наборе взаимосвязанных ролевых подсистем, где каждая роль характеризуется наличием определенного речевого кода или субкода, который изначально предопределяет речевое поведение его носителя.

Выводы по главе I

Современное языкознание, убедившись в том, что изучение языка без учета человеческого фактора невозможно, пришло к выводу о том, что язык является формой, способом жизнедеятельности человека, способом вербализации человеческого опыта и его сознания, способом выражения личности и организацией межличностных отношений в процессе совместной деятельности людей. В результате рассмотрения структуры языковой личности было выявлено три уровня: вербально-семантический, когнитивный и прагматический; ряд постоянных и изменчивых аспектов, характеризующих языковую личность.

Являясь носителем языкового сознания, где языковое сознание есть способность осознавать возможности языка и соотносить их с собственным творческим мышлением, и будучи языковой личностью, Говорящий способен к рефлексии над своим языком и речевой деятельностью в целом. Критерии оценки высказывания в «наивной» лингвистике исходят из размышлений над языком и включают три момента - голос, голосовую динамику (интонацию, ритм, плавность и темп речи) и произношение.

Именно рефлексия человека над языком не только в рамках научного контекста, но и в повседневной жизни позволила выделить категорию «наивный лингвист» и говорить о существовании метаязыка обыденной речи высказываний, сделанных «наивным лингвистом» о языке и речи. Метаязык характеризуется консубстанциональностью естественного языка и языка его описания, не может быть оторван от использующего его субъекта и в целом характеризует мировоззрение носителя языка, т.е. систему его представлений об окружающем мире.

Успешная коммуникация предполагает, что «наивный лингвист» обладает теми же знаниями, что и его собеседник; что носитель языка строит свою речь в соответствии с правилами коммуникативного общения и использует ее для достижения конкретных целей.

Глава II. Предмет и средства метаязыка «наивного лингвиста»

2.1 Высказывания «наивного лингвиста» о языке в свете теории речевых актов

Обращение к теории речевых актов (ТРА) в данной работе не случайно. В рамках заданной проблематики - описание «наивным лингвистом» речевой деятельности - ТРА позволяет нам решить несколько задач. Во-первых, ТРА помогает нам упорядочить сам предмет описания «наивного лингвиста», во-вторых, выступает способом описания этого предмета. В данном разделе основное внимание будет уделяться локутивному акту и его структуре, поскольку именно он занимает значительно место в метаязыковых описаниях «наивного лингвиста».

В целях настоящего исследования мы выделяем три параметра оценки метаязыковых выражений «наивного лингвиста», соотносимые с локуцией (по Остину), и которые также могут быть так же описаны терминами уровневого описания речи, предложенными Эд. Сепиром, а именно: 1) голос, 2) голосовая динамика, включающая такие факторы, как интонация, ритм, относительная плавность\гладкость речи и темп; 3) произношение (акцент). Рассмотрим высказывания «наивного лингвиста» о языке согласно этим трем параметрам.

Как уже говорилось, первое, на что обращает внимание «наивный лингвист», это голос. По Сепиру, голос является низшим уровнем речи, поскольку он стоит ближе всего к наследственному достоянию индивида и несет в себе черты психофизической организации, данной человеку с рождения. Бесконечное разнообразие голосов отражается в обилии их характеристик. В обыденной речи говорят о грубом (hoarse) голосе, высоком (high-pitched), монотонном или бесцветном голосе (flat), глубоком или грудном (deep), мягком (gentle), скрипучем (scraggy), резком (harsh) или даже интеллигентном (cultured). Голос могут сравнивать с мелодией, музыкой, сталью, льдом. Он может быть настолько высоким и глупым, что его можно даже сравнить с рекламой моющего средства:

Flora went on: “We may be very liberated and all that but…Oh -- I must ask my husband''. She put on a high-pitched imbecile voice like a detergent or wash-up liquid ad.

Одним из наиболее важных аспектов голосовой динамики является интонация, где присутствуют два элемента - социальный и индивидуальный. Социальный элемент включает в себя общий набор интонаций, необходимых для реализации речи. Для каждого языка существует свой интонационный стереотип. «Наивный лингвист» не оставляет без внимания интонационный аспект голосовой динамики, особенно в тех случаях, когда языковой стереотип говорящего выходит за рамки языкового стереотипа слушающего:

…One can murmur English with a German intonation and cause a distant listener to believe he is listening to unintelligible German.

Из примера следует, что английская речь без характерного ей интонационного рисунка может быть легко спутана с неразборчивой речью на языке, с интонацией которого ее произносили. Так, в данном примере говорящий отмечает, что произнесение высказывания на английском языке с интонацией, присущей немецкому языку, может заставить стороннего слушателя подумать, что высказывание было произнесено на нечетком немецком языке.

Кроме стереотипных интонаций, характерных для определенного языка, «наивный лингвист» так же может вычленять индивидуальные характеристики интонационных навыков личности:

They speak courteously, but in a strangely mechanical way, with a flat intonation.

В данном примере от слушателя не ускользнуло, что, вопреки стараниям говорящих звучать вежливо (speak courteously), их речь была неестественной, безжизненной (a strangely mechanical way, with a flat intonation). Это помогло «наивному лингвисту» уловить их истинное настроение и, возможно, то, что они пытались скрыть свою незаинтересованность в беседе.

Осознавая роль голосовых интерпретаций, «наивный лингвист» может сознательно моделировать свой голос в определенном интонационном диапазоне, действуя либо в своих интересах, либо в интересах собеседника. В примере (4) героиня пытается скрыть свои чувства - а именно то чувство радости, которое ей доставляет месть за себя и другого человека:

Secret laughter bubbled up inside her. But when she spoke she was careful to keep her voice flat and monotonous to disguise the exhilaration she felt in taking revenge, for herself and for Bella.

Следует отметить, что порой бывает трудно разграничить в высказываниях «наивного» лингвиста собственно голос и голосовую динамику, в частности, интонацию. Нередко в описании процесса говорения «наивный лингвист» называет голосом то, что в научной лингвистике принято называть интонацией. Так, в примере (4), пытаясь напустить на себя показное равнодушие, героиня намеренно придает своему голосу равнодушное, бесстрастное звучание (to keep her voice flat and monotonous) и делает это именно с помощью соответствующей интонации.

В примере (5) героиня замечает, что под натиском эмоций голос подводит ее и звучит мягче (her voice was softening), чем следует в серьезной ситуации, и потому она сознательно делает голос более твердым, покровительным (firmed it up):

I concede to your superior knowledge, Sister,' he murmured. Oh, that voice! 'Good,' she said, and was disgusted to notice that her voice was softening. She firmed it up.

Помимо интонации, во время наблюдения за речью говорящих вокруг людей, «наивный лингвист» обращает внимание на ритм речи, относительную плавность/гладкость речи, ее темп - элементы, которое в научной лингвистике входят в понятие голосовой динамики.

Например, если ритм речи говорящего выходит за рамки ритмических характеристик данного языка или не соответствует ритмическому стереотипу слушающего, то последний это заметит и не замедлит так или иначе оценить, хотя и зачастую про себя.

Eb leaned forward, lowering his voice. Between every phrase, his lungs wheezed like broken bellows.

В данном примере слушающему кажется, что вдохи, который говорящий делает между фразами, похожи на звуки, которые издают сломанные кузнечные меха.

Иногда изменения в речи говорящего позволяют оценить не только его манеру общения, но и его самого.

They were all smoking, observed Jannie, but John, as she saw when the camera finally settled on him, was smoking more than most. He was smoking and talking simultaneously, taking little melodramatic puffs between phrases.' If I might butt in here,' he was saying (puff).' If I might possibly butt in a moment... (Puff, puff) I should just like to say that I find what Lord Boddy is saying extraordinarily interesting. Extraordinarily interesting.' He took another energetic puff <…> `Indeed!' he kept murmuring.' Indeed, indeed!' -- `Why is he behaving like this?' cried Jannie. 'Why is he smoking, and waving his arms about in that awful way? <…> …why does he keep saying things like 'extraordinarily interesting' and 'indeed, indeed'? I've never heard him say anything like that before. I've never heard him say 'indeed, indeed''.

В данном примере приведена ситуация, в котором поведение героя меняется, когда он обнаруживает, что находится под прицелом камеры - он начинает чрезмерно курить и вести себя неестественно и картинно, добавляет своей речи театральности - употребляет слова, обычно не встречающиеся в его речи (extraordinarily interesting), повторяет слова (indeed, indeed). Все это замечает героиня, которая хорошо знает говорящего. Она считает его поведение ужасным (in that awful way) и негодует, не понимая, зачем эти изменения в его поведении и речи, которых до этого она никогда не видела и не слышала (never heard him say anything like that before).

Her voice, though barely above a whisper, was clear `Abortion is murder.' ' I was fourteen -- too young -- the doctor agreed. It felt nothing. Nothing.' It was necessary to keep on repeating this. The words went around in circles like a hoop being bowled down a corridor -- <…>. The accusing voice was changing, assuming a different timbre, resonant with menace. 'But who?' she screamed. 'Who?'

Пример (8) иллюстрирует как в разговоре об аборте, голос собеседницы героини меняется - из почти тихого шепота (barely above a whisper) он становится угрожающим. Тембр ее голоса совершенно меняется (different timbre, resonant with menace), поскольку она не может принять и оправдать совершенное героиней убийство нерождённого ребенка и потому даже не пытается сдержать угрозы в голосе в адрес героини, которая совершила столь тяжкий грех.

Иногда, несмотря на критическую ситуацию говорящему усилием воли удается контролировать манеру произнесения и выдержать ровную интонацию, даже будучи вестником плохих новостей:

My lords, save yourselves, there is nothing any man can do there' said Thorfinn. He put all the skills he had ever learned into the timbre of his voice. The man drew a long breath and spoke clearly. 'My lord, the kingdom is lost.'

В выше приводимом примере герою выпадает нелегкая участь сообщить своему хозяину о том, что королевство пало -- поэтому он прикладывает все усилия, чтобы его голос звучал ясно, даже несмотря на сложившуюся ситуацию.

Иногда, конкретный тембр голоса может быть присущ определенному социальному классу. Рассмотрим пример:

She gave Kate a quick appraising glance and a nod which could have been acknowledgement or approval and said: 'Please sit down. <…>' The voice, with its timbre of upper-class arrogance, an arrogance of which its owner so often seems unaware, was exactly as he would have expected. It seemed artificially produced, as if in an attempt to control any quavering she had had to gather both breath and energy to produce the measured cadences. But it was still a beautiful voice.

В данном примере от внимательного слушателя не ускользает, что в голосе героини звучали высокомерные нотки, что считается характерным для людей высшего общества, которые порой, кажется и не осознают своей надменности. Кроме того, героиня делала все, чтобы скрыть дрожь, и потому голос казался искусственным (seemed artificially produced). Однако, все это не помешало «наивному лингвисту» признать, что несмотря на всю надменность и искусственность собеседницы, ее голос все же был красив.

Третий параметр анализа речи - это произношение. Здесь опять можно говорить о голосе, тогда как на самом деле имеются в виду особенности произношения, что вполне естественно для «наивного лингвиста» или не лингвиста, поскольку задача четкого разграничения этих характеристик непростая и требует профессиональных знаний о языке.