Когнитивно-дискурсивное исследование концептуальной метафоры в афроамериканской художественной картине мира

концепт дорога/путник символизирует жизненный путь человека и в большинстве случаев имеет оттенок страданий; это классическое направление, связанное с библейскими легендами, в частности с исходом евреев из Египта, и классической европейской трактовкой пути; впервые в качестве основы для метафоры выступает образ Бога, который связывается с надеждой на будущее, верой, лучшим исходом или, напротив, страхом, карой, знаком обреченности, неизбежности наказания;

происходит развитие концепта огонь/пламя и расширение возможных направлений метафорического развертывания этого концепта, он приобретает сложную структуру; огонь получает четкое разделение на природный и искусственный; огонь -- это грех, сексуальная распущенность, незаконные влечения разного рода, аллегория душевных мук; пламя отражает чувства безысходности, ужаса, беспокойства, гнева, иных эмоций; в то же время огонь и пламя -- это часть счастья, ожидание надежды, очищение небесным огнем, внутренние изменения, принятие христианства; следует отметить, что огонь теперь обретает голосовые и звуковые характеристики: он поет, шепчет и усиливает этим беспокойные опасные состояния, предвещает разрушение, гибель, душевные муки; свет в полном расхождении с европейской традицией усиливает отрицательное направление метафорического развития; это, как правило, знак ложного пути, ухода от истины, обмана, беспокойства, это аллегория греха, страсти, прелюбодеяния, нанесения обид на расовой почве; параллельно при развитии положительного или нейтрального эмоционального направления свет -- это надежда, терпимость, очищение, молитва, любовь;

небо и небесные светила выделяются в отдельный концепт; продолжается линия луны как друга, защитника, аллегории культуры предков, особого уклада жизни афроамериканской диаспоры, воспоминаний о жизни на Юге; солнце сохраняет прежнее значение жестокости, но в то же время в соответствии с европейской традицией может выступать аллегорией Бога, частью спасения, обретения утешения, а также может трактоваться как жертва, существо, приносимое в жертву или жертвующее собой; одновременно солнце и его свет -- это свобода, будущее, женщина (молодая, желанная, жестокая, опасная, несущая гибель), воин или враг; небо может быть враждебно, выражать недовольство, равнодушие окружающих, неприязнь, жестокость, череду бед; одновременно присутствует трактовка неба как существа, готового внимать голосу молящегося, в полном соответствии с классическим европейским пониманием неба;

концепт ветер расширяет свои границы и преобразуется в более крупный концепт воздух, который объединяет концептуальные метафоры ветра, бури, воздуха, воздушных потоков; ветер и воздух -- это мужское начало; при этом ветер несет положительный эмоциональный заряд и имеет возрастные характеристики (молодость); воздух, напротив, приобретает отрицательный эмоциональный маркер и связывается со старшим по возрасту, разрушительным, греховным началом, агрессией и жестокостью; воздушный поток трактуется как удар судьбы, вихрь противоречий, часто сопровождается снежной бурей; вплетается традиционная европейская трактовка бури как страстей, перемен;

концепт вода продолжает раскрываться в описаниях эмоциональных состояний, ощущений, страха, стыда, ненависти, боли, внутренних колебаний, изображении человека (и черного, и белого), тонущего в иллюзиях, непонимании, сомнениях; вода -- это также любовь, влечение, половые отношения; проявляется классическое прочтение воды как забвения, жизненных циклов, течения времени, воспоминаний; впервые в афроамериканском художественном дискурсе вода начинает сопоставляться с фактами, реальностью, которые вступают в противоречие с ожиданиями героя; они ошарашивают, потрясают, как волны, их осознание внезапно разливается, как поток, смывает, сбивает героя с ног; вода впервые предстает в различных агрегатных состояниях: это дождь, туман, снег, лед, застоявшиеся воды болота; снег ассоциируется с недругом, неприятностями, болью, стыдом, потоком времени; со льдом связаны холодность, равнодушие, безучастность, что вполне соответствует общей европейской традиции; туман -- это блуждание в сомнениях, трудности, беды, болезни, неверие; к этому присоединяются антропоморфные черты тумана и дождя, благодаря которым они становятся частью враждебного начала, жестокими недругами; дождь и туман в ряде контекстов тесно связаны с воздухом -- также частью жестокого начала; впервые вода обретает цвет и звук: это либо воды, окрашенные кровью или глиной, либо темные воды отчаяния; с водой сравнивается музыка в ее различных проявлениях: музыка, вызывающая воспоминания, бурная музыка, падающая, как водопад, музыка, напоминающая шум прилива; характеристики воды может иметь слово, речь, таким образом, вода приобретает черты божественной группы, что возвращает ее к исходному значению «символ знания», присутствовавшему в афроамериканской устной традиции; прослеживается аллегорическая оппозиция water, sea -- river -- mist -- spring, fountain, соединяющая отрицательное и положительное направления; сфера-источник корабль, ранее представлявшая отдельный концепт, теряет частотность и еще теснее сближается с концептом вода; корабль, плывущий по воде, приобретает линию традиционного сравнения с духовным лидером, вождем, капитаном, но в соответствии с афроамериканским пониманием этот человек ведет к свободе или обращается с проповедью, плывет по ее волнам и морю религиозного накала общины; корабль передает взаимоотношения мужчины и женщины, при этом корабль, в отличие от британской и «белой» американской традиции, несет мужское начало (и белое, и черное), а море, река (особенно африканская, бурная, с непрозрачными водами) отождествляется с женщиной (только афроамериканкой), ее непознаваемостью и опасностью; в ряде контекстов корабль и его якорь -- это чувство вины или погони, в отличие от развития этой сферы-источника на предыдущих этапах;

фитоморфная метафора, помимо характеристики самого человека, его физического и эмоционального состояния, начинает переноситься на речь, предположения, слухи, образ жизни, законы выживания и городские реалии; продолжается линия негативной эмоциональной маркированности концептуальных метафор кукурузы и винограда (на предыдущем этапе изюма); эти концептуальные метафоры передают обман, циничное отношение к людям и Богу; в случае с виноградом наблюдается резкий отход от европейской трактовки винограда как символа терпеливого ожидания, его связи с духовной жизнью, Богом, Христом; большое число связей построено на физическом сходстве объектов (стройности, силе, возрастных характеристиках, красоте, плодородии и т. д.), присутствии или отсутствии связей с остальной природой и миром людей; впервые расширяется ряд фитоморфизмов, связанных с природой южных штатов и укладом жизни диаспоры;

концепт птица расширяет число названий птиц, входящих в его состав и увеличивает свою частотность; авторы начинают активно использовать существительные, обозначающие птиц, которые имеют ряд переносных значений в афроамериканском варианте английского (bird, biddy, bantam, chick(en), pigeon, rooster, etc.); по-прежнему применяется концептуальная метафора пересмешника с традиционной сферой-мишенью «афроамериканская диаспора», в то же время эта концептуальная метафора начинает обозначать использование афроамериканского культурного наследия в корыстных целях и таким образом усиливает свою отрицательную коннотацию; продолжается линия применения орнитологических метафор по отношению как к черному, так и к белому человеку;

зооморфизмы также расширяют свой круг; вводятся концептуальные метафоры гиены, зебры, (дикой) кошки, обезьяны, лошади, медведя, кролика, крота, мыши, осла; в ряде случаев используется намек на расовый компонент (например, чередование светлых и темных полос на шкуре животного и двойное происхождение афроамериканца); впервые начинает использоваться компонент сексуальности животного и его силы; сохраняется уже устоявшаяся модель «животное (больное, раненое, в агонии, изможденное, плененное) -- афроамериканец»; привлекается потенциальная семантика зооморфизмов, закрепившаяся в афроамериканском варианте английского; появляется новая сфера-мишень «мир как целое»;

милитарная метафора становится более частотной и сложной; сферами-мишенями выступают «человек (черный и белый, необязательно лидер, в отличие от предыдущих этапов)», «негроидная раса, афроамериканская диаспора и их история», «чувства», «слово, звук», «объекты живой и неживой природы»; вводятся названия новых современных видов вооружений и ведения военных операций; впервые в афроамериканском дискурсе милитарная метафора начинает применяться не только для обозначения отношений между афроамериканцами и белым населением США, но и для описания отношений между мужчиной и женщиной, однако в отличие от европейской литературы упор делается на реалии жизни в гетто и усугубление половых противоречий расовыми; впервые милитарная метафора применяется для описания внутренней борьбы, душевных мук;

концепт цепь, который начал складываться еще в ранних афроамериканских автобиографиях, не прекращает своего развития; он продолжает линию второго этапа, однако теперь это не только рабство и прошлое диаспоры, но и жизнь в гетто, невозможность вырваться из цепи неудач и нищеты, отсутствие любви и заботы; к концептуальной метафоре цепи присоединяются концептуальные метафоры тюрьмы, ловушки, темницы, кандалов, клетки, расширяя таким образом состав концепта;

концепт забор/калитка/ворота продолжает линию физической расправы, ожидания беды; к этому добавляется связь с тяготами жизни, отсутствием равных возможностей; в то же время включается и европейская линия трактовки ворот как возвышения, духовного преодоления, прихода к Богу;

эпизодически начинают использоваться образы сказочных персонажей (Bre'r Rabbit, Robin Redbreast) с упором на характеристики неудачника;

авторы продолжают применять два варианта: стандартный американский вариант и афроамериканский вариант, приближенный к норме; усиливается тенденция использования переносных значений, которые стандартные английские слова получают в афроамериканском варианте английского, в частности привлекается целый ряд фитоморфизмов, связанных с природой южных штатов и имеющих ряд переносных значений в афроамериканском варианте английского, знакомых всей диаспоре; практически пропадает использование фонетических и грамматических особенностей афроамериканского варианта английского.

На пятом этапе в афроамериканском художественном дискурсе отмечаются следующие закономерности:

временный отход от уже сложившейся системы концептов;

почти полное отсутствие христианских божественных образов, которые пытаются подменить языческими божествами;

упрощение системы сфер-источников; неиспользование концептов божественной группы, сведение воедино концептов предмет одежды, ткань, еда, предмет быта, дом, город/социальный институт; неразвернутая, примитивная трактовка других концептов (например, фито- и зооморфизмов, пространства, милитарной метафоры и т. д.);

упрощение системы сфер-мишеней, которые сводятся к следующим: «человек», «физическое состояние (с преобладанием гибели, болезни, хрупкости, ранения)», «жизнь вопреки всему», «борьба в любой ее форме (обычно агрессивной), необходимость борьбы», «физическая расправа, погромы», «воспоминания (причем в очень упрощенной форме, призывы помнить о трагическом прошлом афроамериканской диаспоры)», «страна (только Африка и США, часто в оппозиции друг к другу)», «политические меры (главным образом расовый компонент), дискриминация», «обретение равенства, новый век, начало новой жизни, надежды на лучшее, которое добыто кровавым путем»; сферу-мишень «эмоциональное состояние», передающую в очень упрощенном виде любовь, грусть и потерянную мечту, можно отнести к окказиционализмам;

утрата двойной трактовки концептов; преобладание отрицательной эмоциональной маркированности, если только концепт не соотносится с Африкой и борьбой за свои права;

как парадокс, преобладание «белых» традиционных, часто стершихся моделей метафорического развертывания;

неумелое использование «черных» языковых средств, преимущественно на уровне фонетики и грамматики; семантические переносы утрачивают свою значимость; продолжается параллельное использование стандартного английского.

На шестом этапе в афроамериканском художественном дискурсе отмечаются следующие закономерности:

возобновляется использование единой системы концептов во взаимосвязи трех групп Бог, Природа, Человек; вновь вводится двойная трактовка любого из концептов;

система сфер-мишеней вновь включает полюсы: «человек, преимущественно афроамериканка или афроамериканец (их физические черты, поведение, характер)», «эмоциональное и физическое состояние», «приход человека к Богу», «Бог, вера», «афроамериканское наследие (или его потеря)», «афроамериканская диаспора, религиозная община», «город, улицы большого города, ночные клубы, реалии жизни гетто», «время», «музыка, речь (с добавлением тишины и стандартного английского языка, произношения)», «вода», «небо», «воздух», «свет», «время суток», «дом», «мир как единое целое», который уже не воспринимается как враждебный афроамериканцу, «предрассудки», «жизненный уклад», «жизненные и природные циклы», «внешние обстоятельства», «животное»; к ним добавляются сферы-мишени: «социальное положение», «материальное положение, деньги», «достижения, профессиональный успех, приводящий к достатку», «знание, новости, информация», «ум, рассудок», «анонимность, неузнанность», «предмет обихода (часто домашнего), одежда, другие артефакты», «пространство», «страна, континент (преимущественно Африка или Юг США)», «литературное произведение»; при развитии образа человека на первый план выходит описание женщины (преимущественно афроамериканки), уверенной в себе, не имеющей права на воспоминания, и черного мужчины, в большинстве случаев это линия возлюбленного; при описании истории и жизни афроамериканской диаспоры на первый план выходят новые обычаи, смена жизненного уклада, нередко это отказ от жизни вдали от больших городов, появляются воспоминания о богатстве, роскоши, былом величии Юга США, подчеркивается присутствие божественной искры у диаспоры, набирают частотность сферы-мишени «непрекращающиеся заботы и хлопоты» и «ритуальные церемонии», вводится противопоставление «пора семейного счастья -- время бед из-за утраты взаимопонимания, близких и т. д.»; у сферы-мишени «внешние обстоятельства» появляется новая составляющая, а именно отсутствие согласия, раздробленность, последствия непродуманной политики, европеизация новых африканских государств, надежды на возрождение, обновление африканской и афроамериканской культур, обретение исторической родины; усложняется линия Африки, ее красоты, истории и дикой природы, но теперь это уже не хрупкий баланс, а законы джунглей, где выживает сильнейший и смерть так же прекрасна, как новое рождение; утрачивают частотность или трансформируются сферы-мишени «реалии жизни богемы», «грех», «спасение, избавление», «предположения, слухи», «место защиты, укрытие», «оружие», «подземелье, шахта»;

возобновляется прямое обращение к Богу, характерное для раннего афроамериканского художественного дискурса, а также для текстов спиричуэлс и госпел; параллельно с этим Бог может выступать в качестве сферы-источника и сферы-мишени метафорического развертывания; продолжается использование библейских аллюзий; в метафорических моделях Бог становится метафорой и аллегорией спасения и примирения; набирают частотность концептуальные метафоры властителя, короля, фараона и дьявола;

концепт голос/звук сохраняет двойную эмоциональную маркированность и разделение на песню, мелодию и слово, речь; сохраняется линия связи с Богом, примирением и эмоциональными состояниями, которые уже не имеют такой остро выраженной угрозы и напряженности, скорее это печаль, воспоминания, лебединая песня, грустное прощание; впервые в афроамериканском дискурсе музыка и пение афроамериканских богослужений уподобляются политическим действиям, митингам и пикетам, которые подаются как хорошо известная мелодия, требующая так же хорошо знакомого ритуала импровизации; теряют частотность резкие, напряженные звуковые образы, несущие опасность и смерть; на первый план выходят слово, смех и музыка; при описании музыкальных звуков параллельно со звуками афроамериканских мелодий появляются звуки классической музыки, в частности скрипичных концертов, которые связываются с образами белых персонажей и картинами грустных размышлений и тревог; вводится противопоставление мужских и женских голосов; важную роль выполняют звуки женского голоса и телодвижений, которые символизируют начало новой жизни, возрождение мужчины, приход любви и обретение веры в себя; впервые абсолютным правом голосового обращения к Богу наделяются женщина (афроамериканка) и ребенок (девочка, афроамериканка); вводятся описания звуков, издаваемых змеей при сбрасывании кожи, линьке, символизирующие, во-первых, процесс собственного возрождения, перевоплощения, начало нового цикла; во-вторых, это самопознание, мнимое омоложение через смену кожи, плодотворное мужское начало; в третьих, это связь красоты женщины с легендой о Еве и Змии Искусителе; наконец, это аллюзия, основанная на африканской легенде, напоминающей библейскую притчу об изгнании из Рая, которая стала известна в афроамериканской диаспоре в результате поездок на историческую родину; согласно этой легенде, Адам и Ева -- это африканцы, которые были изгнаны из рая Африки из-за неправильной пигментации кожи, ее слишком светлого оттенка, воспринимавшегося как недобрый знак; будучи изгнаны, они дали начало белой расе; афроамериканцы в этой легенде играют роль Змия, которого постоянно распинают за его вмешательство в дела белых;

при развертывании концепта дорога/путник продолжается линия жизненного пути человека с оттенком страданий; вводится концептуальная метафора путешественника, надоедливого попутчика, иностранца и иммигранта; впервые эта модель переносится на взаимоотношения родителей и детей, сохраняя описания межрасовых и половых отношений; сфера-мишень «подземелье/шахта», которая была частотна на четвертом этапе и связывалась с разными сферами-источниками, трансформируется в «туннель, спуск по лестнице» и закрепляется за концептом дорога/путник;

при развитии концепта огонь/пламя/свет, с одной стороны, сохраняется линия мук, страдания, обреченности, зависимости человека от условий существования, тягот преодоления себя и предрассудков, сложившихся в результате расового барьера, с другой -- передается хрупкость, незащищенность человека, примирение со своей судьбой, последствия напряжения, социального давления, житейских невзгод; продолжается разделение огня на искусственный и природный, противопоставление огня и света; трактовка света в отличие от предыдущих этапов все больше приближается к европейской, и свет становится частью образа Бога, надежды, начала новой жизни, передает обожание, восхищение, минуты счастья; в то же время в ряде случаев свет несовершенен, он искажает действительность, уродует жизнь и судьбу; огонь наделяется мужскими чертами, вводится концептуальная метафора красивого и жадного пламени, оставляющего после себя пепелище душ, которые вначале были согреты теплом костра отеческой и супружеской любви; впервые огонь наделяется скоростными характеристиками;

небо и небесные светила описываются как с позиций традиционных африканских понятий, связывающих солнечный свет и дневное небо с напастями разного рода, а ночь с утешением, успокоением, молитвой, так и с точки зрения противоположной европейской трактовки;

концепт ветер теряет свои исключительно мужские гендерные характеристики и противопоставление «воздух -- ветер»; на первый план выходит линия любовных переживаний и угрозы насилия со стороны «белой» Америки;

концепт вода сохраняет многополюсную направленность, частотность и сложную структуру; вода вновь приобретает агрегатные состояния, цвет и звуковые характеристики; сохраняется трактовка корабля как аллегории мужского начала и надежды, развиваемого во всей афроамериканской литературе, которая контрастирует с традиционной для британской и американской лингвокультур связью корабля с женщиной; параллельно появляется и традиционная связь корабля с женщиной, которая в афроамериканской литературе этого времени появляется ночью, несет спасение, избавление, надежду, что возвращает нас к афроамериканской трактовке ночи и дает сочетание «белой» и «черной» линий; сохраняется линия половых отношений при описании корабля, пловца и воды; при наделении воды женскими чертами могут появляться возрастные характеристики (пожилой возраст, старость), которых на предыдущих этапах не наблюдалось; чтобы передать расовую принадлежность, красоту негроидных черт, используются названия и описания африканских рек (the Nile, the Congo), которые в отличие от пятого этапа не несут политического подтекста;

значительно расширяется ряд фитоморфизмов, связанных с природой южных штатов и тропиками; при развитии модели «растение -- человек» преобладают афроамериканские черты, мужские и женские; группа фитоморизмов (кукуруза, тростник, виноград), которые имели отрицательную эмоциональную маркированность на предыдущих этапах, в ряде случаев приобретает нейтральную и положительную трактовки, сливаясь таким образом с остальными концептуальными метафорами этой группы; вводится противопоставление диких и культурных растений, живых и искусственных цветов; дикие растения связаны с образом афроамериканской диаспоры и африканца, садовые растения имеют исключительно отрицательную эмоциональную маркированность и призваны создать определенное отношение к белым персонажам и афроамериканцам, отошедшим от диаспоры; впервые символическое значение придается цвету, окраске растения;

концепт птица, сохраняясь в ряде негативных описаний белых людей, в большинстве случаев закрепляется за афроамериканцем; продолжается использование концептуальной метафоры птицы в клетке, к ней добавляется концептуальная метафора птицы с подрезанными крыльями, птицы, сложившей крылья, призванная передать утрату и отсутствие надежд; вводятся концептуальные метафоры сильной черной птицы, певчей птицы, птицы с ярким оперением, которые в равной степени связаны с надеждами, обещаниями, мечтой и угрозой, гибелью, воспоминаниями о прошлом, отказом от любви, потерей дома, горечью перенесенных утрат; впервые черты хищной птицы переносятся на афроамериканок -- мать, готовую защищать своих детей, и жительниц больших городов Севера США; впервые появляется связь между полетом, песней и познанием своего афроамериканского начала, отречением от «белых» ценностей и материальной стороны, единением с Богом в его природных проявлениях; продолжается использование лексем с двойным значением;

группа зооморфизмов вновь расширяет свои границы; вводится концептуальная метафора домашних питомцев, ручных животных; при использовании концептуальной метафоры лошади на первый план выходит резвый конь, скакун; связь с тяжелым трудом в данном случае не представлена, эта роль закрепляется за метафорой мул; продолжается линия использования сексуальных повадок животного, особенно (дикой) кошки (кота); при использовании концептуальной метафоры обезьяны вводятся аллюзии, основанные на легендах о Signifyin' Monkey, персонаже афроамериканского фольклора с долгой историей развития;

в милитарной метафоре на первый план выходит линия взаимоотношений между представителями разных поколений, мужчиной и женщиной; впервые при развитии оппозиции «черный -- белый» афроамериканцы изображаются как сильная, организованная, движущаяся армия; одновременно продолжается линия изначального ожидания проигрыша для афроамериканцев, неуверенности в своих силах; образ белого врага начинает замещаться образами официального учреждения и городской жизни; для европейского дискурса существует закономерность, в соответствии с которой милитарная метафора, теряя свое значение и частотность, замещается метафорой спортивной, активной игры; в данном случае эта закономерность нарушается; милитарная метафора уже не играет такой роли, какая была присуща ей в афроамериканском художественном дискурсе начала и середины XX в., но это не приводит к усилению роли метафоры игры, скорее на смену приходят зооморфные и фитоморфные метафоры.

концепт цепь сохраняет линию связи с рабством и прошлым диаспоры, а также с несправедливостью, невозможностью преодолеть негласные законы сегрегации; одновременно к этому впервые добавляется связь с любовью, влечением; помимо любовных мук частотным становится ощущение своей вины, неполноценности, безутешности, которое предстает как цепи рабства, звено длинной цепи разочарований, привычные оковы;

при трактовке концепта забор/калитка/ворота линии физической расправы и единения с Богом теряют свою значимость; на первый план выходит линия социального неравенства и половых отношений, в результате афроамериканец предстает как нелюбимое, отвергнутое или отвергающее любовь создание; одной из главных жизненных задач американского негра становится преодоление этого неприятия, обретение внутренней и внешней свободы, раскованности, родины;

усиливается роль контейнерной и пространственной метафор (земля, пространство, дом и т. д.), которые передают тему раздумий, попыток обрести себя, страха перед будущим, осознания своей уязвимости; получает большое разнообразие концепт еда; вводится описание ярких красок излюбленных лакомств, экзотической пищи и напитков, вкусов и запахов традиционных афроамериканских блюд; используются семантические связи, существующие между понятиями еды и слова в афроамериканском английском;

происходит отказ от избитых клише, в частности от образа матери-Африки, некоторых орнитологических метафор (пересмешник, стервятник и т. д.);

используются образы сказочных и литературных персонажей; намеренно вводятся концептуальные метафоры, ставшие яркой чертой дискурса других афроамериканских авторов: луна ((blood-burning) moon), зарево пожара и горящие щепки (burst of fire, flames, bright wood chip), ярко-пурпурный цвет (purple), тень и покров (shadow, the veil), драгоценный камень (precious (stone)), непроходимый тропический лес и джунгли (the jungle), сосна и ее хвоя (pine, pine needles), изюм и виноград (raisin, grapes), кукуруза и кукурузное поле (corn, corn field), самка термита (или муравья) (a lone army ant, soldier ants, the wingless queen amidst a horde of army ants), Смоляное Чучелко (Tar Baby), лестница и ее ступени (stairs, staircase, steps), часы (the clock);

вновь наблюдается сочетание афроамериканской устной традиции, предполагающей кодирование смысла на уровне семантики, с одной стороны, и стандартного английского -- с другой; большое значение уделяется семантике слова; наряду с авторской трактовкой присутствуют метафорические переносы, которые устойчивы в афроамериканском английском, зафиксированы словарно; зафиксировано увеличение случаев метонимической антономасии, когда авторы упоминают имена известных афроамериканцев в качестве символа всей диаспоры.

В заключении подведены итоги исследования, сделаны выводы в соответствии с поставленными в работе целью и задачами и определены перспективы дальнейшей разработки проблемы.

В приложении представлены максимально полные результаты выборки и анализа контекстов, иллюстрирующие становление системы концептуальных метафор в афроамериканской литературе.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях

Монографии

1. Шустрова Е. В. Изменения семантики слова в афроамериканском английском / Е. В. Шустрова ; Урал. гос. пед. ун-т. -- Екатеринбург, 2005. -- 216 с.

2. Шустрова Е. В. Афроамериканский английский : лексика и текст / Е. В. Шустрова. -- М. : Флинта : Наука, 2007. -- 640 с.

Статьи в рецензируемых научных журналах, включенных в реестр ВАК МОиН РФ

3. Шустрова Е. В. Использование концептуальной метафоры в художественной картине мира Дж. Тумера / Е. В. Шустрова // Вестник Южно-Уральского государственного университета. Сер. Лингвистика. -- Вып. 2. -- Челябинск, 2005. -- № 11 (51). -- С. 98--104.

4. Шустрова Е. В. Метафорическое моделирование афроамериканской художественной картины мира (на примере прозы Дж. Болдуина) / Е. В. Шустрова // Вестник Южно-Уральского государственного университета. Сер. Лингвистика. -- Вып. 3. -- Челябинск, 2006. -- № 6 (61). -- С. 90--94.

5. Шустрова Е. В. Диахроническая трансформация концепта «цепь» в афроамериканской литературе / Е. В. Шустрова // Вестник Челябинского государственного педагогического университета. -- Челябинск, 2006. -- № 6. 2. -- С. 226--244.

6. Шустрова Е. В. Когнитивные основы исследования метафоры в афроамериканском литературном дискурсе / Е. В. Шустрова // Вестник Воронежского государственного университета. Сер. Лингвистика и межкультурная коммуникация. -- Воронеж, 2006. -- № 2. -- С. 22--31.

7. Чудинов А. П. Фундаментальное исследование проблем лингвистической прогностики / А. П. Чудинов, Е. В. Шустрова // Вестник Воронежского государственного университета. Сер. Лингвистика и межкультурная коммуникация. -- Воронеж, 2006. -- № 2. -- С. 170--174.

8. Шустрова Е. В. Концептосфера «Бог» в художественной картине мира афроамериканских писателей / Е. В. Шустрова // Вестник Тюменского государственного университета. Сер. Лингвистика. -- Тюмень, 2006. -- № 2. -- С. 107--113.

9. Шустрова Е. В. Гарлемский ренессанс и поэты-«пересмешники» / Е. В. Шустрова // Вестник Уральского государственного технического университета--УПИ. Сер. Язык и культура. -- Екатеринбург, 2006. -- № 3 (74). -- Ч. 1. -- С. 282--296.

10. Шустрова Е. В. Анализ фитоморфной и зооморфной концептуальной метафоры на материале романов Дж. Болдуина /

11. Е. В. Шустрова // Вестник Уральского государственного технического университета--УПИ. Сер. Язык и культура. -- Екатеринбург, 2006. -- № 3 (74). -- Ч. 1. -- С. 297--307.

12. Шустрова Е. В. Концепт «ветер» в афроамериканском литературном наследии / Е. В. Шустрова // Вестник Оренбургского государственного университета. -- Оренбург, 2006. -- № 11 (61). -- С. 190--196.

13. Шустрова Е. В. Развитие концепта «маска» в афроамериканском литературном дискурсе / Е. В. Шустрова // Известия Уральского государственного университета им. А. М. Горького. Сер. 1. Проблемы образования, науки и культуры. -- Екатеринбург, 2006. -- № 45. -- С. 254--263.

Основные публикации в других изданиях

14. Шустрова Е. В. Метафорическое олицетворение в романах Дж. Болдуина / Е. В. Шустрова // Проблемы стилистики текста и самостоятельной учебной деятельности по овладению иностранным языком / Урал. гос. пед. ун-т. -- Екатеринбург, 2003. -- С. 156--162.

15. Шустрова Е. В. Тропеическая организация афроамериканских автобиографий конца XVII--начала XIX в. / Е. В. Шустрова // Лингвистика : бюллетень Уральского лингвистического общества / Урал. гос. пед. ун-т. -- Екатеринбург, 2004. -- Т. 14. -- С. 198--212.

16. Шустрова Е. В. Идиостиль Ф. Уитли / Е. В. Шустрова // Лингвистика : бюллетень Уральского лингвистического общества / Урал. гос. пед. ун-т. -- Екатеринбург, 2004. -- Т. 15. -- С. 223--228.

17. Шустрова Е. В. Идиостиль Ф. Дугласса / Е. В. Шустрова // Лингвистика : бюллетень Уральского лингвистического общества / Урал. гос. пед. ун-т. -- Екатеринбург, 2005. -- Т. 16. -- С. 241--246.

18. Шустрова Е. В. Тропеическое развертывание концепта «вода» в романе Р. Райта «Native Son» / Е. В. Шустрова // Сопоставительная лингвистика : бюллетень Уральского лингвистического общества / Урал. гос. пед. ун-т ; Ин-т иностранных языков. -- Екатеринбург, 2005. -- Т. 5. -- С. 180--185.

19. Шустрова Е. В. Тропеическое моделирование концептосферы «Бог» в романах Дж. Болдуина / Е. В. Шустрова // Язык. Система. Личность / Урал. гос. пед. ун-т. -- Екатеринбург, 2005. -- С. 223--232.

20. Шустрова Е. В. Истоки языковой игры в афроамериканской устной традиции / Е. В. Шустрова // Психолингвистические аспекты изучения речевой деятельности / Урал. гос. пед. ун-т. -- Екатеринбург, 2005. -- Вып. 3. -- С. 101--109.

21. Шустрова Е. В. Развертывание концептосферы «неживая природа» в идиостиле Р. Эллисона / Е. В. Шустрова // Лингвистика : бюллетень Уральского лингвистического общества / Урал. гос. пед. ун-т. -- Екатеринбург, 2005. -- Т. 17. -- С. 214--227.

22. Шустрова Е. В. Особенности тропеической организации афроамериканского литературного текста середины и конца XX в. /

23. Е. В. Шустрова // Актуальные проблемы лингвистики : материалы ежегодной региональной научной конференции, Екатеринбург, 1--2 февр. 2005 г. / Урал. гос. пед. ун-т. -- Екатеринбург, 2005. -- С. 131--132.

24. Шустрова Е. В. Контрасты метафорического моделирования в афроамериканской литературе 1940--1960 гг. / Е. В. Шустрова // Риторика и лингвокультурология : материалы межвузовской научной конференции, посвященной юбилею УрГПУ, Екатеринбург, 25--26 нояб. 2005 г. / Урал. гос. пед. ун-т. -- Екатеринбург, 2005. -- С. 121--122.

25. Шустрова Е. В. Метафорическая организация афроамериканской художественной картины мира / Е. В. Шустрова // Международный конгресс по когнитивной лингвистике : сб. материалов, Тамбов, 26--28 сент. 2006 г. / Тамбовск. гос. ун-т. -- Тамбов, 2006. -- С. 141--143.

26. Шустрова Е. В. Семантическая деривация в афроамериканском английском : ретро- и футуропрогноз / Е. В. Шустрова // Проблемы лингвистической прогностики-2006 : материалы всероссийской научной конференции / Воронежский гос. ун-т. -- Воронеж, 2006. -- С. 74--85.

27. Шустрова Е. В. Фитоморфная и зооморфная концептуальная метафора в творчестве Р. Эллисона / Е. В. Шустрова // Лингвистика : бюллетень Уральского лингвистического общества / Урал. гос. пед. ун-т. -- Екатеринбург, 2006. -- Т. 18. -- С. 221--229.

28. Шустрова Е. В. Сфера-источник «Человек» в идиостиле Р. Эллисона / Е. В. Шустрова // Лингвистика : бюллетень Уральского лингвистического общества / Урал. гос. пед. ун-т. -- Екатеринбург, 2006. -- Т. 19. -- С. 289--302.

29. Шустрова Е. В. Зооморфные концептуальные модели в афроамериканской поэзии и драме 1940--1960 гг. / Е. В. Шустрова // Сопоставительная лингвистика : бюллетень Уральского лингвистического общества / Урал. гос. пед. ун-т ; Ин-т иностранных языков. -- Екатеринбург, 2006. -- Т. 7. -- С. 194--201.

30. Шустрова Е. В. Концептуальная метафора в оппозициях

31. З. Н. Херстон / Е. В. Шустрова // Лики слова : слово в языке, словаре и тексте / Урал. гос. ун-т им. А. М. Горького. -- Екатеринбург, 2006. -- С. 187--198.

32. Шустрова Е. В. Зооморфная концептуальная метафора в афроамериканском литературном дискурсе / Е. В. Шустрова // Лингвистические чтения-2006. Цикл 2 : материалы конференции, Пермь, 3 нояб. 2006 г. -- Пермь, 2006. -- С. 87--100.

33. Шустрова Е. В. Метафорическое олицетворение понятия чувства и состояния в афроамериканском литературном дискурсе /

34. Е. В. Шустрова // Политическая лингвистика / Урал. гос. пед.

35. ун-т. -- Екатеринбург, 2006. -- Т. 20. -- С. 253--262.

36. Шустрова Е. В. Отзвуки политики в афроамериканском литературном жанре / Е. В. Шустрова // Политическая лингвистика / Урал. гос. пед. ун-т. -- Екатеринбург, 2007. -- Т. 21 (1). -- С. 61--64.

37. Шустрова Е. В. Развитие фитоморфной концептуальной метафоры в афроамериканской литературе / Е. В. Шустрова // Вопросы теории индоевропейских языков : межрегиональный сборник научных трудов / Пермск. соц. ин-т. -- Пермь, 2007. -- С. 108--118.

38. Шустрова Е. В. Представление о небесной концептосфере в афроамериканской художественной картине мира / Е. В. Шустрова // Лингвокультурология / Урал. гос. пед. ун-т. -- Екатеринбург, 2007. -- Вып. 1. -- С. 163--184.

39. Шустрова Е. В. Особенности реализации афроамериканской картины мира в литературном дискурсе / Е. В. Шустрова // Язык и межкультурная коммуникация : сборник статей I международной конференции / Астраханск. гос. ун-т. -- Астрахань, 2007. -- С. 212--215.

40. Шустрова Е. В. Метафорическое моделирование концепта «вода» в дискурсе М. Анджело / Е. В. Шустрова // Иностранные языки и литература в современном международном образовательном пространстве : материалы II международной научной конференции : в 2 т. / Урал. гос. тех. ун-т--УПИ. -- Екатеринбург, 2007. -- Т. 2. -- С. 278--284.

41. Шустрова Е. В. Модели метафорического развертывания концепта «время» в прозе Дж. Болдуина / Е. В. Шустрова // Концепция современного мировоззрения : материалы X международной научной конференции Ефремовские чтения, Санкт-Петербург, 21--22 апр. 2007 г. -- СПб. : ЛЕМА, 2007. -- С. 73--76.

42. Шустрова Е. В. Особенности структурирования концепта «звук» в дискурсе М. Анджело / Е. В. Шустрова // В. А. Богородицкий : научное наследие и современное языковедение : труды и материалы междунар. науч. конф., Казань, 4--7 мая 2007 г. : в 2 т. / Казанск. гос. ун-т им. В. И. Ульянова-Ленина. -- Казань, 2007. -- Т. 1. -- С. 278--280.

43. Шустрова Е. В. Структура концепта «вода» в художественной картине мира Дж. Болдуина / Е. В. Шустрова // Текст и комментарий-5. -- М. : МАКС Пресс, 2007. -- С. 153--156.

44. Шустрова Е. В. Образ воды в афроамериканской литературе XVIII--XX вв. / Е. В. Шустрова // Сопоставительная лингвистика : бюллетень Уральского лингвистического общества / Урал. гос. пед. ун-т ; Ин-т иностранных языков. -- Екатеринбург, 2007. -- Т. 8. -- С. 144--159.

45. Шустрова Е. В. Образ воды в афроамериканской литературе XX в. / Е. В. Шустрова // Сопоставительная лингвистика : бюллетень Уральского лингвистического общества / Урал. гос. пед.

46. ун-т ; Ин-т иностранных языков. -- Екатеринбург, 2007. -- Т. 8. -- С. 160--172.

47. Шустрова Е. В. Сопоставительный анализ «черного» и «белого» литературного дискурса / Е. В. Шустрова // Язык и мышление : психологические и лингвистические аспекты : материалы VII международной научной конференции, Ульяновск, 16--19 мая 2007 г. / Ин-т языкознания РАН ; Ульяновский гос. ун-т. -- Москва ; Ульяновск, 2007. -- С. 41--42.

48. Шустрова Е. В. Развитие темпоральной концептуальной метафоры в прозе М. Анджело / Е. В. Шустрова // Основные проблемы лингвистики и лингводидактики : сборник статей I международной конференции, посвященной 75-летию Астраханского гос. ун-та, Астрахань, 15 окт. 2007 г. / Астраханск. гос. ун-т. -- Астрахань, 2007. -- С. 72--74.

49. Шустрова Е. В. Специфика организации концепта «путь» в дискурсе Т. Моррисон / Е. В. Шустрова // Филология и культура : материалы VI международной научной конференции, Тамбов, 17--19 окт. 2007 г. / Тамбовский гос. ун-т. -- Тамбов, 2007. -- С. 498--501.

Работы № 3, № 4, № 5, № 6, № 7, № 8, № 9, № 10, № 11, № 12 опубликованы в изданиях, соответствующих списку ВАК МОиН РФ.

Размещено на Allbest.ru