Лингвистический феномен кажимости (на материале современного английского языка)

Наше понимание модуса восходит к концепции модусно-диктумного членения предложения, представленной в терминологическом воплощении и осмыслении Ш. Балли. Выбор категории модуса для установления языкового статуса феномена кажимости имеет следующие основания: категория модуса эксплицирует личностное начало в значении предложения; модус наиболее эксплицитно выражает намерение говорящего представить положение дел не как существующее в реальности, а как результат ментальной операции, произведенной над пропозициональным содержанием. В формах модуса выражается оценка диктумного события под разными углами зрения: модальным, эмоциональным, истинностным, этическим, интеллектуальным. Это означает, что предложения с глаголами типа think, suppose, seem, appear в синтаксической вершине позволяют установить, как следует оценивать ситуацию, описываемую подчиненной пропозицией: как истинную или предполагаемую, воображаемую или реальную, как ее оценить с точки зрения субъекта модусной квалификации. Ментальная операция по обработке поступающей информации представляет специфическую пропозицию модусную ситуацию, которая является рефлексией говорящего относительно содержания диктума. Диктумная и модусная ситуации располагаются на разном уровне языкового отражения: диктумная ситуация вербализуется на первичном уровне, а факт рефлексии по этому поводу задает другой уровень, противопоставленный первому, - уровень рефлексии. Порождаемый модусными единицами «субъектный» метауровень актуализирует субъекта речи и его интеллектуальную обработку, интерпретацию текущей ситуации. Исходя из анализа той роли, которую модус выполняет в семантической структуре высказывания, мы определяем модус как фрагмент высказывания, содержащий субъективно-модальную интерпретацию содержания высказывания, референтом которого является некоторое положение дел. Высказывания с модусом кажимости являются средством вербализации субъективного мировидения и миропонимания. В категориальном пространстве категория кажимости определяется нами как категория модуса (модусная категория), имеющая перцептивно-когнитивно-аффективную природу. Модус кажимости представляет собой совокупность следующих категориальных признаков: 1) апелляция к личному сенсорному свидетельству воспринимающего субъекта; 2) референция к лицу, воспринимающему и оценивающему ситуацию; 3) когнитивная выделенность объекта восприятия и его интерпретация; 4) семантическое противоречие между тем, какими вещи существуют сами по себе и какими они «являются» познающему субъекту в определенный момент восприятия.

Анализ эмпирического материала показывает, что модусу кажимости часто предшествует модус восприятия, который вводит «перцептивное событие» (Барабанщиков 2002), категоризуемое глаголами зрительной и слуховой перцепции look (at), see, notice, hear, watch, stare, regard, inspect, contemplate, realize, notice, hear; глаголами, обозначающими тактильное восприятие touch, brush, hug, kiss, shake, clutch, lay, shake (hands), а его последующая модальная оценка и интерпретация представлена в модусе кажимости. В таких случаях и акт чувственного восприятия, и акт осмысления этого события вербализованы отдельными синтаксическими структурами, ср.: When she glanced up again the men were mowing. They seemed to be mowing at the same even, methodical way, but Pedro was already ahead (Bates); Even from my office I could hear the sound of voices on the hill, but it didn't sound to me like a normal funeral (Greene2); Jimmy looked down at his hands. They seemed to him like the hands of a murderer (MAR); I saw a great many novels in bright bindings, which looked suspiciously unread (Maugham4).

Во взаимодействии модусов восприятия и кажимости обнаруживается определенная упорядоченность, обусловленная закономерностями познавательной деятельности, - движением от видимого к невидимому, от восприятия очевидных, наблюдаемых признаков к менее очевидным, глубоко скрытым признакам. Предшествование модуса восприятия модусу кажимости наводит на мысль о том, что модус кажимости в языковой форме представляет ступень смыслового осложнения, на которой чувственное восприятие осложняется компонентом собственно мысли, знания, оценивания, субъективного отношения, приобретенного знания. Это значит, что модус кажимости актуализирует мыслительные процессы, связанные с обработкой данных непосредственного восприятия. Восприятие явлений действительности, сопровождающееся осмыслением, интерпретацией полученных перцептивных ощущений, свидетельствует о смысловом сопряжении перцептивных и эпистемических признаков в семантике модуса кажимости и подтверждает общие закономерности организации и функционирования когнитивной деятельности человека.

Модус кажимости репрезентирует своего рода «переходное звено» в когнитивной деятельности человека. «Переходный» характер модуса кажимости предсказывается из общекогнитивных соображений ? он следует из того, что чувственный опыт человека, взаимодействующего с объективным миром, выступает в своем гносеологическом отношении к объективной реальности как ее образ, как знание о ней. В системе языковых категорий модус кажимости имеет эпистемный (метауровневый) характер, так как он является языковой формой категоризации различных видов чувственного и логического познания. Вербализованная в модусе кажимости субъективная интерпретация диктумного события может быть представлена в аспекте вероятностной оценки или в аспекте психической обработки информации о диктумном событии. Суждения, вводимые модусом кажимости, могут быть результатом любого вида когнитивной деятельности: чувственных впечатлений, наблюдений, сравнений и сопоставлений, умственных операций и т.п. Говорящий структурирует свой когнитивный опыт взаимодействия с миром, то есть подводит воспринимаемые ситуации под разные категории и формализует этот опыт в языковых структурах. В диссертации проведена категоризация различных модусных ситуаций в рамках общего модуса кажимости и выделены следующие типы модусных ситуаций, категоризуемых через модус кажимости: субъективное восприятие, нечеткое восприятие, иллюзорное восприятие, неуверенное мнение, «внутреннее» зрение, оценочное мнение, эвиденциальность.

Модус кажимости, таким образом, представляет два типа значений: 1) собственно модальные, то есть содержащие интерпретацию сообщения о диктуме с точки зрения достоверности диктумного события (кажется, что); 2) немодальные, то есть такие, которые передают способы оперирования информацией о диктумном событии, выражают реакцию субъекта на это событие или его оценку (кажется таким-то). В сфере действия модуса кажимости оказываются два типа пропозиций - верифицируемые и неверифицируемые. Содержание первых представляет вероятностное суждение на основе непосредственного восприятия действительности, и его истинность может быть подвергнута проверке. Содержание вторых отражает взгляды человека на мир, субъективную оценку и разного рода квалификации диктума. Установление объективного истинного значения неверифицируемых пропозиций в принципе невозможно.

Семантический диапазон когнитивных состояний, категоризуемых через модус кажимости, подтверждает сложную структуру познавательной деятельности человека. Описание и систематизация модусных ситуаций в рамках общего модуса кажимости позволяет, по нашему мнению, объяснить определенные закономерности когнитивной деятельности в области концептуализации и категоризации внешнего мира и внутреннего мира человека. Изменение когнитивного состояния субъекта сопровождается преобразованием синтаксической структуры всего высказывания, что подтверждает неразрывную связь и взаимообусловленность семантических и синтаксических характеристик конструкций с модусом кажимости. Многообразие типов подчиненных пропозиций, вводимых модусом кажимости, и многообразие синтаксических конструкций, вербализующих эти пропозиции, подтверждает положение теории семантического синтаксиса о том, что синтаксис в значительной степени зависит от семантики предиката, прагматики и коммуникативной функции (Ковалева 1982; 1987).

Анализ синтаксических структур, зависящих от модуса кажимости, наводит на мысль о том, что через систему вербоидов говорящий категоризует свои мысли, и смена форм инфинитива свидетельствует о взаимопроникновении семантических сфер восприятия, знания. Это позволяет увидеть определенную упорядоченность в структуризации модусной категории кажимости и определенное назначение, а тем самым когнитивную направленность грамматических форм, связанную с их включением в общую когнитивную картину языка. Вследствие того, что непосредственный чувственный опыт является когнитивным признаком модуса кажимости, диктумная пропозиция, обозначающая перцептивное событие, вербализована инфинитивом в длительной форме. Употребление длительной формы инфинитива для категоризации ситуаций нечеткого восприятия, неуверенного мнения, «воображаемого восприятия», наблюдаемого поведения сближает модус кажимости с модусом восприятия, подтверждая «перцептивный след» в семантике модуса кажимости. «Мысленное», воображаемое восприятие, как и онтологическое видение, представлено в языке как синхронизированное с ситуациями, входящими в круг восприятия. Это говорит о том, что глаголы seem, appear, так же как и перцептивные глаголы, способны предопределять отношение одновременности между событиями, обозначенными главным и зависимым глаголами. Собственно временная информация о воспринимаемом событии избыточна, поскольку дейктические признаки времени восприятия и воспринимаемого события по природе вещей совпадают и, следовательно, достаточно четко сигнализируются временем модусного глагола. Длительная форма инфинитива свидетельствует о профилировании перцептивной семы, а наличие модусного предиката со значением кажимости сигнализирует, что перцептивное событие получает модальную квалификацию, ср.: The bushes screened them. They turned to each other and seemed to be talking (Murdoch); The piece of timber swung in the current and I held it with one hand. I looked at the bank; it seemed to be going by very fast (Hemingway); The dream came every night. Sometimes it was just the eyes. They seemed to be trying to comfort her and give her hope (Susans); He hated going to nice restaurant by himself. It seemed so lonely somehow to be sitting there drinking half a bottle of wine with no one to talk to (Sheldon₂).

Объекты восприятия (даже как в случае с модусом кажимости, нечеткого, неполного) - это процессы, а объекты мыслительной деятельности - это факты и суждения. Когнитивные состояния кажимости «смещаются» от непосредственно воспринимаемого в сторону интерпретации, сравнения, умозаключения, установления импликативных связей, и значения языковых форм фиксируют этот когнитивный опыт. Семантический переход исследуемых модусных единиц в ментальную сферу сопряжен с изменением типа диктумной пропозиции и, соответственно, синтаксическими формами диктума. Если длительные формы инфинитива сигнализируют отношение одновременности между восприятием и воспринимаемым событием, то перфектные формы инфинитива свидетельствуют о профилировании эпистемического значения - умозаключения как результата обработки перцептуальной информации. В высказываниях такого типа в коммуникативном фокусе находится не субъект сознания и его эпистемическое состояние, а когнитивная операция умозаключения, которая является результатом переработки данных непосредственного восприятия или косвенных данных.

Использование аспектуальных форм перфектного инфинитива, непрототипических для перцептивных предикатов, объясняет сдвиг модуса кажимости в сторону эпистемической семантики, ср.: The parlor seemed never to have been used, it was so terribly clean (Honeymoon); He seems to have lost that high seriousness which I admired so much (Maugham). Умозаключение также является результатом обработки сведений, полученных от других. Наличие основания для заключения, вводимое предлогом from, маркирует семантическое сближение глаголов со значением казаться с ментальными глаголами логического вывода: But from what I had heard it seemed he must be an odd sort of fellow (E. S.); From what he wrote, I had the impression he was employed by you (Dailey).

Перцептивные данные, релевантные для того или иного умозаключения, могут быть содержанием придаточного предложения, которое вводится союзами because, for, so, ср.: She seemed to be a curator for she wore on one of the lapels of her dark red, neat uniform dress an oval badge inscribed Foundation Yeuse (Rendel).

В целом, высказывания с модусом кажимости отражают информационные нюансы познавательной ситуации в диапазоне от знания до мнения, категоризуя эпистемические состояния разной информационной глубины.

Как было отмечено выше, модусные предикаты обозначают специфические ситуации, называющие вербальную и психическую деятельность человека, они объединяются по способности к передаче внутреннего мира говорящего и формированию модальной рамки высказывания. Повышение интереса к психологической достоверности персонажа, перенос акцента с внешних событий на его внутренний мир обусловили увеличение роли языковых средств, раскрывающих душевное состояние героя без существенного участия автора. Изображение «чужого сознания», не вставленного в оправу сознания автора, достигается через тип повествования, в котором повествователь вместо описания внешнего мира, представляет восприятие этого мира персонажем так, как оно происходит в его сознании. Такой способ представления внешнего мира через его внутреннее преломление в сознании персонажа определяется как изображенное (воспроизведенное) восприятие (represented perception) (Prince 1988). Эксплицитные формы модуса в повествовательном дискурсе служат формальным сигналом изображения действительности через призму восприятия персонажа. Переключение точки зрения автора во внутреннюю сферу персонажа позволяет проникнуть в содержание ментальной и перцептивной деятельности последнего. Взгляд на категорию модуса как на способ представления действительности через ментальную «призму» воспринимающего субъекта позволил выявить новые аспекты этой лингвистической категории, связанной с функционированием модусных предикатов в неканонической коммуникативной ситуации.

Каноническая коммуникативная ситуация существует между коммуникантами в разговорном дискурсе, а неканоническая свойственна отношениям между повествователем и читателем в художественном дискурсе. По отношению к неканонической коммуникативной ситуации встает вопрос о том, кто является функциональным аналогом говорящего и какие языковые элементы сигнализируют его присутствие в коммуникации.

В пределах нарративного режима возможны две стратегии при выборе заместителя говорящего: заместитель-персонаж и заместитель-повествователь (Падучева 1991). Изменение условий коммуникативной ситуации затрагивает, прежде всего, те языковые элементы, семантика которых, в принципе, связана с коммуникацией. Противопоставление режимов интерпретации связано с противопоставлением первичных и вторичных эгоцентриков. Первичные эгоцентрики допускают употребление только в речевом режиме, а вторичные, наряду с речевой, допускают синтаксическую и нарративную интерпретацию (Падучева 2001).

В категорию вторичных эгоцентриков входят предикаты восприятия, предикаты внутреннего состояния, предикаты со значением сходства и подобия, показатели идентификации, слова со значением неожиданности, неопределенные местоимения и наречия, слова с оценочным значением. В категорию вторичных эгоцентриков входит и модус кажимости, являясь тем языковым средством, при помощи которого читатель воспринимает мир через сознание одного из персонажей. Модус кажимости эксплицирует точку зрения персонажа. Наличие в высказывании модуса кажимости маркирует способ представления действительности через «мир перцептивных событий» персонажа, который проходит «через последовательность внутренних состояний - ментальных, перцептивных, эмоциональных, а читатель является их свидетелем» (Падучева 1996: 395).

Внутренний мир (внутренняя сфера) человека представляет собой совокупность ментальных феноменов чувств, эмоций, мыслей, внутренних состояний, мотивов, намерений, онтологически недоступных восприятию. Лингвистические исследования, направленные в сторону «человеческой проблематики», выявили различие двух сфер по отношению к человеку - внешней, материальной и внутренней, закрытой от наблюдения, в связи с чем в фокусе внимания оказались различные концептосоставляющие признаки «внешнего» и «внутреннего» человека, семиосфера внутреннего мира человека (Арутюнова 1976, 1999; Апресян 1995; Wierzbicka 1980, 2003; Урысон 1998, 2003; Пименова 1999; Эткинд 1999; Геляева 2002; Антропологическая лингвистика 2003; Внутренний мир 2007). Двойственность ментальных состояний - их непосредственная ненаблюдаемость, а с другой стороны, возможность делать умозаключения о внутреннем состоянии по косвенным признакам «со стороны» предопределяет такие способы концептуализации внутренней сферы человека, которые разграничивают онтологическую ненаблюдаемость внутренней сферы и эпистемическую форму ее представления.

В языковой картине мира внутренние состояния (страх, стыд, радость, одиночество) могут быть представлены двояко как чувство, переживание и как умозаключение о том, что индивид испытывает определенное чувство. Например, одиночество в одних случаях концептуализируется как состояние, актуально переживаемое субъектом, известное ему самому, но неизвестно, заметное или незаметное для окружающих: He hated going to a nice restaurant by himself. It seemed so lonely somehow to be sitting there drinking half a bottle of wine with no one to talk to (Sheldon). В других случаях это может быть умозаключение стороннего наблюдателя о том, что человек, который попал в его поле зрения, испытывает названное состояние. В таком высказывании подразумеваются внешние признаки, побуждающие наблюдателя предположить соответствующее внутреннее состояние в наблюдаемом лице, ср.: There was a single American at the bar - a white haired man wearing a hearing aid. He was alone; he seemed lonely (Cheever).

Представление эмпирического знания самим субъектом и интерпретация внешних проявлений сторонним наблюдателем отражает возможность «языковой реконструкции» внутренней сферы человека двумя принципиально разными способами: 1) с позиции самого чувствующего субъекта; 2) с позиции стороннего наблюдателя. С этой целью в работе были введены понятия «внутренней» и «внешней» точек зрения как методологической основы концептуализации внутренней сферы человека.

Языковым воплощением двух способов концептуализации внутренней сферы являются «Я»-модусная рамка кажимости и «не-Я» модусная рамка кажимости. В первой события интенсиональной сферы квалифицируются самим субъектом состояния (субъектом диктума), во второй квалификация или оценка осуществляется «со стороны третьих лиц», при этом субъект диктума не совпадает с субъектом модуса. Таким образом, методологической основой двух типов модусных рамок является разведение ипостасей Говорящего и Наблюдателя.

Когнитивное содержание высказываний с «Я»-модусной рамкой кажимости заключается в ориентации на непосредственный чувственный опыт субъекта, который имплицитно входит в семантическую структуру высказывания. Информация в таком случае категоризуется как результат первичной когнитивной деятельности этого субъекта. Такая стратегия представления фабульных событий позволяет читателю воспринимать события такими, какими они даны в личном опыте человека. Спецификой семантики моделей, вербализующих внутренние состояния человека через «Я»-модусную рамку кажимости, является выдвижение неодушевленного или событийного объекта в позицию, прототипически предназначенную для субъекта восприятия, поскольку способность «чувствовать» является имманентно присущей только человеку.

Анализ языковой категоризации внутренней сферы человека «изнутри» позволил выделить синтаксические модели с глаголами feel и seem, обусловленные точкой зрения субъекта на природу собственного тела и происходящие в нем физиологические процессы как бы «изнутри». В работе выделены четыре типа синтаксических конструкций для репрезентации внутренней сферы «изнутри»: 1) конструкции с партитивами в позиции подлежащего; 2) конструкции с предметными и событийными именами в позиции подлежащего; 3) конструкции, отражающие концептуализацию сенсорной оценки; 4) конструкции, отражающие языковую концептуализацию переживания времени.

Когнитивная метонимическая модель, в которой субъект ощущения контекстуализируется через свою «чувствующую часть», вербализуется соматическими лексемами: body, face, lips, cheeks, tongue, mouth, arm, hand, fingers, feet, legs, skin, lungs, stomach, heart, blood, saliva. Это обусловлено тем, что в языковой картине мира человек представлен как целостная одушевленная субстанция и как совокупность множества частей, сторон, ипостасей. Отношение часть-целое позволяет соотнести состояние или процесс, локализованный в какой-либо части тела, с целым ? субъектом, проявляющим свое присутствие в семантической структуре через партитивные номинации, которые занимают прагматически значимое аргументное место в структуре моделируемой ситуации. В норме человек не замечает, как у него бьется сердце, работают легкие, но в случае отхода от нормы этих физиологических процессов через модус кажимости воспроизводится ситуация «вторжения вовнутрь», в сферу ощущений человека, ср.: Her heart seemed to be beating in her neck and throat as she walked (Susans); His lungs seemed to cease expanding and he experienced a stomach cramp (Cheever); His feet seemed unwilling to walk (Bates).

«Я»-модусная рамка кажимости также объективирует опыт непосредственного взаимодействия человека с объектами или со средой. Содержанием референтной ситуации, концептуализируемой глаголами seem и feel, являются внутренние, телесные ощущения, каузируемые в ситуации взаимодействия человека с внешним миром. Значение прилагательного в анализируемых моделях связано с существительным не напрямую, как «естественный» признак объекта, а через чувствующего субъекта, через его контакт с объектом: The sheets seemed bitter cold and I threw them off and got between the blankets (Maurier); She was perspiring, and the room seemed unbearably hot (Sheldon). Предицируемый температурный признак характеризует, строго говоря, не помещение или окружающую среду, а физиологическую температурную реакцию субъекта. Эти ситуации представлены через ощущения человека, в них описываются субъективные ощущения человека при взаимодействии с внешним миром. С помощью «Я»-модусной рамки кажимости категоризуются оценки-ощущения. Оценочные предикативы в анализируемых моделях относятся к категории сенсорных оценок, то есть оценок, связанных с чувственным опытом, ср.: The cold shower felt wonderful (Sheldon 2); The heavy 45 felt awkward in my hand, but it gave me a lot of comfort (Chase 2). В фокусе внимания оказывается не само каузирующее событие, а характер его воздействия на эмоциональную сферу воспринимающего субъекта ? приятно принимать прохладный душ; неудобно держать тяжелый пистолет в руке. Через «Я»-модусную рамку кажимости представлена и языковая концептуализация переживания времени. Исследование эмпирического материала показало, что субъективное «человеческое» время категоризуется в языке не как ошибочность, неадекватность онтологическому времени, а как чувственное отражение событий, в которые человек вовлечен: There was a silence of seconds, which seemed like hours (Hailey). Высказывания с модусом кажимости, отражающие экспериенциальное знание субъекта, являются конвенциональным языковым средством фокусировки внимания на когнитивно значимых компонентах референтной ситуации. Это позволяет прогнозировать системный характер анализируемых синтаксических моделей и закрепление за ними способности к языковой манифестации внутренней сферы человека «изнутри».

Дистинктивным признаком конструкций с «не-Я» модусной рамкой кажимости, объективирующих внутреннюю сферу человека с позиции внешнего наблюдателя, является значение выявленности внутреннего состояния. «Не-Я» модусная рамка кажимости основана на семиотическом подходе к концептуализации внутренней сферы человека. Семиотический подход означает, что человек познается через семиотическую деятельность, предполагающую существование «другого», способного не только воспринять физиологические реакции, но и семиологизировать их. Высказывания с модусом кажимости о микромире другого человека отражают в своей семантике знаковую ситуацию, составляющими которой являются объекты принципиально разной природы ? знаки и их значения («означающие» и «означаемые»), между ними устанавливается отношение означивания. Отношение означивания открывает две валентности, заполняемые категориями, принадлежащими принципиально различным планам - плану выражения и плану содержания, ср.: Her small hands were trembling, and closed and unclosed themselves on the arm of the chair. She seemed too nervous even to speak (Christie). Первое предложение отражает когнитивные процессы, в основе которых лежит психофизиологическая деятельность (первичная категоризация); на перцептуальный опыт накладывается структура более высокого уровня обработки данных ? уровня интерпретации, на котором происходит вторичная категоризация информации, обработанной на первом уровне. Чувственно воспринимаемые признаки - (hands were trembling) - приобретают семиотическую значимость, они категоризуются как «волнение»: She seemed too nervous. В таких случаях денотат (внутреннее состояние) представлен одновременно на двух уровнях: на уровне проявления и на уровне интерпретации.

В работе выделены три типа синтаксических конструкций для репрезентации внутренней сферы «извне»: к первому типу относятся конструкции с предикативами - She seemed/ sounded/ looked (lonely, annoyed, scornful, displeased). Второй тип представлен конструкциями с инфинитивом длительного вида, образованного от глаголов, обозначающих эмоциональные состояния, отношения и свойства be/get fond of, enjoy, fret, suffer, worry, want: She seemed to be suffering (Maugham). Сюда же входят конструкции с инфинитивами, образованными от глаголов ментальной деятельности - assess, evaluate, consider, concentrate, meditate, remember, realize, think, convince: He walked up and down the room once or twice. He seemed to be considering the matter from every side (Wilder). Форма инфинитива длительного вида в высказываниях с модусом кажимости актуализирует признаки активности субъекта и наблюдаемость его действий, но эти признаки характеризуют «скрытое» действие, производимое индивидом, которое и квалифицируется наблюдателем как проявление определенного эмоционального состояния. Денотативные ситуации, категоризуемые этими конструкциями, содержат семантический компонент `Он ведет себя так, что обнаруживает внутреннее состояние', `Он проявляет какими-то действиями это состояние'. Осмысление симптоматики приводит наблюдателя к инференциальному выводу о том, что человек испытывает определенное эмоциональное состояние или производит определенные ментальные действия. Третий тип вербализованной «не-Я» модусной рамки - это конструкции с модализованными союзами as if/ as though: He frowned as if angry (Bates). Интерпретативное as if/ as though указывает на ментальную операцию, произведенную наблюдателем над перцептуальной информацией. Мимика, жесты, голосовые проявления, телодвижения, входящие в поле наблюдения, концептуализируются сторонним наблюдателем как симптоматически значимые и получают вербальное закрепление в номинации эмоционального состояния.

Модус кажимости помогает высвечивать мельчайшие тонкости самосознания и самопознания субъекта, в частности двойственный характер представления субъекта о самом себе. Диалектическое единство познающего и познаваемого «Я» «конституируется как Я, будучи в одном лице res cogitans и cogitatio» (Плеснер 2004). Языковая форма модуса кажимости с первым лицом маркирует когнитивный конфликт между разными ипостасями говорящего, отсылая к двум видам Ego - субъективному, ощущающему, внутреннему и объективному, наблюдающему, внешнему. Выдвижение Я-говорящего в позицию, предназначенную для наблюдаемого объекта, сопряжено с определенным прагматическим эффектом: в качестве наблюдаемого объекта субъект речи выделяет во внешнем мире самого себя, хотя прототипически он не может становиться в позицию наблюдателя по отношению к самому себе. Говорящий в момент речи не может смотреть на себя со стороны, вследствие чего описание собственной внешности - это всегда передача чьего-то мнения о себе. Модус кажимости вербализует возможность, говоря словами М.М.Бахтина, «почувствовать себя извне, перевести себя с языка внутреннего ощущения на язык внешней выраженности, и это видение себя происходит сквозь призму оценивающей души возможного другого человека» (Бахтин 1997: 28). Суть феномена «расщепленного ego» объясняется изменением точки зрения: говорящий видит себя не с обычной эпистемологической точки зрения, а как другой человек. Оценку себя в «зеркале чужого сознания» человек может узнать по невербальной семиотике - выражению глаз, мимическим проявлениям окружающих его людей. Говорящий становится объектом под взглядом Другого, он «вглядывается» в Другого, как в свое зеркало, и «прочитывает» в нем впечатление о себе - «каким я кажусь другому», ср.: She was staring at me. It was like we were complete strangers. I must have looked funny (Fowles); He detected pity in the looks they cast him. I must appear desperate to them, he thought (Brown). Рефлексия говорящего над самим собой, своими ментальными состояниями, оценивающий взгляд на себя со стороны вербализуются при помощи средств эпистемической модальности: предикатов пропозициональной установки, модальных языковых единиц со значением предположительности must, perhaps, obviously, посредством которых маркируется изменение эпистемологической точки зрения в структуре акта высказывания. Специфика модуса кажимости заключается в способности вербализовать внутренний мир человека «изнутри» и «извне», объективировать, говоря словами М.М. Бахтина, то, что происходит «на границе своего и «чужого» сознания». Взаимодействие «внутренней» и «внешней» точек зрения, вербализуемых «Я» и «не-Я» модусными рамками кажимости, обусловливает диалектический подход к репрезентации внутреннего мира человека.

Исследовательский взгляд на модус как на особый способ создания языковой картины мира в ментальном пространстве воспринимающего и познающего мир субъекта позволил увидеть в модусе кажимости лингвистический инструмент создания полифонии в дискурсе. Высказывания, в которых эксплицируется смысловое взаимодействие кажущегося и действительного, отражают сложность и противоречивость особого невидимого мира - мира психического, для которого диалогичность является неотъемлемым свойством.

Мысль о диалогической основе высказывания, сформулированная М.М. Бахтиным, предполагает в качестве обязательного конституирующего условия речевого общения существование Другого, поскольку события жизни текста, по Бахтину, «всегда разыгрываются на рубеже двух сознаний, двух субъектов» (Бахтин 1997: 310). Понятия «диалогичность», «полифония» во многих современных исследованиях наполнены лингвистическим смыслом, их можно показать и доказать на собственно языковых фактах. Полифония, то есть многоголосие, возникает тогда, «когда в одном повествовании мы слышим совместное звучание нескольких голосов, т.е. когда в романе или рассказе различается несколько говорящих субъектов каждый со своей идеологической позицией, со своим языком, восприятиями, предрассудками, фоновыми знаниями т.д. Автор при этом оказывается всего лишь одним из таких субъектов» (Падучева 1996: 217-218).

Языковая специфика модуса кажимости заключается в его способности вводить позицию «другого», то есть осуществлять референцию к лицу, воспринимающему ситуацию. Именно эта стереоскопическая семантика модуса кажимости обусловливает субъектную многоплановость, возможность множественности точек зрения, одновременного звучания «голосов» повествователя и персонажа. В высказываниях с модусом кажимости манифестируется смысловое взаимодействие кажущегося и реального, в основе которого лежит соотношение прагматических факторов говорящего и субъекта восприятия/наблюдателя.

События, представленные в концептуальном мире познающего субъекта, оказываются не соответствующими действительности; в микромире говорящего констатируется их контрфактичность, ср.: It sounded like he was crying, only he wasn't, he was talking to himself (Saroyan); The room was lighted, but the boy was alone and seemed asleep. Then he tried to rouse the child, but Bibber was not sleeping; he was unconscious (Cheever). В анализируемых высказываниях имеет место совмещение модусных планов: того, кто воспринимает, и того, кто знает истинное положение дел. В микромире субъекта восприятия ситуация концептуализируется как предположение на основе чувственных данных, полученных в условиях неполноты восприятия; в микромире субъекта речи - как факт, знание о действительности. Пропозиция, вводимая модусом кажимости, противопоставлена верифицированной пропозиции, подчиненной модусу знания с эксплицитно выраженным субъектом. Два типа ментальных сущностей - кажущееся и действительное - вербализованы отдельными синтаксическими позициями, эксплицирующими смещение дейктического центра: от позиции наблюдателя, который воспринимает и интерпретирует информацию, к позиции говорящего, «носителя истины». Переход от эпистемически субъективной к эпистемически объективной информации (или наоборот) сигнализирует совмещение двух ходов языковой мысли, так как сталкиваются разные способы познания и представления действительности, что обусловливает усложнение модусной перспективы и изменение модального плана высказывания. Возникает, таким образом, лингвистическая проблема, связанная с наличием в высказывании двух субъектов, по-разному концептуализирующих окружающую действительность. Модус кажимости включает в себя специфический способ выражения истинностной оценки, суть которого состоит в разрыве между знанием субъекта восприятия и знанием говорящего.

Предикаты со значением казаться входят в группу нефактивных (Kiparsky 1973), неимпликативных (Karttunen 1971). Вследствие отсутствия корреляции между семантикой модусного предиката и семантикой подчиненной пропозиции глаголам seem, look, appear, sound присуща импликативная неоднозначность. Модус кажимости, так же как и модус полагания, «оставляет истинностное значение суждения неопределенным» (Арутюнова 1999: 434). Это значит, что отношения между мысленным фрагментом, который субъект имеет в уме, и действительным положением дел могут быть различными: они могут доходить до полного противопоставления, носить характер дизъюнкции или могут соответствовать реальному положению дел:

John seems angry, but he isn't really angry;

John seems angry and so he is;

John seems angry but I don't know whether he is angry or not.

Когнитивным механизмом порождения многоголосия в дискурсе являются разные типы знания, категоризованные в языковых формах. Языковой реализацией полифонии в дискурсе являются диагностирующие контексты: кажимость vs действительность; кажимость vs гипотетичность.

Противопоставление кажущегося и действительного находит языковую манифестацию в противительных и уступительных контекстах, когда прагматически очень важно выразить противопоставление обманчивого внешнего впечатления и того, что есть на самом деле. Значение ошибочного мнения, несоответствия действительному положению дел (казалось одно, на самом деле было другое) актуализируется при помощи союзов и вводных слов с семантикой опровержения и уступки but, although, though, however, yet, and, in reality, instead, after all, at least, nevertheless, none the less.

Расхождение с денотативной ситуацией наблюдается в высказываниях со знаками кажимости - союзами as if/ as though. В них одновременно присутствует сообщение о положении дел и модальная оценка, маркер которой позволяет оценить ситуацию как «имеемую в уме», в концептуальном мире воспринимающего субъекта. Интерпретативное as if/ as though указывает на ментальную операцию, произведенную субъектом восприятия, но ее результат опровергается истинностной оценкой ср.: It seemed as though he was listening but his eyes did not focus on me (Holt); With an effort he drew himself to a posture that looked as if he were standing up while he was sitting down (Fitzgerald).

При противопоставлении «видимости» и «подлинной реальности» используются выражения actually, really, in fact, in truth, practically. Введение языковых единиц с семантикой опровержения создает прагматический контраст между субъективным впечатлением и фактуальной информацией, ср.: The difference of level was in fact little more than a foot, but it seemed to Marcus like a sudden descent into a deep pit (Murdoch1); She seems so lighthearted and а little frivolous, but she is shrewd really (Holt).

Значению мнимости, ошибочности впечатления соответствует рематическая позиция предикатов кажимости. При перемещении предикатов seem, look, sound, give impression в коммуникативный фокус актуализируется компонент смысловой структуры `представляемое в мыслях ошибочно, не соответствует действительности,' ср.: Harrap was his name on all the school records, although his father's name was something that only sounded a little like Harrap (Saroyan).

В ряде случаев пропозиции, вводимые модусом кажимости, могут быть адекватными отражениями каких-то положений дел в объективном мире. Экспликация соответствия содержания пропозиции, вводимой модусом кажимости, действительному положению дел актуализируется при помощи союза and, ср.: It seemed, said Jane, recounting this to me, they took to each other and that was it (Holt); He is rather a brute and looks it (Priestley). Непротиворечивый характер пропозитивного содержания кажущегося и действительного подтверждает реакция на диктум: Nicole and Tommy joined them and Tommy remarked: «Dick seems to be drinking». «Only moderately», She said loyally (Fitzgerald₁). Реализованность события, вводимого модусом кажимости, находит подтверждение в контексте, ср.: Соntact with them seemed to give her courage. She spoke again, with more authority (George). Уверенность в голосе является косвенным подтверждением правильности вывода, сделанного сторонним наблюдателем. Кажущееся в данном случае имеет коррелят в реальном мире.

Совмещение показателей модальности кажимости и гипотетичности свидетельствует о разных моделях восприятия и концептуализации действительности: в основе одной модели лежит непосредственный чувственный опыт, в основе второй - гипотетическое суждение или логический вывод. Изменение модального смысла маркируется разными модальными показателями, ср.: As he swam on, he realized that Hopper must be further out than he had seemed from the shore (M A R). В пределах высказывания совмещены две денотативные ситуации: одна воспроизводит осознание героем расстояния до тонущего друга, находящегося вне пределов видимости (маркируется через must), вторая воспроизводит ситуацию в момент ее наблюдения с берега (маркируется через seem). Наличие seem, may, must в пределах одной предикативной единицы выполняет в тексте пограничную функцию, сигнализируя смену субъектных планов. В рамках концепции ментальных пространств можно говорить о взаимодействии ментальных пространств кажимости и гипотетичности.

Непосредственная связь с точкой зрения воспринимающего субъекта в высказываниях с модусом кажимости позволяет сообщать не просто о качествах, признаках объектов и явлений в мире, но о том, какими объекты «кажутся» воспринимающему их человеку, то есть какими они предстают в его концептуальном мире. Языковой реализацией когнитивного взаимодействия кажущегося и действительного являются высказывания, в которых одному и тому же объекту предицированы разные признаки: объективные в концептуальном мире говорящего (повествователя) и субъективные в концептуальном мире наблюдателя (персонажа). Оценочно-нейтральному значению, отражающему реальность под углом зрения ее онтологического содержания, сопутствует оценочное, выражающее отношение к реальности под углом ее гносеологического содержания. Например, в опасной ситуации объективно небольшое расстояние в десять футов концептуализируется как огромное, ср.: The ten feet to the bedroom seemed like a great distance (Chase₂). Объективные признаки оказываются в оценочной зоне субъекта восприятия и получают субъективную интерпретацию. Наличие модусной рамки кажимости позволяет в пределах одного высказывания совмещать признаки, предицируемые объектам с точки зрения говорящего и с точки зрения наблюдателя. Соположение номинаций в рамках одного высказывания актуализирует констатацию факта в «мире как он есть» и его интерпретацию субъектом модусной квалификации в «мире, каким он кажется». В следующем высказывании речь идет об одном и том же референте, но номинирован он по-разному, в зависимости от того, в каком ментальном пространстве фиксируется референт данного именного выражения, ср.: At the corner of her mouth there was a twitch that looked like a secret smile, that was in fact a nervous tic (Snow). В микромире говорящего подергивание мышцы в уголке рта номинируется как twitch, следующая номинация вследствие своей оценочности отражает позицию воспринимающего субъекта secret smile, а третья номинация маркирует переход к профессиональной точке зрения nervous tic. Несмотря на онтологическое тождество, объекты, по-разному обозначенные, предстают в разном свете и воспринимаются по-разному. Разные номинации дают читателю возможность сопоставить знание повествователя об объекте и впечатление персонажа, тем самым имеет место апелляция к воображению читателя.