Морфологические категории: антропоцентрический и лингвокультурологический аспекты интерпретации

Размещено на http://www.allbest.ru/

МОРФОЛОГИЧЕСКИЕ КАТЕГОРИИ: АНТРОПОЦЕНТРИЧЕСКИЙ И ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТЫ ИНТЕРПРЕТАЦИИ

Специальность

10.02.19 - теория языка

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

доктора филологических наук

ЛАЗАРЕВ ВЛАДИМИР АЛЕКСАНДРОВИЧ

Ростов-на-Дону - 2010

Работа выполнена на кафедре русского языка и культуры речи

Педагогического института

ФГОУ ВПО «ЮЖНЫЙ ФЕДЕРАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ»

Научный консультант: доктор филологических наук, профессор

Малычева Наталья Владимировна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Алимурадов Олег Алимурадович

доктор филологических наук, профессор

Чесноков Пётр Виниаминович

доктор филологических наук, профессор

Штайн Клара Эрновна

Ведущая организация: Новосибирский государственный университет

Защита состоится «25» июня 2010 года в 10.00 на заседании диссертационного совета Д 212.208.17 по филологическим наукам при ФГОУ ВПО «Южный федеральный университет» по адресу: 344082, Ростов-на-Дону, ул. Б. Садовая, 33, ауд. 202.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Педагогического института ФГОУ ВПО «Южный федеральный университет» по адресу: 344082, Ростов-на-Дону, ул. Б. Садовая, 33, ауд. 209.

Автореферат разослан « » 2010 г.

семантика грамматический категория мифологический

Ученый секретарь

диссертационного совета Н.О. Григорьева

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Антропоцентризм в языке и, следовательно, в языковой теории сегодня признается важнейшим научным постулатом. Истоки современного антропоцентрического подхода относятся к 50-м годам ХХ века, когда в работах Э. Бенвениста был вычленен и описан существующий в разных языках класс делокутивных глаголов, означаемое (денотат) которых существует именно в тот момент и ровно столько времени, сколько длится произносимое сообщение. Поиски сходных семиотических свойств (совпадение по времени означающего и означаемого) в других классах языковых элементов позволили присоединить к анализу личные местоимения первого лица. В то же время, очевидно, что антропоцентризм в лингвистике не есть порождение ХХ века: крупнейшие филологи ХIХ в. настаивали на центральной роли языкознания для всех наук о человеке. Это связано, прежде всего, с тем, что язык является основным средством описания и познания внешнего мира и психики самого человека. Можно утверждать также и то, что антропоцентрический и культурологический подходы к языку и в XXI веке останутся основополагающими.

Что касается грамматики, то она и сегодня нередко видится имманентным образованием, мало связанным с экстралингвистическими условиями, однако все более настойчиво пробивает себе дорогу осознание того, что и в грамматике, пусть опосредовано, отражаются социальные отношения, а в синтаксических конструкциях запечатлена психология народа.

Грамматические формы и особенности их функционирования в значительной степени мотивированы социокультурным и историческим опытом носителей языка. В данной работе анализируются сущностные особенности такой мотивированности, чем и определяется научная актуальность диссертации. Актуально само обращение к проблемам морфологических категорий, которые проанализированы на новых основаниях - в лингвокультурологической и антропоцентрической парадигмах. Морфологию справедливо относят к достаточно исследованным областям, настолько исследованным, что возникает даже иллюзия исчерпанности собственно морфологической проблематики. Антропоцентрический принцип в современном языкознании традиционно распространяется на область лексики; давние традиции имеет антропоцентрический подход к анализу художественного текста, таких его элементов, как антропоцентрическая метафора. И гораздо реже антропоцентризм, связанный с рассмотрением языка в диаде «язык и человек», распространяется на материал грамматических категорий. Антропоцентрический подход, как «научная мегапарадигма», по отношению к которой остальные языковедческие парадигмы выступают в качестве более частных, позволяет объяснить многие факты (на первый взгляд - парадоксальные) в функционировании грамматических форм.

Объектом исследования послужили морфологические формы с учетом закрепленных за ними функций (при этом наиболее детально проанализированы именные формы рода и числа в русском и английском языках). Для наиболее подробного анализа избраны нешифтерные категории, антропоцентрические параметры которых отнюдь не очевидны.

Предметом исследования являются антропоцентрические и лингвокультурологические аспекты в содержании и функционировании грамматических категорий.

Цель данного исследования заключается в осуществлении комплексного системного анализа антропоцентрических и лингвокультурологических параметров грамматических категорий.

Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

- исследовать соотношение универсального и культурно-специфичного в содержании морфологических категорий;

- изучить возможности грамматических форм в вербализации важнейших лингвокультурных концептов («время», количество, «свои/чужие», «мелиоратив/пейоратив»);

- рассмотреть антропоцентрические параметры «укрупнения» объекта грамматики;

- установить особенности грамматической (морфологической) реализации прагматической категории вежливости;

- проанализировать социальную детерминацию грамматической формы;

- на примере именных категорий рода и числа показать антропоморфные источники грамматической семантики и креативные возможности грамматической формы;

- исследовать дискурсивные параметры морфологических категорий;

- описать грамматические значения, реализация которых детерминируется таким компонентом, как «сознание наблюдателя»;

- проанализировать истоки и перспективы грамматикографии в лингвокультурологическом и антропоцентрическом аспектах;

Современный антропоцентрический подход, будучи яркой приметой лингвистики конца ХХ века, в то же время воплощает глубокую традицию европейского языкознания. Поэтому методологической базой диссертации стали работы, в которых обосновывается антропоцентрический подход к языку в целом и его категориям в частности (В.М. Алпатов, Ю.Д. Апресян, Э. Бенвенист, Г. Гийом, Я.И. Гин, В. фон Гумбольдт, В.З. Демьянков, Ю.Н. Караулов, А.А. Потебня, Ю.С. Степанов, Р.М. Фрумкина и др.), труды по грамматической семантике А.В. Бондарко, А. Вежбицкой, О. Есперсена, А. Е. Кибрика, Е. Куриловича, Н.А.Луценко, М.В. Панова, Д.И. Руденко, В.А. Плунгяна, Т.Г. Хазагерова и др., а также исследования, посвященные конкретным морфологическим категориям: категории числа (работы Д.И. Арбатского, Л.А. Брусенской, В.И. Дягтерева, Г. Корбетта, О.Н. Ляшевской, Л.Д. Чесноковой и др.); категории рода и гендерного конструкта (труды С.Г. Айвазовой, М. Дмитриевой, Д.О. Добровольской, Е.А. Здравомысловой, Г.Н. Кареловой, А.В. Кирилиной, Р. Лакофф, Д.Ч. Малишевской, Л.В. Полубиченко, Н.Л. Пушкаревой, О.В. Рябова, А.А. Темкиной, Е.И. Трофимовой, С.А. Ушакина, К. Уэст, М.Е. Федотовой, З. Хоткиной, Д. Хубер, Д. Циммерман, В. Штадлер, и др.).

Основополагающими стали известное положение Г. Гийома о том, что язык не имеет иной объективности, кроме той, которая устанавливается в самих глубинах субъективного, а также положение А. Вежбицкой о том, что грамматика составляет концентрированную семантику: она воплощает систему значений, рассматриваемых в данном конкретном языке как особенно важные, действительно сущностно необходимые при интерпретации и концептуализации действительности и человеческой жизни в этой действительности.

Материал исследования составляют в основном данные русского и английского языков, но также привлекаются факты других языков, извлеченные из трудов по типологии и сравнительно-историческому языкознанию. Есть вполне обоснованное мнение, что для описания грамматических категорий имени и глагола нет нужды в использовании разнообразного иллюстративного материала (ср., например, глагол фэрфщ `бить', неизменно присутствующий во всех грамматиках, начиная от греческих папирусов и кончая современными учебниками, написанными в разных странах, или русское слово стол (по устному замечанию В.Н. Топорова, в словарную статью на это слово следует добавить значение `грамматический пример'). См.: [Степанова, Л.Г. Хроникальные заметки [Текст] / Л.Г. Степанова // Вопросы языкознания, 2005, № 6. С. 155]. В то же время ясно, что многие случаи использования грамматических форм нельзя подвести под жесткие правила. Именно в этих случаях оправданно обращение к эмпирическим фактам, которые черпались из текстов (художественных и газетно-публицистических) на русском и английском языках; см. список источников. Всего для анализа было привлечено около 4 тысяч контекстов, извлеченных методом репрезентативной выборки. Как известно, количество примеров еще в античных грамматиках ставилось в прямую зависимость от уровня теоретического осмысления языковых фактов и от того, насколько они поддаются (или не поддаются) строгой формализации. Мы исходим из того, что теоретические положения разного уровня обобщения должны опираться на разноплановый лингвистический материал, который служит для доказательства или для иллюстрации, а также позволяет наблюдать соотношение и взаимодействие случайного и закономерного в грамматическом кодировании значимого элемента.

Методы работы. В соответствии со свойствами изучаемого объекта используется традиционный индуктивно-дедуктивный метод. В основе исследования не только дескрипция, но и объяснение, поскольку антропоцентрический принцип анализа морфологических категорий позволяет установить мотивированность оформления грамматических значений в естественном языке. В диссертации использованы также контекстуальный анализ и метод прагматической интерпретации.

Новизна исследования определяется тем, что его проблематика соотносится с новейшими лингвистическими тенденциями, направленными на когнитивные, прагматические, культурологические и антропоцентрические аспекты изучения языковых фактов. Изучены вербализованные формы этнического сознания, отражающие национально-культурные особенности в грамматических категориях. Учтена роль говорящего как активной языковой личности в выборе той или иной интерпретации обозначаемой ситуации с помощью грамматических форм. В отличие от глагольных категорий и эгоцентрических единиц, именные категории реже рассматриваются в работе по структуре дискурса, поэтому анализ дискурсивной природы значений именных категорий рода и числа представляется достаточно новым и своевременным. Впервые с опорой на антропоцентрический принцип исследованы закономерности организации морфологического уровня (уровня морфологических категорий); исследованы концепты, представление которых опирается в том числе и на граммемы морфологической категории. Обоснована необходимость значительного расширения грамматической зоны общего толкового словаря (в целях более адекватного описания языковой системы, а также в целях автоматического анализа текста) и разработаны общие принципы грамматикографии.

Теоретическая значимость диссертации связана с тем, что в ней рассматриваются проблемы, находящиеся в центре интересов современной теоретической лингвистики, предложена исследовательская модель анализа морфологических категорий с позиций антропоцентризма и лингвокультурологии, разработан понятийный аппарат антропоцентрического исследования морфологических категорий. В новом аспекте проанализирован феномен «человеческого фактора» в языке: обоснована антропоцентричность грамматических (морфологических) категорий, функционирование которых традиционно считалось мотивированным исключительно или по преимуществу референтной соотнесенностью. Исследование антропоцентрических и лингвокультурологических параметров грамматических категорий отвечает возросшему интересу к проблемам междисциплинарного пересечения гуманитарных наук.

Практическая ценность диссертации состоит в возможности использования ее материалов при подготовке учебных пособий, курсов по (кросс-культурной) прагматике и описательных грамматик нового поколения. Дело в том, что и сегодня имплицитно, а чаще эксплицитно в описательных грамматиках реализуются те подходы, которые были разработаны в рамках структуралистской парадигмы. Выводы и результаты исследования помогут скорректировать имеющиеся дескриптивные грамматические описания. Результаты предлагаемого исследования находят применение в вузовских курсах введения в языкознание, общего языкознания, теоретической грамматики, лингвокультурологии, межкультурной коммуникации, лингвистического анализа текста, теории перевода, а также спецкурсах по грамматической семантике, социолингвистике, грамматикографии и грамматической стилистике. Материалы диссертации могут быть полезны в лингводидактическом аспекте, в частности - в решении проблем расхождения грамматических категорий в различных языковых культурах.

Положения, выносимые на защиту:

1. Язык не может быть причислен к объектам «внешнего наблюдения», познание которых достигается построением адекватной теории: генетически система языка связана с видением мира человеком, а в синхронии на выбор грамматических (морфологических) единиц оказывают влияние встроенные в язык (речь) параметры внутреннего мира адресата.

2. Хотя морфология считается наиболее исследованной областью языка, говорить об исчерпанности морфологической проблематики неправомерно: рассмотрение вопросов морфологии в рамках современных научных парадигм - антропоцентрической и лингвокультурологической - позволяет существенно дополнить традиционные грамматические теории. Во многих случаях последовательное применение антропоцентрического подхода приводит к более точному описанию, казалось бы, уже точно установленных и хорошо изученных традиционных морфологических категорий.

3. Глубоко антропоцентричны не только шифтерные категории (время), но и нешифтерные (род, число). Такая макрокатегория культуры, как восприятие времени, имеет и грамматические проекции (ср. роль форм будущего времени в «языке левых» и - шире - вообще в политическом дискурсе). Важным способом постижения грамматической системы языка является исследование морфологических категорий в лингвопрагматическом и культурном контекстах.

4. В морфологических формах ярко проявляется асимметричность языкового знака. Вариативность в грамматике естественна как отражение адаптивного характера языка. Варианты репрезентации морфологических категорий имеют значимостный потенциал: коннотативные, функционально-стилистические и прагматические особенности. Функциональное расслоение грамматики не отрицает прагматической амбивалетности морфологических форм, которые, как правило, приобретают коннотационные созначения только в контекстных условиях, в том числе и в широком «контексте ситуации». Вычленение прагматического компонента стало возможным при утверждении интегрального понимания языкового значения как бесконечно сложной структуры, включающей в себя не только понятийное содержание, но и весь комплекс добавочных смыслов - экстралингвистических сведений, разного рода ассоциаций и коннотативных приращений. Представление о столь же сложной, отчасти избыточной структуре грамматического значения стало формироваться в связи с изучением интенциональности в грамматике (школа А.В. Бондарко и его последователей).

5. Грамматический код участвует в вербализации концептуальных смыслов, конструирует содержание таких концептов, как время, количество, свои/чужие, мелиоративность/пейоративность. Морфологическая репрезентация таких концептов должна стать предметом лингвокультурологического анализа. До сих пор грамматика намного реже, чем лексика, привлекается в этнолингвистических исследованиях: даже морфологически выраженные концепты (время, количество) чаще всего описываются с опорой на лексику и фразеологию.

6. Гендер как продукт культуры находит отражение на всех уровнях языковой системы, глубоко пронизывает как денотативное, так и коннотативное (прагматическое) содержание грамматических форм.

7. Отражение количественных параметров мира в сознании человека носит активный характер и зависит отнюдь не только от отражаемой реальности, но и от самого субъекта отражения - от его интенций, целей, эмоций. В результате один и тот же фрагмент реальной действительности может передаваться как с помощью стандартных числовых форм, так и с помощью транспозитивных, эмфатических. С помощью числовых форм адресант «встраивается» в речь, выступает в качестве своеобразной точки пересечения субъекта и объекта, «приспосабливает» объект номинации к своему видению фрагмента действительности. «Встроенность» адресанта в речь эксплицируется числовыми формами, в которых заложена определенная интерпретация количественной ситуации (в семантику оценочных числовых форм субъект речи встроен в виде своих нормативных представлений).

8. Адекватное понимание природы и функционирования грамматических (морфологических) категорий может быть достигнуто при обращении к параметрам структуры и содержания дискурса. Дискурсивная трактовка категорий рода и числа позволяет объяснить многие случаи использования морфологической формы, когда утрачивается связь с исходной семантической функции категории и существенной остается только эмфатическое выделение.

9. Антропоцентрическая переориентация лингвистики позволяет существенным образом трансформировать лексикографию (грамматикографию). В рамках нового лексикографического направления - концептографии вполне возможно и желательно представление и грамматических сведений, а именно - материалов, касающихся возможностей грамматической репрезентации важнейших для данной лингвокультуры концептов. Такое нетрадиционное направление словарного описания, как грамматикография концептов, способствует «укрупнению» объекта лингвистического осмысления. В рамках лингвокультурологических вполне правомерно ставить и решать вопрос о легксикографической кодификации антропоцентрических и культурологических параметров грамматических (морфологических) категорий.

Апробация полученных результатов осуществлена в 42 публикациях как научного, так и научно-практического, учебного характера. По теме диссертации автором были сделаны доклады на следующих конференциях:

Межвузовская научная конференция «Функционально-семантический аспект единиц русского языка», Таганрог: ТРТУ, 2001; Межвузовская научно-практическая конференция «Актуальные проблемы преподавания иностранных языков в свете международных стандартов и межкультурной коммуникации», Ростов н/Д: РГЭУ (РИНХ), 2001; Межвузовская научная конференция «Единицы языка в коммуникативно-прагматическом аспекте», Ростов н/Д: РГЭУ (РИНХ), 2002; Всероссийская научная конференция «Речевая деятельность. Текст», Таганрог: ТГПИ, 2002; Международная научная конференция «Форма, значение и функции единиц языка и речи», Минск, 2002; Всероссийская научно-практическая конференция «Лингвистическое образование: профессия, миссия, карьера», Ставрополь: СГУ, 2003; Всероссийская научно-практическая конференция «Русский язык и активные процессы в современной речи», Москва - Ставрополь, 2003; Международная конференция МГПУ им. Шолохова «Текст. Структура. Семантика», Москва, 2003; Межвузовская научная конференция «Актуальные проблемы современной лингвистики», Ростов н/Д: РГПУ, Международная научная конференция «Словарное наследие В.П. Жукова и пути развития русской и общей лексикографии», Великий Новгород, 2005; Международная научно-практическая конференция «Язык в контексте социально-правовых отношений современной России», Ростов н/Д: РГЭУ (РИНХ), 2006; Международная научная конференция «Континуальность и дискретность в языке и речи», Краснодар: КубГУ, Просвещение-Юг, 2007; Международная научно-практическая конференция «Юридическая риторика в современном информационном пространстве», Ростов н/Д: РГЭУ «РИНХ», 2007; Региональная научно-практическая конференция «Философские проблемы глобализации: общество, культура, право», РГЭУ «РИНХ», Ростов н/Д., 2007; Международная научная конференция “Language, Individual & Society”, Sunny Beach Resort (Bulgaria): Info Invest, 2008; Международная научно-практическая конференция «Юридическая наука и методология преподавания юридических дисциплин в условиях реформирования системы высшего образования», Ростов н/Д: РГЭУ (РИНХ), 2008.

Структура диссертации определяется спецификой поставленных задач и языкового материала, на котором они решаются. Диссертация состоит из введения, шести глав, заключения и библиографии.

Содержание работы

Во введении обосновывается актуальность проблематики, новизна, теоретическая и практическая значимость предпринятого исследования.

Первая глава. Антропоцентирическая парадигма изучения языка и

грамматическая система Центральную роль в лингвистике второй половины ХХ века начинает играть процесс смены парадигм и постепенное движение от структуралистских теорий к альтернативным подходам, прежде всего - функциональным и антропоцентрическим. Хотя само понятие антропоцентризма не ново для лингвистической мысли, но именно в конце ХХ столетия антропоцентризм, на более высоком основании, послужил развитию совершенно новой парадигмы в языкознании. Антропоцентрический подход к языку исторически первичен, представлен во многих лингвистических традициях, однако с течением времени он потерял всеобщность, и только в последние десятилетия вновь (на новом, более высоком «витке спирали») занял ведущие позиции в науке вообще и в лингвистике в частности.

Антропоцентрический подход к языку становится базой для естественной лингвистической экспансии, он сближает лингвистику с психологией, социологией, философией и культурологией. Специфической единицей, интегрирующей в себе язык и культуру, выступает концепт, соединяющий комплекс национально значимых смыслов. Концепту свойственно совмещение в своей структуре лексических и категориальных грамматических значений. Денотативное пространство, охватываемое концептом, множественно. Можно указать концепты, которые имеют не только лексическое, фразеологическое, но и грамматическое (морфологическое) воплощение. Это концепт «свои/чужие», экспликация которого опирается на категорию числа.

С категорией числа тесно связан не только концепт «количество», но также и противопоставление мелиоративности/пейоративности. Почти всегда пейоративна антономасия, в основе которой - формы множественного числа антропонимов:

Я действительно согласился впервые участвовать в телепрограмме «Зеркало». Там были разнообразные, помимо меня, политики: и коммунисты, и хакамады, и жириновские… Плюс еще некоторые известные люди от искусства. Некоторые из них такие глупости говорили…(М. Задорнов «Язычник эры Водолея»).

Ю.П. Князев справедливо отметил, что пейоративную оценку могут создавать неопределенные местоимения (какой-нибудь, какой-то), родительный падеж (набрал уроков), множественное число (не лезь со своими советами!) и несовершенный вид глагола (ср. пары: есть за что полюбить - есть за что любить; есть о ком подумать - есть о ком думать). Хотя, на первый взгляд, между неопределенными местоимениями, именными формами родительного падежа, существительными множественного числа и глаголами несовершенного вида нет ничего общего, их способность выражать неодобрительную оценку явно имеет единый когнитивный источник. Недаром в формировании оценочного компонента высказывания Ходят тут всякие! (произнесенного по отношению к одному только что ушедшему нежелательному посетителю) совместно участвуют несовершенный вид, множественное число и местоименный детерминатив «не на своем месте» [Князев, Ю.П. Грамматическая семантика. Русский язык в типологической перспективе [Текст] / Ю.П. Князев. - М.: Языки славянских культур, 2007: 92].

Характерно, что даже грамматически выраженные концепты (время, количество) чаще всего описываются с опорой на лексику и фразеологию, но не на собственно морфологию. Синтаксические параметры используются для выяснения особенностей семантического содержания слов, претендующих на обозначение концептуальных явлений. Целый ряд ментальных концептов имеет и сугубо морфологическое воплощение. По справедливому замечанию В.И. Карасика [Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс [Текст] / В.И. Карасик. - М.: «Гнозис» 2004: 175], «грамматическое воплощение концепта свидетельствует именно об этноспецифическом осмыслении действительности», в то время как лексико-фразеологическое воплощение концепта может быть как социоспецифическим, так и этноспецифическим. В индоевропейских языках морфологически репрезентируется концепт «время». В процессе постижения времени в сознании человека складывается концептуальная модель времени, представляющая собой базовую когнитивную структуру, нашедшую отражение в языке.

Концепт «время» неотделим от грамматической категории времени, которая со времен Аристотеля считается наиболее характерным свойством глагола (по Аристотелю, водораздел между именем и глаголом связан именно с категорией времени). Категория времени наличествует в большинстве языков мира и служит для разного рода дискретизации временного континуума. В одной из последних работ Вяч. Вс. Иванов [Иванов, Вяч. Вс. Лингвистика третьего тысячелетия. Вопросы к будущему [Текст] / Вяч. Вс. Иванов. - М.: Языки славянской культуры, 2004: 81] заметил, что хотя хорошо известные конкретные положения Б. Уорфа о языке хопи и вызвали обоснованные возражения и уточнения, тем не менее последние данные (об отличиях места глагола в американских индейских языках от того, что наблюдается в Западной Европе) в определенном смысле подтверждают идею Уорфа, который думал, что мир, описываемый глагольными категориями индейских языков, ближе к физической картине мира, нарисованной Эйнштейном, чем к механике И. Ньютона. Актуальна поставленная Б. Уорфом проблема соотношения разных физических моделей и грамматических глагольных категорий в различных языках. По-видимому, каждый язык может своими лексическими и грамматическими средствами передать разные модели и образы времени

Время не только антропоцентрично, но и этноцентрично. Известны свидетельства о различном отношении к настоящему, прошедшему и будущему у представителей различных лингвокультур. По параметру временньй перспективы, как полагает Э. Холл, различаются культуры, ориентированные на прошлое (страны Ближнего и Дальнего Востока), настоящее (США) или будущее. И. Эренбург в статье «О свойствах умеренного климата» писал: «Я преклоняюсь перед французской … преданностью каждому часу, каждой минуте». Ср. также: «В.Г. Гак указывал на склонность французов к употреблению формы настоящего времени и связывал это с психологией народа. <…> Русские же люди больше думают о прошлом и будущем. Поэтому из двух главных «русских вопросов» - Кто виноват? и Что делать? - один относится к прошлому, другой - к будущему. Даже язык среагировал на эту особенность психики: глаголы совершенного вида не имеют формы настоящего времени, оно заменяется будущим. Постепенно вырабатывается привычка избегать настоящего времени даже там, где это необходимо: Два и три будет четыре» [Маслова В.А. Когнитивная лингвистика. Учебное пособие [Текст] / В.А. Маслова. - Минск: Тетра Системс, 2004: 77]. По замечанию В.А. Масловой [там же], будущее время в русском языковом сознании становится отдельным концептом. Основные черты будущего: оно помещается где-то в неопределенном futurum; его ждут; оно не соприкасается с настоящим. Последнее, на наш взгляд, вряд ли справедливо. Ср. еще у Н.Г. Чернышевского в романе «Что делать»:

«Будущее светло и прекрасно… Работайте на него, переносите из него в настоящее все, что можете перенести. Настолько будет светла и добра, богата радостью и наслаждением ваша жизнь, насколько вы сумеете перенести в нее из будущего».

Ср. также лозунг о сказке, которую надо сделать былью и проч. Известно, что главная черта «языка левых» - ущербное представление о времени: из парадигмы времени устранено настоящее - речь идет или о «проклятом прошлом», или о «светлом будущем». В мышлении же правых акцентировано вечное, сквозь призму которого и рассматривается настоящее: настоящее ценно как проявление вечного. Характерно, что такое идеологизированное представление о времени (в духе языка «левых») становится основополагающим для целых поколений. Ср.:

Мое поколение воспитывали жить будущим, а не настоящим. А на самом деле все складывается сегодня, сейчас, в этот самый момент! (Интервью с актером И. Костолевским / Комсомольская правда, 4-11 сентября 2008 г.).

Л.В. Куликова [Куликова, Л.В. Коммуникативный стиль в межкультурном общении [Текст] / Л.В. Куликова. - М.: Флинта: Наука, 2009: 175] отмечает, что «Россия более, чем Германия, ориентирована на прошлое», а в качестве доказательства приводит материалы рекламы, в которой превалируют ценности дореволюционной России и бывшего СССР.

Антропоцентрические параметры категории времени обнаруживаются и при использовании настоящего времени вместо будущего для обозначения события, заранее запланированного или живо воображаемого. Особая актуальность действия для говорящего позволяет производить перенос презенса в сферу будущего времени. Такой перенос называют «экранизирующим презенсом». В основе praesens historicum и praesens futuralis лежит стремление отправителя речи создать иллюзию видения и зримости. Использование этих форм настолько частотно, что описание их в качестве вторичных значений стало необходимым компонентом пособий по грамматике и стилистике. Ср. интерпретацию прагматического содержания категориальных форм Continuous как описывающих событие (действие) через призму субъективного восприятия автора и заставляющих реципиента взглянуть на происходящее его глазами. При сравнении случаев параллельного употребления форм Indefinite и Continuous оказывается, что при совпадении денотативного значения в основе различия этих форм лежит психологическое основание. Continuous выступает как субъективная форма, а Indefinite - как объективная. То есть, формы Indefinite употребляются в основном для передачи объективных сухих констатаций, не подразумевающих эмоциональное участие автора сообщения, в то время как употребление форм Continuous сигнализирует об эмоциональной «включенности», заинтересованности говорящего.

При рассмотрении того, как абстрактную систему знаков использует конкретный говорящий (и описывает конкретный лингвист), языкознание вступает в область, пограничную не только с психологией и прагматикой, но и с современной физикой, где на первый план выдвигается наблюдатель и соответственно возрастает роль субъективного начала.

Планом выражения концепта может быть грамматическая категория, значения которой используются в тексте интенционально. Основополагающие концепты, апеллирующие к процессам мышления, познания мира и формам знания, вербализуются не только с помощью лексико-синтаксических средств, но и посредством важнейших морфологических категорий, таких, как время, число, род, при этом в содержании концепта свойства, специфичные для конкретного этноса, соединяются со знаниями, разделяемыми всеми людьми, независимо от принадлежности к той или иной этнической группе.

Антропоцентризм языка не беспределен: ограничения связаны с наличием объективно существующих денотатов (референциальные границы) и наличием логических отношений между объектами материального мира (логические границы). Языковые значения, детерминированные антропными факторами, могут существенно дополнить логическую модель как средство познания объективного мира.

Антропоцентрическая установка определяет коммуникативные ситуации: с моментом речи и с самим говорящим соотносятся не только лексические единицы, но и грамматические (морфологические) категории. Учет субъекта восприятия и оценки (в терминологии Ю.Д. Апресяна, Е.В. Падучевой и др. - наблюдателя) позволяет объяснить особенности использования морфологических форм, которые вне этого сопоставления представляются немотивированными.

Вторая глава. Грамматические категории как отражение этнокультурной специфики языка. Антропоцентричность языка определяется его предназначенностью для человека и ориентированностью на все виды его деятельности - это общая черта всех языков. Одновременно язык этноспецифичен, и дело не только в том, что своеобразие национальных языков проявляется в особенностях отражения специфических условий жизни, быта, культуры и истории. Не вызывает никаких сомнений источник богатой синонимики, связанной с понятием `снег' в языках северных народов или `рис' в восточных языках. Как стало ясно из работ А. Вежбицкой, языки существенно различаются тщательной проработкой абстрактных семантических полей - таких, как каузация, агентивность, сфера эмоционального.

Языковое значение не просто антропоцентрично, но и этноцентрично, ориентировано на данный этнос. После работ А. Вежбицкой стало очевидно, что все группы лексических единиц имеют особенности, объяснение которых может быть получено только с учетом антропоцентричности языка. Почему миска глубокая, а стакан высокий? Ответ возможен с учетом общих антропоцентрических установок, а именно - способов использования предметов человеком: из миски черпают, поэтому существенна ее внутренняя поверхность, тогда как для стакана она незначима. Обращение к антропоцентрическим параметрам позволяет А. Вежбицкой объяснить те морфологические факты, которые прежде объявлялись «капризно-нерегулярными», «случайными», например - числовое поведение существительных-названий овощей.

Замечено, что в одинаковых ситуациях общения выбор числа существительного может варьироваться в зависимости от территориальной сферы употребления. Так, при наличии / отсутствии свободных мест новозеладнские гостиницы вывешивают объявление (NO) VACANCY, в то время как британские предпочитают (NO) VACANCIES. Ср. также дорожные знаки в британском (BE) и американском (AE) вариантах:

BE - Road works I mile

AE - Road work I mile

Road work ahead

Road construction ahead

[Вейхман, Г.А. Новое в грамматике современного английского языка: Учебное пособие для вузов [Текст] / Г.А. Вейхман. - М.: Астрель: АСТ, 2006: 5]

Такие грамматические категории английского языка, как модальность в ее обширном диапазоне некатегоричности, видо-временные формы глагола (континуальность и перфектность), а также наличие артикля, имеют связь с некоторыми чертами языкового поведения англичан (например, обостренное понимание состояния «здесь» и «сейчас» в противоположность значению «вообще и регулярно», указательность и отнесение к классу) в отличие от языкового поведения русских. Раздел этнолингвистики, изучающий соотношение грамматических категорий языка и структуры менталитета, целесообразно именовать этнограмматикой, поскольку грамматика как инструмент этнолингвистики существенно отличается от лексики.

Социальные функции грамматики оказываются предметом пристального внимания при изучении тех языков, где, например, категория вежливости выражается не только лексическими средствами, но и особой системой грамматических форм (как в японском языке).

Помимо влияния собственно культуры важную роль играют языковые контакты, исторические особенности жизни этноса и многое другое. Поэтому попытки увидеть в лексике и грамматике языка прямое воздействие социокультурных факторов могут оказаться весьма спекулятивными. Более естественным и верифицируемым является обращение к дискурсу, так как в рамках дискурсивного события, при описании дискурсивных явлений, речь часто идет не о правилах, а о стратегиях, использование которых дает коммуникантам бульшую свободу выбора. К этноспецифическим категориям относится число личных местоимений. К культурно значимым для русского этноса идеям и представлениям традиционно причисляют «соборность», «приоритет коллективного начала над индивидуальным», «ослабленная индивидуальная ответственность за событие», «пациентивный способ отношения к миру», и одним из грамматикализованных способов выражения подобных установок считают особенности использования местоимения мы: во вторичной референтной функции (вместо я) и в нереферентной функции (как обозначение круга «своих», «наших»).

То, что, при значительных структурных различиях между языками, они имеют, однако, общую основу, обеспечивает возможность взаимопонимания и перевода. Новейшие достижения сравнительно-исторического языкознания все больше проясняют исходное происхождение языков, поэтому изучение отдельных языков важно для осознания реального единства человечества. В свое время гипотеза лингвистов-антропологов Э. Сепира и Б. Уорфа стала мощным толчком для развития концепций взаимосвязи языка и культуры -задолго до того, как сформировалось особое исследовательское направление, получившее название теории межкультурной коммуникации. Для нового направления оказались чрезвычайно актуальными идеи о том, что мышление, мировоззрение и поведение людей лингвистически детерминированы (то есть определяются особенностями того языка, на котором они говорят), а также акцент на специфических особенностях возникновения «языкового восприятия мира», на познании мира, прежде всего через систему языковых средств.

Характерно, что, хотя за десятилетия своего существования гипотеза Сепира-Уорфа так и не превратилась в стройную теорию и остается именно гипотезой (не опровергнутой и в то же время не получившей всеобщего признания), но именно исследователи проблем межкультурной коммуникации придерживаются мнения о несомненной плодотворности этой гипотезы (особенно в части тесного взаимовлияния языка, мировоззрения и поведения людей).

В то же время исторические обстоятельства показывают, что не следует абсолютизировать и тем более гиперболизировать положений Сепира-Уорфа. Сегодня хорошо известны непростые процессы, связанные с воссоединением двух германских государств в конце ХХ века, многочисленные проблемы непонимания между восточными и западными немцами (связанные, безусловно, с различными социальными условиями). Оказалось, что единая языковая «поверхность» создавала лишь иллюзию взаимопонимания и эффективности общения

Лексико-грамматическая система дает прямой выход на видение («мировидение»), но только генетически. То есть лексическая единица или грамматическая форма действительно отражает видение мира, но лишь того, кто эту единицу создал, положив в основу ее определенные признаки и отбросив другие. Однако эта единица может совершенно не отражать видения современного человека. Грамматические категории отражают определенные видения соответствующих народов, но только в период складывания этих систем. Архаические особенности видения реальности творцами языка застывают в языке, формализуются, каменеют. В языковой системе запечатлены предшествующие стадии менталитета. Актуальное же видение современных носителей языка реально проявляется в речи: речь предоставляет в распоряжение носителей языка средства для того, чтобы по-разному видеть некоторый фрагмент реальности. В целом же глубокая мотивированность грамматики всеми параметрами жизни социума сегодня признается многими исследователями.

Когнитивные процессы в общих чертах универсальны, однако существуют различия в восприятии, сегментации и категоризации окружающего мира представителями различных лингвокультурных сообществ. Это положение в полной мере справедливо и применительно к морфологическому уровню, поскольку указанные различия проявляются и в сфере морфологических категорий.

Помимо формальных грамматических категорий, в которых невозможно обнаружить никакой национально-культурной специфики (по крайней мере - в синхронии), есть категории содержательные, передающие национально-своеобразный взгляд на мир, обладающие лингвокультурной спецификой. Национально-культурный компонент может быть обнаружен не только в значениях так называемых слов-реалий; это явление проявляет себя в гораздо более широких масштабах. Морфологические категории и формы отражают те особенности мировидения, которые были свойственны носителям языка в период формирования грамматической системы; современное «мировидение» обнаруживается на уровне речи - при выборе различных языковых средств для характеристики того или иного фрагмента действительности, то есть при интерпретации с помощью языковых форм реального мира.

«Внутренний» морфологический уровень языка также имеет социальную природу: социальное воздействие на грамматические формы определяет их приоритетное использование, их особую семантизацию и видоизменения. Морфологические формы в большей степени, чем принято считать, связаны с категорией оценки. Природа оценки соответствует языковому антропоцентризму: человеческий фактор играет решающую роль в установлении приоритетов не только в области лексических средств, но и в сфере грамматической семантики.

Вежливость, которая является важнейшим регулятором речевого поведения человека, эксплицируется не только с опорой на лексические средства, но и на целый ряд морфологических категорий. Бинарные противопоставления вежливость/грубость, скромность/нескромность, прямота/учтивость, по-разному преломляемые в различных культурах, отражаются и в грамматических формах. Грамматические этикетные формы как гиперсемиотические образования иконического типа диаграмматически отражают реальную дистанцию между коммуникантами.

Третья глава. Гендерный конструкт в современной лингвистике и его морфологические проекции. Древнейшей и долгое время единственной гипотезой о причинах появления и функционирования категории рода существительных была идея о том, что род возник под влиянием природной данности - наличия людей разного пола, а названиям неживых предметов род был приписан как результат действия фантазии, воспринимающей эти явления по аналогии с человеческой личностью. Считалось, что все большое, быстрое, активное будто бы обозначалось мужским родом, все малое, спокойное, пассивное - женским, а все искусственное - средним. Такое распределение по родам соответствовало мифологическому мышлению с его анимизмом и антропоморфизмом, когда природа одухотворяется, а предметы сексуализируются. Ненадежность такой интерпретации рода состоит в том, что объяснения апеллируют к трудноуловимым факторам первобытного мышления. А существование языков, в которых вообще отсутствует категория рода, подтолкнуло к мысли о том, что род есть лишь средство языковой техники, инструмент согласования и никакими внешними обстоятельствами не детерминируется. Замечено, однако, что в тех лингвокультурах, где господствовало материалистическое мировоззрения (как, например, в Древней Греции), названия воды, огня и прочих стихий оказываются неодушевленными именами среднего рода; напротив, при сильном влиянии религиозных представлений (например, в Древней Индии или в Древнем Риме) «одушевленный класс» берет верх. В большинстве языков земля, которой приписывается женское начало - производящее, рождающее, обозначается именем женского рода. Названия деревьев, особенно плодовых, в индоевропейских языках по преимуществу слова женского рода (поскольку дерево рассматривалось как нечто рождающее), а названия плодов - среднего (ср. русск. яблоня - яблоко).

Грамматический род непосредственно связан с общественной практикой в сфере анимализмов: то, что в языке имеются или специальные наименования для живых существ, различающихся биологическим полом (типа курица - петух, кот-кошка, корова - бык, коза - козел), или только общие (типа соболь, куница, белка, енот, мышь), объясняется не столько особенностями структуры языка, сколько потребностями практической жизни людей.

Для обозначения асемантических наименований животных применяют термин «эпицены», который термин восходит к греческому (общий для многих). Однако род эпиценов не полностью десемантизирован. Так, идиомы, включающие в свой состав анимализмы, как правило, применяются (в соответствии с грамматическим родом эпиценов) для характеристики либо лиц женского пола, либо - мужского. Змея подколодная - чаще о женщинах, Козел отпущения - чаще о мужчинах.

В английском языке, где род передается главным образом с помощью личных местоимений, существует традиция, согласно которой водители о своей машине и матросы о своем корабле говорят не иначе как с помощью местоимения she (то есть говорят как о существе женского пола). В английском языке названия всех видов кораблей, вплоть до самых современных, даже в устах ребенка несовместимо с местоимением it. Дело в том, что Великобритания контролировала территорию, в 140 раз превышающую собственную (1/5 земного шара), и морской флот был основой могущества и благополучия. Отсюда уважение к морю, морской службе и восприятие корабля в качестве части Родины, дома. Ср.:

The Gloria Scott had been in the Chinese tea trade, but she was an old-fashioned, heavy-bowed, broad-beamed craft, and the new clippers had cut her out. She was a five-hundred-ton boat; and besides her thirty-eight jail-birds, she carried twenty-six of a crew, eighteen soldiers, a captain, three mates, a doctor, a chaplain, and four warders (A. Conan Doyle The “Gloria Scott”).

She используется применительно не только к транспортным средствам, но вообще к объектам и средствам трудовой деятельности. Например, лесоруб о дереве: She's about to fall. Исключение составляет компьютер: о нем говорят he.

Наиболее характерное свойство антропоцентрической парадигмы состоит в том, что лингвисты все больше сосредоточивают свое внимание на феномене самого человека - носителе некоего языкового сознания, который осуществляет языковую деятельность. Отсюда пристальный интерес ко всем аспектам языковой личности. Однако антропоцентризм современной лингвистики ярко проявляется и при членении грамматических объектов. С антропоцентрических позиций происходит «укрупнение грамматики»: традиционно выделяемые категории, такие, как наклонение, время, число или «род», не являются последней ступенью обобщения в грамматике. Глагол рассматривается как часть речи, отражающая определенный пласт человеческого опыта (ср. наблюдаемые в интерпретации глагола различные подходы: соотнесение глагола с фреймами и сценариями в концепциях представителей фреймовой семантики; в концепции Л. Теньера в описание глагола вовлекаются действующие лица и различные обстоятельства действия; анализ глагола у В.Г. Гака связан с описанием ситуации действия; у С.Д. Кацнельсона глагол выступает в виде матрицы будущего высказывания и т.д.).

К ярким проявлениям «укрупнения грамматики» могут быть причислены анализ понятийных категорий, и теория функционально-семантических полей - «укрупненных языковых категорий». Полагаем, что к актуальным вариантам «укрупнения грамматики» относится анализ грамматической (морфологической) категории рода в аспекте гендерной лингвистики, когда функционирование морфологического рода анализируется в нераздельном единстве с категорией гендера.

Сегодня есть все основания говорить о сложившейся междисциплинарной парадигме научного знания, которая может быть названа гендерологией. Гендерный «бум» на рубеже тысячелетий совпал с тотальной информатизацией современного мирового сообщества, что вызвало целый ряд коммуникационных, этических и лингвокультурологических проблем, которые сегодня начинают решаться представителями различных гуманитарных наук.

Гендер, как продукт культуры и социальных отношений, проявляется в различных условиях коммуникации и находит отражение на всех уровнях языковой системы, однако наиболее ярко он проявляется в системе одушевленных имен. В антропонимической системе маскулизмы более нацелены на передачу денотативной информации (ср.: «Literally “foster daughter” and “foster son”, these words refer in American usage to graduates of an educational institution. Most universities tend to use the masculine forms only» - http://www.dailywritingtips.com/the-vicissitudes-of-the-laitin-plural-in- english/).Феминизмы с аффиксальными показателями «женскости» актуализируют также коннотативное (прагматическое) значение, которое бывает либо достаточно автономным в коммуникативном плане, либо выводится из контекста, либо интерпретируется на базе фоновых знаний.

При широком понимании гендерологии в круг ее проблем попадают не только грамматические проекции, связанные с антропными наименованиями, но также анимализмы (во всяком случае, те из них, которые регулярно используются как переносные наименования, подчеркивающие те или иные свойства человека), а также случаи персонификаций, основанные на категории рода.

Одно из базовых положений гендерологии состоит в утверждении преобладания в подавляющем большинстве языков андроцентризма. Андроцентризм характеризуется как глубинная культурная традиция, сводящая общечеловеческую субъективность (общечеловеческие субъективности) к единой мужской норме, репрезентируемой как универсальная объективность, в то время как иные субъективности, и, прежде всего женская, репрезентируются как собственно субъективности, как отклонение от нормы, как маргиналия. То есть, андроцентризм не просто передает взгляд на мир с мужской точки зрения; это выдача мужских нормативных представлений и жизненных моделей за единые универсальные социальные нормы и жизненные модели.

Гендерные оппозиции конструируются как социальные модели, отражающие нормативные установления, характерные для той или иной лингвокультуры. Гендерная картина мира, присущая каждой культуре, подразумевает такое видение человеком реальности, когда предметы, свойства и отношения категоризуются при помощи бинарной оппозиции мужского и женского начал. Социокультурные гендерные нормы проявляются в языке в виде так называемой «гендерной асимметрии».

Языковой андроцентризм связан с тем, что язык отражает социальную и культурную специфику распределения гендерных ролей. Языковые данные, полученные лингвистикой, являются важным источником информации о характере и динамике гендерного конструкта. Характерно, что даже грамматика - внутренний ярус (в том числе - морфологическая категория рода) - имеет андрогенные черты. С позиций гендерного подхода необходимо исследовать не только те языковые единицы, в значение которых входит компонент «пол», но гораздо более широкий круг лингвистических феноменов и в первую очередь - морфологические родовые формы имени.