Референциальные механизмы фольклорного и авторского художественного текста

Для воплощенных, или прецедентных, антропонимов референтное употребление не предопределено. Такие имена собственные способны как называть конкретных лиц, так и занимать позицию семантического предиката, употребляться во множественном числе, относиться к классу объектов (М.А. Кронгауз). С точки зрения референции, маркированным следует признать непрецедентный антропоним, не способный к предикатному употреблению.

Показано, что в обиходной речи прецедентные антропонимы, называющие реальное лицо или литературного персонажа, обнаруживают разную сочетаемость. Антропоним, называющий реальное лицо, сочетается с числительным второй, а литературный антропоним -- с прилагательным настоящий.

На материале пословицы, анекдота, волшебной сказки и авторского ХТ рассматривается наличие/ отсутствие антропонимов, а также анализируются закономерности референтного и нереферентного употребления прецедентных и непрецедентных имен собственных.

В пословице актантные позиции чаще заняты нарицательными именами, тем не менее, в данном жанре употребляются и прецедентные, и непрецедентные имена собственные. Однако пословица различает ветхозаветные и новозаветные антропонимы: только вторые могут употребляться конкретно-референтно.

Непрецедентные же имена всегда употребляются в пословице нереферентно, т.к. за ними не стоят конкретные люди. Благодаря употреблению таких антропонимов, адресат включается в личную сферу говорящего, т.к. предполагается, что носитель имени знаком обоим участникам речевого общения, таким образом создается впечатление узнаваемости ситуации. Поэтому в ИГ с непрецедентным антропонимом входит притяжательное местоимение: Наш Филат не бывает виноват. Пословица допускает употребление антропонима и в позиции обращения: Живи, Устя, рукава спустя. Кроме того, непрецедентный антропоним служит средством ситуативной генерализации: У всякого Федорки свои отговорки.

В отличие от пословицы, анекдот, волшебная сказка и авторские ХТ различают фабульные и сюжетные имена. Первые называют персонажей, которые участвуют в развитии действия и употребляются конкретно-референтно, а вторые характеризуют ситуации и могут употребляться как референтно, так и нереферентно.

Из пяти типов анекдотов антропоним не встречается в анекдоте-законе. В анекдотах-случаях могут быть только референтные прецедентные антропонимы. В толковании прецедентный антропоним употребляется референтно как актант и выступает в качестве предиката. В сценах и метажанровых анекдотах встречаются антропонимы обеих групп. В анекдоте из непрецедентных антропонимов избираются только типичные.

Под типичным именем понимается такой антропоним, который носители языка и культуры признают привычным внутри своей культуры и который для них входит в стереотип чужой культуры и языка и мыслится как наиболее употребительное имя в этой культуре.

Отсутствие типичного имени делает персонажа безымянным: в русском анекдоте лишены имен эстонец и чукча. Персонаж анекдота может носить или прецедентное, или типичное имя. Выбор формы имени в данном жанре диктуется характером коммуникативной ситуации, но он ограничен только для прецедентного имени.

Анекдот также накладывает ограничения на нереферентное употребление антропонима. Прецедентное имя может занимать позицию предиката или в речи повествователя в анекдоте-толковании, или в речи персонажа в анекдоте-сцене.

Корпус сюжетных имен в анекдоте составляют: а) предикатные употребления прецедентных антропонимов, б) имена, называющие известных людей в качестве предмета речи.

Цикл анекдотов о Штирлице создает ряд необычных антропонимов, омонимичных глагольным формам, наречиям или неодушевленным именам.

Штирлиц бил наотмашь. Отмаш отбивался как мог. Мог был здоровый мужик.

Данный жанр создает собственный прецедентный антропоним-местоимение Вовочка, у которого два типа референта: мальчик-подросток или любой знаменитый носитель имени Владимир.

В волшебной сказке граница между антропонимом и нарицательным именем нечеткая. Более того, в сказке нет прецедентных имен, антропоним становится таковым в цитатном употреблении, «покидая пределы жанра». Анализ именований в сказке позволяет рассматривать сказочный антропоним как субъектно-предикатную структуру, в которой вторая часть сложного имени может быть интерпретирована как признак, приписываемый субъекту (Кощей Бессмертный, Иван-дурак). В рамках данного жанра, как правило, форма имени персонажа не реагирует на смену субъектов речи и характер коммуникативной ситуации.

С точки зрения наличия/ отсутствия антропонимов выделены пять моделей сказок:

1) с безымянными персонажами;

2) однокомпонентная, в которой именами собственными наделены: а) герой, б) вредитель, в) царевна, г) ложный герой;

3) двухкомпонентная, в которой именами собственными наделены: а) герой + вредитель. б) герой + царевна, в) герой + отправитель, г) герой + волшебный помощник;

4) трехкомпонентная, в которой именами собственными наделены: а) герой + вредитель + царевна, б) герой + помощник + ложный герой, в) герой + ложный герой + царевна, г) герой + помощник + даритель, д) герой + вредитель + ложный герой;

5) четырехкомпонентная, в которой именами собственными наделены: а) герой + царевна + даритель + вредитель, б) герой + помощник + даритель + царевна.

Антропонимы, называющие персонажей, являются в сказке фабульными и употребляются конкретно-референтно.

Сюжетные имена собственные встречаются в инициальной и финальной позиции текста и употребляются нереферентно. В позиции предиката в сказке антропоним не употребляется.

Авторский ХТ так же, как и анекдот, обращается к прецедентным и непрецедентным антропонимам. Однако ХТ, по сравнению с фольклорными жанрами, расширяет возможности референтного употребления прецедентного имени.

ХТ допускает конкретно-референтные прецедентные антропонимы, которые могут быть: а) историческими (актантными), б) связанными с артефактом (атрибутивными), в) связанными с авторством технологий, г) интертекстуальными, д) сопоставительными, е) связанными с омонимией.

В ХТ широко разрешается как предикатное употребление прецедентного имени в речи повествователя и персонажа, так и немотивированное употребление непрецедентных антропонимов, не соотнесенных с системой персонажей произведения. Непрецедентый антропоним без «таксономического ввода», не называющий персонажа и включенный в речь повествователя, сближает субъект речи в 3 л. ед.ч. с героями ХТ. Подобные употребления антропонимов свидетельствуют о включении носителя имени в личную сферу повествователя. Анализ таких имен в широком контексте позволяет сделать вывод о том, что субъект речи ХТ в 3 л. ед. ч. перестает быть объективным хроникером, понижает свой статус и становится сопричастным персонажам.

Композиция ХТ позволяет автору создавать несколько референциальных пространств, между которыми устанавливаются взаимосвязи с помощью кореферентных цепочек антропонимов, принадлежащих разным субъектам речи в 1 л. и в 3 л. ед.ч., как в романе Д.И. Рубинной «На солнечной стороне улицы».

Фабульные антропонимы, как и в анекдоте и в сказке, называют в ХТ персонажей. Однако в ХТ самая сложная конфигурация сюжетных антропонимов -- это случаи референтного и предикатного употребления прецедентных имен, а также немотивированные фабулой и таксономически не проясненные непрецедентные антропонимы.

В пятой главе «Референция предметного имени» описано поведение ИГ с предметным значением в пословице, анекдоте, волшебной сказке, авторском ХТ. Предметные ИГ рассматриваются в узком и широком контексте.

Поведение предметных имен в рамках узкого контекста демонстрирует значительные различия в фольклорных и авторских текстах.

В пословицах ИГ с предметным именем нереферентна и подчиняется процедуре презумптивной предикации. Однако некоторые предметные имена выступают как связанные актанты и имеют родовой статус: Глаза -- зеркало души; Деньги счет любят.

ИГ с предметными именами могут относиться к разным объектам: к ситуациям, предметам и людям. Референциальная полисемия в пословице присуща, прежде всего, ИГ с предметными именами.

Поведение предметных имен, называющих неотчуждаемые части целого, при семантическом согласовании субъекта и предиката описывает функции денотата. Глазу свойственно видеть, уху -- слышать, голове -- думать, языку -- говорить. Такие имена интерпретируются метонимически и приобретают в пословице функтивное значение: Язык до Киева доведет; Одна голова -- хорошо, а две лучше.

В анекдоте, волшебной сказке и авторском ХТ функционирование ИГ с предметной семантикой определяется ролью денотата имени в фабуле текста. Для этих трех типов текста было предложено разделение предметов на фабульные и сюжетные. Первые формируют действие, вторые -- служат характеристикой личного субъекта или локуса, т.е. определяют социальный или поведенческий статус персонажа или помогают изобразить обстановку.

ИГ с фабульными предметными именами конкретно-референтны, выступают в качестве актантов при нескольких личных субъектах. Такие кореферентные цепочки «пронизывают» текст. В отличие от них сюжетные предметные имена способны занимать позицию таксономического предиката или выступать субъектами при стативных предикатах.

В жанре анекдота референциальный статус предметной ИГ зависит от типа текста. В анекдоте-законе предметные ИГ нереферентны. Случай обращается к единичному событию, поэтому изображает конкретные материальные объекты. В толковании речь идет о представителе класса, которому дается определение.

Статус предметной ИГ в метажанровом анекдоте зависит от коммуникативного намерения текста-донора и его жанра. В анекдоте-сцене предметная ИГ конкретно-референтна в речи повествователя, однако в прямой речи персонажа такая ИГ может иметь как родовой статус, так и соотноситься с конкретным внеязыковым объектом.

Средствами создания комического эффекта в анекдоте служат переход предметного имени из одного семантического класса в другой и изменение референциального статуса предметной ИГ.

В волшебной сказке предметные имена жестко обусловлены фабульными функциями. Сюжетные предметные имена непосредственно связаны с персонажами и служат их характеристиками: Марья-краса, черная коса. Фабульные предметные имена соединяют нескольких персонажей, выполняя неэлементарную фабульную функцию.

В группу неэлементарных фабульных функций входят предметы, предполагающие участие в сценарии (1) выполнения задачи, (2) трансформации, ретрансформации, а также служащие (3) контейнером (смерть Кощея -- в яйце), (4) залогом и выкупом, (5) знаками -- средством опознания и диагностики, доказательством, (6) заменителем (репрезентантом) персонажа.

При выполнении задачи, трансформации, опознании, диагностике ИГ с предметным именем представлена в речи персонажа и повествователя. При выполнении задачи (изготовлении объектов) денотативный статус предметных ИГ меняется от нереферентных к неопределенно-референтным и к конкретно-референтным.

Уникальным синтаксическим поведением отличается группа волшебных средств: они способны выступать в качестве субъектов, соединяться с акциональными предикатами без внешнего каузатора.

Авторский повествовательный ХТ, в отличие от фольклорного текста делает границы между сюжетным и фабульным предметом не столь четкими. По сравнению с фольклорными текстами количество предметных имен в авторском ХТ резко увеличивается. Их денотаты формируют предметную среду. Количество предметов, которые выступают в качестве характеристики персонажа или локуса, возрастает, а тех, которые играют важную роль в фабуле текста, наоборот, сокращается. В ХТ и сюжетные и фабульные предметные ИГ конкретно-референтны.

ИГ, называющие фабульные предметы, формируют кореферентные цепочки, заполняя актантные позиции при различных акциональных предикатах, как в повести Н.В. Гоголя «Портрет». Фабула ХТ («Портрет») формируется предикатами, актантом которых может быть одно предметное имя.

Конструирование чудесного или фантастического референциального пространства осуществляется благодаря переходу конкретно-референтной предметной ИГ из одного класса в другой. Такие переходы показаны на примере повести Н.В. Гоголя «Нос». Благодаря тому, что в основе текста лежит денотативное тождество имени нос в разных ситуациях, при этом имя переходит из семантического класса предметных имен, называющих неотторжимую часть целого, в класс прикрепленных и отделяемых частей целого, а затем в класс личных имен, создается неоднозначность референциального пространства текста.

В заключении подводятся итоги исследования и описываются признаки референциальных пространств жанров пословицы, анекдота, волшебной сказки и авторского ХТ на основании нескольких критериев:

1) наличия занятых/ свободных актантных позиций,

2) наличия эпизодического/ гномического предиката,

3) наличия субъекта речи в 1 л./ 3 л. ед.ч.,

4) наличия/ отсутствия заглавия текста,

5) наличия/ отсутствия перцептивного модуса,

6) фикциональности/ нефикциональности пространства текста,

7) референтного/ нереферентного употребления прецедентного,

8) непрецедентного антропонимов, а также

9) референтного/ нереферентного употребления предметного имени.

Только в пословице жанрообразующую роль играют незанятые субъектные актантные позиции, или референциальные нули, и гномические предикаты.

В анекдоте, сказке и авторском ХТ актантные позиции заняты и формируют систему персонажей нарратива. Гномические предикаты перестают играть столь важную роль, т.к. присутствуют в только анекдотах-законах и толкованиях. Таким образом, в жанрах анекдота и волшебной сказки уменьшаются возможности для нереферентного употребления родовых ИГ.

Система субъектов речи также варьируется от пословицы к авторскому ХТ. Пословица, даже если субъект речи выступает в 3 л. ед.ч., предполагает инклюзивного говорящего в 1 л. ед.ч. В анекдоте и волшебной сказке четко разделяются перволичный и третьеличный субъекты речи. 1 л. ед.ч. соотносится с персонажем и принадлежит миру текста. В фольклорных нарративах существует «разделение полномочий» между этими двумя типами говорящих. Лишь в ХТ нового времени разделение между различными пространствами 1 л. и 3 л. ед.ч. может нарушаться.

Жанр формирует свое денотативное пространство: для пословицы оно нефикционально, анекдот, волшебная сказка и авторский ХТ представляют собой фикциональные тексты. Но пространство анекдота открыто и «прозрачно», т.к. предполагается сопоставление двух ситуаций: экстралингвистической и отраженной в тексте, а пространства волшебной сказки и авторского ХТ закрыты. В последнем случае важно, что сказка создает мир чудесного, в терминологии Ц. Тодорова. В авторском ХТ благодаря присутствию различных модусных предикатов, выступающих как миропорождающие операторы, ИГ получают референциальный статус только в мире субъекта модуса.

ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ РАБОТЫ ОТРАЖЕНЫ В СЛЕДУЮЩИХ ПУБЛИКАЦИЯХ

1. Фролова О.Е. Мир, стоящий за текстом: референциальные механизмы пословицы, анекдота, волшебной сказки и авторского повествовательного художественного текста. М.: УРСС, 2007. 320 с.

2. Фролова О.Е. Предметный синтаксис романа М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени» // Вестник МГУ. Сер. 9. Филология. 2003. № 5. С. 68-83.

3. Фролова О.Е. Пословица и ее отношение к действительности // Вестник МГУ. Сер. 9. Филология. 2005. № 4. С. 125-132.

4. Фролова О.Е. Пословица: ситуативность, синтаксис, референция // Вестник МГУ. Сер. 9. Филология. 2007. № 3. С. 31-46.

5. Фролова О.Е. Рассказчик, повествователь, персонаж // Русская речь. 2007. № 6. С. 39-43

6. Фролова О.Е. Грамматика заглавия // Русская речь. 2006. № 5. С. 49-57.

7. Фролова О.Е. Антропоним в пословице: парадоксы употребления // Русская речь. 2007. № 4. С. 100-105.

8. Фролова О.Е. Переносные значения названий животных в толковых словарях // Русский язык в научном освещении. 2005. № 2 (10). С.137-158.

9. Фролова О.Е. Возможные миры в повествовательном художественном тексте // Русский язык за рубежом. 2000. № 3-4. С.107-114.

10. Фролова О.Е. Имя собственное в культуре и речи // Русская речь. 2003. № 6. С. 68-72.

11. Фролова О.Е. Заглавие -- автор -- тексты -- литературный процесс // Русский язык за рубежом. 2001. № 3. С. 94-98.

12. Фролова О.Е. Люди и звери // Русская речь. 2005. № 2. С. 57-63.

13. Фролова О.Е. «История ... просвечивает сквозь искусство» (Предлог сквозь в романе В.В. Набокова «Дар») // Русская речь. 2004. № 3. С. 23-28

14. Фролова О.Е. Предметный план «Повестей Белкина» // Русский язык за рубежом. 1999. № 4. С. 5-18.

15. Фролова О.Е. Интертекстуальность и мотив в свете синтаксиса // Русский язык за рубежом. 2006. № 2. С. 68-74.

16. Фролова О.Е. Визуальная специфика сетевого анекдота // Традиционная культура. 2007. № 3. С. 30-36.

17. Фролова О.Е. К типологии анекдотов // Живая старина. 2007. № 4. С. 38-40.

18. Фролова О.Е. Корпоративный и некорпоративный анекдот // «FOLK-ART-NET: новые горизонты творчества от традиции -- к виртуальности»: Сб. ст. / Сост. А.С. Каргин, А.В. Костина. М.: ГРЦРФ, 2007. С. 43-53.

19. Фролова О.Е. Перцептивный модус в художественном повествовательном тексте (к проблеме средств выражения) // Русистика на пороге XXI века: проблемы и перспективы: Мат-лы междунар. науч. конф. (Москва, 8-10 июня 2002 г) МГЛУ. М., 2003. С. 84-86.

20. Фролова О.Е. Референция повествовательного художественного текста в системе его модусов // От слова к делу: Сб. докл. Х Конгресс МАПРЯЛ (Санкт-Петербург -- 2003). М.: Гос. ИРЯ им. А.С. Пушкина, 2003. С. 382-391.

21. Фролова О.Е. Антропоним как прецедентное имя: сочетаемость и семантика // Вестник РУДН. Серия: русский язык нефилологам. Теория и практика. 2003. № 1(4). С. 99-105.

22. Фролова О.Е. Интродуктивная позиция и референция повествовательного художественного текста // Оптимизация учебно-воспитательного процесса на этапах довузовского и вузовского обучения: Мат-лы междунар. науч.-практич. конф. Иркутск, 28-20 апр. 2003. Т.1. Иркутск, 2003. С. 130-135.

23. Фролова О.Е. Грамматика и связность текста // Слово. Грамматика. Речь. Вып. V: Сб. научно-метод. ст. по преподаванию РКИ. М.: МГУ, 2003. С.86-92.

24. Фролова О.Е. Слово не воробей, вылетит -- не поймаешь (Пословица: синтаксис, модальность, семантика) // Живая старина. 2003. № 4. С. 5-8.

25. Фролова О.Е. Референциальная связность художественного текста по вертикали и горизонтали (к постановке проблемы) // Лингвистика на рубеже эпох: доминанты и маргиналии. Вып. 2. М., 2004. С.262-276.

26. Фролова О.Е. Предметное имя в волшебной сказке и авторском повествовательном тексте // Славянская традиционная культура и современный мир: Сб. мат-лов науч. конф. Вып. 6. М.: ГРЦРФ, 2004. С. 116-127.

27. Фролова О.Е. Грамматика сказки // Фольклор и художественная культура. Современные методические и технологические проблемы изучения и сохранения традиционной культуры: Сб. ст. и мат-лов. Вып. 13. М.: ГРЦРФ, 2004. С. 121-129.

28. Фролова О.Е. Жестко структурированные тексты: модус и референция // Rossica olomucensia XLII (ZA ROK 2003). 1 st. Olomouc 2004. S. 177-182.

29. Фролова О.Е. Образ автора и имя персонажа (субъект речи и антропоним) // Восьмые междунар. Виноградовские чтения. Русский язык: уровни и аспекты изучения: Сб. науч. тр. М.: МГПУ, 2005. С. 221-226.

30. Фролова О.Е. Антропоним в жестко структурированном тексте // Вопросы ономастики. 2005. № 2. С. 36-44.

31. Фролова О.Е. Предметное имя в повествовательном художественном тексте // Слово. Грамматика. Речь. Вып. VII: Сб. ст. М.: МГУ, 2005. С. 61-67.

32. Фролова О.Е. Предметное имя в пословице // Филологические заметки: Межвуз. сб. науч. тр. Вып. 3. В 2-х ч. Ч. 2 / Отв. ред. Т.И. Ерофеева, Я. Вречко, Перм. ун-т, ун-т в Любляне. Пермь, Любляна, 2005. С. 183-191.

33. Фролова О.Е. Лингвистическая типология анекдота // Живая старина, 2005. № 4. С. 24-26.

34. Фролова О.Е. Предмет в анекдоте // Живая старина. 2006. № 1. С. 29-31.

35. Фролова О.Е. Антропоним в анекдоте // Славянская традиционная культура и современный мир. Вып. 9: Сб. ст. по мат-лам конф. М.: ГРЦРФ, 2006. С. 106-115.

36. Фролова О.Е. Лингвистический портрет фольклорного жанра (анекдот) // Первый всероссийский конгресс фольклористов: Сб. докл. Т. III. М.: ГРЦРФ, 2006. С. 209-225.

37. Фролова О.Е. Прецедентный антропоним в функции семантического предиката // Вопросы ономастики. Екатеринбург, 2006. № 3. С. 27-32.

38. Фролова О.Е. Перцептивный модус: семантика, грамматика, референция // Семантический анализ единиц языка и речи: процессы концептуализации и структура значения. М.: МГПУ, ИЯ РАН, 2006. С. 313-324.

39. Фролова О.Е. Перцептивный модус в жестко структурированном тексте // Филологические заметки: Межвуз. сб. науч. тр. Вып. 4. В 2-х ч. Ч. 1. Пермь-Скопие-Любляна, 2006. С. 184-193.

40. Фролова О.Е. Предметный мир волшебной сказки (существительное с предметной семантикой в волшебной сказке) // Славянская традиционная культура и современный мир: Сб. мат-лов науч. конф. Вып. 10. М.: ГРЦРФ, 2007. С. 137-154.

41. Фролова О.Е. Ментальное пространство персонажей повествовательных художественных текстов первой половины XIX века // Теория и практика преподавания русской словесности. МГУ. Международный колледж: Сб. науч.-метод. ст. Вып. 3. М., 1996. С. 40-48.

42. Фролова О.Е. Рефенциальный план повествовательного художественного текста // Русский язык на рубеже тысячелетий. 26-27 окт. 2000 г.: Мат-лы докл. и сообщ. Т. II. Динамика синхронии. Описание русского языка как этнокультурного феномена. Язык художественной литературы. Филол. ф-т СПбГУ. СПб., 2001. С. 528-533.

43. Фролова О.Е. Дискуссионные вопросы референции повествовательного художественного текста // Русский язык: вопросы теории и инновационные методы преподавания: Мат-лы междунар. науч.-метод. конф. 25-28 мая 2001 г. Ч. 1. Иркутск, 2001. С. 249-255.

44. Фролова О.Е. Референция художественного текста // Функциональный аспект семантики языковых единиц: Мат-лы VIII междунар. науч. конф. по актуальным проблемам семантических исследований. Ч. II. Харьков, 1997. С. 97-98.

45. Фролова О.Е. Предметный план и сюжет художественного текста // Виноградовские чтения. Когнитивные и культурологические подходы к языковой семантике: Тез. докл. науч. конф. (5 февр. 1999 г.). Гос. ИРЯ им. АС. Пушкина. М., 1999. С. 55-56.

46. Фролова О.Е. Референциальный план повествовательного художественного текста А.С. Пушкина и традиция психологической русской прозы (на материале «Повестей Белкина») // А.С. Пушкин и русский литературный язык в XIX-XX веках: Тез. докл. междунар. науч. конф. Ниж. гос. лингв. ун-т. Нижний Новгород, 1999. С. 313-314.

47. Фролова О.Е. Универсальное и национально специфическое в референции повествовательного художественного текста // Национально-культурный компонент в тексте и языке: Мат-лы II междунар. науч. конф. 7-9 апр. 1999 г., Минск. БГУ. Ч. 2. Минск, 1999. С. 173-175.

48. Фролова О.Е. Сильные позиции в интерпретации художественного текста // Проблемы и перспективы развития системы предвузовского обучения иностранных граждан на рубеже третьего тысячелетия. Моск. гос. автомобильно-дорожный ин-т: Тез. докл. М., 2000. С. 233-236.

49. Фролова О.Е. Повествовательный художественный текст: явление типичности в лингвистическом свете // Русский язык и культура (изучение и преподавание): Мат-лы конф. Москва, РУДН, 28-30 ноября 2000 г. М., 2000. С. 198-199.

50. Фролова О.Е. Имя собственное в художественном тексте // Имя: внутренняя структура, семантическая аура, контекст: Тез. междунар. науч. конф. 30 янв.-2 февр. 2001 г. Ин-т славяноведения и балканистики. РАН. Ч. 2. М., 2001. С. 160-163.

51. Фролова О.Е. Референциальный план художественного текста как динамическая система // Язык и социум: Мат-лы IV междунар. науч. конф. 1-2 дек. 2000 г., Минск. В 2-х ч. Минск, БГУ, 2001. С. 67-69.

52. Фролова О.Е. Местоимение мы в повествовательном художественном тексте // Текст - 2000: теория и практика. Междисплинарные подходы: Мат-лы Всерос. науч. конф. 24-27 апр. 2001 г. Удмуртск. гос. ун-т. Ижевск, 2001. С. 158-160.

53. Фролова О.Е. Литературный текст в зеркале заглавия // Пушкинские чтения 2000: Мат-лы науч. конф. 5 июня 2000 г. Гос. ИРЯ им. А.С. Пушкина. М., 2001. С. 98-101.

54. Фролова О.Е. Типы референции повествовательного художественного текста // Когнитивные сценарии языковой коммуникации. Таврический нац. ун-т им. В.И. Вернадского, Таврич. экологич. ин-т, СПб гос. ун-т: Докл. междунар. науч. конф. Симферополь, 2001. С. 139-140.

55. Фролова О.Е. Референциальная связность художественного текста // Русский язык как иностранный: специфика описания, теория и практика преподавания в России и за рубежом: Тез. докл. междунар. науч. конф. МГУ, филол. ф-т 4-6 дек. 2001 г., М., 2001. С. 331-332.

56. Фролова О.Е. Художественный текст: референция, интерпретация, комментарий // Русский язык как иностранный: теория, исследования, практика: Мат-лы IV междунар. науч.-практич. конф. «Русистика и современность». 28-29 июня 2001 г. РГПУ им. А.И. Герцена. СПб., 2002. С. 308-311.

57. Фролова О.Е. Грамматика и связность текста // Современный учебник русского языка для иностранцев: теоретические проблемы и прикладные аспекты: Тез. докл. междунар. науч.-практич. конф. МГУ им. М.В. Ломоносова, филол. ф-т. М., 2002. С. 146-148.

58. Фролова О.Е. Референция жестко структурированных текстов // II Международный конгресс исследователей русского языка. Русский язык: исторические судьбы и современность: Тр. и мат-лы. Москва, МГУ, 18-21 марта 2004. М., Изд-во МГУ, 2004. С. 415-416.

59. Фролова О.Е. Синтаксис пословиц // Русская литература и внелитературная реальность. Историко-литературный сборник: Мат-лы «Герценовских чтений» 2003. РГПУ им. А.И. Герцена. СПб., 2004. С. 183-185.

60. Фролова О.Е. Антропоним в жестко структурированном тексте // Текст: проблемы и перспективы. Аспекты изучения в целях преподавания русского языка как иностранного: Мат-лы III междунар. науч.-метод. конф. МГУ им. М.В. Ломоносова. М., 2004. С. 303-305.

61. Фролова О.Е. Русская пословица и ее отношение к действительности // Русистика и современность: Мат-лы VII междунар. науч.-практич. конф. 17-18 сент. 2004 г. Т. 1. Лингвокультурология и межкультурная коммуникация. РГПУ им. А.И. Герцена. СПб, 2005. С. 106-110.

62. Фролова О.Е. Русские зоонимы в переносном употреблении и их глагольные дериваты в синхронии и диахронии: лексикография и употребление // Язык, культура, менталитет: проблемы изучения в иностранной аудитории: Мат-лы III междунар. науч.-практич. конф. 22-24 апр. 2004 г. РГПУ им. А.И. Герцена. СПб, 2005. С. 58-59.

63. Фролова О.Е. Антропоним в жестко структурированных текстах // Ономастика в кругу гуманитарных наук: Мат-лы междунар. науч. конф. Екатеринбург. 20-23 сент. 2005 г. Екатеринбург, Изд-во Уральского ун-та, 2005. С. 287-288.

64. Фролова О.Е. Заглавие художественного текста в лингвистическом и методическом аспекте // Традиции и новации в преподавании русского языка как иностранного. М.: МАКС Пресс, 2006. С. 194-196.

65. Фролова О.Е. Субъект речи в художественном тексте // Понимание в коммуникации. 2007. Язык. Человек. Концепция. Текст: Тез. докл. междунар. науч. конф. 28 февр.-1 марта 2007, Москва. М.: МГУ, НИВЦ, 2007. С.131-133.

66. Фролова О.Е. Парадоксы восприятия и референция // III Международный конгресс исследователей русского языка. Русский язык: Исторические судьбы и современность. Москва, МГУ им. М.В. Ломоносова, филол. ф-т. 20-23 марта 2007 г.: Тр. и мат-лы. М.: МАКС Пресс, 2007. С. 258-259.

67. Фролова О.Е. Грамматика фольклорного жанра в русской языковой картине мира (имя с предметной семантикой в жестко структурированных текстах) // «Язык, культура, менталитет: проблемы изучения в иностранной аудитории»: Мат-лы V междунар. науч.-практич. конф. 12-14 апр. 2006 г. РГПУ им. А.И. Герцена. СПб, 2006. С. 45-46.

68. Фролова О.Е. Что стоит за текстом? // «Текст: проблемы и перспективы. Аспекты изучения в целях преподавания русского языка как иностранного»: Мат-лы IV междунар. науч.-практич. конф. 22-24 ноября 2007 г. М.: МГУ, 2007. С. 369-372.

Размещено на Allbest.ru