Предложение звучания в русском языке: структурно-семантический аспект

Размещено на http://www.allbest.ru/

Предложение звучания в русском языке: структурно-семантический аспект

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

предложение звучание речевой

Реферируемая диссертация посвящена описанию структуры и семантики простых предложений, формируемых глаголами, в содержательной структуре которых сема `звук'.

Актуальность исследования обусловлена прежде всего тем, что предложения звучания с точки зрения их структуры и семантики не были предметом специального изучения несмотря на то, что в лингвистике глаголам звучания как лексико-семантическому классу и принципам их классификации уделялось достаточное внимание как на материале русского языка (работы Л.М. Васильева, В.Е Маясова, Е.В. Падучевой, М.В. Поповой, И.Г Рузина, Н.П. Сидоровой, М.А. Шелякина и др.), так и на материале других языков (М.А. Баласанян, А.Е. Беликова, N.A. Gunina, G. Lakoff).

Актуальным является также ситуативный подход к структурной организации предложения вообще и структурной схеме простого предложения в частности.

Объектом исследования является структурно-семантический аспект простого предложения.

Предмет исследования - структура и семантика простых предложений, в содержательной структуре которых представлена сема `звук', их компонентный состав и речевые модификации.

Цель исследования - рассмотреть компонентный состав структурных схем простых предложений, означаемым которых выступает пропозиция звучания, выявить специфику их речевой реализации, способность пропозиции обогащаться дополнительными смыслами, маркирующими сопутствующие ситуации звучания обстоятельства.

Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:

1) проследить за семантикой глаголов звучания, сочетающихся с номинантами источника звука;

2) вычленить структурные схемы, означаемым которых является пропозиция звучания;

3) выявить продуктивность функционирования структурообразующего компонента каждой из схем;

4) зафиксировать способность глаголов звучания к переносу, обусловливающую их валентность с номинантами различных лексико-семантических классов - маркеров субъекта звучания, выявить их генетическую природу;

5) отметить глаголы и значения глаголов, не зафиксированных в используемых толковых словарях;

6) выявить лексико-семантические группы имен в позиции субъекта звучания;

7) выявить специфику речевых видоизменений структурных схем;

8) проследить за способностью пропозиций звучания к обогащению дополнительными смыслами.

Научная новизна диссертационной работы заключается в том, что впервые в русистике

вычленены и описаны структурные схемы простого предложения в качестве синтаксических знаков типовой пропозиции звучания с учетом лексического наполнения компонентов схем;

выявлена специфика сочетаемости глаголов звука с маркерами его источника;

рассмотрены речевые видоизменения схем и обогащения пропозиций высказываний дополнительными смыслами.

Теоретическая значимость диссертационного исследования состоит в том, что в этом исследовании представлено дальнейшее развитие теории русского предложения. Ситуативный подход к структурно-семантической организации предложения значим для разработки теории структурных схем простого предложения - ядра синтаксической системы языка, типология которых «должна стать ключом к осмыслению системного устройства синтаксиса» (З.Д. Попова), их речевой реализации, определяемой коммуникативными задачами говорящего. Результаты работы значимы для развития функциональной грамматики.

Практическая значимость работы заключается в возможности использования материалов исследования в ходе преподавания курса современного русского литературного языка, лингвистического анализа художественного текста, при разработке факультативов по проблемам структурной и семантической организации простого предложения, когнитивной лингвистики, а также в лексикографической практике. Материалы исследования могут быть использованы при обучении русскому языку как иностранному, при руководстве научно-исследовательской работой студентов и аспирантов филологического факультета.

Теоретическую базу составили труды классиков русского языкознания: Ф.И. Буслаева, И.И. Давыдова, А.М. Пешковского, А.А. Потебни, Ф.Ф. Фортунатова, А.А. Шахматова и др., а также работы Н.Д. Арутюновой, В.А. Белошапковой, В.Г. Гака, Г.А. Золотовой, В.И. Казариной, С.Д. Кацнельсона, Т.П. Ломтева, В.П. Малащенко, З.Д. Поповой, Н.Ю. Шведовой и др.

Эмпирической базой диссертационного исследования стали художественные произведения авторов русской литературы XIX-XX веков: Бубеннова М.С., Бунина И.А., Коптяевой А.Д., Короленко В.Г., Кочетова В.А., Куприна А.И., Лебедева В.А., Либединского Ю.Н., Обручева В.А., Паустовского К.Г., Пришвина М.М., Проскурина П.Л., Симашко М.Д., Симонова К.М., Федорова Е.А., Чехова А.П., Шолохова М.А. Общий объем проанализированного фактического материала представлен 4000 высказываний, полученных методом сплошной выборки.

Характер изучаемого материала обусловил выбор следующих методов и приёмов исследования: описательного метода, который включает приёмы наблюдения, обобщения, интерпретации и классификации; метода количественного анализа с приемом статистической обработки полученных результатов исследования и их сопоставлений; метода контекстуального анализа высказываний; элементов метода компонентного (семного) анализа, который позволил выделить в значении слов идентифицирующие и дифференцирующие семы.

На защиту выносятся следующие основные положения:

1.Типовая пропозиция «издание звука» маркирована в языке четырьмя структурными схемами простого предложения: двухкомпонентными «кто/что издает звук» и «где звучит» и трехкомпонентными «кто/что звучит чем», «кто воздействует звуком на кого».

2. Наиболее продуктивной в функционировании является структурная схема «кто/что издает звук».

3. Структурообразующий компонент схем представлен глаголами звука различной генетической природы и различной сочетаемостью с субъектной лексемой.

4. Продуктивность глаголов звука в лексическом наполнении позиции предикатива различна, ее определяет семный состав содержательной структуры глагола.

5. Позицию субъектива маркируют номинанты различных лексико-семантических классов имен и групп.

6. Речевые видоизменения структурных схем не продуктивны за исключением грамматической модификации, представленной формами прошедшего времени. Специфику структурно-семантической модификации определяет лексическое наполнение субъектной позиции.

7. Речевая реализация структурной схемы и лексическое наполнение ее компонентного состава формируют позиционную схему высказывания, пропозиция которого может быть обогащена дополнительными смыслами детерминантного характера.

Апробация основных положений и результатов исследования осуществлена на научных конференциях различного статуса: Всероссийской научной конференции, посвящённой 80-летию со дня рождения профессора А.Н. Тихонова (Елец, 17-18 ноября 2011 г.), Международной заочной научной конференции «Русское слово в контексте этнокультуры XX -XXI вв.» (Старый Оскол, ноябрь 2011 г.), Международной научной конференции «Дискуссионные вопросы современной лингвистики» (Калуга, декабрь 2011), Всероссийской научной конференции, посвященной дню славянской письменности и культуры (Коломна, 16 марта 2012), Всероссийской научно-практической конференции «Жизнь языка. Жизнь в языке», посвященной юбилею Василия Васильевича Щеулина (Липецк, 13?14 марта 2013 г.), IX MI КDZYNARODOWEJ NAUKOWI-PRAKTYCZNEJ KONFERENCJI «WSCHODNIE PARTNERSTWO - 2013» (Przemyњl: Polska, 07-15 wrzeњnia 2013 rokou), Всероссийской научной конференции, посвященной 80-летию вручения Нобелевской премии И.А. Бунину «Иван Бунин в духовно-культурном пространстве современности» (Елец, 2013); а также на внутривузовских конференциях и семинарах аспирантов кафедры современного русского языка и методики его преподавания ЕГУ им. И.А. Бунина (2012г., 2013г.).

По теме диссертации опубликовано четырнадцать работ, пять из которых - в изданиях, реферируемых ВАК РФ.

Структура работы определяется целью и задачами исследования. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка источников, списка литературы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается актуальность, научная новизна работы, определяются цель и задача исследования, формируются его объект и предмет, излагаются основные положения, выносимые на защиту, выявляются теоретическая и практическая значимости работы, указываются источники языкового материала и методы его анализа.

В первой главе рассматривается проблемы структурно-семантической организации простого предложения, определяются исходные для данной работы теоретические позиции, акцентировано внимание на научных концепциях формальной и семантической устроенности предложения в традиционном и современном русском языкознании.

В рамках формальной устроенности предложения сосредоточено внимание на доминирующей роли глагола в формировании подлежащно-сказуемной схемы предложения, его конститутивного компонента, единственного выразителя предикативности.

Так, уже И.И. Давыдов, яркий представитель логико-грамматического направления, считает, что «подлежащее и сказуемое суть два существенных члена предложения, соединенных между собой органически», и указывает на ведущую роль глагола в структуре предложения [Давыдов И.И. Опыт общесравнительной грамматики русского языка. - СПб. 1852. - С. 266].

А.А. Потебня, видный представитель и глава психологического направления в отечественном синтаксисе, также отмечает, что наличие предложения в индоевропейских языках «невозможно (кроме случаев опущения) без verbum finitum <…>, что сам по себе verbum finitum составляет предложение <…> Поэтому, определивши такой глагол, тем самым определим minimum того, что должно заключаться в предложении этих языков» [Потебня А.А. Из записок по русской грамматике. - Харьков, 1888. - С. 84].

Одним из доказательств глагольности предложения признано наличие в «полном» предложении формы косвенного падежа имени - показателя зависимости от глагола, задающего эту форму. Главным же аргументом доминирующего положения глагола в формально-грамматическом устройстве предложения выступает тезис об исключительной роли глагола в выражении предикативности, маркируемой глагольными категориями времени и наклонения. При таком подходе сказуемое отождествляется с глаголом, его наличие становится обязательным во всех предложениях. «Глагол превращается в своеобразный показатель предложенческой природы синтаксической конструкции». Конструкции, которые не имеют в своем составе глагола, как правило, «исключаются из числа предложений» [Новоженова З.Л. Русское глагольное предложение: структура и семантика. - Slupsk, 2001. - С. 20].

В дальнейшем теория предложения развивалась на основе выявления его грамматических признаков с учетом семантики и коммуникативной направленности. Данный подход к предложению позволил поставить вопрос о наличии в русском языке именных предложений, признать их равноправие с глагольными предложениями, возможность осуществления предикации не только глаголом, но и именем, несводимость безглагольных предложений к глагольному образцу.

Так, А.А. Шахматов не только считает ошибочным признание за глаголом основного и единственного выразителя предикативности, но и противоречащим данным истории языка; он указывает на то, что предикативными мыслятся и атрибутивные отношения, выражаемые в том числе и существительными [Шахматов А.А. Синтаксис русского языка. - М., 2001. -.С. 179].

В.В. Виноградов также утверждает наличие безглагольных предложений как равноправного типа в системе русских предложений, признавая, наряду с морфологическими, «конструктивно-синтаксические» построения для выражения предикативности предложения [Грамматика русского языка. Т.ІІ. Синтаксис. - М., 1954. - С. 82].

В современном языкознании «антиглагольная» концепция нашла отражение в работах таких ученых, как Н.Д. Арутюнова, В.А. Белошапкова, Г.А. Золотова, З.Д. Попова, Ю.С. Степанов, Н.Ю. Шведова, Д.Н. Шмелев и многих других. Наличие именного типа предложений было признано академическими грамматиками русского языка 1954, 1970, 1980 г.г.

Присоединяясь к общему мнению о центральности и конструктивности глагола в предложении, Г.А. Золотова значительно расширяет синтаксические потенции именного слова, признав их способность занимать позицию предиката и соответственно формировать предикативную ось предложения в сочетании с глагольными связками. Учитывая, что «система типов предложения в целом отражает общую модель языкового видения человеком мира, а в структурно-смысловых типах предложений предстает категориальное расчленение языковым сознанием действительности», она наиболее естественную основу для классификации предложений видит «в знаменательных частях речи, соединяющих в себе нераздельно форму и категориальное содержание» [Золотова Г.А. Коммуникативная грамматика русского языка. - М., 1998. - С. 104].

Ю.С. Степанов, выделяя понятия «глагольной функции» и «глагольной лексемы», утверждает, что «глагольная функция является не чем иным, как предикатом предложения любого типа (включая безглагольные предложения, именные предложения и проч.); ее полная характеристика включает в себя не только описание самого предиката, но и описание (в общем виде) тех мест, которые он соединяет в рамках предложения - субъекта и объектов» [Степанов Ю.С. Имена, предикаты, предложения. - М., 1981. - С. 119].

Определяющая роль в формировании структуры и семантики простого предложения принадлежит центральному компоненту ядерной части предложения, его семной структуре, предопределяющей валентный потенциал структурообразующего компонента и тем самым - ядерную часть предложения.

В соответствии с теоретическими позициями С.Д. Кацнельсона, «валентные свойства предиката, реализующиеся в предложении, в самом предикате даны в виде “мест”, подлежащих заполнению “пробелов”. Каждый предикат как бы открывает “вакансии” для замещающих эти “вакансии” предикандумов». Количество потенциальных «мест» определяет членение предикатов на одноместные, двухместные, трехместные и др. [Кацнельсон С.Д. Типология языка и речевое мышление. - Л., 1972. - С. 177].

Акцентируя внимание на семантической валентности слова, определяемой его лексическим значением, характеризующим лексему как конкретную, отличную от других лексическую единицу, Ю.Д. Апресян отмечает фундаментальную роль валентности в языке, указывая на то, что система актантных значений «с поистине удивительным постоянством обнаруживает себя на самых разных уровнях языка и в самых различных ипостасях» [Апресян Ю.Д. Избранные труды. Т.I. - М, 1995. - С. 133].

Учение о валентности и влиянии содержательной валентности на формальную и семантическую устроенность предложения активизировало внимание исследователей на ядерном компоненте синтаксической конструкции, представляющей собой основу формирования информативно завершенной коммуникативной единицы. На синтаксической арене появились термины «структурная схема», или «модель», простого предложения, «модификация», или «видоизменение», структурной схемы простого предложения, понятия типовой пропозиции и пропозиции высказывания.

В отечественной лингвистике учение о структурной схеме простого предложения, или его модели восходит к 60-м годам истекшего столетия, представленное двумя подходами к ее пониманию: 1) структурная схема как отвлеченный образец предложения, определяемый его предикативным минимумом; 2) структурная схема как отвечающий коммуникативным потребностям синтаксический знак, компонентный состав которого соответствует номинативной функции предложения.

Н.Ю. Шведова под структурной схемой простого предложения понимает отвлеченный образец, «по которому может быть построено минимальное самостоятельное и независимое сообщение» [Грамматика-70.- С. 546], компонентами которого признаны главные члены предложения, подлежащее и сказуемое, образующие его предикативную основу, без каких-либо распространителей. При этом автор утверждает равенство между предикативной основой предложения и его структурной схемой: «Предикативная основа (структурная схема) простого предложения - это имеющий свою формальную организацию и свое языковое значение синтаксический образец, по которому может быть построено отдельное нераспространенное (элементарное) предложение» [Грамматика-80. Синтаксис. - С. 84 - 85].

В.А. Белошапкова, также признавая предикативность конститутивным признаком предложения, учитывая номинативный характер предложения, выделяет две разновидности структурных схем. Одна из них представляет предикативный минимум, выраженный главными членами. Вторая - номинативный минимум, включающий в свой состав, наряду с главными членами, присловные распространители глагола, что позволяет такому компонентному составу схемы строить информативно достаточное предложение » [Современный русский язык / Под ред. В.А. Белошапковой. - М., 1981. - С. 437 - 440].

Появление на синтаксической арене термина «Структурная схема простого предложения» в учении Н.Ю. Шведовой вызвало бурные обсуждения и споры. По отзывам Г.А. Золотовой, «понятие структурной схемы вырвалось на простор, как джин из сосуда» [Золотова Г.А. К вопросу об объекте синтаксических исследований // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз.,1979. - Т.38. - №1. - С. 22].

Признание за структурными схемами абстрактных образцов, представленных главными членами предложения, не могло удовлетворить научное сообщество.

Г.В. Колшанский назвал структуру «подлежащее - сказуемое» узкограмматической теорией, а забвение структуры и содержательной части предложения «противоречием в самой грамматической теории» [Колшанский Г.В. Коммуникативная функция и структура языка. - М., 1984. - С. 62], с чем трудно не согласиться.

И.П. Распопов в отзыве на статью С.И. Кокориной «О реализации структурной схемы предложения» охарактеризовал предлагаемый автором список схем «подозрительно напоминающим давно известное (а лишь завуалированное символикой) перечисление различных способов морфологического выражения главных членов предложения», далеко не в полной мере согласуемый «с требованиями грамматической достаточности “предикативных единиц”» [Распопов И.П. Что же такое структурная схема предложения? // Вопросы языкознания. - 1976. - № 2. - С. 69].

Тем не менее важность вычленения отвлечённых от лексического наполнения синтаксических образцов в виде структурных схем простого предложения отмечалась многими лингвистами. Например, В.А. Белошапкова писала: «Введение понятия структурной схемы предложения отвечало как общему стремлению к формализации и моделированию лингвистических объектов, которое свойственно разным направлениям и областям современного языкознания и в котором отражаются запросы века, так и многим практическим и прикладным применениям описательного синтаксиса» [Современный русский язык1981: 438].

Во второй половине XX столетия в русистике сформировался субъектно-предикатный подход к структурной схеме простого предложения, имеющий глубокие исторические корни, представленные работами Н.И. Греча, И.И. Давыдова, Ф.И. Буслаева и др., утверждавшими: «данное слово является подлежащим не потому, что оно само по себе обладает свойством подлежащего, а потому, что оно является именем субъекта, о котором что-то сообщается. Данное слово является сказуемым не потому, что оно обладает этим свойством само по себе, а потому, что оно выражает предикат, т.е. то, что устанавливается о субъекте» [Ломтев Т.П. Структура предложения в современном русском языке. - М., 1979. - С. 24 - 25].

При выделении «моделей» Г.А. Золотова руководствуется их «типовым значением», под которое подводит смысловой результат предикативного сопряжения структурно-смысловых компонентов, «представляющих данную модель» [Золотова Г.А. Очерк функционального синтаксиса русского языка. - М., 1973. - С. 25 - 26].

Представители Воронежской теоретико-лингвистической школы, научным позициям которой мы следуем, подходят к структурной схеме как знаку мыслительного акта предицирования, акта приписывания предмету речи предикативного признака, формирующего суждение [Волохина Г.А., Попова 3.Д. Синтаксические концепты русского простого предложения. - Воронеж, 2003.- С. 4].

Учитывая наличие предикативности как неотъемлемого атрибута пропозиции - знака отраженной в сознании, категорированной, типизированной и номинированной высказыванием ситуации - считаем возможным дать этому феномену грамматики следующее определение: структурная схема простого предложения - синтаксический знак, означаемым которого является типовая пропозиция, а означающим - словоформы, объективирующие компоненты пропозиции.

Компонентный состав пропозиции определяется онтологической структурой ситуации, теми отношениями, которые установлены между ее участниками. Таких участников может быть два, три и более. Отношения между ними формируют характер предикативных отношений, определяющих компонентный состав пропозиции. Например, ситуация целенаправленного действия представлена как минимум тремя участниками: действующим лицом, действием и предметом, на который направлено действие: Отец рубит дрова; Мать гладит белье. Ситуация определила компонентный состав пропозиции, представленный смыслами: `агенс`, `воздействие`, `объект`, и характер предикативного отношения: отношение воздействия, легшее в основу формирования трехкомпонентной структурной схемы. Структурная схема - знак этой пропозиции - «обязана» обеспечить синтаксические места всех ее участников, что определяет трехкомпонентный состав схемы «кто делает что».

Морфологическая природа компонентов структурной схемы различна. Субъектив и объектив, как правило, представляют предметные имена (однако: чтение полезно; просил помочь) или их субституенты, предикатив - признаковые лексемы: глагол, причастие, прилагательное, категория состояния, наречие, родовидовые и статуальные имена существительные: ср.: Дети играют; Дети здоровы; Детям хорошо; Дети - наше будущее и др.

Структурное и смысловое ядро позиционной схемы объективирует своим лексическим наполнением структурная схема, компонентный состав которой соотносителен с конкретной речевой ситуацией, референтом позиционной схемы. Однако высказывание, кроме компонентов, формирующих структурную схему, может содержать словоформы (синтаксемы), не входящие в структурную схему. Такими компонентами являются экспликанты и детерминанты.

Под экспликантами понимаются атрибутивные конструкции, выполняющие роль уточнителей, конкретизаторов лексических значений слов, объективирующих участников типовой ситуации, пропозиции как знака ситуации.

Структурная схема существует в совокупности своих форм, представленных инвариантом и его вариантами, формирующимися в результате речевой реализации схемы.

Инвариант схемы представлен настоящим временем предикатива. В процессе речевой реализации он подвергается грамматическим и структурно-семантическим модификациям.

Под грамматическую модификацию структурной схемы подводятся такие изменения ее необходимых, но переменных признаков, которые «можно представить себе как ось, которая держит на себе постоянные компоненты», составляющие структурную схему предложения. «Ось может поворачиваться разными грамматическими гранями, строение ее может усложняться, основные компоненты модели остаются неизменными и в неизменных структурно-смысловых отношениях друг к другу» [Золотова 1973: 130]. Такими переменными грамматическими гранями являются показатели предикативности: модальность, время, для ряда схем - синтаксическое лицо [Золотова 1973: 138]. Компонентный состав схемы сохраняет свое тождество, изменяются только переменные признаки, не касающиеся состава синтаксических форм, маркеров субъекта и предиката, сопряженных в структурной схеме [Золотова 1973: 203], не влияющие на семантику предложения.

Под структурно-семантическими модификациями мы понимаем такие речевые реализации структурной схемы простого предложения, которые также не влекут изменений ее пропозиционального значения (семантики) и компонентного состава, однако вносят в семантику предложения новый семантический компонент, обогащающий ее дополнительным смыслом и усложняющий строение предикативной оси [Золотова 1973: 205], или, напротив, при неполной реализации всех ее позиций [Волохина Г.А., Попова З.Д. 2003: 16] упрощают предикативную ось предложения.

К структурно-семантическим модификациям структурной схемы простого предложения относим фазовую, модальную, отрицательную, вопросительную и неполную разновидности речевой реализации схемы.

Во второй главе «Структурно-семантическая организация простого предложения со значением звучания» представлен анализ компонентного состава, речевых модификаций структурных схем предложений со значением звучания, выявлена способность пропозиций высказывания к обогащению дополнительными смыслами детерминантного характера.

В соответствии со словарными дефинициями звук - это то, «что слышится, воспринимается слухом: физическое явление, вызываемое колебательными движениями частиц воздуха или другой среды» [Ожегов С.И. и Шведова Н.Ю.Толковый словарь русского языка. - М., 2010. - С. 227]. Имеющий физическую природу, воспринимаемый слухом, звук является одним из источников получения информации об окружающем нас мире, формирования знаний, средством связи человека с другим существом, способным сознательно или бессознательно информировать о себе, своих чувствах и ощущениях при помощи издаваемых звуков.

Звуки издаются предметами как живой, так и неживой природы, являющимися самостоятельными производителями звука или средством его создания.

Согласно сказанному, к глаголам звучания мы относим лексемы, в семантике которых имеется сема «звук», являющаяся одним из способов проявления феномена характером и способом издаваемого звука: утверждать свое бытие, проявлять свои чувства, состояния, намерения, способности. Названый подход позволил включить в состав глаголов звучания довольно большую группу лексем, маркирующих специфические звуки, издаваемые голосом человека, выражающим, как правило, его психическое или физическое состояние, настроение, отношение к окружающим, его намерения относительно сложившейся ситуации и содержащих в соотносительной семеме коннотативный компонент, представленный экспрессивными и оценочными семемами.

Анализ собранного фактического материала позволил выделить и описать с учетом частотности функционирования в речи четыре структурные схемы, маркирующие типовую пропозицию «создание звука» - «кто/что издает звук» (89,6%): Где-то, как в знойный полдень, одиноко кудахтала курица (Шолохов. Тихий Дон), «кто/что звучит чем» (7,7%): Звенели шпорами выхоленные кавалеристы, скромно стояли у стен серые прапорщики с вылинявшими погонами, гремел хриповатым басом седой вертлявый генерал (Паустовский. Панна Гелена), «где звучит» (1,5%): Я проснулся, как только зашуршало в кустах (Лебединский. В секрете) и «кто воздействует звуком на кого» (1,2%): Так вот что он, пытаясь оправдаться, сказал матери, когда мать так страшно закричала на него! (Симонов. Солдатами не рождаются).

В зависимости от количества компонентов структурные схемы дифференцированы на двухкомпонентные «кто/что издает звук», «где звучит» и трехкомпонентные «кто/что звучит чем», «кто воздействует звуком на кого».

Структурообразующим компонентом схем «кто/что издает звук», «кто/что звучит чем», «кто воздействует звуком на кого» являются спрягаемые глаголы прямого и переносного значения - знак предиката звучания: агукать, ахать, барабанить, блеять, брякать, бряцать, зыкать, клокотать, потрескивать, рявкать, стегать, стучать и др.

С учетом источника звукообразования структурообразующие компоненты схем «кто/что издает звук», «кто/что звучит чем» дифференцированы на предикативы со значением звукообразования, источником которых является а) человек, б) другие живые существа, в) неживые предметы. Источником звукообразования схемы «кто воздействует на кого» является только человек.

Специфику структурной схемы «где звучит» в лексическом наполнении позиции предикатива определяет то, что ее формируют глаголы с семой `звук', подвергшиеся перекатегоризации: бурлило, гремело, громыхало, грохотало и др., по лексическому значению дифференцируемые на три группы: 1) глаголы, обозначающие состояние окружающей среды; 2) глаголы, обозначающие физиологическое состояние человека; 3) глаголы со значением действия стихийных сил природы.

По генетической природе структурообразующий компонент дифференцирован на глаголы, семантика которых «издать звук соответствующей природы» - их основное, первичное значение, и глаголы, способные к неоднократному переносу. В основе переноса лежит ассоциативное сходство воспринимаемых звучаний по силе звука и его тембровой окраске, приводящих к метафоризации лексем. Так, лексемы агукать, восклицать, гикать, долбить, икать, ойкать, хмыкать и др., сочетающиеся с номинантами личных имен, функционируют только в прямом значении, тогда как глаголы ахать, бормотать, кричать, перекликаться, пищать и мн. другие представлены в наших текстах как в прямом, так и в переносном значении и функционируют в синтагматическом ряду с номинантами различных предметов и существ реального мира в позиции источника звучания.

Сочетаемость глаголов звучания с лексико-семантическими группами субъектных лексем различна. Широко представлена сочетаемость одних глаголов, тогда как сочетаемость других ограничена. Так, в позиции субъектива схемы «кто/что издает звук» при предикативе звенеть представлены наименования птиц (жаворонок, овсянка, птица), насекомых (мошка, стрекоза), изделий из металла (клинок, наковальня, пила, пятак, сабля), музыкальных инструментов (гитара, струна), растений (куст), водных пространств (ручей), украшений различного назначения (жемчуг, кораллы, люстра, подвеска); тогда как хрюкают живые существа (свинья, человек), брякают изделия из металла (оружие, сабля, цепь), булькает - только жидкость (вино, вода), агукают люди (дети).

Вторым конститутивным компонентом структурных схем является субъектив - маркер источника звучания, маркируемый номинантами различных лексико-семантических классов и групп имен. В структурной схеме «кто/что издает звук», эту позицию представляют личные конкретные имена и номинанты с характеризующим субъект компонентом: бродяга, вестник, говоруха, горбун, губернатор, капитан; кержак, монашка, нищий, раскольник, хозяин и др.: Горбун же кричал, непонятно и дико, махал руками на Евсея, стараясь унять еретические речи (Лебедев. Искупление); зоонимы: болонка, волк, гусь, жук, кабан, кобыла, козел, лисица, лошадь, осел, пудель: Где-то, как немазаное колесо, клекочет аист, в раскрытые окна из гостиной несутся звуки фортепиано (Короленко. История моего современника), а также номинанты собственно конкретных «неживых» предметов: музыкальных инструментов (барабан, гитара), орудий, их частей и воинских доспехов (артиллерия, клинок, копье), состояния атмосферы (ветер, градина), жилых и хозяйственных построек и их частей (блок, ворота), транспорта и его частей, издающих звуки при движении (арба, баржа, поезд), ручных инструментов, приспособлений для запирания, ковки, ломки, ухода за домашними животными (аркан, задвижка, замок, молоток) или отвлеченных имен (голос, грохот) и др.: В тишине и безлюдье палуба гудела под ногами; поскрипывали у причалов баржи с углем (Кочетов. Журбины); Атаман не докончил: хлопнула дверь, и в сенях завозились (Федоров. Каменный пояс).

Позиция субъектива схемы «кто/что звучит чем» также представлена личными именами или их субституентами, номинантами с характеризующим субъект компонентом: дед, девушка, лакей, пастух, председатель, князь, начальник, каторжный, писец, чиновник, тархан, юродивый, мужик и др.: Двигаясь улицей к середине деревни, немцы пинали их (собак) сапогами, отшвыривали от повозок и коней, хлестали кнутами (Бубеннов. Белая береза), зоонимов: дончак, жеребец, конь, лошадь, утка, цыпленок): В это самое время вдруг всколыхнулись все птицы на дереве, захлопали крыльями, взлетели, закружились над садом (Пришвин. Кащеева цепь), а также наименованиями неживых предметов: водных пространств (море, река), деталей постройки (окно), растений и их частей (березка, лес) сигнальных устройств (колокольчик), вещества (уголь), состояния атмосферы (ветер), неотторгаемых частей тела человека (нога, ручка) и др.: … ветер просушивал колеи грязной дороги и шуршал прошлогодним бурьяном (Бунин. Святые горы).

Маркерами субъекта пропозиции «кто воздействует звуком на кого» являются личные имена с характеризующим компонентом: адъютант, денщик, жигарь, князь, мать, няня, погонщик, подпрапорщик, старик, столяр, сын, тетка: Поди умойся, болван! - сердито крикнул на него подпрапорщик (Куприн. Свадьба).

Позицию субъектива схемы «где звучит» представляют косвенные падежи наименований растений (бор, куст), построек и их деталей (башня; окно), частей транспорта (вагон), рельефа местности (гора), ручного инструмента (кайло), общего обозначения участков земельного и водного пространства (площадь, пруд), неотторгаемых частей тела человека в качестве вместилища состояния (горло, грудь) и под: В запечье зашуршало, косматый старик выкатился из мути, окрысился (Федоров. Каменный пояс); В горах опять тяжело прогремело. За дождем блеснул желтый огонь (Паустовский. Черный остров).

Третьим конститутивным компонентом трехкомпонентной структурной схемы «кто/что звучит звук чем» является объектив - маркер орудия воздействия, процесс которого сопровождается специфическими звуками. Он традиционно представлен формой творительного падежа номинантов частей тела человека или животного (голова, крыло, кулак, ладонь, лапка, рог, рука, хвост), транспортных средств (весло, телега), мебели (полати, стул), орудий наказания (бич, кандалы, кнут), упряжи (вожжи), обуви и их частей (сапоги, подошва), одежды и ее частей, (платье, шлейф), предметов быта (валек, ведро), орудий труда (топор, фуганок), предметов, связанных с богослужением (вериги, кадило, кружка), оружия и его деталей; снарядов (конец меча, меч, ружье), конской амуниции (шпора) и мн. др.: Антось щелкает кнутом и принимает позу «настоящего» панского кучера, собирающегося лихо подкатить к крыльцу (Короленко. История моего современника); Я протестую, - капитан скрипнул стулом (Паустовский. Дневник летчика).

Кроме объекта - орудия воздействия, ситуация создания звука может включать и «страдающего» участника ситуации, объекта-медиатора (термин Е.В. Падучевой), издающего звук при соприкосновении с ним, оставаясь при этом неподвижным. Его позицию представляют конструкции «о + вин. пад.» наименований частей обуви (каблук), архитектурно-строительных деталей (половица, стена), «в + вин. пад.» лексем, называющих предметы, не обладающие объемным измерением (архитектурно-строительные детали: ворота, дверь), «по + дат. пад.» имен, номинирующих предметы с плоскостным измерением (постройки и их части: брус, мост; воинские доспехи: кольчуга, ножны), части тела человек или туловища животного: голова, грудь, губа), «на + предл. пад.» при номинантах музыкальных инструментов с плоскостным измерением: балалайка: Он хряснул кулаком по столу и крикнул: - Уходи, не задерживаю! (Симонов. Солдатами не рождаются): Он так задумчиво шел по двору прямо к дому, что стукался головой в стену и радостным лицом отскакивал (Бунин. Суходол); … один раз, слушая, как кто-то за окном бойко забренчал на балалайке (няня и сейчас поправила бы меня и непременно сказала бы, что на балалайке не бренчат, жундят, бренчат, мол, бубенцы), она тихонько запела в лад балалайке (Либединский. Воспитание души).

Объектив со значением страдающего объекта в структурной схеме «кто воздействует звуком на кого» выражен словоформой «на + вин. пад.» личных имен и наименований с характеризующим объект компонентом по: возрасту (маленький, старик), родству (племянник), общему обозначению лица (человек), по отношению к непривилегированным слоям общества (мужик) и под.: Вышедший из терпения Сергей закричал на старика, как на маленького: - Будет тебе, старик, дурака-то валять (Куприн. Белый пудель).

Структурная схема, как уже говорилось, существует в совокупности своих форм, представленных инвариантом и его вариантами, формирующимися в результате речевой реализации схемы.

Грамматическую парадигму предложения формируют грамматические (синтаксические) категории лица, времени и модальности.

Грамматическая категория времени представлена тремя формами глагольного предикатива, составляющими временной аспект предложения: настоящее, прошедшее и будущее. Дифференциация этих форм основана на соотношении представленного предложением события с моментом речи. Характер этого соотношения лежит в основе дифференциации временных значений предикатива на актуальное и абстрактное.

Форма настоящего времени способна объективировать как актуальное, так и абстрактное временное значение. Настоящее актуальное представляет звучание, издаваемое живым или неживым предметом, как непосредственно соотносимое с моментом речи, время конкретное: Он с наслаждением вытягивает мальчишку кнутом и сдержанно покрикивает на лошадей (Бунин. Золотое дно). Одновременность действия с моментом речи может быть подчеркнута средствами контекста, например, словами вон, вот, формами повелит. накл. типа посмотрите: Вот теперь по всему полю кричат перепела (Пришвин. Кащеева цепь). Форма же настоящего абстрактного, представленного речевой реализацией схем «кто/что издает звук», «кто/что звучит чем», маркирует звучание, не связанное с моментом речи, имеющее место только в воображении, предполагается таковым в силу ее узуальности : Что-то он думает? может быть, про то, как где-то там, по смутно белеющей дороге, тихо поскрипывает обоз? Э, да что про то и думать! (Бунин. На край света); Сиверс утром стрелял в нашем саду галок, а мне казалось, что в дом вошел пастух и хлопает большим кнутом (Бунин. Заря всю ночь); Григорий лежит в неглубоком окопчике, судорожно двигает затвором винтовки, часто стреляет (Шолохов. Тихий Дон).

Изменения, которым подвергаются выделенные нами структурные схемы в процессе речевой реализации, имеют различный статус. Прежде всего, это изменения, связанные с предикативной осью предложения, определяемые ее грамматическими показателями, не влияющие на означаемое схемы, а лишь поворачивающие «предикативную ось» предложения [Золотова 1973: 205]. Другую группу образуют видоизменения, приводящие к регулярным смысловым преобразованиям означаемого структурной схемы за счет вводимого в его состав нового семантического компонента, или, напротив, эллипсиса одного из ее компонентов. За такими изменениями в речевой реализации структурной схемы закреплен термин «модификации». Изменения первого типа названы грамматическими модификациями, второго - структурно-семантическими. Структурная схема в ее исходной форме называется инвариантом. Все происходящие в речи видоизменения схемы приводят к образованию ее вариантов. Совокупность инварианта и вариантов формирует синтаксическое поле предложения, построенного по этой схеме.

Форма прошедшего времени структурных схем материализует, как правило, актуальное время, предшествующее моменту речи, синхронное внеязыковому времени ситуации, ее локализованности во времени: Одной темной осенней ночью на дворе капитана завыла собака, за ней другая (Федоров. Каменный пояс); Она (Надежда Осиповна) шуршала платьем, подергивала плечами в такт каждому своему шагу (Чехов. Неприятность); Там зашумело, гортанный голос что-то крикнул, но за шумом поезда капитан не расслышал слов (Паустовский. Бедный Миша).

Нелокализованная во времени ситуация схемы «кто/что издает звук» и «кто звучит чем» может быть представлена прошедшим временем, имеющим место при описании различных трудовых процессов, ситуаций как результата отраженного в сознании предшествующего опыта, их итеративности: Зато в корпусах фабрик и заводов столицы непрестанно стучали, шумели, шелестели тысячи станков (Коптяева. Дерзание); Но и во сне все оперировал, дрожал над затухающей искоркой жизни, стонал, скрипел зубами и даже плакал порой (Коптяева. Дерзание).

Форма будущего времени в речевой реализации структурной схемы «кто/что издает звук» непродуктивна. Она функционирует в значении конкретного времени, представляя создание звука, который будет иметь место после момента речи при наличии в позиции субъектива личных имен или их субституентов: Пусть поспит еще немножко, - вступился за сына Иван Иванович, одеваясь и тоже взглянув через окно на солнечную голубизну неба.- А потом будет хныкать всю дорогу (Коптяева. Дерзание); Только бы хапнуть! Акинфка поглядел на Утенкова и усмехнулся: - Поглядим, дьяк, кто еще из нас кукарекать будет (Федоров. Каменный пояс).

Отвлеченное будущее время может являться

результатом представления ситуации в сознании: И начинало мне представляться, что годы и десятки лет будет тянуться этот ненастный вечер, будет тянуться вплоть до моей смерти, и также будет реветь за окнами ветер, также тускло будет гореть лампа под убогим зеленым абажуром (Куприн. Олеся);

следствием мыслительной деятельности, его способности к обобщению, метафоризации: Верно Дуняша молвила: займется грозовая туча да ударит гром, и омоет ливень всю землю, снесет всю нечисть и пакость, коростой покрывшие наше тело! Встанет народ! (Федоров. Каменный пояс);

функционируя «в плане настоящего исторического при обозначении единичного действия, отличающегося особой интенсивностью» [Бондарко А.В. Вид и время русского глагола (значение и употребление). - М.,1971: 163], создающей эмоциональную окрашенность высказывания в сочетании с частицей как: Ну, а в это время звонок как зазвонит, как зазвонит, а он нам и говорит: «Убирайтесь скорее отсюда к черту! (Куприн. Чудесный доктор);

Будущее отвлеченное также маркирует ситуацию, соотносимую с прошлым, имеющим место до момента речи: Вероятно, скрипнуло дерево, Вот еще, еще и еще. … Да, это, конечно, дерево, или старое, или надломленное бурей: скрипнет раз-другой, затем передохнет, справляясь со своей немощью, - и опять летит над затихшим лесом старческий, жалобный скрип, будто кто-то одинокий стонет над одинокой могилой (Бубеннов. Белая береза).

Форма будущего времени в реализации структурных схем «кто/что звучит чем» и «кто воздействует звуком на кого» маркирует только неконкретное время, объективируя ситуации, имеющие место в прошлом: Ее большие глаза смотрели на меня пристально и неподвижно, но голос был ровен, точно она рассказывает самые обыкновенные вещи. Потом, слышь, скрыпнет дверью, входит в избу (Короленко. История моего современника); А Лех пьян, как змий, не может папу-маму выговорить. Стоит на месте и качается, руки за спину заложил. А Шульгович как рявкнет на него: "Когда разговариваете с полковым командиром, извольте руки на заднице не держать!" (Куприн. Поединок).

Форма будущего времени в речевой реализации структурной схеме «где звучит» не выявлена.

Грамматическая модальная модификация выделенных структурных схем не продуктивна. Спорадически она представлена сослагательным наклонением со значением предположения наличия ситуации звучания и повелительным наклонением чаще в общеотрицательных высказываниях и личных субъектах в процессе речевой реализации схемы «кто/что издает звук»: Конечно, не волк волновал Завирая, иначе он скулил бы (Куприн. Завирайка); Не плачь громко, мама…Зачем? Надо молчать об этом (Чехов. Попрыгунья).

Структурно-семантические модификации выделенных схем также не продуктивны. Непредикационная модальная модификация имеет место только в случаях объективации позиции субъекта личными номинантами. В схеме «кто/что издает звук» она представлена введением в позиционные схемы модификаторов возможности, долженствования, желания, необходимости, готовности: Слушатель должен охать, вздыхать, причитывать (Чехов. Тоска); Я (Настя) и сама сумею позвонить (Федоров. Каменный пояс). В высказывании, формируемом схемой «кто/что звучит чем», она представлена деепричастной формой модального глагола стараться со значением `стремление` осуществить специфическое звучание: Я прошел туда же, нашел в темноте лестницу и поднялся к ним, стараясь потише шуршать душистым сеном (Короленко. История моего современника), модус возможности отмечен в речевой реализации схемы «кто воздействует звуком на кого»: - Почему вы дебоширите, Прудник? Как вы смеете кричать на людей, которые до сих пор не потеряли надежду вылечить вас? (Коптяева. Дерзание).

Внутрисинтаксическая непредикативная модальная модификация для схемы «где звучит» не отмечена.

Фазовая модификация схем носит словообразовательный и синтаксический характер. Словообразовательная фазовая модификация представлена префиксами за-, рас- со значением начальной фазы, префиксом от- с фазовой семой конца. Она осложняет пропозицию высказывания соответствующими семами, но не вносит каких-либо изменений в позиционную схему.

К синтаксическому способу фазовой модификации относим включение в позиционные схемы, формируемые всеми выделенными структурными схемами, фазовых лексем с семой `начало': начать, приниматься, стать: Он сидел, как будто что-то вспоминая, - и вдруг испускал вопль изумления; смолкал - и внезапно принимался истерически ухать, хохотать и взвизгивать (Бунин. Суходол); Тогда Тонечка начинала топать ногами, кричать: «Отвяжитесь от меня, враги мои лютые!» - и дело кончалось безобразной бранью, чуть не дракой (Бунин. Суходол).

Вопросительная модификация выявлена только для схем «кто/что издает звук» и «кто воздействует звуком на кого»: Чего это, нянечка, филин кричит? - говорила сестра (Бунин. Суходол); - Но почему она на тебя так закричала? Что ты ей сказал? Не с этого ведь начал (Симонов. Солдатами не рождаются).

Неполная реализация выделенных структурных схем представлена эллипсисом, как правило, субъектива: Захарка посмотрел на него, как на врага. Засопел (Лебедев. Искупление); - Сейчас, вот только что, застал полковой командир в собрании подполковника Леха. Разорался на него так, что на соборной площади было слышно (Куприн. Поединок).

Отрицательная модификация, не отмеченная какой-либо спецификой, выявлена при реализации схем «кто/что издает звук», «кто/что звучит чем» и «кто воздействует звуком на кого»: Вьюн же из почтительности не чихает и вертит хвостом (Чехов. Ванька).

Ситуации окружающего мира не изолированы друг от друга, они сосуществуют и определенным образом взаимодействуют, что не может не отразиться в языке. Любая ситуация имеет место в определенное время и определенном пространстве, маркируемые специфическими лексическими и синтаксическими средствами, формирующими полипредикативность конструкции.