Функционально-прагматические характеристики эристического дискурса (на материале французского и русского языков)

Размещено на http://www.allbest.ru/

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

кандидата филологических наук

Функциональнопрагматические характеристики эристического дискурса (на материале французского и русского языков)

Специальность 10.02.20 -- сравнительноисторическое,

типологическое и сопоставительное языкознание

Тамразова Илона Геннадьевна

Пятигорск 2009



Работа выполнена на кафедре французского языка в ГОУ ВПО «Пятигорский государственный лингвистический университет»

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор Алферов Александр Владимирович

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор Рылов Юрий Алексеевич

доктор филологических наук, профессор Моисеева Софья Ахметовна

Ведущая организация: ГОУ ВПО «КабардиноБалкарский государственный университет им. Х.М. Бербекова»

Защита состоится «16» февраля 2010 года в 14.00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.193.02 в ГОУ ВПО «Пятигорский государственный лингвистический университет» по адресу: 357532, г. Пятигорск, проспект Калинина, 9.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ГОУ ВПО «Пятигорский государственный лингвистический университет».

Автореферат разослан «__» ____________________20___ г.

Ученый секретарь

диссертационного совета Л.М. Хачересова



ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Термин «эристика» принято толковать как зародившийся в античности эвристический метод отражения действительности через сопряжение и противопоставление когнитивных систем взаимодействующих субъектов. Другими словами, древним истина казалась более объективной, если «рождалась в споре», в столкновении мнений.

В проводимом исследовании «эристическое в речи» представляется как коммуникативная категория, т.е. набор признаков и характеристик речевой интеракции, реализующихся на двух функциональноструктурных уровнях - глубинном и поверхностном. Как правило, когда речь идет об эристике как «искусстве спора», «технике воздействия на собеседника», речевой конфронтации, вызове и речевом поединке с собеседником, мы имеем дело с поверхностным уровнем эристической коммуникации; на глубинном уровне эристическое представляется как многогранный феномен, который определяется не только прагмателеологическими, но и когнитивными, социокультурными, психологическими и лингводискурсивными механизмами, которые не лишены идиоэтнических особенностей. При этом, рассматривая эристические дискурсы, мы имеем в виду широкое понимание дискурса как лингвистического, культурноисторического явления, как отражения идеологического, интеллектуального и духовного пространства этноса.

Под эристикой в работе понимается концептуальная сущность, воплощающаяся в трех ипостасях:

1) историкориторической (Эристика1) - «искусство интеллектуального фехтования» (А. Шопенгауэр), приемы ведения спора, полемики;

2) философскокультурологической (Эристика2) - эвристический метод неоднозначного, полифонического, активнокритического восприятия действительности, выражающийся в определенных общественнозначимых коммуникативных практиках (идеологическая и политическая оппозиция, инакомыслие, протест, эстетическая и политическая маргинальность: карнавал, раблезианство и «плутовство», «заумь» в литературе, сатира, юмор и т.д.);

3) дискурсивнопрагматической (Эристика3) - определенный инвариант речевого поведения, характеризующийся:

а) градуальностью проявлений речевой конфронтации (манипуляция, насмешка, вызов, ирония, сарказм, инвектива и др.), которые в определенной степени регламентируются институциональными нормами речевых практик;

б) этномаркированной вариативностью реализаций, в частности, во французской и русской речеповеденческих системах.

Объектом настоящего исследования является феномен эристического дискурса в ракурсе языка и культуры в сопоставлении французских и русских лингвокультурных традиций и речеповеденческих узусов.

Предметом исследования являются языковые и речевые характеристики эристической интеракции в рамках разножанровых, в частности, институциональных политических дискурсов французского и русского лингвокультурных пространств.

В качестве гипотезы исследования выдвигается тезис об универсальности эристического компонента в системе речевого взаимодействия на различных его уровнях: концептуальнокогнитивном, номинативнолексическом, синтаксическом и дискурсивнопрагматическом, реализующихся в этнолингвистических и этнокультурных вариантах французского и русского речевого поведения.

Материалом исследования послужили разножанровые эристические дискурсы французской и русской речевых практик, а также составленные автором дискурсивные корпусы, отражающие аутентичное речевое взаимодействие на французском и русском языках в рамках двух институциональных жанров: парламентских и телевизионных дебатов. В качестве источника корпусного конструирования были использованы скрипты протоколов заседаний Французского Парламента (Assemblйe Nationale) 20072009 годов (электронный ресурс). Обрабатываемый корпус составили стенограммы парламентских слушаний (comptes rendus intйgraux) в объеме, превышающем 900 страниц, и электронный - около 500 скриптов протоколов заседаний. В корпус вошли интернетархивы и записи теле и радиопередач «К барьеру» («НТВ»), «Клинч», «Какого черта» («Эхо Москвы»), интернетархив передачи «Le Duel sur la Cinq» и др. В сопоставлении были использованы корпусы аутентичного обыденного речевого общения на французском языке.

Рассматривая различные ипостаси эристического в речевом взаимодействии, исследование опирается на данные многих отраслей науки: философии, культурологии, психологии, филологии и т.д. Все они поособому раскрывают феномен эристического в мыслях и поступках людей, реализация которого каждый раз происходит hic et nunc в рамках коммуникативной интеракции.

Актуальность данного сопоставительного исследования определяет междисциплинарный подход в сочетании с принципом антропоцентрического холизма [Кравченко, 2008: 177], заключающийся в установлении коррелятивной связи языковой и речевой деятельности с культурнокогнитивными процессами, происходящими в макро и микросоциуме, посредством сопоставительного изучения языковых и речевых манифестаций этно и идиокультурной детерминанты речевого поведения. Изучение языкового потенциала и речеповеденческих доминант в сопоставлении французского и русского лингвокультурных пространств позволяет выявить универсальное и особенное в манифестациях эристического на когнитивном, языковом и речеповеденческом уровнях сопрягаемых лингвокультур. Выбор предмета исследования обусловлен необходимостью более детального рассмотрения языковых и речевых реализаций эристического в речи как условия нарушения релевантности и когерентности речевого взаимодействия, важностью изучения языковых и речевых средств реализации интеракциональных стратегий участников речевого общения. Анализ реализаций категории эристического в речевом взаимодействии в русском и французском языках вносит вклад в сопоставительное исследование лингвопрагматических аспектов коммуникации, а также в разработку теоретических аспектов межкультурной коммуникации.

Теоретическую базу работы составили отечественные и зарубежные работы по философии и культурологии [Бахтин 1979; 1990; 2000; Витгенштейн, 1994; Деррида, 2000; Кристева, 2000; Лотман, 2000; Рассел, 2001; Рассоха, 2007; Хёйзинга, 1997; Швейцер, 1973; Эко, 2002; 2007 и др.]; психологии и психолингвистике [Горелов, 1987; Жинкин, 1982; Леонтьев, 1969; Седов, 1999; Сорокин, Тарасов, Шахнарович, 1979; Сорокин, Тарасов, 1989; Тарасов, 1977; 1986; Фрейд, 1989; 1998; Эльконин, 1978 и др.]; когнитивной лингвистике [Вежбицка, 1996; 1999; 2001; Караулов, Петров, 1989; Кравченко, 2008; Шпербер, Уилсон, 1988 и др.]; модальной логике и логическому анализу языка [Арутюнова, 1988; Логический анализ языка, 2000; 2003; 2005; 2008; Хинтикка, 1981и др.]; лингвистическому исследованию речевого взаимодействия в различных его проявлениях и, в частности, в рамках теории дискурса [Андреева, 2003; Аристов, Сусов, 1999; Aрутюновa, 1970; 1983; 1999; Бaрaнов, 1987; Бaрaнов, Крейдлин, 1992а,б; Борботько, 1998; Борисова, 2007; Воронкова, 2001; Гак 1970; 1971; Гришаева, Ищенко, 2006; Девкин, 1979; Демьянков, 1982; 1985; Ермакова, Земская, 1993; Желонкина, 1977; Земская, 2004; Карасик, 2000; 2008; Киселева, 1978; Клюев, 1998; Красных, 1999; Кузнецова, 2004; Макаров, 2003; Мартынова, 2000; Михалева, 2004; Ощепкова, 2003; Пaдучевa, 1982; 1985; 1997; Постовaловa, 1982; Ревенко, 1999; Репина, Сабанеева, 1992; Романов, 1978; Степанов, 1998; 2008; Хундснуршер, 1998; Якубинский, 1986; Arnold, Bowers, 1984; Brown, Levinson, 1978; Benveniste, 1966;1970; Coulthard,1988; Crystal, 2004; Culioli 1990; Dijk, 1981; Ducrot, 1972; 1973; 1980;1984; Giles, Scherer, Taylor, 1979; Goffman, 1981; Goodwin, 1981; Gumperz, Halliday,1973; Наrnish, 1977; Hymes, 1972; 1984; Jacques,1979; KerbratOrecchioni, 1980; 1986; 1990; Кnaрр, 1978; Leech,1976; 1983; Meunier, 1974; Moeschler, 1986; 1988; 1989; Parret, 1983; 1986; Rйcanati, 1979; Roulet, 1985; Schegloff, 1982; 2007]; сопоставительному аспекту исследования языковой личности, речевого поведения и проблем речевой интеракции в межъязыковом и поликультурном общении в рамках широкой культурологической парадигмы [Гришаева, 2007; Гришаева, Ищенко, 2006; Гришаева, Цурикова, 2004; Караулов, 2007; Ланских, 2008; Ляпон, 1995; Моисеева, 2006; Прохоров, Стернин, 2007; Ратмайр, 2003; Рылов, 2006; Стернин, 2000 и др.]; исследованиям в области риторики, стилистики и теории аргументации [Волков, 2000; Зaрецкaя, 1999; Ивин,1997; Рождественский, 1997; Стернин, 2003; Фанян, 1989; 2000; Фирсова, 2002; Формановская, 1982; Perelman, OlbrechtsTyteca, 1983; Robrieux, 1993; Schopenhauer, 2007 и др.]; исследованию институциональных речевых практик [Михалева, 2004; Правикова, 2005; Шамугия, 2006; Шейгал, 2000 и др.].

Исследование расширяет и углубляет комплексную проблематику, разрабатываемую в рамках интеракциональной парадигмы в частнолингвистическом и сопоставительном аспектах в Пятигорском государственном лингвистическом университете [Алферов, 2001; 2007; Быков, 2003; Нефедова, 2003; Федотова, 2004; Попова, 2004; Одинцова, 2005; Тамразов, 2006; Айрапетов, 2006; Шамугия, 2006; Гюрджян, 2009; Кустова, 2009].

Новизна исследования состоит в том, что эристическое речевое поведение рассматривается как коммуникативная категория, отрицательно коррелирующая с категориями релевантности и когерентности и определяющими в конечном итоге степень эристичности высказывания в пропозициональном, иллокутивном, аргументативном, интерперсональном и собственно дискурсивном аспектах речевого взаимодействия. Категория эристического речевого поведения рассматривается как категория грамматики речи, выявляющей закономерности организации речи на данном языке. Такая концепция продолжает парадигму «укрупнения грамматики» (Ю.С. Степанов), основанную на антропоцентрическом и междисциплинарном подходе к исследованию речевой интеракции.

Впервые предпринят сопоставительный полиаспектный анализ категориальной ситуации эристического речевого поведения и средств его реализации в разножанровых дискурсах и речевых системах французского и русского языков. эристический когерентность дискурс речевой

Теоретическая значимость диссертации заключается:

-- в определении эристического как речеповеденческой (интеракциональной) категории, отрицательно коррелирующей с категориями релевантности и когерентности, и реализующейся в эристическом (конфронтационном) дискурсе как доминирующая речевая стратегия, состоящая из определенного набора разноуровневых языковых и речевых средств;

- в применении полиаспектного анализа речевого взаимодействия сквозь призму категории эристического речевого поведения;

- в установлении универсального и особенного в манифестациях эристического дискурса во французской и русской речеповеденческих системах.

Целью диссертации является определение эристического как имманентной онтологической характеристики речевого взаимодействия и как прагмадискурсивной и коммуникативной категории, определение функционального диапазона, ядерных и периферийных средств реализации (манифестации) эристического в речевых системах французского и русского языков.

Достижение данной цели потребовало постановки и решения ряда конкретных исследовательских перспектив и задач:

1) определить эвристический статус эристики как философскокогнитивного феномена, как риторической и коммуникативноинтеракциональной категории;

2) рассмотреть внешние (социокультурные) и внутренние (когнитивнодискурсивные) особенности речевого взаимодействия как функциональной среды возникновения и реализации эристического речевого поведения;

3) определить статус эристики в системе коммуникации, отделив ее от смежных категорий (когнитивный конфликт, коммуникативная неудача и т.д.);

4) выявить функциональный диапазон (поле) языковых и речевых средств реализации эристического речевого поведения во французских и русских разножанровых речевых практиках;

5) выделить универсальное и особенное в реализации эристического поведения в разножанровых речевых системах французского и русского языков.

Такая постановка проблемы предопределила основные положения диссертации, выносимые на защиту:

1. Эристическое поведение является универсальной категориальной ситуацией речевого взаимодействия. В оппозитивной корреляции с интеракциональными категориями релевантности, когерентности, вежливости, политкорректности и т.д. и наряду с другими интеракциональными категориями оно отражает и реализует механизмы формирования субъектсубъектного пространства речевой интеракции. Категория эристического в речи обратно пропорциональна дискурсивным категориям релевантности и когерентности, так как эристическое речевое поведение противоречит связности и успешности дискурсивной реализации речевого взаимодействия.

2. Эристическое речевое поведение является по своей природе когнитивнопрагматической категорией, реализуемой механизмами логического и поведенческого (социопсихологического) в порождении и интерпретации высказывания в рамках речевой интеракции.

3. Релевантность и когерентность коррелируют с языковой и речевой нормой (узусом), а также с интеракциональной (речеповеденческой) нормой; ее нарушения в реальном общении носят маркированный дискурсивнориторический и эмотивнопрагматический характер и могут служить индикаторами идиолектных, социолектных и этнолектных параметров речевого поведения. Эристическое речевое поведение реализуется при нарушении норм речевого взаимодействия, носит маркированный оценочнопрагматический характер.

4. Нарушение релевантности и когерентности речевой интеракции, будучи универсальной коммуникативнопрагматической ситуацией, реализуется посредством особых разноуровневых языковых и речевых форм во французском и русском эристических дискурсах.

5. Эристичность речевого поведения градуальна и регламентируется институциональными культурологически и этномаркированными нормами речевого взаимодействия.

6. Эристичность является имманентной характеристикой речевого поведения и может рассматриваться как один из параметров языковой личности.

7. Эристическое речевое поведение как девиантное речевое поведение проявляется в пропозициональном, иллокутивном, аргументативном, интерперсональном и дискурсивном аспектах речевого взаимодействия.

Задачи исследования потребовали определенный методологический научный инструментарий. В исследовании были применены метод выявления типичных контекстов с применением методик корпусной лингвистики, метод лингвопрагматического сопоставления языковых и речевых средств в ситуации эристического речевого поведения, метод комплексного полиаспектного анализа, который включил ряд частных лингвистических методов, таких как дистрибутивный, оппозитивный, интерпретационноимпликативный, математической статистики.

Практическая значимость данного исследования определяется необходимостью разработки содержательных параметров методики формирования коммуникативной компетенции, неотъемлемой составляющей которой являются речеповеденческие реакции в ситуации коммуникативного конфликта и спора. Знание и навыки стратегий речевого поведения в рамках категории эристического речевого поведения необходимы в практике языка, лингводидактике, теории и практике межкультурной коммуникации.

Теоретический и практический аспекты диссертации могут использоваться при разработке отдельных тем сравнительной типологии, сопоставительной лингвопрагматики, грамматики, стилистики и риторики, социолингвистики и психолингвистики, теории коммуникации и межкультурной коммуникации, спецкурсов по прагматике французского языка, грамматике речи, интерпретации текста. Полученные данные могут служить материалом для написания курсовых и дипломных работ.

Апробация теоретических положений и выводов диссертационного исследования осуществлялась в форме докладов на Международной научной конференции «Личность, речь и юридическая практика» (РостовнаДону, март 2007 г.), на Международной научной конференции «Текст: проблемы смыслопорождения, перевода, преподавания» (Пятигорск, апрель 2007 г.), на межвузовской конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Молодая наука - 2007» (Пятигорск, апрель 2007 г.), на VI Международном конгрессе «Мир на Северном Кавказе через языки, образование и культуру» (Пятигорск, сентябрь 2007 г.). Все основные положения диссертации изложены в 12 публикациях автора общим объемом около 4,5 п.л.

Структура и объем диссертации. Работа состоит из Введения, трех глав, Заключения, Библиографии, Списка источников примеров и Приложения.

Во Введении обосновывается выбор темы исследования, ее актуальность, ставится проблема, определяются основная цель и задачи исследования, дается общая характеристика исследовательской парадигмы и методов исследования, раскрывается научная новизна, теоретическое и практическое значение работы.

Первая глава «Эристика в риторическом и культурологическом аспектах» посвящена обзору теоретических исследований, рассматривающих эристику как составляющую риторики, как эвристический метод диалектического познания и как технику агонального речевого поведения.

Во Второй главе «Эристика в контексте речевой интеракции» исследуются функциональные сферы эристического речевого поведения, рассматривается типология и деонтология споров, аспекты юрислингвистики и теории аргументации.

Третья глава «Функциональнопрагматические характеристики французского и русского эристических дискурсов» посвящена практическому исследованию речеповеденческих реализаций категории эристического речевого поведения в различных аспектах речевого взаимодействия на французском и русском языках.

В Заключении обобщаются результаты, приводятся основные выводы и подводится итог проведенного исследования.

В Приложении в сопоставительном плане рассматривается экспликация концепта «эристическая уловка» (stratagиme) на французском и русском языках в речежанровом диапазоне научного текста.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении дается обоснование выбора темы исследования, актуальности проблемы, формулируются цель и задачи исследования, дается общая характеристика исследовательской парадигмы и методов исследования, раскрывается научная новизна, теоретическое и практическое значение работы.

Первая глава «Эристика в риторическом и культурологическом аспектах» рассматривает эристику в трех измерениях: как эвристический метод, как искусство побеждать в споре и как определенный тип речевого поведения.

Исторически риторика предвосхитила многие современные концепции языка и речи, в частности, лингвопрагматические и интеракционалистские подходы к речевому взаимодействию [см., напр., Дюбуа [и др.], 1986; Речевое воздействие, 1986; Стернин, 2003; Goffman, 1987; Gordon, Lakoff, 1973; Interaction communicative, 1990 и др.], и сегодня лингвистика, продвинувшаяся далеко вперед в своих штудиях, посвященных общению и речемыслительным механизмам коммуникации, продолжает, по образному выражению С. Кьеркегора, «искать обновления в вечной юности греческой философии» [Кьеркегор, 1993].

Производные эристического метода - полемика, спор - рассматривались в античности не только в контексте риторики, но и в тесной связи с логикой, эстетикой и диалектикой.

Эристика как общий эвристический метод познания посредством столкновения идей, картин мира, мнений и т.п. противопоставляется, с одной стороны, логике, а с другой, часто ассоциируется с софистическим направлением в античной философии.

Мы можем представить оппозицию «диалектика - эристика» как два полюса на шкале «правильной - неправильной» речи, оставляя софистику как промежуточное звено, соединяющее элементы первой и второй.

Можно выделить два значения термина эристика: искусство побеждать в споре (Эристика1) и эвристический метод неоднозначного, полифонического, активно критического восприятия действительности (Эристика2).

Эристика2 понимается нами как критическое (скептическое) восприятие мира, основанное на противоречии, вариативности и возможности противопоставления, принципиального отрицания абсолютной истины.

Эристика2 является методом реализации критической интенциональности собеседников относительно содержания, предмета обсуждения, либо личности собеседника, предполагающим определенную совокупность речевых действий, т.е. эристическое речевое поведение (Эристика3).

Аристотель и другие философы со времен античности и до наших дней, порицая «Эристику1» - спор, полемику как «агональные» виды речи, не отрицают теоретической и практической значимости эристического метода (Эристика2), - помещая его в контексте диалектики, логики и этики.

Опираясь на риторические исследования [Зарецкая, 2000; Рождественский, 1997], можно разделить эристику как метод (познание истины через сопоставление мнений) на способы его реализации и цели, достигаемые этими способами:

Таблица 1. Диалектическая эристика vs софистическая эристика

метод	эристическая эвристика
способ	диалектическая эристика	софистическая эристика
цель	поиск истины	достижение победы «любой ценой»

Следует выделить несколько принципиальных для эвристической составляющей диалектической эристики следствий:

1) истина не существует a priori;

2) истина вытекает из практики, изложенной в виде фактов (аргументация), и это изложение имеет автора (субъективно);

3) истина не всегда является общим достоянием, т.е. общепринятое мнение не всегда есть истина.

Следовательно, для достижения истины необходима не просто аргументированность, которую можно рассматривать как главное свойство правильной (логической) диалектики и корректности ведения речевого взаимодействия, но и возможность опровержения и отрицания общепринятого мнения (нормы). В этом и состоит отличие диалектики от эристики как эвристического метода античности.

Интерсубъективность речевого взаимодействия вносит существенные коррективы в процесс мыследеятельности. Это происходит по той причине, что всякому человеку свойственно при совместном мышлении вместо того, чтобы прежде всего проверить свою мысль, допускать ошибку в чужой мысли. Другими словами, как полагает А. Шопенгауэр, человек желает всегда быть правым.

Отсюда вытекает необходимость «эристической диалектики» как искусства вести споры таким образом, чтобы всегда оставаться правым «per fas et nefas». В конце концов, истина спорного вопроса, взятая объективно, и сила правоты спорящих в глазах слушателей - вещи совершенно различные; эристическая же диалектика всецело основана на последней.

На практике ведущий диспут борется не за правду, но за свой тезис, стремится одержать верх даже в том случае, когда сознает, что его мнение ложно, сомнительно или ошибочно. С точки зрения диалектики, для опровержения исходного тезиса существуют две модальности (modes) и два способа (moyens):

- модальности:

1) ad rem (от вещи) - соответствует ли тезис объективно существующему положению дел: небо голубое, вода мокрая и т.п.;

2) ad hominem (от человека) - поиск непоследовательности в суждениях противника или несоответствия его слов его поведению;

- способы:

1) прямое опровержение («тезис не верен»);

2) косвенное опровержение («тезис не может быть верным»).

Прямое опровержение может быть направлено либо на основания тезиса и доказательство их ложности, либо, принимая истинность основания, опровержение может касаться ложности или противоречивости вывода.

Косвенное опровержение осуществляется в виде «отвлечения» (diversion) или в виде «инстанции» (instance). Первое заключается в принятии истинности тезиса противника и замене его другим, похожим тезисом, но ведущим к ложному выводу (ad rem), либо противоречащим исходному тезису противника (ad hominem). Второй вид косвенного опровержения тезиса противника заключается в приведении примеров, на первый взгляд иллюстрирующих опровергаемый тезис, осуждение которых приводит к дискредитации самого тезиса.

К этой общей механике опровержения А. Шопенгауэр прилагает ряд «стратагем», называемых также «уловками», позволяющих, с точки зрения стратегической эристики, обеспечить «технологический тезаурус» ведения диспута и одержания победы над противником.

В языке можно выделить два аспекта существования - логичный, нормированный - и алогичный, нарушающий нормы. Норма речевого взаимодействия предполагает свой ритм, при котором элементы чередуются в определенном семантически размеренном порядке без противоречий (когерентность). «Логичный ритм - это определенный порядок размеренного мышления, которому противостоит алогичная аритмия, вносящая определенный беспорядок в этот порядок. Аритмия может быть узуальной, то есть принятой в качестве нормы, или окказиональной, сознательно вносимой в язык и речь» [Ганеев, 2004].

Эристика трактуется нами как сознательный вызов деонтологическим нормам речевого взаимодействия, попыткой противостоять «нулевой степени» выразительности для усиления экспрессивноконативной функции речи.

Противодействие норме, закону может приобретать характер «девиантного» поведения, в том числе и агонального (конфронтационного) речевого, сопровождающегося нарушением лингвоэтологических норм, актами речевой агрессии и т.д.

Такое нарушение может иметь характер языковой игры (риторического приема), т.е. определенного способа построения высказывания, основанного на мотивированном отклонении от нормы в широком смысле.

Схема 1. Типы речевых девиаций

речевые девиации

непреднамеренные преднамеренные

коммуникативные неудачи людические агональные

эристическое речевое поведение

Людические отклонения касаются риторического (эстетического) воздействия на собеседника. Агональные преднамеренные речевые действия имеют целью вторжение в личностное пространство собеседника с целью его дестабилизации. Цель агональной эристики - морально уничтожить противника и развенчать его позицию. Как правило, эта провокационная риторика направлена на доказательство некомпетентности или дискредитацию личности оппонента, рассчитана на эмоциональную реакцию, дестабилизирующую самоконтроль и самообладание противника. Несомненно, такое поведение нарушает норму межличностного общения.

Таким образом, если принять, что эристическое в речи есть проявление нежелания следовать норме, то можно представить следующее соотношение проявлений эристического речевого поведения:



Схема 2. Типы проявления эристического в речи

эристическое в речи

людические агональные

манифестации манифестации

Людическая эристика основана на противопоставлении нейтрального и эмоционально маркированного восприятия сообщения. Главной составляющей людического речевого поведения является понятие языковой игры и смешного в дискурсивной реализации. В основе смешного лежит неожиданное противоречие, разрешение которого амбивалентно, т.е. либо нейтрализует конфронтацию, либо усиливает ее.

Людическая эристика, основанная на смеховой культуре, занимает особое место в существовании того или иного этноса в той или иной эпохе.

Имея в виду широкое понимание дискурса как лингвистического, культурноисторического явления, как отражения идеологического, интеллектуального и духовного пространства этноса, мы рассматриваем эристическое как идеологическое противоборство и борьбу за свободу слова, что составляет основу интеракционального концепта Эристика3 и имеет глубоко исторические и культурологические корни, трансформируясь из эпохи в эпоху. Стремление к свободе в ее крайнем проявлении - независимости не только от государства, но и от другого человека («воля»), является основополагающим для эристического культурнодискурсивного пространства в большей степени характерного русскому культурноисторическому дискурсу. Ритуальная карнавальная культура, определенные эристические смеховые жанры, как показывают исследования французских культурных традиций (М.М. Бахтин, Ю. Кристева и др.), вскрывают прототипические формы эристической коммуникации, лежащие в основе публичных полемических дискурсов в сопоставляемых нами культурах.

Отличие структуралистского и постструктуралисткого подходов от «дорефлексивных и иррефлексивных процессов» бессознательного эристического состоит в определении скрытой структуры значимостей полемического идеологического дискурса, имманентным свойством которого является диалогизм и полифония со скрытой структурой ролей (целей) и функций [Греймас, 1996]. Если А. Шопенгауэр подходит к ведению спора с точки зрения пропедевтической практической риторики (прагматизма), то современный постсруктурализм видит в диалогизме и полифонии проявление эристической идеологии [Французская семиотика, 2000]. Авторполифонист, отвергающий любую идеологию, с неизбежностью превращается в субъекта, чья задача заключается в том, чтобы спровоцировать столкновение чужих точек зрения, дискурсов, идеологизированных сознаний и голосов [Косиков, 2000]. «Текст (полифонический) не имеет собственной идеологии, ибо у него нет субъекта (идеологического). Это особое устройство - площадка, на которую выходят различные идеологии, чтобы обескровить друг друга в противоборстве» [Кристева, 2006].

Во второй главе «Эристика в контексте речевой интеракции» выделяются внешние и внутренние характеристики эристического речевого поведения в межличностной коммуникации. К внешним пространствам эристического дискурса относятся функциональные варианты эристического речевого поведения в зависимости от условий и целей речевого взаимодействия. Категория эристичности, или эристической интенциональности, функционально значима для речевого взаимодействия в различных коммуникативных сферах.

Исследование спора в риторической традиции приводит к типологизации эристических практик, выделяющих различные виды спора, такие как дебаты, полемика, дискуссия и т.д. Как правило, эристика трактуется как изучение спора и обучение искусству его ведения (А.А. Ивин, Н.В. Блажевич, Ф.А. Селиванов). Такой подход делает акцент на «технологии спора», на формальном подходе к данному типу речевого взаимодействия. Выявляется структура процесса спора: постановка цели спора, предмет спора, инструментарий эриста, обработка (интерпретация) результатов спора и т.д.

Однако такой «технологический» подход значительно сужает область эристики в естественной коммуникации. Следуя обобщающему, холистическому подходу (Сh. Perelman, L.OlbrechtsTyteca, G. Dispaux, O. Ducrot, J.C. Anscombre, P. Olйron, J.J. Robrieux), эристика пронизывает все пространство человеческой коммуникации и обыденного диалога. Например, Н.Д. Арутюнова выделяет теоретический диалогспор, который способствует развитию истинностных и вероятностных оценок; спор о ценностях, формирующий аксиологическую модальность речевого взаимодействия; правовой деонтический спор, официальной формой которого является судебное расследование, а «вырожденной формой - скандалы, пикировка, говорение колкостей, перебранка» [Арутюнова, 1999: 643656].

Хотя спор и агрессия в большей степени сопровождают речевое взаимодействие в повседневном, обыденном общении, не ограниченном институциональными рамками, в нашем понимании эристики как социально значимого феномена наибольший интерес представляют ее манифестации в культурном контексте публичных речевых практик. К таким институционально эристическим дискурсам мы относим следующие:

- Политический дискурс эристичен по своей сути: его полемичность направлена, по определению В.З. Демьянкова, на внушение отрицательного отношения к политическим противникам говорящего, на навязывание (в качестве наиболее естественных и бесспорных) иных ценностей и оценок. Наблюдается прямое соотношение между интенсивностью используемых речевых средств в активно осуществляемой атаке и преодолением сопротивления, являющегося результатом речевого воздействия.

- Конфронтационный девиантный дискурс, т.е. речевая агрессия, оскорбление, - один из центральных концептов современной юридической лингвистики. Современная лингвистика рассматривает речевые действия как полноценную деятельность со всеми ее компонентами, к ним относятся: мотив (намерение, интенция), цель, способы и средства ее осуществления и результат (речевое произведение). С юридической точки зрения, интенция как компонент правонарушения может трактоваться как умысел, средства (трактуемые в лингвистике в аспекте нормативности) могут оцениваться с точки зрения их правовой нормативности (законности/ незаконности применения), результат же может трактоваться с позиций его соотнесения с законом как правонарушение.

- Эристический полемический дискурс противопоставляется аргументативной дискуссии. Идеальная модель разрешения споров не носит законченного характера, а является промежуточным состоянием (которое является временным по определению или условным по природе) в непрерывном процессе интеллектуального развития. Для того, чтобы решать споры способом, который приемлем с разумной точки зрения, обмен мнениями между собеседниками должен происходить в форме дискуссии, дебатов, полемики. В дискурсах такого рода участники должны производить утверждения, в которых обсуждаемая точка зрения критикуется или защищается. В эристическом речевом взаимодействии нарушается сам принцип кооперативности П. Грайса, когда оппонент a priori отвергает доводы противника. Эристическое в речи может рассматриваться как особый тип речевого поведения, отличительной лингвистической чертой которого является нарушение релевантности и когерентности интеракционального дискурса.

Описание коммуникативного поведения предполагает полную характеристику релевантных черт коммуникативного поведения исследуемой лингвокультурной общности или группы по сравнению с коммуникативным поведением сопоставляемого народа или группы (И.А. Стернин).

Описывая эристическое речевое поведение, к внутренним пространствам эристики мы относим глубинные механизмы речевой деятельности, такие как когнитивные детерминанты и лингвопрагматические аспекты - дискурсивный и интеракциональный.

Если при коммуникативной неудаче и коммуникативном конфликте в основе коммуникативной девиации лежит непонимание одного собеседника другим, т.е. когнитивный конфликт [см., напр., Гюрджян, 2009], в эристическом речевом взаимодействии конфликт возникает именно в силу неприятия позиции собеседника, а несовпадение двух картин мира несет театрализованный характер. Таким образом, в основе эристического речевого поведения лежит когнитивное возбуждение и когнитивный конфликт, понимаемый как определенное интенциональное состояние коммуникантов, характеризующееся прежде всего не как «интеллектуальный конфликт, возникающий, когда имеющимся мнениям и представлениям противоречит новая информация» [Философский энциклопедический словарь, 2001: 214], а как поведенческий конфликт, неприятие собеседника и вызов (интеллектуальный, психологический и т.д.). С точки зрения лингвистической парадигмы, категориальный статус эристического поведения определяется через окказиональные или узуальные девиации в рамках лингвопрагматических категорий релевантности и когерентности, как интеракциональный диссонанс на пропозициональном, аргументативном, интерперсональном и дискурсивном уровнях когнитивного и речевого взаимодействия.

Понимая дискурс, вслед за А.Ж. Греймасом и Ж. Курте [1983], как все многообразие способов дискурсной практики, включая языковую практику (способы словесного поведения) и практику неязыковую (значимое поведение, манифестирующееся в доступных чувственному восприятию формах, - жесты и т.п.), мы находимся в четком отношении к понятию акта высказывания как процесса (l'instance de l'йnonciation) реализации психологической интенции и к высказыванию (йnoncй) как к результату такой реализации.

Дискурсивные стратегии, будучи по своей природе конвенционально устоявшимися программами по достижению коммуникативных целей адресанта, обеспечивают аранжировку номинативных стратегий в дискурсивных условиях определенного типа. Исходя из такой обобщенной концепции дискурса, мы можем сформулировать выведенные теоретические положения исследования:

1. Считая Эристический дискурс (Эристика1 + Эристика2 + Эристика3) определенным типом дискурса (речевой практики), мы рассматриваем его, с одной стороны, как семиотиконарративную структуру (совокупность элементов и артикуляций), т.е. как коммуникативнофункциональную категорию, обладающую набором парадигматических и синтагматических средств ее реализации, а с другой, - как эристическую речевую стратегию, дискурс в его реализации.

2. Эристический дискурс обладает инвариантными чертами, а также вариантами, определяющимися внешними факторами его функционирования, и этномаркированными вариантами как на уровне языковых средств, так и на уровне речеповеденческих систем сопоставляемых языков и культур.

3. Для сопоставительного описания инвариантных и вариативных черт эристических дискурсов во французском и русском языках необходимо выделить внешние и внутренние факторы, влияющие на образование и функционирования эристических речевых практик в сопрягаемых лингвокультурных пространствах.

В третьей главе «Функциональнопрагматические характеристики французского и русского эристических дискурсов (контрастивный анализ)» эристическое рассматривается как поведенческий инвариант с этномаркированными вариациями. Для контрастивного анализа эристического речевого взаимодействия были выбраны три сферы реализации эристического речевого поведения - французские и русские дебаты на радио и телевидении (Корпус - 1, 2); французские и русские парламентские слушания (дебаты) (Корпус - 35) французское бытовое общение (Корпус - 6,7). Таким образом, институциональное общение сопоставлялось с неинституциональным на материале французского языка, с одной стороны, и межкультурному контрастивному сопоставлению подвергались две институциональные формы - парламентские и телевизионные дебаты.

Уже на уровне предварительных установок существуют расхождения в форматах проведения теледебатов и регламента представления материалов парламентских слушаний во французской и русской социокультурных практиках. Так, французский вариант телепоединка предполагает достаточно нейтральное по форме представление участников и темы дебатов: ведущий Ж.К. Буррэ представляет участников и тему обсуждения:

[1] «JeanClaude Bourret: Je prйsente aux tйlйspectateurs notre thиme а dйbattre: «L'immigration estelle dangereuse pour la France ?», mes invitйs JeanMarie Le Pen, prйsident du Front National, et Lionel Stoleru, secrйtaire d'Etat auprиs du premier Ministre chargй du Plan» (Корпус1).

В передаче НТВ эристически маркированным является начальный элемент, отсутствующий во французском формате передачи, - личный вызов, который задает эристический модус всей дальнейшей интеракции:

[2] «А.П.: Господин Н., ваша партия СПС на минувших выборах выступала в защиту и поддержку бедных. Так поступает палач, пытающий жертву и говорящий ей, что он ее любит. Это отвратительно и аморально, я вызываю вас. И может быть пуля, ворвавшись в вашу голову, ее просветит наконец.

Б.Н.: Я принимаю вызов господина П., я понимаю, что сейчас весна, обострение. Я считаю, что проблема, которую мы сегодня обсудим, а именно, проблема бедности, нуждается в серьезном обсуждении» (Корпус2).

Приведенный пример показывает, что уже на начальном этапе участники вступают в диалогический метаречевой договор по поводу модуса предстоящего обсуждения: либо конструктивноделового, либо демагогически (софистически) эристического. Ср:

[3] «Lionel Stoleru: Monsieur Le Pen, nous allons parler de l'immigration, c'est un sujet sйrieux, Je souhaite que nous le traitions sйrieusement …»(Корпус1).

Как показал сопоставительный анализ, французский ведущий - JeanClaude Bourret (далее JC. B.) - пытается соблюдать речеповеденческую толерантность и нейтралитет:

[4] «… JC. B.: Non mais j'vous pose une question moi j'suis pas lа pour rйpondre а des questions j'suis pas dans le dйbat» (Корпус1).

Общей коммуникативной функцией французского телеведущего является регулирующая функция, распространяющаяся на дискурсивный план (передача слова, указание на очередность легитимного адресанта и т.д.). Лишь изредка он проявляет речевую эристичность, нарушая личностную территорию участников дебатов и когерентность диалогического дискурса с целью регламентирования очередности выступлений, или корректирует пропозициональный план, предотвращая непонимание слушателей:

[5] «E.T.: vous vous arrivez lа avec vos a avec bon alors l'esprit scientifique c'est…D.B.: je on on pourrait parler de ces choseslа pendant…JC. B : vous pouvez peutкtre le laisser…E.T.: une chose que vous vous avez pri a priori vous dites a priori зa n'existe pas D.B.: longtemps…JC. B: rйpondre lа allezy laissezle rйpondre madame s'il vous plaоt voulezvous le laisser rйpondre» (Корпус1);

[6] «JC. B: …alors Claude Boublil il faudrait d'abord nous expliquer expliquer aux tйlйspectateurs ce que prйtend кtre la dianйtique…» (там же).

В. Соловьев (далее - В.С.) в значительно большей степени демонстрирует эристическое речевое поведение:

- отрицание аргументативной значимости высказывания:

[7] «Б. Н.: … Россия с 70 места по уровню коррупции скатилась на 130, к африканским странам. Почему, потому что полная безнаказанность, а почему безнаказанность, потому что цензура. Если лояльно про тебя в газете не напишут. В.С.: Не только поэтому. Б.Н.: Не только» (Корпус2);

- людические эристические комментарии (ирония, сарказм и т.п.), обращенные к аудитории:

[8] «Б.Н.: Есть страны, в которых борются с богатыми… Вы были на Кубе? Полная нищета. Кадиллак времен Элвиса Пресли, дверцы привязываются бельевой веревкой. В.С.: А вместо Максима Галкина выступление команданте 6 часов» (Корпус2).

Ведущий «К барьеру» также корректирует пропозициональный план речевого взаимодействия по параметру релевантности, но в эристической форме:

[9] « В.С.: Я уронил вот такую слезу по поводу братских народов Латинской Америки, Южной Америки, Северной Америки и привет товарищам Зимбабве, но можно про наших стариков» (Там же);

[10] «В.С.: Это Борис Николаевич сказал, не Борис Абрамович. В.Ш.: Борис Николаевич, но у него же был вицепремьер Борис Ефимович. В.С.: То есть, где деньги, Зин» (там же).

Сопоставляя два телепроекта, аналогичных по характеру, названию и по сути, («К барьеру» и «Duel sur la Cinq»), мы выявили основные роли и функции телеведущего в полемическом речевом взаимодействии в теледебатах: формальнопосредническую, провокативную, санкционирующую (регулятивную), комментирующую, аргументативной ангажированности, вступления в коалицию, обособления (выражения личного мнения) и т.д.

Речевое поведение двух телеведущих сопоставляемых телеформатов различается по некоторым релевантным характеристикам [ср., Стернин, 2000]: контактности, коммуникативной самоподаче, открытости, регулятивности как составляющих двух основных и релевантных, с точки зрения нашего исследования, обратно коррелирующих характеристик - толерантности и эристичности.

Основываясь на теоретических положениях исследований языковой личности [Караулов, 2007], мы пришли к выводу о том, что языковая личность В. Соловьева представляется более эристичной, пользующейся такими агональными стратегиями, как ирония, обвинение, прерывание собеседника, неприятие аргументации и политической позиции в целом оппонента, выражения личного мнения и личной политической оценки и ангажированности:

[11] «В.С.: Ну подождите, вот эта вся война народного недовольства, как показала Россия, в ней в первую очередь гибнет народ. Народ гибнет! А.П.: К этому нас ведут. В.С.: Нет, к этому вы призываете вместо того, чтобы увидеть элементарные вещи, довольно простые. … А вы им что даете? Запас ненависти. Присаживайтесь» (Корпус2).

Институциональность парламентского дискурса отличается большей стилистической строгостью и регламентированностью. Официальность общения здесь обусловлена в первую очередь социальностатусными характеристиками участников, что накладывает ограничения на использование эристических форм речевого взаимодействия.

Такая «стилистическая герметичность» лежит, с точки зрения некоторых ученых, в основе разграничения дискурса и «конверсации» [Правикова, 2005]. Однако институциализированный полемический парламентский дискурс представляет собой компромисс между конституциональными и регулятивными принципами, с одной стороны, и менее нормированным обыденным речевым взаимодействием, с другой. Институциализированный аргументативный дискурс парламентских дебатов содержит элементы неинституциализированного дискурса, все то, что определяется субъективными интересами, желаниями, настроениями, эмоциями и т.д. Отсюда модус формирования институциализированного парламентского дискурса оказывается производным от компромисса между требованиями институциональных объективных правил и их фактуальнопрагматическим и эмоциональномодальным наполнением [Правикова, 2005].

Как показывает контрастивный анализ протоколов заседаний Российской Государственной Думы и Французской Национальной Ассамблеи, эристические проявления значительно реже отмечаются в протокольных записях российского Парламента. Эристические, агональные манифестации (речевая конфронтация, спор) возникают при столкновении мнений, определяемых прежде всего партийной принадлежностью парламентариев и утверждением политических и корпоративных интересов.

В силу особенностей французского институционального парламентского полемического общения, сигналы несогласия, опровержения выражаются в виде парентетических реплик [Шамугия, 2006], которые всегда фиксируются в протоколах и отличаются от диалогических речевых ходов тем, что осуществляют стратегию опровержения и осуждения политических противников посредством речевого вторжения (интервенции): [12] «M. Guy Geoffroy, viceprйsident de la commission des lois - . J'ai indiquй que si certains dйputйs souhaitaient prйsenter de nouveaux amendements sur cette partie de l'article premier, la commission avait pris la dйcision de lever la forclusion. M. Patrick Bloche - Зa ne s'est pas passй comme зa! M. Christian Paul - Зa commence bien! M. Patrick Bloche - Ce n'est pas honnкte ! M. Christian Paul - C'est scandaleux! M. Patrick Bloche - Vous croyez gagner du temps ?» (Корпус5).

В протоколах заседаний Госдумы РФ прослеживается большая регламентированность выступлений депутатов, процедура отключения микрофона ограничивает возможности эмоционального выражения мнения и негативной оценки: [13] «Л. И. В., руководитель фракции ЛДПР. Уважаемые коллеги, в стране полным ходом идёт избирательная кампания по выборам президента … Вся страна и весь мир и так уже догадываются, кто у нас в стране станет президентом, но давайте создадим хотя бы видимость честных, чистых и демократических выборов... (Микрофон отключён)» (Корпус3).

Невозможность прямого вторжения, речевой интервенции в высказывание легитимного выступающего в Госдуме приводит к менее эмоциональному полемическому общению, носящему характер метадискурсивного упрека: [14] «Д. В. Г., председатель Комитета Государственной Думы по экономической политике: Коллеги, у меня уже перегорело почти, но я хотел отреагировать на совершенно неподобающее члену парламента выступление нашего коллеги в адрес сидящих на балконе. Ну, я уверен, что все присутствующие единодушны в том, что это не только недопустимо, но и вредно. И я хочу призвать всех депутатов хотя бы внутренне осудить этот поступок нашего коллеги» (Корпус3).

Основным приемом эристической стратегии в парламентском дискурсе является использование риторических вопросов, а часто и прямых обвинений, указывающих на неприемлемость (речевого и неречевого) поведения оппонентов: [15] «М. А. В., фракция ЛДПР. Я хотел сказать, что удивляют наши депутаты, которые друг друга награждают. Мне кажется, что мы в свое время, при Брежневе, удивлялись этой традиции, но у тех были заслуги, те строили заводы, БАМ, запускали ракеты в космос и могли немножко на старости лет друг друга наградить. А где здесь победы?! О чем вы говорите?! Чего вы устраиваете?.. Вы дискредитируете государственную власть своими награждениями!» (Корпус3).

Эристическая полемика подменяет аргументацию и часто апеллирует к риторическому приему (стратагеме) «аргументация ad hominem»: призванию внешнего авторитетного судьи или дискредитации путем ассоциирования противника либо с аксиологически маркированными персоналиями (Ленин, Гитлер, Сталин и др.), либо с концептами (фашист, предатель и т.п.) и прецедентными негативными фактами: [16] «Ж. В. В.:… Вы хотите, как в Киеве? Мы можем так же сделать, как в Киеве, - позор на весь мир, так сказать, неуправляемые славянские парламенты. Не можете найти точку компромисса! Директор завода чаще встречается с начальниками цехов, а здесь не цех, мы не подчиняемся вам, мы оппозиционные политические партии. И вы никак не реагируете! Как же избирателям реагировать на нашу деятельность? И какой будет авторитет у парламента, когда внутри не можем по самым простым вопросам договориться: где нам сидеть, какие договора, какие помощники где будут работать. Элементы крепостничества... (Микрофон отключён.)» (там же);

[17] «M. Henri Emmanuelli - Comment ? J'ai toujours appartenu au parti socialiste, alors que vous avez fait partie de mouvements d'extrкme droite dans votre jeunesse…Plusieurs dйputйs socialistes - Retirez vos propos! Facho! » (Корпус5).

В пропозициональном плане политического эристического взаимодействия используются концепты с яркой коннотативной окрашенностью, причем, наблюдаются как параллелизм, так и асимметрия их аксиологической (аргументативной) релевантности в русской и французской лингвокультурах.

В аргументативнориторическом плане эристическая полемика находится вне классических законов аргументации: ее цель - утверждение любыми средствами своей риторической позиции и дискредитация собеседника. При эристическом споре понятие правильности и справедливости аргументов практически совпадает, здесь происходит утверждение своего интереса (простейший пример эристики, по Е.Н. Зарецкой, - умение торговаться на базаре).

...