Критический труд о времени и происхождении латинских переводов Аристотеля, греческих и арабских комментариев, использованных учеными-схоластами, выполненный Амаблем Журденом в 1814-1819 гг. в Париже

Размещено на http://www.allbest.ru/

Критический труд о времени и происхождении латинских переводов Аристотеля, греческих и арабских комментариев, использованных учеными-схоластами, выполненный Амаблем Журденом в 1814-1819 гг. в Париже

кандидат философских наук

Клестов А.А.



Аннотация

Научное открытие Aristoteles Latinus, сделанное Амаблем Журденом, является одним из ведущих направлений в интеллектуальной истории. Данная публикация представляет новый материал с целью ввести в русскоязычную общественную науку одно из значительнейших течений в Европе и Америке, определяющих их историческое своеобразие. Амабль Журден собрал уникальный материал по истории аристотелизма XII-XIII вв., который кроме прочего, указывает и на значение, какое обрела философия Стагирита в XIX в., когда прояснялись новые интеллектуальные горизонты в мире знаний и весьма расширились геополитические и экономические реальности. Речь идет о XII-XIII веках -- эпохе, когда закладывались новые представления о социальных и экономических отношениях, о путях европейской цивилизации, на примере сцепления рациональных конструкций мысли, выросших в различных регионах Средиземноморья. Также говорится о традициях и языковых культурах, соединенных в единое знание. Речь идет о такой интеллектуальной протяженности, как Aristoteles Latinus (латиноязычная философия Аристотеля) в Средние века, в качестве важнейшего признака Средиземноморской цивилизации в глобальном движении translatio studiorum. Для данной публикации была выбрана Третья глава книги

Ключевые слова: Аристотель, Амабль Журден, переводы Аристотеля



Глава III. О появлении мусульманской философии на Западе и исследование арабо-латинских переводов. В Средние века сложилось устойчивое мнение, что переводы с арабского языка существовали со времен Карла Великого. В последующем такое мнение имело приверженцев среди некоторых ученых. Трибекковий, например, опирается на Тритемия, хотя предлагаемый пассаж, кажется, является переделкой. Писатель XV в. Тритемий принимает все свидетельства предшествующих веков. В его время лжехроника Турпина рассматривалась как исторический памятник достойный доверия. Впрочем, я напрасно искал в тексте той хронографии то, что Трибекковий увидел1.

Однако, такое утверждение повторилось у Конринга2, Гюэ3, Муратори4, Экермана5 и других. Учёный епископ Авранша впадает здесь в странное недоумение: перевод Tacouim alabdan Абу Али Яхья бен Джезлаха -- имя которого исправлено иудеем Фаррагутом на Бухахилих Бингезла6 -- посвящен не Карлу Великому, а Карлу Анжуйскому, королю Сицилии7, брату св. Людовика.

Поскольку в XIII в. могли верить, что Карл Великий был в Иерусалиме и могли поместить в его царствование публикацию Афоризмов школы Салерно8, то с легкой руки и все остальное приписывается тому же веку арабо-латинских переводов.

Чтобы иметь точные сведения об эпохе, когда произведения арабов могли переводиться на латинский язык, будет не бесполезно бросить взгляд на время появления философии у арабов, на пути, какими их ученые труды распространились среди христиан. Эти рассуждения дадут некоторые даты и проведут по нужному пути.

Абуль Фарадж рисует в немногих словах виды наук и знаний, существовавших у арабов до появления Магомета.

«Эрудиция этого народа, создавшая ему славу, состояла из знаний собственного языка и правил, какими он управлялся в произведениях в стихах и в прозе. Нужды жизни и долгий опыт [поколений] научил этот народ по временам обращаться к звездам и светилам, присутствие которых на горизонте возвещает дожди. Но сведения эти собирались без системы и связи. Что касается философии, то этот народ Бог не научил философствовать и ее, конечно, имелось немного»9.

Такое состояние продолжалось с некоторыми вариациями при династии Омейядов. Но когда дети Аббаса взошли на трон, произошли заметные изменения и арабы, жившие только войной и распространением ислама, принялись с жаром образовываться.

Мы находим причину такого изменения в том, как утвердилась династия Аббасидов. aristoteles latinus журден русскоязычный

Когда Муавийя был возведен в халифы и унаследовал скипетр среди своих родственников, то дети Аббаса и Али, принесенные в жертву подозрительной политике Омейядов, постарались укрыться в Аравии, Месопотамии и восточных провинциях Персии. Удаленные от суматохи правления и общественных дел -- к чему призывало их происхождение -- они проводили дни в уединении, в делах сострадания и культивирования знаний. В Аравии могли они предаться только тому виду эрудиции, какой описал Абуль Фарадж; в Месопотамии нашли несторианцев, у которых преобладало изучение греческой философии, многочисленные школы которых блистали и были известны в Персии и особенно в Хорасане. Гонимые ненавистью греков несторианцы, избегая преследования, переселились и предстали с таким же блеском и может быть с большим знанием, ибо персы были не чужды философских учений, пришедших из Греции и Индии. Но насколько арабы-победители питали слабую склонность к знанию, настолько народы Ирака любили ученые дискуссии и тонкости метафизики. Рожденный цивилизацией вкус к знаниям, еще более возрос в царствование Ануширвана, который привлек ко двору греческих философов и приказал перевести на свой язык наиболее известные античные произведения. Кстати, мы знаем, что многие философы старались уйти в Персию, где могли свободно выражать свое мнение.

Однако, ярмо Омейядов стало надоедать народу. Начались расколы среди мусульман, когда Муавийя принялся укреплять халифат для своих потомков. Если одни думали, что устойчивость и покой государства зависят от наследственной власти и сдерживания частных интересов, то другие отбросили всякую борьбу, предав себя постоянной власти, и сосредоточили внимание на одной семье. Вполне вероятно, что со смертью Магомета, Али был отдален от халифата -- Абу Бекр, Омар и Осман были причастны к его устранению. Власть, связанная с халифатом, всецело религиозная, могла быть по преимуществу только монархической, как у неверующих народов; она могла осуществляться ценой полного подчинения в прямой связи с буквой Корана. Таким образом династия Омейядов с самого начала вступила в сражение с большинством мусульман и стала предметом гнева и общественной ненависти, поскольку рождала тиранов или правителей, недостойных избрания10.

В то время как династия Омейядов двигалась к саморазрушению, Ибрагим -- имам из рода Аббаса, которому его предшественник Али, перед смертью передал право на халифат -- трудился над установлением своей власти в различных частях империи арабов, особенно в Хорасане, населенном большим числом сторонников Али. Это был вовсе не прямой путь, которым он шествовал к верховной власти. Люди, облеченные его доверием, ходили по провинциям под видом миссионеров, тайно проповедуя учение о религиозной вере и политике; приобщенные таким образом люди видели в Аббасидах законных наследников халифата и объединялись в защите их прав. Наконец, знамя дома Аббаса было поднято в Хорасане, и армия, состоящая большей частью из персов -- где были заметны бармесиды и многие знатные роды Бактрианы -- c успехом продвинулась в сторону Евфрата и Омейяды, разбитые по всем направлениям, становясь жертвой мести врагов, наконец уступили трон Аббасидам.

Издавна гонимый у персов, взошедший на трон их усилиями, этот новый род призвал тех к совместному владению достоянием империи, мало-по-малу принял их вкусы, манеры и склонности. Достопамятная революция оказала огромное влияние на судьбу несторианцев. Судьба некоторых персидских родов, стала родной для них. Халифы смотрели на несторианцев благосклонно, хотя подозревали в тайной оппозиции и считали соглядатаями греческой империи. Между прочим, те приносили пользу, какую мы не обнаруживаем у их единоверцев и прежде всего, это медицина; они были сведущи, и в математике, и астрономии, и по обыкновению, в астрологии. Не нужно забывать, что склонность к астрологии Аббасидских халифов держалась на их тесной связи с персами11.

Альманзор, часть жизни которого протекла в Персии, назначил министром Халеда Бармесида. Когда трон его обрел устойчивость, он повелевает двигаться к согласию, заботе об управлении и культуре знаний; толи по здравому умыслу, толи высшему разумению давая новое направление деятельному и воинственному духу арабов, Альманзор взялся обогатить их язык научными произведениями греков и приказал те разыскать и перевести. Ибн Халдун передает нам, что первым переведенным произведением были Элементы Эвклида. Достойные продолжатели: Гарун аль Рашид, возведенный на трон стараниями Яхьи Бармесида, Мамун, юность которого посвященная Джафару, прошла в Хорасане, и министры которого сами были персами и доверили судьбу Бармесидам, с таким же рвением трудились над просвещением арабов. Менее чем за один век, мы видим, что большинство ученых богатств греков переводят на язык Корана благодаря неутомимой деятельности Хунаина, Исаака, Косты бен Луки и многих переводчиков персидского происхождения и почти всех несторианцев.

Сначала переводятся произведения по математике, медицине, астрономии, затем мы видим труды по логике и метафизике. Аристотель не забыт, ибо долгое время несторианцы удерживали его, опирались на его произведения, как на оружие в сражениях против решений Эфесского и Халкидонского соборов. Разве не находим мы среди произведений аль-Кинди небольшой трактат о книгах Аристотеля, что доказывает, что этот автор их читал и изучал? Ибн Халдун отмечает, что аль-Газали и Факхр Эддин Рази были первыми употребляющими логику в теологических дискуссиях и затем, введение греческих произведений в смесь философии и теологии сильно исказило мусульманскую религию. Наконец явился Авиценна и решил судьбу Аристотеля у арабов, заявив обширный круг тем в произведениях, где удостоенная щедрых похвал философия Стагирита, подведена была под его собственные взгляды в высказывания и комментариях.

Перед тем, как перейти к другим суждениям, я сделаю несколько замечаний о литературной истории часто обсуждаемой, но далекой от разрешения. Часто спрашивают: арабские переводы греческих авторов сделаны были с греческих текстов или по сирийским версиям? Проблема -- какую изучили все-таки еще недостаточно -- решалась в двух противоположных направлениях: приняв во внимание исторические свидетельства текстов Гаджи Калфы12 и Льва Африканца13, мы видим, что одни арабские тексты переводились с сирийского языка, и это было самое большое их число. Следует ли при этом считать, что несторианцы не пользовались греческим языком, что он был неизвестен детям Мусы и аль-Кинди, Косты бен Луки, Хунаину и его сыну Исааку, многим другим переводчикам или философам, которых я мог бы процитировать?

При халифах Альманзоре, Гаруне аль-Рашиде, Маммуне, Мотевеккеле существовало много переводческих школ. Работа здесь протекала, так сказать, по трем ступеням: простой пересказ, толкование и переложение.

Лучшими были переводы, проверенные людьми, знакомыми с греческим языком и с наукой переводимого произведения. Но не все подходило под это правило. Среди арабских переводов -- одни были менее, а другие -- более точными. Могло случиться, что переводчик, исправляющий текст, был не силен в ремесле и исправленное произведение по качеству было хуже пересказа. Что касается переложения, то оно состояло в записи произведения на арабском языке -- не в копировании, а воспроизведении текста автора, коррекции и модификации, какую копиист или издатель считал подходящей. Обычно издатель был обучен профессии, а иногда греческий язык был ему весьма близок. Таким и был знаменитый Назир Эддин, которому мы обязаны изданием многих греческих математиков. Различие, какое установлено мной, объясняет, почему перевод Элементов Эвклида так часто далек от греческого текста.

И чтобы судить о достоинствах арабских переводов, следует поэтому удостоверяться:

1) сделаны ли они с греческого или с сирийского языка;

2) являются ли простым пересказом, толкованием или переложением14.

Я возвращаюсь к моему предмету. Быстрые успехи аббасидской армии вынудили Омейядов искать убежище в странах, удаленных от прежних мест их господства. Один из Омейядов, чудом избегнув смерти и уничтожения всех родственников, прибыл после многих приключений на побережье Андалузии и был провозглашен халифом. С того времени началась для Омейядов и сарацин блестящая эпоха в делах политический и литературной истории. Суровые дети Омийя, безумные или бездарные, побежденные на троне в Дамаске, кажется, воцарившись в Испании, отреклись от варварских нравов. Это влияние побежденного народа на народ-победитель, как результат, произведенный арабской и персидской эмиграцией в Испании15, обернулся на пользу наукам. Мы видим возникновение академий в Кордове, Севилье, Гренаде, Толедо, Ксативе, Валенсии, Мурсии, Альмерие -- одним словом, почти во всех городах, подчиненных сарацинам16. С помощью благодеяний правители привлекали наиболее известных людей, давая им хорошее содержание и прикрепляя к многочисленным библиотекам. Хотя источники изучения наук были в Испании, но родина-мать, Восток всегда слыла кладезем знаний. Доктор у христиан должен посещать школы Франции, Англии, Италии, чтобы приобрести известность и точно также у мусульман из Испании, претендовавший на звание полного доктора, глубокого ученого, удалялся из родной земли, пересекал Африку и шел в Сирию, Багдад, Персию, Хорасан -- повсюду собирая знания, где они были, посещая с великим рвением уроки искусных магистров17.

Мы убеждаемся в этих связях на том основании, что на примере Испании, которая не могла быть чуждой знаний империи халифов Аббасидов. Изучение философии должно было двигаться той же поступью, что и в других мусульманских провинциях и произведения, изданные на Востоке, быстро переходили в школы Испании.

Отметим, что на самом деле, самая известная арабская и испанская философии пришли вслед за Аль -- Газали, Факхром Эддином, Рази, Аль-Фараби, Авиценной и др. В Андалузии, как и на всем Востоке, математика и медицина развились раньше философии. Аверроэс, живший после Али бен Раделя, Гебера, Азархеля, Авенпаса и Джафара ибн Туфайля, по общему мнению, умер в 1198 году нашей эры.

С того времени, как знание и философия стали культивироваться у арабов Испании, легко представить, как чувство изящного утвердилось среди христиан. Победившие в Испании арабы, обессилели и не прибегали к помощи оружия, что привело к тому, что аборигенам[христианам] остались их обычаи и культ, так формировался дополнительный налог, какой способствовал постоянному успеху в походах. Христианство и мусульманский мир без сомнения с удивлением обнаружили, как Эгилона соединяется с сарацином Абдельазизом. В общем, мусульманские правители в Испании выглядели более толерантными в делах религии и философских учений, чем другие халифы. Абд аль Рахман насчитывал большое число христиан среди подчиненных. Далекий от того, чтобы их преследовать, он подвигнул мусульман к тому, чтобы те объединялись с христианами. Испанцы пользовались среди мавров горделивой независимостью. Сохранность церквей, культа, верований частью возмещала стыд сервильности. Мусульманская свирепость, как ее рисуют в романах и некоторых хрониках того времени, христиан не смущала, так что они охотно объединялись через брак с мусульманскими семьями. Мало -- по -- малу арабский язык становится им близким и в X веке мы обязаны переводу на арабский язык церковного канона католиков мусульманских провинций. Это происходило не только в средних классах двух народов, связи которых закреплялись. Ибн Абад, халиф Сицилии, выдал дочь замуж за Альфонса IV, короля Кастилии, в то время как король Леона Альфонс V, женился на дочери Абдаллаха, халифа Толедо. Оба христианских правителя, низложенные Д. Санхом, подверглись изгнанию и нашли защиту у правителей морисков. Позднее король Марокко пересек пролив и восстановил на престоле короля Кастилии, изгнав собственного сына. В битве при Альбакаре, произошедшей в 1010 году между двумя правителями сарацинами, мы видим среди морисков князя Арджеля и трех епископов из Вика, Барселоны и Жироны.

Политические связи, более подвижные, чем религиозные, непроизвольно создавала и поддерживала торговля между христианскими правителями и правителями -- морисками. Торговля устанавливала связи подданных двух народов, двигала их до средиземноморских провинций Франции. Например, связи сарацин с городом Монтпелье были гораздо многочисленнее, поскольку с его основания многие жители пришли из Испании во Францию по благоволению Людовика Милостивого18, жившего ранее среди мавров. Последние были изгнаны из Франции в конце X века. Интересам коммерции мешали крестовые походы против тех же сарацин, продолжавших доставлять в Монтпелье предметы торговли19. Хотя эти связи не имели ничего общего с образованием, но по крайней мере, они доказывают, что различие религии вовсе не является непреодолимым барьером для христиан и мусульман. И если жажда богатств равняет слепцов, то вовсе не так случается с человеком, который обладал любовью к знаниям. Страсть к познанию питает и увеличивает разногласия! И могла ли Европа оставаться в стороне от судьбы, уготованной знаниям при дворах халифов Испании?

Другая причина помогала распространению известности арабской философии в христианских государствах: когда науки процветали в Андалузии, иудеи жили там в большом числе, имели академии и благодаря знанию в медицине находились при дворах христианских и мусульманских правителей. Мы видим иудеев во многих городах Франции, где их школы пользовались хорошей репутацией20. В Марселе власть иудеев стала такой, что правители защищались различными приемами от их возвышения до бальи, первой из магистратур. Эта общая в Нарбонской Галлии защита, должно быть соблюдалась с большой строгостью, когда изгнанные Вамбой и преследуемые халифами Востока, иудеи хлынули в Испанию и средиземноморскую Францию. В то же время иудеи предались торговле и с успехом культивировали знания. XII век породил Азархеля в астрономии, Авен Зохара в медицине, Авенпаса, Ибн Туфайля, Аверроэса в философии; этот век наблюдаем расцвет Абен Узры, Ионы бен Гамаха, Маймонида, Тибона Бехаи, Давида Кимхи в Испании; во Франции Моисея Хаддаршана и Соломона Ярхи и др.

Христиане различными путями стремились к наукам, отчего Альваро де Кордова горько сетовал по поводу их склонности к литературе и языку сарацинов21. Гуго Сент-Викторский в одном письме к епископу Севильи упрекает того в слишком большом увлечении языческой философией. Наконец, многочисленные трактаты против иудеев в течение XII и XIII вв., хорошо показывают то влияние, какое они имели на христиан22.

Но не только через Испанию проходил поток иудеев, по которому мусульманская философия вводилась на Запад. Арабы -- хозяева Африки, части Сицилии и прилегающих островов -- имели постоянные связи с правителями норманнов. Роберт любил науки и выискивал людей, которые могли ими заниматься. Вспоминают, что знаменитый аль-Идриси жил при его дворе и что он составил и изготовил глобус из серебра, на который нанес на арабском языке все, что мог знать о различных известных тогда краях земли23. Сигоньо из-за общей ошибки в XIII и XIV вв. приписал Авиценне и Аверроэсу, gйnies singuliers, утверждение наук в Италии после того, как нашествие варваров их уничтожило. Тот же историк рисует араба из Испании, известного знанием в магических искусствах, пришедшего в Сицилию в сопровождении двадцати арабов, чтобы отравить Фридриха. Один хроникер показывает тирана Исцелена в компании авгуров, которые наблюдали звезды и вычисляли месяцы, чтобы узнать будущее. Среди этих авгуров был сарацин из Багдада с длинной бородой aspectu et actu- говорит историк -alter Balaam24.

Цезарь Хайштербах рассказывает о молодых людях, которые отправились изучать астрологию в Толедо. Кажется, что в то время астрономию не отличали от астрологии25.

Наконец, покровительство, какое Фридрих II и его сын оказывают искусствам и философии, почтение к этим наукам породило огромный поток арабских философских произведений.

Хотя я предложил краткие заметки, однако, этого достаточно, чтобы показать, по каким путям и следуя какой дорогой, склонность к мусульманской философии могла закрепиться на Западе.

I. Константин Африканец. Мы не собираемся занимаемся иудеем Феррагутом, поскольку тот жил в XIII веке.

Первый известный переводчик, это -- монах Константин, если мы доверяем Петру Дьякону26, рассказ которого, кажется, продиктован с особым воодушевлением. Константин, родившийся на побережье Африки, отправился в Вавилонию, где изучал грамматику, диалектику, физику, геометрию, арифметику, математику, астрономию, некромантию и музыку. Когда он обучился наукам, он отправился через Индию, прошел через Эфиопию и Египет в Африку и после тридцати девяти лет путешествий собрал мудрость всех народов Востока. Зная, что соотечественникам известно о его прибытии, он секретно сел на корабль и прибыл в Салерно, где переоделся нищим. Брат царя Вавилона его узнал, и повелитель Роберт принял его с честью. Но Константин изменил свою судьбу и принял обет монашества в монастыре Монтекассино. Так случится, что в том рассказе будут некоторые удивительные вещи: путешествие в Индию и Эфиопию, преступление, задуманное африканцами, встреча брата халифа Багдада, все это -- за пределами правдоподобия.

Константин в одеянии монаха обогатил Запад плодами своих путешествий. Большинство его переводов относятся к медицине и сделаны по арабским текстам. Они знакомили Запад с известными произведениями Гиппократа и Галена.

Ученик Иоанн идет по его следу и публикует после его смерти полезные медикам Афоризмы. Иоанн умер в Неаполе, где и оставил все книги Константина. Иоанн жил около 1072 года. Таким образом, Константин жил в середине XI века, до проповеди Крестовых походов.

II. Герберт. История Герберта, ставшего папой под именем СильвестрII, настолько окутана легендами, что невозможно до конца от них избавиться. Признанный всеми историками факт состоит в том, что он почерпнул у мавров Испании знание по математике. Знал ли он арабский язык? Чтение его произведений ничего не говорит на этот счет и тем не менее, невозможно игнорировать язык страны, в которой расширяя связи с учеными, он только и мог достичь цели. Делал ли он переводы? Мы совсем не знаем. Его произведения показывают изучение греческого языка, а не арабского. Кажется, он заимствовал у арабов арифметические и алгебраические методы. Герберт умер 1003 году.

Германн Контракт вообще не является автором перевода Аристотеля, какой ему приписывают. Об этом я скажу дальше.

III. Аделард из Бата. Родившийся в Англии Аделард, посещал школы Франции, как мы наблюдали такое ранее. Если довериться англичанину Питсу27, то он посещал Германию, Италию, Испанию, Египет, наконец, Аравию, где и нашел то, чему пожелал научиться. Его произведения показывают, что он бывал в Греции, и кажется мне, заслуживает доверия то, что он опирался в познаниях на арабский язык в Азии или Африке более, чем в Испании. Среди работ, обязанных этому неутомимому писателю, есть трактат Аристотеля, одно арабское учение, перевод таблиц Харезми и знаменитый арабо-латинский перевод Элементов Эвклида, некогда приписываемый Кампо де Наварра28. Эти произведения находятся в различных библиотеках Англии.

Список произведений Аделарда, данный Питсом, выглядит спутанным: одно произведение процитировано под разными названиями. Erichiafarim, мне кажется, с искажением слова Zydj Djafar; также в Таблицах аль Харезми, о чем я сказал выше. В Speculum astronomiae29Альберт цитирует таблицы и приписывает Мохаммеду Альхаризми, что вычисляется по эре Йездигерда30. Конечно, речь идет об Абу Джафаре Мохаммеде бен Мусе Харезми, который жил при халифе Альманзоре -- авторе краткого изложения Sind Hend, о чем можно свериться у Каризи31. Может быть нужно приписать Аделарду перевод книги под названием Liber imbrium secundum Indos32? Тем более, мы видим, что этот философ заимствовал у арабов произведения, относящиеся к математике и астрономии.

После возвращения из длительных путешествий, Аделард, кажется, воспитывал учеников, работающих потом в качестве переводчиков восточных писателей. Действительно, в Королевской библиотеке есть краткое изложение одного арабского произведения о числах, созданное по просьбе Аделарда, и автор его, некто О'Креат -- писатель, неизвестный английским биографам -- посвятил его Аделарду, как другу и учителю33.

IV. Платон из Тиволи. Около времени Аделарда жил и другой переводчик -- Платон из Тиволи (Tiburtinus), о котором у нас немного сведений. Гильом, епископ Парижа, цитирует под его именем34 перевод астрономии Альбатени, прекрасный экземпляр которого есть в Королевской библиотеке35. Он перевел еще несколько математических произведений, между которыми Трактат по геометрии одного писателя иудея Савасарда36. Последнее переложение закончено в год 510 эры Магомета, что соответствует 1116 году нашей эры и устанавливает точное время, когда переводил Платон.

V. Роберт Ретиненс и Генрих Далматец. Сандер рассказывает о некоем Родольфе из Брюгге, переведшем в Тулузе в 1144 году Планиметрию Птолемея37. Геснер подтвердил факт38. Гюэ и Фабрициус его повторили39. Но Геснер утверждает после Вальдера -- издателя латинской версии -- что она была сделана с греческого языка. Все это неверно, как мы далее увидим.

К середине XII века Петр Досточтимый, сожалея об успехах учения Магомета и желая победить его по всем пунктам, попросил сделать латинский перевод Корана. История этого предприятия еще не до конца прояснена. Мы видим, как появились три переводчика: магистр Петр, Роберт Ретиненс и Германн Далматец. Можно объяснить эту особенность методом, какому следовали тогда при переложении арабского текста на латинский язык. Брали арабоговорящего или обращенного иудея [знающего арабский язык], который объяснял текст на разговорном языке и автор перевода -- тот, кто переписывал под диктовку пересказывающего -- переводил его [с этой записи] на латинский язык.

Далее мы покажем различные примеры этого метода. Магистр Петр выполнял, без сомнения, роль переводчика40. Со своей стороны, Роберт и Германн записывали под его диктовку. Перевод, сделанный таким образом должен был получить авторство: иногда это Петр, иногда Роберт, а иногда Германн.

Что касается [монаха] брата Петра, нотариуса Петра Досточтимого, то последний в письме к святому Бернарду выразился так о своей затее “Qui vero latina impolite vel confuse ab eo (magistro Petro) prolata poliens et ordinens, epistolam, imo libellum multis, ut credo…perutilem futurum perfecit” 41. Это письмо или не большой трактат является“Summa brevis contra haereses et sectam Sarracenorum” 42 и находится вместе с переводом Корана. Однако, кажется, что честь в этом принадлежит Роберту, поскольку послание содержит посвящение, предшествующее переводу, адресовано Петру Досточтимому и несет его имя43. Хотя здесь оказывается выражение translatio nostra44, говорящее о помощи многих людей. В том же послании мы встречаем знаменательный пассаж:“Lex tamen ista lethifera multis in locis, maximum testimonium, argumentumque firmissimum sanctitatis et excellentiae legis nostrae, videntibus et electis praebet. Istud quidem tuam minime latuit sapientiam, quae me compulit interim Astronomiae geometriaeque studium meum principale praetermittere. Sed ne premium fastidium generet, ipsi finem impono, tibique coelesti omne penetranti, coeleste munus voveo, quod integritatem in se scientiae complectitur. Quae secundum numerum, et proportionem, at que mensuram, coelestes circulos omnes, et eorum quantitates et ordines, et habitudines, demum stellarum motus omni modos, et earumdem effectus atque naturas, et huiusmodicae diligentissime diligentibus aperit, nunc probabilibus, nonnunquam necessariis argumentis innitens” 45. Петр Досточтимый отмечает, что Роберт и Германн занимались астрономией… Interpretantibus scilicet (Alcoranum) viris utriusque linguae peritis, Roberto Retinensi de Anglia qui nunc papilonensis ecclesiae archidiaconus est: Hermanno quoque Dalmata, accutissimi et litterati ingenii scholastico; quos in Hispania circa Iberum astrologiae arti studentes inveni, eosque ad haec faciendum multo pretio conduxi” 46.

Начав обучение в Англии, Роберт совершил путешествие во Францию, Италию, Далмацию, Грецию и Азию. Он долго оставался среди сарацин, а затем обосновался в Испании. Мы не знаем каких-то других его трудов, однако, я думаю, что это тот же человек, что и Роберт Costrensis. Под его именем Мангет дал нам арабо-латинскую версию трактата Мориана (Морэна) De compositione alchimiae47. Лангле -- Дюфренуа указывает дату перевода, 1182 год. Может быть Роберт перевел трактаты Халеда48.

Германн, ведомый такими же интересами, последовал в след за ним в Испанию. Королевская библиотека обладает переводом Планиметрии Птолемея, автором которого он и является49. Вот мотивы, на которые я опираюсь. В начале манускрипта мы читаем: “Planisferium Ptolemei translatus de arabico in latinum per Hermannum secundum” 50. Затем идет Пролог, в котором автор посвящает перевод некоему Тьерри Theodorice diligenttissime preceptor51. Он говорит об общности работ его и Роберта, которого он называет illustris socius Rodbertus retinensis52 (sic). Перевод был закончен в Тузуле в июне 1143 года. Эти детали очевидно доказывают, что речь здесь идет о Германне Далмасце и что этот перевод является переводом, какой приписывали Родольфу из Брюгге. Между прочим, у того был учитель Германн. Как и тот, он занимался, изучением математических наук, и в этой части ему были не чужды работы по арабской философии. Все факты даны в Прологе произведения, обнаруженном нами в Королевской библиотеке53.

VI. Альфред и Даниэль де Морлей. Альфред и Даниэль де Морлей принадлежат еще XII веку. Хотя Питс помещает первого около 1270 года, post ad ventu Messiae127054. Но это ошибка.

История обучения Альфреда, англичанина по национальности, та же, что других философов его времени. Мы видим, что он посещает школы Франции и Италии для получения знаний по языкам, и чтобы усовершенствоваться в философии и свободных искусствах, наконец, заслужить титул philosophus -- цену за тяжелый курс [обучения] и долгие размышления. Роджер Бэкон помещает Альфреда в том же ряду, что Герберта из Кремоны, Михаила Скота, Германа Германца и др. По Питсу, вот произведения, какими мы ему обязаны:

1/ In Boetium de Consolatione philosophiae.

2/ In Metheora Aristotelis.

3/ In eumdem de Vegetabilis.

4/ De naturis rerum.

5/ De Musica.

6/ De Motu cordis.

7/ De Educatione accipitrum55.

Пункты: 1, 5, 7 мне совершенно не известны. Второй пункт -- книга находится в Королевской библиотеке, по правде говоря, автором ее назван Алфид, но люди, читающие манускрипты, легко поймут разночтение и должное отсутствие знака аббревиатуры. Определенно трактат был составлен христианином56.

Третий пункт, перевод книги «О животных и растениях», о чем я даю specimen. Имени Альфреда нет в Прологе, но мы находим его в двух манускриптах Королевской библиотеки. Переводчиком является Альфред де Саршель57 или Альфред. Но чтобы избавиться от сомнений относительно аутентичности, я процитирую в его пользу Пролог комментария Петра Овернского, на ту же самую книгу De Vegetabilibus58. Перевод посвящен Роджеру из Герфорда, который писал около XII века. Это дает нам эпоху, в которой жил Альфред помогает исправить Питса59. Что касается места, где сделан перевод, то критика, относящаяся к Роджеру Бэкону и касающаяся синонима Belinum60, доказывает, что автор выполнил его в Испании. Королевская библиотека обладает кратким комментарием Альфреда на ту же книгу «О растениях»61.

Пункт четвертый, вообще не книга De causis elementorum62? Почти во всех манускриптах она присоединяется к трактату «О животных». Стиль двух переводов имеет много общего.

Небольшой трактат De motu cordis существует в Королевской библиотеке. Я нашел один манускрипт63, где указано имя Альфреда. Трактат, очевидно, переведен с арабского языка.

Даниэль де Морлей достиг апогея, когда Рикард сражался в Палестине против Саладина. Это еще один ученик Парижского университета. Кажется, начиная с X века, знания о божественных и человеческих предметах могли произвести великого человека в каком-то регионе христианской ойкумены не без того, что наши школы тогда излучали славу. И вот, посреди этих исследований Даниель вдруг принялся за математику.

Английские биографы выражаются на этот счет весьма примечательно. “Abreptus -- говорит Питс по Леланду -- nimio mathematicorum desiderio usque in Arabiam, ubi plerumque illae artes maxime floruerunt, iter suscipere disposuit, ut ad fontes ipsos sitim expleret”. Но, добавляет он, “monitus tamen postea eas artes in Hispania non minus accurate quam in Arabia tunc doceri, eo profectus, Toletis illas didicit maxima aviditate, et in patrium postea reversus, de iis docte scripsit” 64.

Среди различных его произведений Питс отмечает: De Principiis mathematicis, De Superiori mundo, De inferior mundo65. Я не видел ни одного.

VII. Об архидьяконе Доминике Гундисальви и иудее Иоанне, известном под именем Иоанна Испанского. Философия Факхр -Эддина, Аль-Газали, Аль-Фараби, Авиценны и др., обрела огромный успех на Востоке, несмотря на критику докторов, в большинстве своем связанных с чистотой ислама. Эта философия проникла в Испанию, нашла здесь множество приверженцев и последователей и даже с некоторой осторожностью перешла к христианам. А так как имя Аристотеля было связано с именем Авиценны, проходившего в качестве его толкователя, то великая слава, какую обрела греческая философия, привлекает внимание и к писателям, выступающим толкователями его учения.

Именно таким был повод, побудивший г-на Раймонда, архиепископа Толедо, способствовать переводу на латинский язык философских трактатов арабов. Среди людей, объединенных этим предприятием, в особенности было двое, труды которых, однако, оставались неизвестны. Мы c удовлетворением признаем, что образованный человек может подтвердить -- открытие колледжа переводчиков избавило от бесконечных шипов, какими усеяна была дорога, пройденная нами.

Г-н Антонио отметил несколько переводов архидьякона Доминика Гундисальвуса, но не зная его истинного имени, он принял трех людей за одного. Я текстуально скопирую тот факт.

“Occurrit ante alios hujus saeculi (XII) aequales, si non antiquior est, Gundisalvus quidam, quem a natione Hispanum, ut moris fuit, appellatum, laudatumque simul reperio apud Joannis Wallensis Franciscani Florilegium de vita et dictis illustrium philosophorum, quod ex latebris bibliothecarum Lucas Waddingus, anno 1665, in lucem producxit: Huic ultimae definitio (ait part. 1, cap.1) addit Gundisalvus in libro de Ortu scientiarum, etc., ubi ad oram libri notatum Waddingus voluit Gundisalvum Hispanum scripsisse de Divisione philosophiae ac de Amina et libros de Caelo et Mundo, ex arabico in latinum transtulisse. Librum ejus de Anima, citat idem Wallensis in laudato Florilegio seu Breviloquio de Sapientia Sanctorum, c. 1, n. 266.

Dominicus, archidiaconus Ecclesiae Segoviensis, transtulit ex arabico in latinum Algazelis arabis librum Philosophiae, editum anno 1506, cum nota factae ab eo hujus translatio in urbe Toletana67.

Johannes Gundisalvi qui magister audit, et Salomon quidem interpretati sunt (quo tempore incertum) ex arabico in sermonem Avicenae Physicorum libros quatuor. Quam quidem interpretationem in Vaticana Bibliotheca inter libros qui ductis Urbini fuerunt asservati, Ms, in-fol. membranaceo, testi est Bartholoccius Bibliothecae Rabbinicae primo volumine” 68.

Отсюда три различных переводчика. Гундисалвус переводит с арабского на латинский язык книгу De coelo et mundo, пишет различные трактаты: De divisione philosophie, De Ortu scientiarum, De Anima69. Доминик, архидьякон Сеговии, перекладывает на латинский язык философию аль-Газали в Толедо. Наконец, Иоанн Гундисалвус, с помощью некоего Соломона, переводит с арабского языка Физику Авиценны.

Перес Бейер, в своих заметках о Библиотеке г-на Антонио, говорит также об архидьяконе Доминике, которого он соотносит с неким Иакобом; монах из Толедо, каноник того же города Марк, возраст которого неизвестен, среди этих писателей70.

Чуть дальше в отношении цитирования г-ном Антонием пассажа Ваддинга, позднее Перес считает, что в отрывке, о котором идет речь, некто иной, как Иоанн Гундисалвус71.

Если мы внимательно изучим заметки, какие прочитываются в начале или конце манускрипта, то мы сразу отметим путаницу.

В латинском манускрипте Королевской библиотеки Метафизика Авиценны заканчивается словами: Completus est liber quem transtulit Dominicus Gundisalvi, archidiaconus Toleti, de arabico in latinum72. Изданный каталог содержит: archidiaconus toletanus73, что является ошибочным.

В другом манускрипте Метафизика аль-Газали начинается со слов: Metaphysica Algazelis translata a magistro Dominico, archidiacono Segoviensis, apud Toletum, ex arabico in latinum74.

Переводу трактата «О душе» того же философа, предшествует Пролог, который никогда не публиковался и не цитировался, хотя бросает свет на тот материал. По этому Прологу -- и это можно прочитать в Приложении75 -- мы узнаем, что Иоанн Авендот, израэлит, перевел по указанию архиепископа Толедо книгу о душе и перевод, продиктованный на народном языке, был переложен на латинский язык архидиаконом Домиником. Заслуживает внимания то, что на полях манускрипта мы читаем: Liber Avicenae de Anima translatus de arabico in latinum a Dominico, archidiacono76. Это объясняет, почему другие манускрипты отмечают: translatus ab anonimo archidiacono77.

Конечно, мы вовсе не отказывается считать, что архидиакон Доминик является тем же лицом, о котором говорит г. Антонио и которому приписывает перевод Метафизики Аль-Газали, и является тем же лицом, что Доминик Гундисальвус, отмеченный Бейером.

Что касается Иоанна Гундисальви, переводчика Физики Авиценны, и Гундисальви переводчика книги De Coelo et Mundo78, то мы видим, что эти два имени, употреблены для обозначения одного и того же лица. Само это обстоятельство объясняется в Прологе, о котором я только что говорил, поскольку Доминик Гундисальвус переводил с народного языка Иоанна Израэлита на латинский язык. Имя последнего могло легко смешаться с именем архидьякона. И если мы принимаем это весьма вероятное предположение, которое подтверждают отметки в разных манускриптах, то поймем, что это одно лицо -- Доминик Гундисальвус, Доминик архидьякон, Иоанн Гундисальвус. Так что эти имена обозначают архидьякона: Dominus Gundisalvus, archidiaconus ecclesiae Segoviensis, qui transtulit Toleti79 и ничего не противоречит такому заключению, тем более, что оно согласуется с разными имеющимися исследованиями. Подводя итог тому, что сказано, отметим: Доминик Гундисальвус перевел с арабского языка следующие произведения:

1. Avicenae, libri de Anima.

2. Ejusdem. Libri Physicorum quatuor.

3. Ejusdem. Metaphysicorum decem.

4. Libri de Coelo et Mundo.

5. Algazelis Philosophia.

6. Alpharabius de Scientiis80.

Я склонен считать -- мы увидим далее -- что эти переводы не являются тем единственным, что он опубликовал. Я думаю, что это тот же архидьякон, что Гундисалинус, два трактата которого я обнаружил в Королевской библиотеке. Один трактат с названием Processione mundi81 составляет часть латинского манускрипта под номером 6443, хотя авторы изданного каталога, не сумев прочитать его название, поместили его в список произведений, составляющих том. Я считаю его очень важным трактатом, поскольку он -- один из самых древних памятников испанской философии, бывшей под влиянием мусульманской, воспроизведшей большую часть принципов из книги De Causis82 и этот манускрипт поставлен непосредственно за переводом книги «О небе и мире» Авиценны.

Другой трактат, Пролог которого я даю, находится в манускрипте собрания Сорбонны83 и имеет название De Immortalitate Animae84. Этот пролог открывает мотивы и цель автора при составлении произведения. Здесь Гундисальвус показывает нам, что он писал по логике et jam nostri et doctrina logices85.

Я не рассматриваю Гундисалинуса, как тоже лицо, что Гундисальвус, поскольку Винцент де Бове цитирует под первым именем книгу «О Небе и Мире», о чем я уже сказал86.

Я перехожу к Иоанну Авендоту, который служит в некотором роде толкователем в переводах для Гундисалвуса. Этот обращенный в христианство иудей, однако, неизвестен тем, кто составил историю своего народа, но обрел некоторую славу в XIII веке, поскольку Альберт его цитирует87 и приписывает ему перевод, неизвестный другим авторам. Вот как он выражается: Tamen adhuc sunt quae damquae utile est scire de his quae ex libri logicis doctrinis Arabum in latinum transtulit Avendar, Israelita philosophus, et maxime de Logica Aristotelis88. Без сомнения, он перевел всю Логику Авиценны.

Я использовал все возможные средства, чтобы найти полные сведения об этих людях, но все мои изыскания оказались напрасными. И, тем не менее, немногое из того, что я сказал, даст дорогу новым открытиям. У меня только одно свидетельство, позволившее узнать время, в какое они жили -это Пролог Авендота к переводу, адресованному Раймонду, архиепископу Толедо, примасу Испании и канцлеру королевства. Этот прелат, монах ордена святого Бенедикта, родился в Анже и был в числе тех верующих, которых г. Бернард, номинальный епископ той крепости, послал из Франции в Испанию. Бернард занимал архиепископскую кафедру Толедо с 1130 по 1150 годы89. Переводы, о которых я рассказал, появляются, кажется, в течение этих двадцати лет. То, что следует отметить как достоверное, так это то, что переводчики жили до начала XIII века, поскольку книга De Causis90, которой дал ход Гундисалвус, цитируется Аланом Лильским и их переводы те же, что и переводы схоластиков.

Среди обращенных иудеев, которых христиане привлекали для перевода с арабского языка, был один по имени Иоанн и по прозвищу Испанский, de Sevilla91. У биографов нет согласия относительно времени его жизни, то есть, они молчат на этот счет. Фабрициус, Вольф и Родрик де Кастро вообще не дают ему места в своих биографиях. Г-н Антонио заявляет, что не знает его возраст92. Воссиус, Кристманн, Геллер, Риччоли, Вайдлер отправляют его в середину XIII века, ставя его перевод Аль -- Фергани под 1248 год. Пико делла Мирандола помещает его во времена правления Альфонса X93, хотя принимается в общем первое мнение. В наших библиотеках имеется достаточно большое количество его переводов, относящихся к астрономии или астрологии. Он перевел несколько произведений по философии, среди прочего, книгу Косты бен Луки «О различии Духа и Души».

В различных манускриптах, какие я изучал, он назван, то Hispalensis, то Hispanensis, а то, как Hispanus. Перевод аль-Фергани заканчивается в одном из наших манускриптов такой заметкой: Perfectus est liber Alfergani in scientia astrorum et radicibus motuum caelestium. Inter pretatus in Luna a Joanne Hispanensi atque Lunensi, ac expletus est vigesimo die mensis antiqui lunaris anni Arabum 526 existente, XIdieimensimartii 1070, sub laude Dei et auxilio94. В другом манускрипте, мы читаем: InterpretatusestaJoanneHyspanensisatqueLunensiinDeilaude95.

Одна из датировок, данных первой заметкой, должно быть ошибочна. Если придерживаемся Хиджры, то следует читать 1134 год Р.Х., что соответствует году, указанному на латинском переводе Риччоли и Воссиуса. Вместо 1070 года, не следует ли читать 1170 год? Испанское летоисчисление должно было быть 529 годом Хиджры и соответствует в хронологической системе году 1172.

Небольшому трактату «Защита духа и души» в большинстве манускриптов предшествуют слова: In Dei nomine et ejus auxilio: Incipit liber de differentia inter animam et spiritum, que filius Lucae medici, nomine Costa ben Luca, cuidam amico suo, scriptori cujusdam regis, eddidit. Johannes Hispanensis ex arabico in latinum reverend Toletano archiepiscopo transtulit 96. В другом манускрипте, последняя строка читается иначе: Et Johannes Hispanensis ex arabico in latinum Ramirando Toletano archiepiscopo transtulit. Слова reverendo и Raminando кажется искажение от Raimundo97.

Библиотека Лоренцо Медичи во Флоренции владеет тремя манускриптами трактата98, ошибочно приписываемого Аристотелю под заглавием De conservatio corporis humani, ad Alexandrum99. Трактату, переведенному с арабского языка Иоанном Испанским, предшествует посвящение, которое читается: Dominae T. Hispanorum reginae Joannes Hispanus salute100.

Cum de utilitate corporum olium tractaremus, et a me, ac si essem medicus vestra nobilitas quaereret libellum de observatione dietarum, vel de continentia corporis, accredit ut, dum cogitarem vestrae jussioni obedire, hujus rei exempr ab Aristotele philosopho editum repente mente occurreret, etc101.

Та же библиотека хранит перевод книги Фебит De imaginibus, составленной Иоанном Испанским102. В этих манускриптах, как и в манускриптах Королевской библиотеки, где хранится трактат «О различии души и духа», мы обнаруживаем два имени: Hispanensis и Hispanus.

Истории литературы мало известно о XII и XIII веках, особенно, когда переводы арабских философов стали у всех на слуху103, так что имя Hispanensis могло измениться на близкое имя Hispalensis. Если мы сошлемся на варваризм, от слова Hispanensis, то я сказал бы, что латинский язык потерял чистоту в Испании; что возможно стало чуждое слово, давшее написание Hispalensis докторов схоластиков из иных стран. Я бы заметил в последнем случае, что эпитет Lunensis, данный Иоанну, противоречит имени Hispalensis: один и тот же индивидуум не может принадлежать двум городам, но можно сказать Иоанн Испанский из города Луна.

Мы видим по деталям, если Иоанн интерпретируется как архидьякон и Иоанн Испанский, то разве это не одно лицо? Они жили в одну эпоху, занимались одним и тем же делом и работали для одного прелата. По этим признакам не похоже, чтобы были два лица. Перед тем, как завершить параграф, я обратил бы внимание читателей на последние слова Пролога Авендота: In quo (libro Avicenae) quid -- quid Aristoteles dixit in libro suo de anima et de sensu et sensato et de intellectu et intellecto, ab auctore libri scias esse collectum. Unde postquam, Deo volente, hunc habueritis, in hoc illos tres plenissime vos habere non dubitatis104. Они доказывают:

1. трактаты Аристотеля по этому предмету отсутствуют на то время;

2. мы наблюдаем Авиценну, в качестве интерпретатора, копииста греческой философии, что объясняет судьбу выпавшую на долю этого араба в следующем веке.

Я предположил бы еще принадлежность перевода Гундисальви или его интерпретатору очень известной в XIII веке книги под заглавием Fons vitae105, автором которой был арабский философ Авицеброн. Начала книги находятся в двух трактатах Гундисальви.

Соединяя различные обстоятельства, данные в манускриптах, мы можем определить время, когда арабская философия проникла к латинянам, и это время от 1130-1150 годов. Мы либо допускаем некую идентичность Иоанна Израэлита и Иоанна Авендота, либо ее отбрасываем. По крайней мере, остается то, что Раймонд является создателем колледжа переводчиков. Первые труды по Авиценне дали импульс разуму и привели к тому виду движения, каким открывается следующий век в том, что касается Аристотеля.



Литература

1 De doctoribus scholasticis, etc., ed. Heumman., 1719, p. 127 et 128.

2 De Antiquitatibus Academicis, ed. Heumann, 1739.

3 De interpretatione, libri due, 1661, p. 137.

4 Antiquit., Ital., medii aevi, t. III, p. 931.

5 Studii Medici Salernitani historia, p. 36 et 37.

6 См. статью, какую я посвятил этому медику в «Университетская библиография»

7 Friend (Hist. Medic., ap. Opp., Parisiis, 1725, p. 286.) помещает Фаргута и Бухахилиха при дворе Карла Великого, для которого они составили Tacouim; но, чтобы избежать заблуждений, достаточно сказать, что Ибн Джезлах умер в 1099 году.

8 Древний манускрипт Regimen Sanitatis содержит две следующие заметки, процитированные в каталоге манускриптов Англии: «начинаются медицинские манускрипты, изданные магистрами и докторами из Салерно, в Апулее. Писания Карла Великого, короля франков, славнейшего правителя, произведение которого делится на пять книг». «Медицинский Флоралиум, Писание христианнейшего короля Карла Великого, докторов и магистров Салерно…», Catalogus librorum manuscriptorum Angliae et Hiberniae, Oxoniae, 1697, t, II, p. 98.

9 Specim., Hist., Arabum, siveGregoriiAbul-FaraiideorigineetmoribusArabumsuccinctanarratio. Edit., nov., Oxford, 1806, p. 7.

10 Взгляды на природу халифата в начале, весьма подробно изложены Ибн Халдуном в его Prolйgomиnes. Арабский манускрипт Королевской библиотеки. Новое приобретение.

11 Хондомир отмечает, что царство Альманзора было эпохой значительных изменений в нравах арабов.

12 Bibl. Roy., ancient Fonds, manoscripts arabes, 875.

13 Ap. Casiri, Bibl. Arab., Hisp., t. 1.

14 См. заметку T в конце книги.

15 Устраиваются в Испании колонии хорасанцев. Город Бейда был назван в память о том же поселении, какое было в Хорасане. Bibl. Roy., ancient Fonds, manuscrits arabes, 705.

16 См. об этих школах и людях, предназначенных их развивать Meddeldorph, Comment., de Instit, litter., in Hispania, quae Arabes auctores habuere, Gottingae, 1810. Эта диссертация выделяется тем, что соединила части, изложенные в Казири.

17 Мы можем получить точные сведения о литературных связях, какие существовали между арабской Испанией и другими областями мусульманской империи в арабском манускрипте Bibl., Roy., 704. Автор дает здесь перечень всех арабов, какие переправились на противоположный континент.

18 См. Duchesne, Hist., Franc., Scrit., t. II. Cf. Prunelle, de Influence exercйe par la Medecine, etc., p. 52.

19 У нас есть договор между правителем Монтпелье и епископом Агда, в котором последний разрешает приору и всей общине Монтпелье получать со всех торговцев христиан и сарацин, торговля которых продвинется в Агде (Cf.Aigrefeuille, Hist., de Montpellier, I, p. 44; Prunelle, ibid.).

20 Benjamin de Tudela, Itenerarium; Prunelle, ibid. P. 54.

21 Andres, Historiad'ogniLitteratura,t. I., p. 25.

22 Cf. Guillaumed'Auvergne, Opp.,t. 1, p. 25.

23 См., Biogr., univ. а l'arts. Edrissi.

24 Muratori, Script., RerumItal.,t. XIV, p. 930 et 931 (по виду и повадкам -- второй Валаам) (А. К.)

25 Illustrium miraculorum et Historiarum memorabilium libri, I, c. 33, V., c. 4.

26 Petrus Diaconus, De viris illustribus Casinensibus, ap. Muratori, Rerum Ital,m Script,m t. VI, col. 40 et 41. Cf. Tiraboschi, Storia della Lett., t. III, p. 305. См. Также в Приложении Specimen, LIV.

...