Размещено на http://www.allbest.ru/

34

30

К изучению семантического своеобразия отсоматической лексики с приставкой без- в русской языковой традиции

О.Д. Сурикова

Приставки, имеющие отрицательные значения (не-, без- и др.), суть не единственный, но один из основных способов выражения отрицания в лексической системе русского языка. Словообразовательная семантика слов с префиксом без-, маркирующим отсутствие чего-либо, обладает большей определенностью, цельностью, идиоматичностью, нежели семантика образований с не-, более широкая и вариативная по своему характеру. Отрицание есть важный способ языкового воплощения системы ценностей (пусть и неосознанный, по указанию А. Ф. Журавлева [Журавлев, 1999, с. 20]), и анализ приставочных образований с без- позволяет выявить те сферы действительности, которые аксиологически значимы для носителей языка, а также уточнить представления о них. Это показано А. Ф. Журавлевым в работе «Древнеславянская фундаментальная аксиология в зеркале праславянской лексики», в которой анализируются праславянские образования с *bez- [Там же, с. 12-30].

Естественно рассматривать слова с без- в составе пар с «положительными» лексемами, не имеющими данной приставки и нередко иначе оформленными (ср., например, вольный - безвольный и усатый - безусый). В семантическом отношении такие пары бывают асимметричными: в значении префиксального образования может актуализироваться имплицитная сема (коннотативный компонент), которая не находит строгого соответствия в семах или коннотациях слова, не содержащего отрицания. К примеру, анализируя литер. бесхребетный `не имеющий твердой линии поведения, беспринципный', можно предположить, что соматизму хребет приписывается символика принципиальности, не обнаруживаемая, однако, у бесприставочного слова. Более того, в некоторых случаях у слова с без- нет пары, маркированной положительно, и это значит, что приставочная лексема становится единственным носителем информации об утраченной производящей основе (подробнее об этом см. в [Березович и др., 2012]).

Слова с приставкой без- целесообразно рассмотреть в семантико-мотивационном аспекте, и на основании такого исследования могут быть сделаны выводы об особенностях наивно-языковой категоризации мира. Подобный анализ требует привлечения широкого языкового материала, однако представляется, что некоторые тенденции могут быть обнаружены при анализе одного из лексикосемантических объединений, обладающего целостностью в денотативном плане. Такой четко очерченной областью является соматическая лексика, которая регулярно становится источником деривации с приставкой без-.

Материалом для данной статьи стали отсоматические образования в составе общенародной и диалектной лексики русского языка, которые извлечены из словарей литературного языка и народных говоров. Привлекаются также данные исторических лексикографических источников и ономастических словарей (в первую очередь антропонимических, поскольку образования с приставкой без- нередко выступают производящей основой для прозвищ и фамилий). В подавляющем большинстве случаев анализируются приставочные образования с без-; также рассматриваются предложно-падежные конструкции с соответствующим предлогом, функционирующие аналогично (ср. безглазый - без глаз).

Исследование лексики, номинирующей отсутствие соматических объектов, позволяет не только определить то, какие части тела и органы могут или не могут мыслиться отсутствующими, но также сделать выводы о приписываемых им свойствах и функциях, актуализирующихся через отрицание. Можно попытаться построить своего рода «карту тела», отраженную в лексике, обозначающей отсутствие органов. Такая карта имеет разную степень детализации в общенародном языке и в говорах. Так, в лексике общенародного языка маркируется отсутствие ног (безнугий `лишившийся, не имеющий ног или ноги; имеющий больные ноги, не владеющий или плохо владеющий ими'), а в говорах - не только ног (новг. безнужка `безногий человек, животное' [СРНГ, т. 2, с. 194]), но и пяток (беспямтый арх. `тот, у кого пятки не выдаются заметно назад', арх. `бран. тот, кто не умеет ходить как следует', ряз. `черт': «Анчутка беспятая (анчутка `дьявол, бес, антихрист')» [СРНГ, т. 2, с. 276]), икр (без указ. м. безыкрый `у кого нет икр, или они малы, сухи' [Даль, т. 1, с. 82]) и бедер, ягодиц (вят., яросл. безлямдвый `ленивый, непроворный' [СРНГ, т. 2, с. 192], ср. яросл. лядвеям `бедро, ляжка; верхняя мягкая часть задней ноги (у животного)', `ягодица' [ЯОС, т. 6, с. 24]).

В ходе семантико-мотивационного анализа есть смысл осуществить дифференциацию отсоматической лексики с точки зрения логики смыслового развития. В одних случаях значение остается в сфере соматики, в других может наблюдаться многоступенчатый переход на основе метонимии и / или метафоры, при котором значение выходит за рамки соматической сферы. При метафорическом переносе представляется существенным определение закономерностей, связанных с реципиентной зоной метафоры (принимающей областью-«мишенью»): выбор денотативной сферы и причины соотнесения с нею соматизмов. Таким образом, становится возможным построение определенной шкалы семантической деривации, позиции которой будут заполняться носителями определенных значений - лексико-семантическими вариантами слов (речь идет именно о таких вариантах, а не о собственно лексемах, поскольку разные значения многозначных лексем могут соответствовать разным деривационным «шагам»).

Крайнюю левую позицию на такой шкале занимает лексика с конкретной соматической семантикой (значением собственно корпоральной аномалии), ср. перм. беспбльцый `беспалый' [СРНГ, т. 2, с. 270], без указ м. безносый `у кого или у чего нет носа, или носка' [Даль, т. 1, с. 68]. Здесь отсутствие отрицаемых соматических объектов представимо, реально и, по всей видимости, частотно.

Далее на шкале располагается лексика с расширенной соматической семантикой, указывающая на недостаточное развитие называемой части тела (лексемы, обладающие таким значением, часто имеют негативные коннотации): например, волог. безнэтрый `худощавый, с впалым животом (о человеке)' [СРНГ, т. 2, с. 194], безлобый `у кого нет лба; узколобый' [Даль, т. 1, с. 66].

Затем следует лексика, обозначающая физиологические дефекты, функциональные нарушения органов и систем человеческого организма (как правило, речь идет о нарушениях, совместимых с жизнью, т. е. могущих реально существовать). В таких словах отражен метонимический перенос функции части тела на нее саму: безглазый `лишенный зрения, слепой, невишной, темный' [Даль, т. 1, с. 60].

Наконец, крайнюю правую позицию на шкале занимает лексика, обозначающая перенесенную функцию соматического объекта, ср., например, рус. печор. без глаз `невнимательный, ненаблюдательный' [ФСНП, т. 1, с. 32]. В ряде случаев такие слова метафорически «отрицают» части тела, отсутствие которых непредставимо, несовместимо с жизнью, а потому соответствующая лексика не имеет прямого значения корпоральной аномалии, но связана исключительно с функциями соматического объекта или представлениями о нем: арх. безголувой `глупый, бестолковый' [АОС, т. 1, с. 147], пск., смол. безжъльный `бессильный, слабый' [СРНГ, т. 2, с. 190], вят. бессердйчный `незлобный, никогда не сердящийся, простоватый' [Там же, с. 277]).

При семантико-мотивационном анализе важно учитывать не только позицию на шкале, но и тип доминирующей семы в семантике производящей основы. Так, Анна Тырпа выделяет следующие ведущие семы в значениях соматизмов: топографические (говорят о локализации частей тела: передняя часть тела, задняя и проч.); анатомические (говорят о том, как выглядят части тела, могут ли они двигаться и др.: покрыт волосами, может опускаться и проч.); функциональные (говорят о функциях: без которой невозможно думать и др.) [Tyrpa, 2005, p. 40]; Н. Д. Арутюнова тоже говорит о функциональных (нога, хвост, палец, нос, рука и др.) и топографических (бок, спина, темя, щека и др.) частях тела [Арутюнова, 1999, с. 16]. При этом для соматизмов, означающих функциональные части тела, характерно метонимическое замещение соматического объекта его функцией (например, без указ. м. безручье `неловкость в деле, неуклюжесть' [Даль, т. 1, с. 74]). Однако необходимо учитывать и прояснение, актуализацию или приращение сем производящей основы, которые могут происходить при префиксации, и тогда речь должна идти о потенциях семантики приставки (и о типе семантической производности: цепочечном или радиальном).

Отсоматическая деривация с использованием приставки без- весьма продуктивна, и в рамках одной статьи невозможно рассмотреть весь массив образований, соответствующих модели без + соматизм. Решено выделить для анализа наиболее значительную (в количественном и качественном отношении) группу таких образований: слова на без-, во внутренней форме которых заключены представления об аномалиях частей лица Лексика, образованная от основы лик- (лиц-), подробно анализироваться не будет по ряду причин. Во-первых, слова типа безликий, обезличенный и др. функционируют преимущественно в книжной традиции, в то время как в нашей работе рассматриваются преимущественно факты народной речи. Во-вторых, отдельная проблема по отношению к ним - выявление производящей семантики (основа лик- издревле является многозначной, дериваты могут развивать разные значения основы); ср. заключение С. М. Толстой о том, что многие производные слова лицо не связаны между собой отношениями непосредственной семантической деривации, что затрудняет их анализ [Толстая, 2008, с. 40, 42]. В-третьих, семантико-словообразовательные дериваты от основ *lice и *likъ практически не имеют значений, непосредственно связанных с корпоральной нормой или ее отрицанием. и головы. Эти слова номинируют отсутствие собственно головы, органов перцепции (глаз, ушей, носа), органов перцепции и речи (языка), органов центральной нервной системы (мозг), костей (зубов, челюстей), покровов (волос, бороды и усов) и проч. Богатство этой лексики обусловлено повышенным вниманием к голове как конституенту человеческого в человеке и метонимическому заместителю человека (ср. мотив отделенной от тела живой головы). Таким образом, далее будут рассматриваться слова, образованные по модели без + голова / часть головы Отметим, что обозначения аномалий, системно не закрепленные в языке, представленные единичными лексемами или редкими фактами антропонимикона, рассматриваться не будут. К таким почти окказиональным образованиям относятся слова, указывающие на отсутствие лба, бровей, ресниц, щек и даже нёба, ср. безлобый `у кого нет лба; узколобый' [Даль, т. 1, с. 66], безбровый `у кого нет бровей, или они очень жидки', безресничный `у кого нет ресниц' [Там же, с. 59, 66], совр. рус. фамилии Безщеков и Бесщеков (ср. укр. Безщокий [Шульгач, с. 39]), без указ. места обезнёбеть `утратить нёбо, во рту': «Она с прошлого года от болезни обезнёбела» [Даль, т. 2, с. 594] и др..

Голова

Пласт лексики, обозначающей отсутствие головы, достаточно широк, а семантическая деривация представлена двумя основными позициями.

Конкретная соматическая семантика. Отсутствие головы несовместимо с жизнью, поэтому мотивировочный признак «без головы» положен в основу обозначений животных или людей, умерщвленных обезглавливанием (а также неодушевленных предметов, лишенных головки), или собственно действий, причиняющих такую смерть. Ср. литер. обезглбвливать, обезглбвить `казнить, отрубив голову', безголувый `лишенный головы; обезглавленный', безглбвый `поэтич. то же', без указ. м. безголовок `животное или вещь без головы, без головки' [Даль, т. 1, с. 60-61], ср. также др.-рус. безглавный `не имеющий, лишенный головы' [СлРЯ XI-XVII вв., т. 1, с. 100].

Перенесенная функция соматического объекта. Основной функцией головы как вместилища ума является контроль над человеческими поступками и действиями, согласование поведения человека с признанной социумом нормой. Соответственно, отсутствие головы метафорически осмысляется как отсутствие ума (глупость, бестолковость, неорганизованность; сумасшествие) или памяти: литер. безголувый `лишенный здравого смысла; глупый, тупой; рассеянный, забывчивый', арх. безголувой, перм. безбашкувый `глупый, бестолковый' [АОС, т. 1, с. 147; СРГСПермК, т. 1, с. 77], перм., смол. безголувье `глупое поведение; глупое увлечение' [СРНГ, т. 2, с. 185], смол. безголувье `глупое увлечение; бран. о недалеком, пустом человеке' [ССГ, т. 1, с. 144], брян. безгалуўе `неустройство, неурядица, бестолочь' [Расторгуев, т. 1, с. 51], костр. бесшаббльный `выживающий из ума, теряющий память' [ЛКТЭ] Ср. костр. шабалб `голова' [ЛКТЭ]., перм. безголувье `сумасшествие' [СРГСПермК, т. 1, с. 78], костр. безголувье `глупость' [Ганцовская], сиб. безголувщина `бездумность' [ОСК, с. 149], сюда же без указ. м. обезглбвливаться, обезглбветь `лишиться головы, разума, обезмозглеть' [Даль, т. 2, с. 593] Ср. жарг. безббшенный `ведущий себя подобно сумасшедшему', безббшенство `состояние человека, не поддающееся контролю' [БСЖ, с. 56] (ср. в связи с этим укр. бйзбач, бъзбач `без цели, как попало, вразброд', бйзбаш `беспорядок' [ЕСУМ, т. 1, с. 161], блр. бэмзбаш, ст.-укр. безбашный, безбаш, укр. бйзбеш `без цели, без порядка' [ЭСБМ, т. 1, с. 434], от тур. baє `голова' (basєiz `безголовый, безначальный, ничем не ограниченный') [Там же]), бескрымшник `очень глупый или психически ненормальный человек' [БСЖ, с. 59].. Кроме того, отсутствие головы может означать бесконтрольность, непризнание разумных границ, отсутствие инстинкта самосохранения: волог. безголувок `смелый, отчаянный человек', костр. безголувый `смелый, отчаян ный, бесстрашный' [СРНГ, т. 2, с. 185].

Поскольку голова - жизненно важный орган, ее отсутствие естественно связывается со смертью: печор. безголувье `смерть, погибель' [СРГНП, т. 1, с. 25]. При этом в языке могут устанавливаться вторичные связи между безголовьем как «физической» смертью и как безрассудством, приводящим к смертельному риску: печор. безголовье <себе> искать (найти) `получить противоестественную, спровоцированную самим человеком смерть' [ФСНП, т. 1, с. 35], перм. безголувье искбть `рисковать; попадать в смертельные ситуации' [ФСПГ, с. 152], ср. др.-рус. безголови~ `опасность для жизни, беда, несчастье' [СДРЯ, т. 1, с. 114].

Особый интерес представляют случаи определения безголовщины как `уголовщины': урал. безголувный `уголовный': «Ты за что про что во тюрьме сидишь, за какие беды безголовные? (песня)» [СРНГ, т. 2, с. 185], без указ. м. безголовное дело или безголовье `ср. уголовное': «Ты чего наделал? ведь это безголовье!», безголовщина `резня, убийство; драка, побоище' [Даль, т. 1, с. 61], ср. также др.-рус. безголовныи `уголовный' [СлРЯ XI-XVII вв., т. 1, с. 102]. Внутренняя форма слова уголовный (калька с лат. capitвlis) - «имеющий отношение к убитому, к голове, к жертве убийства» [Черных, т. 2, с. 281]. Значение лексемы безголовный `уголовный' является, вероятно, прояснением внутренней формы слова уголовный под влиянием народной этимологии (контаминация с представлениями о безголовье как о бесконтрольности, ведущей к возникновению смертельной опасности, а также влияние традиции казни через обезглавливание: уголовника ждет отсечение головы).

Значение слов, указывающих на отсутствие головы, дает также другой метонимический сдвиг - перенос с части тела на предмет, надеваемый на нее (головной убор): простореч. без башкъ, без головым `без головного убора'.

Мозг

Лексика, номинирующая отсутствие данного органа, происходит от слова мозг во втором, абстрактном, значении (`ум, умственные способности') и связана с обозначением недостатка ума, глупости, несообразительности и проч. Семантически безмозглость аналогична безголовью (в значении `глупость') ровно в той же степени, в какой голова как вместилище ума соответствует мозгу как органу, отвечающему за интеллектуальную деятельность человека. Обилие лексических вариантов, производных от обеих основ (по модели без + соматизм), соответствует общей тенденции к разнообразию номинаций неполноценности (в корне которой несоответствие базовым для нормального функционирования в социуме категориям), в том числе (и в первую очередь) - интеллектуальной. Бомльшая часть обозначений глупости, данных через отрицание органа мыслительной деятельности, образована по модели без + мозг (от основы *mozgъ): литер. безмузглый `глупый, несообразительный (обычно в бранном употреблении)', безмозглость `глупость, тупость ума', без указ. м. безмозгуша `глупый человек', безмозглеть `глупеть' [Даль, т. 1, с. 67], без указ. м. обезмузглить `сделать глупцом, дураком, лишить здравого ума' [Даль, т. 2, с. 593], арх. безмозгувой `глупый, бестолковый' [АОС, т. 1, с. 149], петерб., костр. безмозгбтый `несообразительный' [Ганцовская; СРНГ, т. 2, с. 192], смол. безмозгувица, безмозгувщина `неодобр. тупой, ограниченный человек; собир. бестолковые люди' [СРНГ, т. 2, с. 192; ССГ, т. 1, с. 149], иркут. безмузглая головб `о том, кто плохо соображает' [ЧДФ, с. 125]. Однако встречается лексика, имеющая ту же семантику, но восходящая к основе глузд (*gluzdъ Ср. курск., орл., юго-вост., южн., пск., смол., зап., ворон. глэзд `ум, память, рассудок, толк', южн., зап. глэзд `мозг' [СРНГ, т. 6, с. 207]. Для праслав. *gluzdъ (которое можно сблизить с *gluda, *gluta как обозначениями комкообразной массы) авторы ЭССЯ первичным полагают соматическое значение `мозг', откуда могли - как переносные - развиться значения `ум', `память', `способности' и т. п. [ЭССЯ, т. 6, с. 156]. ): курск., орл., смол., южн., зап. безглэздый, брян. безглэзды `бран. бестолковый, безмозглый' [Даль, т. 1, с. 61; Рас торгуев, т. 1, с. 51; СРНГ, т. 2, с. 184; ССГ, т. 1, с. 144]. От обеих основ могут быть образованы и антропонимы, ср. фамилии Безмозгий, Безмозгин, Безмозглов Здесь и далее используются данные портала информационно-исследовательского центра «История фамилии» [История…]., а также ст.-укр. Грыцько Безмозъкии, укр. Савка Безмозкий, ст.-укр. Иван Безъглуздыи [Шульгач, с. 29, 32].

Глаза

Лексика, номинирующая отсутствие глаз, должна быть разделена на две основные группы в зависимости от производящей основы и сферы функционирования.

Лексика, производная от основы *oko. По замечанию авторов ЭССЯ, «словообразовательные сложения с отрицанием bez- практически никогда не развивают нового значения, регулярно соответствуя такой черте семантического содержания, как привативность» [ЭССЯ, т. 2, с. 13]. Однако особо выделяется случай семантической эволюции `без глаз, без зрения' > `бесстыжий, наглый, нахальный, дерзкий', которая прослеживается в нескольких аналогичных образованиях, ср. праслав. *bezoиivъ(jь) Ср., однако, мнение А. Ф. Журавлева, предполагающего производство сложением *bez- с *oиitъ `видимый, явный, очевидный', а не предложно-суффиксальный комплекс *bez-…it с корнем *ok-/-oи [Журавлев, 1999, с. 2, 27]., *bezoиьnь(jь), *bezokъ(jь) [Там же]. Этот семантический переход представлен в большинстве слов, образованных по модели без + око, ср. др.рус. безочь~ `бесстыдство' [СДРЯ, т. 1, с. 132], безоковати `бесстыдничать', безочивый `бесстыдный, нечестивый', безочие (безоочие) `бесстыдство', `бесчестье' [СлРЯ XI-XVII вв., т. 1, с. 122, 125]. К этой группе примыкают костр. берйстяные глазб `о бессовестном человеке' [ЛКТЭ] (ср. костр. одйть берестянэю ружу `о бессовестном поведении', берйстяная хбря `о бессовестном человеке' [ЛКТЭ], ср. также прост. мурда кирпичум; семантическое тождество глаз и лица отмечается уже на уровне праславянских основ: *bezoиivъ(jь), *bezoиьnь(jь), *bezokъ(jь) и *bezиelьnъjь [ЭССЯ, т. 2, с. 13]). Стоит, вероятно, говорить о развитии экспрессивом семантики древнего образования, ср. очи - глаза и чело - рожа, морда. В основе выражений вроде берестяные глаза лежит сравне Однако встречаются и редкие случаи с конкретной семантикой корпоральной аномалии (отсутствия органов зрения) или с семантикой физиологического дефекта (метонимическое замещение соматизма функцией - слепота): без указ. м. безокий `безглазый, слепой или кривой', безочесный `безочный, безокий, слепой, невидящий, невишной, незрячий, темный' [Даль, т. 1, с. 68], ср. др.-рус. безочесный `не имеющий глаз, не видящий' [СлРЯ XI- XVII вв., т. 1, с. 125]. Очевидно, что в абсолютном большинстве случаев мы имеем дело с книжной лексикой, вытесненной в общенародном языке позднейшими образованиями от основы *glazъ и имеющей более абстрактную семантику.

Лексика, производная от основы *glazъ. Слова, восходящие к модели без + глаз, не относятся к числу древних образований, поэтому, вероятно, не развивают общеславянскую семантику бесстыдства. Данная лексика номинирует собственно корпоральную аномалию (отсутствие глаз): безглазый `лишившийся одного или обоих глазных яблок' [Даль, т. 1, с. 60], новг. безглбзый `одноглазый' [НОС, т. 1, с. 43], перм. безглбзить `лишать человека или животное одного или обоих глаз' [СРНГ, т. 2, с. 184]. Характерно также развитие семантики физиологического дефекта - слепоты, незрячести (посредством метонимического переноса функции на весь соматический объект): помор. безглбзо `не имеющий способности различать цвета предметов и их очертания и контуры', `слепой, близорукий' [Дуров, с. 26], без указ. м. обезглбзеть `ослепнуть' [СРНГ, т. 22, с. 29] и др. Многозначность появляется уже на уровне производящей основы, и значения `орган зрения' и `способность видеть' тесно коррелируют, поэтому словообразовательные дериваты могут развивать как семантику соматического объекта, так и «функциональное» значе ние. Так, например, печор. без глазу остаться `ослепнуть' [ФСНП, т. 1, с. 32] очевидно восходит ко второму, «функциональному», значению слова глаз, которое, в свою очередь, получает дальнейшее развитие и дает семантику наблюдения, присмотра, заботы Ср. актуализацию этой функции в угол. безглбзый `беспаспортный, не имеющий паспорта' [БСЖ, с. 57], а также диал. вят., сарат., сахалин. глазб `документ, удостоверяющий личность; паспорт' (с примеч. «воровское выражение», «на языке бурлаков, а также на языке московских жуликов и петербургских мазуриков») [СРНГ, т. 6, с. 184].. Это последнее значение существительного глаз проявляется в следующих случаях: ирк., бурят. безглбзый `безнадзорный' [Афанасьева-Медведева, т. 2, с. 443; СРГС, т. 1, с. 57], печор. без глаз `невнимательный, ненаблюдательный' [ФСНП, т. 1, с. 32], сиб. без глбз `оставаясь незамеченным' [ОСК, с. 149], перм., красноярск., ряз. безглбзно `без надзора, без присмотра' [Афанасьева-Медведева, т. 2, с. 44; Деул. словарь, с. 51; СРНГ, т. 2, с. 184]. Особо выделяется магическая функция глаз (способность с помощью глаз влиять на судьбу другого человека, возможность сглазить), например, арх. безглбзье `мифическое существо, способное сглазить человека' [СГРС, т. 1, с. 85].

Нос

Лексика, образованная по модели без + нос, либо обозначает непосредственно отсутствие носа, либо соотносится со сферой расширенной соматики (недостаточность развития органа осмысляется гиперболически как его отсутствие): без указ. м. безносый `у кого или у чего нет носа, или носка; курносый' [Даль, т. 1, с. 68], урал. безнусич `безносый' [СРНГ, т. 2, с. 194], перм. безнусый `имеющий маленький нос' [СРГСПермК, т. 1, с. 80]. Характерно количественное преобладание проприативной лексики, отрицающей данную соматическую норму: костр. безнусик `прозвище человека с маленьким носом' [СРНГ, т. 2, с. 194], перм. Безносов [Полякова, 2005, с. 45], Безнус, Безнусов [Ономастикон, с. 32], сев. Безносов [Кюршунова, с. 37], Безносюмк [Унбегаун, с. 220], волог. безнусики, без нусика (малонусики) `жители куста деревень Вашпан Вашкинского района Вологодской обл.': «У их мужик жил с обрезанным носом» [Воронцова, с. 33], Безносой, Безнос [Тупиков, с. 44] (ср. гнездо широко распространенных современных русских и украинских фамилий, образованных по модели без + нос: Безнос, Безносенко, Безносенков, Безносик, Безносиков, Безноско, Безносков, Безносов, Безносый, Безносько, Безносюк, Бесносов). Встречаются также случаи более глубокого членения представлений о носе, ср. новг. безнуздрая `прозвище женщины' [СРНГ, т. 2, с. 194], а также совр. рус. фамилия Безноздрев. Безусловно, такая частотность антропонимов и факты детализации (фиксация отсутствия ноздрей, невозможного при врожденной аномалии) указывают на распространенность реалии, что может быть связано, помимо прочего, с традицией пыток (отсечение носа и вырывание ноздрей, подробнее см. [Евреинов, с. 32]).

Губы

Лексика, маркирующая отсутствие губ, делится на две группы в зависимости от основы (эти группы также разграничиваются семантически).

Слова, образованные от губа (*goba), обозначают собственно корпоральную аномалию: безгубый `не имеющий губ' [Даль, т. 1, с. 61]. Это также подтверждается фактами антропонимии, ср. современные русские и украинские фамилии Безгуб, Безгуба, Безгубый, Безгубенко, Безгубин, Безгубкин, Безгубов и др. Обилие дериватов и разнообразие словообразовательных моделей в антропонимической системе указывают на достаточную распространенность реалии - физического увечья, связанного с повреждением или отсутствием губ.

Лексика, образованная от брила (*rydlo), демонстрирует смысловое варьирование, определяемое значением производящей основы. Так, диал. брилб может обозначать собственно губу (тул., новг., сев.-двин., волог., нижегор., костр., урал., яросл., вят. брилб `губа' [СРНГ, т. 3, с. 180]) и толстую, отвислую губу Ср. новг. брилб `подбородок', урал. брилб `сережки (мясистый нарост) у курицы', сюда же яросл. брилбстый `с толстыми, отвислыми щеками' [СРНГ, т. 3, с. 180]. Все эти значения объединяются общей семой `нечто отвислое, мясистое' (ср. предположительное родство с укр. бръла, польск. bryіa `глыба, ком' [Фасмер, т. 1, с. 222]). (яросл., иван. брилб `толстая, отвислая губа у человека, собаки', костр., волог. брилб `о человеке с толстой, отвислой губой' Ср. также костр. брилб `упрямый, капризный человек' [СРНГ, т. 3, с. 180]: это значение появилось вследствие метафорического переноса (на основе представления о том, что такой человек имеет надутые губы). [Там же], волог. брълы, брилым губы, обычно толстые и отвислые' [СГРС, т. 1, с. 185], яросл. брилым `отвислые щеки и губы у человека или собаки' [ЯОС, т. 1, с. 35]; сюда же волог., новг. брилбн `прозвище человека с толстыми, отвислыми губами', костр. брилбн `о человеке, имеющем толстую верхнюю губу', волог., яросл. брилбстый `с толстыми, отвислыми губами' [СРНГ, т. 3, с. 180], яросл. брилбстый `имеющий отвислые губы или щеки' [ЯОС, т. 1, с. 35]).

Соответственно, лексика, номинирующая отсутствие брил, может обозначать непосредственно корпоральную аномалию: волог. безбрълый `с поврежденными губами' [СРНГ, т. 2, с. 181] (от брилб `губа'). Второй тип значений представлен в антропонимиконе (новг. Безбръл `прозвище крестьянина', новг. Безръл `прозвище человека с тонкими губами' [СРНГ, т. 2, с. 181, 198], ср. также современную русскую фамилию Безбрилов) и, кажется, имеет в качестве производящей основы брилым `толстые, отвислые губы'. В таком случае интересно отметить сдвиг нормы: отрицается не норма (губы обычной толщины), а аномалия. Безбръл, таким образом, есть отрицание аномалии (сохраняющей экспрессивную окраску), но поскольку тонкие губы носителями языка отмечаются и выделяются как ненорма, толстые губы сдвигаются в разряд нормы Ср. древнерусский живописный канон (изображение рта на иконах и миниатюрах несоразмерно малым по сравнению с носом и глазами, имеющее отношение к греховности губ, их символической связи с половыми органами, запрету на использование рта в любых целях, кроме приема пищи), противопоставленный народным представлениям .

Зубы

Зубы или их отсутствие являются, в первую очередь, социальным и возрастным маркером, по народным представлениям, они связаны с понятиями жизненной силы и возраста: дети и старики лишены зубов, и это символ неспособности к полноценному функционированию в социуме, знак слабости и уязвимости. И хотя отсутствие зуба или зубов у взрослого человека представимо и частотно (лишение зубов не естественным путем, а вследствие травм), апеллятивная лексика, номинирующая отсутствие этого органа, практически не сохраняет прямого значения корпоральной аномалии именно по причине сильного влияния коннотаций, связанных с социальным и возрастным статусом¹ (за исключением редких случаев: литер. беззэбый `не имеющий или лишившийся зубов', без указ. м. обеззэбеть `потерять, утратить зубы, остаться без зубов' [Даль, т. 2, с. 593]). Семантика собственно отсутствия соматического объекта, не маркирующая возраст и социальное положение, представлена преимущественно в фактах антропонимикона, ср. русские и украинские фамилии Беззуб, Беззубин, Беззубенко, Беззубец, Беззубик, Беззубиков, Беззубов, Беззубцев, Безозуб, Беззубый и мн. др. Активность словообразовательной деривации и высокая степень распространенности проприальной лексики, номинирующей отсутствие зубов, свидетельствует о частоте соответствующего дефекта (зубы - «непостоянный» орган, утрата или неимение (в определенном возрасте) зубов, в отличие от утраты других органов, нормальны и не влекут за собой явного уродства или потери дееспособности). Апеллятивная лексика, образованная по модели без + зуб, может формально иметь конкретную соматическую семантику (de facto значение модифицируется под влиянием коннотаций, ср. перм. «Только от старых, беззубатых узнавать [можно о прошлом]» [СРГСПермК, т. 1, с. 79]), а может обозначать перенесенную функцию соматического объекта (с метонимическим переносом характеристик части тела на обозначение всей части тела и дальнейшим включением механизма метафоры при характеризации несоматических явлений: литер. беззэбый `лишенный остроты, слабый, бессильный'). Метафорические обозначения старого человека как беззубого во множестве представлены во фразеологии, где прилагательное беззубый, располагающееся в левой части выражения, является устойчивым компонентом, а правая часть может варьировать (при этом фразеологизм в целом носит явно выраженный экспрессивный характер): печор. беззубая репея `говорят о взрослых, утративших много зубов, или о маленьких детях, у которых зубы только начинают расти' [ФСНП, т. 1, с. 36], мордов. беззэбая кандалб `о человеке, не имеющем зуба или зубов', мордов. моркувь беззэбая `груб. о старом, дряхлом человеке' [СРГМ, т. 3; т. 4, с. 33], иркут. беззэбый чёрт `бран. старый человек', сиб. беззэбый талалб `презр. старый, выживший из ума человек' [ЧДФ, с. 23].

Челюсти, скулы

Концептуализация в языке отсутствия этих соматических объектов связана с позициями конкретная соматическая семантика и расширенная соматическая семантика, а отсутствие дальнейшей семантической деривации обусловлено, по всей видимости, как отнесенностью данных частей тела к разряду топографических (а не функциональных, имеющих гораздо больше потенций для развития значения), так и сравнительной редкостью увечья. Этим же объясняется и малое количество фиксаций: так, лексика, номинирующая отсутствие скул, встречается только в антропонимиконе (совр. рус. фамилии Безскулов, Бесскулов), а в апеллятивной лексике мы обнаружили только два слова, обозначающие отсутствие челюстей (дон. бессалбсочный `человек с поврежденной челюстью' [БТДК, с. 43], казаки-некрасовцы бессалбсный `беззубый, с впалыми щеками' [СГКН, с. 32] Ср. енис., забайк., новосиб., омск., сиб., яросл., твер., калуж., орл., рост., дон. салбзки `челюсти', тул. `скулы', дон. `нижняя челюсть' [БТДК, с. 469; СРНГ, т. 36, с. 54]. ), причем первый случай относится к сфере конкретной соматической семантики, а второй - к расширенной соматической семантике.

Язык

В свете задач статьи нас интересовали семантико-словообразовательные дериваты только от язык `подвижный мышечный орган в ротовой полости', `орган речи'. Производные от первого значения слова язык номинируют корпоральную аномалию и связаны, вероятно, с традицией пыток и наказаний через отсечение и вырывание языка (подробнее см. [Евреинов, с. 32]): арх. безъязымкой `немой, не владеющий речью': «Она, говорят, безъязыка, параличь разбил» [АОС, т. 1, с. 153], новосиб. безъязымчный `не умеющий хорошо говорить' [СРГС, т. 1, с. 59], мордов. безъязымчный `молчаливый' [СРГМ, т. 1, с. 35], перм. безъязымкий `не умеющий говорить' [СРГСПермК, т. 1, с. 81], ср. др.-рус. безъязычный `лишенный языка, способности говорить' [СлРЯ XI-XVII вв., т. 1, с. 130] Ср. современные русские фамилии Безъязыков, Безъязычный, Безьязыков, Безьязычный, Безязыков. (в этих случаях в семантике слов отражается перенесенная функция соматического объекта). Язык - функциональный орган, и функция участия в порождении речи доминирует в представлениях о данном соматическом объекте (что в дальнейшем приводит к случаям контаминации семантики собственно части тела со значением `система словесного выражения мыслей' как на уровне производящей основы, так и в дериватах: например, перм. безъязымчить `заставлять молчать' [СРНГ, т. 2, с. 204] и др.).

Уши

Лексика, номинирующая отсутствие уха или ушей, связана с двумя семантическими позициями: конкретная соматическая семантика и значение физиологического дефекта. Прямое значение отрицания корпоральной нормы обеспечивается производящей основой со значением `орган слуха' (например, литер. безэхий `не имеющий уха, ушей или ушка'), а лексика, имеющая переносное значение безухости как `глухоты', восходит к слову ухо `слух, способность слышать' (сиб., перм. безэхий `глухой' [СРГС, т. 1, с. 59; СРГСПермК, т. 1, с. 81]), т. е. многозначность дериватов обеспечивается полисемией производящей основы. Сравнительная распространенность увечья, имеющая, по всей видимости, отношение к пыткам и наказаниям отрезанием ушей, подтверждается фактами антропонимикона, ср. российские и украинские фамилии Безух, Безухов, Безушкин, Безушко, а также яросл. Безэхой `прозвище жителя д. Семенцево' [АКТЭ].

Волосы

Представления о волосах в народной культуре несут значительную символическую нагрузку, поэтому в языке выделяются и весьма глубоко разрабатываются лексические группы, дифференцированные по признаку отрицаемой реалии.

Собственно волосы (на голове). Состояние волос, как и зубов, - показатель здоровья, а отсутствие этого соматического объекта привлекает внимание и отражается в языковых обозначениях, несмотря на то, что волосы не обладают «прагматической» функцией (скорее, эстетической) и облысение не относится к числу корпоральных аномалий, влекущих за собой недееспособность (но является гендерным и возрастным маркером). Лексика, номинирующая отсутствие волос, не развивает вторичных значений, но маркирует непосредственно корпоральную аномалию (конкретная соматическая семантика): литер. безволусый `лишенный волос', пск. безволусый `то же' [ПОС, т. 1, с. 149], перм. безволусный `безволосый, лысый, плешивый' [СРНГ, т. 2, с. 183], без указ. м. безволосье или безволосица `недостаток, отсутствие волос, лысота, лысость, плешивость', безволосить кого (обезволосить) `лишать волос, делать плешивым' [Даль, т. 1, с. 59], перм. безволусый `частично или полностью лишившийся волос на голове' [СРГСПермК, т. 1, с. 78], ср. др.-рус. безвласый `безволосый' [СлРЯ XI-XVII вв., т. 1, с. 98]. Особое внимание уделяется отсутствию волос (косы, хвоста) у женщин (девушек): якут. бесхвустая девка `девушка с остриженной косой' [СРНГ, т. 2, с. 282], пск. бесхвустка `прозвище женщины': «Дунечка-бесхвостка» [ПОС, т. 1, с. 195], без указ. м. безкосый `не имеющий косы на голове': «Безкосая девка» [Даль, т. 1, с. 65]. Связано это с брачной символикой женской прически, когда коса как символ готовности девушки к браку становится предметом гордости и особой заботы Ср. белор. дзеўка без касы не мае красы [СД, т. 2, с. 616]., а насильственное обрезание косы является знаком бесчестия и поругания [СД, т. 2, с. 617].

Борода и усы. Наличие бороды и усов у мужчины - знак зрелости, социальный и возрастной маркер, поэтому лексика, обозначающая отсутствие этих соматических объектов, имеет устойчивые коннотации, связанные с возрастом и социальным положением человека, называемого безбородым и безусым Следует, разумеется, учитывать разную степень символической нагруженности представлений о данных соматических объектах: символика бороды богаче, она маркирует не только возраст, но и принадлежность к определенной социальной группе и др.; соответственно, разнится и объем лексических групп, номинирующих отсутствие бороды и усов, и степень семантико-словообразовательной деривации внутри них. . При этом возможны следующие семантические позиции.

Конкретная соматическая семантика. Номинации отсутствия бороды: литер. безборудый `не имеющий, не носящий бороды; о человеке: молодой, юный; устар. в применении к чиновникам и военным, для которых бритье бороды было обязательно' Ср. способность бороды быть метонимическим заместителем старика, мужчины и вообще человека: дон. бородб `о деде, старике', оренб. пустая бородб `бестолковый человек' [СРНГ, т. 3, с. 108], прост. бородб `о пожилом человеке с большим жизненным опытом', литер. бородб `в обращении к человеку, носящему бороду' [ССРЛЯ, т. 1, с. 577, 578] и мн. др., вят. безборудненький `не имеющий бороды' [СРНГ, т. 2, с. 181], онеж. безборудка `мужчина, у которого не растет борода' [СРГК, т. 1, с. 51], дон. безборудный `молодой человек, не имеющий бороды': «А забирали и старых, и бизбародных» [БТДК, с. 39], ср. др.-рус. безбрадьнъ, безбрадный `безбородый' [СДРЯ, т. 1, с. 110; СлРЯ XI-XVII вв., т. 1, с. 94]. Номинации отсутствия усов: литер. безэсый `без усов; очень юный', перм. безэсик `юноша, у которого не выросли усы; тот, у кого не отросли усы после бритья' [СРНГ, т. 2, с. 203], смол. безусувый `безусый' [ССГ, т. 1, с. 153].

Расширенная соматическая семантика (для лексики, образованной по модели без + борода). Заполнение этой позиции объясняется тем, что борода является символом жизненной силы и плодородия, обязательным атрибутом мужчины, и плохой рост ее обращает на себя внимание: литер. безборудый `имеющий мало волос в бороде', казан. безборудец `мужчина, у которого плохо растет борода' [СРНГ, т. 2, с. 181].

О том, что отсутствие бороды и усов - достаточно яркий и значимый признак, говорят факты антропонимии. Существует множество фамилий, образованных по модели без + борода, без + усы: Безбород, Безбородый, Безбороденко, Безбородин, Безбородкин, Безбородко, Безбородный, Безбородых, Безбородько, Безусый, Безусенко, Безусов и т. п.; ср. также прозвища: арх. Безборудый `прозвище жителя н. п. Роговщина': «Лицо голое, не росла борода» [АКТЭ], киров. Безборудый `прозвище мужчины, у которого нет бороды' [БСРП, с. 88] и т. д.

Проанализировав лексику с приставкой без-, образованную от обозначений частей головы (лица), можно сделать некоторые выводы.

Во-первых, очевидна высокая степень детализации представлений об отсутствии частей тела, относящихся к зоне головы (ср., например, такую цепочку конкретизации: голова > лицо > нос > ноздри). Это объясняется повышенным вниманием, уделяемым голове и лицу как «заместителю» человека, «зеркалу» его физической, социальной и духовной жизни. Кроме того, маркировка отсутствия определенных соматических объектов может отражать последствия того или иного типа пыток.

Во-вторых, глубина «проработанности» в языке представлений о разных соматических объектах закономерным образом разнится. Разветвленность семантической деривации и доминирование производных от одной основы над другими, определяемое, в первую очередь, по количественному признаку, а во вторую - по степени распространенности значения в пространстве (в разных языковых идиомах) и во времени (в различных хронологических пластах языковой системы К примеру, реализации модели `без глаз, без зрения' > `бесстыжий, дерзкий' на материале русского языка отмечены только в исторических словарях; на синхронном уровне они, кажется, не фиксируются. ), зависят от нескольких факторов, среди которых:

– отнесенность отрицаемого соматического объекта к разряду функциональных или топографических, а также степень функциональности органа. Так, лексика, обозначающая функциональные органы (и их отсутствие), имеет больший потенциал развития вторичных значений на основе метонимии (функция органа замещает весь соматизм) и метафоры. Ср., например, семантический диапазон лексики, образованной по моделям без + нос и без + ухо: в обоих случаях в языке маркируется отсутствие органов перцепции, но при этом для наивной языковой картины мира, по всей видимости, более функциональным представляется ухо (и слух, а не обоняние). Номинации безухости занимают семантические позиции конкретная соматическая семантика и физиологический дефект, в то время как семантика номинаций безносости остается в рамках соматической сферы (конкретной и расширенной соматической семантики). В случаях, когда язык имеет дело с функционально нагруженными органами, полисемия может развиваться уже на уровне производящей основы, и тогда следует разделять семантико-словообразовательные дериваты в зависимости от семантики исходного слова (ср., например, корпоральное и функциональное значения слов типа голова или мозг). Представления о топографических органах значительно реже воплощаются в соматических дериватах с приставкой без- (ср. единичные фиксации слов, образованных от основ лоб, щека и проч.);

– характеристика соматического объекта с точки зрения его значимости для человеческой жизни. По отношению к словам, обозначающим части тела, отсутствие которых несовместимо с жизнью, действует такая закономерность: приставочное образование с без- чаще всего развивает значение на основе механизма метафоры, обеспеченной приматом функции, ср. лексику, номинирующую отсутствие головы и мозга;

– стилистическая и смысловая специфика производящей основы (при наличии нескольких основ, обозначающих один и тот же соматический объект). В случае синонимии основ одна из них может оставаться нейтральной, а другая получать экспрессивную окраску, что отражается в процессах семантической деривации. Так, лексика, образованная по модели без + око, является преимущественно книжной и имеет абстрактное значение, а лексика, производная от хронологически более нового экспрессива глаз, номинирует в основном собственно соматические дефекты (ср. также расхождения стилистики и семантики слов, образованных от основ губа и брыла).

Если сравнивать семантику лексем, обозначающих наличие какой-либо части тела и выраженность ее функций, со значениями приставочных образований с без-, можно заметить, что последние актуализируют смысловые компоненты, отсутствующие или имплицитно представленные в значениях «положительных» лексем. Так, в словах, образованных по модели без + зуб, актуализируются социальные и возрастные смыслы, - в отличие от лексических единиц, обозначающих наличие зубов (типа зубастый), которые отсылают к аномальности развития зубов или к представлениям о демонстрации зубов как о проявлении агрессивности и угрозы) Подобным образом ведут себя языковые обозначения других «непостоянных» соматических объектов (волос, бороды и усов): приставочные образования с без- в этих случаях тоже содержат семы возраста и социального статуса. .

По тематической отнесенности реципиентной зоны метафоры (в случаях расширения значения и выхода его за пределы зоны соматики) можно, вероятно, судить о денотативных сферах, наиболее остро нуждающихся в номинациях аномальности. Вообще, если анализировать всю приставочную отсоматическую лексику с без- (не ограничиваясь производными от названий частей головы), то можно увидеть, что семантика образований, «отрицающих» соматизмы, чаще всего расположена в зоне характеристик человека (интеллектуальных, поведенческих, социальных etc.). Столь явная потребность определенной сферы в многочисленных номинациях аномалий ставит проблему обозначения корпоральной нормы и связанной с ней точки зрения.

Казалось бы, при достаточно развитой системе номинаций отклонений от нормы через отрицание должна существовать антонимичная лексика, обозначающая собственно норму («отправной пункт» для отрицания), однако выясняется, что положительные маркеры реалии (т. е. слова, которые утверждают наличие части тела и выраженность ее функций) выделяют не норму, а тоже некоторую аномалию, отклонение от нормы или ее превышение. Это соответствует свойствам языка как ценностной системы: избегание номинаций нейтральной позиции и детализированное освоение степеней и разновидностей проявления признака (высокой, максимальной, аномальной) или его отсутствия (полного или частичного) О модели увеличения (удвоения) или отсутствия корпоральной нормы и обобщения деформаций в класс не-норма (схема N ± 1 или 0,5, где N - нормальное количество) подробнее см. [Шабалина, 2011, с. 10, 14, 20].. Кроме того, актуализация через отрицание семантических компонентов, имплицитных для «положительных» номинаций реалии, влияет на степень антонимичности (полную или неполную) слов, обозначающих отсутствие признака vs. ярко выраженную степень его проявления.

Удобней всего представить градацию антонимичности и вариативность нормы / антинормы для лексики, номинирующей изучаемые соматизмы, в виде таблицы (табл. 1). В таблицу включены рассмотренные выше образования с приставкой без-. Что касается «положительных» лексем, то маркерами ярко выраженной степени проявления признака служат следующие отсоматические прилагательные: головастый, башковитый, мозговитый, глазастый, носатый, губастый, бриластый, зубастый, скуластый, языкастый, ушастый, волосатый, бородатый, усатый, лобастый, бровастый, щекастый. В таблице знаком «+» отмечается наличие лексемы и наличие у нее определенного типа значения; знаком «-», соответственно, отсутствие лексемы или отсутствие у нее какого-либо типа значения, а в графе «Отношения антонимии» - отсутствие оснований для сопоставления.

Таблица 1

Семантические сферы физиологический дефект и перенесенная функция соматизма объединены в одну графу «Функция» из-за несущественности семантических расхождений для данного сопоставления. (К) обозначает устойчивые коннотации, влияющие на семантику слова, (С) - актуализацию дополнительных сем, (ИС - имя собственное) и (?) - недостаточность материала для получения выводов (когда известны только факты антропонимикона и невозможно с точностью установить мотивационный признак). Учитывались только те соматизмы, которые могут давать образования с приставкой без-. Материалом для сопоставления явились пары отсубстантивных прилагательных типа головастый - безголовый (формы типа головач не учитывались, поскольку чаще всего они не имеют негативного словообразовательного дублета, хотя в ряде случаев и дают интересные семантические сдвиги). Приходится не принимать во внимание разницу в способах образования лексем, обозначающих отсутствие признака и ярко выраженную степень его проявления (собственно суффиксальный, конфиксальный; образование из предложно-падежной формы, производное от прилагательного или существительного), т. е., по большому счету, снимать фактор словообразовательной семантики (в частности, экспрессивность суффиксов -ат-/-аст-/-ит-). Данное сопоставление носит пилотажный характер и имеет смысл для выявления лишь самых общих тенденций асимметрии значений.

Очевидна как редкость полной антонимичности даже в рамках одного типа значения (конкретного или абстрактного) и ее отсутствие для всего комплекса значений слова, так и спорадичность лексики, утверждающей наличие соматического объекта (только «необязательные» борода и усы и экспрессив брилы, обозначающий аномалию), - а значит, редкость обозначения нормы. Кроме того, заметно преобладание абстрактной, «функциональной» семантики образований с без- по сравнению с лексикой, номинирующей ярко выраженный признак. Помимо появления у приставочных образований дополнительных сем, актуализирующих функции части тела, возможны колебания в семантике приставки, которые приводят к появлению номинативной дублетности (чаще всего в рамках сферы расширенная соматическая семантика), когда отсутствие (без) аналогично недостаточности (узко, мало и проч.). Такие семантические сдвиги также выявляют варьирование и колебание нормы /антинормы: без указ. места безлобый `у кого нет лба; узколобый', волог. безнусики, без нусика (малонусики), новг. Безръл `прозвище человека с тонкими губами' Ср. также случаи типа фольк. несердйчный `бессердечный' [СРНГ, т. 21, с. 150] с частотной дублетностью приставок без- и не- (перм. безгурдый `негордый' [СРНГ, т. 1, с. 185], вят. неврйдливый `безвредный' [СРНГ, т. 20, с. 360] и мн. др.)..

Безусловно, проблема оязыковления нормы и аномалии, выбора языковой системой лексических или словообразовательных средств для этого есть проблема глобальная, которую не представляется возможным решить на столь узком материале, однако некоторые тенденции, думается, были обозначены в настоящей статье.

семантический соматический диалектный голова

Источники и принятые сокращения