Особенностью в истории межкультурных взаимодействий между Узбекистаном и РФ является явной и не всегда прямо пропорциональная зависимость их межкультурных отношений от состояния межгосударственных отношений.

Это заметно на законодательном уровне в последовательности предпринятых двусторонних документов, носивших изначально декларативный характер. Это одиннадцать уже упомянутых договоров и соглашений, которые имеют решающее значение для культурно-гуманитарной составляющей русско-узбекских отношений.

До 1995-1993 гг. оба государства делали упор на наращивание и укрепление связей политико-военного плана, когда экономике оставалось идти в фарватере заданных приоритетов. О настоящей реализации двустороннего культурного аспекта почти не приходится говорить и ее рассмотрение отдельно от политико-военного контекста мало имеет смысл.

К такому выводу пришел тюрколог К.Е. Мещряков, который предложил теоретическое обоснование российско-узбекских взаимоотношений по определенным этапам [24; 25]. Сам ученый определяет, что особый рассвет культурного взаимодействия между двумя государствами произошел с 2005 г, поддержанный президентством Д. Медведева в русле стратегического партнерства и союзничества, и с тех пор тенденция поддерживается и развивается.

Что касается других теоретиков более широкого пласта, который были также указаны во введении, - культурного взаимодействия и культурного конфликта, связанного с миграционными процессами в-целом, то для данной работы особенное значение сыграли труды В.И. Мукомеля [26]. Он обозначил базой проблем культурного взаимодействия и культурного конфликта, связанного с миграционными процессами, трудности/сложности адаптации, интеграции в связи с идентичностью мигранта.

Адаптация- это способность и умение подстраиваться к новым условиям жизни. Под этим предполагается усвоение всех качеств, ценностей и норм, которые являются актуальными для сообществ, в котором оказался человек.

Главным источником успешной адаптации/интеграции мигрантов на рабочем поле является сотрудничество в полиэтнических коллективах, владение языком общества принятия в процессе труда, для расширения и углубления области коммуникаций, что способствует повышению уровня не просто комфорта, но и самоидентичности с новым принимающим обществом.

Для успешной интеграции в принимающем обществе языковая адаптация играет важнейшую роль. Под языковой адаптацией понимается процесс нацеленный на преодоления языкового барьера.

Термин языковой барьер имеет разные определения, которые могут быть несовместимы друг с другом. Поэтому стоит выяснить что под этим термином имеется в виду. Некоторые подразумевают под данным термином межкультурные особенности и различия что лежат на языковом уровне, эти факторы мешают коммуницировать с представителями других культур и может создать конфликтные ситуации. В тоже другие считают, что это только является незнанием языка, той страны в которой индивид оказался. Хотя данный термин в области лингвистики понимается совершенно по другому. Имеется в виду, что человек обладающий базовыми знаниями языка например как словарный запас и имеющий грамматическую базу знаний не может продуцировать и выражать мысли в разговорной речи. Именно такую трактовку стоит понимать под термином языковой барьер.

Преимущественно на основе трудов данных ученых было проведено данное исследование.

Несмотря на достаточно долгие взаимоотношения обоих государств, обусловленные исторической, а также, в некой мере, культурной близостью их народов, в разные этапы взятого периода в них наблюдались определенные сложности, связанные, в-основном, с их политической составляющей.

В связи с этим нужно отметить, что межкультурные отношения России и Узбекистана имеют явную и не всегда прямо пропорциональную зависимость от состояния их межгосударственных отношений. Только начиная с определенного момента, который обозначен ниже, межкультурно-гуманитарные обоих государств будут носить более автономный характер.

Первые годы после распада СССР характеризовались в-целом как трудные для российско-узбекских культурных и гуманитарных коммуникаций. Даже при том, что в марте 1992 г. РФ и Республика Узбекистан в качестве новых независимых государств официально начали новую совместную историю сотрудничества установлением дипломатических отношений.

Как известно, подписанные в декабре 1991 г. руководителями трех союзных республик (РСФСР, Республики Беларусь и Украины) Беловежские соглашения дали начало образованию Содружества Независимых Государств (далее - СНГ). На данный момент в нем действительно состоят девять членов. Полученный уже новыми независимыми государствами суверенитет означал выход ими на мирополитическую арену в качестве полноправных субъектов международного права.

Так они получили право проводить собственную внутреннюю и внешнюю политику, где последняя была представлена дву- и многосторонними отношениями с остальными участниками международных отношений. В том числе началась закладка межгосударственных отношений между новыми государствами постсоветского пространства и, тем более, - между РФ и Республикой Узбекистан, которые обрели особое положение в Содружестве.

Изначальная ориентация на сотрудничество с Россией стран Содружества была обоснована ее статусом правопреемницы СССР. А Узбекистан с началом независимостью стал претендовать на роль регионального лидера Центральной Азии, постоянно укрепляя заявленный статус.

Исходя из вышеупомянутого, рассмотрим состояние мекжкультурно-гуманитарных отношений России и Узбекистана в рамках межгосударственных отношений официального уровня. Они представлены этапами, которые предложены К.Е. Мещерякова и дополнены соответственно новыми фактами времени.

Особенной чертой российско-узбекского сотрудничества, в целом, с 1991 по 1995 гг. была его исключительная межгосударственность. Сам процесс его установления можно характеризовать как сложный и долгий, сопровождаемый уменьшением интенсивности двусторонних отношений во всех сферах.

Главной тому причиной был выбор государствами разных моделей политико-административного строительства. Россия строила главный внешнеполитический вектор по направлению на Запад, практически забыв о регионе Содружества, тогда как Узбекистан предпочел дать развитие тесному сотрудничеству с более близкими государствами Востока для укрепления собственной независимости и суверенитета.

В данном свете, только сфера военного сотрудничества осталась наиболее жизнеспособной, поскольку тогда Узбекистан, не имея собственные вооруженные силы для защиты территориальных границ, довольно ощутимо зависел от России. В принципе, в названный период с 1991 по 1995 гг. Ташкент более тяготел к Москве, как к важному политическому и экономическому партнеру, нежели наоборот. Последняя, будучи уверенной в неизбежном стремлении Ташкента поддерживать отношения, была более пассивна.

Поэтому в безусловный приоритет обоими государствами ставилось политико-экономическое сотрудничество, а экономическое сотрудничество, следуя за политическим, находилось в близком ко критическому положении. В то же время гуманитарно-культурное сотрудничество практически находилось за границами поставленных сторонами вопросов.

Для иллюстрации положения гуманитарно-культурных отношений того периода приедем частный пример: так, на территории Узбекистана в конце 80-ых гг. XX в. появилась “проблема русскоязычного населения”, которая набирала обороты до приблизительно 1994 г. При этом, ситуация ни в коей мере не влияла на межгосударственные отношения официального уровня.

Этап с 1995 по 2003 гг. характеризуется как переломный в российско-узбекских отношениях, поскольку ознаменовался пусть неровным, но все-таки сближением обоих государств перед общей угрозой. Причем сам этап можно поделить на два подэтапа, которые длились с 1995 по 1998 гг. и с 1998 по 2003 гг.

Формированию первого подэтапа, длившегося с 1995 по 1998 гг. способствовала внешняя угроза безопасности государствам Содружества, особенно южным, в лице террористического движения “Талибан”.

Общая задача в противодействии терроризму сильнее сплотила Москву и Ташкент в военно-политическом плане. Тогда как экономическая сторона их отношений находилась опять же в более прохладном положении. Поскольку за прошедшее от Беловежских соглашений до того момента время государства Содружества, особенно Россия и Узбекистан, заметно укрепили свои экономики, следовательно, и независимость друг от друга.

То же самое касалось сферы двустороннего межкультурного взаимодействия. Хотя, по сравнению с предыдущими годами, обстановка, связанная с их этнополитической составляющей, заметно разгладилась. И Россия и Узбекистан окончательно определились с планом внутриполитических преобразований, к тому же первой пришлось принять существующее положение русскоговорящих граждан в Узбекистане.

Второй подэтап, начавшийся с конца 1998 г., подразумевал некоторые качественные подвижки вновь под влиянием внешнеполитических факторов.

По мере ослабления угроз в виде террористического движения “Талибан” отношения российско-узбекские отношения перестали черпать основу в усиленном военном и политическом направлении. С 2001 г. Ташкент начал связывать внешнестратегические надежды с новым партнером - США вместе в прежним укреплением сотрудничества с центрально азиатскими государствами СНГ.

С ослаблением военно-политической составляющей начали углубляться экономические и культурно-гуманитарные связи двух государств. Интересно, что этому немало способствовал такой фактор, как позитивные личные отношения лидеров стран России (В. Путина) и Узбекистана (И. Каримова), в особенности по сравнению с теми, которые были у И. Каримова с Б. Ельциным.

И начиная с этого подэтапа до наших дней культурно-гуманитарные отношения между Россией и Узбекистаном, по-прежнему испытывая влияние отношений межгосударственных, в частности - политических, проходят под знаком интенсивности и относительной автономности.

От этапа с 1995 по 2003 гг. оба государства начали активно создавать соглашения гуманитарного характера и, главное, их осуществлять. Одним из наиболее показательных примеров тому являются такие двусторонние документы, как Соглашение об учреждении и условиях деятельности информационно-культурных центров от 6 мая 1998 г. [13] и Соглашение о сотрудничестве в области культуры между Министерством культуры Российской Федерации и Министерством культуры Республики Узбекистан от 11 октября 1998 г. [12], которые в некотором плане оставались больше показательными однако начало было положено.

Так, воздействием вышеуказанных внешнеполитических факторов, комплекс российско-узбекских межгосударственных отношений до 1995 г. носил пассивный ровный характер, с 1995 по 2001 гг. - непоследовательный с перекосом в пользу определенных сфер. С 2011 г. отношения снова приобрели тенденцию к стабильности, но с положительным качественным изменением. миграция российский узбекский

От показательных заявлений государства перешли к решению конкретных задач. И так двустороннее сотрудничество стало приобретать современные черты. Отсюда можно подтвердить тезис о поворотности этапа с 1995 по 2003 гг. в межгосударственных и гуманитарно-культурных отношениях России и Узбекистана.

Последний этап берет начало с 2003 г. г. и продолжается до сих пор. Он характеризуется постоянным развитием и расширением отношений России и Узбекистана под воздействием положительно влияющих факторов.

Особенное значение на укрепление двухсторонних отношений оказал ряд внешнеполитических событий. В 2005 г. после подавления массовых беспорядков в Андижане Узбекистан был подвергнут западной критике за недемократические действия. Так, Ташкент, став обособленным от государств Запада, взял курс на сближение с Москвой.

В свою очередь, Москва, начавшая усиление национальной государственности, была поддержана Ташкентом. После крымских событий 2014 г. Узбекистан не вошел в группу государств, сразу и официально признавших Крым территорией РФ. Однако в 2017 г. он проголосовал против резолюции ООН по Крыму.

Кроме того, в то время, как военная сторона отношений впала в нейтральный статус благодаря относительно спокойной обстановке на юге Узбекистана, экономическое развитие двух государств диктует углубление именно билатерального экономического сотрудничества.

Так, 10 декабря 2014 г. В. Путин официально посетил Узбекистан, после чего состоялось подписание межправительственных соглашения об основных направлениях развития и углубления экономического сотрудничества на 2015-2019 гг. и об урегулировании взаимных финансовых требований и обязательств. А 23 июня 2016 г. В. Путин и И. Каримов, встретившись на площадке юбилейного заседания Совета глав государств -- членов Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), обсудили состояние и перспективы российско-узбекских отношений, а также взаимодействие в рамках Шанхайской организации сотрудничества.

В свете происходящего особого продвижения достигла и культурно-гуманитарная составляющая российско-узбекских отношений, подпитываемая безопасностью в этнополитическом плане: затяжная проблема о положении русскоязычных граждан “замерзла”, что послужило хорошей базой для дальнейшего сотрудничества.

На существующем этапе может российско-узбекские отношения характеризуются как период в-целом динамичного и позитивного развития на основе политики совпадения интересов и взаимовыгодного сотрудничества, чего не наблюдалось в ранние времена. В этот этап Москва и Ташкент достигли стратегического партнерства, затем союзнических отношений, что является высочайшим уровнем двустороннего сотрудничества за весь постсоветский период.

Снова приобрела особенную важность политической сторона российско-узбекских отношений с характерной качественно-количественной особенностью: расширением экономических и культурно-гуманитарных контактов.

В базе эмпирических данных исследования лежат результаты неформализованного опроса для первой группы и неформальной беседы для второй группы.

Первая группа касается опроса, проведенного среди узбекских трудовых мигрантов на период январь-февраль 2019 г. Всего было опрошено 45 человек, занятых в сферах обслуживания низкой и средней квалификации. Из них - 6 женщин, которые являются уборщицами, но не дворниками (4 человека), швеей (1 человек) и работницей прачечной (1 человек). Остальные 39 мужчин занимают весь спектр ниш, представленных в Приложении.

Из разреза по Рис. 1. также видно, что наиболее распространенными профессиями среди группы являются профессии дворника/уборщика - 12 человек (27%), продавца и курьера - по 6 человек (14%), затем грузчика и строителя - по 5 человек (11%). Водителями оказались 4 человека (9%), а остальные занятия (сторож, кладовщик, электрик, официант, повар и др.) являются менее популярными - по 1 человеку на каждое (2%).

Масштаб опроса охватывал районы Басманный, Люблино, Митино, Орехово Борисово Северное, Печатники и Тропарво-Никулино, где находятся большие концентрации представителей этнических меньшинств; кроме того, они зачастую они предпочитают находить проживание рядом с местом работы. Отсюда выбор данных районов г. Москвы обусловлен личными знаниями жизни узбекской диаспоры изнутри автора исследования.

Ввиду деликатности темы миграции в кругу самих трудовых мигрантов, для получения эмпирических данных был выбран именно неформализованный опрос, позволяющий наладить доверительные отношения с респондентами с надеждой на большую честность их ответов. Их результаты выведены в виде цветных графиков с подробными пояснениями в Приложении. Так, несмотря на свободу, неформальность и неформализованность, в опросе стояли восемь следующие ключевые вопросов, которые также представлены в Приложении 1.

1. Как долго тут находитесь?

2. Хорошо ли знаете русский? На каком уровне (базовый, средний, продвинутый)?

3. На каком языке преимущественно общаетесь в течение дня устно (узбекский или русский)?

4. Кто составляет основной круг общения: соотечественники/земляки, коллеги (не соотечественники/не земляки) или другое (поясните)?

5. Снимаете жилье или живете в собственном жилье? Если снимаете, то каким образом (делите с кем-то и какова площадь)?

6. Отсутствие чего для вас является большим источником неуверенности и нестабильности в период пребывания РФ: близости с земляками/общиной или работы?

7. Как оцениваете уровень своей жизни в-целом (низкий, средний, высокий)?

8. Рассчитываете ли остаться тут? Почему (вне зависимости от ответа)?

Ответы на первый вопрос представлены Рис 2. Самой распространенной длительностью пребывания в России оказывался период от 2 до 5 лет включительно (26 человек). Затем поровну заняли второе место периоды от 1 месяца до года включительно и от 6 до 10 лет включительно (по 9 человек). И только один человек из опрошенных прожил на российской территории более 10 лет.

Далее в Рис. 3 представлены ответы с оценкой респондентами собственного уровня русского языка. Под довольно условными уровнями подразумевалось и объяснялось во время опроса следующее:

a) базовый - чтение (от отсутствия понимания текста до частичного понимания), слушание (от отсутствия понимания до частичного понимания), говорение (от полной невозможности вербально общаться до умения выражаться бытовыми фразами);

b) средний - чтение (общее понимание текста до полного), слушание (от частичного понимания до полного), говорение (от умения выражаться бытовыми фразами до умения выражать чувства и рассуждать на общие темы);

c) продвинутый - чтение (практически полное понимание даже сложных текстов), слушание (практически полное понимание), говорение (умение поддерживать практически любую тему).

Таким образом, 31 респондент оценил собственное владение русским языком на базовом уровне (69%), а оставшиеся 14 респондентов - на среднем уровне (31%). Владеющим продвинутым уровнем не счел себя никто, даже единственный респондент, прожившая более 10 лет в России; она назвала свое владение языком средним.

На третий вопрос, где подразумевалось, что узбекский язык является родным, а русский - языком принимающего общества, около 24% ответили, что “на русском” (11 из 45 человек), когда оставшееся большинство признало, что чаще пользуется родным узбекским языком. Рис.4.

На близкий к нему четвертый вопрос ответы разделились на Рис.5 следующим образом. Опция “другое” оказалась невостребованной, большинство указало основным кругом общения (почти 67 % респондентов) являются соотечественники/земляки, а для остальных (15 человек) - это коллеги (не соотечественники/не земляки).

Далее идут вопросы смыслового блока, касающегося преимущественно бытовой сферы пребывания респондентов. Это вопросы 5, 6 и 7. В случае пятого вопроса (Рис. 6, Рис 6.1) единогласным был вариант “съемной жилплощади” с “кем-то” из соотечественников, коллег (узбекоговорящих), знакомых, друзей, а также редко - семьей. Разброс в размере съемного места жительства оказался скромен - от одной до двух комнат (преимущественна в однокомнатной проживают много людей. Причем вариант, где на одну комнату приходится не более двух человек является не популярным - около 20 % (9 респондентов), самым распространённый - это 71 % (32 респондента) тех, что живут от 3 до 5 человек в одной комнате. Интересно, имеет место и вариант, когда респондент/ка затрудняется ответить, сколько человек живет в комнате, не считая его/ее, поскольку сосав жильцов постоянно меняется - 9%.

В ответе на вопрос 6 (Рис. 7) сильный перевес обозначен в сторону значимости близости с общиной, землячеством и прочими связями с Родиной, около 71% (33 ответа), мало популярный вариант составлял 9% процентов (12 ответов).

Последним вопросом смыслового блока по быту респондентов и седьмым в общем списке ключевых пунктов неформализованного опроса является “Как оцениваете уровень своей жизни в-целом (низкий, средний, высокий)?”(Рис. 8), где низкий подразумевал наличие прожиточного минимума с (возможными) периодическими материальными перебоями и отсутствием времени/средств или минимальным временем/средствами на досуг, средний - наличие достатка в виде или выше прожиточного минимума без материальных перебоев и наличием минимальных времени/средств на досуг, а высокий - наличие достатка выше прожиточного минимума без материальных перебоев с наличием времени и средств для полноценного досуга.

Так, ни один из опрашиваемых не дал оценки своей жизни как на “высоком уровне”, около 76% (34 человека) признали свой уровень жизни “низким”, а остальные 11 респондентов - “средним”. Исходя из тенденции в расслоении ответов на комплекс заданных вопросов можно сделать следующие заключения.

В принципе, взаимосвязь между владением языка места пребывания и длительностью времени пребывания существует, однако она не существенна. Подтверждением тому - оценка собственного уровня как базового большинства человек (более половины), попавших в группу от 6 до 10 лет в Рис. 3, тогда как более одной трети из группы от 2 до 5 лет пребывания назвали свое владение русским языком средним.

Здесь скорее следует провести параллель с профессией, которая дает толчок развитию языкового навыка: наибольшее “попадание” в средний уровень пришлось на курьеров и единственного официанта (даже те, что находились в России не более 2 лет), а представленные большинством дворники/уборщики, что были в также группах более 5 лет пребывания, выбирали базовое владение языком.

Кроме того, в ходе опроса выяснилось, что группы, представляющие базовый уровень языка, скорее ориентированы на работу без активного ежедневного контакта с окружением в виде представителей принимающего общества. Согласно ответам, главный круг их общения составляют соотечественники/земляки на работе, из диаспоры в-целом и родственники по удаленной связи, что значительно влияет прогресс (или его отсутствие) в изучении русского языка.

Это также косвенно подтверждено ответами на вопрос о съеме жилплощади: если учесть, что на рабочем месте допустить некоторое количество взаимодействия и общения на языке обществе принятия, то оно практически уравновешивается бытовым общением с сожителями (а с учетом крепкой удаленной связи с родственниками и друзьями, то перевешивают).

Стоящим внимания следует отметить факт, что среди тех, кто оценил и отметил, свой уровень жизни как “средний”, находится большинство, которое также единовременно указало съем жилплощади в условиях плотности 2-3 человека на комнату и приоритетом в обеспечении собственной стабильности не связь с общиной, а работу. Дополнительная взаимосвязь прослеживается в том, что “средний” уровень жизни респондентов напрямую коррелирует с оцениваемым ими собственным “средним” уровнем владением русского языка - совпадение составляет больше половины.

Итак, последний вопрос “Рассчитываете ли остаться тут? Почему (вне зависимости от ответа)?” представлен Рис. 9, Рис. 9.1 и Рис. 9.2. На первую часть вопроса “Рассчитываете ли остаться тут?” респонденты ответили следующим образом: преобладающее большинство ответило “нет” (38 человек - 84%), 11% (5 человек) ответило “да” и только 4% (2 человека) не определилось. Причем причины в каждой группе ответов разные, что отображено ниже, кроме варианта “не определился” (респонденты с этим ответом не определились и с причиной).

В случае самого популярного ответа “нет” (Рис. 9.1) главными причинами стали “приехал/а только на заработки", - 87% (33 человека), затем “ждет/дома остались семья/родные” - 8% (3 человека) и “только ради учебы детей (вернуться, когда они получат высшее образование)” - 5% (2 человека).

Интересно, что если распространенность экономической причины ясна, поскольку лежит в основе трудовой миграции, как и причина возвращения домой, которая может рассматриваться также как вторичная, то даже наличие обоснования пребывания в России получением образования своих детей само по себе примечательно. Оно не зависит ни от длительности периода пребывания ни от языкового уровня респондента.

Из самих неформализованных опросов ясно, как в миграционной среде (и особенно трудовой) образование ценится весьма высоко, поскольку в данном узле мы можем наблюдать, что классическая трудовая миграция иногда дает основы учебной (для детей и младших родственников рабочих мигрантов).

В более редком ответе “да [остаюсь]” (Рис. 9.2) по 40% (по 2 человека) поделили варианты - “остаюсь [один] ради более высокого уровня жизни” и “собираюсь остаться и перевезти семью” и 20% (1 человек) - “если получу гражданство [в процессе получения]”.

Особенной деталью в этих результатах является еще явные нити корреляций. Все респонденты группы “да” живут более 6 лет на российской территории, однако те, кто выбрали вариант “остаться и с семьей” (все 40%), ранее обозначили свой языковой уровень как средний. Вариант с гражданством также базировался на среднем языковом уровне (впрочем, из опроса стало ясно, что респондент усиленно готовился к экзаменам для кандидатства в граждане РФ).

Таким образом, несложно сделать заметку, что на решение трудового мигранта остаться вполне может влиять длительность пребывания и оценка общего уровня жизни в РФ, основанного на быте. Однако серьезное решение обосноваться в России должно иметь базу, и таковой является языковой уровень респондента, который уверен, что сумеет далее жить и адаптироваться с грузом ответственности в виде вывезенных с родины остальных членов семьи.

Итак, предположение о важности лингвистической составляющей в социокультурной адаптации трудовых мигрантов в обществе пребывания было доказано выводом из результатов неформального опроса первой группы.

В случае свободных неформализованных бесед с руководителями негосударственных культурно-национальных объединений (вторая группа) ключевыми вопросы были следующие четыре вопроса из Приложения 2: