Семантика страдания в немецкой религиозно-мистической литературе позднего Средневековья

Размещено на http://www.allbest.ru/

[Введите текст]

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ АВТОНОМНОЕ

ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ

«НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

«ВЫСШАЯ ШКОЛА ЭКОНОМИКИ»

Факультет Санкт-Петербургская школа гуманитарных наук и искусств

Образовательная программа «Филология»

Фризен Виктория Сергеевна

Семантика страдания в немецкой религиозно-мистической литературе позднего Средневековья

Выпускная квалификационная работа - БАКАЛАВРСКАЯ РАБОТА

по направлению подготовки 45.03.01 «Филология»

образовательная программа «Филология»

Санкт-Петербург, 2019



АННОТАЦИЯ

Целью исследования является анализ языка немецких средневековых мистиков. Для этого необходимо определить речевые структуры, с помощью которых авторы описывают свой мистический опыт. Общаясь с Богом, мистики часто испытывали страдания, чтобы показать свою любовь и преданность Богу. Поэтому анализируются именно конструкции, выражающие семантику страдания. Для исследования была выбрана методология Грамматики Конструкций, поскольку она позволяет рассматривать несколько слов в конструкции как функционирующее единство. В настоящей работерассмотрен культурный контекст мистической традиции, представлены основные идеи Грамматики Конструкций, необходимые для анализа, и проанализированытексты трех немецких мистиков: ГенрихаСузо, Мехтильды Магдебургской и Элсбет фон Ойе.



СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

1. МИСТИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ

1.1 Мистический язык

1.2 Мехтильда Магдебургская

1.3 Элсбет фон Ойе

1.4 Духовный путь Г. Сузо

ГЛАВА 2. СЕМАНТИЧЕСКИЕ ПОЛЯ Й. ТРИРА

2.1 Глагольная валентность

2.2 Грамматика конструкций

2.2.1 Предикаты боли

ГЛАВА 3. ОПРЕДЕЛЕНИЕ СЕМАНТИЧЕСКОЙ ЗОНЫ СТРАДАНИЯ

3.1 Физическое страдание. Первичные предикаты

3.2 Физическое страдание. Вторичные предикаты

3.3 Душевное страдание. Первичные предикаты

3.4 Душевное страдание. Вторичные предикаты

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА

ПРИЛОЖЕНИЕ



ВВЕДЕНИЕ

Настоящая работа посвящена анализу речи немецких мистиков Позднего Средневековья. Основным объектом исследования были выбраны конструкции, выражающие семантику страдания. Страдание играло важную роль в мистической традиции, так как мистики испытывали страдание при общении и единении с Богом, а также учились правильно страдать для выражения своей любви к Богу. В качестве материала для анализа были взяты тексты немецкого мистика Генриха Сузо (HeinrichSeuse, 1295-1366), объединенные в общий сборник «Exemplar», книга немецкого мистика Мехтильды Магдебургской (MechthildvonMagdeburg, 1210-1282) «Струящийся свет Божества» и «Откровения» Элсбет фон Ойе (ElsbethvonOye, 1289--1339).

Выбор текстов обусловлен тем, что они являются типичными примерами средневековой духовной прозы, которые также подробно передают значимость страдания для мистиков. Актуальность состоит в попытке рассмотрения немецкого средневекового текста с помощью методологии, сочетающей в себе разные научные подходы. В качестве такой методологии была выбрана Грамматика Конструкций, согласно которой лексемы способны подстраиваться под общее значение конструкции с помощью перестройки своей семантики. При описании общения с Богом и для передачи испытываемого страдания мистики используют метафоры и символы, поэтому Грамматика Конструкций может помочь посмотреть на речевые средства мистиков более полноценно.

Целью работы является ответ на вопрос: какмистикиописывают свой мистический опыт? С помощью каких речевых средств им удается передать свое страдание? Для поиска ответа необходимо выполнить следующие задачи: подробное рассмотрение культурного и исторического контекста мистического традиции, а также описание особенностей языка этой традиции; анализ собранных материалов и создание наглядного представления об используемых конструкциях.

Для понимания культурного контекста исследуемого материала используются работы: П. Динцельбахера, К. Ру, Г. Люэрс. Среди основных отечественных работ, связанных с мистической традицией, были выбраны исследовательские труды: Н.А. Бондарко, М. Ю. Реутина и Н.А. Ганиной.

Несмотря на то, что для анализа была выбрана методология Грамматики Конструкций, в работе рассматривается теория семантического поля Й. Трира, так как она дает классическое представление о семантических зонах.Одна из основных работ, используемая в исследовании, это монография Е.В. Рахилиной «Лингвистика конструкций» [16, c. 457]. Важным опорным материалом послужила глава «Предикаты боли».

В первой главе будет рассмотрен исторический и культурный контекст исследуемого материала. Во второй главе будет подробно описана методология исследования, а в третьей главе будет приведен анализ конструкций, выражающих семантику страдания.



1. МИСТИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ

«Традиция представляет собой особый тип словесной культуры, в которой сам способ порождения текста предполагает подчиненное положение авторской индивидуальности по отношению ко всей совокупности коллективного поэтического опыта» [12, c. 293]. Н.А. Бондарко отмечает, что традиция создается текстами, которые могут относится к разным жанрам, но при этом имеют схожее содержание [12, c. 294]. Одной из таких традиций является средневековая мистическая традиция.

Мистика была элитарным явлением. Она считалась вершиной религиозного опыта, который не все верующие могли испытать [23, с.4]. Само слово «мистик» возникло в XVIII веке. Его ввели люди, занимавшиеся паранормальными религиозными явлениями. Под мистикой принято понимать особенный религиозный жизненный опыт. Чтобы приобрести такой опыт, необходимо вести благочестивый образ жизни, а также уметь рационально высказывать свои суждения по поводу своего опыта. «Наряду с «мистикой» можно привести следующие слова: `разум', `смысл', `жизнь', `существование', `культура', `прогресс', `святой', `Бог' или `природа' - которые легко становятся воплощением мировоззрения, то есть не ставят под сомнение общие ориентации в реальности нашей жизни, чья связь с доминированием интересов затем приводит к концепции идеологии» [26, с.41]. П.Динцельбахер (PeterDinzelbacher) дает следующее определение: «Мистика - стремление человека к непосредственному контакту с Богом через личный опыт уже в этой жизни, его чувства и размышления на этом пути и, наконец, исполнение этого стремления» [26, с.4]. Для мистиков реальный мир не был так важен, как божественный [32, c. 12].

Мистический опыт может описываться как эротическое слияние души с божественным возлюбленным, или как идентичность себя и божества. Также «единение с Богом» может происходить посредством имитации Страстей, то есть умышленного нанесения себе увечий [23, с.9]. Непостижимое слияние с Богом каждый видит по-своему. Кто-то описывает это как свадьбу с Богом, как сверхчеловеческое видение, как полное подчинение Богу или как что-то совсем невыразимое. Такое состояние в исследовательской литературе называют «uniomystica», что означает «таинственное слияние с Богом» [32, с.11]. Выражение «божественное страдание» (`Gottleiden') относится, с одной стороны, к структуре пассивности, «чистого страдания» при единении (`unio') за пределами всех волевых усилий и запланированными действиями, а с другой стороны, к страданию в буквальном смысле: неудовлетворенность, боль, нужда. Это последнее страдание, конечно, вызвано не самим `unio', а его уходом, его отсутствием [26, с.87].

Также общение с Богом может происходить и без слияния. Например, некоторые люди могли чувствовать присутствие Бога, он мог общаться с ними. Такие люди обычно становились пророками [23, с.9].В связи с этим, принято выделять визионерскую традицию, которая заканчивается в XII веке, и пришедшую ей на смену мистическую традицию.

Для визионерской традции характерно: дистанция между Богом и человеком, визионер похож на ветхозаветного пророка, главной целью которого является передача слов Бога. В мистической традиции дистанция между Богом и человеком сокращается. Для мистика основная цель - единение с Богом. Для него важно передать волю Бога только своим приблеженным, а не всему обществу. М.Ю. Реутин выделяет «старый экстаз», одноразовый, продолжительный и устрашающий, ведущий к серьезным жизненным изменениям, и «новый экстаз», многоразый, ожидаемый и подготвливаемый с помощью аскетических упражнений и медитаций [17: Визионеры и мистики; дейксис и прямая перспектива].

«Традиция немецкой мистико-аскетической литературы XIII-XV вв. обусловлена рядом факторов социокультурного и лингвистического характера» [12, c. 294]. Основной этап развития мистической традиции приходится на Высокое Средневековье. В эту эпоху происходит изменения среди социальных и интеллектуальных элит: индивид больше не нуждается в групповой привязанности. На первый план выходит личное «я», которое отражается в литературе с глубоким самоанализом, как показатель духовного развития [23, с.13]. В это же время появляется акцент на эмоциональных сферах жизни. Любовь души и божества становится смыслом жизни [23, с.15]. Н.А. Бондарко приводит следующие причины развития мистической традиции: рукописная традиция, общность содержания произведений (направленность на союз души с Богом), общность использования поэтических выражений, состав применяемых жанров, сосредоточенность традиции во времени [12, c. 296], область распространения традиции, «социокультурная среда и институты» [12, c. 298].

В мистической традиции можно выделить два направления. С одной стороны, это женская мистика, представителями которой являются Мехтильда Магдебргская и Элсбет фон Ойе. С другой стороны, это последователи и ученики Майстера Экхарта, к которым относится Генрих Сузо. Как показывает пример Г. Сузо, богатые взаимодействия двух направлений очевидны в средние века и за их пределами. Но то, что было инициировано Экхартом, имело характерную природу и влияние, которое сформировало эпохуитогов мистики.[28, с.83].

Примечательно, что первые свидетели мистицизма появились среди первых бенедиктинцев. Позднее веяния мистицизма стали распространятся и на другие ордены. Например, знаменитый средневековый богослов и мистик Бернард Клервоский принадлежал цистерцианскому ордену, который ответвился от бенедиктинского [23, с.16].

Динцельбахер предполагает, что большинство мистиков были в основном выходцами из аристократических или рыцарских семей, так как бенедиктинский и цистерцианские монастыри были аритократическими институтами [23, с.18].

В тринадцатом веке на мистическую традцию оказывали большое влияние новые нищенствующие ордены: францисканский и доминиканский [23, с.19].

Тринадцатый век также характерен активными проявлениями женской мистики [23, с.22]. Мистическое движение активно развивалось на рубеже XIII - XIV веков в орденской провинции Тевтонии, которая находилась в районах районах Боденского озера, верхнего Дуная и верхнего Рейна. Оттуда впоследствии мистическое движение стало распространяться на общины бегинок[17:Орденская провинция Тевтония].На рост женских доминиканских обителей повлияли социальный кризис и становившаяся популярной евангельская бедность. Движение евангельской бедности шло в первую очередь от обеспеченных классов, которые отказывлись от богатства и начинали «разыгрывать драму» в повседневной жизни [17:Перформативность: предварительные замечания]. Н.А. Ганина отмечает, что«обычный путь западноевропейского мистика XIII в., особенно мистика-женщины -- уход из семьи, резкий или постепенный, сначала не понимаемый родными, затем принимаемый как должное, зачастую даже как образец для подражания. Никаких земных причин такой уход, как правило, не имеет»[13, с. 259].

Мистический язык.

«Традиционный язык обладает поэтической функцией, его можно определить как подсистему естественного языка» [12, c. 304]. Традиция обладает лексиконом, функционирование которого определяется грамматикой.

Религия и язык в особой степени близки. Слово понимается как словесное событие. Евангельские представления о языке-- это откровения в слове [22, с. 223]. Мистический язык опирается на личный опыт. Мистик ведет диалог не с людьми, а с голосом откровения божественной мудрости.Экхарт считал, что превращение мистицизма в язык должно идти изнутри. Слова должны быть вызваны мистическим опытом и выражать его, подтверждая его истинность.Человек должен в молчании слушать слово Бога, а потом, выйдя из тишины, должен прийти к словам, которые позволяют «освятить темноту божественной святости» [25, с. 8].Мехтильда Магдебургская в разговорах Бога и души называет Бога «голосом всех слов» [25, с. 14].Б. Бёш задается вопросом: где критерии подлинности соответствующего мистического опыта? «Истина и подлинность мистического стихотворения существуют только в гармонии между собственным религиозным опытом и совершенной лингвопоэтической формой. Эта истина или подлинность не что иное, как истина любого поэтического творения» [22, с. 227].

Мистики пытаются выразить языком то, что им передал Бог, то, что является невыражаемым. Стремясь отрешиться от земного и изобразительного, чтобы направить душу на чисто духовное и божественное, они, тем не менее, осознают эмпирический, чувственно-духовный характер человеческой психической жизни и поэтому стремятсяпрояснить мистические переживания с помощью изобразительного выражения.Символизм и мистика внутренне взаимосвязаны. Благодаря символизму мистики передают невыразимое Божественное слово [25, с. 12].

Помимо того, что мистики стремятся выразить Божественное слово, они описывают страдания, которые испытывают при единении с Богом. Г. Вюнше в работе, посвященной семантике боли в «Откровениях» Элсбет фон Ойе, приводит множество размышлений о том, как трудно выразить боль [35, с.32]. «Ощущение боли не может быть переведено в символическую среду языка, оно почти устойчиво к языку, сопротивляется всем формам объективации. <…> Как наиболее интимный опыт, как «радикальная субъективность», боль отделяется от дискурсов и практик, от предварительно структурированных коллективных контекстов значения. Боль - это монолитный блок, который противостоит языковой атаке» [33, с.495]. Г. Вюнше (GregorWьnsche) обращает особое внимание на философию Л. Витгенштейна. Модель Л. Витгенштейна указывает на тот факт, что боль всегда передается знанию в тот момент, когда она выражается через посреднический путь языка [35, с.36].

Важным элементом мистической речи является метафора, которая служит для передачи «несобственной» речи о Боге и пребывания во время общения с Богом. Н.А. Бондарко отмечает, что изучение метафор мистической речи направлено как на рассмотрение основных составляющих метафоры (метафорический образ и его значение) [12, c. 310], так и на исследование существования метафор в дискурсе традиции, так как значение метафоры возникает только в конкретном контексте [12, c. 311].

При анализе средневековых текстов необходимо помнить, что средневековая культура, как и любая другая, обладала стереотипным мышлением. «Основные свойства стереотипа - аксиологичность, априорность (слабая включенность или невключенность в сферу личного опыта), регулярность, устойчивость - порождают целый ряд следствий» [11, c. 22]. К таким следствиям относятся: наглядная субъективность, типизированность, инкорпорированность в область наивного сознания и высокая вариативность, появляющаяся, если одинаковые смыслы возникают в составе разных стереотипов. «А также широта манифестаций: стереотип должен быть представлен самыми разными способами и в разных кодах культуры» [11, c. 23]. Все вышесказанное характеризует этнический стереотип, под которым принято понимать «устойчивый комплекс наивных представлений о каком-либо народе, нации, отражающий особенности народной «ксенопсихологии»» [11, c. 23].

Помимо общего представления о мистической традиции и о мистическом языке необходимо также рассмотреть жизненные и духовные пути авторов исследуемых текстов.



1.2 Мехтильда Магдебургская

Мехтильда происходила из знатной семьи, была хорошо образована и превосходно знала куртуазную культуру. В монастырь Мехтильда поступила в преклонном возрасте. Сама о себе она говорила, что Латыни не знает, но по содержанию её текстов можно сделать вывод, что немного этим языком она владела. Первый мистический опыт Мехтильда испытала в 12 лет [13, с. 258].

В юности Мехтильда была бегинкой, что очень повлияло на её мистическую традицию. «Основы религиозного сознания и образно-символического языка Мехтильды являются типичными для тогдашних бегинок» [13, с. 261]. Её духовным наставником был Генрих Гальский (HeinrichvonHalle), который и сподвигнул Мехтильду к описанию её откровений на пергаменте, хотя первые указания об этом она получила от Бога [30, с. 247]. К. Ру (KurtRuh) отмечает, что монахиня в своей книжице часто использует аллегорию, что подтверждает, что в течение своей жизни она получила хорошее образование [30, с. 257]. В своих текстах Мехтильда использует христианскую символику и библейские контексты (например, при описании фауны). Е.Р. Сквайрс пишет: «Используя традиционные символы библейских контекстов, Мехтильда развивает их, строя на их основе многослойные аллегорические конструкции, выражающие при помощи яркого и пронзительного образа главное послание её мистического опыта: пространственно выраженная взаимная «вложенность» Души и Христа друг в друга чувственно внушает читателю стремление к единению с Богом» [19, с. 106]. Мехтильда писала на родном нижненемецком диалекте с вкраплениями средненемецкого [30, с. 250]. В книге монахиня описывает не свои видения, а свои откровения, выражающие любовь к Богу. Её видения не носят эротического характера [13, с. 265].

Многие мистические тексты не сохранились, но книга Мехтильды считалась одним из лучших произведений мистической традиции, поэтому ей удалось уцелеть [13, с. 269].

1.3 Эльсбет фон Ойе

Элсбет фон Ойе в шесть лет поступила в монастырь Отенбах и несла там службу до пятидесяти одного года. Нельзя точно сказать, откуда Эльсбет была родом. Принято считать, что она родилась в Цюрихе, но также есть мнение, что она могла происходить из Берна[17: «Откровения» Элсбет фон Ойе: новаторство и традиция ].

В начале XIVвека Элсбет составила несколько книжек, из которых до нас дошла только одна рукопись Z. Книги имели дневниковый характер с записями, внесенными после испытанного экстаза. М.Ю. Реутин отмечает, что сейчас готовится издание рукописи, с восстановлением фрагментов текста, которые Элсбет стерла[17: «Откровения» Элсбет фон Ойе: новаторство и традиция].После смерти Элсбет неизвестный доминиканец, опираясь на её книги, составил житие монахини «Книжица жизни и откровений сестры Элсбет фон Ойе» (ок. 1342)[17: «Откровения» Элсбет фон Ойе: новаторство и традиция].

М.Ю. Реутин описывает образный мир «Откровений» следующим образом: «Взаимное поглощение монахиней-харизматиком Бога и Богом её; циркуляция между обоими потоков крови и мозга. В этом жирном, кроваво-мозговом месиве (напоминающем будни городских скотобоен) мелькают подобные ограненным алмазам осколки концептуально-образного мира И. Экхарта»[17: «Откровения» Элсбет фон Ойе: новаторство и традиция].Для аскетических упражнений Элсбет использовала плетку и крест с иголками, который она носила на спине, имитируя распятия Христа.

1.4 Духовный путь Г. Сузо

Генрих Сузо (1295/1297 - 1366 гг.).

«Генрих Сузо родился в 1295/1297 году в праздник св. Бенедикта (21 марта) в Констанце либо его окрестностях» [18, c. 407]. Имя Г. Сузо идет от рода его матери - Зойзе (нем. Sus, Sьs), хотя по отцовской линии Г. Сузо принадлежал к рыцарскому роду фон Берг. В тринадцать лет был отдан в доминиканский Островной монастырь в Констанце.

Обучение Г. Сузо состояло из нескольких этапов. Закончил он свое обучение в высшей орденской школе (Studiumgenerale) Кёльна (1323/1324-- 1327 гг.), где его наставником был Иоанн Экхарт, оказавший на Сузо огромное влияние. После обучения Г. Сузо вернулся в Констанц. Был лектором Островного монастыря, но через несколько лет оставил должность, так как был обвинен в ереси. В 40 лет его духовные взгляды претерпевают изменения. В более ранние годы он был приверженцем аскетических упражнений, но после он перешел к «соблюдению, культивированию бесстрастия не в имитирующих страдания упражнениях, а во внешних испытаниях и невзгодах» [18, c. 408]. Вместо ведения отшельнической жизни на Островном монастыре Г.Сузо отправляется в поездки с проповедническими целями. Между 1338/1339 - 1346/1347 Г. Сузо живет в Диссенхофене. Вернувшись в Констанц, Г. Сузо начинает вести старческое служение [18, c. 409].

Основываясь на произведениях Г. Сузо М.Ю. Реутин дает подробное описание его духовного пути. В18 лет покой молодого монаха сменяется духовным кризисом, появляется неудовлетворенность собой [18, c. 412]. Поэтому в его жизни появляются аскетические упражнения, имитирующие страдания Христа, а также попытки созерцать Вечную Премудрость. Г. Сузо пытается направить каждое свое действие на служение Богу. Так происходит переосмысление языческих ритуальных практик и создание собственных обрядовых упражнений, в основу которых легли церковный культ и бытовые манипуляции. Одним из таких действий «стало начертание у себя на груди имени «IHS»» [18, c. 416]. Но позже Служитель понимает, что страдает неправильно и все аскетические упражнения являются всего лишь имитацией страдания. Ему предстоит еще научиться «подлинному бесстрастию» [18, c. 419]. Служитель отправляется в странствия, в которых на его пути возникают люди, приносящие ему невзгоды и страдания, из-за чего он становится слаб духом и телом. Внешние невзгоды учат Служителя «правильно страдать» [18, c. 420], то есть так, как страдал Христос.

Можно также отметить, что Г. Сузо, как Экхарт, дал религиозному языку существенные импульсы: немного в области создания слов и в структуре предложений (новые способы выражения трудных мыслей), но больше всего он привнес эмоционального и изобразительного. Стиль Г. Сузо - изобразительность (Bildlichkeit) и сокровенная сущность (Innerlichkeit) [22, с. 236]. Так как Г. Сузо знал, что его книги при переписывании писцами подвергались изменениям, он давал строгие указания по поводу «Книжицы Вечной Премудрости»: при её копировании нельзя было ничего добавлять, а также убирать какие-то слова [31, с. 421].

Произведения религиозно-мистической литературы являются значимыми элементами немецкой средневековой культуры. Особый интерес вызывает язык мистической традиции. Чтобы попытаться дать ответы на вопросы: какие языковые средства мистики используют для описания своего мистического опыта; как они выражают страдание при единении с Богом - необходимо выбрать такую методологию, которая поможет взглянуть на языковые средства, как на динамически развивающиеся выражения, а не просто отдельно существующие замкнутые группы слов.



ГЛАВА 2. СЕМАНТИЧЕСКИЕ ПОЛЯ Й. ТРИРА

Так как настоящее исследование является продолжением работы «"Предикаты боли" в немецкой религиозно-мистической литературе XIV в. На материале текста "Жизнь" Генриха Сузо» [20, с. 5], во второй главе, посвященной методологии исследования, использован необходимый теоретический материал, собранный для первой работы.

Теория семантического поля Й.Трира является классическим методом при рассмотрении семантических зон языка, поэтому для настоящего исследования необходимо её учитывать. В классическом понимании язык - это мир знаков и содержания. Владеть языком значит: существовать в языковой среде и представлять все составляющие языка как единое целое. Каждое слово в языке имеет значение только тогда, когда другие слова вокруг него имеют значение [34, c. 93].

Й. Трир (Jost Trier) считает, что каждое составляющее языка можно понимать независимо от понимания всех составляющих вместе. В языке между словами и формами существуют уровни, из-за которых невозможно проложить путь целого к мельчайшим составляющим [34, c. 94]. Один элемент является частью меньшего целого, которое является частью другого целого. Так группы меньшего целого образуют уровни в системе [34, c. 95].

В языке происходит так же: между целым языка и отдельными словами существуют расстояния (GrцЯen).Если слова в целом внутренне друг от друга зависят, тогда эта зависимость определяется внутренним делением стоящего выше малого целого. Большее целое задает уровни зависимости меньшим целым. Теперь единицы целого являются возможными точками зрения на изучение языка [34, c. 93]. На разных уровнях языка существуют закрытые виды единиц. К таким видам Й. Трир относит группы синонимичных слов, образующих языковые поля.

Первым про языковые поля говорил Гюнтер Ипсен в 1924 году. Слова в языке распределены по группам значений.

Слова со схожими значениями образуют поля, которые не пересекааются между собой [34, c. 96].

Й. Трир отмечает, что единичные слова средневерхненемецкого и нововерхненемецкого языков не имеют смыслового соответствия друг другу. Границы полей этих дух языков не совпадают, что говорит об изменении полей значений (UmgliederungdesBegriffsfeldes) [34, c. 103].

Д.О. Добровольский в монографии «Беседы о немецком слове» при рассмотрении теории Й. Трира отмечает, что «семантическое поле - это и феномен, обладающий психологической реальностью, и удачный теоретический конструкт, который объединяет лексические единицы различных типов, связанные соответствующими семантическими отношениями» [14, c. 26].

Семантические поля связаны между собой семантической сетью. «Семантическая сеть - это множество узлов, связанных между собой дугами, отражающими семантические отношения между узлами. При таком представлении узлы соответствуют семантическим полям» [34, c. 27]. Отношения между узлами семантической сети различны, но не структурированы иерархически.

Однако метод семантического поля ограничен рамками описательной лексикологии. В понимании Й. Трира все слова поделены на замкнутые поля, которые не пересекаются между собой.

Для настоящего исследования такую теорию необходимо учитывать, но следует обратиться к более современной методологии - Грамматике Конструкций.

Такая методология помогает увидеть пересечения семантических полей, а также понять, как близко или далеко от центра поля распределены слова.



2.1 Глагольная валентность

Прежде чем переходить к рассмотрению самой методологии Грамматики Конструкций, следует рассмотреть глагольную валентность. В настоящей работе основными объектами исследования являются предикаты, выражающие семантику страдания. Поэтому для четкого представления о функционировании глагола в предложении, необходимо учитывать его валентность.

Идея валентности (Valenzidee) берет свое начало с деятельности французского лингвиста Люсьена Теньера (LucienTesniиre), согласно которой слова, прежде всего глаголы, предопределяют структуру предложения [21, c. 7]. Термин «валентность глагола» (Verbvalenz) означает, что глагол образует рядом с собой свободные места (Leerstellen), которые могут быть заполнены значимыми для глагольного выражения дополнениями [27, c. 1]. Элементы, заполняющие свободные места, называют дополнениями или актантами.

В традиционных грамматиках принято считать, что предложение делится на предикат и субъект. Л. Теньер считал, что глагол является главным узлом в предложении. Х. Максвелл отмечает, что для грамматики валентности такая модель предложения является наиболее подходящей.Но если субъект будет на одном уровне с дополнениями, а глагол будет управляющим элементом, то «предикат» утратит свое традиционное значение. Также в традиционных грамматиках выделяют элементы, которые не могут быть предикатом, но могут выполнять функции финитного глагола [27, c. 28]. Поэтому Х. Максвелл вводит вместо понятия «предикат» понятие «носитель валентности» (Valenztrдger). Глагольный носитель валентности в предложении - это элемент или элементы, от которого непосредственно зависят дополнения [27, c. 29].

С. Д. Кацнельсон описывает валентность как «подразумеваемое значением слова указание на необходимость восполнения его словами определенных типов в предложении» [15, c. 20]. Валентностью обладают только те слова, которые нуждаются в «восполнении высказывания». С. Д. Кацнельсон проводит различие между формальной валентностью (зависит от морфологии языка) и содержательной (зависит от значения слова) [15, c. 21].

Как синтаксическую противоположность глагольной валентности можно выделить падежную систему, устанавливающие синтаксические отношения в конкретных конструкциях: как обязательное или необязательное дополнения глагола (субъект, объект, предикатив и др.) и как обозначение отношений зависимости во фразах (атрибут, предложные сочетания). Из-за глагольной валентности нельзя изменить падежную форму [29, c. 332].

Довольно непросто посмотреть на средневерхненемецкий язык с точки зрения современной грамматики валентности, так как глагольное управление и условия синтаксической и семантической глагольной валентности во многих случаях изменились [29, c. 333].

В. Агель (VilmosAgel) пишет о тесной связи понятия валентности с понятиями «зависимость» и «управление». С зависимостью, потому что валентность предопределяет количество отношений зависимости между глаголом и существительным. С управлением, потому что управление представляет «превращение» (Konversion, Umkehrung) зависимости следующим образом: если А зависит от В, то В управляет А [21, c. 48]. Понятия управление и валентность тесно связаны, так как идея валентности появилась из развития термина управление. Традиционно выделяют формальное и функциональное понятия управления. [21, c. 49].

В. Агель отмечает, что многие исследователи употребляют термины «теория валентности» (Valenztheorie) и «грамматика зависимостей» (Dependenzgrammatik) как синонимы [21, c. 68]. Сам Л. Теньер разделял эти понятия [21, c. 69]. В. Агель выстраивает отношения между валентностью, управлением и зависимостью следующим образом: с одной стороны, одна составляющая контролирует другую составляющую (валентность и управление), а, с другой стороны, вторая составляющая контролируется первой составляющей (зависимость). Отсюда следует, что идеи валентности и зависимости являются обратными по отношению к друг другу [21, c. 74].

2.2 Грамматика конструкций

Данную теорию выдвинул в 80-х годах прошлого века американский лингвист Чарльз Дж. Филлмор (CharlesJ. Fillmore)[24, c. 1]. Как пишет Д.О. Добровольский: «Это популярное в современной лингвистике направление представляет собой не столько некую единую теорию, сколько множество различных подходов и концепций, объединяемых набором базовых принципов, важнейшим из которых - отрицание четкой границы между грамматикой и словарем» [14, c. 366].

Теория состоит в том, что язык состоит из конструкций. «Конструкции не элементарны. Они состоят из нескольких более простых единиц, а функционируют как единое целое». Е. В. Рахилина также отмечает, что «сложные единицы образуются не взаимодействием, а взаимопроникновением своих составных компонентов» [16, c. 13]. Система представления конструкций, слов, фраз и предложений языка - это деревья, узлы которых соответствуют структуре признаков. Конструкция представляет собой набор условий, лицензирующий класс фактических конструкций языка. Часто конструкции дают информацию о материнском узле и о каждом дочернем, включая их линей порядок. Но иногда конструкции либо совсем не дают информации о линейном порядке дочерних узлов, либо только частичную. Другие виды конструкций выражают соотношение линейных порядков среди сестринских узлов [24, c. 3].

Одной из важнейших идей Грамматики Конструкций считается, что лексемы способны подстраиваться под общее значение конструкции с помощью перестройки своей семантики. Такие перестройки называются coercion[16, c. 32]. Грамматика конструкций отказывается от статичного взгляда на язык, обращая внимание на динамичное порождение высказывания: «неэлементарные составляющие строятся из элементов, с одной стороны, чувствительных к своему окружению, а с другой - влияющих на сам способ построения синтаксических групп» [14, c. 366].

Среди учеников и последователей Ч. Филлмора были: Адель Голдберг (AdeleE. Gоldberg), которая считала, что именные группы следует рассматривать не как актанты глагола, а как часть глагольной конструкции [16, c. 30], Стефан Грис (StefanGries) и Анатоль Стефанович (AnatolStefanowitsch), которые создали метод «коллострукционного анализа» [16, c. 34], а также Майкл Томаселло (MichaelTomasello), который вместе с Адель Голдберг занимались анализом детской речи с точки зрения грамматики конструкций [16, c. 46].

Среди отечественных исследователей наиболее приближенным к теории Грамматики конструкций является Ю.Д. Апресян. Его работа «Экспериментальное исследование семантики русского глагола» посвящена ядерным глагольным конструкциям, где рассматривается связь синтаксиса и семантики и их взаимное влияние друг на друга [10, c. 28]. С одной стороны, синтаксис «унифицируется» под влиянием семантики, а, с другой стороны, в языке есть ряд лексем, которые способны в несвойственном для них синтаксическом контексте изменять свое значение. [10, c. 29]. Данная идея очень похожа на эффект coercion.

2.2.1 Предикаты боли

Одним из основных опорных материалов для настоящей работы послужила монография Е.В. Рахилиной «Лингвистика конструкций» [16, c. 457]. Особое внимание следует уделить главе «Предикаты боли». В исследованиииспользуются многие термины, предложенныеученым.

Е.В. Рахилина выделяет первичные и вторичные предикаты боли. Первичным предикатам боли соответствуют предикаты, чье первичное значение является болевым, например: русск. болеть, нем. schmerzen. К вторичным предикатам боли относятся «заимствования лексем из других семантических полей на роль болевых» [16, c. 457]. Это необходимо для увеличения состава этого поля и более подробного описания испытываемых чувств. Е.В. Рахилина отмечает: «Но для того, чтобы такое заимствование произошло и предикат из не-болевого превратился в болевой, как правило, требуются серьезные изменения, касающиеся не только самого этого предиката и его свойств, но и всей конструкции, в которой он «привык» выступать: она тоже должна преобразиться, став (или хотя бы приблизившись к) болевой» [16, c. 458]. Например, русск. глагол гудеть является глаголом звука, но при смене «таксономического» класса становится глаголом физического состояния: ноги гудят.

Среди собственно-болевых глаголов Е. В. Рахилина выделяет глаголы локальной боли и глаголы плохого самочувствия: у бабушки болит рука и бабушка болеет. Такие болевые ситуации разводятся на уровне конструкций. Для конструкций «плохого самочувствия» необходим субъект, но также возможно и выделение причины. Для конструкций локальной боли Е.В. Рахилина, опираясь на данные разметки FRAMENET, выделяет три основные роли: «часть тела, испытывающая боль; лицо, испытывающее боль, и причина возникновения боли» [16, c. 464]. Пример из русского языка: у бабушкилицо гудят ногичасть тела от долгой ходьбыпричина.

В языках мира болевые конструкции могут также образовываться с помощью именных конструкций, состоящих из существительного со значением `боль' и вспомогательного глагола (`быть', `иметь', `делать' и др.): англ. I havepain in …, нем. ich habe Schmerzen in … (`яимеюбольв …'). Также болевые конструкции могут состоять из вспомогательного глагола и прилагательного или образовываться с помощью предикативов: бабушке больно [16, c. 465].

Е.В. Рахилина выделяет два вида боли: боль как неприятные физиологические ощущения (глаза режет) и боль, которая ведет к «потери функциональности» (нога онемела) [16, c. 476]. Под «потерей функциональности Е.В. Рахилина подразумевает: «нарушение нормального функционирования какой-то части тела». Обе эти области имеют ряд семантических источников [16, c. 481]. Для зоны неприятных ощущений такими источниками являются глаголы следующих групп: горение (глаза жжет) [16, c. 477], разрушение и деформация (в боку колет) [16, c. 478], звук (в голове шумит) [16, c. 479], движение (голова кружится) [16, c. 481]. Для глаголов, выражающих потерю функциональности, существуют такие группы источников: невозможность произносить и воспринимать звуки (нем. taubwarden `становиться глухим'), «вынужденный покой» (англ. lock `запирать'), «укрепление» (исп. envararse `стать как палка') [16, c. 482].Такие же источники используются и для описания ментальных и эмоциональных состояний человека. При описании эмоционального состояния основное ощущение связано как с человеком в обще, так и скаким-нибудь органом, отвечающим за психоэмоциональное состояние (сердце щемит от тоски) [16, c. 483].

Среди инструментов семантического сдвига Е.В. Рахилина выделяет метафору, метонимию и ребрендинг.

Так как боль является крайне личным ощущением, то сравнение является одним из наиболее подходящих средств для ее описания[16, c. 527]. Е.В. Рахилина вводит понятие ребрендинг (rebranding) - полное переустройство смысла слова [16, c. 428]. При ребрендинге, в отличие от метонимии, «происходит очень существенная смена значения, т. е. смена таксономического класса/домена, например: грубый и дикий из качеств становятся показателями интенсивности» [16, c. 445].

При этом, в отличие от метафоры, при ребрендинге «исходный и конечный таксономические классы слишком различны» [16, c. 446], когда при метафоре один класс перенимает сочетаемость исходного класса.

Грамматика Конструкций наиболее подходит для описания речевых особенностей средневековых мистиков. Особенно важным является то, что она учитывает переход слов из одной семантической зоны в другую. Такая методология поможет подробно описать способы выражения семантики страдания немецкими средневековыми мистиками, а также, возможно, она поможет более подробно описать сложность передачи личных ощущений.



ГЛАВА 3. ОПРЕДЕЛЕНИЕ СЕМАНТИЧЕСКОЙ ЗОНЫ СТРАДАНИЯ

Данная глава посвящена анализу предикатов, выражающих семантику страдания. В ходе исследования будут рассмотрены основные конструкции, использованные немецкими мистиками, а также приведены примеры из текстов. Для примеров из текстов Генриха Сузо в работе приводятся переводы, выполненные М.Ю. Реутиным[2, с.10], а для текстов Мехтильды Магдебургской переводы Н.А. Ганиной[1, с.10]. Для текста Элсбет фон Ойе не существует перевода на русский язык, поэтому примеры переведены автором настоящего исследования.

Также в конце работы приводится таблица со всеми примерами, собранными из трех текстов (см. Приложение 1). Таблица устроена следующим образом: номер примера, конструкция, встреченная в текстах, примеры на средневерхненемецком языке, затем примеры на русском языке, а также указаны авторы текстов. Такая таблица помогает наглядно увидеть сходства и различия в использовании конструкций с семантикой страдания немецкими мистиками.

В исследовании к семантической зоне страдания относятся все состояния, которые заставляют человека испытывать боль в физическом и душевном плане. Также среди физического страдания выделяются неприятные ощущения, ведущие к «потери функциональности» в терминологии Е.В. Рахилиной [16, c. 476].Под душевным страданием в настоящей работе принято понимать все неприятные ощущения, которые может испытывать человек в ментальном и эмоциональном плане.

Также предикаты, выражающие физическое и душевное страдание, делятся на первичные и вторичные. К первичным предикатам, выражающих семантику страдания, относятся предикаты, чье первичные значение было болевым. К вторичным предикатам относятся предикаты, чье первичное значение не болевое. То есть произошло заимствование лексемы из другой семантической зоны [16, c. 457].

3.1 Физическое страдание. Первичные предикаты

семантика мистический традиция магдебургская

Среди проанализированных предикатов, выражающих страдание, можно выделить mhd. `wetuon/geschehen' (`делать больно'). Конструкции с прилагательнымmhd.we одни из самых распространенных среди исследуемых текстов. Прилагательноепереводится как nhd. weh (`больно, болезненный, больной'). Для переводов используется средневерхненемецкий словарь М. Лексера (MatthiasLexer). В обоих примерах, приведенных ниже, объект, испытывающий боль, стоит в дательном падеже.

(1)	`Woltostu nitsoegenme, so tete dir dъ milch vilwe…' [3, с.44]
	`Если б пременилась Твоя воля, было бы от млека Тебе больно…'[1, с.23]
(2)	`Und von der not geschahdisergu?tenfrowen och als we von erbermde'. [5, с.209]
	`И перед этими изображениями ее пронзила великая боль'[2, с.186]

Здесь важно отметить, что конструкции с прилагательнымmhd. weиспользуются в текстах не только для выражения физического страдания, но также и для выражения душевного страдания. Например:

(3)	`ach herr, owegot, wie ist mir soherzklichwe!'. [5, с.209]
	`Ах, Господи Боже, как тяжко мне на сердце'. [2, с.186]
(4)	`Do dъsele hin in kam mit ъnsermherren, do was irnitwe…' [3, с.534]
	`Так как душа туда вошла с Господом нашим, не было ей больно...'[1, с.206]



В примере (3) «страдание» локализовано с помощью адъективаmhd. `herzklich' (`сердечный'), что означает сердечное страдание человека.В примере (4) боль относится к душе, что также показывает душевное страдание.

Помимо болевых конструкций с прилагательнымwe, в тексте встречаются конструкции с прилагательным mhd. kranc (nhd. krank, `больной, нездоровый'). Средневерхненемецкое значение данного прилагательного kraftlos, leibesschwach, schwachimallgemeinstensinne `обессиленный, слабый телом, слабый в общем понимании'. В данном случае можно говорить о небольшом изменении семантики прилагательного. Изначально прилагательное означало общую слабость в теле, но в современном понимании данное прилагательное описывает именно болезненное состояние. Также регулярно встречаются конструкции с прилагательным mhd. siech (nhd. krank, siech `больной, немощный, хилый'). Конструкции mhd. `krank/siechsоn/werden'в исследуемых текстах очень распространены.

(5)	`Ich waz siech'. [4, с. 427]
	`Я была больна'.
(6)	`…do ward er siech an den ogen, daz er nъtmegesahusze strichen'. [5, с.61]
	`…у того разболелись глаза, и он их (стены) не смог разукрасить'.[2, с.53]

В примерах (5-6) приведены примеры с прилагательным mhd. siech, которые передают именно физическое страдание. В примере (5) человек просто болен физически, а в примере (6) боль локализована на глазах.

Но здесь необходимо также сделать уточнение, что конструкции с прилагательными mhd. `krank/siech' могут выражать и душевное страдание.



(7)	`Der selber siech ist, der mag niemanheilen.' [3, с.126]
	`Кто сам болен, тот не может никого исцелить'[1, с.53]
(8)	`Mer leider die rehtegotzminnedie wirt bi wilonalso siech von der boesensuessekeit der italeneren…' [3, с.478]
	`Но, увы, истинная любовь к Богу по временем так заболевает от дурной сладости тщеславия…'[1, с.185]

Оба примера выражают душевное страдание. В примере (7) описывается общее душевное состояние человека, а в примере (8) конкретное эмоциональное состояние, связанное с привязанностью к Богу. Другие конструкции, выражающие физическое страдание с использованием первичных предикатов, практически не встречаются.

3.2 Физическое страдание. Вторичные предикаты

Среди вторичных предикатов, выражающих физическое страдание, нельзя выделить какую-то частотность, так как они встречаются в основном единичными примерами. Здесь можно также отметить, что все примеры были взяты из текстов Г. Сузо. В основном это примеры из его автобиографии «Vita», так как именно этот текст содержит описания его аскетических упражнений.

В примерах (9 - 11) употреблены конструкции с глаголом mhd. geswлllen (nhd.schwellen `набухать, вздуваться'). Конструкции состоят из предиката, субъекта и объекта в дательном падеже. Во всех трех случаях субъектом является часть тела, испытывающие неприятные ощущения.

(9)	`Und geswullen im die hendegroslichen, wan es der selbenzit aller keltestwaz'. [5, с.45]
	`Руки у него отекали ужасно, поскольку в то время было холоднее всего'. [2, с.47]
(10)	…dogeswullenimedъbein, als ob er wassersъhtig wo?lti werden. [5, с.45]
	`…ноги его отекали, словно у него начиналась водянка'. [2, с.47]

В примере (11) помимо описанной выше конструкции есть еще одна конструкция с глаголом mhd. verswлllen(nhd.zuschwellen `набухать, припухать').

(11)	`…ehandgeswullen im dъkinnbein und die zene und verswal im der mund'. [5, с.62]
	`…тотчас у Служителя распухла нижняя челюсть и десны, отек рот'. [2, с.54]

В примере (12) конструкция имеет такое же оформление, как и в предыдущих примерах. Здесь употреблен глагол mhd. schrammen (nhd. schrammen `царапать, скрести') с префиксом zer-, который в данном случае «усиливает» значение глагола: «язык» сильно потрескался.

(12)	`Do zerschrant im sin zunge'. [5, с.48]
	`Его язык весь растрескался'. [2, с.45]

В примере (13) приведено сразу несколько болевых конструкций. Все три глагола употреблены с префиксами: mhd. vergвn (nhd.vergehen `проходить, прекращаться'), mhd. gestвn (nhd.stehen `стоять, находиться') и mhd.tuon с префиксом garage-, который, вероятно, состоит из префикса ge- и прилагательно mhd. rac (`тугой, напряженный, жесткий').

(13)	`…und vergiengen im denn dъogen und gestu?nd im der mund und geragetan im die hende, und gelag also hingescheiden in der unmaht ein wili'. [5, с.72]
	`…очи у него закатились, перекорежило рот, оцепенели ладони, в бессилии он какое-то время лежал, распростершись'. [2, с.61]

Болевая конструкция в примере (14) состоит из предиката и двух субъектов. Приэтомпредикатупотреблен в единственномчисле.

(14)	`…und zitret sin herz und alle sin lip, als so eins der rite schъtet'. [5, с.81]
	`…его сердце и все тело дрожали, словно его трясла лихорадка'. [2, с.68]

В примере (15) использованы три болевые конструкции, и все они имеют дополнение, описывающее причину боли. Субъектом выступает часть тела, испытывающая боль. Предикат mhd. sоn, а в качестве предикатива прилагательное mhd. њde (nhd.leer, цde `пустой, покинутый'). Дословно данную конструкцию можно перевести: `тело было пустым', что скорее можно было бы отнести к выражению душевного страдания, так как такое высказывание выражает ментальное состояние человека.Прилагательноеnhd.цde чаще употребляется с существительными, обозначающими помещения или пространство. В предложенном контексте употребление этого прилагательного кажется метафоричным. Вторая конструкция похожа на те, которые описывались раньше. Mhd. tъrren (nhd.dцrren `сушить, вялить'). Кажется, что в современном немецком языке данный глагол не имеет возвратного значения. СогласноDeutschesWцrterbuchvonJacobGrimmundWilhelmGrimm dцrren имеет значение именно что-то сушить, но в примере данный глагол имеет при себе только субъект mhd.dermund.

(15)	`…der lipwazo?de von masslosi, der mundtъrr von turstiger not, die hendzitreden von kraftlosi'. [5, с.46]
	`…плоть тосковала от безмерной суровости, рот пересох от мучительной жажды, а руки тряслись от бессилия'. [2, с.43]

Среди конструкций с семантикой страдания в тексте наиболее распространены конструкции, оформляющиеся: предикат, субъект и объект (лицо или часть тела) в дательном падеже.

3.3 Душевное страдание. Первичные предикаты

«Страдание» кажется больше качеством именно душевной, чем физической боли. Так как в исследуемых текстах очень подробно описывается, как необходимо правильно страдать, чтобы имитировать страдания Христа, как с помощью страдания выразить свою любовь к Богу, то наиболее часто встречаются конструкции со словами, обозначающими `страдние', `муку', `душевные тяготы'. Только конструкций с глаголом mhd. lоden встречаются 77 раз (по данным всех текстов). Этот глагол используют все три мистика.

Наиболее часто в текстах встречаются конструкции с глаголом mhd. lоden. В современном немецком языке данному глаголу соответствует nhd. leiden (`страдать, терпеть'). Но, согласно средневерхненемецкому словарю М. Лексера и древневерхненемецкому словарю А. Грёля (AlbrechtGreule) [6, c. 159], изначально данный глагол имел значение nhd. gehen, vorьbergehen, vergehen (`идти, проходить мимо, истекать'). Отсюда следует, что глагол поменял свое значение при переходе из семантической зоны «движения» в семантическую зону «боли».

(16)	`…so wo?lt ich gern liden'. [5, с.250]
	`…то я охотно соглашусь пострадать'. [2, с.91]
(17)	`War ist dennekomen alle ireswere, die si durch mich und na mir hat gelitten?` [3, с.388]
	`Где тогда все ее тяготы, что она ради Меня и по Мне потерпела?'. [1, с.151]
(18)	`…als unnatьrlich es dir ist ze leiden` [4, с.420]
	`…как неестественно тебе это терпеть'.

Помимо обычных конструкций с глаголом mhd. lоden, есть также различные конструкции с существительным mhd. lоden. В текстах встречаются следующие варианты: «lidenhaben», «imlidensоn», «einlidensоn», «volllidenssоn», «lidentragen», «leidgewinnen», «leidungsоn». По этим конструкциям уже можно наблюдать некоторые персональные особенности мистиков. Например, «lidenhaben» использует только Генрих Сузо:

(19)	`Do hat ein bredier in sinemanvangein bitterliches liden von ungeordneter swermu?tikeit`. [5, с.256]
	`…испытывал горькие муки из-за беспорядочной тоски'. [2, с.193]
(20)	`Es was ein fro?we in eimekloster, die hat ouchdiserliden eins'. [5, с.508]
	`В одной обители проживала некая особа, она тоже имела одно из страданий'. [2, с.374]

«Im lidensоn» встречается всего два раза, но примечательно, что у разных авторов. Пример (21) принадлежит Г. Сузо, а пример (22) Мехтильде М.:

(21)	`Lu?g, wenne du in einem liden bist…` [2, с.58]
	“Посмотри, когда ты страдаешь…' [2, с.52]
(22)	`Lu?ge, es geschach eins moles, do was ich in grossemversmehtemliden…' [3, с.443]
	`Слушай, раз как-то случилось, что я пребывал в великом страдании…' [1, с.331]

Элсбет ф. Ойе использует аналогичную конструкцию, но со словоформой «inderleidungsоn»:

(23)	`…in sollcherleidunge ist der mensch am meisten alle zeit`. [4, с.416]
	`…в таком страдании человек находится большую часть времени'.

Также следует выделить, что Элсбет ф. Ойе часто использует конструкцию «unlidig/ unleidlichsоn», где прилагательные mhd. unlidig/ unleidlich, что означает nhd.unleidlich, unertrдglich, schmerzlich, то есть `невыносимый', `болезненный'. Мехтильда М. и Г. Сузо подобные конструкции не используют.

(24)	`…wan es was mir von meiner krankheit unleidig`. [4, с.416]
	`…когда мне было невыносимо из-за моей болезни'.

Также мистики часто используют глагол mhd. erlоdenозначает`переносить, переживать' что-то трудное. В первом примере конструкция состоит из субъекта и предиката, который состоит из вспомогательного глагола и двух основных. Глагол mhd. erstrоtenозначает `побеждать, сражаться', что в данном контексте носит метафорическое значение.

...