"Нет, я не вру…" vs "Нет, вру я…" традиционная культура в зеркале предикатов профанной речи

Размещено на http://www.allbest.ru/

3

«НЕТ, Я НЕ ВРУ...» vs «НЕТ, ВРУ Я...». ТРАДИЦИОННАЯКУЛЬТУРА В ЗЕРКАЛЕ ПРЕДИКАТОВ ПРОФАННОЙ РЕЧИ

Г.В. Калиткина

Проанализированы цели, условия и сфера автореферентного употребления в «низких» текстах диалектного дискурса многочисленных общерусских, просторечно-диалектных и собственно дисалектных предикатов лжи и болтовни. Выявлены причины преобладания выражаемой ими этической или истинностной оценки речеповеденческого акта. Вскрыта связь данных оценок с яркой «слово- центричностью» русской культуры.

Ключевые слова: традиционная культура, диалект, речеповеденческий предикат, профанная речь, перформатив.

“NO, I AM NOT LYING” VS. “NO, I AM LYING”: TRADITIONAL CULTURE IN THE MIRROR OF PREDICATES OF PROFANE SPEECH

Galina V. Kalitkina, Tomsk State University (Tomsk, Russian Federation).

Keywords: traditional culture, dialect, speech behaviour predicate, profane speech, performative.

The article analyses the predicates of profane speech behaviour, which occupy an important place in the “word-centred” Russian culture and function in modern everyday discourse. The aim of the article is to identify the purpose of their self-reference forms in the linguistic culture. The study focuses on verbs that are relevant to dialect discourse practice. Taking into account the common cognitive basis of dialects of one language, the author used Volumes 2 and 3 of SRNG, a number of regional dictionaries and the Central Ob Dialect Archive to compile an open lexical group of predicates with an integral seme “to speak”, “to inform the addressee about something (information, thoughts, etc.) through speech”, and with different semantic components that create two oppositions: “conformity/discrepancy of the reported to reality” and “meaningfulness/meaninglessness of the reported”. The all-Russian verbs vrat' [to lie] and boltat' [to chatter] can be considered bright representatives of this group.

To solve standard communicative tasks, the speaker uses the analysed words in nonperformative positions (vresh '/ boltaesh ', vret / boltaet, ne vru / ne boltayu). In this case, the verbs express the speaker's inner position, which unites ethical and truthful assessment aimed at the outside world (a speech-behavioural act).

Using discourse analysis, it was found that the ethos of the dialect linguistic culture, under certain conditions, prescribes the actualisation of the predicates of lying and chattering, even within the strict performative framework. The self-referential use of the verbs vrat', boltat' and their numerous synonyms leads to the unevenness of the expressed ethical and true/liel assessment and the change of their object. The study of the contexts of actualization revealed the conditions and reasons for the shift of empathy in the direction “author ^ text” and “text ^ author”. Both the classic performative form vru / boltayu and word forms which go beyond the present tense indicative and are supplemented with variations of modality are equally designed to serve the fundamental semiotic opposition “Us vs. Them”; they become a kind of its language correlates. When speakers include the addressee in the universe of their “life world”, the interpretation of the speech act is deprived of its “behavioural” component. The author ceases to be the object of assessment of the lie- or chatter-predicate. With the recognition of its estrangement from the interlocutor, the ethos of traditional culture makes speakers explicate an external assessment of themselves and their place in the world. As a result, assessment expressed by the predicates vrat' and boltat' loses its truth component, since the author becomes the object of assessment.

Thus, the functional importance and the complex nature of the predicates vrat' and boltat' better shows in the “low” texts of culture, which allow their performative actualization, which is not characteristic of its “high” precedents.

автореферентное употребление просторечие предикат ложь

Homoloquens.Человек, будучи существом говорящимБольшинству этнических культур известна глубоко архаичная оппозиция тишины (молчания) и звука (речи), которые выступают в качестве атрибутов соответственно мира чужого, нечеловеческого, мертвого и присвоенного, человеческого, живого. Многие создаваемые человеком звуки и шумы имеют функции символов, и особенно сильно семиотически нагружены элементы «голосового поведения» [1] (см. также работы А.К. Байбу- рина, С.Е. Никитиной). Оппозиция «речь / молчание» важна для самых разных ритуальных практик: это и необходимые речевые компоненты обряда, и запрет на его звуковое сопровождение (вплоть до полной тишины), и запрет отзываться на звучание во время тех или иных магических действий: А можно и так вылечить. Я-то не знаю [точно]. Мол- чанну воду [для этого надо взять]. Молчать надо. Сходить на реку и процедить от на пороге и этим умывать. И она не будет тосковать. Молча чтобы. Ни с кем, ни с кем не говорить. И так пройти, вот так. Человек скажет [что-нибудь], что попадёт стречу- то, а ей молчать надо. Вот это молчанна вода. Дак молчанну воду можно попозже принести. (Без указания локалов приводятся текстовые примеры, взятые из Среднеобского диалектного архива Томского государственного университета (1947-2016 гг.), остальные снабжаются указанием на ареал функционирования говора). Ср. еще один текст: Соби- рать-то её [лекарственную траву] далёко от деревни, чтоб петухи не опевали [не лишали силы своим пением], тогды она толькё поможет (среднеурал.)., сопровождает речью все акты интеракции, и вполне очевидно, что подлинное взаимодействие между людьми без речи вообще невозможно. Однако доля речевого компонента в структуре той или иной деятельности регулируется национально-культурными нормами. Впервые, видимо, внимание к этому привлек в 1952 г. К. Леви-Стросс: «Во время дискуссий ни разу не рассматривалась проблема конкретного отношения какой-либо культуры к ее языку. В качестве примера обратимся к нашей цивилизации, где речью пользуются, так сказать, неумеренно: мы говорим кстати и некстати, нам достаточно любого повода, чтобы выражать свои мысли, задавать вопросы, комментировать... Это злоупотребление языком совсем не универсально, оно встречается не так уж и часто. Большинство культур, называемых нами первобытными, часто пользуется языком весьма бережливо. Там не говорят где попало и о чем попало. Словесные выражения там часто ограничены предусмотренными обстоятельствами, вне которых к словам относятся экономно» [2.С. 64]. Глава структурализма, как видим, поставил вопрос в диахроническом ключе, сравнивая стадиально различающиеся культуры, но и на синхронном срезе подобные отличия оказываются существенными, о чем позже писал Д.Х. Хаймс [3].

Вместе с тем следует учитывать, что на национально-культурных нормах речевого поведения сказываются и конфессиональные постулаты. Т.И. Вендина [4] настаивает на том, что русская элитарная культура и народная традиция, т.е. отечественная культура, взятая как универсум, формировалась не просто под влиянием христианской этики Средневековья, но конкретно кирилло-мефодиевского наследия. На этом же основании

B. Н. Топоров [5] отмечает «словоцентричность»¹ славянского мира Средневековья, который, впрочем, не был абсолютно монолитным, и Н.Б. Мечковская [6] противопоставляет «словоцентричности» русских «недоверие или равнодушие к слову» белорусов.

С другой стороны, в восточнославянском ареале столетиями ощущались отголоски исканий и учений раннехристианских гностиков и мистиков, была воспринята духовная практика исихазма. «Византийские, афонские и киеворусские исихасты отказом от говорения, речения, «слова будничного» аскетически и эстетически приближались к сакральному содержанию тишины, молчанию, внутреннему постижению Слова Божьего. Ведь произнесенное слово теряет свое метафизическое содержание, становится пустой звуковой оболочкой - мысль изреченная есть ложь» [7.

C. 120]«Культуры соответствующего типа <. .> ставят в своем начале Слово как высшую реальность данного модуса существования, поскольку оно, облекаясь плотью, воплощается в «разыгрываемом» им мире», - пишет В.Н. Топоров [5. С. 5]. Симптоматична рецепция древнерусским языком греческих калек: 'aXoy^al^ безсловесие `неразумие, безрассудство', 'aXфyaз^ безсловесьно `неразумно, бессмысленно', 'аXoyov^ безсло- весьныи `неразумный, бессмысленный'. Ср. уже русские переводы данных церковнославянизмов: О немже известное что господину не имамъ: т^мже и приведохъ его пред васъ, наипаче же пред тя, Агриппо царю, яка да разсужденію бывшу имамъ что писати: Безсловесно бо мнится ми, посылающу юзника, а вины, яже нань, не сказати (Деян., 25, 26-27). В Синодальном переводе (1862) для безсловесновыбрано наречие нерассудительно. Конструкция из 1-й песни Великого канона Андрея Критского (вторая половина VII в. - начало VIII в.) Окаянная душе<.>астанися прочее преждняга безсловесіяразными переводчиками передается как воздержись от прежнего бесслове- сия / безрассудства / неразумия / безумия.Ср. Пандекты Никона Черногорца (1296 г.): Ихъ же житье есть безмолъвно. И что иже сочтавъшися Боу. Яремъ мнишьскыи взяти. И сЬсти единомоу и молъчати (СДЯ.С. 127). В тексте Нового Завета прямо сформулировано и отношение к профанному слову (Не входящее во оуста сквернитъ человЬка: но исходящее изо оустъ, то сквернитъ человЬка (Мф., 15, 11); Глю же вамъ, яко всяко слово праздное, еже аще ре- кутъ человЬцы, воздадятъ а> немъ слово въ день судный: От словесъ бо своихъ юправди-. В послевизантийский период исихазм стал феноменом культуры как таковой - не только тех ее форм, которые принципиально не существуют без вербальной речи, как философия, литература, но и тех, которые опираются на несловесные коды, - живопись, архитектура [7]. Носители традиционной культуры в бесчисленных селах и деревнях России не были знакомы с догматами и принципами исихазма, разделяемыми в Оптиной Пустыни, Сарове, на Валааме, но основные конфессиональные тексты, бесспорно, были известны и неграмотным людям.

Так, например, в повседневном исповедании грехов¹ после общей формулы: ИсповЬдаю<.. .>вся моя грЬхи, яже содЬяхъ во вся дни живота моего, и на всякий часъ, и въ настоящее время, и въ прешедшия дни и нощи, дЬломъ, словомъ, помышлениемъ... - перечисляются 23 вида прегрешений. Из них 5, трактуемы как грехи против ближнего и против себя самого, прямо связаны с речевым поведением. Это «празднословие», а также «прекословие», «оклеве- тание», «осуждение», «неправдоглаголание». Таким образом, под категорию греха подведены лживая, пустая и неуместная речи.

Если исходить из аксиомы, что лексически типизируются в первую очередь отступления от всех норм и идеалов - от уровня телесного, плотского до уровня душевного и духовного, то показателен набор концептов русской лингвокультуры с именем «слово»: БЛАГОСЛОВЕНИЮ противостоят БАСНОСЛОВИЕ, ГОЛОСЛОВИЕ, ЗЛОСЛОВИЕ, МНОГОСЛОВИЕшися и ют словесъ своихъ юсудишися. (Мф., 12, 36-37); Аще кто въ словЬ не согрЬшаетъ, сей совершенъ мужъ, силенъ абуздати и все тЬло. (Иак., 3, 2); Молящеся же не лишше глаголите, якоже язычницы: мнятъ бо, яка во многоглаголаніи своемъ оуслышани бу- дутъ (Мф., 6, 7)), и отношение к слову сакральному (Аще вы пребудете во словеси Мо- емъ, воистину оучнцы Мои будете (Ин., 8, 31); Отметаяйся Мене и не пріемляй глгалъ Моихъ имать судящаго ему: слово, еже глахъ, то судитъ ему въ послЬдній день (Ин., 12, 48); Всяко даяніе блго и всякъ даръ совершенъ свыше есть, схдяй ат Оца свЬтавъ<...>. ВосхотЬвъ бо породи насъ словомъ истины, во еже бытии намъ начатокъ нЬкій создан-німь Ега (Иак., 1, 17-18); Порождении не ат сЬмене истлЬнна, но неистлЬнна, словомъ живага Бга и пребывающа во вЬки (1 Пет., 1, 22)). Вторую семантическую линию поддерживает еще одна греческая традиция: Слово - обозначение Бога (второй ипостаси Троицы - Бога Слова, воплощенной в Христе). Так, ЛСВ Слово `о Христе' фиксируется не только в САР (1789-1794), но и спустя век в словаре В.И. Даля (1880-1882): «В Евангл. толкуется `Сын Божий; истина; премудрость и сила'».Грех, с точки зрения православной церкви, - это деяние, недостойное христианина, некая болезнь души. Строгой классификации грехов в православии нет.МАС дает другое имя этого концепта - МНОГОРЕЧИВОСТЬ, а РСС - МНОГОГЛАГОЛАНИЕ с пометами «устар.», «ирон.», РАЗГЛАГОЛЬСТВОВАНИЕ с пометами «разг.», «неодобр.»., ПРАЗДНОСЛОВИЕ, ПРЕКОСЛОВИЕ, ПУСТОСЛОВИЕ, СКВЕРНОСЛОВИЕ, СЛАВОСЛОВИЕЗа исключением ЛСВ, который в терминосистеме православия обозначает высшую форму молитвы., СРАМОСЛОВИЕ, СУЕСЛОВИЕФункциональную нагруженность данной деривационной модели в целом ярко раскрывает вокабула ПУСТОСЛОВИЕ из СРЯ: Ниединоя истиньныя рЬчи имат<ь> ат звЬздословия и поустошнословия [вар.по семи спп. XV-XVIIIвв. «пустословия»] (^аmюXoy^аз) и а<т> басньнословия твоег<о> (то... ^ивоХдуц^а) Хрон. Г. Амарт., 83., а также СЛОВОБЛУДИЕ¹, СЛОВОИЗВЕРЖЕНИЕ, СЛОВОПРЕНИЕ и СЛОВЕСАXIII-XIV.Пустословлю,-ие(Яartoloye).Влх.Словарь,101. XVIIIв.[СРЯ,такжесм.

СДЯ вокабула БАСНЬНОСЛОВИЕ].Второе имя концепта ЯЗЫКОБЛУДИЕ при отсутствии в МАС зафиксировано в ОСРЯ и Д.РСС дает значение `многословная и бессодержательная речь' с пометами «устар.», «ирон.» и помещает связанное выражение НЕДЕРЖАНИЕ СЛОВЕС `неудержимое многословие' с пометой «ирон.». (Ср. нейтральность не столь многочисленных научных понятий типа богословие, послесловие, предисловие, сословие, а также словоизменение, словообразование, словосочетание, словоупотребление, словоформа). «Это восприятие вошло в плоть и кровь русской культуры, превратилось в ее повседневный компонент, определяющий ее жизнь», - полагает Т.И. Вендина [4.С. 39]. Справедливость такого вывода не раз подтверждали «высокие тексты» национальной литературы. Например, оно преломилось вкаждому известном из школьной программы пушкинском противопоставлении грешного языка, и празднословного, и лукавого,языку, предназначенному пророку, чтобы жечь глаголом сердца. Отзываются ли, отсвечивают ли эти этические постулаты в «низких текстах», порождаемых в повседневной жизни носителями традиционной [речевой] культуры, социальную базу которой всегда представляло крестьянство?

Коммуникативная этика. Речевые нормы, свойственные диалектным коллективам, или «языковым сообществам» (по Л. Вайсгерберу)Этикет регламентирует разные стороны коммуникативного акта, начиная с круга допустимых собеседников (Только увидела, так и заговорила. А это нельзя. Надо только со знакомыми разговаривать) до способов апелляции к ним (Я их навеличивала [называла по имени и отчеству], и пускай меня навеличивают) и тактик развертывания темы (Поговорят про чё-нибудь. Всё наплетут. Сперва же сыздаля, не сразу, а помаленьку; Вот, старуха, я тебя когда хвалю, придакивать надо) и речевых жанров (За здешнего выходила, сватали меня, сватали. По-простому и рассказать надо)., описаны

O.Ю. Крючковой, Р.Ф. Пауфошимой, С.Е. Никитиной, Е.В. Иванцовой,

P.Н. Порядиной и др. Однако прежде всего следует назвать работы В.Е. Гольдина, предложившего сам термин «традиционная сельская культура речевого общения» и обратившегося к «месту речи в составе деятельности и характеру рефлексии диалектоносителя над речью» [8]. Основные положения, развиваемые В. Е. Гольдиным, кратко можно передать следующим образом. «Злоупотребление языком» (в терминах К. Леви-Стросса) у носителей традиционной культуры ограничено рядом установок:

(1) знания, сформированные непосредственной предметно-практической деятельностью, считаются более достоверными и важными, чем полученные в дискурсивной практике (исключая фольклорные и сакральные тексты)От боталы ничё доброго не познашь (забайк.); От такой барабни ничего путного не узнаешь (владимир.) От набрёханного [научившегося складно говорить] человека правды не жди (сарат.).;

(2) плоды стереотипного жизненного опыта не требуют развернутого речевого выражения ;

(3) правдивость (искренность) нуждается в постоянной декларации, в специальных показателях данной речевой стратегииВ псковских говорах функционирует фразеологизм, включающий дериват глагола баяти,- и бай сломан (сломался) со значением `нечего и говорить' (К). Данная норма, впрочем, имеет свои отголоски и в иных дискурсивных практиках начиная от пушкинскогоК чему рассказывать, мой сын, чего пересказать нет силы? - до положения из 7-го раздела «Логико-философского трактата» Л. Витгенштейна: «О чем невозможно говорить, о том следует молчать» [9.С. 73].В целом это противоречит заповеди, неоднократно сформулированной в текстах Нового Завета: Паки слышасте, яко рЬчено бысть древнимъ: не во лжу кленешися, воздаси же Гсдви клятвы твоя. Азъ же глю вамъ не клятися всяка<.. .>Буди же слово ваше: ей, ей, ни, ни: лишше же сею ат непріязни есть (Мф., 5, 33, 34, 37); Прежде же всЬхъ, братіе моя, не кленитеся ни нбомъ, ни землею, ни иною коею клятвою: буди же вамъ еже ей, ей, и еже ни, ни: да не въ лицемЬріе впадете (Иак., 5, 12). [10].

Вместе с тем представляется, что последний тезис требует некоторой оговорки. В русской традиционной культуре, конечно же, действует наднациональный общеэтический запрет на сознательное говорение неправды. Вместе с тем ее установки, дискурсивно развернутые в паремиях, амбивалентны, а иногда асимметричны (Было бы кому врать, а слушать станут; Не хочешь слушать, как люди врут, ври сам; Люди врут - только спотычка берет, а мы врем, что и не перелезешь; Что меньше врется, то спокойней живется; Вранье не введет в добро;И враньем люди живут да еще не ухвалятся).

Нормативные ориентиры крестьянского сообщества далеко не во всех ситуациях приветствуют выражение, обнародование что называется «в глаза» своих сомнений в правдивости информации собеседника. Показательны записи, сделанные диалектологами задолго до работ Дж. Лича и Г.П. Грайса, в которых информанты фактически формулируют максиму согласия (Придакивать должны. Тот плохой человек, который не при- дакиват... Придакивай, хто и врёт(с. Трубачево Шегарского р-на Томской обл. в 1958 г.) и максиму качества и релевантности информации (Бу- робить лишно я не могу, а правду и по делу говорить люблю(с. Рыбало- во Кривошеинского р-на Томской обл., 1959 г.).

Однако конвенции и нормы той или иной культуры относительно вербального поведения бытуют не только в дискурсивном развертыванииЭтику ответственности, сопряженную с речевым поведением в сфере современного научного дискурса, в 2014 г. постулирует Л. О. Чернейко, рассматривая примеры извинений по поводу речи (метаизвинений) [11]. Но этот аспект разработан и в диалектной культуре: Бахало и есь бахало, я сижу с суседкой разговариваю, а он: «Хватит болтать». Мне-ка неудобно заего стало (тюмен.)., они предсказуемо «закодированы» в глаголах, именах и сверхсловных единицах (перифразах), обозначающих речевую деятельность в целом и отдельные речевые акты, как, например, придакиватьи болтатьв приведенных выше примерах. Такие лексемы-дескрипции разных аспектов вербальной передачи информации группируются исследователями по нескольким основаниям ([12-14]; см. также (ТСРГ)).

3. Предикаты профанной речи. Данная статья сосредоточена на сегменте глагольной лексики, который представлен агентивными (поведенческими) предикатами речи, сопряженными с этическими моментами¹. Н.Б. Мечковская встраивает их в очень широкое понятие «метаязыковые глаголы, обозначающие процессы устного общения» [12]. Для учета деятельностного фона в 1992 г. предложила свои термины Н.Д. Арутюнова - речеповеденческие предикаты, которые «характеризуют и содержание высказывания со стороны его истинности, и говорящее лицо со стороны совершенного им действия» [15.С. 588]. В более поздней ее работе добавлен важный для нас тезис: «Истинностная оценка выражается преимущественно грамматически (модальностью), этическая - лексически» [16.С. 572].

В древне- и старорусских памятниках, т.е. в «высоких текстах», речевые акты, обозначенные глаголами говоренияВсе прочие глаголы, обозначающие артикуляционные особенности говорения типа басить, бубнить, шепелявить или эмоциональные состояния говорящего типа брякать, бурчать, цедить, остаются за рамками исследования.«Основных» глаголов dicendiв славянских языках насчитывается не более десятка. Все они принадлежат к древнейшему праславянскому фонду <...>. Показательно, что большинство этих глаголов являются деноминативными, и, следовательно, столь важное отличительное свойство человека, как способность говорить, и сама «деятельность» говорения не имели в праславянском собственного обозначения, кроме *rekti» [17.С. 173]. В древнерусских и старорусских письменных памятниках зафиксированы глаголы речи бесЬдовати, глаголати, говорити, казати, молвити, повЬдати, повЬсти- ти, речи / рещи, съказати [18], а также содержащие отсылку к речевому жанру отвЬщати, проповЬдати, славити, ругатися, оукорити [19].Данный глагол в [18] не рассматривается, его приводит СДЯ. по параметру истинности, могли маркироваться несколькими способами. На лексическом уровне «раздельнооформленно» данную характеристику эксплицировали существительные в В.п. в функции дополнения правда, истина, лжа / ложь, неправда, а также наречия право, неправо, истинно, лестно, по криву, хуль- нои т. д. Аналогично обозначались бессмысленность, пустота или же непо- требность сказанного [18], вновь подпадающие под негативную этическую оценку. Кроме того, в этот период функционировали калькированные композиты с прозрачной внутренней формой, которые характеризовали содержательную сторону передаваемой информации и отчасти ее количество (велерЬчствовати, велерЬчевати, `хулить, поносить', `хвастаться', ве- лерЬчить`говорить много и красиво', `пустословить', великорЬчевати `быть многоречивым', злорЬчити, злословити, злословесити, злословесо- вати, злоязычествовать`злословить, клеветать' [18], пусторЬчити`вести пустые разговоры', пустословити`пустословить', пустошнословити`говорить пустое, празднословить' [СРЯ]). К настоящему времени они, за исключением злословить, в русском языке устарели.

Что касается профанной устной речевой коммуникации (за пределами фольклорного и обрядового дискурса), которая заполняет пространство повседневности, сопровождает обыденную жизнь, порождая «низкие» тексты, то ее веками обслуживали и отчасти продолжают обслуживать и сегодня бесчисленные говоры русского языка. Хотя для них характерны иные предикаты речи, вполне очевидно, что «речеповеденческие» глаголы находятся в зоне «актуального внимания», в «фокусе» традиционной культуры. Доказательством выступает высокая номинативная плотность этого участка лексической системы в любом говоре¹.

Выборка основного материала исследования сделана из 2-го (Б -- Блаз- ниться) и 3-го (Блазнишка - Бяшутка) томов сводного СРНГ. Она дополнена данными Среднеобского диалектного архива и материалами, введенными в научный оборот указанной в статье литературой и рядом региональных словарей. Опираясь на тезис С.М. Толстой об «общей когнитивной (смысловой в широком понимании) основе диалектов одного языка»См. вышедшие в последние годы работы Л.А. Ивашко, Т.И. Вендиной, Ю.А. Бессоновой, Н.И. Ершовой, Н.Ю. Баженова, Ж.К. Гапоновой, Ю.А. Ермолаевой и М.А. Короткевич, О.А. Чупряковой и С.С. Сафоновой и др.Аналогичную точку зрения исповедует и авторский коллектив СРНГ :«Объединение в одной словарной статье разрозненных по разным говорам значений диалектного слова оправдывается единством происхождения этих значений и развитием их в рамках общей системы русского языка» [СРНГ. Т. 1. С. 12].[20.С. 115], мы получаем открытую лексическую группировку, образованную (а) общерусскими глаголами, (б) территориально ограниченными глагольными единицами русских народных говоров, а также (в) функционирующими в них диалектно-просторечными глаголами.

Она представляет собой репрезентативный для решения поставленной задачи, хотя и искусственно ограниченный алфавитным порядком пласт предикатов, объединенных интегральной семой `говорить', `сообщать что- либо (сведения, мысли и т.д.) посредством речи' и семой адресативности [13] (подчеркнем, что для многих глаголов характерны и экспрессивнооценочные семы). Дифференцированы данные единицы разноуровневыми семантическими компонентами, отражающими оцениваемое с точки зрения морали содержание и качество информации. Основания их классификации в целом можно свести к двум оппозициям: «соответствие / несоответствие сообщаемого действительности» и «содержательность / бессодержательность сообщаемого».

Указанные параметры противопоставления выделены с опорой на дефиниции региональных диалектных словарей, фиксирующих состояние русских говоров преимущественно во второй половине прошлого столетия, и сводного СРНГ. Последний опирается на широкий круг источников сер.XIX-XXв. Часть помещенных в него материалов была уже осмыслена и описана лексикографами, другая выбрана из первичных записей живой диалектной речи, которые сделаны весьма различающимися по профессиональным навыкам собирателями. В результате авторский коллектив СРНГ признал, что «во многих случаях трудно определить, имеем ли мы дело с оттенками значения или же наблюдатели по-разному сформулировали одно и то же значение. Нередко также в источниках оттенки значения отделяются друг от друга неотчетливо <.. .> нет уверенности в том, что за разными формулировками определения значений не скрываются реально существующие значения или их оттенки» [СРНГ. Т. 1. С. 13]. При этом способы семантизации лексем в СРНГ оказываются довольно разнородными, что будет показано дальше.

4. Оппозиты по достоверности. Итак, самую малочисленную из полученных нами групп создают глаголы, у которых в толковании эксплицирована только архисема речевой деятельности и не указаны компоненты, которые маркировали бы достоверность / недостоверность передаваемой информации. (Впрочем, в разных говорах современного русского диалектного континуума их семный состав может не совпадать.) Это диалектные и диалектно-просторечные единицы бавить, базлатъ, баитъ, байкать, ба- катъ, бакудитъ, бакулитъ, балакать, балаятъ, бахоритъ, бачить, баю- нитъ, баять, бормотать, брехать, буровитъ, бякатъ.Они вербализуют немаркированный полюс первой оппозиции, т.е. сообщение «правды». Такое речевое поведение трактуется культурой как типичное, обыкновенное, рядовое, нормальное, привычное, ожидаемое.

Перечисленные предикаты описывают профанную речь, передачу невысоко оцениваемого с точки зрения его важности содержания. Вчера сидим бормочем. Она пришла. Долго бормотали, потом сели ужинать(Пар.Гор. 1959). Аналогичные примеры употребления можно встретить в опубликованных записях практически любой диалектной системы: Ой, долго мы с тобой бормотали(амур.); Вечером баба на лавочке со старушками балакает(амур.); На вечёрках девки вяжут, а ребяты балакают с имя (амур.); Сидели, балякали до полночи(алт.); Мы, бывало, по всей ночи ба- талили(краснояр.); Байкали по деревне, что зямлю надо вновь делить (смол.); Садись, бахорь(киров.); Забегайте бахорить-то(перм.); Это так народ брехает(новг.); Ён, бавют, приде домой(псков.). Набаял ты дядя, мне диковинок-то три короба, да у тебя три дни слушать дак не переслушать(перм.). Как видим, данные диалектные глаголы речи оказываются семантическими аналогами функционирующих во всяком говоре наиболее частотных общерусских предикатов говоритъ² и рассказывать,а также устаревшего в литературной подсистеме глагола сказывать. Группа «сжимается» и за счет того, что единицы постепенно уходят в пассивный фонд. Приведем запись, сделанную в 1960 г. в селе Максимкин Яр Верхнекетского р-на Томской обл.: «Я ему бачил, он не послушал», - молоды так не говорят, стары так говорят.По мнению И.И. Макеевой, говорить и сказать обрели свою высокую частотность «после и в связи» с утратой речи / рещи и глаголати. В восточнославянской письменности в канонических, церковно-учительских источниках предикат говоритине употреблялся. Секулярный статус привел к его широкому распространению уже к XVI в. [18]. Лексема сказатиначала появляться в письменных светских текстах с XIV в., однако при обращении автора к строкам из Библии или словам святых по-прежнему использовались словоформы, образованные от речи / рещи или глаголати [19].

Выделенным оппозитом выступает говорение чего-либо неистинного или лживого, т.е. отступление от этической и коммуникативной общечеловеческой нормы «правильной» коммуникации (П. Грайс, Д. Гордон и Дж. Лакофф, Дж. Лич, Н.Д. Арутюнова, Г.А. Копнина, Л.Е. Тумина и др.). Впрочем, ненамеренное¹ искажение подлинного, настоящего положения дел, считаясь ошибкой, оплошностью, невольным заблуждением или неосведомленностью, незнанием, не подпадает под этическую регуляцию. Умысел же сказать неправду (мотивируемый самыми разными причинами: малодушием, страхом, опасениями или же более существенными в повседневной коммуникации тщеславием, завистью, неприязнью, жадностью, выгодой и т.д.) меняет все, и такое речевое действие мораль расценивает как недостойное, порочное, гнусное, а религия - греховное .

Полученное лексическое множество предикатов «сообщения неправды» оказывается более внушительным. Характеризуя его, отметим, что восходящий к и.-е. корню *1ещЪ-, *lugh-глагол лгать с его довольно узким семантическим объемом в диалектном дискурсе остается практически невостребованным (красноречиво выглядит, например, его отсутствие в полных по типу среднеобских ВС и ПСДЯЛ).

Зато общерусская лексема врать функционирует в нем активно. К.Г. Красухин [21] полагает, что исходным ее значением было `колдовать словом, предсказывать', затем развивается `болтать, говорить не то, что должно', а пейоративное значение `лгать' имеет довольно позднее происхождениеНамеренное, но не злонамеренное искажение информации не преследует получения выгоды. Отступление от истины ради забавы, потехи, развлечения коммуникантов - это балагурство. Оба семантических компонента красноречиво объединены в СРНГ при семантизации фраземы балагуры разводить `шутить, врать', синонимичные обороты: балясы (балясины) разводить, балясы точить, балы точить, балагуры вести. В говорах функционируют и глагольные универбы: балберить, балберничать, балант- рясить, балантрясничать, балентрясить, балентрясничать, балясать, балясить, балясничать, бакулить, бахвалить: Пойдешь в магазин - балагурит, рассказывает; Да всего с час и балантрясили, а потом каждая по своим делам ушла, дак чё, только умные разговоры вести? (краснояр.).Впрочем, в новозаветной трактовке неправдаглаголание не причислено к смертным грехам: Всяка неправда грЬхь есть, и есть грЬхь не къ смерти (1 Ин., 5, 17). В народной культуре связь пустых и лживых речей с категорией греха парадоксально просматривается даже в самом факте ее отрицания. Ср.: Грешно от Бога брякать языком (Л); Да и не грех, если балентрясничали, чё им всё брови супить, [ведь они] молодые (краснояр.).Показательно, что этот путь семантического развития не чужд и глаголу бузить (в результате они оказываются, в терминах С.М. Толстой [22], парадигматическими партнерами): в пермских, уральских, тюменских говорах он имеет значение `лгать, обманывать' (Я бузить зря не буду (тюмен.); Я не модиска была, бузить не буду (тюмен.)), в амурских - `заговаривать, колдовать' (Один раз мне пришлось к бабке обращаться. Она бузила, бузила там чё-то, я уж и не помню. После этого мне лучше стало (амур.)).. В словнике СДЯ глагола врати нет, СРЯ датирует помещенный контекст А онъ мужикъ очюнной вретъ и самъ њфh не вЬдаетъ 1578 г. и формулирует лексическое значение глагола как `говорить вздор, пусто- мелить'. САР фиксирует уже врать и вракатъ (снабжая последний вариант пометой «простонародное») в 3 ЛСВ: (1) `суесловить, пустословить, болтать, говорить что на ум попадет'; (2) `лгать, сказывать то, чего совсем не бывало'; (3) `непристойное рассказывать о ком-либо'.

В.И. Даль приводит самый широкий список предосудительных в разной мере коммуникативных целей, обозначаемых этим предикатом, и изменяет приоритетность лексических значений и их оттенков: `лгать, обманывать словами, облыжничать, говорить неправду, вопреки истине; говорить вздор, небылицу, пустяки; пустословить, пустобаять, молоть языком, суесловить; хвастать, сказывать небывальщину за правду'<sup>1</sup>. То, что перечисленные значения могут до сих пор оставаться актуальными в некоторых говорах, показывает запись, сделанная в 1975 г. в селе Цыганово Зырянского р-на Томской обл. от Евдокии Ивановны Бабенко (1901 г.р.): Каж- ный дома прял, а молоденькими на посиденки бегали. Но прялки не таскали - тяжело. Больше [там] вышивали. Соберёмся, балясы точим, а не работам. Один врёт, другие слушают<sup>2</sup>. Откупали у кого-нить специально избу. Заплотим, тода уж кажный вечер ходим. Ср. ответы, полученные томскими диалектологами с интервалом в 20 лет: Я тверёзова ничё не напою. Надо выпить, тогда завруся не знаю чё (с. Кожевниково Кожев- никовского р-на Томской обл., 1963 г.); Ну чё вам наврать? Мне кажется, и до войны жись была неплохая (п. Нарга Молчановского р-на Томской обл., 1984 г.). Данные примеры вполне соотносимы с крыловским прецедентным текстом: И тот дурак, кто слушает людских всех врак (1815), где враками названы `не внушающие доверия россказни, выдумки, небылицы', но никак не `ложь'.

Наконец, и МАС формулирует лексическое значение и его оттенок (употребление) врать і`говорить неправду; лгать' || `говорить вздор, пустяки; болтать'. (ЛСВ врать₂ `фальшивить, ошибаться (в пении, музыке)' и врать<sub>3</sub> `неверно показывать, быть неточным' не являются речеповеденческими глаголами.)

В отличие отврать,глаголбаятисразу имел два исходных значения - `говорить' и `выдумывать'Отметим, что убран 3-й ЛСВ, хотя в XX столетии СРНГ помещает вокабулы врать `говорить что-либо неприличное, непристойное'. Луж. Петерб., 1871, и врачить `говорить что-либо неприличное, непристойное' «Говорить скабрезности, делать намеками гнусные предложения» Шадр. Перм. [год и автор неизвестны]. Кроме того в этом лексиконе появляется ЛСВ вракать₃ в значении `предсказывать будущее' Шадр. Перм. 1895.В.И. Даль фиксирует ЛСВ проврался `проговорился'.В говорах и сейчас встречается существительное басня в значении `сказка': Под Рождество, под Крещенье басни слушали (прииртыш). СРНГ дает для него следующие локалы: Том., Влад., Новг., Смол., Калуж., Тамб., Курс., Ворон. Среднеобский фразеологизм басни распускать создан по общерусской модели распускать сплетни, слухи, враки: Басни - а тоже когда врёт человек - сидит, басни распускает свои и болтает, что не следует. Ну про него и говорит [кто-нибудь], что вот, басни распустил. Существительное байка словарь В.И. Даля толкует как `побасенка, прибаска, сказочка, присказка' (без указания локала).. Именно к баятиот *ba-или к праславянским звукоподражаниям *balbol/ *balbal/ *bolbol, *bbltи др. А.Г. Преображенский и М. Фасмер возводят значительную долю русских предикатов неистинной, а также праздной и неуместной речи.

Помимо этого, в говорах сформировались метафорические универбы и связанные сочетания. Например, базарничать`торговать на базаре' ^ `проводить время в пустых разговорах' (прииртыш.), балабонить`звонить в колокола' ^ `пустословить, говорить пустяки, вздор' (курск.), барабо- рить`звонить (о колокольчике для лошадей и коров)'^ `болтать, говорить вздор' (свердл.), блавостить (благовестить) `оповещать колокольным звоном о начале церковной службы или о каком-л. важном событии' ^ `сплетничать'МАС при этом ЛСВ дает пометы «разг. устар.». (тюмен.), блеять`издавать блеяние' ^ `говорить неправду' (карел.); боронить `рыхлить землю' ^ `говорить вздор, глупости, пустяки' (волог., калуж., тул., перм., свердл.), `лгать' (волог., сев.-двин.), `сплетничать' (волог.), боронить всякую борону^ `вести пустые, ничего не значащие разговоры' (прииртыш.); ботать `бить по воде, мутить, болтать воду' ^ `лгать' (пенз., сев.-двин.), `говорить вздор, чепуху' (краснояр.), `напрасно тратя время, рассказывать' (амур.); булькать `издавать характерные для жидкости звуки' ^ `говорить пустяки, глупости' (перм., тю- мен.) и т.д. органично дополняют просторечный слой сухих метафор типа городить, заливать, молоть, плести, собирать, травить, трепать(ся).

Диалектные и диалектно-просторечные глаголы, в толкованиях которых авторы СРНГ эксплицируют дифференцирующие и уточняющие семантические компоненты `ложь', `неправда', `обман', `наговоры', `клевета', условно распадаются на группы `лгать' и `сплетничать'. Второй речеповеденческий акт подразумевает распространение (распускание) слуха, основанного на заведомо неточных или неверных, вымышленных сведениях, направленного на кого-л. в стремлении очернить.

Некоторая условность разделения глаголов на данные группы объясняется тем, что их семантическое толкование в словарях не выдерживает какого-либо строгого формата. Например, первые согласно алфавитному порядку единицы из полученной нами группы `лгать' описаны в СРНГ следующим образом: базлать`врать'. Барнаул., Том., 1919; балабошить`говорить пустяки, врать'. Калуж., 1905-1921; барахвостить`врать, говорить вздор, небылицы'. Волог., Свердл. Помимо них, данная группа включает предикаты: баламутить, барандать, батить, батыжить, бахать, башить, ботать, брандахлыстить, брендить, брехать, брешить, брусить, брухать, бручить, брякать, брянчать, бузить, бузовить, буро- бить, буровить, бутить, буторить, бухать, бухвостить, бухорить, бух- терить, бухтитьи сверхсловные связанные единицы басни распускать, барабару нести, балы точить, бухтину сказать.

Сходным образом выстроены словарные дефиниции глаголов из группы `сплетничать': балаболить`сплетничать' Даль [без указ.места]; балаганить`наговаривать на кого-л.'. Свердл., 1964; балухвостить`пустословить, сплетничать'. Тамб., 1850. У формальных вариантов балентре- сить, балентряситьСРНГ фиксирует два значения: (1) `говорить, болтать о пустяках, вести несерьезный разговор'. Вят., Перм., 1834, Свердл., Арх., Волог., Новг., Твер.; (2) `сплетничать'. Арх., 1961, Свердл. Данную группу представляют также лексемы: бабничать, балаболить, балаганить, балагурить, балухвостить, барахвостить, баруздить, басни- чать, бахвостить, блавостить, благовестить, боронить, бран- дахлыстить, брехать, брешить, брязжать, бурохвостить, бурусить, бу- торить, бухвастить, бухвоститьи ряд фразеологических оборотов, например: басни разводить.

5. Оппозиты по содержательности. Второй этический параметр оценки информации - это ее содержательность (МАС трактует данное понятие как `большой внутренний смысл'). Положительный полюс оппозиции и здесь предсказуемо оказывается лексически не типизированным, противоположный же - отмеченным многочисленными специальными единицами. В зависимости от ядерных семантических компонентов здесь могут быть выделены группы `говорить вздор, глупости' и `пустословить'. Их близость и взаимосвязь в поле русского этического сознания ярко показана в СРНГ при семантизации предиката балабонить. Стоит привести ее полностью: `пустословить, говорить вздор, пустяки, шутить, болтать'. Ряз., Тул., 1820, Курск., Калуж., Брян., Влад., Волог., Олон., Свердл. В целом, однако, пустословие и неумная, нелепая, абсурдная информация разнятся.

Глаголы, которые обозначают передачу последней, имеют в лексическом значении семантические компоненты `глупости', `вздор', `чепуха', `ерунда', `нелепица', `небылица'. Полученная группа состоит из предикатов базарни- чать, балаболить, балабонить, балабосить, балабошить, балакать, бала- монить, баламотить, балантрысить, балботать, балентресить, балентрясить, балмошить, балобонить, балякать, балясничать, бакулить, бара- бонить, бараборить, барабошить, бармить, баруздить, барячить, баса- лаить, благолить, блекотать, болонить, боронить, боталить, ботать, бредить, бринчать, брусить, брякать, брякотать, бубнить, бузать, буз- гать, бузить, булюбенить, буровить, бурузнить, буторить, бухтеть,а также фразеологизмов барабару нести, бить языком, брякать языком.

Наконец, бессодержательная, ничтожная, пустая, пустячная, несерьезная, не стоящая внимания (и в известной мере излишне многословная) информация «закодирована» русским языком наиболее последовательно.В его литературной подсистеме при этом нередки примеры частеречного параллелизма, что еще раз подтверждает значимость для русского лингвокультурного сообщества попираемой нормы: пустословить - пустословие, пустозвонить(разг.) - пустозвонство(разг.) - пустозвонный(разг.), празднословить - празднословие - празднословный, суесловить(устар.) - суесловие(устар.) - суесловный(устар.), суемудрие(устар.), болтать - болтовня,также нарушение нормы стоит за номинациями словоблудие (книжн., пренебр.), многоглаголание(устар. и ирон.) многословие, многоречивость.

Группа собственно диалектных и диалектно-просторечных предикатов со значением `пустословить' (`болтать') оказывается чрезвычайно многочисленной: базальничать, базюкать, байболить, байборить, бакулить, бакульничать, балаболить, балабонить, балабосить, балабошить, балаго- нить, баламотить, баламутить, баландать, баландить, баланить, ба- лантресить, балантресничать, балантрысить, баласить, балберить, балдыкать, балендрясить, балентресничать, балетрясить, балить, балы- хвостить, балякать, балянтрясить, балясить, балясничать, бамшить, барабать, барандить, басать, басить, белебелить, белебенить беленд- рясничать, белентрясить, белентрясничать, блебетать, блекотать, блюзгать, блюзнить, бляндать, болботать, болкать, болмотать, болто- словить, бормить, боронить, боталить, ботать, бренькать, брешить, бруснячить, брякать, буробить, буровить, бурохвостить, бухтить.Вновь встречаются фразеологизмы типа балясы вести, молоть балаболу, балы распускать (строить). Способ их семантизации в СРНГ по-прежнему варьирует от приведения нескольких синонимов до однословного толкования. Например: базанить `болтать, говорить о пустяках, переливать из пустого в порожнее'. Волог., 1822, Твер., Перм., Сиб.; базгальничать `пустословить'. Пенз., 1852.

Нет сомнений в том, что древний синкретизм значений `facere' и `dicere' (см. работы К.Г. Красухина, Т.И. Вендиной, Н.Б. Мечковской и др.) в славянском мире постепенно сменился их жесткой оппозицией, которая многократно эксплицирована прецедентными текстами разного уровня - начиная с отточенной богословами устойчивой формулы дЬломь, словомъ, помышлениемьдо бесчисленных вариантов фольклорных формулировок типа скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается; либо дело делать, либо сказки сказывать; кто словом скор, тот в деле не спор; складно бает, да дела не знает; не по словам судят, а по делам; от слова до дела сто перегонов; не все то творится, что говорится; говорит прямо, а делает криво; на словах - что на гуслях, а на деле - что на балалайке.Интересно, что при семантическом толковании глагола балагурничать авторами СРНГ вслед за первоисточником середины XIX в. сохранено прямое противопоставление этих поведенческих актов: `балагурить, заниматься болтовней, а не делом'. Орл., 1860. Концепт РАБОТА (ДЕЛО) предстает одним из центральных в крестьянской (народной) этической си- В новозаветных текстах можно встретить своеобразную перекличку тезисов, отрицающих синкретизм `говорить' и `делать' (Чадца моя, не любим словомъ ниже языкомь, но дЬломь и истиною (1 Ин., 3, 18); И все, еже аще что творите словомъ или дЬломь, вся во имя Гсда ТисаХрста (Кол., 3, 17)) и, напротив, утверждающих синкретизм `слышать' и `делать' (В кротости пріимите всажденное слово, могущее спти душы ваша. Бывайте же творцы слова, а не точію слышателге, прельщающее себе самкхь. Зане аще кто есть слышатель слова, а не творець, таковый оуподобися мужу смотрящу лице бьітія своего) вь зерцалЬ: Оусмотри бо себе и атиде, и абіе забы, каковь бЬ. Приникій же вь законь совершень свободы и пребывь, сей не слышатель забытливь бывь, но творець дЬла, сей блжень вь дЬланіи своемь будеть (Иак., 1, 21-25)).стеме, и это, вероятно, вызвало обильное лексическое маркирование речеповеденческих актов говорения вместо работы, осмысляемого как безделье, бесплодная трата времени¹, а также стереотипность дискурсивного развертывания данной темы: Мастер он болтать, а работать - погоди да помешкай (прииртыш.); Ботать можешь, а на работе тебя нету (за- байк.); Он лясник, лясничать любит. Любит разговаривать. Он там про- лясничат и делать ничё не будет (татар.); Сидел да балясил, мало наробил (арх.); Приедешь куды на вечер да колотыришь там. Весь вечер проколо- тыришь, рушник не напрядёшь. Вот я вчера носок связала, а сёдни проко- лотырила (татар.); Языком балабонит, а толку мало (владимир.); Боронят всяку борону, а дела не видать (прииртыш.); Брякала бы с вами, да робить надо (тюмен.) Ну, мужики, поговорили, побалантрясили, и за работу (краснояр.); Да всего с час и балантрясили, а потом каждая по своим делам ушла (краснояр.); По целым дням за жизнь размаячивают, [как будто] других забот не стало (краснояр.); Пора рабочая, балы разводить недосуг (сарат.). Ср. помещенный в диалектном словаре контекст актуализации просторечного фразеологизма в речи носительницы говора: В электричке едешь сорок пять минут, так чем баланду травить, лучше вышивать (амур.). Истинностная оценка в семантике данных глаголов оказывается редуцированной, а актуальной становится квалификация самого акта говорения как непродуктивной, безрезультатной, бесполезной и потому недостойной деятельности.

Несмотря на то, что ложь и пустословие - это разные зоны этического поля, МАС, не признавая в семантическом объеме единиц врать и болтать общую сему `лгать', довольно последовательно постулирует наличие у них сегодня общего смыслового оттенка `пустословить, говорить пустяки, вздор', подаваемого через знак «||»За балаканьем и время прошло (курск.)Сходный тип развития полисемии демонстрирует предикат трекать со значениями `болтать попусту' (свердл., ярослав., краснояр., новос., иркут., алт., перм., новг., мурман.) и `обманывать' (свердл.).СРНГ вскрывает регулярную полисемию диалектных отглагольных имен, которые либо образуют соотносительные по грамматическому роду пары, либо трактуются как существительные общего рода. Первый ЛСВ единиц вракала, вракуша, вракушка, врала, враль, врасья, враха, врахотка, врач, врачка, врачун определяется как `лгун, обманщик', а второй, развивающийся прежде всего в севернорусских говорах, как `говорун, рассказчик, забавный пустослов, шутник'. ЛСВ `рассказчик' не зафиксирован у лексем врака, вракалка, вралина, врало, вралья, вралюха, враля, врасня, врачовка. Лексемы врач (перм.) и враль (арх., псков.) имеют соответственно ЛСВ `сказочник' и `сказочник в рыболовной артели'.. Указанное сходство семантики зафиксировано также для общерусских имен вруша, врун и болтуша, болтун;враки и болтовня в значениях `результат' и нарушается только оппозицией 0 ^ болтливый: А он говорит, этот хромой-то: «Вот залезли воровать<...>А у меня тамо-ка семь миллионов лежало». Неужели семь миллионов оставили здесь [в селе]? Врёт. Наверно, болтливый. В контекстах актуализации диалектных и просторечных лексем независимо от их частеречного статуса диффузия семантических компонентов `лгать' и `болтать' выражена сильнее: «Чё попало так болтают. Уже трактор [будто бы] пустили». - «Да, врут». - «Так, чё попало треплют, ёлки» Об этом свидетельствуют и текстовые, и метатекстовые их актуализации: