Забыть Фридриха Энгельса: память и заббение в ойконимии

Размещено на http://www.allbest.ru/

Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ

Забыть Фридриха Энгельса: память и заббение в ойконимии

М.В. Ахметова

Россия, Москва

Аннотация

На материале г. Энгельса Саратовской области рассматривается социокультурный фон, обусловивший использование старого (до 1931 г.) ойконима Покровск и номинации Покровск-Энгельс (Энгельс-Покровск); анализируется осмысление сообществом семантики этих названий в контексте коллективной памяти. «Энгельсский» период более насыщен значимыми событиями и символами; Покровск ассоциируется с досоветской «предысторией» и имеет востребованные на рубеже 1980-1990-х годов религиозные коннотации. Последние инспирируют общегородское празднование Покрова Богородицы и вместе с тем рассуждения о защите (іпокрове) города со стороны небесных сил и о том, была ли она утрачена в результате переименования. Отказ от коммунистической идеологии способствует декларации забвения увековеченного в названии города Ф. Энгельса и в то же время игровой десемантизации ойконима как немецкого слова Engels `ангелы', имеющего, подобно Покровску, религиозные коннотации. Соответствующие рассуждения и практики (акциональные и речевые) снимают необходимость в возвращении исторического названия, компенсируя отказ от переименования города в 1990-е годы.

Статья подготовлена в рамках выполнения научно-исследовательской работы государственного задания РАНХиГС.

Ключевые слова: переименование населенных пунктов, возвращение исторических названий, ойконимия, Энгельс, Покровск, символическое пространство, онимические конфликты

Abstract

M. V. Akhmetova

The Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration (Russia, Moscow)

To forget Friedrich Engels: Memory and oblivion in oikonymy

The paper is based on material from the town of Engels (Saratov Region) and discusses the socio-cultural background that has determined the use of the pre-1931 oikonym Pokrovsk, on the one hand, and the double nomination Pokrovsk-Engels (Engels-Pokrovsk), on the other. The author analyzes reflection by the community about the semantics of these names. The period associated with the name Engels is filled with significant events and symbols to a greater degree than the period before 1931. Pokrovsk is associated with pre-Soviet `prehistory”. Since the town was initially named after the Orthodox feast of Intercession (Pokrov) of the Theotokos, its religious connotations were in demand at the end of the 1980s and the 1990s. These connotations, on the one hand, actualize celebration of the mentioned feast as the “name day of the city”, and on the other hand, inspire discussions about the sacral protection, or pokrov (in Russian), over the town, whether or not it has been lost as a result of renaming in 1931.

The rejection of Communist ideology favors the oblivion of F. Engels, commemorated in the actual oikonym. This is expressed, in the dese- mantization of the oikonym (as a play on words), its reinterpretation as a literal translation of German Engels `angels', which also has religious connotations. The discussions and practices (both actional and linguistic) remove the need to return the name Pokrovsk, and thus compensate for the refusal to rename the town in the 1990s.

The article was written on the basis of the RANEPA state assignment research programme.

Keywords-, renaming of cities and towns, return of historical place-names, oikonymy, Engels, Pokrovsk, symbolic space, onymic conflicts

Введение

На рубеже 1980-1990-х годов на постсоветском пространстве и в бывших соцстранах населенным пунктам и городским объектам начали возвращать исторические названия, в XX в. замененные на увековечивающие знаковые для социалистического дискурса фигуры и события. Этот процесс может осмысливаться в разных аспектах. С одной стороны, предметом внимания становятся номинации, а возвращение названий рассматривается масштабно -- в рамках государственной топонимической политики и ее идеологической подоплеки, связанной с декоммунизацией и дерусификацией, с соперничеством националистических и интернационалистических тенденций и т. д. [David 2011; Бочкарев 2018; Плеханов 2018]. С другой стороны, анализируется полемика вокруг переименования (так называемые онимиче- ские конфликты [Разумов 2018]), а предметом внимания становится социокультурная ситуация. Так, А. И. Кольба [2012: 77-80] рассматривает обсуждение возвращения Краснодару названия Екатеринодар в контексте развития гражданского общества и взаимоотношений социума и власти; P. Н. Абрамов и Е. А. Терентьев обращаются к дискуссиям о переименовании объектов Санкт-Петербурга и Пензы в аспекте символической политики и культуры памяти [Абрамов, Терентьев 2014; Терентьев 2015]. Ономастические исследования, затрагивающие данную проблематику, исчисляются десятками и посвящены в основном названиям улиц и прочих городских объектов.

В данной статье на материале г. Энгельса Саратовской области предпринимается попытка объяснить сосуществование официального названия Энгельс и исторического Покровск и их дериватов. Анализ дискуссий о переименовании и их социокультурного фона призван ответить на следующие вопросы: 1) почему город не был переименован; 2) чем обусловлены описываемые номинативные стратегии; 3) какую роль здесь играют коллективная память и конфликт символов.

«Город с двумя названиями»: Покровск и Энгельс вместо Покровск vs. Энгельс

Энгельс -- город-спутник Саратова Город расположен на левом берегу Волги напротив Саратова, соединен с областным центром мостом. -- основан в 1747 г. украинскими чу- маками-солевозами как Покровская слобода (по церкви Покрова Пресвятой Богородицы). В 1914 г. слободу преобразовали в город, получивший название Покровск, который в 1931 г. был переименован в Энгельс.

В сентябре 1991 г. в городской газете «Наше слово» открылась дискуссия о возвращении исторического названия; до конца 1996 г. в местных газетах было опубликовано около 20 полемических материалов. В декабре 1996 г. состоялся референдум, на котором за переименование проголосовало 38,81%, против -- 61,19% (см.: Пкр См. список сокращений названия газет в конце статьи. В цитатах сохраняются орфография и пунктуация источников., 26.12.1996). Вопрос был снят с городской повестки, но до сего дня время от времени поднимается. Если в 1990-е -- начале 2000-х необходимость реноминации отстаивали рядовые горожане и журналисты (эта идея, впрочем довольно осторожно, продвигалась в газете «Покровск» и затем в энгельсской «Новой газете»), то в 2010-е основным проводником стало православное сообщество.

Наименование Покровск и использование прилагательного Покровский в местной печати отмечено уже в первой половине 1990-х и особенно активизировалось в год референдума (1996) и в 1997 г., когда праздновалось 250-летие города. Сегодня старое название систематически употребляется лишь в текстах, авторы которых имеют отношение к Церкви, а также в составе десятков собственных имен, прежде всего коммерческих -- в названиях организаций, мероприятий, торговых марок и т. д.: торговый центр «Покровскъ» (2019), клуб исторического фехтования «Покровская застава» (1993), фестиваль «Покровские узоры» (1997); Покровский консервный завод (выпускает продукцию под марками «Покровский погребок» и «Покровские соки») и т. д. При этом катойконим покровчане с 1990-х годов стал наиболее употребимым, составив конкуренцию варианту энгелъситы, использующемуся в местной и областной прессе.

В 1997 г. появляется «гибридная» форма Покровск-Энгельс и Энгелъс-Покровск, окказионально используются дериваты покровско-энгелъсский и покровчане-энгелъситы (энгелъситы-покровчане)^ъ. Соположенность старого и нового названий подкрепляется и публичными надписями. Так, к 250-летию города (1997) были изготовлены таблички с названиями улиц, на которые нанесены оба ойконима (ил. 1). Эмблемой 270-летнего юбилея (2017) стал гербовый символ города -- бык с чашей соли на спине, сверху которого по кругу размещена надпись «* Энгельс * Покровск *». Надписи «Энгельс» и «Покровск» украшают обе стороны постамента скульптуры «Бык-солевоз» (2003). Представление о «двуименности» может экстраполироваться и на другие объекты. Моя собеседница [Инф. 3] утверждала, что на стеле при въезде в город еще при советской власти были отражены оба названия (судя по доступным старым фотографиям -- только «Энгельс»). ойконим покровск энгельс семантика

И систематическое использование двойной номинации, и наиболее частое ее написание через дефис, и образование дериватов, а также прозвучавшее в 2017 г. предложение председателя Общественной палаты Саратовской области переименовать город в Энгельс-Покровск--все это свидетельствует о том, что речь идет не просто о совмещении старого и нового названий для маркирования временной протяженности (как, например, в формуле «600-летний путь развития Хлынова -- Вятки -- Кирова» [Кирюхина и др. 1974: 326-327]), но об определенной равнозначности этих онимов в речевых практиках горожан, которыми «двуименность» вполне отрефлексирована. Об этом писали журналисты («Мы говорим: старый Покровск, современный Энгельс <... > До сих пор два имени нашего города мирно уживались друг с другом» [Сафонов 1996]); это отмечали мои информанты Подробнее о речевых практиках, связанных с употреблением названий Покровск, Энгельс и их дериватов в местных СМИ и устных текстах (а также их собственно лингвистической обусловленности) см. в статье автора, готовящейся к публикации в журнале «Вопросы ономастики» (2021, № 1). Здесь этот материал не является предметом специального рассмотрения. Цитируемые полевые материалы были записаны в 2019 г.. Одна из собеседниц называла Энгельс «городом с двумя названиями» [Инф. 3]; другая говорила, что существует «симбиоз, то есть прямо такое слияние <...> ты называешь одно и подразумеваешь то же самое, что если называешь там Энгельсом, Покровском» [Инф. 4], а третья не исключала перспективы соответствующего переименования:

Ил. 1. Табличка с адресом, изготовленная к 250-летию г. Энгельса (1997) Фото М. В. Ахметовой

Fig. 1. Address plate made for the 25ff^h jubilee of the town of Engels (1997) Photo by M. V. Akhmetova

«Покровск-Энгельс», «Энгельс-Покровск», люди привыкли, и нормально. <... > Мне даже иногда кажется, что было бы правильнее <... > со временем-- [назвать город] «Покровск-Энгельс» [Инф. 1].

Эта ситуация выходит за рамки как использования старого названия в силу инерции (даже в начале 1990-х помнить актуальность Покровска могли лишь очень пожилые горожане), тек и идеологического неприятия современного ойконима (последнее характерно скорее для (около)церковных кругов). Если именование города Покровском объясняется в том числе языковыми факторами (например, существованием одноименной железнодорожной станции, не переименованной в советские годы), то двойная номинация только лингвистически быть объяснена не может и требует обращения к социокультурному фону.

Решающую роль в том, что против возвращения Покровска проголосовало около ческой ситуации затратами, которые повлекла бы за собой смена названия. Эти опасения звучали в письмах в газеты (так, 56-летняя горожанка писала: «Неужели у вас не хватает в мозгах извилин, чтобы сообразить -- во что это переименование выльется? <...> нужно будет платить денежки из бюджета, и немалые» [Бурмистров, Ляхов 1993]), о них говорили почти все мои информанты, ср.:

Инф. 8: Как подсчитали, во что это обойдется... Город большой...

Инф. 11: <...> И сразу: «О-о, денег у города нет, денег у города нет». И всё, и на этом всё закончилось.

Разумеется, подобные опасения высказывались и в тех городах, где реноминация не произошла (например, в Краснодаре [Кольба 2012: 78]), и в тех, которые в итоге были переименованы (например, в Твери: редакция калининской газеты «Смена» в 1988 г. размышляла, «в какую сумму обойдется переименование государству <... > не влетит ли в копеечку это дело?» [Ершов 2015: 27]). Однако итог может быть обусловлен не столько экономическим фактором, сколько тем, какие тенденции одержат верх в конфликте на символическом поле. Показательно, что участники энгельсской полемики прибегали к аргументации, связанной с категорией историчности.

Проблема историчности: о чем напоминает ойконим

P. Н. Абрамов и Е. А. Терентьев [2014: особ. 76-80] выделяют два дискурса, свойственных полемике о реноминации. Дискурс о возвращении подразумевает необходимость исправить историческую ошибку, совершенную в советскую эпоху Вероятно, этот дискурс определил волну переименований, пришедшуюся на 19891993 гг., когда преобладающим ресурсом для выбора нового названия стали исторические ойконимы, а реноминация воспринималась «как восстановление исторической справедливости, а не как конструирование новой топонимической реальности» [Бочкарев 2018].. В рамках же дискурса о переименовании внимание уделяется коммеморативному аспекту топонимов; в частности, необходимость переименования диктуется отрицательными коннотациями, связываемыми с увековеченными в советском названии фигурами и событиями.

Дискурс о возвращении в г. Энгельсе был представлен вполне ожидаемыми декларациями ценности названия Покровск--в силу его, во-первых, «старшинства» и, во-вторых, ассоциаций с досоветским периодом, который противопоставлялся советскому по шкале «историческое -- неисторическое»: «Имя “Покровск” нам дала история, а не какой-нибудь “совнарком”» [Погорелов 1996]. Покровск позиционируется как «истинное» имя, дарованное предками («.. .исторически он должен оставаться таким, каким именем его нарекли наши предки. Поэтому я за возврат истинного имени моему городу» [Коваленко 1996]), -- в противовес «искусственному, неродному» [Бурмистров, Ляхов 1993] Энгельсу.

Но какие фрагменты коллективной памяти за этим стоят? Город носил название Покровск на протяжении лишь 17 лет; оним Покровская слобода связан с догородским статусом места. Именно в Покровске родился художник А. А. Мыльников -- знаковая местная фигура, -- и именно Покровск прославил в «Кондуите и Швамбрании» местный уроженец Л. А. Кассиль. Композитор А. Г. Шнитке (еще одна локальная фигура общенационального значения) родился и жил уже в Энгельсе. С «покровским» периодом отчасти связан и статус города как столицы Трудовой коммуны / Автономной области / АССР Немцев Поволжья (1922-1941). Но, несмотря на равную протяженность «Покровского» и «энгельсского» периодов немецкой автономии, последняя ассоциируется в основном с Энгельсом -- по причине как «немецкого» облика названия, так и (в первую очередь) того, что именно в этот период автономия была упразднена в связи с депортацией немцев Поволжья. Остальные важнейшие знаки, события и персонажи «доэнгельсскош» периода связаны либо только со слободой (основавшие поселение в XVIII в. чумаки и торговля солью), либо равным образом и со слободой, и с городом Покровском: это хлеботорговля рубежа XIX-XX вв. и Покровская хлебная биржа (существовала до 1917 г.), с которыми связаны расцвет слободы и превращение ее в городСр.: «...хлебная столица была. Российской империи. <...> [Когда началась продажа хлеба в Европу], из деревни это превратилось сразу в город» [Инф. 10].; купцы и меценаты Ф. Е. Кобзарь (1850-1919), Н. А. Ухин (1836-1914) и т. д. Одна из моих собеседниц в ответ на вопрос, что подразумевается, когда город называют Покровском, назвала «храм Покровской Божьей Матери», Покровскую слободу (!), хлеб, соль, солевоза-бы- ка, солевой Эльтонский тракт [Инф. 4]; ср. также:

...Тут очень сильна память Покровской слободы и вообще Покров- ска. То есть имена живы те, которые, скажем так, связаны с Покровском: это и Кобзарь, и Ухинй <... > и Петровы, и там, не знаю, Куценко... это куча купцов <... > И Лев Кассиль опять же здесь жил ещё во времена, когда это был Покровск, Покровская слобода... все художники, вот которые здесь родились [Инф. 5].

Таким образом, граница между краткой историей Покровска и двухвековой историей негородского поселения, носившего однокоренное название, неотчетлива; и слобода, и город Покровск относятся к своего рода архаичной предыстории. По словам одной из горожанок, название покровчане отсылает к истории, «которая, наверно, ушла от нас со своими быками, с солевозом и чем-то другим» [Инф. 2], другая отмечала, что «он городом-то начал [быть] всего в [19]14-м году <...> Вся история вот настоящая, XX века -- это Энгельс» [Инф. 12]. В каком-то смысле недолгий период существования Покровска -- это пограничный, переходный период между Покровской слободой и современным Энгельсом.

«Настоящая история» соотнесена с жизненным опытом большинства горожан. Это отмечалось и в интервью («.. .уже три поколения, да, -- это Энгельс» [Инф. 12]), и в газетных публикациях: «Людей, родившихся еще в Покровске, остались единицы. <...> Я родилась в 1937 г. в городе Энгельсе. И мое желание, чтобы моя родина не изменяла своего названия» [Чернявская 1991]; «Я хочу постоянства: родился и жил в г. Энгельсе и оставьте меня в нем» [Энгельс 1991] Ср. схожий пример: для жителей г. Тутаева Ярославской области, не желающих возвращения названия Раманов-Борисоглебск, значим следующий аргумент: «Выросло поколение горожан, которые считают себя тутаевцами; промышленное развитие города, рост численности населения города, его советская история связаны не с Романовым-Борисо- глебском, а с Тутаевым» [Савоскул 2016: 72-73].. Подчеркивается обилие знаков, ассоциирующихся с г. Энгельсом. Кроме немецкой автономии, к которой я еще вернусь, это формировавшиеся в городе женские авиаполки Марины Расковой Имя Расковой увековечено в названии одной из улиц города и в памятнике на территории Энгельсского летного городка., троллейбусный и приборостроительный заводы, летный городок и военная авиабаза, на которой дислоцируются стратегические бомбардировщики, а также приземление Юрия Гагарина-- событие, не имеющее прямого отношения к городу, но «присвоенное» ему - чале 1960-х был воздвигнут обелиск, в 1981 г. -- памятник, в 2011 г. сооружена Галерея космонавтов; мемориальный комплекс стал местом ежегодных мероприятий. В 1981 г. Гагарину было посмертно присвоено звание почетного гражданина г. Энгельса..

Именно с названием Энгельс связаны героические боевые и трудовые свершения наших горожан и нашего города периода Великой Отечественной войны, подвиги летчиц палка [sic!] Марины Расковой. Именно Энгельс вошел в мировую историю освоения Космоса как место приземления (окрестности) первого космонавта планеты. Промышленная индустриализация, численный и территориальный рост города произошли именно в его «энгельсский» период. Известные всему миру троллейбусы родом именно из Энгельса, а не из По- кровска [Сафонов 1996].

Инф. 1: [В 1996 г.] я спрашивала: «Как вы проголосовали?» Они говорят: «А мы все проголосовали за то, чтобы город оставался Энгельсом». Так! А тем более большая часть населения уже -- это те, кто приехал в годы войны. <...> Какие заводы к нам приехали! <...>

У нас [троллейбусный] завод Урицкого из Брянска приехал в полном составе! <...> И [приборостроительный] «Сигнал» из Москвы. <...>

Соб.: Но они приезжали, естественно, в Энгельс?

Инф. Г. Естественно. Естественно. И бблыпая часть населения -- тоже энгельситы.

.. .Я родилась в Энгельсе, и я его принимаю как тот город, под этим названием, в котором я родилась. <...> Вот у меня отец, например, военный, я все время привыкла видеть там Энгельсский летный городок <... > Все знают город Энгельс, что у нас есть дальняя авиация, его с этим ассоциируют [Инф. 2].

С одной стороны, можно говорить о конфликте разных уровней коллективной памяти. «Покровский» период соотносится с культурной памятью («мифической предысторией»), а «энгельсский» -- с памятью коммуникативной, основанной на непосредственном опыте и устных рассказах, глубина которой 3-4 поколения (см.: [Ассман 2004: 58-59]). С другой стороны, речь идет о столкновении двух нарративных шаблонов [Верч 2018], характерных для локальных исторических нарративов -- транслируемых, разумеется, с оглядкой на модели «большой» национальной истории. Согласно первому шаблону (наследующему советской модели), в послереволюционный период город активно развивается, во время Великой Отечественной войны его жители героически сражаются с врагом, после войны происходит подъем промышленности, идет активное строительство и т. д.; согласно второму (наследующему отчасти советской, отчасти анти-/постсоветской модели), у города (особенно если он не является молодым) должно быть славное прошлое, а досоветский опыт априори ценен как обладающий духовным потенциалом и не затронутый губительными преобразованиями большевиков. Но в отличие от таких городов, как Санкт-Петербург, Тверь, Нижний Новгород, которым исторические названия были возвращены, собственно городской «покровский» период в силу своей краткости мало насыщен значимыми символами и событиями. Примечательно, что никто из сторонников Покровска не приводил аргументов с упоминанием знаменитых земляков (за исключением абстрактных предков) и славных страниц истории (кроме самого факта хронологического старшинства и отнесенности к досоветскому периоду): прошлое оказывается самоценным и самодовлеющим. «Историчность» Покровска, таким образом, -- символ, сводящийся к самому себе. Это также встречало контраргументы:

Если же историей считать не просто время, а время, наполненное событиями (что совершенно верно), то и в этом случае нынешнее имя города имеет преимущество. <...> Вроде бы «неисторическое» название города обрело свою историчность <...> Если нам ценна история, то нам должно быть ценно и дорого и наше недавнее прошлое последних шести десятков лет, которое тоже является историей [Сафонов 1996].

В результате отправной точкой для защиты Покровска становятся ассоциации, связанные в первую очередь с именем (хотя исторические коннотации и здесь подразумеваются) -

зана с уникальностью имени: г. Покровск есть в Якутии, и «мы в случае переименования своего города будем неоригинальны» [Алексеев 2013]; «...став Покровском, мы разом лишимся своей уникальности, “лица необщего выражения”» [Сафонов 1996]; «Энгельс -- это единственный город в мире с таким именем. А Покровск -- существует два с половиной десятка. И вот есть смысл быть там двадцать шестым или первым?» [Инф. 10].. Далее я рассмотрю топосы, инициированные рефлексией по поводу названий города. Поскольку в 1931 г. город получил название в честь основоположника диалектического материализма, позволю себе использовать в подзаголовках следующих разделов элементы «диалектической триады» -- тезис, антитезис и синтез (впрочем, отдавая себе отчет в их неполном соответствии оригинальному значению).

«Тезис»: покровско-богородичный топос

Коль скоро апелляции к конкретным эпизодам истории Покровска в рамках дискурса о возвращении непродуктивны, востребованным оказался «этимологический» нарратив, в рамках которого осмысляется не только сама по себе религиозная семантика ойконима (а в контексте ностальгии рубежа 19801990-х годов по досоветскому прошлому православие стало важным элементом «России, которую мы потеряли», если цитировать название резонансного фильма 1992 г.), но и отсылка к покрову как покровительству небесных сил. Соответственно, обсуждение зачастую происходит в религиозных терминах.

Публикации 1990-х актуализируют этимологическую информацию. «Название нашего города--“ПОКРОВСК” -- пошло именно отсюда, от названия церкви Покрова Богородицы», -- напоминают журналисты, нелестно отзываясь о советской эпохе, когда «меняли, как перчатки, названия городов, тем самым совершая кощунство, вторгаясь своим свиным рылом в святая святых» [Бурмистров, Ляхов 1993]: за счет лексики с религиозными коннотациями советская топонимическая политика дискредитируется еще и на духовном уровне. Настоятель Покровской церкви отмечает, что был бы рад возвращению «истинно русского, славянского» имени, перекликающегося с названием праздника: «Покров -- это значит покровительство, помощь неба в наших делах» (НГ, 29.11.1996).

Неудивительно, что идея о реноминации находит под держку представителей Церкви. По свидетельству сотрудницы газеты «Православная вера», издававшейся Саратовской епархией, «во всех епархиальных документах и сообщениях город <... > именуется Покровском, а слово Энгельс если и пишется, то в скобках» [Бирюкова 2009]. В октябре 2011 г. из Саратовской епархии выделяется Покровская, а г. Энгельс становится кафедральным центром. Епископ Покровский и Николаевский Пахомий (Брусков) -- активный сторонник исторического названия, с которым связывает прежде всего «чувство истории» и «национальное достоинство»:

Вот есть город, и есть историческая правда о нем: он -- Покровск.

<... > Пока мы будем энгельситами, полноценной жизни, чувства своей истории, чувства национального достоинства у нас не будет. Если бы мы были покровчанами, был бы город официально назван Покровском, мы бы иначе себя чувствовали, и, мне кажется, многое бы переменилось (цит. по: [Бирюкова 2016: 16]).

Поздравляя жителей с Днем города, владыка вспоминает о происхождении названия («...под звон колоколов первого возведенного в слободе храма, названного в честь Покрова Божьей Матери, и начала отсчет история Покровска»); говорит о преемственности между прошлым и настоящим, при этом имя Покровск, присвоенное им современному городу, словно служит связующим звеном («Старинные здания Покровска <... > хранят дыхание прошлого, словно напоминая нам о культурных ценностях наших предков. Продолжая славные традиции, Покровск успешно развивается и в наши дни»), а в праздничном пожелании еще раз актуализирует этимологическое знание и напоминает о необходимости помнить о прошлом («Желаю всем жителям Покровска, чтобы вы не забывали уроков собственной истории <...> искренне надеялись на Покров и заступление Матери Божией...») (КП, 28.08.2013).

В рамках «Покровского» нарратива реализуются две стратегии. В соответствии с первой переименование 1931 г. означает не только разрыв с «историей», но и потерю сакральной защиты: речь идет о «покрове, который мы потеряли». С этим могут связываться проблемы города. «...Под Покровом Пресвятой Богородицы слобода существовала около двухсот лет», -- пишет горожанин, отмечая, что «города со своими изначальными названиями гораздо лучше и быстрее развиваются», а г. Энгельс «один из самых нищих» [Погорелов 1996]. С возвращением Покровска связываются надежды на благосостояние и на помощь свыше:

Я слышала, что Покровском он был назван в честь Богородицы («Покрова Богородицы»). Так чего же тут думать? Может быть, наша Спасительница защитит нас, будет способствовать улучшению жизни людей [Королева 1996].

Автор статьи «Верните городу Покров» спрашивает:

Неужели нам все равно -- в Энгельсе жить или в Покровске?

Со старинным русским православным именем связывать свои

судьбы или с именем автора «Анти-Дюринга»?! Покров Богоматери над собой чувствовать или бороду основоположника? [Бирюкова 2009].

Согласно другой стратегии, лишь тот факт, что город некогда назывался Покровском, гарантирует покровительство небесных сил. Формула «(город) под покровом Богородицы» становится локальным слоганом, использующимся и в светских текстах. 16 августа 1997 г. в выпуске «Нашего слова», приуроченном к 250-летию города, выходит материал о слободе, озаглавленный «Под Покровом Божией Матери». «Под Покровом Богородицы» -- заголовок цикла книг об истории места [Ерина 2003-2019]. «Не может город, живущий под Покровом Пресвятой Богородицы <...>, -- пишет педагог и психолог С. В. Саратовский, -- существовать без связи со своим интересным прошлым» [Там же (2): 7]: нахождение «под покровом» обязывает помнить о корнях.

Двойственное восприятие покрова -- и как бывшего, и как действующего -- рефлексировалось моими собеседниками:

Инф. 9: [Возвращения названия Покровск хотят] люди воцерков- лённые, которые считали, что город основан под покровом Богородицы, он защищает нас д о сих пор, в отличие от города Энгельса [sic!] <...>

Соб.: Если мы возвращаем городу название Покровск, то мы будем под покровом Божьей Матери, -- вот это как-то произносится?

Инф. 9: Опять же произносится, но с уст <...> людей, которые... ну, которые воцерковлены. <...>

Соб.: Или что мы уже есть, потому что мы как бы Покровск?

Инф. 9: Да, что мы уже есть, мы Покровск, но хотелось бы <... > ещё и вернуть. <... > Бабушки даже в большей степени [говорят], чтовотда, мы потеряли, то есть нам надо вернуть<...> защиту, как мы были когда-то, много десятилетий, даже столетий. А с другой стороны, архиерей там говорит, что мы всё равно находимся [под покровом], конечно, мы же продолжаем оставаться.

Местные поэты пишут о покрове в настоящем времени: «Третий век хранит нас, грешных, / Богородицы Покров...» (В. Удалов, «Под покровом Богородицы» [Кобылинский, Удалов 2012: 3]); «Но храним он всегда/ Покровом Богородицы нашей» (Т. Тихонова, «Храним покровом и любовью» [Там же: 158]). Даже стихотворение С. Саратовского, где, в частности, переименование 1931 г. позиционируется как разрыв связи с сакральным («Лишился связи он с Покровом -- / Себя вдруг Энгельсом назвал»), заключается вполне благодушно: «Пусть обнимают Энгельс нежно / Великой Волги рукава: / Пусть каждый год он безмятежно / Встречает праздник Покрова» [Там же: 329].

Формулу «город под покровом Богородицы» буквально иллюстрирует коллаж, украсивший авантитул издания [Ерина 2003-2019 (3)] и републико- ванный на шмуцитуле литературного сборника [Кобылинский, Удалов 2012]. В качестве основы взята фотография -- вид с высоты на энгельсские новостройки; над ними помещена фигура Богородицы с омофором в руках (ил. 2).

Ил. 2. Покров Богородицы над г. Энгельсам Фото Ю. Репина, коллаж А. Погребной

Fig. 2. Intercession of the Theotokos over the town of Engels Photo by Yu. Repin, collage by A. Pogrebnaya

Актуализация этимологии имеет следствием практики, связанные с праздником Покрова Пресвятой Богородицы (14 октября). Во-первых, церковное празднование приобретает общегородской масштаб. 14 октября 2001 г. по улицам Энгельса впервые прошел крестный ход мимо мест, где раньше стояли православные храмы; совершались молебны у места разрушенной Покровской церкви и у одноименной ныне существующей; произведен облет над городом на вертолете с иконами Покрова (см.: НГ, 24.10.2001). С 2008 г. городской крестный ход проводится ежегодно. Именно 14 октября 2001 г. «часть православной общественности начала сбор подписей за возвращение городу имени Покровск» [Сафонов 2001].

Во-вторых, праздник секуляризуется в качестве «именин города». В начале 1990-х об этом говорится в сослагательном наклонении («14 октября наш город отмечал бы свои именины» [Бурмистров, Ляхов 1993]), а 14 октября 1997 г. материал о Покрове в «Нашем слове» уже озаглавлен «Именины нашего города». Так, 3 октября 2001 г. «Новая газета» приглашала горожан на площадь перед ночным клубом «Эльдорадо» отпраздновать «именины нашего города -- праздник Покрова Пресвятой Богородицы». В программе праздника, организованного упомянутым клубом, художественной организацией «Покровский стиль» и редакцией «Новой газеты», были заявлены «выставка-продажа изделий декоративно-прикладного искусства, выступление фольклорных коллективов, народные игры и гулянья, аттракцион “Караоке”, конкурсы с призами и подарками, бесплатное чаепитие» и др. В 2014 г. в Центре немецкой культуры прошел концерт «С именинами, Покровск!». С 2015 г. по инициативе главы района и епархии светское празднование Покрова под названием «Многая лета, Покровск!» переносится на центральную площадь; его сценарий типичен для современных массовых праздников (поздравления от городской администрации и епархии, ярмарки, театрализованные представления и т. д.; в 2015 г. проводилось чествование молодых семейные -

ло дня Покрова, см.: НГ, 21.10.2015) -- характерный элемент Дней города в современной России. мероприятия: программы в краеведческом музее и городской библиотеке, литературно-музыкальные гостиные, школьные праздники и вечера в социальных центрах (НГ, 21.10.2015, 19.10.2016, 18.10.2017, 17.10.2018, 15.10.2019). Наконец, с 2014 г. епархия проводит в октябре региональные Покровские образовательные чтения, посвященные взаимодействию Церкви и общества, религиозному и нравственному воспитанию.

И декларация того, что покров Богородицы действует поныне, и придание церковному празднику общегородского статуса нивелируют остроту проблемы: оказывается, что и небесного покровительства, и почитания праздника в принципе достаточно, и возвращать историческое название необязательно.

«Антитезис»: Фридрих Энгельс, национальный вопрос и марксизм

В рамках описанного Абрамовым и Терентьевым [2014] дискурса о переименовании дискредитировалась личность Фридриха Энгельса. Собственно, дискуссия о реноминации была открыта вскоре после поражения августовского переворота 1991 г. письмом в газету местного поэта Н. Федорова:

...Отношение ведущего основоположника коммунистической идеологии к нашей Родине не заслуживает его увековечения. В тщательно скрываемых от нас статьях он писал о необходимости «беспощадной борьбы не на жизнь, а на смерть» со славянством на уничтожение. Особую ненависть у него, как и у Маркса, вызывала Россия. Они считали, что против нее надо поднять общеевропейскую войну, что она должна провалиться в тартар, либо быть раздробленной на множество осколков путем самоопределения ее национальностей. <...> Вот почему прежде всего мы должны избавляться от недостойного названия и [добиваться] возвращения нашему городу его исконного имени -- Покровск [Федоров 1991].

Источником послужила статья историка-эмигранта Н. И. Ульянова «Замолчанный Маркс» (1969), републикованная в СССР в 1990 г. Благодарю за указание на этот источник О. А. Проскурина., о чем свидетельствуют текстовые совпадения (ср.: «Тогда “беспощадная борьба не на жизнь, а на смерть” со славянством, предающим революцию[,] на уничтожение <.. .> Россия должна провалиться в Тартар, либо быть раздроблена на множество осколков путем самоопределения ее национальностей» [Ульянов 1990: 145, 147]).

В этом контексте этническая принадлежность Ф. Энгельса могла подразумевать аналогии «немец -- (враждебный русским) иноземец» (ср.: «Только Покровск. Никакого Энгельса, Маркса и прочей иностранщины нам не надо» [Как 1996]) и «немец -- фашист», даже с выходом на идею о мировой закупнеє. Инициатор дискуссии, комментируя приписываемые Энгельсу призывы бороться с Россией и славянами, пишет, что «эти же цели, как известно, стояли в гитлеровском плане “Барбаросса”», а «в списках тайной мировой власти русским, татарам, башкирам, мордве и прочим отведено место для уничтожения» [Федоров 1991]. Автор другого письма в газету задавался вопросом: «Почему я живу в полурусском, полунемецком городе?» и призывал «переименовать немецкий город Энгельс, восстановить его историческое русское название Покровск» [Грибов 1992]. Ветеран, видящий в возвращении исконных названий меру «по возвращению нашей нации духовности, которую у нас отняли за 80 лет», приписывал Энгельсу высказывание, что «славянские народы, разве кроме поляков, чехов, хорватов, являются нереволюционными. Поэтому они, особенно русские, подлежат уничтожению», и отмечал, что «последователи основоположника (очевидно, немецкие нацисты. --М. А.) с честью выполнили его пожелания» [Новиков 1996].

Голоса в защиту актуального названия, подкрепленные апелляцией к значимости Ф. Энгельса, были единичны и звучали лишь в 1990-е. В полемику с поэтом Федоровым вступила доцент Саратовского пединститута В. Л. Сид- нина, опровергая высказывания о славяно- и русофобии Энгельса, призывая «не марать имя великого ученого, философа, историка, деятеля рабочего движения, полиглота, журналиста, английского фабриканта, немца по национальности и гражданина мира» и заявляя, что «его не убудет, если мы сбросим его с пьедестала. Убудет нас» [Сиднина 1991]. По словам одного из участников опроса перед референдумом, «мы многим обязаны Фридриху Энгельсу, и город должен носить его имя» [Как 1996].

Актуальность немецкой темы обусловлена не в последнюю очередь локальным контекстом -- памятью о немецкой автономии, центром которой город был в 1922-1941 гг. (хотя немецкое население здесь изначально было незначительным и лишь по переписи 1939 г. составляло 21,2% См. данные Всесоюзной переписи населения 1939 г. на сайте «Демоскоп Weekly» (http://www.demoscope.ru/weekly/ssp/rus_nac_39_ra.php?reg=2343).). Переименование 1931 г. подкрепляло немецкую топонимию региона (ср. Ештершенштадт до 1915 г., с 1920 г. Марксштадт, современный Маркс). В 1980-е -- начале 1990-х существовал ряд проектов по восстановлению немецкой автономии на Волге (включавших либо не включавших г. Энгельс); впрочем, попытки их реализации встретили противодействие населения и местных элит, в результате власть ограничилась выделением немцам в 1992 г. земли в Марксовском районе [Скучаева 2007; Хасин 2016; 2017].

Депортация немцев Поволжья, за которой последовала ликвидация автономии, -- неудобный и травматичный эпизод местной истории. Полемика о возвращении Покровска провоцирует сочувствие немцам:

Видите ли, он [автор письма в газету] живет в полурусском, полу- немецком городе. А чем немцы хуже русских? Когда выселяли от нас немцев в 41 году, сколько страданий они пережили [Мещерякова 1992].

Журналисты считают нужным поинтересоваться мнением о возвращении Покровска председателя областного общества российских немцев «Возрождение», отмечая, что «Ф. Энгельс был все-таки немцем, а “немецкий вопрос” все еще будоражит некоторых граждан, боящихся стать “рабами”» (Пкр, 15.10.1993).

Имя города может позиционироваться как «памятник» соответствующей странице истории. По словам одного из журналистов, название приходится объяснять приезжим следующим образом: «мол, не просто мы город, а бывшая столица немецкой республики, бывший стольный град» [Сафонов 1996]. Мои информанты также говорили о названии Энгельс как аккумулирующем память о немцах, будь то в контексте исторической правды или утилитарности (т. е. в плане туристического потенциала города):

Более благозвучно -- «покровчане» <... > Но «Энгельс» терять -- столица Немреспублики -- тоже не хочется. Понимаете, нас знают в Германии, мы побратимы с городом <...> Вупперталем, где родился Энгельс. То есть, понимаете, история -- она ведь не терпит провалов [Инф. 1].

.. .Все единогласно решили, что он останется Энгельсом, -- видимо, это какая-то память еще и о немцах Поволжья. <... > И в Энгельсе эта тема ротируется, то есть Республика Немцев Поволжья: составляются туристические маршруты, и переименоваться в Покровскую слободу [sic!] для этих маршрутов -- это смерти подобно <...> Энгельс известен как Энгельс, и Энгельс -- это столица немцев Поволжья [Инф. 5].

Имя как «памятник» удобно тем, что оно уже существует, не требуя новых актов по увековечению памяти о трагедии поволжских немцев ввиду конфликтогенности этих актов (ср. негативную реакцию части локального сообщества на установление в 2011 г. памятника репрессированным немцам [Лиценбергер 2017]).

Националистические суждения провоцируют и «интернационалистическую» реакцию. Журналист «Новой газеты» призывает не пугаться «германизированного звучания», свидетельствующего о «культурном и национальном многообразии» города, и перечисляет живших здесь знаменитых представителей различных этносов: немца В. Я. Вебера, еврея Л. А. Кассиля, «полукровку» A. Г. Шнитке, русского А. А. Мыльникова, украинца А. И. Кравченко [Сафонов 1996], высказывается за то, чтобы «воспринимать себя такими, какие мы есть: русским городом с украинской кровью и немецким именем» [Сафонов 2001].

Таким же «неудобным» знанием, как и депортация немцев, оказывается то, что Ф. Энгельс был основоположником идеологии, для позднесоветского и постсоветского периодов непопулярной, если не одиозной. И городской нарратив предлагает предать Энгельса забвению. С одной стороны, мы имеем дело со свойственными для постсоветской эпохи удалением, маргинализацией и реинтерпретацией элементов «единого идеологического нарратива коммунизма», внедрявшегося в публичном городском пространстве и нивелировавшего локальную специфику [Чепайтене 2017: 60-61]. С другой стороны, забвение служит восстановлению равновесия, «когда в новой политической ситуации необходимо преодолеть раскол и примирить недавних противников» [Ассман 2014: 113] (в цитируемой работе А. Ассман приводит в качестве примера ситуации после гражданских войн или предвыборных кампаний; в рассматриваемом мною случае речь идет о конфликте идеологий, и Ф. Энгельс выступает не как субъект конфликта, а как символ побежденной идеологии).

Прежде всего декларируется, что жители города не помнят, кто такой Ф. Энгельс. Это может служить аргументом как в пользу возвращения исторического имени, так и против него.

В первом случае посыл можно сформулировать следующим образом: «Если мы забыли, чем знаменит Ф. Энгельс, значит, названный в его честь город следует переименовать». Журналист и писатель А. В. Бурмистров отмечает, что в музее отсутствует посвященная Энгельсу экспозиция, в школах о нем не рассказывают, из учреждений исчезают его изображения: «Стыдимся, что ли, этого имени? Тогда надо от него избавляться» [Бурмистров 2003]. В рамках материала, озаглавленного «75 лет под чужим именем» и содержащего аргументы в пользу возвращения Покровска, приводятся результаты опроса сотни горожан от школьников до пенсионеров: 30 человек ответило, что не имеет понятия о том, кто такой Энгельс, некоторые говорили о нем как об авторе «Капитала», «гениальном революционере» и даже «основателе города» [Шмаков и др. 2006].

Во втором случае можно говорить о посыле «Именно потому, что мы не помним, чем знаменит Ф. Энгельс, название города в его честь не является проблематичным и может быть сохранено». Автор, отмечающий, что именно под современным названием город обрел истинную славу, утверждает, что оно «переросло свою ассоциативную зависимость от имени немецкого философа и получило свое самостоятельное звучание» [Сафонов 1996]; другой в числе аргументов против переименования приводит то, что «название Энгельс уже мало кто связывает с именем одного из основоположников марксизма» [Алексеев 2013]; третий пишет, что «марксизмом сегодня в названии города и не пахнет. Кстати, как и в соседнем с нами городе Марксе, где также уже все (или почти все) давно забыли, в честь кого назван город» [Равелин 2013].

В связи с последним отмечу, что наличие в Саратовской области близко расположенных городов, названных в честь Маркса и Энгельса, может осмысливаться уже лишь как любопытный казус, репрезентирующий территорию и интригующий «чужих»:

[Житель Энгельса позвонил на московскую радиостанцию.] «Подождите, подождите, -- прервали ведущие передачи, -- из какого города, из Энгельса? Вы еще скажите, что у вас там и Маркс есть!» «Есть, -- ответил наш земляк, -- в 50 километрах от Энгельса». «Ха-ха-ха, -- откомментировали ведущие, -- хорошая шутка!»

А это и не шутка. Это наша топонимическая реальность... [Сафонов 2001].

А всё-таки название «Энгельс» придает уникальность. <...> Очень интересно, что есть город Энгельс, город Маркс (мне как приезжей)

<...> Потому что, вы представляете, Маркс останется, а Энгельса не будет -- это же странно <...> Я когда в Маркс поехала -- у меня был такой ажиотаж. Я такая думаю: «Господи, я сейчас гештальт закрою: побывала и в Марксе тоже» [Инф. 5].

Сохраняемая ойконимом память о Ф. Энгельсе вытесняется: либо она подменяется ассоциациями с достижениями эпохи, либо ее идеологическая составляющая выхолащивается, делая имя города удобной формой для реинтерпретации.

«Синтез»: Энгельс = ангел(ы)

Незадолго до референдума 1996 г. в «Нашем слове» было опубликовано письмо читателя, который предлагал:

Если кому-то не по душе слово «Энгельс», то в этом случае пусть они не ассоциируют его с Фридрихом Энгельсом. Пусть представят, что Энгельс -- это аббревиатура. И пусть расшифровывают ее так, как угодно.

Вот тому пример:

Э -- это

Н -- наш

Г -- город

Е -- единства Л -- любви

Ь -- и

С -- согласия.

[Климов 1996]

В этом обращении к игровой дезаббревиации (которая вообще может использоваться для «расшифровки» ойконимов [Архипова 2015: 51-52]) интересно, в частности, употребление слова согласие: помимо устойчивого словосочетания любовь и согласие, соседство с единством отсылает к дискурсу об общественном единстве и согласии в условиях социально-политической конфронтации 1990-х. Так, в 1993-1999 гг. существовала «Партия российского единства и согласия», а в 1996 г. годовщина революции получила название «День согласия и примирения» -- «в целях смягчения противостояния и примирения различных слоев российского общества» (указ Президента РФ № 1537 от 7 ноября 1996 г.). Иными словами, дезаббревиация Энгельса подразумевает «согласие» между сторонниками названий, несущих на себе отпечаток разных идеологий. Моя собеседница приводила соответствующую формулу (уже в качестве слогана) как иллюстрацию сосуществования Покровска и Энгельса:

Вот это двойное фактически название -- оно закрепилось <... > какое- то внутреннее согласие произошло. <... > «Это наш город любви и согласия» -- родился даже такой слоган [Инф. 12].

Разумеется, здесь нельзя говорить о десемантизации в собственном смысле. Однако в силу дискредитации идей коммунизма имя города лишается идеологических коннотаций, становясь пустым знаком, в который можно вписывать более привлекательные смыслы. И Энгельс переосмысляется через слово ангелы -- фонетически схожее, являющееся буквальным переводом нем. Engels и имеющее, как и Покровск, религиозные коннотации. Впервые такая трактовка была предложена в 1996 г. во врезе к статье «Город ангелов под покровом Богородицы»:

...Нам будет особенно трудно сделать свой выбор на референдуме. Потому что Покровск -- это напоминание о большом христианском празднике, заступничестве Девы Марии за нас, грешных.

А Энгельс -- в переводе с немецкого -- ангелы, город ангелов -- не правда ли, неплохой аванс нашему будущему... [Сафонов 1996].

В 1997 г. в альманахе «Литературный Покровск» публикуется поэма Алексея Баландина «Покровская молитва», посвященная «250летию [sic!] Энгельса (Покровска)» и представляющая собой список фантасмагорических определений города, называемого Лос-Энгельс¹^ «Лос-Энгельс -- мечта слепорожденного о крыльях...» и т. д. Последняя часть поэмы предваряется вставкой:

Лос-Анджелес (исп.) -- Лос-Эйнджел (англ.) -- Лос-Энгельс (рус.) Ангельское, нечеловеческое... Фридрих Энгельс, то есть с немецкого Фридрих Ангел... Покровск -- божественное предпочтение, вы- деленность (легендарное событие в Константинополе, когда Пресвятая Богородица осенила своим покровом молящихся о спасении)... Лос-Энгельс -- четвертый Рим. Пародия, доведенная до метапредела [Баландин 1997: 106-107].

Автор предисловия, предпосланного поэме, признается, что «и сам раньше замечал эту странную аналогию. Энгельс -- Эйнджел -- Ангелы» [Там же: 102].

В 2003 г. Энгельсский краеведческий музей реализует исследовательский проект «Молодежные хроники города ангелов». Авторы буклета, под- См. об этом неофициальном ойкониме, образованном по аналогии с американским Лос-Анджелесом: [Ахметова 2015: 430]. готовленного в рамках проекта, отмечают два образа, соотносимые с разными периодами и «символическими контекстами и пространствами», -- патриархальный Покровск и «столично-урбанистический» Энгельс. «Город ангелов» оказывается срединным концептом:

Покровская слобода, Покровск -- имя города, полученное от символического акта воздвижения первого храма -- Покрова Пресвятой Богородицы. Праздник Покрова отмечает время, когда снег ложится на землю, поэтому в этом месте, в этом городе земное всегда сопряжено с небесным. Особенность города -- сопряжение символических вертикали и горизонтали. <...> Как воплощение вертикали -- второе название города странным образом трансформировавшееся в мифологическом сознании горожан в город Ангелов [Винтер, Тю- канов 2003].

В 2012 г. скульптор А. А. Садовский разработал проект указателя города, одним из элементов которого были фигуры ангелов [Левина 2012]. «Город ангелов» становится расхожей формулой, которая используется в литературных и публицистических текстах (энгельсских и саратовских) -- непременно с пояснением (маркирующим, вероятно, ее неширокую известность По моим данным, «ангельское» переосмысление Энгельса известно больше журналистам и сотрудникам краеведческого музея, чем рядовым горожанам. Впрочем, я располагаю свидетельством, что надпись «Город ангелов» некоторое время украшала стену, облюбованную граффитистами [Инф. 7].):

На рубеже веков в обиход с подачи саратовцев и гостей из других городов России, ближнего и дальнего зарубежья стали входить названия Лос-Энгельс (по аналогии с Лос-Анжелесом [sic!]) или просто Город ангелов, что очень многим понравилось, тем более, что это последнее название перекликается со старым названием -- Покровская слобода, Покровск в честь Покрова Пресвятой Богородицы [Равелин 2013].

Что общего между Лос-Анджелесом и Энгельсом? Все просто -- в названиях обоих городов (если абстрагироваться от Фридриха Энгельса, в честь которого, откровенно говоря, и был назван город) присутствуют ангельские корни. В прошлом Энгельс назывался Покровск. И это название также заключало в себе божественный знак -- город, находящийся под покровом или покровительством Богородицы [Саратовская 2008].