Дискурсивная метонимия как средство создания колорита эпохи (на материале романа И. Ильфа и Е. Петрова "Двенадцать стульев")

DISCURSIVE METONYMY AS A MEANS OF CREATING THE COLOURING OF THE ERA (ON THE MATERIAL OF THE NOVEL BY І. ILF AND У. PETROV “THE TWELVE GHAIRS”)

The subject of this research is discursive metonymy as a means of creating the coloring of the era. The purpose of the article is to show how, with its help, the novel describes the realities of the first decades of the Soviet government. “The Twelve Chairs” is a kind of “encyclopedia” of Soviet life in the 1920s, a guidebook under the cover of an adventure novel. Metonymy, often grotesque, makes it possible to highlight the most striking details in the appearance and personality of the characters, to make the image memorable. This technique focuses the reader's attention to a particular object, transfers it from background to foreground (from the periphery to the center) and vice versa. As a result, the phenomenon clearly stands out from the circle of objects of reality and becomes convex, bright and expressive, similar to a close-up in a movie.

Discursive metonymy most often appears as a result of the reduction of a phrase to one lexeme. Its substantive element, which acts as the main (supporting) word, is subjected to ellipsis. In most cases, the “decoding” of elliptic metonymy is based on the background knowledge of the addressee-reader.

Another kind of discursive metonymy is a displaced definition as a special case ofthe hippalagus. During its formation, the component, being separatied from the integral structure, shifts to the beginning of the structure of the statement, and the rest is reduced. This leads to the creation of a substantive-adjective phrase, which functions as a more generalized and concise description. Most often, a displaced definition serves as a concise, generalized description. If it stands at the beginning of the microtext, then its task is to introduce information into the discourse that requires clarification.

Often, metonymy is based on partonymic (synecdoche) and hyper-hyponymic relationships. Hyper-hyponymic metonymy serves as a means of connecting sentences in a text and prevents tautology. It can be the source of numerous euphemisms.

The illocutionary metonymy, created by indirect speech acts, has also been analyzed.

Key words: discursive metonymy, elliptic metonymy, illocutionary metonymy, synecdoche, displaced definition.

Постановка проблемы

Индивидуально-авторские метонимы, несмотря на распространенность этого тропа, проанализированы в научной литературе, на наш взгляд, недостаточно. В особой мере это относится к произведениям И. Ильфа и Е. Петрова, где такой стилистический прием наряду с другими является элементом идиостиля писателей. Лишь в одной статье (Тимофеева, 2016) мы нашли информацию о метонимии, участвующей в создании художественного образа в романе «Двенадцать стульев».

Анализ исследований

Метонимия давно является предметом изучения лингвистов. Особенно тщательно проанализирована лексикализованная метонимия, зафиксированная в словарях. Она исследована с точки зрения типов переноса значения, семантических сдвигов: частьцелое, частное-общее, причина-следствие, материал-изделие, местность-люди и многое другое. С позиций когнитивного подхода метонимия - это процесс, при котором одна единица обеспечивает ментальный доступ к другой когнитивной единице в пределах фрейма (Kovecses, 2006), а метонимическое значение создается в результате свертывания фрейма до уровня слота (при этом название одного слота переносится на другой) (Кобозева, 2000; Меликян, 1998) В последние десятилетия метонимические переносы описаны не только на уровне слова, но и других единиц языковой системы: морфем, фразеологизмов, словосочетаний, предложений (Кубрякова, 2012; Гажева, 2014). К анализу подключают аппарат прагмалингвистики, в частности теорию речевых актов и дискурсологию.

Предметом нашего исследования является дискурсивная метонимия как средство создания колорита эпохи. Цель статьи - показать, как с ее помощью в романе «Двенадцать стульев» описаны реалии первых десятилетий Советской власти.

Изложение основного материала

Роман «Двенадцать стульев» - это своего рода «энциклопедия» советской жизни 20 годов прошлого века, путеводитель под обложкой авантюрного романа. Сюжет, связанный со странствиями главных героев по городам и весям, позволяет авторам делать панорамные зарисовки больших городов и небольших сел, рек и морей, гор и степей. Дается описание персонажей, играющих разные социальные роли. Эти и бывшие дворяне, тоскующие по старому режиму, и священники, и служащие разнообразных учреждений, и журналисты, актеры, музыканты, студенты и бедолаги из домов престарелых. Мы видим огромное количество деталей их быта. Метонимия, часто гротескная, позволяет выделить в облике и характере этих героев наиболее яркую деталь, сделать образ запоминающимся. Этот прием фокусирует внимание читателя на том или ином объекте, переводит его с заднего плана на передний (из периферии в центр) и наоборот (Падучева, 1999). В результате явление, описываемое автором, отчетливо выделяется из круга объектов действительности и становится выпуклым, ярким и выразительным, похожим, по О. В. Раевской (Раевская, 1999), на крупный план в кино. метонимия дискурсивный эллиптический двенадцать

Дискурсивная метонимия чаще всего появляется в результате сокращения словосочетания до одной лексемы. Эллипсису подвергается его субстантивный элемент, выступающий в роли главного (опорного) слова.

В большинстве случаев «расшифровка» эллиптической метонимии рассчитана на фоновые знания адресата-читателя (они были у современников И. Ильфа и Е. Петрова, но сейчас многие метонимические переносы нуждаются в комментариях).

Журналисты газеты «Станок» пишут о секаровской жидкости: «У нас секаровская жидкость! - кричали они грустными голосами. - Жидкость завтра. Сегодня публикуем наши приложения». Речь идет о средстве омоложения на основе вытяжки из семенных желёз животных, созданном французским физиологом Ш. Броун-Секаром.

Бесталанных музыкантов Галкина, Палкина, Малкина, Чалкина и Залкинда в театре Колумба называют «могучей кучкой» (ироническая аллюзия на творческое содружество знаменитых композиторов, или Балакиревский кружок). В дальнейшем словосочетание редуцируется в метоним «кучка»: «Так, так, - говорила кучка с иронией, - а мы должны будем репетировать, сидя на койках...».

В театр Колумба пытаются пройти по контрамарке многочисленные сотрудники разных организаций, далеких от искусства, в том числе «Фортинбрас при Умслопогасе». Это название в узком контексте обыгрывается дважды, и онимы превращаются в апеллятивы. В первом случае Остап, пробиваясь к администратору, расталкивает фортинбрасовцев, во втором - тот же театральный чиновник жалуется на жизнь очередному умслопогасу. Оба наименования лица получают в тексте значение «дармоед, халявщик» (антономасия, прономинация). Здесь пародируются неудобоваримые советские аббревиатуры, соединившие имена двух литературных героев: норвежского принца из трагедии У. Шекспира «Гамлет» и зулусского воина из романа Р. Г. Хаггарда «Аллен Квотермейн».

В редакции газеты «Станок», куда попадают стулья, служат аяксы из отдела писем. В этой номинации тоже заключается немалая ирония: близкие по духу Аяксы из «Одиссеи» Гомера - это необузданные и гордые герои, выступающие против воли богов и людей, а в романе «Двенадцать стульев» - мелкие служащие, которых никто не замечает, а о родстве душ и говорить не приходится.

Грузчики на вокзале названы Ермаками Тимофеевичами с никелированными бляхами на сердце. На лубочных картинках знаменитый предводитель казачьих отрядов, завоевавших Сибирь, изображается как могучий длиннобородый воин в кольчуге с «зерцалом» - блестящей пластиной. Та же деталь одежды с личным номером и названием станции имеется и на униформе носильщиков. Кстати, лексема сердце тоже результат эллиптического метонимического переноса: «бляхи на одежде, расположенные на уровне сердца».

Эллиптическая метонимия может заменять целую ситуацию. Вспомним собрание подпольной организации «Меча и орала» (основанной предприимчивым Бендером), на котором его участники распределяют между собой должности, упраздненные Советской властью. Они прекрасно осознают и мифичность тайного союза, и опасность пребывания в нем, но как хочется вернуть прошлое!!! «Что же ты, дурак, кричишь? - спросил губернатор. - Хочешь в милиции ночевать? - Мне нельзя в милиции ночевать, - ответил городской голова, - я советский служащий <...>». Страх перед разоблачением вынуждает их идти в НКВД, предавая не только свои мечты и надежды, но и соратников: «Иду сознаваться, - ответил Кислярский. - В чем? - В мече и орале».

Еще одна разновидность дискурсивной метонимии, широко представленная в романе, - смещенное определение как частный случай гиппалаги. К. Я. Сигал называет ее дислокационно-компрессивной (дальше - ДКМ): беспатентные лотошники, объявления с расплывшимися химическими буквами, школьники первой ступени, моторы - харьковская работа; цветная очередь («очередь из людей в цветных одеждах»), кисейные окна, мадам Грицацуева - бриллиантовая вдовушка («владелица стула с бриллиантами») и прочее. При образовании ДКМ компонент, отделяясь от целостной конструкции, смещается к началу структуры высказывания, а то, что осталось от конструкции, сокращается. Как правило, такое перемещение приводит к созданию субстантивноадъективного словосочетания (Сигал, 2017), которое функционирует как более обобщенное и сжатое описание. Обычно в контексте смещенному определению предшествуют развернутые синтаксические структуры.

С помощью метонимии писатели высмеивают низкопробные постановки многочисленных экспериментальных театров: в театре «Колумб» музыканты играют на чем угодно - «бутылках, кружках Эсмарха, саксофонах и больших полковых барабанах. Бутылочные стоны вызвали на сцену Подколесина». Эту «могучую кучку» как только в романе ни называют: «клистирной шайкой», «сифончатыми молодыми людьми». Последняя обсценная шутка построена на игре слов: «сифон», с одной стороны, название насоса, с другой - в 20-е годы жаргонное именование сифилиса.

Стулья, за которыми охотятся Бендер и Киса Воробьянинов, определяются в романе как превосходные, гамбсовские («изготовленные Г. Гамбсом»). А тот, что находится в комнате шахматного кружка, имеет «самый обычный «гамбсовский вид». Мебель названа так по имени искусных немецких мастеров-мебельщиков Гамбсов, работавших в России, начиная с конца 18 века. Гарнитур в романе - не просто изысканная мебель, а символ прежней жизни, противопоставленной скудному существованию современников И. Ильфа и Е. Петрова в комнатах, напоминающих пеналы, где вместо кроватей - «матрацы на кирпичиках»: «Как сладко спать под демократический звон его пружин!».

Борзописец, работающий под псевдонимом «Принц Датский», в дальнейшем иронически именуется венценосным журналистом. Хунтов «скромно» позиционирует себя как человек, звучащий «в унисон с эпохой». В дальнейшем И. Ильф и Е. Петров называют его эпохальным мужчиной. Режиссера в кожаном армяке писатели именуют кожаным режиссером. Редактор странного журнала «Гигроскопический вестник» в дальнейшем определяется как гигроскопическая персона.

Скупой Ипполит Матвеевич вынужден отдать Бендеру свою долю в тридцать рублей за сведения о пропавшем стуле, но это его не огорчает, потому что «тридцатирублевая пылинка исчезала в сиянии бриллиантовой горы», то есть бриллиантов, спрятанных в стуле.

Один из персонажей романа, архивариус Варфоломей Коробейников, страхует бабушку ста двух лет на тысячу рублей в надежде на ее скорую смерть, но та умирать не хочет и ведет себя достаточно активно. Внук везет ее на площадь послушать музыкальное радио («радио, транслирующее музыку»), надеясь, что «музыкальный рейс доконает старуху», но та отделывается легким недомоганием. «Тысячерублевый мираж таял, сроки истекали, надо было возобновлять страхование».

При образовании такого типа дискурсивной метонимии развернутые сложные словосочетания, полупредикативные конструкции, придаточные предложения и даже микротексты редуцируются до простого адъективного сочетания слов.

Завершающая речевой фрагмент дислокационно-компрессивная метонимия (см. выше) чаще всего выполняет функцию сжатого, обобщающего описания. Если же она находится в начале микротекста, то ее функция - введение в дискурс информации, требующей разъяснения. Так, эпизод, рассказывающий о поездке отца Федора, начинается так: Посадка в бесплацкартный поезд носила обычный кровопролитный характер. Затем в ССЦ описываются люди, которые мечутся по вагону, занимая свободные места, растерянность священника, не привыкшего к подобной суете, и прочее. В те времена билеты на подобные поезда указывали лишь номера вагона, поэтому места занимались в зависимости от ловкости и предприимчивости пассажиров, чем и объясняется «кровопролитный характер» посадки.