Прецедент как источник права

Общим дискуссионным вопросом, или вернее сказать «камнем преткновения», для двух правовых систем - российской и белорусской - является вопрос о том, насколько корректно говорить о судебной практике как о форме права и отождествлять её с понятием «судебный прецедент». Судебное правотворчество имеет место фактически либо юридически, но, в то же время, такая деятельность в форме судебного прецедента не признается как в Российской Федерации, так и в Республике Беларусь [3].

Для выяснения лексического значения понятия «судебная практика» необходимо обратиться к его историческим корням. Данное понятие использовалось в белорусской и российской юридической науке и ранее. Необходимо выяснить, в каком значении оно использовалось.

Судебная практика происходит от общего понятия «практика», «юридическая практика» в частности, которое всегда отражало показатель деятельности, опыт, методику деятельности того или иного государственного органа (следственная практика, практика деятельности органов законодательной власти), который может быть подвергнут статистическому анализу. Таким образом, это процесс либо результат деятельности.

Так, Большой юридический словарь под редакцией профессора А.Я.Сухарева определяет юридическую практику как деятельность по принятию, толкованию, реализации юридических предписаний в единстве с накопленным социально-правовым опытом. В зависимости от характера, способов преобразования отношений различают правотворческую, правоприменительную, распорядительную, другие типы юридической практики, а по субъектам - законодательную, судебную, следственную и другие [4].

Также заслуживает внимания формулировка юридической практики, данная российским правоведом С.В.Бошно, которая занимается изучением соотношения понятий «судебная практика» и «судебный прецедент». Под юридической практикой ученый понимает «деятельность субъектов права в процессе формирования и реализации норм права, которая заключается в издании нормативных актов и в совершении различных индивидуальных правовых актов, деятельность, которая непрерывно связана с движением правоотношений» [6].

Следовательно, судебная практика - это лишь некоторый статистический показатель деятельности безотносительно вида деятельности. Применительно к органам судебной власти, это показатель деятельности по осуществлению функции правосудия, в которую входит как правоприменительная, так и правотворческая деятельность, а также деятельность по толкованию норм права, то есть это опыт разрешения судами юридических дел, формулировки норм права, толкования положений законодательства в ходе осуществления юрисдикционной функции.

В странах романо-германской правовой семьи понятие «судебная практика» изначально употреблялось исключительно для характеристики правоприменительной деятельности, а не для обозначения возможной формы права, содержащей нормы права (опыт правовой системы Республики Беларусь, Российской Федерации, где существовали и существуют обзоры судебной практики судов различных инстанций по разрешению тех или иных категорий дел), поскольку правотворчество судей в данных правовых системах юридически, как правило, не имело места. Даже сегодня, когда за судебными органами признается факт создания ими норм права, в случае наделения их таким правом юридически, судебная практика, как правило, не приобретает нормативный характер, так как это лишь показатель деятельности судебных органов, который можно рассматривать в двух аспектах. В статическом аспекте судебная практика предстает как результат юрисдикционной деятельности судебных органов (правоприменительной, правотворческой деятельности, деятельности по толкованию права) в виде правовых актов судебных органов. Не исключается возможность включения в содержание судебной практики форм права. Но при этом, сама судебная практика формой права не становится. Она лишь отражает опыт судебной деятельности, заключенный в данных судебных актах. В динамическом аспекте - это сам процесс юрисдикционной деятельности судебных органов по разрешению тех или иных категорий юридических дел, по созданию норм права, по толкованию законодательства [3].

Статистический показатель, опыт не может выступать в качестве формы права - конкретного правового явления, в котором бы системно концентрировались нормы права. О судебной практике можно говорить как о критерии характеристики деятельности органов правосудия. Анализ судебной практики позволяет судить о компетентности органов судебной власти при осуществлении своей основной функции.

Нормы же, создаваемые судебными органами, могут находить свое выражение в форме судебного прецедента (в данном случае акцентируется внимание именно на категории «судебный прецедент», а не на возможных формах существования судебных норм: судебный прецедент, нормативный правовой акт). Иного понятия для обозначения правотворческой деятельности судей не выработано, так как правотворчество судей и термин, его обозначающий, являются порождением семьи общего права, хотя и имеют латинские корни и свой прообраз в Древнем Риме. Понятие «судебная практика» не встречается в британской юридической литературе для обозначения формы права - продукта деятельности судей. Не следует надстраивать искусственные конструкции для обозначения форм судебного права, если уже существует емкое понятие «судебный прецедент».

Чтобы именоваться формой права, в которой концентрируются судебные нормы, необходимо содержать в себе общеобязательные нормы права и представлять собой конкретный судебный правовой акт. Судебная практика такими признаками не обладает. Она, во-первых, отражает процесс (динамический аспект) либо результат юрисдикционной деятельности (статический аспект) судебных органов. Во-вторых, это всегда показатель деятельности судей (правоприменения, правотворчества, толкования права). Для обозначения формы права применимо понятие «судебный прецедент». Судебная практика может выступить источником права. В судебных правовых актах могут содержаться правила регулирования определенных отношений либо могут указываться пробелы в законодательстве, которые впоследствии могут быть трансформированы субъектом правотворчества в нормы права [7].

Основываясь на положении о том, что судебная практика, как правило, может выступать в качестве источника права, важно уяснить, какие правовые явления входят в понятие судебная практика в рамках белорусской правовой системы. Очевидно, это юрисдикционная деятельность (правоприменение, правотворчество, толкование) всех органов судебной власти в Республике Беларусь и ее результаты, то есть принимаемые ими правовые акты. К потенциальным судебным прецедентам в случае признания их формой права могут относиться лишь решения судебных органов по конкретным юридическим делам. Судебная практика охватывает и деятельность вышестоящих судебных инстанций общей и специальной юрисдикции: Верховного и Высшего Хозяйственного Судов Республики Беларусь, а также органа конституционного контроля Конституционного Суда Республики Беларусь, и ее результаты в форме решений Конституционного Суда по вопросам конституционности нормативных правовых актов государственных органов, постановлений-разъяснений законодательства Пленумов Верховного и Высшего Хозяйственного Судов. Данные судебные акты содержат нередко правовые идеи, которые заимствуются законодателем при принятии нормативного правового акта [3].

Если принадлежность названных судебных правовых актов к источникам права - судебной практике не вызывает сомнения, то отнесение их к формам судебного права и к конкретному их виду порождает острые дискуссии среди белорусских ученых и требует анализа содержания самих правовых актов Конституционного Суда, Верховного и Высшего Хозяйственного Судов Республики Беларусь, а также положений белорусского законодательства.

2.3 Роль судебного прецедента в Республике Беларусь

В белорусском праве пока, к сожалению, преобладает точка зрения, в соответствии с которой судебный прецедент не рассматривается в качестве источника права. Часто сторонники такого взгляда ссылаются на принадлежность правовой системы Республики Беларусь к романо-германской правовой семье, в которой якобы нет места судебному прецеденту. Однако эти доводы являются ошибочными. Действительно, для романо-германской правовой семьи характерно признание господства закона (первичности актов законодательства). В свою очередь, в рамках семьи общего права судебный прецедент имеет совершенно иной, более высокий статус по отношению к законодательству.

Противники признания судебной практики как источника права высказывают следующие аргументы: 1) это противоречит принципу разделения властей; 2) в романо-германской правовой семье судебная практика не признается источником права; 3) идея признания судебной практики как источника права противоречит правотворческой деятельности парламента. В пользу данных аргументов можно привести ряд заслуживающих внимания аргументов, среди которых названы такие, как недопустимость абсолютизации принципа разделения властей, осуществление судебной правотворческой деятельности в строгом соответствии с законом. Действительно, можно привести примеры, когда не только суды «творят» право, но и когда судебные функции в той или иной мере выполняют иные инстанции (например, при амнистии или помиловании).

Судебный прецедент - один из старых источников права. Он в этом отношении «ровесник» с правовым обычаем. Их сходство состоит в том, что создаются они путем неоднократного повторения. Различие же - в субъектах формирования. Таким образом, судебный прецедент старше закона.

В юридической литературе, если и идет речь о продукте деятельности судов как источнике права, то обращается внимание на то, что в качестве такового следует рассматривать судебную практику.

В одном из современных изданий систематизированы взгляды относительно места и роли судебной практики в национальном законодательстве России. (Учитывая сходство национальных правовых систем России и Беларуси, воспользуемся этим анализом.) Обращается внимание на три варианта оценок:

-судебная практика признается источником права только в той мере, в какой она находит отражение в руководящих указаниях высших судебных органов;

-судебная практика признается источником права в полном объеме, включая результаты деятельности нижестоящих судов;

-судебная практика вне зависимости от форм ее выражения источником права не является [5].

Судебная практика рассматривалась как вся судебная деятельность, воспринимаемая в ее типичных проявлениях. В этом плане судебная практика охватывает и среднестатистические сроки рассмотрения дел в судах, и принятые формальности в написании приговоров и решений или ведении протоколов судебных заседаний, и распространенность применения тех или иных санкций и т.п.

В связи с наделением конституционных судов (органов судебного конституционного контроля, а также органов административной юстиции, где они созданы) правом принятия решений о прекращении действия нормативных правовых актов можно говорить о новом этапе развития прецедентного права. В первую очередь это касается нормотворческой функции соответствующих органов судебной власти. Сейчас нет необходимости доказывать наличие правотворческой функции у конституционных судов. Это общепризнанный факт, возражать против которого могут только те, кто исследованием данной проблемы не занимался либо исходит из корпоративных интересов [3].

Решения Конституционного Суда имеют особый статус среди актов органов судебной власти. Они, вне всякого сомнения, являются источником права. Достаточно привести лишь один довод: заключением Конституционного Суда может быть признана не имеющей юридической силы норма любого акта законодательства. Независимо от последующей отмены признанного неконституционным акта органом, его принявшим, все равно он прекращает действие с момента, определенного Конституционным Судом. Более того, Конституционный Суд в связи с признанием проверенного акта неконституционным в целях недопущения пробела, при наличии которого могут наступить еще более неблагоприятные последствия, вправе сформулировать на основе конституционных принципов временную норму, которой должны руководствоваться правоприменители, в том числе и суды.

Конституционный Суд наделен правом проверять конституционность правоприменительной практики. Специфика полномочий Конституционного Суда заключается и в том, что он вправе проверить на соответствие Конституции акты Верховного Суда и Высшего Хозяйственного Суда.

Конституционный Суд вправе также вносить предложения по совершенствованию актов законодательства. Тем самым он влияет на процесс правотворчества.

Решения Конституционного Суда имеют всеобщий характер и касаются всех аналогичных случаев судебной практики. Они не подлежат обжалованию, действуют непосредственно, не требуют какого-либо подтверждения со стороны каких-либо органов или должностных лиц. Постановления Конституционного Суда имеют фактически прецедентный характер, поскольку они распространяют свое действие не только на рассмотренный Судом конкретный случай. Это орган власти формирует «модели подхода» к решению аналогичных вопросов в будущем.

Некоторые исследователи отмечают, что решения Конституционного Суда содержат специальные правовые нормы, юридическая сила которых равна юридической норме самой Конституции. Здесь следует отметить, что «прецедент», созданный Конституционным Судом в силу его полномочий, выше иных «судебных» прецедентов [7].

Можно привести много примеров, когда судебная власть в лице Верховного Суда или Высшего Хозяйственного Суда формулирует общие правила, которым должны следовать все правоохранительные органы.

Сложнее обстоит дело с практикой иных судов. Судебная деятельность, касающаяся рассмотрения конкретных дел, относится к индивидуально-правовой деятельности, в результате которой может быть выработано устоявшееся положение о применении нормы права по аналогичным делам.

В соответствии со ст. 112 Конституции суды осуществляют свою деятельность на основе Конституции и принятых в соответствии с ней иных нормативных актов [1].

Практика показывает, что текущее законодательство часто содержит неясно сформулированные нормы.

Норма права определяет критерий необходимого правомерного поведения людей. Для определения того, как необходимо действовать субъектам права в той или иной ситуации, должна быть оценена вся совокупность обстоятельств. В некоторых случаях сам законодатель создает такую ситуацию, когда суды должны дать определение понятий. Например, в Уголовном кодексе не определялось содержание таких понятий, как «существенный вред», «тяжкие последствия». Восполнять этот пробел пришлось судебной практике.

При осуществлении правосудия суд, сталкиваясь с пробелами или противоречиями в законодательстве, вынужден решать более сложную задачу - он обязан вынести единственно правильное (правовое) решение, основываясь на собственной интерпретации. Суд, вынося решение по конкретному делу, вырабатывает определенный стандарт оценки фактических обстоятельств дела. Такое решение, являясь частным применением нормы, одновременно выступает и в качестве общего права, приобретая такое свойство, как нормативность. Суд в силу противоречивости и пробельности законодательства часто вынужден создавать (творить) право, в ином случае судебная защита будет не только неэффективной, но вопреки задаче защищать право будет способствовать его нарушению.

Прецедентное право, например, Европейского суда не стало еще неотъемлемой составной частью правовой системы Беларуси. Хотя на него следует ориентироваться. С формально-юридической стороны Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод для Беларуси не обязательна, однако в силу выявления Европейским судом по правам человека содержащихся в ней правовых принципов его решения могут быть ориентиром при формировании позиции судов, рассматривающих конкретные дела [6].

Для практики важное значение имеет решение вопроса о судьбе уже вынесенных судебных решений, основанных на ином понимании толкуемого акта (в том числе и Конституции), чем оно было дано в акте о толковании. По существу, речь идет о соотношении аутентического нормативного толкования акта (т.е. дачи толкования органом, издавшим толкуемый акт, или соответствующим уполномоченным органом) и казуального толкования, даваемого судами (общими, хозяйственными). Подход к определению их соотношения должен быть следующий: аутентическое нормативное толкование обладает верховенством. Этот вывод не противоречит мнению о том, что судебные прецеденты как источники права должны быть признаны в нашей республике, получить свое развитие. Однако они не могут доминировать по отношению к решению законодателя [5].

Следует отметить специфические моменты относительно признания постановлений Верховного Суда в качестве источника права: только постановления высшей судебной инстанции (Верховный Суд, Высший Хозяйственный Суд) могут рассматриваться в качестве источников права; указанные постановления не обладают приоритетом по отношению к закону. При этом существует очень важное замечание, с которым следует полностью согласиться: судебное постановление остается источником права, пока законодатель либо подтвердит данное постановление посредством принятия соответствующей нормы, либо примет иное решение. Также следует учитывать и право Конституционного Суда проверять конституционность актов Верховного, Высшего Хозяйственного судов [4].

В литературе высказывается мнение о том, что постановления Пленумов являются актами толкования, не имеющими самостоятельного значения. Они не могут применяться отдельно от толкуемого акта. В литературе такой взгляд поддерживается лишь при условии, что «Пленум дает разъяснение посредством толкования, либо путем применения институтов аналогии закона и аналогии права при пробельности законодательства» [3].

На практике возникают споры о том, может ли формулироваться судебное правоположение одним решением или необходимо несколько соответствующих решений, которые определяются как устоявшаяся судебная практика. Однозначного ответа быть не может. Одно большое дело может явиться таким же веским прецедентом, что и целая группа более мелких дел.

Именно для обеспечения единообразия, последовательности и определенности прецеденты должны соблюдаться, если только они не являются явно необоснованными или не соответствуют сути спора, иначе ими можно пренебречь.

Некоторые правоведы подчеркивают, что фактически суды континентальной Европы следуют правам прецедентов, выработанным ими либо вышестоящими судами. Проблема состоит не столько в том, должны ли судебные решения считаться источником права, сколько в том, чему отдается приоритет - статуту (закону) или судебному решению. Как только подчеркивается приоритет статутного права, выраженного в законодательных актах, над судебными решениями, так сразу же большинство авторов континентальной Европы согласится с необходимостью следовать прецеденту.

Согласно Закону «О судоустройстве и статусе судей в Республике Беларусь» Пленум Верховного Суда рассматривает материалы обобщения судебной практики и судебной статистики и дает судам разъяснения по вопросам применения законодательства Республики Беларусь, возникающим при рассмотрении судебных дел.

Более удачными являются нормы статьи 15 Закона «О хозяйственных судах в Республике Беларусь», где предусмотрено право Пленума Высшего Хозяйственного Суда рассматривать материалы изучения и обобщения практики разрешения хозяйственных (экономических) споров, судебной статистики и давать в порядке судебного толкования хозяйственным судам разъяснения по вопросам применения законодательства в сфере предпринимательской и иной хозяйственной (экономической) деятельности на территории Республики Беларусь. Таким образом, в данном Законе прямо идет речь о судебном толковании применения законодательства.

Различают «правильные» и «неправильные» прецеденты. Для первых характерно декларирование права «более высокой судебной инстанцией, и если суд согласен, что декларация правильная, то прецедентное право не меняется». Что касается неправильных прецедентов, то судьи не следуют прецеденту, а исправляют ошибку предшествующих судов в изложении правовых норм. В этой связи несколько примеров из белорусской практики, свидетельствующих о наличии «правильных» и «неправильных» прецедентов [3].

То, что судебная практика по конкретным делам может устанавливать новые нормы права, эти новые нормы права не формулируются, а выводятся из существа принимаемого решения.

На мой взгляд, судебный прецедент представляет собой казуальное толкование, постановление Пленума, разъясняющее применение норм законодательства, представляет собой нормативное (делегированное) толкование. И первое, и второе являются источниками права. В силу полномочий Конституционного Суда проверять конституционность правоприменительной практики они могут быть предметом его рассмотрения на соответствие Конституции и актам законодательства. Однако, если постановление Пленума Верховного Суда может быть самостоятельным предметом изучения в Конституционном Суде, то отдельные судебные постановления желательно проверять на конституционность «в увязке» с конкретным актом законодательства, как это, например, было при вынесении Заключения от 14 июля 1998 г. «О соответствии Конституции Республики Беларусь частей третьей и четвертой статьи 123 Уголовно-процессуального кодекса Республики Беларусь».

Конституционный Суд посчитал, что право на принятие решений о подследственности уголовных дел принадлежит органам прокуратуры в пределах их компетенции и что принимаемые органами прокуратуры решения о передаче органам внутренних дел для расследования уголовных дел о преступлениях, указанных в части 3 статьи 123 Уголовно-процессуального кодекса, совершенных в соучастии с несовершеннолетними, не противоречат смыслу закона.

Странным с позиции логики и закона является утверждение о том, что «Верховный Суд как высшая судебная инстанция, рассматривая конкретное дело, создает образец толкования правовой нормы применительно к конкретному случаю, однако это ни в коей мере не порождает нормативности вынесенного им по конкретному делу решения и не является судебным прецедентом». Если рассуждать с позиций время от времени выявляемой «практики», противоречащей логике, закону, справедливости, как, например, это было с определением субъектов таких преступлений, как взяточничество, то такие утверждения могут быть. Но они ведут к хаосу в судебной практике.

Когда Верховный Суд выносит решение, то он разрешает конкретный спор и выносит обязательный для его участников вердикт. В то же время данный частный случай применения права порождает общую, обязательную норму для нижестоящих судов и самого суда, вынесшего ранее такое решение, которым они должны руководствоваться при разрешении аналогичных дел. Такое решение несет в себе элементы нормативности, и наша Конституция допускает рассмотрение в Конституционном Суде такого рода дел.

Опасение, что признание судебного прецедента в качестве источника права может привести к признанию права Конституционного Суда проверять такие «прецеденты» на соответствие содержащихся в них общих норм Конституции, заставляет некоторых авторов отрицать очевидный факт - прецедентное право существует и в нашей правовой системе, как, впрочем, и романо-германской правовой семье. Вопрос лишь в его объеме, масштабах и месте среди источников права [3].

По большому счету, правильной является позиция, в соответствии с которой: а) судебный прецедент создает правоположения, которые отсутствуют в нормативном правовом акте, и тем самым восполняет пробелы в законодательстве; б) судебный прецедент дает разъяснение (толкование) нормативного правового акта.

В литературе высказано мнение о том, что роль прецедента в белорусской правоприменительной практике играют не только постановления Пленумов Верховного Суда и Высшего Хозяйственного Суда о разъяснении судебной практики, но и обзоры судебной практики по отдельным категориям дел, кассационной или надзорной практики и т.д.

В определенной мере в белорусском законодательстве судебная практика официально признана со стороны государства, хотя можно спорить о формах ее проявления.

В Конституции и Законе «О нормативных правовых актах Республики Беларусь» постановления Пленумов Верховного и Высшего Хозяйственного судов признаны в качестве нормативных правовых актов.

Фактическое распространение судебного прецедента отвечает интересам правовой определенности, способствует единообразному решению сходных дел, что в конечном итоге повышает гарантии тех, кто ищет защиты у правосудия.

Судебный прецедент - это наиболее гибкий механизм преодоления погрешностей законодателя [3].

В современной литературе сформулирована совокупность условий, при наличии которых судебный прецедент следует возвести в ранг источника права, а именно:

1.Полное либо частичное отсутствие нормативного регулирования определенных отношений, установленное в ходе судебного разрешения правового спора.

2.Оптимальное применение судом института аналогии для логического обоснования решения по делу и вступление данного решения в законную силу, т.е. признание его отвечающим целям правосудия. Под оптимальностью в данном случае подразумевается то, что решение: а) должно быть четко и ясно аргументировано, исходя из аналогичных правовых норм или общеправовых принципов (аналогия закона или аналогия права) и б) основываться на конкретных фактах, т.е. не отрываться от обстоятельств данного правового спора.

3.Наличие судебного правоположения, официально опубликованного для всеобщего сведения. Под судебным правоположением следует понимать правило общего характера, установленное высшими судами страны на основании обобщения судебной практики по разрешению споров с применением аналогии закона и аналогии права.

4.Наличие решения суда высшей инстанции, сформулировавшего такое правоположение, где обращается внимание органа, в актах которого обнаружен пробел, на необходимость устранить его посредством издания специального нормативного правового акта (реализации права законодательной инициативы). Тем самым действие прецедента оказывается ограниченным во времени, т.е. это источник права временного действия (до издания нормативного правового акта компетентным органом, восполняющим пробел) [5].

Некоторые из этих условий могут быть уточнены. В частности, создание судебного прецедента возможно не только, когда есть пробел в правовом регулировании, но и в случае противоречия между актами законодательства. В такой ситуации судебный орган обязан руководствоваться актом, обладающим более высокой юридической силой и соответствующим Конституции. Особую специфику здесь имеют решения Конституционного Суда Республики Беларусь. Сила его «прецедента» является более высокой, нежели прецедент, созданный органами других подсистем судебной власти.

Кроме того, в качестве источника права выступает и та судебная практика, которая сформирована на «низовом» уровне - районными, городскими, областными судами, т.е. не обязательно, чтобы решения рассматривались в Верховном Суде. Однако его позиция играет решающее значение для сохранения или продолжения сложившейся практики. При этом следует использовать с позиции законодательства приемлемые формы: нельзя «направлять» судебную практику ни постановлениями Пленума, ни какими-то отдельными письмами. В целом же постановления Пленума Верховного Суда должны рассматриваться лишь как вспомогательные правовые источники, занимающие в правовой пирамиде место значительно ниже законов. В целом же выступая в поддержку обеспечения единообразия судебной практики, ее разумной стабильности, Пленум Верховного Суда не должен уподобляться законодателю и заранее устанавливать обязательные для судей предписания, от которых они не вправе отступить. Судья, оценивая конкретные обстоятельства, должен найти единственно верное и справедливое решение. Именно при таком подходе будет обеспечено не только разделение властей, но и независимость, справедливость решения суда [3].

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Анализ использования судебных прецедентов в практике нашего государства показал, что Беларусь еще не готова полностью воспринять судебный прецедент в качестве полноценного источника права. Это объясняется принадлежностью республики к континентальной правовой семье и историческими традициями. В Беларуси судебный прецедент имеет форму прецедента толкования норм законов и в таком качестве, скорее всего, он получит дальнейшее развитие в нашей стране.

В Республике Беларусь фактическое применение в качестве источника права получили решения Конституционного Суда Республики Беларусь и постановления Пленумов Верховного и Высшего Хозяйственного Судов Республики Беларусь. Так, решения Конституционного Суда являются окончательными, обязательными, позиция Конституционного Суда не может быть преодолена законодателем, что свидетельствует об их нормативном характере. Нормативные судебные правоположения, содержащиеся в постановлениях Пленумов высших судебных органов Беларуси в силу закона также имеют обязательный характер и должны учитываться в процессе правоприменения. Вместе с тем, решения Конституционного Суда Республики Беларусь и постановления Верховного и Высшего Хозяйственного Судов Республики Беларусь носят субсидиарный (второстепенный, дополнительный) характер, поскольку содержат правоположения (правовые позиции), развивающие и конкретизирующие уже существующие нормы закона, что в совокупности с их обязательностью свидетельствует об их нормативно-интерпретационном характере. Данные судебные акты настолько прочно укоренились в белорусской правовой системе и уже являются неотъемлемой частью правового регулирования, что подтверждает их практическую значимость. В этой связи логичным завершением их интеграции в отечественную правовую систему будет являться официальное признание решений Конституционного Суда Республики Беларусь, а также постановлений Пленумов Верховного и Высшего Хозяйственного Судов Республики Беларусь в качестве источников права.

Таким образом, можно констатировать, что в современной белорусской правовой системе уже сложились условия для официального признания судебного прецедента в качестве источника права. Такое признание позволит наиболее оперативно восполнять пробелы правового регулирования, совершенствовать правовые механизмы защиты прав и свобод человека, обеспечить стабильность правоприменения, что, кроме того, будет способствовать реализации принципа равенства всех перед законом и судом, а также формированию правовой государственности в Республике Беларусь.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ

1. Конституция Республики Беларусь//Консультант Плюс: Беларусь. Технология 3000 [Электронный ресурс]/ООО «ЮрСпектр», Нац. центр правовой информации. - Минск, 2013.

2. Закон «О нормативных правовых актах Республики Беларусь»//Национальный реестр правовых актов Республики Беларусь. 2000. № 6.

3. Василевич Г.А. Источники белорусского права: принципы, нормативные акты, обычаи, прецеденты, доктрины./Монография. Мн.: Книжный дом, 2012.

4. Демичев Д.М. Конституционное право./Учебное пособие. - Мн.: Выш. шк., 2010.

5. Матузов, Н.И. Теория государства и права: учеб./Н.И. Матузов, А.В. Малько. - М.: Юристъ, 2013.

6. Дробязко С.Г., Козлов В.С. Общая теория права/Учебное пособие. - Мн.: Выш. шк., 2013.

7. Марченко М.Н. Судебный прецедент: разнообразие понятий и многообразие форм проявления. - М.: Норма, 2012.

Размещено на Allbest.ru