Истоки противостояния - надежды, сбывшиеся и несбывшиеся.

Реформы, начавшиеся во второй половине 1980-х годов в России (вот уже более полувека выступавшей в облике "Советского Союза"), породили великие надежды. Надежды на избавление от пороков и ужасов прошлого, на демократию, процветание, благополучие человека.

Суть и направление этих реформ (объявленных сначала "совершенствованием социализма", потом "перестройкой" и наконец, с 1992 года, - "кардинальными либеральными преобразованиями") определились не сразу. В настоящее время они в оптимальном варианте вырисовываются следующим образом. Во-первых, это такое общественное развитие, которое порывает с коммунизмом - с идеологизированной, тотально огосударствленной командно-распределительной организацией общества, с тиранической властью и господством партгосноменклатуры. И во-вторых, формирование свободного общества, в котором утверждаются демократия и свободная, основанная на конкуренции рыночная экономика, обеспечивающая устойчивое и восходящее экономическое и социальное развитие общества, его модернизацию, благополучие каждого человека.

Сегодня, по прошествии более чем пятилетнего срока с начала объявленных кардинальных либеральных преобразований, если исходить из официальных оценок и мнений многих западных специалистов, Россия значительно продвинулась по пути демократических и рыночных реформ и ныне по своей основе представляет собой демократическое общество со все более утверждающейся рыночной экономикой.

К сожалению, такие оценки не вполне, а в чем-то и вовсе не

Итоги проведенных (на данный момент) реформ противоречивы, они характеризуются последствиями двоякого рода.

Последствия первого рода, наступившие в результате всего комплекса преобразовательных процессов (в том числе осуществленные в первые годы перемен), действительно ознаменовали разрыв по ряду важных направлений с коммунизмом и появление реальных предпосылок и элементов демократического развития.

Эти последствия затрагивают сферу гласности, институты представительной демократии, свободных выборов, потребительского рынка, ряд элементов рыночной инфраструктуры, рыночных механизмов. Сложился, пусть и не очень значительный, сектор свободного мелкого и среднего предпринимательства, участники которого настроены на конкурентную состязательность, производственный риск, вложение собственных доходов в производство. Этот сектор имеет опору в формирующемся среднем классе, в либеральных слоях интеллигенции, рабочего класса. Утвердились некоторые важные элементы банковско-финансовой инфраструктуры рыночного типа. Стала изменяться общая экономико-моральная атмосфера в обществе: центр тяжести экономической жизни начал перемещаться на собственное дело, его доходность, прибыль, денежный эффект.

В целом же, однако, указанные кардинальные акции, начало которым было положено в 1992 году "размораживанием", освобождением цен, раздачей части госимущества всем гражданам по ваучерам "на равных", сплошным акционированием государственных предприятий, породи и иные доминирующие тенденции и дали с этой точки зрения противоречивые результаты, по ряду пунктов - весьма отличные от намеченных и ожидаемых либеральных идеалов.

Это и есть последствия второго рода. И хотя их значимости и влиянию на будущее общества еще нельзя дать" окончательную оценку (они существуют, и проявляются в противоречивой обстановке, с разноплановыми тенденциями развития), все же о некоторых негативных и тревожных фактах можно, пожалуй, говорить с высокой степенью определенности.

Прежде всего, несмотря на все ожидания, не состоялось главного в демократических преобразованиях - полного разрыва с системой коммунизма и формирования свободного демократического общества с утвердившимися институтами либеральной демократии, со свободной рыночной экономикой, обеспечивающей устойчивое, динамичное, восходящее экономическое и социальное развитие общества (или хотя бы с утвердившимися и необратимыми основами такого общества, имеющего достаточно определенную, доминирующую тенденцию развития в данном направлении).

А в этой связи и другой факт. Это все более возрастающее значение тенденций авторитарно-олигархического бюрократического типа, при которых в условиях доминирования государственного капитализма увеличивается господство кланово-номенклатурной верхушки новорусской компрадорской буржуазии, кругов крупного банковско-торгового капитала, нередко сливающегося с коррумпированным государственным аппаратом и криминальными структурами теневой экономики.

И если отмеченная тенденция останется неизменной, то тогда упорно выдвигаемый в последнее время в качестве символа нынешнего этапа реформ лозунг стабилизации, по сути дела, будет означать, что кардинальные меры по преобразованию, объявленные "реформами", завершены, и теперь дело за тем, чтобы закрепить, сделать незыблемым, надежно защищенным побеждающий авторитарно-олигархический строй, укрепить и расширить источники его богатств и могущества. И тогда, при подобного рода стабилизации, отдельные демократические институты, элементы свободного предпринимательства и рыночной экономики не только не получат развития, но под мощным авторитарным, бюрократическим, налоговым прессом, в обстановке криминального разгула будут все более терять свои позиции, все более отодвигаться на периферию экономико-политической жизни.

И здесь представляется важным подчеркнуть следующее.

Утверждающийся в России авторитарно-олигархический строй не есть капитализм со всеми его минусами и одновременно с его нарастающей динамикой, созидательными качествами (тем более, как это представлялось в оптимистически-либеральных прогнозах, не капитализм со свободной, основанной на конкуренции, рыночной экономикой, характерной для развитых демократических стран).

Это строй-гибрид, "мутант", в котором начали "новую жизнь" некоторые черты капитализма (к тому же преимущественно номенклатурного государственного капитализма, во многом близкого к строю, свойственному странам - сырьевым придаткам капиталистической системы, с порядками и нравами, отвечающими интересам паразитирующей элиты этих стран) - такие, как неконтролируемое стремление к обогащению любыми средствами, ко всеохватному наслаждению изощренными продуктами капиталистической культуры, криминальный беспредел, паразитические траты, всесилие денег.

Вместе с тем этот строй-гибрид выступает также в качестве известного преемника коммунизма - близких, родных для него свойств и порядков государственного социализма (к тому же советского образца), в том числе таких, как всесильное государство, господство государственно-монополистических, бюрократических начал, всемогущество старой и новой номенклатуры, подчинение рыночных механизмов корыстным интересам правящих элит, ориентация при решении экономических проблем на безудержную эксплуатацию природных ресурсов, всевластие силовых структур, неконтролируемые паразитические траты в интересах номенклатуры, новорусской компрадорской буржуазии, верхушки господствующего политического класса. И что вызывает особую тревогу - этот строй, порвав по ряду позиций с коммунизмом, поклоняется тому же "идолу" (той же идеологии) всесильной государственности, словом, ориентируется на важнейшие начала коммунистической философии права в ее новом осовремененном обличье.

Таким образом, современное российское общество представлено двумя, к сожалению, не равновеликими, не одинаково сильными и не в одном темпе развивающимися, системами:

строем (господствующим) номенклатурного государственного капитализма, со значительными авторитарно-олигархическими и одновременно государственно-социалистическими тенденциями;

строем (имеющим характер некоторых, недоминирующих элементов и структур) либерально-демократического типа и основанной на конкуренции рыночной экономики, опирающейся в основном на мелкое и среднее предпринимательство, либеральные слои населения.

Существование и перспективы развития указанных двух, систем, как и иные результаты экономических и социальных преобразований в российском обществе, во многом определяют ситуацию и в области права современной России, сам факт противостояния двух полярных направлений философии права, характерных для нынешнего времени. Вместе с тем понимание особенностей этого противостояния в немалой мере зависит также от того, насколько адекватно раскрыты причины, вызвавшие столь противоречивые результаты реформирования российского общества.

Тяжкие реалии и возможности.

Сегодня, задним числом, когда многое уже очевидно, находится на поверхности, не очень-то сложно лихо, с претензиями на умудренность, рассуждать о причинах неудач в российских реформах - о том, "что надо было делать" и "кто виноват".

И тем не менее, отдавая себе отчет в такого рода опасности и по мере возможности избегая в этой связи оценочных характеристик и категоричности в суждениях, важно уже сейчас, по горячим следам, попытаться разобраться в происходящем и извлечь уроки из нашего отечественного реформаторского опыта. Во всяком случае (в рамках данной работы) те из них, которые относятся к содержанию данной работы - к праву, философским проблемам его развития и судьбы.

Главное, наиболее существенное, на что нужно обратить особое внимание, состоит в том, что с самого начала перемен (и, увы, до настоящего времени) недооценены степень, масштабы и глубина разрушенности общества и человека, наступившие в результате чудовищного коммунистического эксперимента, проделанного во имя всеобщего счастья над обществом, народом, человеком. Самое тяжкое в таких тотальных разрушениях (которых История еще на знала) - это изничтожение и замена некими фантомами естественных, нормальных, хотя и противоречивых, условий и механизмов жизнедеятельности, построенных на частной собственности, экономической свободе, конкуренции, и способных - единственно способных! - раскрыть и развить человеческую активность, инициативу, предприимчивость, обеспечить персональную ответственность за свои действия и в итоге - успех экономического и социального развития.

И вот при таких губительных, беспрецедентно тяжких последствиях многих десятилетий коммунистического господства сама логика необходимых перемен требует не столько "реформ" в общепринятом их понимании (многие коммунистические фантомы вообще не поддаются такого рода реформированию), сколько в первую очередь восстановления нормальных, естественных условий и механизмов жизнедеятельности. Такого восстановления, ключом к которому является беспрецедентно сложное, многотрудное дело - воссоздание свободной частной собственности, причем собственности не в социалистически-потребительском и криминальном варианте (как, увы, случилось при официальной приватизации), а в виде основы производительного дела - рыночной экономики, построенной на конкуренции-состязании, стимулов к напряженному труду, ответственности за дело, импульсов вложений своих доходов в модернизацию производства.

И такого рода восстановление естественных условий и механизмов жизнедеятельности имело и какие-то, как это странно, благоприятные объективные предпосылки, которыми историческая судьба нашего Отечества как бы стремилась компенсировать обрушившиеся на людей беды. Это, первых, существование материальных предпосылок для первичных капиталов в виде работающих производств общенародной собственности (что давало возможность при надлежащей приватизации избежать хищническо-разбойничьего "первоначального накопления"). А во-вторых, как показало время перехода к нэпу, время эрхардских реформ в Германии, иные аналогичные исторические периоды, - взлет активности людей, гигантская энергия, высвобождающаяся при разрушении тоталитарного строя, "общества-монолита", у нас - тотально огосударствленной социалистической системы.

Последнее из указанных обстоятельств вообще представляется принципиально важным. Ведь в социалистическом обществе (особенно - в таком, как советское, где идеологизация и огосударствление охватили также и экономику, первичные условия жизнедеятельности, частную жизнь людей) индивидуальная энергия и инициатива, частные импульсы к активности и персональному творчеству оказываются загнанными; зажатыми, заглушёнными монолитной социалистической системой. И в обстановке, когда такого рода монолит разрушается, из него исторгается вся накопившаяся, затаившаяся энергия. И вот тогда в высшей степени важно, чтобы эта энергия была направлена в сторону реального дела экономики, производительного созидательного труда. Такую направленность мощному потоку человеческой энергии как раз и способна придать частная собственность, "завязанная" на производстве, на производительном труде (хотя, как мы увидим дальше, не одна только частная собственность). Здесь воссоздание частной собственности и потребности быстрого развития, модернизации экономики идеально, точка-в-точку, совпадают.

Проведенные в России начиная с 1992 года кардинальные, как это было объявлено, "либеральные преобразования" в экономике пошли по иному пути. Они с самого начала - во многом, увы, в силу нашего неисправимого нетерпения и во имя быстрого политического успеха - были нацелены на то, чтобы как можно быстрее перейти к передовым формам и институтам современной рыночной экономики динамично развивающегося модернизированного капитализма.

И если введение в январе 1992 года свободных цен было вызвано в основном бедственной ситуацией в потребительском хозяйстве, во всей экономике (и такая болезненная мера, повлекшая стремительную инфляцию, тем не менее действительно принесла указанные ранее положительны результаты), то очевидно, что проведенная при отсутствии производительной частной собственности в производстве эта вынужденная акция не может рассматриваться в качестве оптимального начального звена рыночных реформ в стратегическом отношении. Тем более в том ускоренном, нацеленном на передовые формы варианте, который получил наименование "кардинальных" преобразований.

Не изменило сложную ситуацию и то обстоятельство, что спустя некоторое время, когда свободные цены уже породили мгновенно охватившую страну спекулятивно-торговую стихию, как будто были сделаны шаги к тому, что вообще должно было быть первым этапом создания свободной рыночной экономики, - началась официальная приватизация.

Но эта приватизация, вопреки расчетам ее организаторов, не привела к формированию частной собственности в производстве. Она, с одной стороны (ваучерная приватизация), имела пропагандистский, сугубо социалистический характер, вылилась в распределении "на равных" между всеми согражданами некоторой, весьма малой части государственного имущества в денежном выражении. С другой же стороны, официальная приватизация состояла во всеобщем акционировании государственных предприятий, которое также не дало ожидаемого результата. Ибо акционерная форма хозяйствования вообще не является способом приватизации (она существует для организации и управления хозяйственными делами при уже сложившейся частной собственности), а государственные предприятия как былые звенья "одной фабрики" сами по себе, пусть и в виде акционерных обществ, не могут одномоментно, в силу одного лишь акционирования в любом его варианте, превратиться в свободных товаропроизводителей, функционирующих на основе частной собственности.

И вот - результат. Свободные цены и всеобщее акционирование, при отсутствии частной собственности в сфере производства, дали, выражаясь словами Канта, "величайшую свободу" и неизбежный в этой связи "постоянный антагонизм". Но, к несчастью, это был не тот "антагонизм", который выступает в виде конкуренции, состязательности, соревнования и раскрывает человеческие достоинства, активность, созидательную энергию людей, "окунает" их "в трудности и работу", а просто-напросто антагонизм вседозволенности. Той вседозволенности, которая, напомню, является помимо всего иного взрывом людской энергии, происходящим в результате распада тоталитарного общества-монолита.

И именно здесь, в этой неуправляемой силе, не связанной и не обузданной частной собственностью в экономике, реальным экономическим делом, нужно видеть истоки той неукротимой спекулятивно-потребительской стихии, вспышки страстей, анархического безумия, которые ввергли жизнь России в нарастающий хаос после революции в феврале 1917 года и в ходе рыночных реформ в наше время.

Здесь мы и подошли к одной из основных проблем этой книги - проблеме соотношения свободы и права.

Но прежде - еще один штрих (ностальгически-предположительного характера), относящийся к вопросу о восстановлении частной собственности в экономике.

А шанс, кажется, все же был.

Хотелось бы в дискуссионном порядке сказать о том, что шанс восстановления частной собственности в сфере производства в годы перемен в нашем Отечестве все же был. И относится он - вопреки распространенным стереотипным односторонние политизированным представлениям - к тому времени, когда только-только начались демократические преобразования в стране - тогда еще Советском Союзе.

При всей сложности и противоречивости событий, происходивших в 1985-1991 годах, то есть до начала этапа реформ, названных "кардинальными", в то, теперь уже далекое, романтическое время все же наметились многообещающие процессы, дававшие известный шанс на действительное преобразование самой основы реформируемого общества - на восстановление частной собственности, причем не в ее социалистическом, спекулятивно-потребительском и криминальном варианте, а в исконном качестве - как предпосылки механизма созидательной производительной деятельности.

Речь в данном случае идет не только и, пожалуй, даже не столько о кооперации и индивидуально-трудовой деятельности, которые, в общем-то, тоже связывали преобразование собственности с активизацией труда, его производительностью и на ряде участков хозяйственной жизни заложили основу производительной - в то время! - частной собственности, сколько об уникальном, на мой взгляд, экономическом и правовом институте - институте аренды.

Представляется важным сразу же обратить внимание на то, что выработанный в 1989-1991 годах экономический и правовой институт, именуемый "арендой", выступал не в своем обычном юридико-традиционном значении, то есть не в качестве формы временного возмездного пользования имуществом (хотя такой момент в нем присутствует), а в качестве способа приватизации государственной собственности. Причем - такого способа приватизации, когда частная собственность максимально раскрывает свой созидательный потенциал в производстве, а именно: становится мощным стимулом к активизации труда, к ответственности за дело и, главное, фактором, стимулирующим инвестиции собственника - вложение доходов от экономической деятельности в модернизацию производства. Скажу с полной определенностью: "такого" же или близкого к "такому" экономического и правового института практика экономических преобразований в России, на мой взгляд, больше не дала.

Здесь вполне оправданно сделать замечание более общего характера. Суть его в том, что в нашем обществе продолжают господствовать упрощенные, в немалой степени навеянные марксистской коммунистической идеологией, представления о собственности как о некоем благе, источнике беззаботного жития, удовлетворения каких угодно потребностей. И потому сама "приватизация" нередко понимается в основном как форма дележа благ, главным результатом которого становится обладание правом распоряжения имущественными богатствами.

Между тем собственность со строго экономических позиций - это не столько некое благо, сколько активное хозяйское дело, труд, бремя и ответственность (именно в таком качестве оно выступает как важнейшее "неотъемлемое право человека" Общая теория прав человека / Под ред. ЕЛ. Лукашевой. С. 127.). И институт аренды, выработанный в первые годы демократических перемен и закрепленный в 1990 году законом, давал именно такой эффект.

Это связано с двумя принципиальными новшествами, вторые были введены при отработке соответствующих юридических конструкций арендных отношений. Во-первых, с тем, что субъектами арендных отношений становились не трудовые коллективы, не какие-либо иные подразделения государственных предприятий (как это случилось при официальной приватизации), а новые самостоятельные хозяйствующие субъекты - организации арендаторов, отдельные граждане-арендаторы, настроенные на собственную хозяйскую деятельность. И, во-вторых, с тем (и это решающий момент), что вся продукция, произведенная с помощью арендованного у государства имущества, становилась собственностью - частной собственностью! - арендатора.

Таким образом, при помощи данного института на основе государственной собственности, с ее использованием создавалась частная собственность в производстве. И что особенно существенно, перспектива получения "своей" собственности, а кроме того, предусмотренная законом перспектива выкупа у государства всего арендованного имущества - все это настраивало арендатора на напряженный, интенсивный труд, на собственническо-хозяйское отношение к делу и - вот оно, самое главное! - на модернизацию обретаемого имущества путем вложений своих доходов в производство.

В 1990-1991 годах сектор арендных и частнособственнических "коллективных" предприятий оказался единственным подразделением в советском народном хозяйстве, где наблюдались рост и модернизация производства. Здесь шел интенсивный процесс создания слоя частных собственников в сфере производства - основы формирования современного конкурентного рыночного хозяйства, которому при благоприятном развитии событий суждено было путем постепенных реформ прийти на смену централизованной плановой экономике. Не случайно поэтому бюрократические ведомства, вся советская партгосноменклатура стали создавать для этого развивающегося сектора хозяйства всевозможные препятствия. Конец благоприятной перспективе в этой области положили, увы, "кардинальные" реформы, когда арендные и частнособственнические "коллективные" предприятия были одним росчерком пера в подзаконном нормативном акте преобразованы в открытые акционерные общества - с одинаковой для всех этих обществ судьбой: вся реформируемая экономика стала основой номенклатурного государственного капитализма и пребывает в непрекращающейся стадии глубокого упадка.

Что перед нами - упущенный шанс? Наверное. Хотя надо отдавать себе отчет и в том, что перспектива использования аренды как способа приватизации при сохранении коммунистического режима была более чем проблематичной. В то же время можно предположить, что подобная перспектива стала бы в какой-то мере оптимистической, если бы этим способом воспользовались демократические силы, пришедшие к власти после разгрома основ коммунистического строя в конце 1991 года.

Но в основном - это урок. Кроме всего прочего, он еще раз подтвердил, что революционные меры, рассчитанные на быстрый впечатляющий успех и по-большевистски проведенные сверху (а именно такой характер имела начатая в 1992 году официальная приватизация), в конце концов приводят к неудаче, нарастанию трудностей, беде.

Во всяком случае при разных возможных оценках плюсов и минусов "кардинальных" реформ (либеральных по своему замыслу и ряду результатов) очевидно, что формы официальной приватизации, как уже отмечалось, не дали того созидательного эффекта, который могла и должна была дать действительная частная собственность в сфере производства. Ваучерное распределение части государственных имуществ и всеобщее акционирование государственных предприятий фактически создали благоприятные условия для спекуляции ваучерами и акциями, для приобретения за бесценок новорусскими ротшильдами (в основном выходцами из партийно-комсомольской номенклатуры), зарубежными фирмами и криминализированным теневым капиталом много миллиардных национальных богатств, относящихся главным образом к природным ресурсам страны. Об этом уроке, по-видимому, надо помнить и при обсуждении различных путей дальнейшего преобразования собственности в России Вопросы приватизации, роли собственности в реформах остаются в нашем обществе предметом оживленных обсуждений.

В литературе, наряду с другими вышеупомянутыми идеями, высказано мнение о необходимости формирования "равной гражданской собственности". С точки зрения B.C. Нерсесянца, считающего социализм закономерным явлением, ведущим к созданию постсоциалистического строя -- "цивилизма", где формально-правовое равенство будет дополнено экономическим равенством, в российском обществе должно быть достигнуто преобразование социалистической собственности в "равную гражданскую собственность". Именно это, по убеждению автора, создаст условия для "более высокой ступени человеческой свободы, равенства, справедливости и права" (Нерсесянц B.C. Наш путь к праву. М., 1992. С. 320); его же. Философия права. Учебник для вузов. М, 1997. С 336--342..

Другой решающий фактор.

При всей принципиальной важности частной собственности в производительной сфере воссоздания в разрушенном коммунизмом обществе, есть и другой, действенный и основательный, фактор восстановления нормальных, естественных условий и механизмов жизнедеятельности, обеспечивающих динамичное, восходящее развитие общества.

Это - право, отвечающее требованиям современного гражданского общества.

Еще раз вспомним Канта, его мысль о том, что устранить отрицательные стороны "постоянного антагонизма" и достигнуть развития положительных задатков, заложенных в человечестве, - с тем, чтобы люди "окунулись в трудности и работу", возможно лишь при условии, когда "самым точным образом определены и сохраняются границы" свободы (или - по Шеллингу - при обеспечении "игры свободы"). Иными словами, - при развитом современном праве, которое, по словам того же Канта, определяет "для всех, что им по праву должно быть дозволено или не дозволено". Значительный интерес в этом отношении представляют и суждения русского философа И.А. Ильина, справедливо полагающего, что "свобода не просто "даруется" сверху, она должна быть принята, взята и верно осуществлена снизу"; и такое восприятие свободы людьми, предупреждающее ее употребление во зло, превращение ее в произвол, в войну всех против всех, состоит как раз в том, чтобы была правильно понята правовая форма свободы, "ее правовые пределы, ее взаимность и совместность" Ильин И.А. Путь к очевидности. Собр. соч. Т.З. М., 1994. С. 510..

Такого правового опосредствования "антагонизмов" и такого определения правовой формы и правовых пределов свободы не оказалось в России, когда после крушения партийно-государственной системы коммунизма на общество катился гигантский вал вседозволенности, а с 1992 года открыты широкие шлюзы для неконтролируемого экономического поведения.

Именно отсутствие надлежащих и действенных правовых форм (помимо отсутствия частной собственности в сфере производства), да к тому же в обстановке финансового хаоса и ваучерно-акционерной приватизации, как раз и позволило активным деятелям из правящего слоя общества (в первую очередь выходцам из актива партийно-комсомольской номенклатуры) через коммерческие банки, некоторые институты непроизводственного бизнеса - рекламного, шоу-бизнеса и др. - приватизировать ключевые звенья финансовой инфраструктуры, финансово-бюджетных потоков, выходы на природные богатства, льготные условия их реализации за рубежом. Все это и привело к формированию ядра финансовой олигархии, овладевающей центральными позициями в разрушенной огосударствленной экономике, а затем - и в области государственно-общественной жизни.

Но своеобразие общественно-политической ситуации в российском обществе состоит не только в том, что ко времени перехода к "кардинальным" преобразованиям в России не была создана принципиально новая правовая основа для того, чтобы начавшиеся демократические процессы вошли в созидательное русло, причем такое, которое бы блокировало превращение свободы во вседозволенность, произвол, войну всех против всех. Не менее пагубным оказалось и то, что в российском обществе в годы начавшихся демократических перемен сохраняла значительную силу и практически, реально продолжала действовать по многим позициям и направлениям юридическая система социализма - юридические реалии, воплощающие коммунистическую философию права.

В чем эта сила и эти реалии себя проявляли?

Начнем с того, что в реальной правовой действительности России в годы начавшихся перемен сохранилась в основном юридико-фактическая инфраструктура прежней юридической системы. В те годы и в немалой мере до настоящего времени продолжали и продолжают действовать прежние юридические акты, "настроенные" на функционирование бесконтрольной военно-коммунистической власти и планово-распределительной экономики. Другие акты, принятые в годы перестройки и в более позднее время, несут на себе печать социалистических порядков и нравов. Практической юриспруденцией (да и подготовкой юристов в системе правового образования) занимаются в основном специалисты, воспитанные в духе догм и традиций социалистического права.

Но главное все же не это. Самое существенное из того, что отрицательно влияет на всю правовую жизнь современного российского общества, - это сама сохранившая свою силу и действие, коммунистическая философия права. Тс выражающие эту философию правовые идеи, которые образуют стержень, сердцевину правовой системы, действующей в условиях господства коммунистической идеологии Идеи подновленные, преподнесенные в осовремененном словесно-демократическом антураже. Ныне - все более обретающие "национально-патриотическую" окраску. Но по своей основе - именно коммуно-философские, воплощенные в "идолах" всесильного государства и просоциалистических категориях (таких, как "социальная справедливость", "социальное государство").

И в этой связи - еще один, быть может, самый существенный момент.

Коммунистическая правовая философия, базирующиеся на ней правовые идеи, реалии и порядки находят себе опору не только, а порой и не столько в прямых наследниках коммунистического режима, в том числе в существующем коммунистическом движении, укрепившемся в результате неудач в реформировании общества, но чувствующем себя, кажется, неуютно под грузом прежних революционно-коммунистических догм (и потому, в частности, выдвигающем на первый план "патриотические" лозунги, лозунги просто "крепкой государственности", "социальной справедливости", "социального государства"). Они тетерь в большей степени находят себе опору в утверждающемся номенклатурном государственном капитализме, в крепнущих авторитарно-олигархических тенденциях, воспринявших известные элементы государственнической коммунистической идеологии, государственного социализма и соответствующих им порядков и ориентации.

Произошло все это по причинам двоякого рода. Как в силу известных экономических просчетов, во многом вызванных невероятно сложной обстановкой разрушенного общества, борьбой за власть и нашим нетерпением - стремлением решить проблемы, требующие исторически длительного времени, одномоментной "красногвардейской атакой"; так и по той причине, что, казалось бы, новаторские по замыслу реформаторские меры осуществились в чуждой для них политико-правовой среде, в которой господствуют коммуно-правовые начала (идеи и порядки, пришедшие к нам эпохи пролетарской революции, диктатуры пролетариа-сталинизма и брежневского неосталинизма Характеризуя явление "мнимого конституционализма", этого политического "мутанта", Ю.Г. Ершов пишет, что здесь перед вами -- скорее "реакция на радикальный переход от авторитарного режима к демократии, средство стабилизации общества в интересах традиционно правящего класса (социальной группы), чем переходная форма к правовому государству" (Ершов Ю.Г. Философия права (материалы лекций). С. 33).).

"Идол" всевластия.

Главным выражением коммунистической философии права в нынешнее время, как уже говорилось выше, является "идол" (увы, "действующий" на практике, в жизни) всесильного государства.

Этот тезис может показаться по меньшей мере спорным. Ведь сейчас повсеместно идут разговоры об "эрозии государства", "утрате управляемости", "необходимости восстановления и укрепления государственности", "порядка в государстве" и т.д. И в этой связи в качестве одного из наиболее престижных идеологических постулатов выдвигается идея "крепкой государственности", которая становится чуть ли не объединительной платформой для политических сил различной мировоззренческой ориентации. "Государственная идея", не так давно во многом негласная, преимущественно жившая в сознании, умах и делах людей, причастных к власти и к коммунизму, в настоящее время находит все более и более непосредственное выражение в общественном мнении, в печатных публикациях, в средствах электронной информации и - что особенно настораживает - в законодательных документах российских законодательных учреждений, практике их применения.

Между тем тезис об "идоле" всевластия как главном выражении коммунистической философии права характеризует не состояние государственности, не ее способность выполнять исконные государственные дела (ситуация здесь, в самом деле, неблагоприятная, тревожная и здесь, действительно, требуется упрочение демократической государственности), а совсем другое. Речь идет об "идоле" (непререкаемом постулате, нерушимом принципе) - о том, что государственная власть по-прежнему нацелена на то, чтобы утверждать себя методами и средствами силового господства. Причем - так, что она во многом остается продолжением диктатуры пролетариата, власти идеолого-партийного социалистического государства.

Понятно, в современных условиях - это уже не та безграничная власть, то всемогущество, которые отмечали сталинскую тиранию, когда карательно-репрессивная, чиновничья машина делала все, что "во имя коммунизма" заблагорассудится вождю. Но это все же - всевластие по-прежнему достаточно мощное.

В чем же оно проявляется?

Во-первых, в том, что карательно-репрессивные учреждения, регулярная армия, чиновничий аппарат находятся в прямом и беспрекословном подчинении высшему должностному лицу - главе государства, который (и по формальным установлениям Конституции, и по практике реализации своих полномочий) не очень-то связан законом в возможностях их использования.

Во-вторых, в том, что и после проведенной официальной приватизации ключевые рычаги командования экономикой (в виде основной массы финансово-кредитных ресурсов, контроля за основными финансовыми потоками, природными богатствами и др.) остаются у государственной власти (при тесном взаимодействии с господствующей финансовой олигархией), ее высших эшелонов, центров государственного управления.

В-третьих, под контролем государства остаются основные СМИ - средства массовой информации, которые - особенно в ходе и после окончания избирательной кампании 1996 года - последовательно, хотя и с сохранением некоего имиджа "независимости", обслуживают в основном действующую власть.

И наконец, в-четвертых, реально господствующая власть настроена так, что считает себя действительно всевластной - такой, которая "вправе" - по канонам высшего революционного права - при необходимости идти на крайние насильственные меры и акции.

Главное же - власть и на федеральном, и на региональном уровнях, как и в прежнее время, остается гигантской ("Большой") по своим количественным характеристикам и возможностям, настолько значительной, что она в принципе не может оказаться "под" правом, вписаться в систему отношений и порядков правового государства.

Факты российской действительности последнего времени свидетельствуют, что указанные механизмы и средства, призванные обеспечивать государственное всевластие, в различном их сочетании и различной "дозировке", в немалом числе случаев приводились в действие, срабатывали. И не только в критических ситуациях (при противоборстве с Верховным Советом в 1993 году, в Чеченской войне, на президентских выборах 1996 года), но и в ходе осуществляемых с 1991-1992 годов реформаторских акций.

В этой связи, вполне правомерной, вероятно, будет следующая аналогия. Если создание безупречно действующей машины сталинской тирании является по своему замыслу и исполнению поистине гениальным свершением, то, быть может, такая же или близкая к такой оценка окажется уместной в отношении искусных государственно-властных построений правящей элиты современного российского общества, создавшей не менее впечатляющую систему всевластия, да притом при действии общепризнанных демократических порядков, установленных в общем-то демократической Конституцией.

Горячие точки противостояния.

Жизнь современной России сложна, противоречива. И эта сложность, противоречивость создает помимо всего иного уникальную ситуацию, когда реально, воочию можно видеть, как "лоб в лоб" столкнулись два полярных направления в философии права - философия гуманистического права (правозаконности) и коммунистическая философия права.

Здесь нужно напомнить, что наряду с той линией экономико-политического и правового развития и тем доминирующим строем, которые по ряду позиций продолжают государственно-социалистический курс, "обогащая" его далеко не лучшими "блоками" государственно-капиталистической системы, в российском обществе существует и последовательно либеральная ориентация, опирающаяся на сектор свободного мелкого и среднего предпринимательства, формирующийся средний класс, либеральные слои интеллигенции, квалифицированных тружеников с "синими" и "белыми" воротничками.

В силу этого в российском обществе, особенно после 1991-1992 годов, наряду с продолжающими доминировать порядками и институтами, по-прежнему реализующими коммунистическую правовую философию (в ее осовремененном, "огосударствленном" виде), достойное место стал занимать и ряд правовых институтов и форм, которые могут быть охарактеризованы как элементы или предпосылки гуманистического права, правозаконности.

Эти-то элементы (предпосылки) и находятся в жестком, порой жестоком, воинственном противостоянии с тем проклятием, что принесла на нашу землю марксистская, ленинско-сталинская, большевистская идеология, - с коммунистической философией права.

Наиболее жаркий, "кровавый" участок такого противостояния - это столкновение главных идей рассматриваемых полярных философских направлений, стремящихся занять центральное место в действующем российском праве, идеи правозаконности и идей, основанных на признании приоритета всевластной государственности, допустимости государственного всевластия, просоциалистических критериев жизни общества.

По ряду входящих в жизнь российского общества правовых институтов можно наблюдать парадоксальную картину, когда как будто бы устанавливаются новые юридические формы, в немалой мере основанные на передовом мировом опыте, но за такими, казалось бы, передовыми формами скрываются, как бы затаились, механизмы государственного всевластия, просоциалистических императивов.

Особо острый характер противостояние двух направлений философии права приобрело в событиях, которые и сами по себе во многом определяют судьбу России и которые (возможно, в этой же связи) имеют существенное значение для нашего правопонимания в будущем.

Такими горячими точками противостояния стали:

Конституция;

Гражданский кодекс;

Чечня.

2. Конституция