Основные направления научной деятельности отечественных ученых-цивилистов конца XIX – начала XX вв.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Контрольная работа

Основные направления научной деятельности отечественных ученых-цивилистов конца XIX - начала XX вв.

1. Проблема личности и субъективных прав в цивилистике

цивилистика обязательство право

Развитие исследований проблемы личности в отечественной цивилистике проходило в русле двух основных вопросов: проблема власти над человеком в гражданском праве и проблема «абстрактного человека», т.е. усредненного типичного субъекта гражданских правоотношений.

Одним из фундаментальных трудов в отечественной цивилистике, посвященных проблеме власти над человеком, является исследование Л.С. Таля - «Проблема власти над человеком в гражданском праве». Исследователь поднимает проблему самоопределения человека в гражданских правоотношениях, отмечая, что субъекты гражданских правоотношений не только фактически, но и юридически остаются подвластными другим субъектам. Речь идет, например, о власти супруга и отца. При этом властные отношения присущи не только правоотношениям в семье, но и в обычном гражданском обороте.

Автор задается такими вопросами: насколько отражена в праве такая власть, где она правомерна, а где ущемляет права субъекта, и насколько такая власть допустима. Данные вопросы в рамках проблемы власти над человеком в гражданском праве представлялись в тот период очень актуальными и сегодня также вызывают интерес в историческом аспекте.

Л.С. Таль указывает на то, что властвование одного субъекта над другим распространено не только в семейных правоотношениях, но и в сугубо гражданских (например, хозяйская власть) но при этом, как отмечает исследователь, этот вопрос слабо изучен, хотя представляет собой проблему в науке гражданского права. Автор указывает на то, что проблема власти над человеком является как правовой, так и лежит за областью права, так как регулируется еще и морально-этическими нормами, но тем не менее Л.С. Таль считает, что этот вопрос является правовым и требует более глубокого исследования. Углубляясь в исследование, автор уделяет определенное внимание понятию власти. Здесь исследователь отмечает, что неправильно отождествлять власть исключительно с силой, потому что власть это не только ее конкретные проявления, но определенное психологическое состояние.

Проблема власти над человеком исследовалась и до обращения на нее внимания Л.С. Талем. Но, важно отметить, что это были исследования, посвященные государственной власти и ее влиянию на субъекта правоотношений. Так подобные исследования имеются у Н.М. Коркунова, который напротив считал, что власть это проявление силы: «для властвования требуется лишь осознание зависимости, а не ее реальность». О власти Н.М. Коркунов говорил в призме вопросов формы правления, определения понятия и признаков государства, политических прав, избирательного права, т.е. рассматривал власть с публично-правовых позиций. Но отметим, что исследования Н.М. Коркунова вопросов власти над человеком несут также огромный вклад в развитие отечественной правовой науки, т.к. затрагивают проблему психологии правоотношений, хотя в данном случае государства и личности.

Главным же в рассматриваемом вопросе проблемы власти над человеком является ее частноправовой характер, т.к. речь идет о гражданских правоотношениях, где, в отличие от публично-правовых, субъекты более равноправны по отношению друг к другу. И в этом аспекте речь идет о власти одного равноправного субъекта над другим. Вопрос власти над человеком в гражданском праве вытекает и тесно связан с понятием субъективного права. Так субъект гражданских правоотношений, наделенный определенным правом в отношении другого субъекта, рассматривается как властвующий над ним.

Подобные аспекты исследования встречаются в трудах Ф.Ф. Кокошкина, который видел власть как субъективное право, так как действия подвластного не определены заранее нормой права, а зависят от воли властвующего субъекта. Здесь отметим такой важный момент, что власть в частном праве строится именно на спектре полномочий субъекта и его возможности требования определенной модели поведения обязанного, а не на признании самого обязанного лица такого поведения (как это признавалось в большинстве исследованиях проблемы власти в призме определения государства и его признаков). Например, кредитор в обязательстве имеет право не только требовать, скажем, возврата ссуды, но и в оправленных случаях определять место исполнения обязательства, время и способ, т.е. безусловно, обладает своеобразной властью над поведением должника. Таким образом, Ф.Ф. Кокошкин видел власть как субъективное право, так как действия подвластного не определены заранее нормой права, а зависят от воли властвующего субъекта.

Говоря о правомерности такой власти, следует отметить, что главным критерием, позволяющим разграничить власть, установленную правовыми нормами от фактически сложившихся отношений являются права властвующего требовать подчинения. И если такое право закреплено правовыми нормами, то речь идет о власти в рамках права. И здесь уже появляется другая проблема - определение субъективного права, вопрос которого в науке тоже оставался нерешенным. И, рассуждая о субъективном праве властвующего требовать определенного поведения в призме семейный отношений, приходим к выводу, что все-таки, имеются ввиду именно правоотношения в данном случае, а не сугубо о субъективном праве, т.к. речь идет не только о том, чем наделяется управомоченный, но и о взаимоотношениях между несколькими лицами - членами семьи.

Но не только семейные отношения конца XIX-начала XX вв. характеризуются авторитарными началами, отношения власти и подчинения свойственны и тесно примыкающему к семье домашнему хозяйству, когда в него входит использование наемного труда, большинство хозяйственных предприятий.

Л.С. Таль отмечает, что в целом проблема власти над человеком в праве вообще имела место быть. Здесь автор обращается к западноевропейским коллегам и указывает, что еще Савиньи в отношении семейного союза говорил о существовании отношений естественных, природных и искусственно созданных правом, в том числе и отношений власти и подчинения. Также Пухта говорит о правах на чужую личность, о правах на чужие действия. При этом Пухта связывает наличие у субъекта прав над другой личностью с наличием у него же обязанностей и поэтому квалифицирует такие отношения как правоотношения. Но Л.С. Таль отмечает, что Пухта в своих рассуждениях не дает ответа на важный вопрос, чем власть над человеком отличается от обязательственного требования.

О проблеме власти над человеком в своих исследованиях говорил и Г.Ф. Шершеневич. Так ученый, так же как и Л.С. Таль, выступал против отождествления власти с силой, отмечая, что не каждый наделенный силой наделен властью.

Г.Ф. Шершеневич отмечает, что положение женщины в смысле подвластности мужу гораздо лучше, чем в законодательстве европейских государств. Так, например, во Франции Кодекс Наполеона лишал замужнюю женщину всякой правовой самостоятельности, приравнивая ее к детям и сумасшедшим. И только, когда английское законодательство в 1883 году признало за женщиной полную дееспособность, так же как и за мужчиной, вслед за примером Англии дееспособными наравне с мужчинами признали женщин и во Германии (1896 год) и во Франции (1907 год).

В России же дееспособность женщины приравнивалась к дееспособности мужчины, и есть только некоторые исключения из этого, связанные с супружеством. Так, например, замужняя женщина не вправе без согласия супруга обязываться по векселю.

Так Г.Ф. Шершеневич указывает на отличительную особенность российского института дееспособности, подчеркивая его более цивилизованный характер по сравнению с законодательством ряда европейских государств.

Но в трудах Г.Ф. Шершеневича, так же как и в исследованиях Ф.Ф. Кокошкина, акцент делается на определенный простор действий властвующего без связывания его обязанностями. Т.е. исследователь рассматривал власть в частом праве как возможность одностороннего повеления, тогда как, например Л.С. Талем власть рассматривалась как субъективное правоотношение, где у наделенного властными полномочиями субъекта есть не только права и обязанности, которыми он связан. В таком аспекте власть в частном праве не рассматривается как автономная воля.

Интересным, по мнению Л.С. Таля, здесь представляются воззрения французского исследователя Demogue, который как раз рассматривал власть в гражданском праве как автономную волю. Автор в качестве примеров такой власти приводил следующие сделки: доверенность, дарение, завещание, а также договоры, в которых экономически более слабая сторона вынуждена принимать условия экономически сильного контрагента.

Но власть в гражданском праве это не сила, не интерес властвующего, не закрепленная законом воля властвующего субъекта, а полноценное правоотношение, где у властвующего помимо прав есть и определенные обязанности. Аналогичные представления о власти в гражданском праве имелись в исследованиях Савиньи, Пухты и Коркунова.

Проблема власти над человеком в исследуемый период имела важное значение и в то же время была мало изучена. Представления юридического научного сообщества о власти под влиянием римского права в большинстве случаев сводились к понимаю полной автономии власти.

Большой вклад в развитие вопроса о власти над человеком в праве внес профессор Л.И. Петражицкий. Автор в своей психологической теории указывал на неразрывную связь субъективных прав и обязанностей, в том числе в отношении властвующего субъекта. Так Л.И. Петражицкий, говоря о служебной или социальной власти, указывает на обязанность властвующего заботиться о подвластных ему. Л.И. Петражицкий стремился дать универсальное всеобъемлющее определение власти над человекам, какое только встречалось в праве. Здесь автор отмечал, что элемент социального служения заключается в пользе, приносимой таким образ народному хозяйству. Таким образом речь идет о существовании третьих задач, т.е. о интересе помимо интереса властвующего субъекта.

Обращаясь здесь к исследованиям западноевропейских цивилистов и правоведов, интересными представляются воззрения Отто фон Гирке, немецкого исследователя, большое внимание уделявшего изучению союзного права. Рассматривая историю возникновения таких публичных субъектов гражданских правоотношений как корпорации и учреждения, исследователь отмечает, что, будучи своеобразным порождением союзных и господских образований именно в таких субъектах (юридических лицах) имело место власть внутри самих организаций по отношению к ее членам. При этом сами такие коллективные субъекты выступали иногда как самостоятельные субъекты.

Возвращаясь к воззрениям Л.И. Петражицкого, отметим, что подобные взгляды на внутриорганизационный характер власти наблюдаются и в его трудах. Таким образом, во взглядах отечественного исследователя Л.И. Петражицкого и немецкого Гирке просматривается вынесение проблемы власти над человеком в более весомую плоскость без рассмотрения власти сугубо как автономной воли, целью которой является удовлетворение исключительно потребностей властвующего и ограничении свободы подвластного.

Но Л.С. Таль отмечает, что современному ему праву, где уже неизвестны ни рабство, ни крепостничество, власть над человеком не может быть и не является всеобъемлющей, а затрагивает только определенные формы поведения личности. В этом ученый видит заслугу юриспруденции и этики и отсутствие необходимости в «общей» власти, о которой говорил Л.И. Петражицкий.

В своих рассуждениях Л.С. Таль затрагивает не только чисто правовые, но и в определенной степени этические и психологические стороны вопроса, и этим его исследование представляется наиболее ценно и интересно.

Л.С. Таль внес определенный вклад в анализ западноевропейского законодательства в аспекте анализа власти в семье, сделав вывод, что на протяжении всего XIX века и европейское законодательство и судебная практика главным образом, несмотря на прежнюю приверженность пониманию мужа как главы семьи, наделяет женщину большей самостоятельностью, тем самым ограничивая границы власти главы семьи. Так, обязанность жены жить при муже и следовать за ним не всегда признавалась безусловной. Так, пример, когда жена имена достаточно оснований для отказа от этого, это обязанность с нее снималась.

В продолжение темы скованности властвующего субъекта предельными обязанностями и отсюда социальной роли власти в гражданском правоотношении отметим тенденции этого вопроса на примере западноевропейского законодательства относительно семейных правоотношений. Кода они затрагивают имущественную сферу. Так на протяжении всего XIX века законодательство и практика западной Европы шли по пути наделения женщины в браке большей свободой и самостоятельностью. Так, например, по Кодексу наполеона, при найме женщины на отельные виды услуг она могла пользоваться в полной мер судебной защитой при ущемлении ее прав. Тем не менее и германское и швейцарское гражданские уложения закрепляют власть мужа как главы семьи, и обязанность жены жить при муже и следовать ему. Пи этом муж, например, имел право возражать поступлению жены на службу и занятию промыслом. При этом важной оговоркой в Германском гражданском уложении здесь является условие об отсутствии злоупотребления мужем властью, в противном случае жена имеет право не исполнять его решения и обратиться за судебной защитой.

Что касается отцовской власти в европейских гражданских кодексах, то в том вопросе относительно гражданских кодексов XIX века явно отражено влияние с одной стороны патриархального строя и понимания власти в римском праве, а, с другой - сложившиеся этические представления о семейном союзе и об обязанностях жены и власти ужа в браке. В отношении отцовской власти, отметим, что здесь в общем подчеркивается ее социальный характер и обязанность служения семьи.

Но относительно имущественных отношений между супругами устанавливается полная самостоятельность женщины и раздельный режим имущества. Приданое жены, а также имущество, приобретенное ею во время брака является исключительно ее собственностью. Это положение закреплялось в статьях 109 и 110 Свода Законов.

В отношении российского законодательства, следует отметить, что подвластность жены мужу также имела место и по-прежнему сохранялась, например, в ограничении на определенные сделки, которые могут «отвлечь» от семьи. Это сделки личного найма и принятие вексельного обязательства. Что касается отцовской власти, то такого понятия российское законодательство не знало, а использовало понятие родительской власти. В отношении имущества детей родители имели статус опекунов. Но здесь важно отметить, что мать сама по отношению к своему мужу поставлена в положение подчинения и поэтому при разногласиях в отношении имущества детей или других как имущественных, так и неимущественных вопросах и разногласиях жена обязана была следовать слову главы семьи. При этом сохраняется почти безграничная власть главы семьи.

В данном контексте отметим, что российское законодательство рассматриваемого периода все же предусматривало ответственность главы семьи за злоупотребление властью, что, безусловно, является положительным моментом. Например, уложение о наказаниях предусматривало ответственность отца за применение к детям мер, при которых разрушалось их здоровье и моральное состояние. Но, как отмечает Загорский, данное положение закона малоэффективно, т.к. родитель, признанный судом жестоким по отношению к своим детям тем не менее не утрачивают свою власть над ними, т.е. это положение закона рассчитано на «безупречных» родителей.

Но, что касается европейского законодательства в этой сфере, а именно германского и швейцарского, то на протяжении XIX века оно признавало власть мужа как главы семьи, но говорило также о недопустимости злоупотребления главой семьи властью, с целью исполнения лежащих на нем обязанностей.

В продолжение темы власти на человеком в гражданском праве обратимся к институту хозяйской власти, существовавший в нашем законодательстве в рассматриваемый период. Здесь речь идет о личном найме. Глава о личном найме включает в себя положения, при которых лицо, поступившее в наем полностью подчиняется нанимателю. Но Свод Законов о хозяйкой власти говорит весьма в общем. Отметим такое примечание закона: «Хозяин с нанявшимися должен обходиться справедливо и кротко, требовать от них токмо работы, условленной по договору, или той, для которой наем учинен, платить им точно и содержать исправно». Но уже начиная с начала XX века в российском законодательстве и цивилистике прослеживается тенденция к обособлению института найма и регулирование этого опроса происходит целым рядом правовых норм, тем самым превращая договор найма в самостоятельный полноценный договор, где учитываются и охраняются права нанятого лица. В Европе этот институт получил большее развитие и выразился в так называемых тарифных и коллективных соглашениях. При этом, работодатель, нанимая лицо, имел дело не с одним субъектом, а с профессиональным их объединением.

Также работодатель, нанимая рабочую силу, обязан был обеспечивать безопасность, нравственность и религиозную свободу наемного рабочего, т.к. при заключении договора найма, работодатель имел отношение не только с одним рабочим, но с профессиональным их союзом.

В итоге своих рассуждений Л.С. Таль приходит к мнению, что частноправовым исследователям необходимо отходить от римского понимания власти, с ее всеобъемлющим правом над подвластным и рассматривать власть как правоотношение. Категорию власть автор определяет как «правое положение, занимаемое лицом, стоящим во главе союза или организации по отношению к другим членам данной социальной единицы.».

Оценивая труд Л.С. Таля и исследование им вопроса власти над человеком в гражданском праве, отметим, что, как и указывает сам автор, его исследование не охватывает всех возможных случаев проявления власти в частном праве, но показывает тенденции развития этого вопроса и его эволюцию. Сам автор власть в гражданском праве выделяет в качестве отельного института частного права. (стр. 139.С. Таль).

Неизмеримый вклад Л.С. Таля в развитие проблем власти как института частного права состоит в том, что он один из первых предложил отказаться от понимания власти в смысле римского права, как неограниченной автономной воли, а сделал акцент и аргументировал необходимость рассмотрения власти в гражданском праве как взаимообусловленное гражданское правоотношение, где властвующий субъект наделен не только правами, но и известными обязанностями.

Автор приходит к важному выводу, что всякая власть является определенным социальным служением и сам властвующий наделен властными функциями для выполнения конкретных задач. И именно здесь для законодателя и суда находятся указания, насколько осуществление той или иной власти правомерно. А правомерно оно настолько, насколько оно соответствует требованиям законодательства и нравственности и отвечает целям конкретной социальной организации. Именно в том, насколько осуществление власти субъектом гражданских правоотношений соответствует функциям и целям этой власти суд должен усматривать ее правомерность или противоправность.

Таким образом, власть Л.С. Таль рассматривает не только как субъективное право, а как правоотношение, где у властвующего субъекта не только права, но и определенные обязанности, ради осуществления которых он и наделен властными полномочиями.

К проблеме личности в гражданском праве отечественными цивилистами была отнесена также проблема потребностей конкретного субъекта гражданских правоотношений. Более обобщенно эту проблему можно сформулировать как проблема абстрактного человека в гражданском праве. Указанную проблематику затронул выдающийся отечественный исследователь И.А. Покровский в своей работе «Абстрактный и конкретный человек перед лицом гражданского права (Prolegomena к предстоящему обсуждению проекта обязательственного права)». Труд носит характер определенного напутствия законодателю в преддверии подготовки проекта Гражданского уложения.

Мысль автора состоит в том, что в процессе создания новой частноправовой нормы законодателем в расчет принимается, в общем говоря, среднестатистический субъект права со среднестатистическими потребностями и образом поведения. При этом то, что в расчет не принимается, выходит за рамки права, хотя может и не противоречить общепринятым нормам общества, в том числе морали. Автор отмечает, «Если мы окинем общим взглядом самый механизм граждански-правовых норм, то мы заметим, что весь он покоится на предположении некоторого абстрактного человека, своего рода «гражданского человека». И.А. Покровский говорит о субъекте гражданских правоотношений, его интересах и правах. Рассматривая затронутую проблему, исследователь углубляется в определённой степени в социальные вопросы жизни субъекта гражданских правоотношений, указывая на то, что абстрагирование субъекта частноправовые отношений тем легче, чем психологически однообразнее социальная среда, в которой он находится.

Главная идея работы И.А. Покровского в том чтобы поднять и решить вопрос о допущении большей свободы в частноправовой сфере, прежде всего это касается законодателей, создающий новые нормы гражданского права. Так автор задается вопросом, стоит ли в проекте Гражданского уложения и вообще в нормах гражданского права ограничиваться исключительно известными типами договоров или стоит предоставить участникам гражданских правоотношений большую степень свободы, позволив использовать договоры и неизвестные закону, но не противоречащие его смыслу.

И.А. Покровский в призме проблемы личности и «абстрактного человека» в гражданском праве затрагивает такие важные проблемы гражданского законодательства как:

ь свобода договора;

ь абстрактные обязательства;

ь защита личных неимущественных прав;

ь признание недействительными сделок, совершенных под принуждением.

В призме проблемы субъекта гражданских правоотношений затрагивается одна из важнейших проблем обязательственного права - договорные отношения. Так, автор указывает, что в юридическом сообществе при обсуждении проекта Гражданского уложения сложилась позиция, согласно которой все уже существующие типы договоров способны охватить все возможные вариации гражданско-правовых отношений, а все выходящее за их рамки является нарушением устоявшейся практики и деструктивно влияет на хозяйственные отношения. Это позиция во многом является восприятием мнения римских юристов относительно договорного права: признавались известные типы договоров. Отметим, что, например, юридическое сообщество Санкт-Петербурга считало существующие типы договоров исчерпывающими и достаточными для регулирования гражданского оборота и для принятия решения судьей при рассмотрении спора. И поэтому не видело необходимости в расширении свободы договора.

Но, по мнению И.А. Покровского, это позиция ошибочна, так как снова принимает в расчет потребности типичного «гражданского человека», пренебрегая потребностями отдельного субъекта, личности, даже если ее потребности и ее желаемый вариант поведения не противоречит общим принципам, представлениям и является добросовестным. При этом недействительными признаются сделки, выходящие за рамки известных типов договоров, несмотря на то, что они не противоречат общему смыслу гражданских правоотношений, нормам марали и не нарушают чьих-либо прав.

Другим важным и не менее интересным вопросом автор видит проблему абстрактных обязательств, т.е. обязательств без каузы (causa). При этом автор отмечает, что разрешение того вопроса зависит от решения другого: о доверии или недоверии участнику гражданских правоотношений со стороны законодателя и суда. Здесь И.А. Покровский указывает на западноевропейскую практику, где, по его словам, «решают этот вопрос в сторону доверия». Возможность защиты прав сторон, вытекающих из абстрактных сделок напрямую зависит от уровня развития гражданского оборота. Но здесь возникает проблема того, что сам гражданский оборот, допускает такие сделки на практике, но защитить их не представляется возможным, т.к. закон не признает таких видов договоров. Тогда как вопрос абстрактных обязательств лежит в плоскости высокого уровня гражданских правоотношений, в особенности торгового права.

Следующим вопросом также не менее важным в связи с рассмотрением проблемы абстрактного человека в гражданском праве представляется вопрос защиты неимущественных прав. И.А. Покровский считает, что «гражданский человек» уже перерос «экономического человека» с его сугубо имущественными потребностями. Но, законодатель и суд, руководствуясь потребностями абстрактного человека с его усредненными запросами, может не принимать этот фак во внимание, тем самым игнорируя интересы личности. Здесь отметим, что, учитывая хозяйственный характер самих гражданских правоотношений, вопрос защиты неимущественных прав представляется с одной стороны особенно интересным, но с другой - ему мало уделялось внимания отечественными исследователями именно ввиду его нетипичного для гражданского оборота характера.

В подтверждение мнения о том, что защиты требует и неимущественный личный интерес субъекта приведем интересный пример И.А. Покровского, когда соседи могут заключить договор о том, одна сторона не может после 10 часов вечера играть на инструменте определенное произведение, так как у другой оно ассоциируется с тяжелыми воспоминаниями. Этот пример может показаться абсурдным в реалиях того периода, но здесь автор снова обращается к позиции немецких коллег, которые говорят, что индивиду необходимо предоставлять возможность заключать договоры даже необычного содержания. Т.е. субъект гражданских правоотношений нуждается не только в защите коммерческого интереса, но и личного, как непосредственно сопряженного с его хозяйственной деятельностью, так и затрагивающего его личный интерес.

Пример применения законодателем привычного образа «абстрактного человека» наблюдается и в ст. 61 проекта Гражданского уложения, определяющего принуждение при заключении сделок с целью признания их в последующем недействительными. В этом определении говорится о принуждении под влиянием страха нанести личный или имущественный вред тому, кто сделку совершил или его близким. Но здесь опять во внимание принимается общее представление о страхе, т.е. абстрактные понятия. И.А. Покровский задается вопросом, а как быть, если угроза была сделана в адрес человека мало знакомого, а не близкого и др. Исходя из смысла закона и господствующей в тот период доктрины, отметим, что устанавливаются определенные критерии угрозы. Так она должна быть направлена на какое-то существенное благо: жизнь, здоровье, имущество самого потерпевшего или его близких. Следуя сугубо букве закона, может возникнуть ситуация, при которой принуждение присутствовало и привело к заключению сделки, но само принуждение не попадает под критерии определенные законом, т.е. оно могло быть недостаточно явным. Но учитывая, что такое принуждение может на одного субъекта повлиять и привести к заключению сделки, а на другого нет, то возникает неопределенная ситуация с возможностью признания такой сделки недействительной.

Проводя сравнительную характеристику регулирования данной проблемы в европейском законодательстве, отметим, что, например в параграфе 13 германского уложения всякие ограничивающие критерии принуждение исключались, учитывая при этом индивидуальные особенности субъекта гражданских правоотношений.

Затронутые вопросы обязательственного права в свете проблемы личности, а именно «абстрактного человека» характеризуют общие тенденции цивилистики в данной проблематике и показывают, что в ущерб понятию субъекта гражданских правоотношений, субъективных прав в расчет как законом, так и юридическим сообществом принимались общие представления о потребностях субъекта гражданских правоотношений, общепризнанные цели.

Отметим здесь примеченное И.А. Покровским мнение Густава Шварца, согласно которому, всякое имущество принадлежит не конкретному субъекту, а служит определенным целям, поэтому нет понятия субъекта право вообще, конкретное лицо всегда выступает объектом правовой защиты. Этого же мнения придерживался и Леон Дюги, указывая на отсутствие такого явления как субъективное право, а наличие лишь права объективного, т.е. направленного на служение определенным целям.

И.А. Покровским исследован важный вопрос учета индивидуальных потребностей человека в гражданском обороте вопреки расхожей позиции юридического сообщества о представлении субъекта права как абстрактной личности. Такая позиция свойственна отечественному юридическому сообществу конца XIX-начала XX вв. Что касается европейских ученых, то на протяжении всего XIX века такие представители юридической науки как Лассаль, Гегель, Кант способствовали развитию теории абстрактного человека в праве, что также отразилось и на взглядах отечественных цивилистов. Возможность учета субъективных прав и их защиты, безусловно, является необходимым признаком развитого гражданского оборота, частного права и культуры вообще. Исследуемый вопрос, безусловно, важен в период реформы гражданского законодательства, он лежит не только в плоскости правовой, но и отчасти в культурной, этической.

Таким образом, в конце XIX-начале XX вв. в отечественной цивилистике стала развиваться проблема личности и вытекающая из нее проблема субъективных прав. Одним из ключевых факторов, способствующих этому, была разработка проекта Гражданского уложения, в ходе которой были не только выявлены недостатки существующего положения дел, но и стала очевидной необходимость в совершенствовании понимания таких категорий как «гражданские правоотношения», «субъект гражданских правоотношений», «субъективные права».

Подводя итог, исследованию проблемы личности в гражданском праве отметим, сто данная проблема в рассматриваемый период исследовалась в двух основных направлениях: проблема власти над человеком в гражданском праве и проблема «абстрактного человека» с вытекающей из этого проблемой субъективных прав и правоотношений.

Проблема власти над человеком в отечественной цивилистике затрагивалась Г.Ф. Шершиневичем, Н.М. Коркуновым, Ф.Ф. Кокошкиным, Л.И. Петражицким, западноевропейскими исследователями: Савиньи, Пухта, Густав Шварц, Отто фон Гирке. Также как и Л.С. Таль Г.Ф. Шершиневич отрицал рассмотрение понятия власти с силой, но и Г.Ф. Шершеневич и Ф.Ф. Кокошкин, так же как большинство исследователей рассматривали власть в том числе в частном праве как автономную волю субъекта. Например, Н.М. Коркунов говорил о власти исключительно в призме вопросов формы правления, определения понятия и признаков государства, политических прав, избирательного права, т.е. рассматривал власть с публично-правовых позиций.

Фундаментальным трудом, направленным на исследование проблемы власти над человеком в гражданском праве именно с позиций частноправовых и с точи зрения рассмотрения власти не как автономии воли властвующего и даже не как субъективного права, а именно как правоотношения является исследование Л.С. Таля - «Проблема власти над человеком в гражданском праве». Углубляясь в исследование, автор уделяет определенное внимание понятию власти. Здесь исследователь отмечает, что неправильно отождествлять власть исключительно с силой, потому что власть это не только ее конкретные проявления, но определенное психологическое состояние.

Л.С. Таль внес определенный вклад в анализ западноевропейского законодательства в аспекте анализа власти в семье, сделав вывод, что на протяжении всего XIX века и европейское законодательство и судебная практика главным образом, несмотря на прежнюю приверженность пониманию мужа как главы семьи, наделяет женщину большей самостоятельностью, тем самым ограничивая границы власти главы семьи.

Главными выводами исследований посвященных проблеме власти над человеком в гражданском праве, является положение о том, что власть в частном праве это не автономия воли. Даже не субъективное право, а правоотношение, т.к. сам властвующий субъект (например, кредитор по обязательству) наделен не только правами требования, но и в свою очередь определенными обязанностями, а в определенных случаях властные функции имеют определенные третьи цели (служение народному хозяйству). Подобные воззрения высказывались лавным образом немецкими исследователями, например Отто фон Гирке.

Другим направлением исследования проблемы личности в гражданском праве, как было сказано, стало изучение проблемы «Абстрактного человека». Здесь выдающимся является труд И.А. Покровского «Абстрактный и конкретный человек перед лицом гражданского права (Prolegomena к предстоящему обсуждению проекта обязательственного права)». В своем исследовании автор в русле проблемы самоопределения субъекта гражданских правоотношений и его субъективных потребностей рассматривает такие вопросы как: свобода договора, проблема признания абстрактных обязательств, защита личных неимущественных прав, признание недействительными сделок, совершенных под влиянием принуждения.

Пример применения законодателем привычного образа «абстрактного человека» исследователь наблюдает в ст. 61 проекта Гражданского уложения, определяющего принуждение при заключении сделок с целью признания их в последующем недействительными. В этом определении говорится о принуждении под влиянием страха нанести личный или имущественный вред тому, кто сделку совершил или его близким. Исследователь считает, что речь идет как раз о собирательном образе «гражданского человека».

Таким образом, проблема личности в гражданском праве рассматривалась отечественными цивилистами в специфическом аспекте, отличном от рассмотрения данной проблемы в теории права. Так, акцент делается на субъективные права, на участие субъекта в гражданских правоотношениях, на его частных потребностях, прежде всего как хозяйствующего субъекта.

Затронутые вопросы обязательственного права, субъективных прав и правоотношений в свете проблемы личности, а именно «абстрактного человека» характеризуют общие тенденции цивилистики в данной проблематике и показывают, что в ущерб понятию субъекта гражданских правоотношений, субъективных прав в расчет как законом, так и юридическим сообществом принимались общие представления о потребностях субъекта гражданских правоотношений, общепризнанные цели. Немногочисленные исследования отечественных цивилистов прежде всего ЛС. Таля и И.А. Покровского стали фундаментальными в анализе указанных проблем.

2. Взгляды отечественных цивилистов на отдельные проблемы обязательственного права и способы обеспечения исполнения обязательств

цивилистика обязательство право

Рассмотрение отдельных вопросов обязательственных отношений в исследованиях отечественных цивилистов конца XIX - начала XX вв. обусловлено тем, что, во-первых, сами гражданско-правовые отношения, по большей части носят эквивалентно-возмездный характер и как правило обусловлены взаимными правами и обязанностям, поэтому обязательства составляют один из ключевых вопросов цивилистики, а, во-вторых, некоторые проблемы обязательственных отношений, став предметом исследования выдающихся отечественных цивилистов, вызывают в связи с этим особый интерес.

Так проблемам обязательственного права посвятил свой труд П.П. Цитович - «Обязательства по русскому гражданскому праву». Как говорит сам автор, учение об обязательствах есть часть учения об имущественных правах. Само изучение обязательств делится на две части: изучение общих вопросов, присущих всяким обязательствам и исследование отдельных видов обязательств и их проблем.

Рассмотрение проблем обязательств П.П. Цитович начинает с анализа понятия обязательства. Здесь автор выделяет существенные признаки обязательства, среди которых признак связи (vinculum). Кроме того в качестве признаков исследователь указывает также предмет обязательства и наличие двух сторон (должника и кредитора). По мнению П.П. Цитовича, сложившиеся определение обязательств именно через личную связь субъектов правоотношений является ошибочным. Здесь интересна цитата: «Определение обязательств как личной связи (vinculumjuris) неверно не потому, что выражает неправду, а потому, что выражает не всю правду или не ту правду, какая нужна». В вышеперечисленных признаках обязательства, по мнению автора, больший акцент делается на личность, тогда как в большинстве обязательственных отношений главным предметом обязательства является имущество, а не личные отношения.

Большое внимание в исследуемом труде П.П. Цитовича уделено классификации обязательств и их признакам. И в этом, безусловно, огромный вклад исследователя в отечественную науку гражданского права, т.к. на основе современного ему законодательства была развита теоретическая база обязательственных отношений. Так П.П. Цитович отмечает такой признак обязательств как передаваемость. Автор указывает, что обязательство может быть передано от одного лица к другому лицу, за исключением случаев, если оно неразрывно с ним связано, т.е. носит личный характер. Так, на имущество моет быть наложен арест, оно может быть передано другому лицу (здесь интересным представляется еще раз отметить, что обязательственные отношения П.П. Цитович тесным образом связывает непосредственно с имуществом). Иначе автор называет признак передаваемости прав требования их обращаемостью. Здесь тоже возникает ассоциация с обращаемыми вещами. В качестве исключения из общего правила обращаемости требований автор приводит невозможность передачи требования, обеспеченного залогом (ст. 1653, ст. 1678 Устава гражданского судопроизводства). Также П.П. Цитович отмечает такую особенность передачи требования как передача всех требований полностью (например, с учетом пени).

Важным вопросом является рассмотрение способов обеспечения обязательств. Так, при анализе такого способа обеспечения как множественность (т.е. имеется ввиду поручительство), автор отмечает несовершенность данного способа. Проблема в том, что эффективность поручительства зависит от того насколько добросовестным и способным к исполнению («исправными») окажется поручитель. В противном случае, поручительство само нуждается в обеспечении.

Отметим, что автор проводит классификацию способов обеспечения обязательств по виду обязательства. Так, П.П. Цитович считает, что для денежных обязательств подойдут такие виды обеспечения, которые позволят избежать недостаточности средств. К таковым относятся поручительство, залог, заклад и удержание. А что касается неустойки, то здесь она не имеет смысла, т.к. последствия неисправности (неисполнения обязательства) определил сам закон в виде необходимости возмещения убытков. Неустойка же, по мнению П.П. Цитовича уместна и полезна при обеспечении обязательств, предмет которых составляю действия сторон. Т.е. когда есть необходимость в дополнительном стимуле действовать (воздержаться от действий) для должника и необходимость освободить от обязанности доказывать фак и размер убытков для кредитора. Именно здесь неустойка является наиболее эффективной.

Выше при исследовании проблемы личности в гражданском праве, был затронут вопрос абстрактных обязательств, который в рассматриваемый период являлся проблемным как с точки зрения науки гражданского права, так и сточки зрения закона и практики.

Интересным на этот счет представляется исследование А.С. Кривцова «Абстрактные и материальные обязательства в римском и современном гражданском праве». Исследование посвящено анализу абстрактных обязательств, обоснованию необходимости их подробного нормативного регулирования.

Под абстрактными обязательствами в данном случае понимается обязательство безэквивалентное, безоcновательное, т.е. лишенное так называемой «causa». Этот порядок стал настолько традиционным в праве, что его можно назвать презумпцией. Исследователь указывает на процессуальную сторону вопроса и подчеркивает необходимость истца в подтверждение своих требований ссылаться на конкретное их основание, на наличие у должника определенного эквивалента или на сознательное отрицание такового, т.е. есть необходимость для истца в указании на определенный каузальный момент в отношениях с контрагентом, должником. Это общее сложившееся правило в отношении абстрактных сделок. Но из этого правила имелись определенные исключения. Исследование А.С. Кривцова по большому счету посвящено именно исследованию таких исключений.

Сами абстрактные обязательства берут свое начало из римского права, где именовались стипуляцией, представлявшей собой волю одной стороны связывать себя обязательством по отношению к другой без видимых на то оснований. Такое намерение совершалось в торжественной форме (verborum solemnitas). Следует отметить, что к моменту составления Юстинианова Свода абстрактные договоры были выведены из употребления.

А.С. Кривцов подробно рассматривает проблему абстрактных обязательств на примере германского права, отмечая, что по причине того, что распространенность абстрактных обязательств всегда зависима от потребностей товарного и финансового оборота, которые в Европе XII-XIII веке не были достаточно развиты, а также, учитывая, что итальянские глоссаторы не восприняли стипуляцию, олицетворявшую для римлян абстрактное обязательство (usus mo-dernus juris romani), которое с течением времени распространило свое действие на Германию и не знало гражданско-правового обязательства, где каузальная сторона и юридическая сила не зависели бы друг от друга. Поэтому для науки германского права абстрактные обязательства оставались весьма непривычным явлением.

Активно в германской науке права вопрос абстрактных обязательств стал обсуждаться, начиная с первой половины XIX века. Одни исследователи по-прежнему продолжали отрицать доказательственную силу отвлеченного обещания (что касается обязательств вне торгового права). Так, согласно Пухте, всякому акту присущи два момента - распоряжение (dispositio) и причина (цель), без которой первый момент просто немыслим.

Достаточно свежим взглядом относительно исследования абстрактных обязательств стали воззрения отмеченные А.С. Кривцовым взгляды Оттона Бэра, который изложил свою позицию относительно вопроса в труде «Признание как причина обязательства». Бэром было проведено отождествление абстрактных обязательств с договором, что стало достаточно новым взглядом в германской цивилистике. Что касается исследования А.С. Кривцова, то автор приходит к определению основного понятия в абстрактном обязательстве как «предположение стороны, касающееся эквивалента», т.е. causa. Речь в этом случае может идти и о предположении не получить никакого эквивалента.

Вопрос абстрактных обязательств, как было отмечено, относится к одному из важнейших проблемных вопросов в цивилистике конца XIX-начала XX века. Труд А.С. Кривцова стал классикой отечественной цивилистики, обогатив ее фундаментальным исследованием формальных обязательств. В последующем исследование А.С. Кривцова было высоко оценено его коллегами. Так например П. Кравцов подчеркивал «Со стороны А.С. Кривцова было заслугой выдвинуть у нас этот вопрос, осветить его теоретически и дать посильные указания для правовой практики».

Об абстрактных обязательствах, как было указано выше, писал такой отечественный цивилист как И.А. Покровский в русле исследования проблемы личности в гражданском праве, в частности проблемы «абстрактного и конкретного человека в гражданском праве». Автор приходит к выводу, что признание или непризнание подобного рода обязательств напрямую зависит от общей культуры законодателя и его доверии или недоверии субъекту гражданских правоотношений.

Перейдем к проблеме мнимых и притворных сделок. Вопрос исследования указанных видов сделок представляется интересным как с точки зрения его проблемности в смысле оспаривания таких сделок, так и с точки зрения их негативного влияния на права и законные интересы субъектов гражданского оборота. Проблемным вопрос в рассматриваемый период является прежде сего в силу слабой его изученности и недостаточной определенности критериев мнимых и притворных сделок.

Здесь представляется особо ценным и интересным исследование Н.А. Полетаев «Мнимые и притворные сделки, безденежность, Causa obligationis и незаконное обогащение по проекту обязательственного права». Обратимся к самому тексту проекта Гражданского уложения относительно определения мнимых и притворных сделок. Мнимым договором признается договор, заключенный для виду, такой договор признается недействительным. Притворным же договором признается догов заключенный под видом другого договора (ст. 24 проекта Гражданского уложения). Исходя из смысла описанной статьи уложения, правовые последствия указанных видов сделок различаются таким образом, что мнимые сделки признаются недействительными, тогда как к притворным сделкам применяются положения регулирующие тот договор, который стороны на самом деле имели ввиду при его заключении.

Н.А. Полетаев понятие вымышленных и притворных договоров подробно рассматривает на примере судебной практики. Так, указывая на решение 1891 году №28, где сенатор излагает теорию вымышленных или мнимых сделок. В частности говориться, что главный признак сделок вымышленных или мнимых, заключается в том, что внешнее содержание их всегда не соответствует действительному соглашению сторон, т.е. прикрывает лишь собою либо ни в чем не изменившиеся имущественные отношения контрагентов, либо другую сделку, хотя между ними и состоявшуюся, но существенно отличную от той, которая выразилась в заключенном ими договоре.

Подробно исследуя вопрос мнимых сделок, А.Н. Полетаев указывает на обязательное наличие цели заключения сделки. Но при этом подчеркивает то обстоятельство, согласно которому мнимой признается сделка, заключенная без цели сторон обязать себя (что вытекает из смысла ст. 24 проекта уложения). Настаивая на необходимости наличия цели заключения мнимой сделки, исследователь различает невинные и злонамеренные цели их заключения. Интересным представляется описание невинной сделки, которая, по мнению втора, может быть заключена с целью показать ее сторонами свою состоятельность или деловитость. Автор называет это тщеславием, отмечая, что подобные сделки не причиняют никакого вреда другим субъектам гражданского оборота. Н.А. Полетаев, комментируя ст. 24 проекта уложения, указывает на такой ее недостаток как отсутствие ней так называемого reservatio mentalis (скрытие лицом действительной своей воли).

Интересным представляется, что под ст. 24 проекта цитируются §§ 117 и 118 Германского гражданского уложения. В § 117 говорится о мнимых и притворных сделках, а § 118 гласить: мыслимое несерьезное волеизъявление, сделанное в надежде, что отсутствие серьезности будет усмотрено другою стороною, признается ничтожным. Здесь имеется ввиду шутка, театрально представление и прочее. Но что касается германского гражданского уложения, то есть § 116, который гласит, что волеизъявление не будет признаваться ничтожным, если сторона, изъявляющая волю, в своих мыслях не желала наступления изъявленного. Т.е. речь как раз идет об упомянутом reservatio mentalis. Но в самой ст. 24 проекта уложения такой оговорки не сделано. Исследователь комментирует, что отсутствие намерения у субъекта принять на себя обязательство в момент волеизъявления никакого юридического значения не имеет и лишь говорит о низком уровне правовой и общей этики субъекта.

Но здесь следует отметить, что вторая часть § 116 указывает, что если reservatio mentalis одного субъект заранее было известно другому, то в этом случае сделка признается ничтожной. С этим положением Н.А. Полков не согласен и в обоснование приводит пример с договором займа. Когда одна сторона предоставляет займ другой, при этом первая знает, что займ не вернет и второй это также известно. Но исследователь указывает на отсутствие в этом случае оснований ничтожности сделки, т.к. сам займ состоялся и возникло обязательство.

В последствии рецепции римского права европейским законодательством и практикой подобного рода обязательства сформировались также в германском и английском праве. Но для того чтобы подобного рода требования пользовались правовой защитой необходимо было соблюдение одного из двух известных условий: либо заключен поименованный договор, т.е. обязательство облечено в известную закону форму или это обязательство подкреплено конкретными обстоятельствами, факторами, дающими право требования кредитору и обосновывающими такое требование.

Важным и значимым с точки зрения исследования является обращение А.С. Кривцова к терминологии вопроса, так римское «causa», по мнению исследователя, в самом римском праве употреблялось в двух весьма противоположных значениях: словом «causa» обозначается предположение стороны, не имеющее решающего значения по вопросу о действительности юридического акта. С другой стороны, слова «causa» обозначается момент, который имеет только известное определяющее значение при юридической сделке, но который не может быть обозначен как решающее предположение. Оценивая рассуждения А.С. Кривцова в целом, следует отметить, что они затрагивают, казалось бы, специальные вопросы о месте человека в обществе, о задачах государства и о назначении права.

Отходя от сложных вопросов абстрактных обязательств, обратимся к теоретическому, но важному и с точки зрения науки и с точки зрения практики вопросу определения и классификации обязательств. Здесь интересным представляется труд В.И. Голевинского «О происхождении и делении обязательств».

Вопрос определения и классификации обязательств с одной стороны представляет собой вопрос общей части гражданского права, но с другой является фундаментальным для всей науки цивилистики, т.к. связан с построением всей теории обязательственного права. Как отмечает сам В.И. Голевинский, изучение теории обязательств должно основываться на практике гражданского оборота, т.к. наука служит интересам прежде всего практики и не должна быть от нее оторвана.