Правовое регулирование института акционерных соглашений в России и странах общего права

Арсенал же средств, доступных в рамках английского права (взятого за пример в качестве правопорядка, принадлежащего семье общего права), куда шире. Помимо собственно заранее оцененных убытков, истец может потребовать вынесения судебного приказа (injunction) как негативного, то есть обязывающего воздержаться от голосования определенным образом, так и позитивного, то есть обязывающего проголосовать в соответствии с акционерным соглашением, характера.

Важным ограничением, однако, служит недопустимость изменения результата голосования уже после того, как голосование на общем собрании акционеров состоялось. В этой части, например, германское право является даже более либеральным, позволяя в судебном порядке изменять волеизъявление участника корпорации - стороны акционерного соглашения (корпоративного договора), не соответствующее корпоративному договору.

Выше были рассмотрены самые основные различия между российским правопорядком и правопорядками стран правовой семьи общего права; помимо них, разумеется, существует и множество других, разобрать все из которых в рамках предполагаемого объема настоящей работы, однако, не представляется возможным.

Завершив наше краткое рассмотрение материально-правовых аспектов правового регулирования акционерных соглашений (корпоративных договоров) в России и правопорядках стран общего права, перейдем к рассмотрению вопросов коллизионного регулирования акционерных соглашений (корпоративных договоров) в международном частном праве. Этим вопросам будет посвящена следующая глава настоящей работы.

2. Коллизионное регулирование акционерных соглашений в России и странах общего права

2.1 Иностранный элемент в акционерных соглашениях

В российской доктрине международного частного права считается, что коллизия правовых систем имеет место тогда и только тогда, когда некоторое отношение осложнено иностранным элементом, то есть имеет объективную связь с двумя и более правовыми системами (правопорядками), каждый из которых может претендовать на правовое регулирование данного отношения. Именно к отношениям с иностранным элементом сводится предмет правового регулирования международного частного права - как в случае, когда оно признается отраслью национального (или международного) права, так и исходя из рассмотрения международного частного права как полисистемного комплекса.

Идея о предмете международного частного права как общественных отношениях, осложненных иностранным элементом, нашла своё нормативное воплощение в статье 1186 ГК РФ.

Традиционно российская доктрина выделяет три категории иностранных элементов: 1) объект правоотношения, находящийся за границей; 2) субъект правоотношения, являющийся иностранным лицом (имеющий личный закон иностранного государства); 3) юридический факт, влекущий возникновение, изменение или прекращение правоотношения, имевший место за рубежом.

В литературе отмечается, что иностранный элемент является элементом не правоотношения, а фактического общественного отношения - именно последнее, а не правоотношение, осложнено иностранным элементом. А.А. Рубанов также указывает, что рассматриваемые традиционным образом объект и субъект правоотношения и юридический факт не являются иностранными элементами сами по себе: иностранными элементами являются нахождение объекта правоотношения за границей, а не сам объект, принадлежность лица к иностранному государству, а не само лицо, и не сам юридический факт, а то место, где он произошел. Данная критика является вполне обоснованной.

Понятие иностранного элемента критикуется также и с несколько иных позиций. Так, например, С.В. Третьяков указывает, что, во-первых, иностранный элемент как понятие имеет относительный характер, то есть самостоятельно определяется в рамках каждой правовой системы, а во-вторых, в немецкой коллизионной доктрине распространен взгляд (в частности, Г. Кегеля и К. Шурига), согласно которому понятие иностранного элемента является совершенно излишним, поскольку именно применение иностранного права в силу коллизионных норм свидетельствует о наличии достаточного иностранного элемента в отношении, а сам коллизионный вопрос решается всегда, в любом случае, даже когда отношение явно тяготеет к определенной правовой системе.

Данная критика также достаточно обоснована. Её более подробный разбор, однако, не входит в предмет настоящей работы. Укажем лишь, что de lege lata отринуть понятие иностранного элемента с точки зрения, в частности, российского международного частного права, по-видимому, не получится из-за содержания абз. 1 п. 1 ст. 1186 ГК РФ, который фактически определяет сферу действия раздела VI ГК РФ «Международное частное право» (и коллизионного права вообще) и оперирует понятием «иностранного элемента». Иначе говоря, в российском праве «иностранный элемент» - это категория не только теоретическая, но и законодательная.

Прямо в качестве иностранного элемента законодатель все в том же абз. 1 п. 1 ст. 1186 ГК РФ называет субъект отношения (иностранное лицо) и объект отношения (находящийся за границей). Перечень возможных иностранных элементов законодатель оставляет открытым, что позволяет подойти к решению проблемы наличия либо отсутствия иностранного элемента в любом конкретном случае максимально гибко.

Применительно к теме настоящего исследования - акционерным соглашениям - самыми очевидными вариантами иностранного элемента будут следующие:

1. Субъекты отношения: акционерное соглашение (корпоративный договор) заключается между лицами, среди которых имеет иностранный гражданин (отметим, что абз. 1 п. 1 ст. 1186 ГК РФ о лицах без гражданства не говорит, но, как мы полагаем, в этой части этот пункт следует толковать расширительно) или иностранное (инкорпорированное за рубежом) юридическое лицо.

2. Объект отношения: поскольку, как это является достаточно общепризнанным в литературе, объектом обязательственного правоотношения является совершение обязанным лицом определенных действий либо воздержание от такого совершения, иностранным объектом отношения будет место совершения соответствующих действий, составляющих предмет акционерного соглашения как договора. По-видимому, в великом множестве случаев такие действия будут иметь место либо в стране места нахождения коммерческого предприятия соответствующей корпорации - либо органов управления ею, - либо же в стране её учреждения (инкорпорации).

В случае же с акционерным соглашением, имеющим своим предметом распоряжение акциями (долями участия), объектом отношения также будут сами эти акции (доли участия), которые подлежат учету на территории определенного государства (в России - на территории России: применительно к обществам с ограниченной ответственностью - в Едином государственном реестре юридических лиц (ЕГРЮЛ), к акционерным обществам - у соответствующего регистратора (реестродержателя) либо депозитария). Следовательно, если акции (доли участия) в каком-либо обществе учитываются за рубежом, то факт такого учета может также составлять иностранный элемент в отношении.

3. Юридический факт: соответствующее акционерное соглашение заключено за рубежом.

Возникает вопрос: достаточно ли любого из этих элементов для того, чтобы допустить возможность применения к акционерному соглашению (корпоративному договору) иностранного права? Иными словами, достаточен ли такой иностранный элемент?

С нашей точки зрения, в первом (субъект отношения) и втором (объект отношения) случаях такой иностранный элемент совершенно очевиден уже хотя бы по той причине, что о нем прямо говорится в норме абз. 1 п. 1 ст. 1186 ГК РФ. В то же время в обоих ситуациях будут действовать два ограничивающих применение иностранного права механизма: во-первых, предусмотренный пунктом 5 ст. 1210 ГК РФ - если «все касающиеся существа отношений сторон обстоятельства связаны только с одной страной», то выбор сторонами права не может отменять императивные нормы права такой страны; во-вторых, предусмотренный пунктом 1 ст. 1214 ГК РФ - выбор права не может затрагивать действие императивных норм права страны места учреждения юридического лица по вопросам, указанным в пункте 2 статьи 1202 ГК РФ. Второй механизм будет более подробно рассмотрен в настоящей работе ниже.

Необходимо отметить, что оба этих ограничивающих механизма работают в рамках коллизионного регулирования, а не «на входе»; проблема же «иностранного элемента» затрагивает, по существу, вопрос о том, активизируется ли коллизионное регулирование вообще или нет, т.е. допустим ли такой «вход» в принципе. Иначе говоря, сам факт задействования обеих этих норм, по сути, говорит о наличии в отношении некоторого иностранного элемента. В то же время применительно к п. 5 ст. 1210 ГК РФ этот тезис справедливо оспаривается.

И действительно: почему российские стороны не могут избрать применимое к договору право, даже если этот договор не имеет никакой связи с иностранным правом? В случае если, как говорит п. 5 ст. 1210 ГК РФ, такой выбор права не отменяет действия императивных норм права Российской Федерации, то никакой публичный интерес не пострадает - такой выбор будет формой реализации принципа свободы договора (если рассматривать автономию воли с материально-правовой точки зрения - как коллизионно-правовой эффект, своего рода эманацию свободы договора). Мы не видим никаких препятствий, кроме соответствующего толкования п. 1 ст. 1186 ГК РФ, к допущению выбора права в договорах, не имеющих объективного иностранного элемента. Если сторонам позволяется прямо отменить действие соответствующих диспозитивных норм российского права, почему следует запрещать им осуществить такую отмену посредством ссылки на иностранное право? Мы не видим к этому решительно никаких причин.

Не требует ли, однако, применение пункта 5 ст. 1210 ГК РФ в каждом конкретном случае формулирования некоей «презумпции» наличия иностранного элемента в отношении? И не является ли такое толкование, которое было предложено выше, противоречащим воле исторического законодателя, желавшего распространить положения раздела VI ГК РФ лишь на отношения с иностранным в отношении России элементом? Все эти вопросы выходят за рамки настоящей работы.

Вернемся к вопросу об иностранном элементе в акционерном соглашении. Очень спорной является достаточность третьего случая для констатации наличия иностранного элемента в отношении. В частности, будет ли в наличии иностранный элемент в случае, когда, например, два российских гражданина - участника российского общества с ограниченной ответственностью заключили корпоративный договор по поводу участия в таком обществе, находясь за рубежом? Очевидно, на случаи, аналогичные этому, и направлен рассмотренный выше п. 5 ст. 1210 ГК РФ.

В некоторых случаях, однако, место заключения договора действительно может свидетельствовать о наличии достаточной связи отношения с иностранным правопорядком. В частности, конвенции, заключенные в рамках СНГ (Киевское 1992 г. и Минская конвенция 1993 г.), вообще исходят из принципа lex loci contractus как основного из субсидиарных по отношению к lex voluntatis - хотя в литературе это и называют явным атавизмом (и справедливо). По-видимому, эти вопросы должны разрешаться ad hoc - в каждом конкретном случае нужно исходить из особенных обстоятельств конкретного дела.

Следующий вопрос: будет ли акционерное соглашение (корпоративный договор) между двумя лицами одного и того же государства по поводу участия в юридическом лице другого государства являться акционерным соглашением (корпоративным договором) с иностранным элементом?

Ответ на этот вопрос не столь однозначен: если исходить из чисто обязательственного характера отношений между сторонами акционерного соглашения, то логичным выводом было бы отрицание наличия в таком соглашении иностранного элемента.

В то же время, как мы установили выше, акционерное соглашение (корпоративный договор) - это договор, который предусматривает либо осуществление корпоративных прав в определенном (установленном соглашением) порядке (определенным образом), либо распоряжение объектами гражданских прав, сообщающими лицу такие корпоративные права (акциями либо долями участия). Отсюда вытекает закономерный вывод: практически во всех случаях, когда акционерное соглашение посвящено урегулированию вопросов участия в иностранном для его участников лице, соответствующие действия, являющиеся предметом акционерного соглашения, подлежат совершению за рубежом - следовательно, такое соглашение обременено иностранным элементом в виде объекта отношения. Иные же случаи нужно решать исходя из позиции, высказанной выше - презюмируя наличие иностранного элемента, устанавливать в конкретном случае, достаточен ли он - и, если нет, применять п. 5 ст. 1210 ГК РФ.

Вообще говоря, стоит отметить, что норма, аналогичная пункту 5 ст. 1210 ГК РФ, является достаточно типичной для многих современных правопорядков. Содержится она и в Римской конвенции 1980 г. (п. 3 ст. 3), и в Регламенте Рим I (также п. 3 ст. 3).

Л.П. Ануфриева предлагает определять иностранный элемент как «проявление юридическои? связи данного общественного отношения с правопорядками двух или более государств». Иными словами, любая юридическая связь общественного отношения с несколькими правопорядками конституирует иностранный элемент, достаточный для постановки коллизионного вопроса.

В случае же недостаточной интенсивности такой связи правоприменителю следует прибегнуть к механизму п. 5 ст. 1210 ГК РФ.

Именно таким образом, с нашей точки зрения, надлежит рассматривать иностранный элемент в договорном отношении в настоящее время с точки зрения российского права.

Англоязычные авторы, рассматривающие в своих работах коллизионное регулирование в правопорядках стран общего права, не склонны подробно рассматривать категорию иностранного элемента. Любая связь отношения, как и у Л.П. Ануфриевой, с двумя и более правопорядками, признается иностранным - или, в некоторых контекстах, международным элементом. Для борьбы с ситуациями, когда иностранный элемент явно недостаточен, существует два инструмента: во-первых, концепция обхода закона - там, где возможность её применения закреплена законодательно; во-вторых, так называемые escape clauses - гибкие коллизионные нормы, работающие на основе принципа наиболее тесной связи. Именно такой характер имеет, как признано в литературе, в частности, п. 3 ст. 3 Регламента Рим I.

Ограничительно, однако, рассматривает возможность избрания применимого права к иностранному договору американское право. В нем - в отличие от европейских правопорядков, которые ранее, впрочем, придерживались того же мнения (Швейцария, например, до 1987 года) - сохранилось требование наличия объективной связи правопорядка, избранного сторонами, с соответствующим договорным отношением. В то же время постепенно и в американской практике, под воздействием доктрины и даже несмотря на коллизионную революцию, происходит отказ от строгой проверки наличия объективной связи между избранным правопорядком и договором между сторонами. В настоящее время только правопорядки США, Макао, Польши, Анголы и Мозамбика содержат соответствующие ограничения.

Американские авторы также отмечают, что избрание в качестве применимого права страны, которая не является страной инкорпорации соответствующего юридического лица, может повлечь проблемы с точки зрения доктрины внутренних дел компании (internal affairs doctrine). Существует и практика признания недействительными соглашений о выборе права, применимого к акционерным соглашениям (корпоративным договорам) - как в праве штата Нью-Йорк, так и в праве штата Делавэр. Впрочем, во всех случаях такое ограничение имело место применительно к компании, инкорпорированной в соответствующем штате; выбор права Делавэра или Нью-Йорка в качестве применимого к договору ни в коей мере не ограничен с точки зрения доктрины внутренних дел компаний - за исключением, разумеется, случаев, когда такая доктрина наличествует и в праве инкорпорации юридического лица, относительно участия в котором заключается акционерное соглашение.

В целом, отметим, что с нашей точки зрения, однако, рассматриваемый вопрос - это не вопрос ограничения автономии воли в рамках договорного статута, но вопрос разграничения договорного (обязательственного) статута, с одной стороны, и личного закона юридического лица - с другой стороны. Он будет рассмотрен далее.

Таким образом, вопрос наличия иностранного элемента с позитивно-правовой точки зрения рассматривается применительно к акционерным соглашениям (корпоративным договорам) в английском и российском праве практически одинаково; в праве США - несколько иначе в силу иногда встречающегося требования наличия объективной связи между правопорядком, избранным сторонами, и договором, а также из-за действия доктрины внутренних дел компании.

Рассмотрев данный вопрос, перейдем к проблеме разграничения личного закона юридического лица (корпоративного статута) и обязательственного (договорного) статута. Именно этому вопросу будет посвящен следующий параграф настоящей работы.

2.2 Разграничение личного закона юридического лица (корпоративного статута) и обязательственного (договорного) статута

Один из самых сложных вопросов коллизионного регулирования акционерных соглашений (корпоративных договоров) - это вопрос разграничения договорного статута, то есть права, регулирующего собственно акционерное соглашение (корпоративный договор), отношения между его участниками, и личного закона юридического лица, по поводу участия в котором такое акционерное соглашение (корпоративный договор) и было заключено.

Данный вопрос при этом решается хотя и по-разному в деталях, но в общих чертах достаточно сходно как в России, так и в странах общего права.

Одну и ту же функцию - функцию выделения тех вопросов, решение которых относится к так называемому корпоративному праву - выполняют в российском праве личный закон юридического лица (ст. 1202 ГК РФ), а в общем праве - доктрина внутренних дел компании (internal affairs doctrine).

Личный закон юридического лица «определяет его государственную принадлежность, «национальность» и решает на этой основе вопросы его статута».

В то же время в литературе предлагается разграничивать понятия личного закона юридического лица и его национальности. В таком случае личный закон юридического лица (lex societatis) определяет его частноправовой статус, тогда как национальность - публично-правовой. При этом национальность юридического лица применительно к различным аспектам его деятельности также будет определяться по-разному: отдельно, к примеру, в отношении валютного регулирование (валютное резидентство), налоговому (налоговое резидентство) и так далее. При этом личный закон детерминирует национальность отнюдь не прямым и не не непосредственным образом: так, компания может быть инкорпорирована в Великобритании и в связи с этим обладать британским личным законом (подчиняться положениям Закона о компаниях (Companies Act) 2006 г.), будучи налоговым резидентом страны, где располагаются её органы управления (по критерию реальной оседлости), допустим, в Дании.

Таким образом, категории личного закона юридического лица и его национальности не являются тождественными друг другу. При этом личный закон юридического лица определяет самые базовые вопросы его правового статуса в частноправовой сфере. Каковы же эти вопросы?

Согласно п. 2 ст. 1202 ГК РФ, к вопросам, относящимся к сфере личного закона юридического лица (личного статута юридического лица), относятся:

1) статус организации в качестве юридического лица;

2) организационно-правовая форма юридического лица;

3) требования к наименованию юридического лица;

4) вопросы создания, реорганизации и ликвидации юридического лица, в том числе вопросы правопреемства;

5) содержание правоспособности юридического лица;

6) порядок приобретения юридическим лицом гражданских прав и принятия на себя гражданских обязанностей;

7) внутренние отношения, в том числе отношения юридического лица с его участниками;

8) способность юридического лица отвечать по своим обязательствам;

9) вопросы ответственности учредителей (участников) юридического лица по его обязательствам.

При этом подп. 9 был добавлен лишь в сентябре 2013 г.; это связано с предполагаемым введением в российское право доктрины снятия корпоративной вуали (lifting (piercing) the corporate veil) - положения о которой, однако, были исключены из итогового законопроекта, ставшего впоследствии Федеральным законом от 05.05.2014 № 99-ФЗ. Со снятием корпоративной вуали связан и пункт 4 рассматриваемой статьи 1202 ГК РФ: данная статья устанавливает альтернативную привязку - по выбору кредитора, при этом такая альтернативная формула прикрепления к российскому праву либо личному закону юридического лица утрачивает смысл - в отсутствие доктрины снятия корпоративной вуали подчинение отношения российскому праву не может дать кредиторам никаких преимуществ.

Согласно п. 1 ст. 1202 ГК РФ, личным законом юридического лица по общему правилу считается право страны, где учреждено юридическое лицо. Иными словами, ГК РФ закрепляет теорию инкорпорации.

Помимо теории инкорпорации юридическая наука и практика выработали и иные формулы прикрепления, определяющие личный закон юридического лица. Наиболее распространенной из них является теория реальной оседлости, в соответствии с которой личный закон юридического лица определяется местом нахождения его главных органов управления (как правило, правления, хотя этот вопрос от юрисдикции к юрисдикции варьируется). Эта теория используется в праве Франции и Германии, хотя и с определенными ограничениями: после дел Uberseering и Inspire Art, рассмотренных Судом Европейского Союза, в отношении юридических лиц, инкорпорированных в государствах, входящих в Европейский Союз, по вопросам их правосубъектности действует теория инкорпорации, то есть право места их учреждения. Право развивающихся стран (Египта, Сирии) оперирует критерием эффективного места деятельности, в соответствии с которым личный закон юридического лица определяется местом, где оно преимущественно осуществляет свою деятельность. Наконец, практика времен Первой мировой войны выработала теорию контроля, в соответствии с которой личный закон юридического лица определяется по праву страны, к которой принадлежат контролирующие его лица.

Все эти привязки в современном коллизионном праве, как правило, комбинируются: некоторые из них являются основными, другие, в свою очередь, субсидиарными. Российское право при этом такого «каскада» коллизионных норм не устанавливает, жестко и однозначно устанавливая лишь теорию инкорпорации без каких-либо корректирующих оговорок и субсидиарных привязок. Отметим также запрет выбора учредителями права, применимого к вопросам, регулируемым личным законом юридического лица согласно п. 2 ст. 1202 ГК РФ. Таким образом, автономию воли сторон российское коллизионное право также не допускает, как, впрочем, и большинство иных правопорядков.

Означает ли недопущение автономии воли сторон по вопросам личного закона юридического лица абсолютный запрет выбирать применимое право? По-видимому, нет; отмечается, что своеобразной формой автономии воли (в широком смысле) учредителей юридического лица выступает возможность его инкорпорации в любой стране, допускающей такую инкорпорацию, по их выбору. В этой связи в американской литературе высказываются достаточно радикальные предложения по изменению генеральной привязки личного статуса юридического лица на закон автономии воли. В таком случае закон инкорпорации будет выступать лишь субсидиарной привязкой (default rule), предусмотренной на случай отсутствия выбора права учредителями корпорации.

Данный вопрос затрагивался еще в дореволюционной российской литературе - и решался неизменно отрицательно. Действительно, к такому подходу с точки зрения российского права имеется весьма немало нареканий.

Во-первых, он предполагает необходимость решения множества сопутствующих вопросов, не возникающих исходя из традиционной теории инкорпорации: допустимо ли расщепление (depecage) личного закона юридического лица на основе автономии воли (применительно к договорам оно допускается по п. 4 ст. 1210 ГК РФ)? Каковы именно пределы автономии воли учредителей? Могут ли последующие участники юридического лица изменять применимое к вопросам его личного статуса право? Какими механизмами следует защищать кредиторов и иных третьих лиц, прямо или косвенно имеющих дело с корпорацией? Список вопросов можно продолжать; многие из них автор этой концепции, впрочем, затрагивает, но они, безусловно, подлежат более тщательной разработке.

Во-вторых, такой подход по существу размывает границы между договорным статутом и личным законом юридического лица. Если с точки зрения правопорядков стран общего права это и может выглядеть в некоторой степени нормальным - в конце концов, как уже отмечалось, сам устав корпорации в общем праве - это своего рода статутный контракт, - то с точки зрения российского права, не признающего ни корпорацию, ни её устав договорами, вывод должен быть противоположным.

В-третьих, такой подход может быть реализован только после полного отделения правил разрешения коллизий в частноправовой области (личного закона юридического лица) и в публично-правовой (национальность юридического лица). И даже в этом случае, по-видимому, эта концепция вряд ли может быть реализована (во всяком случае, без выхолащивающих её существо ограничений), а тем более - широко распространена.

Таким образом, следует заключить, что даже de lege ferenda автономия воли в области личного закона юридического лица в самое ближайшее время крайне маловероятна. Отметим, что в настоящее время общемировой тенденцией является расширение применения теории инкорпорации - в отличие от иных теорий, как, например, теории оседлости. Это подтверждается, в частности, проектом Регламента Европейского союза, подготовленным Европейской группой по международному частному праву (European Group for Private International Law) - Draft Rules on the Law Applicable to Companies and Other Bodies, ст. 3 которого устанавливает закон инкорпорации как lex societatis, и лишь ст. 4 устанавливает закон места нахождения административного центра компании в качестве применимого, и то лишь в качестве субсидиарной коллизионной привязки.

Итак, личный закон юридического лица как de lege lata, так и de lege ferenda регулируется правом страны его учреждения (законом инкорпорации).

Внутренние отношения, то есть отношения внутри корпорации, связанные с корпоративным управлением, согласно подп. 7 п. 2 ст. 1202 ГК РФ относятся к личному закону юридического лица. Вопрос: затрагивает ли этот подпункт акционерные соглашения?

Акционерные соглашения, являющиеся договорами, регулируют в первую очередь взаимоотношения между лицами, участвующими в нем, то есть имеют обязательственный эффект. Следовательно, они подчиняются обязательственному статуту - закону автономии воли (lex voluntatis) (п. 1 ст. 1210 ГК РФ).

В то же время они могут иметь и эффект в отношении самого юридического лица (хозяйственного общества), на что недвусмысленно указывает пункт 6 ст. 67.2 ГК РФ. По какому праву будет определяться такой эффект: по праву, которому подчинено акционерное соглашение (корпоративный договор), либо же по праву, определенному в соответствии с положениями о личном законе юридического лица (ст. 1202 ГК РФ)?

С нашей точки зрения, очевидно, что корпоративный эффект полностью подпадает под действие личного закона юридического лица. Иными словами, подчинение акционерного соглашения по поводу участия в российском юридическом лице иностранному праву не может влечь за собой изменения корпоративно-правового статуса юридического лица; не может такое подчинение повлечь и изменения правоотношений между юридическим лицом и такими сторонами (одной из сторон) акционерного соглашения.

Приведем пример для иллюстрации. Предположим, в праве государства А для корпоративного эффекта (в виде либо обязательности акционерного соглашения для общества, либо возможности оспорить решения органов управления общества) требуется участие в таком соглашении не всех акционеров (участников) юридического лица, а квалифицированного большинства (например, 75 процентов участников или голосующих акций). Акционерное соглашение заключается по поводу участия в обществе, инкорпорированном в государстве А, и при этом подчинено по выбору сторон российскому праву. В таком случае норма, устанавливающая «порог» обязательности акционерного соглашения для юридического лица в российском праве, не будет действовать, поскольку она относится не к договорному статуту, а к личному статуту (личному закону юридического лица). Следовательно, достаточно будет 75 процентов.

И наоборот: для возможности оспорить решение органа управления российского непубличного общества в любом случае требуется участие в акционерном соглашении (корпоративном договоре) всех участников (акционеров) соответствующего общества, независимо от права, применимого к договору.

Данный вывод подтверждается и положениями п. 1 ст. 1214 ГК РФ. Существо регулирования, предусмотренного данным пунктом, будет в дальнейшем проанализировано более подробно.

В общем праве (как английском, так и американском) функцию разграничения личного закона юридического лица и обязательственного статута выполняет доктрина внутренних дел компании (internal affairs doctrine). Указывается, что по своему существу данная доктрина ближе к вещному праву и как бы вытекает из принципа lex situs: как вещь, находящаяся в определенном месте, регулируется правом этого места, так и корпорация, учрежденная на определенной территории, подчиняется закону этой территории.

Согласно данной доктрине, некоторые вопросы, касающиеся отношений между акционерами, менеджментом и кредиторами юридического лица всегда, в любом случае подлежат разрешению по закону инкорпорации данного юридического лица. Эти вопросы в основном охватываются перечнем, предусмотренным в п. 2 ст. 1202 ГК РФ, хотя и варьируются от правопорядка к правопорядку; что примечательно, право штата Дэлавер, как отмечается некоторыми авторами, здесь является отнюдь не самым либеральным.

Учитывая положения п. 1 ст. 1214 ГК РФ, исключающего автономию воли сторон относительно вопросов, предусмотренных в п. 2 ст. 1202 ГК РФ, следует заключить: коллизионное регулирование, предусмотренное в российском праве, является в целом идентичным представленному в правопорядках стран общего права, руководствующихся доктриной внутренних дел компании.

Вопросы же непосредственного коллизионного регулирования акционерных соглашений (корпоративных договоров), а также существо п. 1 ст. 1214 ГК РФ будут рассмотрены в следующем параграфе настоящей работы.

2.3 Определение права, применимого к акционерным соглашениям, в России и странах общего права

Первым вопросом, который следует поставить в рамках рассмотрения поставленной проблемы, должен стать следующий: обладают ли акционерные соглашения (корпоративные договоры) достаточной спецификой для того, чтобы требовать отдельного коллизионного регулирования - специальной коллизионной нормы?

Очевидно, российский законодатель склонен отвечать на этот вопрос скорее утвердительно, чем отрицательно - раздел VI ГК РФ содержит специальную норму пункта 1 ст. 1214 ГК РФ. Почему же «скорее утвердительно», а не «утвердительно»?

Дело в том, что этот пункт не содержит формулы прикрепления относительно акционерных соглашений (корпоративных договоров). Этот пункт призван скорректировать результат определения применимого права в случае избрания сторонами акционерного соглашения (корпоративного договора) применимого к нему права на основании принципа автономии воли. Иными словами, действует общая коллизионная привязка закона автономии воли (lex voluntatis), содержащаяся в пункте 1 ст. 1210 ГК РФ.

В чем же значение рассматриваемого п. 1 ст. 1214 ГК РФ? Какова правовая природа установленных этим пунктов ограничений автономии воли сторон акционерного соглашения, осложненного иностранным элементом?

Этот вопрос тесно связан с правовой природой корпоративного права с точки зрения международного частного права. Являются ли нормы российского корпоративного права сверхимперативными? Является ли их нарушение нарушением российского публичного порядка? Или же это - обычные императивные нормы, устраняющиеся от регулирования в случае выбора иного, нежели lex fori, права?

Изначальный подход, избранный российской судебной практикой, был весьма оригинален: в деле Мегафон суд указал одновременно на: 1) исключительный характер личного закона российского юридического лица (ст. 1202 ГК РФ); 2) сверхимперативность норм российского корпоративного права (ст. 1192 ГК РФ); 3) наличествующее нарушение российского публичного порядка (ст. 1193 ГК РФ). Более того, указывалось, что, «поскольку регулирование вопросов правового статуса субъектов россии?ского права является суверенным правом России?ского государства, то к этим правоотношениям не могут применяться нормы иностранного права, в том числе нормы шведского права». В дальнейшем эта позиция подтверждалась, но уже с акцентом на нормах статьи 1202 ГК РФ, а не на сверхимперативности корпоративного права или российском публичном порядке - что, откровенно говоря, уже можно было рассматривать как своего рода прогресс. Отметим также, что из другого судебного акта вытекало такое толкование положений российского корпоративного права относительно одобрения сделок с заинтересованностью, в соответствии с которым эти положения приобретали сверхимперативный характер. Такой вывод подкреплялся ссылкой на нормы антимонопольного законодательства. Такое «прочтение» рассматриваемого судебного акта предлагается и другими авторами, в частности, Ю.А. Тимоховым, отмечающим, что «что касается ст. 84… Закона об АО, то суд, очевидно, применил данную норму вместо английского права, так как признал её сверхимперативной».

В итоге до 1 ноября 2013 г. «россии?ская судебная практика исходила из полнои? невозможности выбора иностранного права сторонами корпоративного договора».

Именно для преодоления этой тенденции в коллизионном праве - аналогично рассмотренному выше преодолению тенденции рассматривать акционерные соглашения (корпоративные договоры) как недопустимые с точки зрения российского материального права - и были приняты соответствующие изменения в статью 1214 ГК РФ. Отмечается, что Российская Федерация стала при этом «первооткрывателем»: ни одна правовая система не содержит специального коллизионного регулирования акционерных соглашений (корпоративных договоров).

До принятия и вступления в силу соответствующих изменений в литературе высказывались разные точки зрения на возможность выбора той или иной модели коллизионного регулирования акционерных соглашений (корпоративных договоров). Так, Е.В. Кабатова предлагала применять к ним по аналогии нормы о коллизионном регулировании договора простого товарищества (п. 4 ст. 1211 ГК РФ). При этом, по-видимому, всеми авторами признавалась принадлежность акционерных соглашений (корпоративных договоров) к договорному статуту; такой же вывод делался и в европейской литературе.

Перед разработчиками изменений, вносимых в раздел VI ГК РФ, стояла непростая задача выбора оптимальной модели соотношения императивных норм российского права и автономии воли в акционерных соглашениях (корпоративных договорах). И, с нашей точки зрения, им удалось её найти.

Российское корпоративное право, очевидно, не обладает сверхимперативным характером: поскольку публичныи? интерес должен выступать в сверхимперативнои? норме «целью первого уровня», российское корпоративное право не может являться сверхимперативным: оно направлено в первую очередь на защиту интересов отдельных категорий акционеров (в частности, миноритариев), кредиторов юридического лица и иных третьих лиц, но не публичных интересов.

Не подлежит применению в данном случае и оговорка о публичном порядке - хотя это и приветствуется некоторыми российскими авторами, очень маловероятно, что подчинение иностранному праву акционерного соглашения может повлечь такие последствия, что применение такого права будет явно нарушать российский публичный порядок. Такой вывод подтверждается, в частности, содержанием абз. 2 ст. 1193 ГК РФ и п. 5 Обзора практики рассмотрения арбитражными судами дел о применении оговорки о публичном порядке.

В этой связи законодатель избрал иной механизм: механизм кумулятивной нормы, или наложения коллизионных привязок.

С нашей же точки зрения п. 1 ст. 1214 ГК РФ направлен на разграничение личного закона юридического лица и договорного статута. Иными словами, это не вполне кумуляция: кумуляция происходит, когда нормы двух различных правопорядков применяются к одному и тому же вопросу (issue), здесь же вопросы различаются. Впрочем, этот вопрос требует дополнительного исследования.

Правило по умолчанию, или объективно применимое право, относительно коллизионного регулирования акционерных соглашений (корпоративных договоров) установлено в п. 2 ст. 1214 ГК РФ: «При отсутствии соглашения сторон о подлежащем применению праве… к договору, связанному с осуществлением прав участника юридического лица, применяется право страны, в которой учреждено или подлежит учреждению юридическое лицо». Иными словами, субсидиарной привязкой - при основной привязке в виде закона автономии воли (lex voluntatis) - выступает закон инкорпорации (lex incorporalis).

Это представляется оптимальным решением, не допускающим - по общему правилу - различной «локализации» договорных отношений (из акционерных соглашений (корпоративных договоров)), с одной стороны, и отношений, входящих предмет регулирования личного статута юридического лица - с другой. Это поможет избежать множества проблем, которые могут возникнуть в правоприменительной практике.

Отмечается также, что «императивные нормы личного закона юридического лица также должны иметь приоритет при решении вопроса о возможности понуждения к исполнению в натуре обязанностеи? из корпоративного договора». Последнее положение, впрочем, из российского закона в его нынешней редакции не вытекает, хотя и должно быть поддержано de lege ferenda.

Рассмотрев российское коллизионное регулирование акционерных соглашений, перейдем к рассмотрению коллизионного регулирования акционерных соглашений в странах общего права.

Специальных коллизионных норм, направленных на «локализацию» акционерных соглашений (корпоративных договоров), в правовых системах правовой семьи общего права не имеется.

Следовательно, коллизионное регулирование акционерных соглашений осуществляется таким же образом, как и коллизионное регулирование других договорных типов.

Приведем пример английского права. С середины XX века в английском праве утвердилась автономия воли - возможность сторон выбрать применимое к их отношениям право. Договор же регулировался правом, избранным сторонами - или «правом, свойственным данному договору» (proper law). Выбор права может выражаться несколькими способами:

1) прямой выбор права (express choice). В данном случае стороны прямо указывают на то, какое право будет регулировать договор, в самом договоре;

2) подразумеваемый выбор права (implied choice). В данном случае «очевидно, что стороны имели в виду вопрос о праве, применимом к их договору, и сделали осознанное решение, хотя и не записали его в форме прямо выраженного условия». Иными словами, из обстоятельств дела с ясностью вытекает выбор сторон, который лишь не был зафиксирован ими;

3) гипотетический выбор права (hypothetic choice). В данном случае стороны не избирали применимое право, но суд, оценивая их отношения, приходит к выводу, что разумным и добросовестным исходя из обстоятельств дела было бы избрание права определенной страны в качестве применимого.

Иными словами, в английском праве никакого обращения к праву страны инкорпорации юридического лица как к субсидиарно (и объективно - в данном контексте) применимому праву (в отсутствие выбора сторон) не происходит.

Впрочем, совершенно не исключено, что судья при необходимости определить применимое право через «гипотетический выбор» сочтет разумным и добросовестным применение к акционерному соглашению права страны инкорпорации юридического лица - или, точнее говоря, личного закона юридического лица (поскольку таковым может быть и не только закон инкорпорации) - дабы избежать противоречий между договорным и личным статутами.

Ныне же в английском праве действует Регламент Рим I с его общим правилом относительно автономии воли сторон (п. 1 ст. 3). Специальных привязок применительно к акционерным соглашениям в Регламенте Рим I также не установлено.

В праве США, как уже отмечалось, до сих пор сохранилось требование наличия объективной связи избранного сторонами в качестве применимого правопорядка с договором. Кроме того, право США предусматривает «ограничение автономии воли в ситуации, когда положения выбранного права противоречат фундаментальным публичным политикам (fundamental public policy) объективно применимого права». Каким же будет объективно применимое к акционерным соглашениям право? Право штата Нью-Йорк и штата Дэлавер подчиняет договор в отсутствие выбора сторонами применимого права праву, имеющему наиболее тесную связь с договором. Таким же путем идет и Второй свод конфликтного права (§ 188). При этом последний устанавливает также перечень факторов, подлежащих учету при определении наиболее тесно связанного с договором права:

1) место заключения договора;

2) место ведения переговоров относительно заключения договора;

3) место исполнения договора;

4) местонахождение предмета договора;

5) домициль, место жительства, гражданство, место учреждения и местонахождение коммерческого предприятия сторон договора.

Очевидно, и в данном случае, особенно с учетом доктрины внутренних дел компании, объективно применимым правом - и субсидиарной привязкой - может служить право страны инкорпорации юридического лица.

В то же время нельзя не отметить куда большую гибкость американского коллизионного права. Это, впрочем, неудивительно и объясняется «коллизионной революцией» американского права.

Заключение

акционерный договор юридический статут

1. Акционерное соглашение (корпоративный договор) - это договор об осуществлении акционерами (участниками) корпорации своих корпоративных прав, то есть прав на акции (доли) и (или) из акций (долей), влекущий как обязательственный, так и корпоративно-правовой эффект, в зависимости от содержания конкретного акционерного соглашения.

2. Как в российском, так и в английском праве акционерное соглашение может иметь как корпоративно-правовой, так и обязательственно-правовой эффект.

3. В российском праве акционерное соглашение (корпоративный договор) специально урегулировано п. 3 ст. 8 Закона об ООО, ст. 32.1 Закона об АО и ст. 67.2 ГК РФ. Вопросы правового регулирования акционерных соглашений первоначально нашли отражение в судебной практике, законодательно же регулирование было принято в целях преодоления правоприменительного подхода, настроенного в отношении акционерных соглашений негативно.

4. В английском статутном праве институт акционерного соглашения прямого отражения не нашел. Регулирование акционерных соглашений осуществляется на уровне судебной практики.

5. В праве США правовое регулирование акционерных соглашений находится в ведении штатов, а не Федерации. В законах штата Делавэр (Delaware General Corporation Law), штата Нью-Йорк (New York Business Corporation Law) и в федеральном Модельном акте о бизнес-корпорации (Model Business Corporation Act) имеются специальные положения, посвященные акционерным соглашениям. Их появление вызвано теми же причинами, что и в российском праве - стремлением обеспечить признание определенных положений акционерных соглашений действительными и юридически обязательными для сторон. Помимо этого, существует масса судебных прецедентов по самым различным вопросам правового регулирования акционерных соглашений.

6. Соглашения о голосовании в целом признаются действительными во всех рассматриваемых правопорядках.

7. В российском праве недействительными (ничтожными) признаются любые соглашения, направленные на изменение компетенции или структуры органов управления юридического лица. В американском праве же, а равно в английском, акционерное соглашение, в котором участвуют все участники непубличной корпорации, признается вносящим изменения в устав корпорации, а следовательно, влечет соответствующий правовой эффект, не являясь недействительным.

8. Соглашения о продаже голосов (осуществлении голосования определенным образом за плату) являются по общему правилу действительными лишь по праву штата Делавэр.

9. По вопросу распоряжения правами на акции (доли участия) акционеры, в частности, могут установить в договоре положения о праве акционера присоединиться к продаже акций (долей участия) другим акционером (tag-along right) либо о праве акционера потребовать присоединения к продаже акций (долей участия) от других акционеров (drag-along right). Такие положения признаются юридически действительными как в России, так и в странах общего права.

10. В акционерном соглашении (корпоративном договоре) также может предусматриваться порядок разрешения тупиковых ситуаций. Множество способов их разрешения, такие как, например, «русская рулетка» (Russian roulette) или «техасская перестрелка» (Texas shoot-out), прямо предполагают распоряжение акциями (долями участия).

11. Правовое регулирование неустойки в российском праве и праве стран общего права существенным образом различается. Так, российское право допускает взыскание неустойки в любом случае, независимо от того, носит она исключительно компенсационный характер или нет. В английском же, например, праве неустойка, не являющаяся по своей природе заранее оцененными убытками (liquidated damages), а имеющая карательный характер (penalty), не подлежит взысканию.

12. Единственными возможностями, доступными кредитору в акционерном соглашении по российскому праву, чьи права были нарушены, являются взыскание неустойки, а также взыскание судебной неустойки (т.н. астрента), то есть денежной суммы, присуждаемой судом кредитору на случай неисполнения должником судебного акта. Арсенал же средств, доступных в рамках правовых систем стран общего права, куда шире. Помимо собственно заранее оцененных убытков, истец может потребовать вынесения судебного приказа (injunction) как негативного, то есть обязывающего воздержаться от голосования определенным образом, так и позитивного, то есть обязывающего проголосовать в соответствии с акционерным соглашением, характера.

13. Традиционно российская доктрина выделяет три категории иностранных элементов: 1) объект правоотношения, находящийся за границей; 2) субъект правоотношения, являющийся иностранным лицом (имеющий личный закон иностранного государства); 3) юридический факт, влекущий возникновение, изменение или прекращение правоотношения, имевший место за рубежом. Все три вида иностранных элементов могут иметь место применительно к акционерным соглашениям.

14. Англоязычные авторы, рассматривающие в своих работах коллизионное регулирование в правопорядках стран общего права, не склонны подробно рассматривать категорию иностранного элемента. Любая связь отношения с двумя и более правопорядками, признается иностранным элементом. Российское право также допускает такое толкование, которое, кроме того, прямо предлагается некоторыми учеными. В таком случае подходы российского права и правовых систем стран общего права будут практически идентичны друг другу.

15. Аналогичные друг другу функции в российском праве, с одной стороны, и в правопорядках стран общего права - с другой стороны, выполняют конструкции личного закона юридического лица и доктрины внутренних дел компании соответственно. Они устанавливают пределы допустимой договорной свободы применительно к акционерным соглашениям посредством отграничения договорного статута от личного статута юридического лица.

16. Общей коллизионной привязкой применительно к акционерным соглашениям (корпоративным договорам) как в России, так и в странах общего права выступает закон автономии воли сторон (lex voluntatis).

17. Российское право является единственной правовой системой, устанавливающей специальную субсидиарную коллизионную норму относительно акционерных соглашений (корпоративных договоров). Привязка данной нормы указывает на закон инкорпорации юридического лица, относительно участия в котором заключается соответствующий договор.

18. Субсидиарные привязки, применяемые в странах общего права, различаются друг от друга по наполнению, но все они закрепляют один и тот же коллизионный принцип наиболее тесной связи. Акционерные соглашения (корпоративные договоры) в отсутствие соглашения о выборе права регулируются правом, наиболее тесно связанным с ними.

Литература

1. Конвенция о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам (Заключена в г. Минске 22.01.1993) // СЗ РФ. 1995. № 17. Ст. 1472.

2. Соглашение стран СНГ от 20.03.1992 «О порядке разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной деятельности» // Информационный вестник Совета глав государств и Совета глав правительств СНГ «Содружество». 1992. № 4.

3. Rome Convention on the Law Applicable to Contractual Obligations, 19 June 1980 // Treaty Series. Volume 1605. New York: United Nations, 1997. P. 59-156.

4. Регламент № 593/2008 Европейского парламента и Совета Европейского Союза "О праве, подлежащем применению к договорным обязательствам ("Рим I")" (принят в г. Страсбурге 17.06.2008) // СПС «КонсультантПлюс».

5. Федеральный закон от 08.03.2015 № 42-ФЗ «О внесении изменений в часть первую Гражданского кодекса Российской Федерации» // СЗ РФ. 2015. № 10. Ст. 1412.

6. Федеральный закон от 05.05.2014 № 99-ФЗ «О внесении изменений в главу 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации и о признании утратившими силу отдельных положений законодательных актов Российской Федерации» // СЗ РФ. 2014. № 19. Ст. 2304.

7. Федеральный закон от 30.09.2013 № 260-ФЗ «О внесении изменению в часть третью Гражданского кодекса Российской Федерации» // СЗ РФ. 2013. № 40. Ч. 3. Ст. 5030.

8. Федеральный закон от 19.07.2009 № 205-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» // СЗ РФ. 2009. № 29. Ст. 3642.

9. Федеральный закон от 03.06.2009 № 115-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон «Об акционерных обществах» и статью 30 Федерального закона «О рынке ценных бумаг» // СЗ РФ. 2009. № 23. Ст. 2770.

10. Федеральный закон от 02.12.2007 № 229-ФЗ «Об исполнительном производстве» // СЗ РФ. 2007. № 41. Ст. 4849.

...