Процессуальные, нравственные и психологические проблемы криминалистической тактики на современном этапе

3. Криминалистика должна ориентироваться на содействие достижению наиважнейшей социальной ценности уголовного судопроизводства - справедливости. На этом должны быть сконцентрированы современные исследования, в том числе в области криминалистической тактики.

В настоящее время предмет криминалистки, её назначение претерпевают влияние исследований, которые можно назвать если не реформаторскими, то ревизионными. Пересмотр предметных и методологических основ криминалистической тактики в основном базируется на изменениях в уголовно-процессуальном законодательстве, качественно новом скачке в развитии ряда специальных наук (психологии, кибернетики и др.), «питающих» криминалистику, а также на ревизионных подходах к системе науки в целом. Однако криминалистка не может немедленно и с необходимостью реагировать на все без исключения изменения в уголовно-процессуальном законодательстве, поскольку дистанцируется от него практикой правоприменения, которая как никогда ранее выполняет сегодня функцию своего рода «катализатора» жизнеспособности или мертворождённости законодательных новелл.

Система криминалистической тактики представлена общими положениями и тактикой следственных и судебных действий. В то же время система следственных действий есть несомненное процессуально-правовое основание систематизации, тогда как криминалисты мало внимания уделяют собственно криминалистическим критериям. Поэтому в учебной литературе, которая вся без исключения приняла систематизацию следственной тактики по видам производимых следственных действий в качестве основной, игнорируются собственно криминалистические основания классификации различных комплексов тактических приёмов. Диссертант предлагает систематизацию, основанную на криминалистических критериях её построения (индивидуализация тактических решений и назначение тактических приёмов).

В самом общем виде систематизация представляет собой процесс упорядочения (придания целостного единства взаимосвязанных, образующих систему элементов) теоретико-прикладных знаний, исследований, теорий, концепций, гипотез, категорий на основе типологических и классификационных принципов с учётом внешних и внутренних детерминационных факторов в целях сохранения и развития методологически обоснованного направления исследования. В этой связи аргументированно критикуются взгляды известных учёных об упразднении изобличающей тактики, о прекращении существования криминалистической тактики для суда, о так называемой состязательной криминалистике и о прямой и непосредственной интеграции в криминалистическую тактику тактики профессиональной защиты.

В современном состоянии развития системы криминалистической тактики выявлены следующие общие тенденции:

1. Экспансивность, т. е. расширение области разработки и реализации тактических рекомендаций и приемов за счёт тех сфер применения, которые весьма дискуссионны в методологическом плане (тактика профессиональной защиты) либо действительно заслуживают пристального внимания со стороны криминалистов (тактика обеспечения безопасности в уголовном судопроизводстве).

2. Приспосабливаемость, т. е. корреляционно-зависимое от практики расследования, раскрытия и судебного рассмотрения уголовных дел под влиянием современного уголовно-процессуального законодательства свойство видоизменяться, которое в настоящее время носит скорее не качественный (сфера реализации тактических положений), а количественный характер (например, сокращение объёма исследований в сфере изобличающей тактики ввиду законодательного расширения защитительных возможностей).

3. Симбиозивность - взаимное обогащение во взаимодействии с другими разделами криминалистической науки, и как следствие - качественно новое рассмотрение структуры криминалистической тактики.

4. Прагматичность - каждый новый структурный элемент системы определяется не только требованиями закона и практики, но и целесообразностью.

5. Эклектичность - тенденция объединения различных взглядов, идей, теорий, концепций в целях совершенствования и развития тактики следственных и судебных действий при наличии неразрешённых противоречий.

На основании имеющихся в теории криминалистики определений категории «криминалистическая тактика» выделяются наиболее бесспорные и непротиворечивые основные признаки рассматриваемого понятия:

1) системный характер приёмов, рекомендаций, научных положений (Р.С.Белкин, А.Н.Васильев, И.Ф.Герасимов, В.И.Комиссаров, Н.П.Яблоков и др.);

2) подсистемный характер самого раздела «криминалистическая тактика», являющегося неотъемлемой частью науки криминалистики (И.Ф.Крылов, И.А.Возгрин, В.И.Комиссаров, Н.П.Яблоков и др.);

3) целевое назначение - повышение эффективности деятельности по расследованию и судебному разбирательству уголовного дела;

4) относительная автономность криминалистической тактики, которая определяется базовыми науками, гносеологической основой (А.Н.Васильев, ранние работы В.И.Комиссарова и др.), либо посредством указания сферы реализации (И.Ф.Герасимов).

В свете рассматриваемых подходов предлагается определение криминалистической тактики, наибольшим образом отвечающее современным требованиям. Криминалистическая тактика предстает не простой совокупностью приемов, а прежде всего является системой научных положений. Тактические приемы становятся результатом научного познания системы «лицо, осуществляющее уголовное преследование, организующее судебное разбирательство, - следы преступления, доказательства, участники уголовного судопроизводства» и входят в содержание криминалистической тактики как конечный продукт проведённых исследований. Такой подход представляется наиболее обоснованным, поскольку ни один раздел науки не может выглядеть лишь как «совокупность результатов исследования» и включает в себя гносеологические принципы данной сферы знаний, их методологическую основу.

Тактический приём и рекомендация также рассматриваются с позиций системного подхода. Тактический приём - одна из важнейших теоретико-прикладных категорий, от правильного понимания которой зависит выбор основных направлений исследований и их объём, классификация приёмов и система криминалистической тактики в целом, соотношение этого понятия с уголовно-процессуальной нормой и пр. При этом тактический приём рассматривается в системе правоприменения, поскольку реализация всякого тактического приёма - составляющая правового поведения лица, осуществляющего расследование, организующего судебное разбирательство.

Предпринят анализ основных свойств-признаков тактического приёма, в числе которых особо выделяются критерии допустимости. О критериях допустимости тактических приёмов мы можем говорить в широком и узком смыслах. В узком смысле критерий допустимости рассматривается в практике расследования и судебного разбирательства как мерило допустимого тактического поведения лиц, участвующих в доказывании. В широком смысле критерий допустимости представляет собой оценочный параметр практического поведения, а также методологический принцип научных разработок.

Исходя из данного понимания критерия допустимости, следует разграничивать его с теми признаками тактического приёма, которые отражают его сущность, но критериями допустимости, собственно говоря, не являются.

В литературе нередко встречается смешение этих понятий, которое трудно признать оправданным: если критерий носит оценочный, внешний характер по отношению к тактическому приёму, одновременно являясь его неотъемлемой характерологической особенностью, то обычные свойства тактического приёма (рекомендательность, осознанность и пр.) отражают лишь его содержательную сторону.

При этом назначение критерия допустимости в плане разграничения допустимого и недопустимого поведения (служит мерилом разграничения допустимого и недопустимого поведения в деятельности по расследованию и раскрытию преступлений) в практике уголовного судопроизводства можно назвать внешней, практической функцией, тогда как второе направление его использования (является методологическим принципом в разработке и совершенствовании тактических приёмов криминалистики) - внутренней, методологической функцией.

Раскрывается понятие тактического приёма и критерия допустимости, критически анализируются встречающиеся в исследованиях отдельных авторов противопоставления одних критериев другим, подмена критерия свойством тактического приёма, которое никак не влияет на оценку возможности применения данной рекомендации.

На основе признания того, что от правильного понимания места тактического приёма и объёма данного понятия во многом зависит сфера, направление и концептуальность проводимого исследования, предлагаются классификационные системы тактических приёмов, которые имеют сугубо криминалистическое происхождение, определены необходимостью совершенствования следственной и судебной практики и в полной мере отвечают современному состоянию и перспективам развития криминалистической тактики.

Следственная ситуация рассматривается в системе с принятием тактического решения. Ситуационный подход в расследовании и раскрытии преступлений по-прежнему остаётся ведущим, но на уровне тактики производства так называемых коммуникативных следственных действий всё более отчётливо прослеживается индивидуально-личностная интерпретация принятия тактических решений. Иными словами, в криминалистической тактике наметились исследования складывающихся ситуаций в свете доминирования в формировании последних индивидуальных особенностей участвующих в производстве расследования лиц. Можно сказать, что в развитии ситуационного подхода в современных исследованиях превалируют индивидуально-личностные тенденции.

Следственную ситуацию в целях решения задач проводимого исследования предлагается рассматривать в двух аспектах: 1) следственная ситуация - элемент предмета уголовно-процессуального познания по конкретному уголовному делу, т.е. своего рода фактическое основание к принятию решений в выборе наиболее оптимальных направлений расследования и эффективной тактики следственных действий; 2) следственная ситуация - научная категория, результат типологизации, т. е. метода, основанного на выявлении сходства и различий на фактологическом уровне (по результатам изучения эмпирической базы - уголовных дел, опроса следователей, осужденных и пр.) с целью создания «идеальной модели». Соотношение этой типологической единицы (типичной ситуации расследования) с фактической ситуацией - необходимый элемент оценки последней. Анализ основных подходов в теории следственных ситуаций позволил прийти к авторскому определению этой принципиально важной категории, которое наиболее отвечает исследованиям в области криминалистической тактики.

Оценка следственной ситуации находится в неразрывной связи с принятием тактического решения. В общем виде процесс решения задач расследования может быть представлен в виде следующих этапов: 1) анализ фактических сведений о преступлении и лице, его совершившем, иных элементах предмета доказывания, интеллектуальных и материальных ресурсах, которыми располагают органы расследования, особенностей поведения участников уголовного судопроизводства, т. е. в целом - условий расследования (следственной ситуации); 2) определение искомой информации, уяснение сути поставленных задач; 3) сопоставление фактической ситуации с типичными ситуациями расследования и тактикой производства следственных действий; 4) анализ действующего уголовного и уголовно-процессуального законодательства, рекомендаций криминалистики в контексте решаемой задачи; 5) выбор наиболее оптимального направления деятельности.

В предпринятом исследовании не ставилась цель дать ответы на все дискуссионные вопросы, касающиеся следственных ситуаций, принятия и осуществления тактических решений, поскольку предлагаемые категории и предпочтение тех или иных подходов, концепций преследовали одну цель - разработку категориального аппарата в соответствии с соблюдением принципа валидности методологии научного поиска. Поэтому теоретические положения нередко выполняли сугубо методологическую функцию в свете затрагиваемой темы.

Вторая глава «Индивидуально-личностный подход в криминалистической тактике в свете новейших психологических исследований» посвящена рассмотрению проблемы решения тактической задачи изучения личности участников уголовного судопроизводства посредством применения наиболее эффективных методов на основе взвешенного типологического подхода.

Одной из первопричин современного развития криминалистической тактики является резкий «эволюционный скачёк» социально-психологических изысканий в сфере разработки проблем теории личности. Среди важнейших оснований такого развития особо стоит выделить возросший интерес криминологов к исследованию личности преступника. Однако в отечественной психологии и криминологии появление концепций, которые представлены западной научной мыслью, создает определенные трудности в выборе общепризнанных положений. В этой связи личностные характеристики участвующих в деле лиц в исследовании рассмотрены с различных позиций.

Пределы познания данных о личности участника уголовного судопроизводства определяются сообразно характеру затрагиваемых знаний: 1) межотраслевой; 2) внутриотраслевой. Предлагается рассматривать криминалистическое учение о личности участников уголовного судопроизводства с позиций соответствующего уровня научного познания.

В характеристике сведений, определяющих ориентир процессуально-криминалистического познания данных о личности, доминируют те, которые имеют значение для квалификации содеянного и определения справедливого наказания. Тактическая сторона вопроса стоит как бы на втором плане, но это не означает, что названное направление использования данных о личности имеет второстепенное значение. В работе предлагается общая схема тактически значимых сведений в авторской интерпретации.

Методы изучения данных о личности участника уголовного судопроизводства представлены на основании принципов деятельностного подхода. Особой формой поведения выступает речевая деятельность. Именно в процессе общения первого рода (непосредственные межличностные отношения) информация о собеседнике передается по нескольким каналам: 1) вербальный источник информации (смысловое наполнение сообщений; обороты речи, присущие представителям определенных профессий или иных социальных общностей; манера изложения информации и пр.); 2) невербальный источник информации (жесты, мимика, пантомимика, тон, напряжённость, ускоренный или замедленный темп речи и иные проявления эмоциональной окрашенности сообщений); 3) перцептивный канал (рефлексия). Все перечисленные потоки информации, по которым можно изучать личность человека, находятся в тесном взаимодействии. Разграничение их порой носит весьма условный характер.

Изучение личности является задачей, которую следователю приходится решать в ходе всего процесса расследования. Как показывают результаты анализа 1100 уголовных дел, нередко следователи изучение личности подозреваемого, обвиняемого начинают с момента первого допроса в качестве подозреваемого (17 %), несколько реже - сразу после возбуждения уголовного дела (8 %), но, к сожалению, чаще всего изучение личности причастного лица было начато лишь после предъявления обвинения (19 %) либо носило сугубо формальный и крайне запоздалый характер (56 %). В целях изучения личности подследственного изымаются производственные и бытовые характеристики одновременно в 28 % случаев, только производственная характеристика - в 2 % случаев, либо только бытовая характеристика - в 1 % случаев. Лишь в 13 % случаев характеристики не были истребованы по объективным причинам (подследственный на момент совершения преступления нигде не работал и не имел определенного места жительства), а в 56 % случаев характеристики не были истребованы по причине формального, халатного отношения к процессу расследования со стороны самого следователя. Такое запоздалое или формальное изучение личности подозреваемого, обвиняемого может иметь крайне неблагоприятные последствия не только в тактическом плане, но и в осложнениях процессуального свойства.

Изучение личности участника уголовного судопроизводства имеет огромное практическое значение в свете оптимизации применения тех или иных криминалистических рекомендаций. Однако на практике изучению личности подозреваемого, обвиняемого не уделяется достаточного внимания. По данным предпринятого анализа уголовных дел личность подследственного глубоко изучалась (были истребованы характеристики, допрошены знающие подследственного лица и пр.) лишь в 44 % случаев. Результаты опроса судей показывают, что 38 % респондентов не ограничиваются анализом собранной на досудебных стадиях личностной информации о подсудимом, а собирают дополнительную информацию (такое поведение выглядит неким отклонением от общей модели состязательности, в которой суд выполняет функцию разрешения дела без сбора дополнительной информации); 44 % опрошенных заявили, что занимаются подробным анализом собранной только на досудебных стадиях информации о личности обвиняемого; 6 % не уделяют должного внимания изучению личности подсудимого, поскольку не считают это необходимым; 5 % не изучают личностные особенности подсудимого якобы из-за нехватки времени; 7 % не делают этого по другим причинам. Изучение личности потерпевшего вообще носит, можно сказать, эпизодический характер. В частности, следователь при изучении личности потерпевшего в 89 % случаев ограничивается лишь заполнением анкетных данных и относится к решению этой задачи формально.

Методы обобщения независимых характеристик, анализа результатов деятельности, наблюдения, беседы, тестирования и опроса находят переосмысление с позиций системного подхода и с учётом специфики современной практики уголовного судопроизводства для решения задачи изучения личности участника уголовного процесса.

Важное место в системе изучения личности участника уголовного судопроизводства занимает криминалистическая типологизация подозреваемых, обвиняемых и иных участников следственных действий, которая строится на основе инструментального принципа и самой возможности использовать эти данные в тактических целях для определения оптимальных путей расследования. Кроме того, эти сведения могут быть интегрированы в ту или иную следственную ситуацию, но в направлениях научного познания личности именно типологизация задаёт необходимый ориентир. В практической прикладной криминалистической деятельности познание сведений о личности носит фактически констатирующий характер с элементами динамической составляющей.

Для криминалистов принципиально важным является выделение и использование тех типологических моделей, которые в большей степени отвечают индивидуальному подходу в усилении эффекта тактического воздействия. Иными словами, для криминолога в равной степени важными являются феномены докриминального, криминального и посткриминального поведения, тогда как для криминалиста первые две составляющие имеют принципиальное значение, поскольку находят отражение в следовой картине содеянного или характеризуют личность виновного как часть предмета доказывания. Наиболее значимыми для разработки индивидуально-типологических комплексов тактических приёмов являются посткриминальное поведение и проявления особенностей личности участника уголовного судопроизводства (их статических и динамических параметров), отражающие те или иные стороны её сущности и прямо или косвенно связанные с позицией конкретного человека по отношению к судопроизводству в целом и к его сторонам обвинения и защиты в частности.

Предпринят сравнительный исторический анализ исследований в области типологизации, по результатам которого были сделаны обобщения об определённых этапах развития этого направления наук. В частности, первоначально криминалистическая типологизация была близка задаче психологического портретирования для розыска преступника (Н.И.Якимов), в меньшей степени служила определению наиболее целесообразных тактических приёмов в ходе производства следственных действий. Это последнее направление стало активно развиваться лишь с начала 70-х годов XX столетия.

Типологизация как метод научного познания применительно к личностным особенностям участников уголовного судопроизводства, включая самого следователя и судью, способна дать необходимый результат для поступательного развития тактико-криминалистического обеспечения процесса расследования преступлений лишь в случае творческой переработки накопленного и оправдывающего себя научно обоснованного теоретического и эмпирического материала психологии и патопсихологии. Иногда в основе такого дифференцированного отношения лежит не типолгизация, а классификационный подход (социально-ролевой, социально-демографический анализ, возрастная градация и пр.), где критерии деления групп императивны, а сами группы носят преимущественно замкнутый характер.

Чаще всего следователь в условиях дефицита времени вынужден опираться в своём первоначальном распознавании поступающей информации о личности участника уголовного судопроизводства на собственное наблюдение и сопоставлять его результаты с имеющимся опытом и теоретическими источниками. Поэтому практически востребованы те типологические модели, которые помимо общей характеристики мотивационного ядра как основы личностной дифференциации в не меньшей степени основывались на внешних проявлениях соответствующих специфических черт.

Для более глубокого анализа личности изучаемого участника уголовного судопроизводства следователю необходимо прибегать к использованию целой системы как можно большего числа наиболее надёжных в складывающейся ситуации расследования методов с максимально широким использованием типологических характеристик.

Иногда в основе дифференцированного отношения к изучению личности лежит не типолгизация, а классификационный подход (социально-ролевой, социально-демографический анализ, возрастная градация и пр.), где критерии деления групп императивны, а сами группы носят преимущественно замкнутый характер. В частности, среди психофизических установочных данных отдельного внимания заслуживают в свете современных исследований психологии сведения о возрасте изучаемого, наличия психических аномалий. Именно эти сведения нередко дают необходимую информацию для оценки особенностей мышления, восприятия, памяти и других познавательных процессов изучаемой личности.

Возрастная специфика и наличие психопатологических особенностей касается не только познавательных процессов, но и эмоционально-волевой сферы человека. Возрастные особенности и психические аномалии накладывают свой отпечаток и на характер, и на способности, и на направленность личности. В частности, следственные действия с участием подростка в возрасте от 14 до 17 лет должны производиться с учётом происходящих изменений на психофизическом уровне. В этом возрасте на качество запоминания интересующей следствие информации будут, безусловно, влиять изменения в психологии восприятия. Следователь должен учитывать обострение обонятельной и зрительной чувствительности, свойственное этому возрасту. Вместе с тем, лицо, производящее расследование, не должно оставлять без внимания то обстоятельство, что формирование познавательных процессов (ощущения, восприятия, памяти, мышления и воображения) еще не закончилось. Поэтому следователь должен проявить терпение и понимание в общении с подростком, который не всё полно и точно может припомнить. А симптоматика ложных высказываний, основанная на распознании определенных телодвижений, не будет в полной мере отражаться в поведении олигофренов не столько потому, что для них характерна скудость жестикуляции, мимики и пантомимики, а скорее по причине их общей неспособности ко лжи. С другой стороны, неспособность выстроить логически последовательную легенду, что характерно для слабоумных, создает условия для изобличения, которое в свою очередь необходимо проводить с максимальной осторожностью из-за повышенной внушаемости дебилов. Эти и другие психофизиологические особенности проанализированы в рамках раскрытия проблемы индивидуально-личностного подхода при реализации тактических приёмов коммуникативной направленности. Обоснованы критерии для выбора психолога при производстве следственных действий с участием малолетних, установлены зависимости между определенными психофизиологическими особенностями и выбором тактики производства следственных действий.

В любой познавательной деятельности с момента признания революционных изменений приоритетов, впервые обоснованных Кантом, ключевым звеном является познающий субъект. В этой связи самоанализ личности - это та совокупность рекомендаций, которая необходима для следователя-профессионала. Тем не менее, в современной системе познавательной деятельности в криминалистике эта важнейшая часть практически отсутствует. Для полного и точного анализа своей собственной личности психологи рекомендуют составить список тех действий, которые способствуют возникновению проблемной ситуации, а также указать альтернативные варианты поведения, позволяющие избежать подобных проблем в будущем. Именно в этом ключе для следователя предлагаются рекомендации по самопознанию.

В контексте изучения личности самого следователя как криминалистической проблемы особое место занимают профессиональные деформации, под которыми следует понимать отрицательные личностные изменения психики и поведения следователя, обусловленные негативной составляющей профессиональной деятельности по расследованию и раскрытию преступлений.

Предложенные нами рекомендации по изучению личностных качеств участников уголовного процесса и по самодиагностике призваны оптимизировать производство как отдельных процессуальных действий, так и расследования в целом. Поэтому приёмы личностно-диагностического плана в криминалистической тактике выступают, как правило, в системе тактической комбинации. В исследованиях по данной проблеме невозможно поставить точку, поскольку развивается не только психологическая наука, но и общество в целом, изменяются ценности и этические каноны. Диспропорция хронологического, физиологического и психологического возрастов также не остается неизменной. Думается, что всё это создает основу для ещё более глубоких и разносторонних исследований в области криминалистической личностной диагностики.

В третьей главе «Процессуальные, нравственные и психологические проблемы преодоления конфликтов в уголовном судопроизводстве средствами криминалистической тактики» рассмотрены вопросы определения места и значения конфликтов в деятельности по расследованию преступлений, развита концепция распознавания получаемой информации, определены направления развития тактических приёмов установления психологического контакта и преодоления конфликта.

Конфликты на предварительном следствии играют заметную роль в определении тактики производства процессуальных действий. По сути, от конфликтности (бесконфликтности) складывающейся ситуации всецело зависит выбор приемов воздействия, направленных на оптимизацию процесса выявления, получения и фиксации доказательственной информации. Однако «теория конфликтного следствия» не вызывает и не встречает единогласного признания у ученых. Аргументы против теории «конфликтного следствия» сводятся преимущественно к двум позициям: во-первых, внедрение этой концепции в практику расследования и раскрытия преступлений якобы означает нарушение презумпции невиновности; во-вторых, такое положение, по мнению ряда ученых, придает показаниям обвиняемого заранее установленную силу, возвышая их значение относительно других доказательств. Диссертант предлагает критический анализ этих софистских аргументов на основе аргументированного обоснования необходимости развития приёмов преодоления конфликтов, возникающих в процессе уголовного судопроизводства. Да и сам термин «теория конфликтного следствия», которым условно обозначают все исследования, прямо или косвенно направленные на развитие приёмов изобличения обвиняемого в инкриминируемом ему деянии, скорее является в большей степени надуманным. Следователь, преодолевая конфликт, способствует тому, что обвиняемый, для которого дача показаний является средством защиты, займет позицию сотрудничества. Да и средства преодоления конфликта не могут носить характера насилия, пыток, других унижающих человеческое достоинство или создающих опасность для жизни и здоровья участника уголовного судопроизводства форм (ст. 9 УПК РФ), а также переходить в личную плоскость борьбы с самим обвиняемым. Отрицание конфликта в уголовном судопроизводстве тождественно отрицанию состязательности как таковой.

Однако нельзя не заметить, что ряд норм современного уголовного законодательства находятся в прямой зависимости с формированием необоснованных обвинительных установок. В частности, иногда следователи, желая избежать необходимости повторного предъявления обвинения или перестраховываясь от выявления новых эпизодов преступной деятельности либо возможной переквалификации содеянного на более тяжкий состав преступления в пределах судебного разбирательства, прибегают к предъявлению обвинения «с запасом», т. е. включают те составы преступлений, совершение которых в дальнейшем не подтвердилось либо они охватывались уже инкриминируемыми составами. Ничего общего с убеждённостью, основанной на свободной оценке доказательств, подобное поведение следователя не имеет. И дело здесь не только в непрофессионализме, перегруженности следствия уголовными делами, но и в конструкции уголовно-процессуального закона. Следователь нередко стоит перед выбором: что есть меньшее зло - отменить меру пресечения в отношении подозреваемого по истечении десяти суток или предъявить обвинение, пусть формально, иногда «с запасом», но сохранив действие избранной меры пресечения? Что лучше - выпустить из-под стражи серийного убийцу, поскольку прошли пресловутые десять суток, или предъявить заведомо необоснованное обвинение, не дождавшись результатов основных экспертиз, завершения сложных следственных действий, требующих длительного времени для их производства? На практике более приемлем второй вариант. Конструкция же уголовно-процессуального закона с позиции большинства опрошенных следователей в данном случае в равной степени не защищает от необоснованного предъявления обвинения ни подозреваемого, ни самого следователя: 77 % опрошенных нами респондентов отметили недостаточность срока десять суток для подготовки к предъявлению обоснованного обвинения. Но таковы международные стандарты, недопускающие необоснованного ограничения свободы.

Диссертант раскрывает содержание понятий «конфликты на предварительном следствии» и «противодействие расследованию», определяя их соотношение и видовую характеристику. Думается, что конфликтология в деятельности по расследованию и раскрытию преступлений с появлением исследований в области преодоления противодействия установлению обстоятельств, входящих в предмет доказывания, не только не утратила самостоятельного значения, но и является одним из наиболее актуальных направлений развития криминалистической науки. Тем не менее, чтобы подчеркнуть негативную направленность поведения конфликтующих сторон, целесообразнее пользоваться термином «противодействие».

Ложь и правда, соответствие действительности и несоответствие ей превращают поток информации, которую должен проанализировать познающий субъект в уголовном процессе, в целую палитру возможных смешанных вариантов, требующих взвешенного распознавания и отнесения к определённой категории. При этом все полученные знания можно подразделить на достоверные и предположительные. Вместе с тем, хотя и принято считать, что предположительные знания - лишь определённый этап по направлению к получению знаний достоверных, смеем заметить, что нередко предположительные знания остаются таковыми и, как говорится, на выходе. В криминалистической тактике предположительные знания могут быть положены в основу построения версий для ориентации в выборе наиболее оптимальной линии поведения. В частности, невербальные признаки лжи могут быть интерпретированы в определённом контексте, но априори не станут достоверными.

Теория распознавания получаемой информации, несмотря на встречающиеся в литературе критические замечания, приобретает особое значение и, думается, с её будущим во многом связано развитие тактических приёмов выявления признаков лжи и правды, непроизвольных ошибок и сознательного искажения действительности (в том числе в случае предметных инсценировок на месте происшествия), конфликтного поведения в целом как основы противодействия и, напротив, активной помощи следствию как основы содействия расследованию. При этом, на наш взгляд, дабы не усложнять теоретические конструкции категориями «идентификационное распознавание» и «неидентификационное распознавание», его следует разделить на два подвида: 1) распознавание, направленное на получение ориентирующей предположительной информации; 2) распознавание, ориентированное на получение достоверной информации. При этом резких границ между этими подвидами нет, более того, первое может выступать прологом ко второму. В зависимости от временной характеристики познаваемых событий, явлений и фактов распознавание может быть классифицировано на следующие три подвида: 1) распознавание свойств признаков событий, явлений и фактов прошлого, т. е. ретроспективное распознавание (например, исследование следов на месте происшествия и моделирование поведения преступника в моменты подготовки, совершения преступления и сокрытия следов); 2) распознавание свойств признаков событий, явлений и фактов настоящего, т. е. современное распознавание (например, выявление признаков лжи в показаниях допрашиваемого); 3) распознавание свойств признаков возможного течения событий или поведения людей в ближайшем будущем, т. е. перспективное, или прогностическое, распознавание (например, определение признаков возможной конфликтности со стороны обвиняемого). В зависимости от характера участия познающего субъекта в распознавании можно выделить два подвида: 1) непосредственное распознавание (выявление признаков лжи при получении показаний); 2) опосредованное распознавание (распознавание в соответствии с выводами, которые на предварительном следствии сделали другие субъекты - эксперт, специалист, опознающий). В последнем случае всё-таки следователь остаётся конечным, ведущим субъектом познания, поскольку именно в его компетенцию входит оценка полученных сведений в результате опознания, идентификационной или диагностической экспертизы.

Кроме того, нельзя рассматривать распознавание как самоцель или новую универсальную парадигму научной и практической деятельности. Должна работать система «распознавание - интерпретация (осмысление), выводы - принятие решения - действие». Интерпретация не ограничена анализом и осмыслением сугубо текстовой информации и ставит задачу творческого осмысления полученной информации по результатам её обработки на уровне распознавания. Эта категория науки позволяет проникнуть в суть информации, раскрыть её смысл относительно внешней системы имеющихся доказательств и иных сведений по делу, прогнозировать дальнейшее развитие события. Можно сказать, что интерпретация подчинена распознаванию, но выводит его за рамки данного познавательного акта как по горизонтали (в сравнении с имеющейся достоверной или предполагаемой информацией), так и по вертикали (в поступательном движении всего уголовно-процессуального познания от незнания к знанию). Если правила оценки доказательств строго формализованы, то интерпретация имеет в своей основе исключительно эвристическую направленность.

Под криминалистическим распознаванием получаемых сведений необходимо понимать деятельность по применению криминалистических приемов определения соответствия и одновременно, напротив, несоответствия поступающей информации реальной действительности на основе выявления всей совокупности фактических свойств признаков правдивых сообщений, непроизвольных ошибок и сознательного введения в заблуждение органов расследования и суда относительно значимых для правильного разрешения дела фактов.

В результате распознавания человек способен получить три вида знания, которое может быть в разной степени полезно для дальнейшего познания, но ни один из них нельзя исключать из спектра криминалистически значимой информации:

- достоверная информация идентификационного характера (распознавание в форме идентификации);

- достоверная информация диагностического характера (распознавание в форме диагностики);

- предположительная информация ориентирующего характера (распознание в форме выделения вероятностных обобщений признаков).

Диссертант обосновывает содержательную и видовую характеристику ложных высказываний, непроизвольных ошибок в показаниях и правдивых сообщений, в связи с чем распознавание приобретает системный характер. Криминалистическое диагностирование не должно ограничиваться исследованиями только внешних проявлений свойств ложных сообщений, поскольку указанные признаки дают основание лишь для вероятностных выводов. Оно должно базироваться на оценке совокупности признаков с установлением их корреляционных связей и зависимостей.

Установление корреляционных связей признаков ложных сообщений и правдивых высказываний означает выявление их причинной основы. Данная задача решается как на основе установления причин ложных показаний, так и в рамках выявления обстоятельств, способствующих добросовестному заблуждению. Таким образом, выявление корреляционных связей не соответствующей установленным фактам информации должно включать в себя анализ:

1) причин ложных сообщений;

2) причин правдивых высказываний;

3) обстоятельств, способствующих непроизвольным ошибкам.

Диагностические признаки лжи, безусловно, включают в себя три обязательных составляющих: 1) познаваемость реципиентом, в роли которого здесь выступает следователь; 2) репрезентативность через проявления человеческой деятельности; 3) направленность на вероятностное умозаключение реципиента о «ложности сообщений».

Таким образом, под диагностическими признаками лжи следует понимать познаваемые реципиентом проявления человеческой деятельности (осознаваемые и бессознательные), дающие основания для вероятностных выводов о сознательном введении в заблуждение.

Вывод о ложности поступающей информации будет тем более обоснован, чем большую совокупность признаков сознательного введения в заблуждение удастся установить и чем определеннее выглядят корреляционные связи и зависимости одного уровня. Предположительный вывод о ложности поступающей информации будет наиболее обоснованным, если будут установлены непротиворечивые связи диагностических симптомов обмана и признаков правдивых сообщений.

Все признаки ложных высказываний, с которыми вынужден сталкиваться следователь, целесообразно разделить на две категории: 1) вербальные симптомы (систематичность изложения, внутренние противоречия и противоречия с установленными фактами, смысловая неправдоподобность, признак заученности, неконкретность и наличие пробелов, неспецифичность фактов); 2) невербальные признаки (эмоциональная бледность или чрезмерная эмоциональная окрашенность речи, неуверенный голос, бедность жестикуляции, сигналы мимики, жестов и пантомимики, подмена темы, уход от ответа). Отдельные симптомы не носят ярко выраженного вербального или невербального характера. Так, самодовольство и хвастовство как симптомы неправды могут выражаться как в языке жестов (ухмылка, высокомерное выражение лица и др.), так и в прямых высказываниях.

Сопоставление факторов, способствующих неадекватному восприятию, и мотивов ложных показаний позволит следователю правильно оценить природу получаемой искаженной информации. При этом соотношение лжи и непроизвольных ошибок может быть весьма разнообразным. Необходимо иметь в виду, что установление факторов, влияющих на искаженное отражение действительности, не означает полного отрицания лжи в показаниях.

Думается, что следователю необходимо при диагностировании лжи и непроизвольных ошибок иметь в виду предлагаемые ниже общие характеристики показаний в целом (в зависимости от соотношения лжи и непроизвольных ошибок):

1) правдивые показания без элементов непроизвольных ошибок;

2) правдивые показания, имеющие непроизвольные ошибки;

3) ложные показания (полная или частичная ложь), не содержащие непроизвольных ошибок;

4) ложные показания (полная или частичная ложь) с элементами непроизвольных ошибок.

Данная классификация поможет более точно распознавать полученные сведения. В частности, по изученным уголовным делам непроизвольные ошибки касались событий и явлений, о которых давались показания, в 1 % случаев; ошибки, связанные с восприятием, передачей и получением информации о поведении людей отмечались в 38 % случаев; в 11 % случаев ошибки касались оценки психического; в 20 % случаев непроизвольные ошибки в показаниях носили смешанный характер; в 30 % случаев непроизвольные ошибки не были выявлены.

Таким образом, на основании оценки объектного состава воспринимаемой действительности непроизвольные ошибки можно классифицировать по их содержанию на четыре категории:

1. Ошибки, связанные с событиями и явлениями.

2. Ошибки, связанные с восприятием, передачей и получением информации о поведении людей.

3. Ошибки оценки психических процессов, фактов, состояний.

4. Ошибки смешанного характера.

Для наилучшего воспроизведения запомнившегося предлагается в целях предупреждения непроизвольных ошибок упорядочить воспоминания в соответствии с психологическими основами установления ранних воспоминаний, которые пошагово раскрыты в диссертации.

Распознавание не решает всех проблем, связанных с познанием. Это всего лишь ступень в достижении истины. Однако сам факт возможности получения ориентирующей информации по ограниченному кругу признаков становится направлением, ориентирующим выбор тактических приёмов в зависимости от степени решения той или иной диагностической задачи.

В ходе подготовки и проведения процессуальных действий нередко возникает необходимость в установлении психологического контакта между участвующими в его производстве лицами и следователем. В криминалистической и иной научной литературе психологический контакт понимается далеко не однозначно: категория «процесс установления психологического контакта» и понятие «преодоление конфликта» либо полностью отождествляются (Р.С. Белкин, А.Н. Васильев, Ф.В. Глазырин, А.А. Закатов, Л.М. Карнеева), либо достаточно аргументировано различаются (Л.Л. Каневский, Д.И. Лосев). Представляется наиболее обоснованным второй подход, поскольку в этом случае учитывается возможность отдельного исследования развития скрытого конфликта.

Психологический контакт - это такое состояние общения, при котором коммуникатор и реципиент проявляют готовность к обмену и восприятию информации, исходящей друг от друга. Как показывает анализ специальной литературы, социологические исследования и обобщение следственной практики, психологический контакт не исключает конфликта интересов общающихся сторон. В этом случае мы сталкиваемся с латентным (скрытым) конфликтом.

Соотношение психологического контакта с уровнем конфликтности при производстве процессуальных действий позволяет выделить ряд типичных следственных ситуаций:

1) бесконфликтная ситуация;

2) конфликтная ситуация в условиях психологического контакта (скрытый конфликт);

3) открытая конфликтная ситуация в условиях психологического контакта (например, допрашиваемый дает ложные показания, а следователь применяет тактический прием «допущение легенды»);

4) открытая конфликтная ситуация в условиях отсутствия психологического контакта;

5) скрытая конфликтная ситуация в условиях отсутствия психологического контакта (например, допрашиваемый ссылается на усталость, утомление и этим объясняет отсутствие желания давать показания, тогда как на самом деле такой отказ обусловлен соображениями выиграть время для подготовки средств и мер противодействия).

Особую значимость в целях установления психологического контакта приобретает задача изучения личности участника следственного действия в процессе подготовки к нему. По результатам такого исследования составляются предполагаемые варианты возможного поведения изучаемого участника уголовного судопроизводства уже в ходе производства подготавливаемого следственного действия. В процессе анализа материалов уголовного дела, применения метода обобщения независимых характеристик (исследования личности по результатам данных, полученных из ряда не зависимых друг от друга источников) может быть сделан предположительный вывод об уровне конфликтности и степени контактности изучаемой личности будущего участника следственного действия. В частности, степень контактности отражает положение данной личности в системе на всём протяжении крайних позиций «коммуникабельность - замкнутость», соответственно степень конфликтности - положение в континууме «конфликтность - бесконфликтность». Систематизированы и развиты приёмы прогностического распознавания названных свойств личности, что усиливает индивидуальный подход к производству вербальных следственных действий.

Барьеры, возникающие на пути к эффективному общению, подразделяют на две категории: 1) барьеры, имеющие в основе сугубо психологические причины (нереальные цели, неверное представление о своих возможностях, непонимание характера и отношения партнера и пр.); 2) трудности, имеющие социально-психологическое происхождение (барьеры, связанные с различной социальной и этнической принадлежностью общающихся лиц, их членством в противоборствующих социальных группах и пр.). Преодоление этих трудностей составляет основу установления и поддержания психологического контакта в ходе производства процессуальных действий. При этом под барьерами, возникающими в процессе профессионального общения лица, осуществляющего доказывание по уголовному делу, следует понимать объективные и субъективные факторы, которые негативно влияют на процесс установления, поддержания и закрепления психологического контакта, а также (как следствие) на эффективность получения криминалистически значимой информации в целом.

К числу основных психолого-тактических приемов установления психологического контакта следует отнести следующие: 1) беседа на интересующие допрашиваемого темы (о семье, о бытовых проблемах, об увлечениях и пристрастиях и пр.); 2) подчеркивание значимости даваемых показаний и конфиденциальности разговора; 3) поиск и использование схожих основных качеств «Я-концепций», установок и взглядов; 4) поддержание положительного фона отношений. Бесспорно, данный перечень не является закрытым.

В целях повышения эффективности реализации тактических приёмов по установлению психологического контакта диссертант предлагает рекомендации по использованию навыков умения слушать, активному участию в процессе взаимодействия и др. Вместе с тем сформулированы требования к вербальной стороне в коммуникативной деятельности следователя: 1) слова и фразы должны звучать так, чтобы не вводить допрашиваемого в заблуждение, не выглядеть как угроза и не «диктовать свою волю» (т. е. недопустимы шантаж, угрозы и иные методы вербального психического насилия); 2) смысл произносимых слов и фраз должен быть понятен допрашиваемому (недопустимо, например, употребление не известных допрашиваемому юридических терминов). При этом сам законодатель иногда подталкивает к использованию не известных допрашиваемому юридических оборотов. В частности, в ч. 2 ст. 173 УПК РФ говорится: «В начале допроса следователь выясняет у обвиняемого, признаёт ли он себя виновным, желает ли дать показания по существу предъявленного обвинения». По данным наших исследований в результате изучения уголовных дел было выявлено, что 7 % обвиняемых, не признавая свою вину или признавая её частично, дали полные, развёрнутые и достоверные показания. Такое расхождение связано с элементарной некомпетентностью допрашиваемых обвиняемых в понимании вины не как психологического отношения субъекта преступления к деянию и наступающим общественно опасным последствиям, а как внешних и внутренних детерминант совершения преступления. При этом не трудно себе представить, что немалое количество обвиняемых неверно с юридической точки зрения оценивают собственную виновность, оправдывая своё поведение внешними факторами (сложное материальное положение, негативное окружение, алкогольное опьянение и пр.). Поэтому законодатель, на наш взгляд, должен внести поправки не только в уголовно-процессуальный, но и в уголовный закон в части норм о деятельном раскаянии, активной помощи следствию, смягчающих наказание обстоятельствах, так как не оценка собственной виновности или, напротив, невиновности должна испрашиваться у обвиняемого, а признание им своей причастности к инкриминируемому преступлению.

При реализации задачи преодоления столкновения интересов или разногласий нельзя обойтись без диагностики основных психологических показателей, характеризующих возможную конфликтность. Распознаванию должна подвергаться не только сама ситуация взаимоотношений, возникающих между участниками следственного действия, но и предполагаемое поведение допрашиваемого, обыскиваемого и др. Предположительное установление возможных вариантов поведения указанных лиц может осуществляться уже на стадии подготовки к следственному действию и корректироваться в ходе его производства. В зависимости от предполагаемого поведения допрашиваемых можно подразделить на следующие категории: 1) ситуативно-конфликтные; 2) устойчиво-конфликтные; 3) бесконфликтные. Такое деление применимо и к другим участникам следственных действий.

Ситуативно-конфликтные допрашиваемые готовы занять конфликтную позицию в зависимости от складывающейся обстановки (информационного обеспечения следствия имеющимися доказательствами, уровня профессионализма лица, производящего расследование, психологических черт характера, темперамента участников процессуального действия и др.). Устойчиво-конфликтные участники следственного действия намерены занять позицию противодействия вне зависимости от складывающейся обстановки.