В результате взаимодействия надотраслевых образований, существующих в рамках международной и национальных правовых систем, возникают особые виды устойчивой правовой связи между этими системами. Внешнее выражение эти устойчивые правовые связи приобретают в виде формирования межсистемных надотраслевых образований.

Полемизируя с авторами, высказывающими различные точки зрения на правовую природу МЧП, диссертант приходит на первый взгляд к парадоксальному выводу о том, что все они правы. По его мнению, следует признать существование и национального международного частного права (ч.3 ГК РФ) как части национального надотраслевого образования (национального частного права), и международного частного права как надотраслевого образования (подсистемы) в международном праве, и МЧП как совокупного межсистемного продукта. Но только не в виде межсистемного комплекса, формируемого только по признаку объединения норм разных правовых систем (иначе для остальных МНО просто не остается места), а в виде совокупности норм таких специфических надотраслевых образований, какими являются частное право в международном (частном) праве и частное (международное) право в национальных правовых системах. В силу ограниченности терминологического аппарата все указанные МЧП стали обозначаться единым термином и оказались внешне неразличимыми друг от друга. Отсюда - путаница и бесконечные схоластические споры. Чтобы избежать их, национальное и международное частное право должны получить собственные наименования. Само же название "международное частное право", по мнению автора исследования, должно быть закреплено только за межсистемным надотраслевым образованием.

В число нормативных элементов МНО входят нормы национального права, нормы международного права, признаваемые данным государством или общим международным правом в качестве регулятора соответствующих отношений, и нормы иных национальных правовых систем, легитимно "допущенные" правом государства или нормами международных договоров данной страны к регулированию отношений с "иностранным элементом".

Если для международного права объединяющим базовым элементом служит международное публичное право (а для МПП - общее международное право), то для межсистемных надотраслевых образований такой объединяющий базовый элемент - право каждого отдельного государства. Отсюда множественность систем международного частного права и других подобных образований.

С возникновением МНО право по-прежнему делится на самостоятельные независимые правовые системы, но МНО также становятся элементами его структуры и, выступая в форме межсистемных правовых связей, обеспечивают взаимосвязанность и взаимозависимость основных элементов права, а также устойчивость всей структуры права в целом. При этом МНО не представляют собой ни самостоятельных правовых систем, ни примитивного арифметического единства разрозненных разносистемных норм. Это устойчивые образования, отличающееся, в свою очередь, взаимосвязанностью и взаимозависимостью собственных элементов. Их важнейшими признаками являются определенная целостность, элементный состав, наличие связи между элементами, их взаимодействие, наличие структуры, ее ядра, целей и функций образования в целом. Устойчивость, взаимосвязанность и взаимозависимость элементов МНО (несмотря на то, что они имеют известную самостоятельность) объясняются единым для каждого из них предметом и общими методами правового регулирования, существующей (как в рамках отдельных правовых систем, так и на межсистемном уровне) определенной иерархичностью норм, а также единством материального правового регулирования соответствующих отношений.

По мнению автора исследования, уже сегодня как сформировавшиеся МНО следует рассматривать МЧП и МАП. При этом он определяет международное частное право как межсистемное надотраслевое образование, объективно формируемое на основе национального права отдельных государств в виде совокупности коллизионных и материальных внутригосударственных и международно-правовых норм, направленных на урегулирование международных немежгосударственных отношений невластного характера. Соответственно, под международным административным правом им понимается аналогичное образование, нормы которого направлены на урегулирование международных немежгосударственных отношений властного характера.

Другие подобные образования, такие как международное уголовное право, международное процессуальное право и т.д., находятся в стадии формирования. В диссертации сделан вывод о том, что признаком зрелого МНО является широкое применение международно-правовых норм для регулирования соответствующих транснациональных общественных отношений.

Глава вторая "Механизм правового регулирования транснациональных отношений" посвящена исследованию особенностей комплексного регулирования международными и внутригосударственными нормами международных немежгосударственных отношений, дальнейшей разработке сложившейся в российской науке концепции разрешения коллизий разносистемных норм в процессе такого регулирования, а также вопросам взаимодействия правовых систем в механизме регулирования транснациональных отношений.

Вторая глава состоит из 2 параграфов.

В первом параграфе "Нормы международных договоров в механизме регулирования общественных отношений в России" рассматриваются вопросы приведения в действие международно-правовых норм на территории Российской Федерации. По мнению диссертанта, оно осуществляется в двух формах. Во-первых, это издание внутригосударственного нормативного акта (актов), регулирующего те же вопросы (и, в принципе, таким же образом), что и нормы международного договора. При этом международно-правовые нормы участвуют в регламентации общественных отношений, но непосредственно их не регулируют. Во-вторых, это санкционированное государством применение самих договорных норм в качестве регуляторов общественных отношений, когда они сами по себе наделяют субъектов отношений правами и обязанностями.

По поводу самой возможности выступления международно-правовых норм в качестве регуляторов немежгосударственных общественных отношений в науке международного права общего мнения не сложилось. При этом как среди сторонников, так и среди противников этой идеи единой общей позиции и аргументации также не было сформировано.

Полемизируя с одними авторами и выражая поддержку точкам зрения других, диссертант приходит к выводу, что непосредственное регулирование нормами международных договоров общественных отношений в России возможно. При этом не происходит какого-либо изменения формы и содержания таких норм, их "трансформации" в нормы внутреннего права, как не происходит и их включения в совокупность правовых норм, образующих национальное право нашего государства. По мнению автора, одной из причин неутихающей дискуссии между сторонниками и противниками теории трансформации является то, что те и другие не обращают внимания на разницу между внутригосударственными и транснациональными отношениями, считая регулируемые нормами международных договоров общественные отношения в России внутригосударственными. При этом они аргументируют свою позицию примерами не внутригосударственных отношений (в их чистом виде), а отношений именно транснациональных.

В ходе исследования диссертант приходит к выводу о том, что применение в России международно-правовых норм в качестве непосредственных регуляторов общественных отношений, как правило, возможно только в том случае, если эти нормы отвечают следующим требованиям:

они в достаточной степени детализированы;

они либо соотносятся с внутригосударственной нормой как специальная норма с общей (т.е. не устанавливают основ правового регулирования данных общественных отношений), либо регулируют отношения, которые не могут быть урегулированы нормами внутригосударственного права в одностороннем порядке, без договора.

Во втором параграфе "Вопросы взаимодействия правовых систем в механизме регулирования транснациональных отношений. Разрешение коллизий норм международных договоров и норм национального законодательства" диссертант, в соответствии с выдвигаемой им концепцией МНО, приходит к выводу, что в механизме правового регулирования транснациональных отношений в территориальных пределах каждого государства принимают участие нормы различных правовых систем. При этом транснациональные отношения могут регулироваться как исключительно нормами российской правовой системы, так и нормами двух, трех и более правовых систем.

Говоря о взаимодействии в рамках такого механизма внутригосударственного права различных стран, диссертант делает заключение, что приведение в действие норм иностранного права осуществляется в двух формах. В одних случаях (например, в силу коллизионных норм) нормы права иностранного государства сами могут выступать в качестве регуляторов транснациональных общественных отношений. При этом они включаются в механизм правового регулирования применяющего их государства. В других случаях при формулировании соответствующих национальных норм происходит только учет характера регулирования однотипных отношений в иностранном государстве или самого факта установления в нем определенных правил. При этом нормы права других государств как бы подключаются к правовой регламентации, но непосредственно в правовом регулировании транснациональных отношений участия не принимают.

Применение в России (на основании коллизионной нормы внутреннего законодательства или международного договора) того или иного положения иностранного права осуществляется по отношению к более узкому кругу общественных отношений, по сравнению с теми, которые регулируются соответствующими внутригосударственными нормами нашего государства. Таким образом, подобные нормы иностранного внутригосударственного законодательства при их применении в качестве регуляторов общественных отношений в России соотносятся с нормой российского права как специальная норма с общей нормой.

В механизме правового регулирования транснациональных отношений, по мнению соискателя, активное участие принимают и международно-правовые нормы, причем как опосредованно, так и выступая в качестве непосредственных регуляторов соответствующих отношений.

В том случае, когда для приведения в действие требований соответствующих международно-правовых норм государство издает внутригосударственный нормативно-правовой акт, регулирующий тот же вопрос, что и международный договор, проблемы коллизии между договорной нормой и нормой российского права возникать не должно, иначе это будет свидетельствовать о невыполнении государством своих международных обязательств. В том случае, когда в качестве регулятора транснациональных общественных отношений применяются сами международно-правовые нормы, возможность прямых коллизий между законом и договором сохраняется. Здесь преимущество в применении имеют нормы международного договора. Но рассматривать проблему таких коллизий следует не в плане общего "примата" международных норм над внутригосударственными, а так же, как и при коллизии с нормой иностранного права, в плане расхождения между общей и специальной нормой, регулирующими однородные общественные отношения.

В Разделе 2 "Субъекты отношений, регулируемых МНО" рассматриваются вопросы правового статуса субъектов транснациональных отношений. Он состоит из двух глав.

Третья глава "Физические и юридические лица как субъекты отношений, регулируемых МНО" посвящена наиболее острым и дискутируемым проблемам статуса этих обязательных субъектов транснациональных отношений. Это проблема международной и транснациональной правосубъектности физических и юридических лиц, особенности закрепления общего статуса человека в международном праве, а также принципы правового регулирования общего статуса иностранных граждан в России.

Третья глава состоит из трех параграфов.

В первом параграфе "Проблема международной правосубъектности физических (и юридических) лиц" анализируются различные точки зрения, высказанные в российской науке, на признание физических и юридических лиц субъектами международного права. Этот вопрос, по мнению автора исследования, имеет принципиальный характер, поскольку в случае своего положительного решения потребовал бы кардинальных изменений в общей теории международного права, в том числе на уровне самих основ, устоев этой правовой системы.

На основе критического анализа многочисленных суждений, высказанных в литературе по этому поводу, диссертант приходит к выводу, что индивиды и юридические лица не являются субъектами международного права. Свою позицию он обосновывает следующим.

Во-первых, как сторонники, так и противники международной правосубъектности индивидов при определении характера регулируемого отношения, субъекта правоотношения и субъекта права единодушны и отталкиваются от характера источника, в котором содержится регулирующая правовая норма. В основе рассуждений и сторонников, и противников международной правосубъектности индивидов лежит один и тот же тезис. По их мнению, любое общественное отношение, урегулированное непосредственно нормой международного договора, автоматически трансформируется в международно-правовое отношение, а их субъекты становятся субъектами международного (публичного) права. По мнению диссертанта, характер регулируемого отношения определяется предметом и методом его правового регулирования, а не природой источника права, в котором содержится норма, регулирующая данное общественное отношение. Нормы иной правовой системы (иной отрасли права) могут быть допущены к регулированию соответствующих общественных отношений, могут определять права и обязанности субъектов таких правоотношений. Но факт участия норм иной правовой системы (иной отрасли права) в регулировании таких общественных отношений не трансформирует их, не превращает эти отношения и их субъектов в отношения и субъектов иной правовой системы (или иной отрасли права).

Во-вторых, все авторы, пишущие на тему международной правосубъектности индивидов и юридических лиц, опускают тот факт, что международное право часто понимается как в широком, так и узком смысле (когда под международным правом понимается только МПП). На практике, говоря о международной правосубъектности индивидов и юридических лиц, они, в основном, спорят о том, выступают ли эти лица субъектами МПП, но сами при этом оперируют примерами и ссылками на те отношения, которые, хотя и регулируются международным правом, но не являются межгосударственными отношениями. МПП - это только часть международного права как системы правовых норм. Само международное право участвует в регулировании не только межгосударственных отношений, но и отношений транснациональных. И те, и другие являются видами отношений одной группы - международных отношений, но, несмотря на такое терминологическое единство, их правовая природа различна. В то же время, с формально-терминологической точки зрения (поскольку и те, и другие отношения являются международными), получается, что субъекты и тех, и других отношений обладают международными правами и обязанностями. Но права и обязанности субъектов МПП и права и обязанности индивидов, выступающих субъектами транснациональных отношений, - вещи разные. Так сложилось, что мы применяем к тем и другим отношениям единый обобщающий термин "международные", но это не означает их тождества.

Автор исследования приходит к выводу, что физические и юридические лица в рамках международных отношений могут быть субъектами только транснациональных отношений, которые, хотя и выходят за пределы юрисдикции государства и в этом смысле рассматриваются как международные, не являются международными межгосударственными отношениями межвластного характера, т.е. предметом правового регулирования МПП.

Выводы сторонников международной правосубъектности физических и юридических лиц основываются также на том, что они (опять же) делят все общественные отношения только на международные отношения, под которыми понимают исключительно межгосударственные отношения, и отношения внутригосударственные, как бы "забывая" о существовании транснациональных отношений. По мнению автора исследования, физические и юридические лица в рамках международных отношений могут обладать только транснациональной, но не международной правосубъектностью.

Кроме того, автор делает вывод, что, поскольку у транснациональных отношений нет собственной правовой системы и в их регулировании принимают участие нормы различных правовых систем, понятия "субъект права" и "субъект правоотношения" здесь не всегда совпадают. О полном совпадении этих понятий можно говорить только в рамках регулирования одной правовой системы.

Второй параграф "От прав и свобод человека и гражданина к его статусу: необходимость изменения концептуальных подходов" посвящен проблеме закрепления в международном праве общего статуса физических лиц.

Диссертант отмечает, что часть их общего правового статуса в виде фундаментальных прав и свобод человека нашла свое закрепление в международном праве. Само такое закрепление прошло несколько этапов, но каждый из них имел общий концептуальный подход в том смысле, что для достижения главной цели единое понятие статуса человека было искусственно расчленено. Из него была выделена только одна часть - права и свободы, в ущерб других составляющих этого понятия, прежде всего, обязанностей человека. Такой концептуальный подход в конкретных исторических условиях принятия соответствующих международных документов был оправдан.

Сегодня поставленная задача выполнена и ситуация коренным образом изменилась: время борьбы за само признание (нормативное закрепления этого признания) на международной арене прав человека и основных свобод прошло. Теперь не нужно доказывать то, что и так является общепризнанным. Диссертант обосновывает положение о том, что пришло время менять акценты, концептуальные подходы к регламентации соответствующих вопросов. Объективные и субъективные причины искусственного вычленения из статуса человека только его прав и свобод отпали. Оправданный в конкретных исторических условиях концептуальный подход одностороннего закрепления элементов статуса человека становится неоправданным в современных условиях. Сформулированные в международных документах возможность ограничения со стороны государства предоставляемых человеческому индивиду прав и свобод и призывы к их самоограничению представляются автору исследования недостаточными. По его мнению, сегодня необходим переход к новому этапу - разработке и принятию общепринятых мировых стандартов статуса человека, включающего в свое содержание не только права и свободы, или, скажем, принципы формирования этого статуса, или гарантии провозглашенных прав и свобод, но и обязанности человека и гражданина. Цели, поставленные в свое время в этой области, достигнуты, и дальнейшее следование сложившемуся "перекосу" неоправданно. В числе таких обязанностей предлагается закрепить положения о том, что каждый человек обязан исполнять существующие законы, уважать права других членов общества, подчиняться законным требованиям представителя власти и т.п.

Одностороннее закрепление только части правового статуса человека в виде его прав и основных свобод не может продолжаться бесконечно. В противном случае это неизбежно приведет к другой крайности - представлению о правах и свободах как о вседозволенности. Любые попытки пресечения злоупотреблений предоставленными правами начнут рассматриваться (и часто уже рассматриваются) чуть ли не как противоправные ограничения самих этих прав и свобод. Диссертант предлагает взять за образец Конституцию России, в которой, в частности, зафиксированы не только права человека и гражданина, но и их обязанности. Такие, например, как обязанность беречь памятники истории и культуры, охранять природу, платить законно установленные налоги и сборы, соблюдать Конституцию и основные законы, заботиться о детях и нетрудоспособных родителях и т.д.

В диссертационной работе отмечается, что вопрос о закреплении в международном праве не только прав и свобод, но и обязанностей человека, не является умозрительным или чисто теоретическим. Так, если в национальном праве закреплена повышенная юридическая защита полицейского, то в международно-правовой области таких норм практически нет. Автор приходит к выводу о том, что права полицейского не закреплены в международном праве потому, что им должен корреспондировать целый ряд обязанностей рядовых граждан, который в международном праве нормативно не закреплен.

Одновременно диссертант указывает, что следует разработать и принять общепризнанные стандарты обязанностей государства по защите прав и свобод человека. Предлагается включить в единый документ соответствующие обязанности государств, как уже сформулированные в разрозненных универсальных международных документах, так и отсутствующие в них. По мнению автора исследования, среди таких обязанностей можно было бы указать обязательства в области осуществления правосудия, обязанность возмещения вреда, причиненного незаконными действиями государственных должностных лиц, обязанность ознакомления с документами, непосредственно задевающими права и свободы каждого, обязанность информации о состоянии окружающей среды и т.д.

Параграф третий "Принципы правового регулирования общего статуса иностранных граждан" посвящен рассмотрению основополагающих начал, положенных в основу формирования и регулирования правового статуса одного из основных субъектов международных немежгосударственных отношений - иностранных граждан.

В работе отмечается, что явления, рассматриваемые в литературе в качестве видов правовых режимов иностранных граждан, представляют собой:

либо принципы их общего правового статуса (принцип национального режима);

либо принципы специального правового статуса определенной категории иностранных граждан (принцип наибольшего благоприятствования);

либо заменяющие принцип национального режима дискриминационный принцип или принцип установления особых привилегий;

либо изменение конкретной совокупности принципов правового положения иностранных граждан применительно к их различным категориям и (или) различным отраслям правового регулирования.

В силу этого автор исследования делает вывод о том, что так называемые виды правовых режимов иностранных граждан не отражают ни самой совокупности прав и обязанностей этих лиц, ни особенностей их правового положения в государстве пребывания в целом.

Принципы правового положения иностранных граждан в целом тождественны основным принципам правового положения личности в нашем государстве за исключением одного из них - принципа равенства. На уровне иностранных граждан он одновременно проявляется в трех взаимосвязанных, но самостоятельных принципах:

в национальном принципе, направленном, прежде всего, на установление равенства иностранных граждан с гражданами России;

в принципе осуществления межгосударственной взаимосвязи, направленном, прежде всего, на установление (в пределах возможного) равного правового положения иностранных граждан в России и граждан Российской Федерации за рубежом;

в принципе равенства иностранных граждан перед законом, направленном, прежде всего, на установление юридического равенства самих иностранных граждан, находящихся на территории России, между собой.

Диссертант подчеркивает, что только эти три принципа, появляясь на уровне правового регулирования положения иностранных граждан в Российской Федерации, относятся к их общему правовому статусу. Исходя из принадлежности иностранных граждан к той или иной категории, Россия предоставляет отдельным группам иностранных граждан специальные права (режим наибольшего благоприятствования) или устанавливает для них дополнительные обязанности. Однако такое "неравенство" проявляется только на уровне специальных (групповых) и индивидуальных правовых статусов иностранных граждан. По мнению автора исследования, их установление применительно к общему правовому статусу иностранных граждан означало бы нарушение принципа юридического равенства.

Глава четвертая "Государство как субъект отношений, регулируемых МНО" посвящена рассмотрению вопросов правосубъектности государств как участников транснациональных отношений, поскольку в такие отношения государства могут вступать и как публичный, и как частный субъект, как государство в целом, так и в своей части, в виде субъектов федерации.

Четвертая глава состоит из 2 параграфов.

В первом параграфе "Международная правосубъектность федеративных государств и членов федерации" отмечается, что вопросы международной правосубъектности субъектов федерации нуждаются в некотором переосмыслении. Общепринятым на сегодня считается мнение о том, что субъекты федерации не могут рассматриваться как государство, поскольку утрачивают суверенитет. В федеративных государствах субъектом международного (публичного) права является федерация в целом, а члены федерации могут вступать в международные межгосударственные отношения только в пределах, установленных самой федерацией, если, конечно, такие полномочия субъекту федерации вообще предоставляются.

Однако в ходе исследования диссертант приходит к выводу, что при определенных условиях субъекты федерации все-таки могут обладать ограниченной международной правосубъектностью, быть производными субъектами международного права, давно известными как категория. При этом их международная правосубъектность является ограниченной, носит производных характер, но как таковая все-таки может существовать, так же, как, например, существует международная правосубъектность у международных организаций или у конфедераций. В то же время правосубъектность производных субъектов международного права не идентична международной правосубъектности государств, поскольку не проистекает из государственного суверенитета.

Одновременно в диссертации отмечается, что между понятиями "суверенитет" и "исключительные права" существует значительное различие. Так, суверенитет государства заканчивается на линии внешней границы территориальных вод, т.е. на линии границы государства, но в прилежащей зоне, исключительной экономической зоне и на континентальном шельфе существуют признаваемые международным правом исключительные права прибрежного государства. Таким образом, на эти территории продолжает частично распространяться его юрисдикция.

Отсутствие у субъектов федерации суверенитета не означает невозможности для них заключения международных соглашений. В ходе исследования автор приходит к выводу, что международные соглашения субъектов РФ все-таки представляют собой именно международные договоры, пусть и со своей спецификой: это международные, но немежгосударственные договоры. То, что формально право заключения международных договоров субъектам нашей федерации не предоставлено, не соответствует фактическому положению, фактически предоставленным им правам.

С другой стороны, соглашения, заключаемые субъектами федерации, не могут приравниваться к межгосударственным (межправительственным, межведомственным) международным договорам, поскольку их правосубъектность не идентична правосубъектности государств и они не могут выступать в роли суверена. Диссертант приходит к заключению, что по своей сути эти соглашения являются административными договорами, осложненными "иностранным элементом", и предлагает рассматривать их как международные административные договоры.

Во втором параграфе "Теории абсолютного и "функционального" иммунитета государств и необходимость изменения концептуальных подходов к ним в российском законодательстве" рассматриваются вопросы, связанные с признанием существования судебных иммунитетов государств, в частности, при рассмотрении споров, возникающих в рамках регулирования МЧП и МАП. В диссертации критикуется позиция сторонников абсолютного иммунитета государств и обосновывается необходимость полного законодательного перехода России на позиции так называемого "функционального иммунитета". Таким образом, в рамках МЧП никаких особых иммунитетов у государства как участника соответствующих отношений быть не должно. В то же время в рамках МПП и МАП, поскольку речь идет об отношениях публичного порядка, такие иммунитеты должны продолжать существовать.

В диссертации делается вывод о том, что для России вопрос о переходе к концепции ограниченного иммунитета давно назрел и определенные шаги в этом направлении уже сделаны. Автор поддерживает идею о том, что наиболее безболезненным способом окончательного решения этой проблемы могло бы стать принятие Федерального закона РФ "Об иммунитетах иностранных государств".

Раздел 3 "Источники межсистемных надотраслевых образований" посвящен рассмотрению основных теоретических проблем, связанных с определением источников МНО, формируемых как в рамках международного, так и национального права и их особенностей. Раздел состоит из двух глав.

В главе пятой "Международные договоры как источники МНО" исследуются проблемы формирования источников МНО, связанные с участием в регулировании транснациональных отношений норм международного права. В ней также уделяется внимание проблеме признания различных видов договоров с участием государства в качестве источников правовых норм, регулирующих транснациональные отношения.

Пятая глава состоит из двух параграфов.

Параграф первый "Пункт 4 ст.15 Конституции России: проблемы теории и практики" посвящен проблеме признания общепризнанных принципов и норм международного права, а также международных договоров России частью российской правовой системы.

Первоначально диссертант обращается к общим вопросам соотношения англосаксонской и романо-германской правовых семей. В частности, им отмечается разный подход этих правовых семей к нормам общего международного права и международным договорам. Государства англосаксонской правовой семьи не делают различий между национальной правовой системой и системой правового регулирования, существующей в государстве. Все применяемое право для них представляется однородным. Поэтому нормы международных договоров рассматриваются их доктриной как часть права соответствующего государства. При этом на все нормы, принимающие участие в регулировании общественных отношений в стране, вне зависимости от их правовой природы, в равной мере распространены общие принципы построения правовой системы. В частности, принцип "последующий по времени нормативный акт отменяет предыдущий". Так, в случае издания внутреннего акта, противоречащего уже действующему международному договору, применению судом подлежит именно национальный закон, как более поздний по принятию. Таким образом, в вопросах правоприменения они не признают преимущества норм международных договоров над национальным законодательством. Некоторое изменение в этих подходах наблюдается только в последние годы.

Государства континентальной системы права, допуская, в силу отсылочных норм, нормы международных договоров в качестве регуляторов транснациональных общественных отношений, фактически не рассматривают их как часть своего национального права, своей национальной правовой системы. Не отрицая самой возможности реального участия международно-правовых норм в регулировании таких отношений, эти государства считают, что нормы международных договоров остаются нормами иной - международной - правовой системы, а следовательно, не входят в национальную правовую систему. Единственной нормативной составляющей национальной правовой системы для них являются только нормы национального права.

В диссертации акцентируется внимание на том, что такое выделение международно-правовых норм в отдельный комплекс позволяет этим государствам без нарушения целостности национальной правовой системы установить приоритет норм одной правовой системы над другой. При этом речь идет не об иерархической подчиненности норм единого правового поля, в том виде, в каком она существует в рамках национального законодательства, а именно о преимуществе норм одной - международной - правовой системы, правомерно ставших обязательными для данного государства, над нормами другой - национальной - правовой системы.

Это позволяет автору утверждать, что п.4 ст.15 Конституции РФ содержит в себе глубокое внутреннее противоречие. Он одновременно закрепляет, с одной стороны, одну из основ континентальной правовой семьи - преимущество норм международных договоров над национальными нормами права, а с другой - прямо противоположный тезис англосаксонской правовой семьи - объявляет и национальные, и договорные нормы единым правовым полем, включая нормы международных договоров в национальную правовую систему. Если принять буквально положение о том, что нормы международных договоров являются частью нашей правовой системы, то следует изменить и наши представления о действии нормативного акта во времени. Принятые в последующем национальные нормативные акты по тому же вопросу, по логике вещей, в случае коллизии с договорной нормой должны изменять правовое регулирование общественных отношений, как это существует в странах англо-саксонской правовой семьи. На самом деле этого не происходит.

Автор подробно рассматривает историю возникновения этого парадокса. По его мнению, здесь Россией, как и многими другими государствами, за образец была взята ст.25 Основного закона Германии. Поскольку Конституция Германии разрабатывалась и принималась под сильным влиянием оккупационных сил, и в частности США, то, по мнению диссертанта, именно они привнесли в разрабатываемый проект Конституции Германии - государства с принципиально другой (континентальной) правовой системой - один из элементов своей правовой системы - включение в национальную правовую систему норм международного права. В результате возник симбиоз, созданный из основополагающих, но взаимоисключающих тезисов двух разных правовых семей.

Кроме того, при принятии ст.25 Основного закона ФРГ не было принято во внимание то, что ни в международном праве, ни в национальном законодательстве какого-либо государства на тот момент не существовало, как не существует и сегодня, ни определения, ни конкретного перечня этих самых "общих норм международного права". Об общепризнанных нормах и принципах международного права, как отмечается в работе, даже сегодня можно говорить только как о правовом явлении, находящемся на начальной стадии своего становления и развития. Поэтому за внешней привлекательностью и даже политической эффектностью приведенной формулировки Основного закона ФРГ, как и п.4 ст.15 Конституции России, скрывается юридическая фикция.

В диссертации акцентируется внимание еще на одном обстоятельстве: Основной закон ФРГ принимался в условиях перехода от тоталитарного (фашистского) политического режима к демократическому политическому режиму, когда закрепление демократических ценностей приобретает особую остроту. Если стрелка барометра политического режима была сильно отклонена в одну сторону, при изменении ситуации почти неизбежно стремление до максимума отклонить ее в другую. Этот "фактор перехода" стал определяющим и для других стран континентальной системы права, воспринявших указанную формулировку. Так, Конституция Австрии была принята в той же исторической ситуации, что и Основной закон ФРГ. Конституция Греции была принята сразу после падения режима военной диктатуры "черных полковников", Конституция Испании - после конца диктаторского режима генерала Франко, Конституция Португалии - после свержения фашистского режима и т.д. Попав в сходную ситуацию, они, в условиях неуверенности, недооценки, а часто и простого игнорирования собственного понятийного аппарата, воспринимали положения ст.25 Основного закона ФРГ в качестве "опробованного временем образца" при разработке соответствующих положений собственных конституций. В других странах с континентальной системой права, где принятие новых конституций не сопровождалось существенным изменением политического режима, несмотря на то, что их конституции также были приняты в послевоенное время, формулировки, подобные ст.25 Основного закона ФРГ, отсутствуют. Конституция Российской Федерации, как и конституции других бывших стран "социалистического лагеря", также принималась в условиях перехода от авторитарного к демократическому политическому режиму. После своего принятия она, в свою очередь, стала образцом для конституций целого ряда других государств, возникших на постсоветском пространстве.

В диссертации отмечается, что субъективное привнесение в правовую систему одной правовой семьи "инородных" основ другой объективно породило серьезные проблемы и в теории, и в правоприменительной деятельности. Результаты проведенного исследования позволили автору сформулировать вывод о том, что формулировка п.4 ст.15 Конституции РФ является правотворческой ошибкой и тезис о включении общепризнанных принципов и норм международного права в национальную правовую систему России следует исключить из Конституции.

Параграф второй "Договоры с участием государства. Общетеоретические проблемы административного договора" в основном посвящен различным видам договоров государства, нормы которых в той или иной мере принимают участие в регулировании транснациональных отношений. При этом основное внимание уделено малоисследованному в науке вопросу - административным договорам, их содержанию и правовой природе.

С точки зрения диссертанта, основная проблема здесь заключается в том, что те немногочисленные авторы, которые обратились к административному договору, его правовой сущности как предмету исследования, в целом исходя из верных посылок, в финале постоянно приходят к взаимоисключающим выводам.

По мнению диссертанта, сложившаяся ситуация, прежде всего, связана с тем, что большинство авторов вкладывает в понятие "административный договор" различное содержание, поскольку при этом отталкиваются от разных характеристик тех договоров, которые не являются гражданско-правовыми договорами в их чистом виде. В качестве таких отправных основ диссертант называет, во-первых, нормативный договор, в том числе как источник права, во-вторых, публичный договор и, в-третьих, соглашение с участием государства.

В работе отмечается, что все соглашения с участием государства можно условно разделить на две категории: международные соглашения и административные соглашения.

По своей природе международные соглашения, в свою очередь, можно разделить на международные договоры и международные контракты.

Заключая международные договоры, государства выступают как публичные субъекты, осуществляющие свои полномочия в области реализации своих суверенных прав в осуществлении внешних государственных функций. Предметом их правового регулирования часто являются транснациональные отношения. Отличие международного договора (соглашения) от гражданско-правового договора идет по предмету правового регулирования (международные отношения), по субъектам, его заключающим, и по тому факту, что международный договор - не индивидуальный правовой акт, поскольку является нормативным договором. От административных договоров международные договоры отличает, во-первых, то, что заключающие их стороны осуществляют свои полномочия в области реализации не публичной власти вообще, а государственного суверенитета в области внешних отношений. Во-вторых, международные договоры отличает всегда существующее формальное равенство заключающих его субъектов, автономия воли сторон, свобода заключения договоров и др. То есть по методу правового регулирования такие соглашения сходны с гражданско-правовым договором.

Международные контракты - соглашения, заключаемые властными органами (публичными субъектами) одного государства с физическими или юридическими лицами другого государства. Предмет международного контракта носит гражданско-правовой (в широком смысле этого слова) и/или административно-правовой характер. До настоящего времени в науке не сложилось единого мнения о юридической природе таких контрактов. Одни авторы отрицают их административную природу, считая их исключительно соглашениями гражданско-правового порядка, другие пошли по пути полного отрицания гражданско-правовых составляющих подобных контрактов и рассматривают их как разновидность административных актов.

По мнению диссертанта, международный контракт не является ни гражданско-правовым договором, ни внешнеэкономической сделкой, ни административным актом. Это контракт публичного субъекта и частного лица, регулирующий отношения с так называемым "иностранным элементом".

Между международным контрактом и гражданско-правовым договором действительно есть много общего, но между ними есть и существенные отличия. Это, прежде всего:

особый порядок заключения международного контракта;

присутствие в регулируемых контрактом отношениях так называемого "иностранного элемента";

комплексный характер регулирования отношений, возникающих на основе контракта;

наличие в контрактах условий, которые во внутригосударственных сделках, как правило, не упоминаются (использование иностранной валюты, условия конфиденциальности, оговорка о применимом праве, арбитражная оговорка, особый порядок вступления в силу и др.);

особый порядок рассмотрения споров.

Отличие международного контракта от внешнеэкономической сделки, по мнению автора исследования, идет по следующим направлениям:

контракт заключается не частными лицами. Одной его стороной всегда выступает публичный субъект - государство или орган, действующий от имени государства в рамках делегированных полномочий. Это признак является определяющим;

контракт может содержать отступления от законодательства, например, в налоговой, таможенной и других сферах, в том числе такие, которые не предусмотрены международными договорами. В частности, в договорах об иностранных инвестициях по так называемой "дедушкиной оговорке" второй стороне государством могут предоставляться дополнительные права в налогообложении, по сравнению с иными физическими или юридическими лицами. Частные лица подобных отступлений от требований законодательства своим контрагентам предоставить не могут;

уже на стадии заключения контракта при формальном равенстве сторон всегда присутствует фактическое неравенство: от формально признаваемых привилегий государства (решение вопроса о применяемом праве) до особых прав публичного субъекта, заранее "предусмотренных" законодательством соответствующего государства. Последние могут включать преимущества и особые полномочия публичного субъекта по изменению или прекращению договора, дополнительному контролю над его исполнением контрагентом, особый характер и процедуру наложения санкций, особенности в рассмотрении споров и др.

Сравнивая международный контракт с международным договором, диссертант отмечает, что общим для них является то, что они заключаются между субъектами из разных стран и регулируют отношения, выходящие за пределы одного государства. При этом один из субъектов контракта - публичный субъект - реализует свои особые полномочия именно в области внешних государственных функций. Но международные контракты - это не международные договоры. Их характеристики не совпадают ни по субъектам, ни по источникам регламентации, ни по характеру регулируемых отношений.

В диссертации сделан вывод о том, что международный контракт, являющийся соглашением с участием государства, тем не менее, нельзя считать ни нормативным, ни публичным договором. По своей правовой природе он должен быть отнесен к сфере правового регулирования не МЧП, а МАП.

При заключении административных соглашений публичный субъект реализует свои полномочия на заключение договоров, предмет которых не выходит за пределы внутригосударственных отношений. По своей природе административные соглашения можно подразделить на административные договоры, административные контракты и административные пакты.

Диссертант определяет административные договоры как соглашения, заключаемые между публичными субъектами государства, когда обе стороны выступают как субъекты, реализующие полномочия по выполнению внутренних государственных функций. Это позволяет сделать вывод о том, что все административные договоры - это публичные договоры. В тех случаях, когда они выступают формой закрепления норм права, административные договоры являются нормативными договорами. Однако, являясь публичными договорами, не все административные договоры считаются нормативными.

Как источник права административный договор не получил до настоящего времени широкого распространения. Во многом это связано с отсутствием общей регламентации вопросов его заключения, исполнения и прекращения. В то же время административные договоры все чаще выступают в качестве одной из форм регулирования государственно-управленческих отношений.

В диссертации отмечается, что административные договоры не являются исключительной прерогативой административного права. Они выступают (могут выступать) источниками и иных отраслей публичного права, где существуют властные отношения между субъектами.

Административный договор обычно не обеспечен судебной защитой и неисполнение одной или обеими сторонами взятых на себя обязательств не влечет применения имущественных санкций. Тем не менее за нарушение административного договора возможно не только применение мер дисциплинарного взыскания или наказания общественного, политического характера, но и мер воздействия материального, финансового плана.

Административные контракты - это соглашения, заключаемые между публичными субъектами одного государства с гражданами и юридическими лицами этого же государства. Это и государственные контракты на поставку товаров, выполнение работ и оказание услуг для государственных и муниципальных нужд, и контракты с военнослужащими, и контракты с государственными служащими, и контракты в области природопользования, управления федеральным имуществом, осуществления инвестиционного налогового кредита, охраны органами внутренних дел народно-хозяйственных и культурных объектов и др.

В диссертации подчеркивается, что в отличие от административных договоров административные контракты не могут быть ни публичными, ни нормативными.

Административные контракты крайне многообразны. Но всех их объединяет субъектный состав и их юридическая двойственность. Такая двойственность проявляется, прежде всего, в сочетании договорных начал и административно-правового регулирования. Так, по мнению автора исследования, в основе правовой регламентации всех этих контрактов лежат гражданско-правовые нормы, в широком их понимании, т.е. включающие не только обязательственное право, регулируемое ГК РФ, но и соответствующие нормы трудового и даже семейного права. Однако в рамках других отраслей права в ходе регулирования с помощью договорных начал общественных отношений, основанных на власти и подчинении, нормы конституционного, административного, финансового, природоресурсного, земельного и других отраслей права приобретают по отношению к этим основам характер специальных норм. Поскольку специальные нормы имеют преимущество перед нормами общего порядка, можно говорить о том, что нормы именно этих отраслей составляют нормативную базу соответствующих административных контрактов. Нормы же гражданского (трудового, семейного) права продолжают действовать только в той части, в какой они не противоречат этим специальным нормам. Констатируя это, автор исследования отмечает, что все попытки урегулировать эти отношения исключительно с помощью гражданского или административного права приводят только к возникновению новых юридических сложностей.

Изменение подходов в правовом регулировании объясняется тем, что гражданско-правовые договоры и административные контракты регулируют разные общественные отношения.