Системная среда уголовного права

В практическом отношении проделанная работа может представлять интерес: для парламента России - в плане расширения системного кругозора, нахождения более адекватных решений по борьбе с преступностью и снятия межотраслевых коллизий благодаря опоре на большее число детерминант отраслевого закона; для сотрудников правоохранительных органов и правозащитников - как информационная и методическая помощь по преодолению трудностей с пониманием социальной обусловленности отдельных норм и предельных возможностей уголовно-правового регулирования; для преподавателей вузов и научных работников - в части уточнения традиционных представлений о системе и структуре отрасли, внесения корректив в содержание лекций, разработки специальных курсов.

Апробация результатов исследования. Сам ход работы над темой и, в большей степени, её итоги представлялись автором профессиональному сообществу в различных формах и в различных инстанциях. 1. Многолетнее увлечение социальной обусловленностью уголовно-правовых технологий и возможностями облагораживания карательной деятельности государства последовательно актуализировалось нами в нескольких монографиях, которые показывали зависимость отрасли от окружающей среды (от экономики - исследование о контрабанде; от морально-канонических ограничений - исследование о нравственно-религиозных основах уголовного права; от мировых стандартов - исследование о связи российского и международного уголовного права; от социальной психологии - исследования о преступном бездействии и памяти) или демонстрировали вспомогательное предназначение отдельных частных методов (исследование о классификации преступлений) или их союзов (исторический компаративизм - исследование о генетической связи римского и современного уголовного права). Всего по теме диссертации нами опубликовано более 70 работ общим объёмом свыше 280 п.л., в том числе: 7 монографий; трёхтомник «Система и структура уголовного права»; 3 учебных пособия, из которых два получили одобрение отраслевого УМО по юриспруденции; главы в комментариях к УК и УИК РФ, в учебниках по Общей и Особенной части уголовного права, по теории государства и права; 21 материал по итогам участия в международных и всероссийских конференциях; 19 статей в ведущих рецензируемых журналах и изданиях, в которых должны быть опубликованы основные научные результаты диссертации на соискание ученой степени доктора юридических наук.

2. Автор - непременный участник отраслевых конгрессов и конференций в крупнейших вузах страны (МГУ, МГЮА, УрГЮА, СПбГУ), где им докладывались диссертационные позиции по вопросу о социальной обусловленности отрасли. 3. Нами по просьбе судей КС РФ подготовлено 4 экспертных заключения по рассматриваемым Судом делам (по запросу Останкинского межмуниципального районного суда г. Москвы и жалобам гр-н Д.А. Скородумова, А.А. Шевякова и Л.М. Запорожец). 4. Соискатель в период работы над темой входил в состав Экспертного совета по судебно-правовой реформе и правоохранительной деятельности при Полномочном представителе Президента РФ в Южном федеральном округе, научно-консультативного совета при прокуратуре Ростовской области, комиссии по правам человека при Администрации г. Ростова-на-Дону, где готовил экспертные заключения и аналитические записки, а также рецензировал законопроекты, за что поощрялся. 5. Материалы диссертации используются автором при чтении курса «Общей части уголовного права» и таких дисциплин специализации, как «Уголовная политика» и «Международное уголовное право» в Северо-Кавказской академии государственной службы.

Структура диссертации предопределена целями, задачами, избранной методикой исследования, достигнутой ступенью развития отраслевой доктрины и её традициями, в результате чего она (структура работы) состоит из введения, пяти глав, включающих 15 параграфов, заключения и библиографического списка из 657 позиций. Общий объём текста - 460 машинописных страниц (с учётом библиографии).

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении к работе обосновывается актуальность избранной темы исследования, показывается современная степень её научной разработки, объявляются объект, предмет, цель, задачи, методология, а также теоретический и эмпирический фундамент диссертации, постулируется её научная новизна, формулируются основные научные положения и предложения de lege ferenda, выносимые на защиту, излагается (в понимании автора) теоретическая и практическая значимость проведённого исследования, приводятся данные о предварительной (до защиты) апробации результатов диссертации в профессиональном сообществе криминалистов, оглашается структурная композиция исследования.

В небольшом предисловии к первой главе («Конституция и уголовное право») отмечается, что в общем нормативном массиве страны Конституции принадлежат важные управленческие или системостроительные качества; она консолидирует внутригосударственное законодательство, определяет принципы пропуска в национальное правоприменение международных правил, служит средством защиты граждан от чиновничьего произвола и законодательных ошибок, неоправданно затрудняющих общественную и личную жизнь.

Первый параграф главы - «Наука о средообразующем значении Основного закона» - посвящен анализу доктринальных взглядов на местоположение Конституции в правовой системе общества и её детерминирующему влиянию на уголовное право. При этом автор ставит вопрос о допустимости предварительной конституционной экспертизы готовящихся нормативных решений. Эта работа составляет, конечно же, обязанность парламента, но он в значительной степени озабочен общесоциальной и политической детерминацией законопроектов; предложения же учёных (И.В. Котелевская и др.) о возложении экспертной нагрузки на КС РФ власть в 90-х гг. не приняла, предписав последнему только «негативное правотворчество». Наше предложение - ограничиться предварительной экспертизой в Конституционном Суде РФ всех ФКЗ и только тех ФЗ, которые в наибольшей степени способны влиять (ограничивать, нарушать, искажать) на реализацию конституционных прав и свобод граждан. Очевидно, что Уголовный кодекс и добавки к нему входят в число подобных нормативных актов (Е.Б. Пашуканис).

При рассмотрении взаимосвязи Основного и отраслевого законов в диссертации особо оцениваются мысли о: недоработках законодателя как причине прямого действия Конституции (Н.И. Пикуров); признании Конституции не только материальным (духовным, ориентирующим), но и формально-юридическим (обязывающим в конкретных уголовных делах) источником отрасли (Г.Р. Гарипова, Ю.В. Голик, А.В. Денисова, М.В. Кирюшкин, Н.Ф. Кузнецова, К.В. Ображиев, Т.Ю. Орешкина, В.Д. Филимонов); нереализованных конституционных идеях в УК РФ (О.В. Борисова, А.Н. Игнатов, Т.В. Клёнова, Н.Ф. Кузнецова и др.); поисках (благодаря конституционному закреплению) возможностей реализации в УК самых важных процессуальных принципов (толкование сомнений о виновности в пользу подозреваемого - А.Г. Кибальник; презумпции невиновности - Б.Т. Разгильдиев).

В работе подчеркивается, что для совершенствования конституционных основ УК РФ очень полезно знать, как идёт унификация базовых идей по борьбе с преступностью в конституциях европейских государств. Диссертант предлагает, чтобы Россия приняла на вооружение следующие континентальные тенденции по гармонизации конституционного и уголовного законодательства: а) производство уголовного правотворчества только квалифицированным составом парламента; б) регламентация именно на конституционном уровне исключительных норм по борьбе с преступностью (обстоятельства, исключающие преступность деяния, амнистия и помилование, экстрадиция, сроки давности преследования); в) установление в Основном законе общих целей и гуманитарных ограничений по применению отдельных наказаний, а равно существенное сокращение иммунитетов от уголовной ответственности.

Оценив высказанные в науке и практике претензии процедурного и нравственно-политического порядка к деятельности нашего парламента (Л.Л. Кругликов, Н.Ф. Кузнецова, С.Ф. Милюков), диссертант предлагает, чтобы все законы по борьбе с преступностью в силу их конституционной важности и потенциальной опасности для прав и свобод граждан в последующем правоприменении имели статус ФКЗ; усложнённая процедура их принятия поднимет ответственность всех причастных к формированию уголовно-правовых предписаний инстанций и лиц. Кроме того, при таком подходе (УЗ > ФКЗ) появляется дополнительная причина для возложения на Конституционный Суд страны обязанности предварительной экспертизы подобной (ограниченной) группы законопроектов.

Анализ «проверочной практики КС РФ» (§ 2 главы) показал, помимо прочего, что данная инстанция, как и Европейский Суд по правам человека, достигла того критического «порога насыщения» делами, когда настоятельно требуется повышение качества юридического обслуживания населения внутри страны. Автор объясняет причину сравнительно редкого обращения КС к анализу норм УК РФ Ему посвящены менее 3% постановлений и 2% определений КС РФ, проверено всего 9 статей кодекса и ни одна из них прямо не признана противоречащей Основному закону страны. тем обстоятельством, что по логике проверять в первую очередь надлежит созидательные, а не обеспечительные отрасли, а низкий процент «конституционного брака» в УК предопределён его придирчивой правозащитной критикой, упреждающей проверочную деятельность КС РФ.

Соискатель подробно (30 страниц текста) комментирует решения КС по жалобам гр-н Д.А. Скородумова и А.А. Шевякова, жалобам целых групп граждан и запросам Советского районного суда г. Челябинска и Останкинского межмуниципального суда г. Москвы, жалобе гр-ки Л.М. Запорожец, а также жалобам гр-на А.К. Айдарова и других Соответственно: Вестник Конституционного Суда РФ. 2001. № 3; Собрание законодательства РФ. 2001. № 23. Ст. 4208; Собрание законодательства РФ. 16.07.2001. № 29. Ст. 3059; Вестник Конституционного Суда РФ. 2003. № 3; Собрание законодательства РФ. 05.05.2003. № 18. Ст. 1748; Собрание законодательства РФ. 01.05.2006 г. № 18. Ст. 2058.. Сделать это было относительно легко, поскольку почти на половину петиций (4) автором готовились экспертные заключения. В результате той (предварительной) аналитической работы и последующих размышлений диссертант согласился с «приговором» КС по делу Д.А. Скородумова, но по другим мотивам, чем указано в итоговом определении. Очень плохо, что законодатель по итогам слушаний в КС упразднил МРОТ для уголовно-правовых целей вовсе: во-первых, мы утратили уникальный межотраслевой регулятор и общую координату для правовой оценки жизни; во-вторых, МРОТ был закреплён и остаётся в тексте самой Конституции (ч. 2 ст. 7); в-третьих, не все характеристики (последствия) преступлений, даже в условиях рынка, можно измерить рублём; МРОТ суть более гибкая и социально-ориентированная единица оценки общественной опасности, чем сухой денежный эквивалент.

По делу А.А. Шевякова автор ориентировал КС на признание ст. 265 УК неконституционной и указывал в своём заключении, «сверх» доводов самой жалобы заявителя, на сомнительность криминализации умышленного поведения лица, содействующего завершению его же неосторожного преступления, а также на дублирование в УК административной ответственности за оставление места ДТП. В общем, очевидное отступление отраслевой нормы от гуманитарного духа Конституции предопределяет отрицательный ответ на вопрос: а нужна ли для решения задач борьбы с современной преступностью ст. 265 УК? Находим, что законодатель поступил правильно, упразднив этот состав позже.

В серии слушаний по конституционности постановлений Госдумы об амнистии наибольший интерес должны вызывать вопросы отраслевого статуса этих актов, а равно допустимости каких-либо ограничений парламента в вопросах амнистирования преступников. Работа парламента лишний раз подтвердила 1) опасения криминалистов по поводу плохих последствий вмешательства других ветвей власти в типовую работу юридической машины и 2) господствующее в отраслевой доктрине мнение о конституционно-правовой природе амнистии и помилования. Очень хорошо, что КС «объявил замечание» Госдуме по поводу её неумения «взвешивать конкурирующие конституционные ценности».

Наше исследование показывает, что самыми болевыми точками соприкосновения Конституции и УК являются нормы о множественности преступлений с точки зрения принципа non bis in idem. КС, как известно, оставил отраслевые правила о неоднократности, рецидиве и судимости в неприкосновенности, но намекнул законодателю на возможность иного регулирования. Госдума поняла намёк как требование действовать решительно и упразднила неоднократность, а уголовно-правовое значение рецидива и судимости было существенно ограничено (№ 162-ФЗ от 8.12.2003 г.). Автор возражал данной перспективе в экспертном заключении и сегодня считает случившееся законодательное реагирование на проверочную деятельность КС РФ неадекватным. Наши доводы: а) множественность вообще - необходимый способ корректировки ответственности при отступлении от идеальной схемы (одно лицо, одно намерение, одно деяние, один результат) совершения преступления; б) в отечественном уголовном праве сложилась благородная традиция видеть в нескольких (по факту) посягательствах одно (юридически) преступление; в) неоднократность означала сужение объёмов уголовного преследования до уровня одного (квалифицированного) деликта при формальной возможности осуждения граждан за каждый из эпизодов (что успешно производят на Западе), образующих ту или иную форму повторности - она должна быть возвращена в практику Бойко А.И. Верните неоднократность // Законность. 2006. № 1. С. 12-13..

Автор находит неправильным решение КС РФ по жалобе гр-ки Л.М. Запорожец, посчитавшего, что при «оптовом» амнистировании виновных без учёта мнения потерпевших конституционные права последних не нарушаются. КС в предыдущем решении указывал Госдуме на неумение сочетать конституционные ценности, а сам не обратил внимания, что право потерпевшего от преступления на судебную защиту конкурирует с правом парламента амнистировать преступников; в этом случае положения ч. 1 ст. 46 и ст. 52 должны быть признаны приоритетными перед положениями пункта «е» ч. 1 ст. 103 Конституции РФ. Вывод: права потерпевших могут быть ограничены актом амнистии лишь в порядке, предусмотренном в ч. 3 ст. 55 Основного закона, чего чаще всего не бывает; а вот амнистированием на досудебной стадии государство не обеспечивает, а затрудняет жертвам преступлений доступ к правосудию и компенсацию причинённого им ущерба.

Обсуждение в КС РФ дела о проверке конституционности ст. 10 УК обнаружило неполноту юридического регулирования обратной силы закона в части сокращения ранее назначенного наказания «в пределах, предусмотренных новым уголовным законом» (ч. 2 ст. 10). Диссертант находит решение КС РФ упречным, а положение судов общей юрисдикции - уязвимым в силу отсутствия должной нормативной базы при постоянном внесении изменений в кодекс. В работе сформулированы предложения по толкованию наиболее распространённого варианта действия нормы об обратной силе уголовного закона - при смягчении наказания.

В последнем § 3 главы («Субординационные связи Конституции и Уголовного кодекса») выявлены и анализируются два направления взаимодействия Основного и отраслевого закона: генеральное или доминирующее (Конституция > УК) и обратное влияние (УК > Конституция). Для первого вектора актуальны вопросы 1) сочетания видов и содержания принципов по борьбе с преступностью, а также 2) уголовно-правовой защищённости основных прав и свобод граждан (ст. 18 Конституции). В диссертации доказывается, что положение на этом фронте неудовлетворительное: в УК дублируются (не всегда качественно) преимущественно конституционные идеи по борьбе с преступностью, но многие общепризнанные отраслевые установки отсутствуют; список преступлений (неполный) в главе 19 УК РФ и размер ответственности за них (низкий) не выдерживают критики.

В порядке обратного влияния уголовного права на Конституцию, считает диссертант, нужно исходить из того, что отраслевые идеи имеют шанс пробиться в Основной закон лишь при условии их возвышения до межотраслевого статуса и признания. Это актуально, ибо по мере систематизации российского законодательства «надобность в прямом применении… специальных конституционных норм ослабевает» (В.П. Божьев), а наука вынуждена переключать своё внимание с соблюдения субординации на механизмы обратного влияния. В работе прогнозируются следующие «конституционные побеги» от нашей отрасли: 1) будущее дополнение ст. 15 Конституции РФ частью 4-й следующего содержания: «Незнание закона не освобождает от юридической ответственности. На государство возлагается обязанность по обеспечению правовой осведомлённости граждан», а ст. 24 УК - частью 3-й: «Вина как обязательное условие уголовной ответственности предполагает осознание лицом, совершившим запрещённое настоящим Кодексом деяние, общественной опасности своего деяния и предвидение его последствий. Знание правовых предписаний и запретов обязательно лишь для ограниченного круга преступлений, совершённых лицами в сфере их профессиональной деятельности и при условии надлежащей юридической регламентации их труда, исключающей непроизвольное причинение вреда»; 2) отказ от ущербного перечисления личностных характеристик виновных (ч. 2 ст. 19 Конституции и ст. 4 УК РФ), якобы не учитываемых при ответственности, но фактически используемых в уголовном праве как признаки специальных субъектов, с заменой на формулу: «равенство граждан перед (уголовным) законом и судом обеспечивается единым стандартом ответственности - составом правонарушения (преступления)»; 3) с учётом того обстоятельства, что факт судимости за отраслевой (!) деликт используется в других отраслях для дополнительных правоограничений уже наказанного по меркам УК человека, желательно в будущем дополнить ч. 1 ст. 50 Конституции РФ следующим: «Государство обеспечивает чёткое согласование форм, содержания и самого порядка осуществления юридической ответственности граждан за правонарушения - в плане её минимизации».

В начале главы II - «Международное и российское уголовное право: соотношение и взаимовлияние» диссертант оговаривает предмет современного МУПа как многопрофильную и трудную проблематику, объявляет себя сторонником постепенного, щадящего и умного расширения влияния мировых стандартов на практику борьбы с преступностью, потому что речь идёт о вмешательстве в самый болезненный сектор государственного суверенитета. Рост объёмов и значения МУПа сегодня - бесспорная перспектива; посему главная задача науки и властей ныне заключается не в трактовке существа МУПа и его претензий на самостоятельность, а в определении механизмов пропуска на национальную территорию международных нормативов по борьбе с преступностью.

Обзор двухвековых научных исканий по данному вопросу (§ 1 - «Наука о соотношении международного и национального права») показал, что специалисты однозначно почитают международное право средой развития для внутреннего (Дж. Гинзбургс, А.М. Горовцев, И.И. Лукашук, Л.Х. Мингазов, Р.А. Мюллерсон, А. Ященко и др.), а оба компонента в союзе - подчинёнными некоему третьему правопорядку (естественное право или «общие принципы» юриспруденции), «который стоит над обоими (в статусе внешней среды - А.Б.) и может определять их соответственные сферы» Броунли Я. Международное право (в двух книгах). Книга первая. - М.: Прогресс, 1977. С. 68. ; и вообще базовые источники международного и внутреннего права имеют единую корневую основу - материальные условия жизни людей (В.Г. Буткевич). Во взглядах на соотношение двух главных юридических систем современности научный мир давно разделился на два лагеря - монистов (настаивают на их единстве) и дуалистов (делают упор на их разнокачественности и трудносовместимости). На взгляд диссертанта, время лобовых столкновений двух концепций по правилу «или-или» ушло; сторонникам обоих подходов нужен релятивизм - пусть победят не ортодоксы, а глашатаи «умеренного монизма» и «реалистического дуализма». Это значит, что продуктивный разговор должен быть направлен в русло обсуждения соотносительной силы двух правовых систем и правил разрешения возможных и настоящих коллизий между ними.

Этим вопросам как раз и посвящён следующий (2-й) параграф главы - «Проблемы и трудности реализации международного уголовного права на территории РФ». Автор исходит из того, что МУП пока не пригодно к прямому применению на суверенных территориях, но зачисление этого обстоятельства в круг доводов абсолютной национальной автономности в сфере борьбы с преступностью и неподчинения мировому праву отдельных правительств сомнительно; нельзя прерывать технологический процесс двухуровневого управления. Государство как заглавный субъект международного права «приговорено» к соблюдению миропорядка и обязано делать всё возможное, чтобы на подвластной ему территории этот порядок функционировал.

Процедура перемещения космополитических стандартов на территории отдельных стран именуется в науке по-разному. Рассмотрев около 20 наиболее традиционных названий, понимая важность терминологии в юриспруденции и то обстоятельство, что правило nomen est notamen действует не всегда, автор отдал предпочтение слову «имплементация» (русский синоним - «осуществление»). Конечно, выбором наиболее точного термина дело никогда не ограничивается, а только предваряется. Перемещению и применению МУПа на суверенной территории любого государства, включая и Россию, препятствуют многие обстоятельства объективного и субъективного порядка. В диссертации все они сведены в таблицу, основными функциональными разделами которой являются три графы: проблема или препятствие; причины её возникновения и/или существования; возможности и пути преодоления.

Собственно «теории и технике имплементации» МУПа в уголовное право России посвящен последний, 3-й параграф главы. В работе подробно (37 страниц) анализируются узловые проблемы учения об имплементации и первую очередь о её международной и внутригосударственной системах. Соискатель отмечает отставание первой системы и слабости нормативной основы данной деятельности, а для гармонии советует использовать 3-х звенный механизм (уставное - межотраслевое - отраслевое законодательство): Устав ООН - Венская конвенция о праве международных договоров - частные конвенции по борьбе с преступностью; Конституция РФ - Закон «О международных договорах РФ» 1995 г. - ст. 1 УК РФ. Кульминационный пункт рассуждений об имплементации и её пределах есть вопрос о соотношении с международным правом Конституции (и ФКЗ) - подлежат ли включению в национальное право нормы МУПа, не соответствующие Основному закону России? Рассмотрев противоположные, часто несовместимые, точки зрения, автор находит, что Конституция страны может быть поставлена в сравнение и зависимость только от уставного законодательства всей планеты (Устава ООН).

Далее в параграфе обсуждаются многочисленные частные вопросы и предлагаются решения по ним: о возможности достижения абсолютного соответствия международного и внутреннего права (нет - по содержательным и темпоральным причинам); о юридическом статусе ассимилированных норм МУПа или УК (входят в принимающие их правовые системы условно); о допустимости непосредственного действия международных стандартов на суверенной территории (можно говорить об этом только условно, ибо «такое действие (хотя бы - А.Б.) опосредуется общей отсылочной нормой» Зимненко Б.Л. Нормы международного права в судебной практике Российской Федерации: Пособие для судей. - М.: РАП, 2003. С. 32.) и т.д.

В принципе, условия пропуска международных нормативов во внутреннюю жизнь общества достаточно просты. Во-первых, решение об этом должно принимать только государство, поскольку именно оно является генеральным применителем юридических норм. Во-вторых, для успешного согласования требуется высокая степень стандартизации обеих правовых систем. В-третьих, государственная власть, принимающая на себя международные обязательства, не может не помнить о своих юридических долгах перед другим, более близким для неё контрагентом, от которого она теоретически зависит - перед собственным народом. Третье условие пропуска во внутреннее право международных правил, тем самым, - их соответствие конституции страны. Наконец, в-четвёртых, успешность согласования зависит от подбора наиболее оптимальных технических приёмов, с помощью которых властям предстоит решить вопросы имплементации (ратификация, инкорпорация и пр.).

В работе обсуждаются и оцениваются механизмы (международный и внутригосударственный), направления (дипломатические консультации, техническая подгонка национального законодательства и пр.), каналы (идейный и правоприменительный) и формы (отсылка, трансформация, оговорка, инкорпорация, ратификация) имплементации. Особо диссертант обсуждает сложности имплементации международных договоров (10 страниц), для чего прибегает к положениям Венских конвенций 1969-го и 1986-го гг. и останавливается на таких фрагментах, как: варианты вступления в силу международных договоров; презумпция их действительности; алгоритмы реализации для национальной юриспруденции; проблемы самоисполнимых и несамоисполнимых договоров, особенно для стран (и России), где международное право объявлено частью их правовой системы; коллизии - постоянный спутник и большая проблема практической юриспруденции. В целом автор находит, что работающие ещё последствия международной изоляции СССР, наличный уровень развития национальной правовой доктрины и законодательное требование обязательной ратификации (и инкорпорации) норм МУПа требуют признания любых международных стандартов и правил криминального характера несамоисполнимыми для нашей страны.

Третья глава диссертации «Уголовная политика и её роль в борьбе с преступностью» базируется на тезисе о первостепенности политики среди других внешних детерминант уголовного права и о возрастании роли данного феномена в духовной жизни современного общества (рост возможностей СМИ, увеличение доли свободного времени, миграционная активность, развитие транспорта, либерализация управления и пр.). Политика понимается соискателем как специфическая сторона жизнедеятельности социума, сфера общественного сознания, управленческая практика и т.д. Многоаспектность явления заказывает множество взглядов и дефиниций политики, к чему следует относиться терпимо. В работе утверждается, что интересы борьбы с преступностью никогда не будут (не станут) первостепенными в спектре забот государства, что уголовную политику поэтому нужно понимать не только как совокупность идей и решений по борьбе с преступностью, но и как согласование этих мер с более широкими социальными задачами и программами.

В § 1 - «Основные аспекты понимания уголовной политики» автор оценивает понятийный ряд: сущность (деятельность государства по управлению криминальными процессами в направлении минимизации преступности), содержание (совокупность взглядов и решений по борьбе с преступностью), идеология (взгляды Ю.В. Голика, Н.П. Колдаевой, Н.Ф. Кузнецовой, Г.М. Миньковского, А.В. Наумова, В.А. Номоконова, Р.А. Рахимова, А.А. Тер-Акопова, А.Г. Хабибуллина), цель (понижение объёмов преступного поведения с помощью минимальных затрат принудительных средств), задачи (автор соглашается в этом фрагменте с представлениями А.А. Тер-Акопова Тер-Акопов А.А. Уголовная политика Российской Федерации: Учебное пособие. - М.: МНЭПУ, 1999. С. 10-11. ), направления (правосознание, правотворчество и применение права), принципы (вопреки общепринятым представлениям соискатель критически относится к данному фрагменту Политика - искусство компромисса, сделок между действительностью и возможностью, необходимостью и желанием, добром и пользой, законностью и целесообразностью; она - самая эластичная и подвижная методика управления социумом. Принципы же есть «неподвижное основание системы», постоянное «центральное понятие» (Философский словарь / Под ред. М.М. Розенталя. Издание 3-е. - М.: Политиздат, 1975. С. 329). Те аксиологические по преимуществу положения, которые изобретаются в науке и выдаются за принципы уголовной политики политической элиты, следует именовать приоритетами (для данного времени) борьбы с преступностью. ), структура (возражение против подмены категории «структура» понятием «состав» политики, понимание её как распределение управленческих правил по юридическим отраслям).

Автор придерживается распространённого в отраслевой доктрине взгляда (В.А. Бошук, И.М. Гальперин, П.С. Дагель, Н.И. Загородников, И.Э. Звечаровский, А.А. Тер-Акопов и др.) о доминировании в структуре уголовной политики её уголовно-правового компонента и объясняет это лидерство «технологическим первенством» материального права (вначале власть решает, что делать с преступностью, какие деяния криминализировать и какие меры наказания употреблять, а затем устанавливает процессуальные режимы и порядок исполнения наказаний). Но главным интеллектуальным разделом сводной уголовной политики страны должна стать криминология, чему пока препятствуют многие обстоятельства.

Системный подход требовал от автора особо пристального взгляда на связь уголовной политики и уголовного права (закона). В работе отмечается, что сама политика внешне обусловлена (преступностью, экономикой, миграционными процессами, международными обязательствами, состоянием правоохранительных органов, гражданской активностью масс и пр.); значит, применительно к уголовному праву нужно признать наличие вторичной среды обусловливания, то есть нескольких системных колец детерминации. Во взаимоотношениях же с уголовной политикой уголовное право - зависимый компонент: политика - это правообразующий фактор, а право - средство её осуществления (П.С. Дагель); «правовая сторона преступности немедленно обнаруживается при сколько-нибудь серьёзном изменении уголовного законодательства» Кузнецова Н.Ф. Преступление и преступность. - М.: МГУ, 1969. С. 174. (и стоящей за этими изменениями политикой власти - А.Б.); «право - это своеобразный официоз отражённого в нём содержания политики» Владимиров В.А. Ляпунов Ю.И. Советская уголовная политика и ее отражение в действующем законодательстве. - М., 1979. С. 26.. Отсюда следует, что уголовная политика - более оперативное, гибкое и широкоформатное средство воздействия на преступность, чем уголовное право (закон).

В § 2 главы («Уголовная политика и социальный оптимизм») обсуждается целесообразность и возможные последствия наметившейся уголовно-политической переориентации властей, общества и доктрины с «борьбы» на «противодействие» преступности. Оценив взгляды «пессимистов» (С.С. Босхолов, В.К. Дуюнов, Д.А. Ли, П.А. Лупинская, С.Г. Чаадаев) и «оптимистов» (А.И. Александров, В.Г. Беляев, А.Д. Бойков, В.Н. Кудрявцев, С.Ф. Милюков, Э.Ф. Побегайло), автор присоединяется к лагерю последних и обосновывает свой уголовно-политический выбор следующим: правоохранительные органы и власть вообще обязаны активничать в антикриминальном смысле - это их социальная обязанность, оплачиваемая из бюджета. Если призывы к борьбе с преступностью будут по-прежнему осмеиваться, а СМИ - с тем же усердием героизировать воров и насильников, очень скоро придёт время, когда все заговорят о дружбе с криминальным миром, а обратное будет уже не в нашей воле. Общество должно иметь далёкие идеалы - хотя бы на интуитивном уровне, и даже настаивать на оптимистической ориентации, иначе оно утратит перспективы своего развития, собьётся на банальное выживание. Установка на «борьбу с преступностью» должна остаться в арсенале уголовной политики Российского государства и духовной ориентации нашего общества.

В завершающем главу 3-ем параграфе автор сосредоточился на «политической ответственности власти за результаты борьбы с преступностью». В этом он исходил из того непреложного факта, что данный сегмент общественной жизни давно представляет монопольную зону государственного управления, из презумпции, что чинами никого не обременяют, и из того убеждения, что уголовно-правовую действительность нужно смело списывать на итоги управленческой деятельности. В работе заявляется, что пока элита и нанятый ею госаппарат не справляются с выполнением своих антикриминальных обязанностей, а в подтверждение делается ссылка на содержание Президентского послания Федеральному Собранию РФ весной 2006 года Российская газета. 2006. 12 апреля..

Причины создавшегося положения автор видит в: 1) национальной нормативной базе (включая Конституцию), где перечисляются полномочия властей, но нет акцента на ответственности; 2) механическом приложении новой идеологемы «личность - общество - государство» к исконно публичной отрасли права и управления; 3) неразумной трате финансовых средств (при которых расходы на борьбу с преступностью растут быстрее, чем сама преступность, на управленческие звенья вместо оперативных структур); 4) чисто управленческих изъянах, не требующих для их устранения финансовых вливаний (утратой опорных пунктов охраны правопорядка и концентрацией штатного состава РОВД в зданиях мегаполисов, откуда невозможно быстро прибыть на место преступления).

Отсюда и наши предложения: а) нужно расширение круга преступлений, на которые не распространяются сроки давности; б) любая правоохранительная милость (амнистия, помилование, обратная сила закона, сроки давности и пр.) предпочтительна по тем деликтам, где поврежден государственный или общественный интерес, но не частный; в) отказ от преследования общеуголовных преступлений следует компенсировать ответственностью бездействовавших должностных лиц правоохранительных органов; г) возмещение ущерба, причинённого неквалифицированными действиями правоохранителей, за счёт ведомственных средств на развитие.

Диссертант считает, что суровая криминологическая реальность и беспомощность силовых учреждений требуют разработки более совершенных стратегий борьбы с преступностью. К беккариевской ставке на неотвратимость недавно последовала удачная добавка В.В. Лунеева («усиление и углубление социально-правового контроля за населением»). Мы предлагаем считать дополнительными политическими доминантами антикриминальной деятельности Российского государства: а) обязывающую к активности ставку на борьбу с преступностью; б) безусловное удовлетворение всех нарушенных преступлением прав и интересов потерпевших; в) резкое повышение ответственности государства и его служащих за ошибки и результаты в сфере борьбы с преступностью.

Глава IV диссертации - «Нравственно-религиозные корни отрасли» актуализирована на дремлющих стереотипах этнокультуры, звёздный час которых наступает в те переломные эпохи, когда официальные технологии управления, основанные на дешёвой пропаганде и силе, дают сбои, когда наблюдается естественное (инстинктивное, спасительное) обращение к вырабатываемым естественным ходом жизни нормам общежития, а не к навязываемому властями праву Ориу М. Основы публичного права. - М.: Изд-во Комакадемии, 1929. С. 43-45.. Россия сегодня находится (в очерёдной раз) на таком эволюционном изломе, и потому нуждается в архетипических залежах духовной культуры своего народа. В первом параграфе («Союз религии и нравственности») предельно кратко Автор счёл возможным так поступить не только для сокращения объёма диссертации, но и в силу того обстоятельства, что свои соображения по данной среде уголовного права он уже опубликовал: Бойко А.И. Нравственно-религиозные основы уголовного права: Монография. - Ростов н/Д: Изд-во СКАГС, 2007. - 260 с.; обосновывается солидарный (в рамках одной главы), а не обособленный рассказ об антикриминальных возможностях данных форм общественного сознания.

В § 2 - «Канонические догматы и уголовный закон» обсуждается тот феномен, что религию в Новое время именуют преходящей формой общественного сознания, предрекают ей закат, но она демонстрирует поразительную живучесть, включая периоды повальной вербовки под свои хоругви огромных масс новых поклонников. Автор расценивает эти возвратные успехи тем, что 1) теологи накопили огромный опыт управления с помощью веры (в Абсолют), с чем не могут сравниться политические власти, перманентно меняющие свои социальные программы, и 2) связью канонических догматов с другим консервантом народного духа - моралью. (Уголовное) право также олицетворяет стабилизирующее социальное средство и потому может задействовать для своих целей теологические и нравственные требования и ценности.

На взгляд автора, религиозные постулаты давно и прочно вошли в дух и плоть светского уголовного права, но возможности творческого поглощения религиозных идей далеко не исчерпаны и даже увеличиваются (причины приводятся в тексте диссертации). В работе все религиозные постулаты, пригодные для целей борьбы с преступностью, дифференцируются на две группы - те, что светское уголовное право давно оприходовало и продолжает использовать, и те, которые не замечаются отраслевой доктриной вовсе, либо находятся под сомнением, либо светская власть не в состоянии их приложить к нуждам борьбы с преступностью, либо задействованы они односторонне.

Вторая группа религиозных откровений и назиданий более многочисленна и сведена соискателем в 13 позиций: идеологические основы организации борьбы с преступностью (Мф. 5,38; 5,44; 7,1; Лк. 19,22; Исх. 21,23-25; Левит. 24,20); идея объективного вменения в её рациональном толковании (Мф. 7.16,20); учёт вины и мотивов преступления (Рим. 1,28-32; 12,19; 6,4-7); принцип равенства (Рим. 3,29; Кол. 3,11); возраст ответственности; причины преступного поведения (1 Ин. 1,8; 5,19; Рим. 3,9; Иак. 1,13-15; Лк. 17,1; 21,34; 1 Фес. 5,21); преимущественное внимание к падшим (Мф. 9,12-13; Лк. 2,17); nullum crimen, nulla poena sine lege (Рим. 5,13; 4,15); посредственное причинение вреда (Исх. 21,28-29; Лк. 10,29-37); оценка состояния опьянения правонарушителя (1 Коринф. 6,10; 1 Петр. 5,8; Ефес. 5,18); правила герменевтики (2 Коринф. 3,6); пороговые значения преступности и реагирование на них (Быт. 18,32); форс-мажорные обстоятельства (Рим. 3,28).

Завершают параграф мысли диссертанта в отношении 1) целесообразности уголовного преследования религиозных преступлений и 2) теодицеи. То обстоятельство, что ныне УК содержит лишь два специализированных состава с мизерными санкциями (ст.ст. 148 и 239), объясняется отделением Церкви от общей административной системы, бытующим с эпохи античности мнением, будто deorum injuriae, diis curie sunto Боги оборонятся и сами (Тацит) - лат., прежней практикой вмешательства Церкви в публичное управление, появлением огромного числа сект, средневековой жестокостью основных конфессий в борьбе с ересью, активностью атеистических настроений и т.д. Что касается теодицеи, то лишь в христианстве сложилось несколько вариантов (теорий) богооправдания за невмешательство в людские дела. Главный довод священников сводится к тому, что «греховность и порок… существуют для того, чтобы укреплять веру и добродетель. С этой целью бог и «попускает» их возникновение» Скрипник А.П. Христианская концепция зла // Этическая мысль: Науч.-публицист. чтения. 1991. - М.: Республика, 1992. С. 58..

Содержание § 3 - «Моральные стереотипы и уголовное право» запрограммировано поисками тех нравственных начал, которые в состоянии облагородить и человеческое поведение, и реагирование властей на него. Нравственность - это строй жизни людей в обществе, основанный на добровольном подчинении индивида многочисленным ограничениям («моё» подчиняется «общему»), на выборе лучшего (идеального) из нескольких возможных вариантов поведения (соперничество Добра и Зла, нужды и долга) при условии осознанности мотивов своих поступков и наличия достаточно сильной воли. В её рамках для целей уголовного права надобно различать в первую очередь «золотое правило нравственности» и основные моральные идеалы (справедливость, равенство, гуманизм). Другие, меньшие по калибру этические правила менее известны и разбросаны в религиозных памятниках, пословицах и поговорках этносов, моральных катехизисах духовных подвижников.

Автор разбирает терминологическое разнообразие слов, адресуемых правилам благочестия (нравственность, мораль, этика) и отдаёт предпочтение первому термину; обследует целый строй нравственных понятий (польза, добро и зло, стыд и совесть, долг и честь, цель и средства, достоинство и репутация, альтруизм и эгоизм, ответственность, счастье и смысл жизни); определяет возможности их приложения к сфере борьбы с преступностью. Особо оценивается и доказывается тезис о приоритете (духовном и юридическом) нравственности перед государственным правом, ибо «мораль одушевляет уголовное право» Коган В.М. Социальный механизм уголовно-правового воздействия. - М., 1983. С. 34., ибо «сила и безопасность царств состоят в нравственных опорах» Мордвинов Н. Мнение 25 сентября 1811 г. // Чтения в императ. общ-ве истории и древностей российских. 1860. Книга 2. С. 228. , а не наоборот.

Конечно, уголовное право никогда не будет совершенной системой с точки зрения его соответствия нравственным заповедям, однако стремиться к повышению морального тонуса правил по борьбе с преступностью нужно (суждения Г.А. Злобина, И.И. Карпеца, С.Г. Келиной, М.И. Ковалева, Н.Ф. Кузнецовой, Н.С. Таганцева, А.А. Тер-Акопова). В этих целях в работе 1) подробно анализируется содержание и (некачественное) текстуальное закрепление принципов справедливости, равенства и гуманизма, 2) оценивается целесообразность выдвижения аморальности как признака преступления, 3) ищется нравственное оправдание института наказания (работы И.И. Карпеца, С.В. Познышева), 4) отслеживаются частные приёмы повышения морального содержания УК (взгляды А.Ф. Зелинского, М.И. Ковалева, В.Н. Кудрявцева, А.Е. Якубова).

Последняя глава исследования («Язык народа и уголовного закона») посвящена «драгоценнейшему достоянию народа» (К.И. Чуковский), без которого уже невозможно представить человеческую жизнь во всех её проявлениях. Назначение языка сегодня усматривается в нескольких важнейших функциях (коммуникативная, генетическая, мыслительная, информационная, аллегорическая, номинационная), но для уголовного права главная из них - управленческая. Это сложно, ибо вслед за развитием знаний и усложнением предметной сферы повышается словарный запас, а также эволюционирует практика речевого общения. У каждого языка есть свой пользователь и страж одновременно - народ или нация. Именно на его предпочтения в языковой сфере должен ориентироваться законодатель и формулировать предписания самым совершенным образом. Для уголовного права данное назидание особо важно, ибо наша отрасль вынуждена опираться в рамках конкретного правоприменения лишь на один источник - закон.

Открывается глава § 1 - «Законодательный язык, его свойства, особенности и качество». Соискатель опирался в данном разделе не только на научные исследования, но и на содержание ст. 158 Наказа Екатерины 1767 года, а также на совместное постановление ЦИК и СНК СССР от 27.07.1929 г., в которых на официальном уровне были впервые объявлены требования к законодательным текстам (в последнем случае - точность, простота и популярность). Наиболее обстоятельному разбору подверглась в диссертации монография Н.А. Власенко Власенко Н.А. Язык права: Монография. - Иркутск: Восточно-Сибирское книжное изд-во, АО «Норма-плюс», 1997. - 176 с.. На базе этих источников автор признаёт основными свойствами законодательного языка точность, ясность, популярность, стабильность и жёсткую логику, а к особенностям правотворческого стиля относит официальный характер, лаконичность, ограниченность литературным фондом и эмоциональную нейтральность.

Учёный мир спорит и творит, а парламент - принимает законы, не особенно принимая в расчёт доктринальные предложения и критику в свой адрес. Его продукция с точки зрения лингвистического качества всё чаще оказывается значительно ниже тех кондиций, которые выставляет наука. Причины разные и их много: общий культурный фон нации, наличный словарный запас, вмешательство пресловутой политической воли, привычка депутатов преданно смотреть на западную культуру, интеллектуальный уровень парламентариев, квалификация думских экспертов, активность отраслевой науки и т.д. Соглашаться с браком законодателей нельзя, конечно, но науке придётся смирить свои надежды по совету М.Б. Костровой: «требование ясности, простоты и доступности языка закона для всех людей никогда не сможет быть реализовано в российском уголовном законодательстве»; «законодатель… и не стремился реализовать в уголовном законе» эти требования «для всех граждан», ибо эти сводные надежды не осуществлены «даже на уровне специалистов-юристов» Кострова М.Б. Язык уголовного закона: ясность, простота, доступность // Уголовное право в XXI веке: Материалы Международной научной конференции на юридическом факультете МГУ им. М.В. Ломоносова 31 мая - 1 июня 2002 г. - М.: «ЛексЭст», 2002. С. 168, 169, 172..

Во втором параграфе пятой главы («Заглавия, дефиниции, термины и оценочные понятия в УК РФ») подробно (45 страниц) анализируются самые знаковые, то есть принимающие на себя основную управленческую нагрузку, фрагменты уголовного закона. Заглавия, в частности, регулируют поведение граждан и познавательную активность юристов по-крупному, способствуют лаконизации текста, подают первичный сигнал об уровне систематики и логическом строе кодекса, есть витрина закона, а потому надобно, чтобы они облегчали понимание общей связи норм, а не вводили бы на этот счёт в заблуждение Люблинский П.И. Техника, толкование и казуистика уголовного кодекса // Записки юрид. факультета Петроградского ун-та, вып. V. - Пг., 1917. С. 18.. В любом случае очевидно, что требования к заголовкам должны быть выше, чем к отдельным терминам и обычному (внутреннему) тексту (В.М. Савицкий). Однако эти ожидания оправдываются не полностью. В работе приведены и критически оценены 28 ущербных названий разделов, глав и отдельных статей действующего УК РФ.

Важнейшим компонентом законодательной речи являются дефиниции, ибо отраслевая семиотика должна подкрепляться определениями. Для оценки качества нормативных дефиниций автор привлёк мысли А.А. Пионтковского, С.В. Познышева, А.А. Жижиленко, В.С. Тадевосяна, А. Нашиц и других авторитетов юрислингвистики. Все законодательные определения соискатель дифференцировал на несколько групп: при этом нами отмечается, что наиболее расположены к дефинированию те статьи УК, в заглавиях которых использовано слово «понятие»; что давно назрела нужда в omnis definitio для глав и разделов Общей части УК; что не всегда законодатель определяет употребляемые им понятия классическим образом (упоминание ближайшего рода плюс видовые отличия), что Госдума грешит политизированностью и некорректностью в самых кульминационных местах кодекса, а также суперкраткими (дефиниции-названия) определениями. Объём частных авторских претензий к качеству законодательного дефинирования огромен.

Самостоятельную и очень значимую сферу языкового хозяйства УК представляют термины - штучные слова, составляющие основу отраслевого лексикона. Они занимают срединное положение между обыденными словами, в которых господствует семиотика, и категориями (здесь мысль настолько оторвалась от предметной основы, что способна существовать и саморазвертываться внутри самой себя). Автор исходит из той посылки, что юриспруденция, обслуживающая всё население во всех сферах его жизни, не вправе игнорировать общеупотребительный фонд национальной лексики, но не может обходиться без терминов и почти не знает категорий. Оценив специфические черты слов-терминов (с опорой на исследования Т.В. Кашаниной, В.М. Когана, М.И. Ковалёва, И.Я. Козаченко, А.С. Пиголкина, Н.Н. Полянского, В.М. Савицкого, Г.Т. Чернобель) и научные предложения по их классификации, автор высказывается в поддержку предложений о создании терминологического словаря непосредственно в структуре УК. Причина в том, что с помощью данного метода: а) состоится давно назревшая инвентаризация огромного числа терминов; б) будет проведена пурификация (очищение) излишнего словесного материала, лишь усложняющего пользование законом; в) появится почва для межотраслевой гармонии, ибо разнобой в употреблении терминов по отраслям единой правовой системы очевиден и не раз критиковался в печати.

Удивительным и сложным, одновременно опасным и полезным фрагментом правового языка выступают так называемые «оценочные понятия». В тексте действующего УК примеров таковых словообразований предостаточно. Накопленные в общеправовой и отраслевой литературе знания, особенно работы Н.Ф. Кузнецовой, В.В. Питецкого и Е.В. Кобзевой Кобзева Е.В. Оценочные признаки в уголовном законе. - Саратов: Изд-во СГАП, 2004. - 238 с., позволяют не только представлять, что есть оценочные понятия и каковы причины их существования в УК, но и перейти к особой культуре пользования ими. В нашем понимании, оценочные понятия представляют собой средство приспособления стандартизированного и лаконичного юридического метода к безразмерной и постоянно обновляющейся действительности, один из способов адаптации права к окружающей его среде обитания. Уголовное право в силу многих причин лишено традиционных (для других отраслей) приёмов коррекции своего содержания в угоду окружающей среде (жизни); таких, как аналогия, прецедент, расширительное толкование. В диссертации утверждается: если бы нашей отрасли позволили культивировать аналогию и прецедент, оценочные понятия либо вовсе ушли бы из текста УК, либо их количество сократилось в несколько раз. Наше предположение таково, что в обозримой перспективе оценочное описание преступного поведения в тексте УК сохранится, поскольку консервируются в качестве долгоиграющих причин их существования многие факторы: 1) необходимость регулирования отношений нравственного порядка, которые невозможно формализовать с помощью количественных признаков; 2) естественная потребность в полноте отраслевого регулирования, что невозможно обеспечить с помощью строго определённых слов или методом перечисления; 3) отсутствие достойных эквивалентов языка для необъятной и постоянно меняющейся реальности; 4) традиционализм законодательного языка, ставящего на испытанные речевые образцы, в том числе и оценочного вида.

Последний, 3-й параграф диссертации именуется «Виды юридической речи и её окультуривание», а надобность в нём видится нам в том, что обычно обсуждаемые законодательные тексты - лишь верхушка айсберга, что единый юридический язык нации представляет собой слоёный пирог, состоящий минимум из трёх пластов: речи парламента, науки и практики. Эти пласты юридической лексики этноса взаимно обогащают друг друга, соревнуются на едином лингвистическом пространстве. На это соперничество, а в конечном счёте и на качество языка УК, влияют многие факторы, в том числе революции, мировоззрение и господствующая в обществе идеология, глубина социальной стратификации, уровень развития науки и культуры, научно-технический прогресс и качественные характеристики национального производства. Но в любом случае справедливы мысли, что все риски и результаты правоприменения напрямую связаны и «с деятельностью законодателя» (С.В. Солоухина), что язык входит в механизм государства на правах его «неотъемлемой, относительно самостоятельной части» (И.В. Юсипова), что «выбор категорий, понятий и правовых дефиниций… самым непосредственным образом» сказывается на государственном управлении (И.Л. Бачило), что нужно уделять самое пристальное внимание законодательной речи, ибо в противном случае не хватит никаких юмористических журналов для обличений казёнщины и глупых штампов в наших кодексах (М. Презент).