Политико-юридическая природа судебного управления в России (1917–1998 гг.)

Выстраиванию такой социалистической, крайне идеологизированной судебной системы и судебного управления главным образом способствовал тот фактор, что с начала 1920-х гг. коммунистическая партия стала функционировать в условиях однопартийной системы и обладать монопольным правом на безраздельную политическую власть. В рамках тоталитарного режима, который постепенно стал устанавливаться в стране, суд рассматривался только как «орудие охраны интересов господствующего класса (защита интересов рабочих и крестьян)^[52], что и стало их главной задачей. И поскольку генетические истоки советского судебного управления находились в рамках преемственности имперской и советской систем государственного управления, то это потребовало, в свою очередь, констатации в советском судебном управлении конкретных черт дореволюционной государственности, их воспроизведение и продолжение, но только в советском варианте. И совершенно не случайно 30 января 1928 г. в целях обеспечения «руководства и управления в отношении судебных органов» принимается совместное постановление ВЦИК и СНК РСФСР «О порядке руководства судебными органами РСФСР». В нем Наркомату юстиции РСФСР даются конкретные идеологические установки, оказавшие существенное влияние на характер политико-юридической природы судебного управления. По мере укрепления партийно-государственной власти юридическая сфера деятельности государства все более становятся объектом воздействия коммунистической партии, которая отрабатывает свои управленческие и законодательные средства воздействия на судебную систему. В результате под предлогом обеспечения «единства судебной практики и управления судебными органами», суды оказались практически под полным контролем органов юстиции. Все директивные указания подлежавшие направлению в суды, с принятием этого постановления должны были исходить только из Наркомата юстиции через Верховный Суд, а непосредственно из Верховного Суда - только с «санкции Народного Комиссара юстиции». В постановлении обращается внимание Наркомата юстиции РСФСР и на изменение стиля руководства губернскими и народными судами, где во главу угла ставится задача по наполнению деятельности судов общественно-политическим содержанием^[53]. Буквально вслед за ним принимается обновленное Положение о Народном комиссариате юстиции РСФСР от 3 июня 1929 г., согласно которому в состав центрального аппарата Наркомата юстиции РСФСР включается Верховный Суд РСФСР, а его руководитель становится одним из заместителей наркома юстиции РСФСР (ст. 5 Положения)^[54]. На взгляд автора именно в условиях однопартийной системы в стране начинает складываться административно-командная система, что получает свое организационно-правовое закрепление и в механизме советского судебного управления. Надо сказать, что по вопросу о времени и причинах формирования административно-командной системы в отечественной историографии нет единства мнений. Тем не менее, автор разделяет точку зрения Т.П. Коржихиной, что «административно-командная система складывается к началу НЭПа и укрепляется на рубеже 1920-30-х годов, а «предшествующие матрицы» содержатся еще в дореволюционном периоде»^[55]. С такой позицией вполне можно согласиться, поскольку период с начала 1920 и до начала 1930-х гг. характеризуется активным вмешательством коммунистической партии во все сферы государственной и общественной жизни. Партия стремится к установлению жесткого централизованного государственного управления, при которой советские органы являются лишь исполнителями воли верхушки партии. Все это является важным фактором в формировании государственной идеологии и в области судебного управления. Приведенный выше пример о принятии постановления «О порядке руководства судебными органами РСФСР», в очередной раз наглядно демонстрирует и доказывает, что в советском государстве в сфере судебного управления заимствовались сугубо негативные концепции государственного управления Российской империи. Рассматривая в свое время с этих позиций начальные этапы становления советского государства А.С. Изгоев заметил: «Полицейские глупости большевизма стократно затмили собой полицейские глупости старого строя»^[56].

Данный тезис находит свое подтверждение и в том, что с начала 1930-х гг. в советской России начинается постепенное отторжение подлинно социалистических и демократических форм судопроизводства. Как пишет Э. Соловьёв, «после прихода к власти большевиков правовой нигилизм в России справлял свой триумф. Пренебрежительное отношение к формальному закону, своеобразное понимание законности, подмена её революционной целесообразностью неизбежно способствовали становлению тоталитарной системы. Будущая «свобода» означала свободу при отрицании права, моральной автономии и утверждение всепоглощающего, тотального коллективизма, господство коммунизированных средств и форм жизни, плановой централизации, норм классовой целесообразности»^[57]. Именно в эти годы в советской России формируется политический режим, представлявший собой личную диктатуру И.В. Сталина. В этот исторический период происходит сращивание партийного и государственного аппаратов, устанавливается тотальный контроль коммунистической партии за деятельностью правоохранительных органов, частью которых являлись и суды. В результате вся полнота государственной власти сосредотачивается в руках партийного руководства. На взгляд автора статьи, своего рода толчком для начала массовых репрессий по всей стране, послужило выступление И.В. Сталина на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП (б) 7 января 1933 г., где он уделил особое внимание борьбе с остатками враждебных классов, которые по его словам «…разбросались по лицу всего СССР, эти бывшие люди расползлись по нашим заводам и фабрикам, по нашим учреждениям и торговым организациям, по предприятиям железнодорожного и водного транспорта и главным образом - по колхозам и совхозам. Расползлись и укрылись они там, накинув маску «рабочих» и «крестьян», причем кое-кто пролез даже в партию» они повсюду вредят, и поэтому он призвал покончить с такими элементами … «быстро и без особых жертв»^[58]. Для борьбы с таким враждебным классом и другими инакомыслящими по всей стране создаются органы внесудебных репрессий: «особые совещания», «двойки», «тройки» при НКВД. В то же время и народные суды, управляемые органами юстиции, не отставали от органов внесудебных репрессий и вели активную борьбу с классовым врагом, включаясь под руководством коммунистической партии и органов юстиции в различные хозяйственно?политические кампании, проводя активную борьбу с врагами советской власти^[59].

Все это неизбежно привело к тому, что заложенные в Конституции РСФСР 1918 и 1924 гг. демократические принципы государственного строительства, политические права граждан, пусть хотя и иллюзорно, но идеологически выгодно закрепленных в Конституции 1936 г., оказались декларативными и не имеющими никаких судебно-правовых гарантий. К тому же закрепление в ст. 126 Конституции СССР 1936 г. коммунистической партии как «руководящее ядро всех организаций трудящихся, как общественных, так и государственных», означало не что иное, как закрепление за ней конституционного права направлять в качестве «руководящего ядра» деятельность государственных органов и общественных объединений, то есть высшей власти. Отсюда можно сделать вывод, что государственная политика в юридической сфере деятельности, в том числе и судебного управления, в советском государстве развивалась под воздействием и неусыпным контролем коммунистической партии, которая и определяла направления как судебной политики советского государства, так и других юридических сфер жизнедеятельности в стране. С деятельностью коммунистической партии было связано и закрепление официальной идеологии на уровне принимаемых законодательных и иных нормативных актов, указаний, циркулярных писем, которые также способствовали легитимации политического курса страны. Классовая принадлежность, а вместе с ней и убежденность в правоте большевистского дела ставились во главу угла и при вынесении судебных решений. Показательно в этом отношении уголовное дело по обвинению П., осужденного по ст. 58.10 УК РСФСР обвиняемого в контрреволюционной агитации. В довольно коротком приговоре, всего на одном листе, указывается, что «гражданин П. несмотря на свое пребывание в рядах ВКП (б) в качестве кандидата в члены, в период обостренной классовой борьбы, особенно на селе, в 1928-29 гг. явно враждебно относился ко всем проводимым хозяйственно-политическим кампаниям советской власти в деревне, открыто выступал против них. П. является враждебным элементом, настроенным против партии и советской власти, и в настоящих условиях обостренной классовой борьбы по своему социальному положению он является классовым врагом»^[60]. Понятно, что при такой констатации личности подсудимого можно ли было ожидать какого-либо справедливого судебного разбирательства. Между тем на такой подход к рассмотрению подобных уголовных дел ориентировали народные суды и вышестоящие судебные органы. Например, в циркулярном письме Верховного Суда РСФСР от 22 декабря 1924 года явно просматривается его классовая направленность, поскольку вышестоящий суд разъясняет нижестоящим, что при определении наказания народные судьи должны руководствоваться непреложным правилом: «учитывать, кого он имеет перед собой, и назначать меру социальной защиты, исходя из признаков социальной принадлежности»^[61].

Такое состояние государственно-правовой системы советской России к началу 1930-х гг. отчетливо показывает, что в советской России постепенно сложился тоталитарный режим с юридически оформленной полнотой власти коммунистической партии в законодательном, административном и судебном направлениях государственной и общественной деятельности. В этот период, как пишет С.А. Авакьян, «режим тоталитаризма и беззакония уже настолько парализовал сознание и волю людей, что использование таких прав и свобод хоть с каким-то намеком против властей или неугодным им способом было просто невозможно»^[62]. Более того, находившиеся под контролем коммунистической партии судебные органы, беспрекословно выполняли указания партийных органов, наполняя идеологическим содержанием, как уже указывалось выше, даже судебные решения. В результате в этот период судебная система советского государства практически полностью повторила положение судебной системы Российской империи в преддверии Февральской революции 1917 г., когда в постановлении Временного правительства от 25 марта 1917 г. прямо указывалось на перерождение царских правовых институтов: «Независимость судей стала пустым звуком, гласность исчезала из суда по первому желанию администрации, наиболее важные дела о государственных и должностных преступлениях, о проступках в печати - были изъяты из ведения суда присяжных заседателей. Исключительный военный суд стал обычным явлением. Вновь появилось в населении то недоверие к суду, которое было язвой старой дореформенной Руси прошлого столетия». В подтверждение сказанного приводились незаконные методы работы царской юстиции: допросы свидетелей с пристрастием, подлоги актов следствия, пытки и т.п.^[63].

По мнению автора, проведение такой аналогии не является беспочвенным, поскольку в советском государстве с начала 1930-гг. доминировала идея о возможности разрешения конфликтов только насильственными методами, а отнюдь не правовыми. По сути это означало безусловное подчинение судов администрации, то есть Наркомату юстиции РСФСР, которая выполняла свои функции по судебному управлению позиционируя указания коммунистической партии. На деле это полностью исключало любое проявление судейского усмотрения, самостоятельности и независимости судейского корпуса при принятии судебных решений. В этот период господствующей становится концепция, определявшая любое преступление как форму проявления классовой борьбы^[64], основной целью наказания признавалось устрашение, а суд рассматривался как репрессивный орган. Именно такой подход отражен в работах А.Я. Вышинского «Очерки по судоустройству СССР»^[65] и Н.В. Крыленко «Ленин о суде и уголовной политике»^[66]. Поэтому нет ничего удивительного, что именно к моменту закрепления в Конституции СССР 1936 г. принципа независимости судей, внутрипартийная борьба приобрела крайне уродливые формы. В эти годы «антидемократический характер политического режима достиг своего апогея, своей наивысшей точки»^[67] и любой плюрализм мнений расценивался как предательство. Определившаяся к концу 1920-х гг. государственно-партийная политика в области судебного управления получила свое отражение в том, что суды к началу 1930-х гг. полностью отстраняются от управления нижестоящими судами, с оставлением за ними лишь права отправления правосудия и судебного надзора, да и то под контролем органов юстиции. С принятием Закона о судоустройстве СССР 1938 г. упраздняются президиумы и пленумы судов союзных республик, краевых и областных судов, ранее принимавшие активное участие в судебном управлении.

Кульминационным фрагментом усиления роли органов юстиции в судебном управлении становится принятие 15 июня 1939 г. Положения о Наркомате юстиции СССР, внесшего определенные коррективы и в деятельность Наркомата юстиции РСФСР по управлению судебной деятельностью. Буквально через год Указом Президиума Верховного Совета СССР от 29 июня 1940 года^[68], роль народного комиссара юстиции СССР и народных комиссаров юстиции республик была настолько усилена, что они имели право даже самостоятельного наложения на судей таких дисциплинарных взысканий как замечание, выговор, выговор с постановкой вопроса об отозвании с должности судьи. Таким образом, на взгляд автора, получили конкретное воплощение политические установки коммунистической партии и были реализованы ее подходы по дальнейшему развитию юридического инструментария судебного управления. Проведение в советском государстве такой политики в отношении судебных органов в очередной раз показывает его приверженность и последовательность в своем устройстве и управленческой деятельности к имперской системе. Ведь ни для кого не является открытием, что судебная система в Российской империи функционировала в условиях полного отрицания принципа разделения властей и была в значительной степени подконтрольна исполнительно-распорядительной власти и монарху. То, что суд в Российской империи зависел от администрации, констатируют как западные^[69], так и отечественные исследователи^[70]. Аналогичное положение и советской судебной системы, где также полностью отвергается принцип разделения властей, а суды подконтрольны не только исполнительно - распорядительным органам, но и коммунистической партии.

Рассматривая вопросы диалектики традиций и инноваций в теории и практике государственного строительства в России, М.А. Сукиасян пишет: «Преемственность олицетворялась, прежде всего, в принципе единства власти, который представлял собой ведущую тенденции всей практики управленческого дела»^[71]. Далее он продолжает: «Создавалась иллюзия «новизны» и гарантированности от опасности установления личной диктатуры (пресловутого «термидора»), перерождения власти. На самом же деле весь комплекс властных и управленческих структур подспудно стремился к жесткой зависимости от генетического хода российского государственного традиционализма».

При рассмотрении истоков формирования и развития советского судебного управления особую роль играют его идейно-теоретические основания. Историографический анализ литературы, архивных данных, научных дискуссий, точек зрения и суждений убеждает в том, что единство власти в отношении судов достигалось координацией деятельности всего государственно-партийного аппарата советского республики. Как уже указывалось выше, с полной уверенностью можно утверждать, что в границах с октября 1917 до первой половины 1950 гг. в советском государстве была смоделирована имперская система судебного управления. Единственной новизной такого управления являлась крайняя идеологизация процесса реализация власти в отношении судебных органов, т.е. собственно управления. В этот период в советском государстве действовала жесткая иерархическая система как судебного управления, так и партийного руководства судами и органами судебного управления. По мнению автора, сложившиеся в расцвете тоталитарного режима методы судебного управления имели гораздо большую репрессивную направленность, нежели в Российской империи. Известный западный историк России Р. Пайпс пишет: «Корни современного тоталитаризма следует искать не в идеях Руссо, Гегеля или Маркса. Ибо, хотя идеи могут породить новые идеи, они приводят к организационным переменам лишь, если падут на почву, готовую ее принять». Большевистское «представление о том, каким должно быть правительство, было зеркальным отражением царского режима»^[72]. Безусловно, все это в полной мере можно отнести и к деятельности государства по судебному управлению, но в более худшем варианте, чем в Российской империи. Весьма значительную роль в этом сыграла и коммунистическая партия. Общеизвестно, что взгляды большевиков на место и роль партии в классовой борьбе, в революции, в обществе, постоянно менялись. Первоначально задачей партии в ходе строительства советского государства было «помогать» и «содействовать», а затем стало - «воздействовать» и «руководить»^[73]. В начале руководящая роль партии сводилась в основном к политическому контролю. Но поскольку коммунистическая партия постепенно становится единственной легальной политической организацией, то партийные органы от политического контроля переходят к администрированию, что приводит к сращиванию коммунистической партии с государственным аппаратом, а затем и вовсе его подчинения себе. Тем самым в стране утвердилась и единая, общеобязательная коммунистическая идеология. Все государственные органы и общественные организации действовали под контролем коммунистической партии. Сращивание партийного и государственного аппарата оказало влияние не только на тотальную идеологизацию советского общества, но и на советское нормотворчество. Документы, создаваемые РКП(б), коммунистической партией, стали играть большую роль в процессе правотворчества советского государства, иногда прямо являясь источниками права и подменяя законодательные акты, т.е. стали приобретать высшую юридическую силу. Среди таких партийных документов можно выделить две формы партийного правотворчества. В первом случае-это сугубо партийные документы, затрагивающие организационные вопросы формирования и функционирования государственных институтов. Например, на XIV партийной конференции ВКП(б) (27-29 апреля 1925 г.) впервые дается понятие «революционной законности», под которой подразумевается единообразное понимание и обязательное выполнение всех законов советской власти, недопущение самостоятельного толкования законов местными органами власти^[74].

Обеспечение революционной законности рассматривалось как метод построения новых производственных отношений, и ее выполнение увязывалось с осуществлением социально-экономической политики государства^[75]. Таким образом, по своему содержанию и своей роли такого рода партийные документы выходили за рамки исключительно партийных установлений и рассматривались как политическая директива органам государственной власти, должностным лицам и даже гражданам.

Ко второй форме партийного правотворчества относятся совместные постановления правительства и руководящего партийного органа по вопросам судебного управления. В основном они принимались в виде: ЦК ВКП (б) (КПСС) и СНК (СМ) СССР. Особенно широкое распространение принятие таких совместных постановлений получило в 30-е гг. Для иллюстрации сказанного приведем несколько таких совместных постановлений, связанных, в том числе, и с деятельностью судебных органов: СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г. «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия»; ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 27 мая 1939 г. «О мерах охраны общественных земель колхозов от разбазаривания»; СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 1 декабря 1938 г. «О порядке согласования арестов»; ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 23 июля 1966 г. «О мерах по усилению борьбы с преступностью»; ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 30 июня 1970 г. «О мерах по улучшению работы судебных и прокурорских органов»^[76] и др.

После принятия таких совместных документов они становились обязательными для партийных органов и членов партии, а также правовыми актами, имеющими общеобязательный юридический характер. Поэтому совместные партийно-государственные постановления стали восприниматься как инструмент государственной политики, в том числе и в области судебного управления, воздействующий на жизнедеятельность судебной системы. Таким образом, в судебной сфере укоренилось положение о безусловном примате решений партийных органов над правом. В пирамиде системы судебного управления важную роль играли установки и правила, исходившие от вышестоящих партийных органов, которые становились не только носителями политико-идеологической и правовой информации, но и связанными с наиболее значимыми событиями во внутренней и внешней политической жизни страны, созданием и реорганизацией судебных органов, подготовкой юридических кадров и иными вопросами организации судебной деятельности.

Овладение коммунистической партией абсолютной властью в стране, во многом противоречило основным свободам граждан, которые были провозглашены в первые месяцы советской власти. Эта абсолютная власть распространялась и на судебную систему, в том числе и на органы судебного управления. Последние трансформируя партийные документы, оказывали непосредственное влияние на судейское сообщество, что повлекло за собой формирование нескольких поколений судей, привыкших повиноваться и слепо выполнять указания партийных органов. Ни о какой самостоятельности судов и независимости судей не могло быть и речи. Безусловно, все это становилось благоприятной питательной средой тоталитарно-коммунистического режима. Не случайно в обществе бытовала такая поговорка: «Судьи подчиняются закону и райкому». Несмотря на создание в советском государстве таких символов как свобода, равенство, независимость судей, участие граждан в отправлении правосудия и др., отношение между государством и судебной системой носят асимметричный характер. Судебное управление как отрасль государственного управления, культивировала в судейском сообществе мотивацию подчинения, которая во многом основывалась на страхе, на привычке к повиновению, на убеждении в необходимости подчинения, на авторитете партийных органов и на заинтересованности в повиновении им, поскольку, прежде всего, они определяли карьеру судебного работника. К инакомыслящим судьям могли быть применены различные репрессивные методы, которыми обладали партийные органы, а через них и органы судебного управления. Жесткая карательно-репрессивная система власти и управления, в том числе и судебная, созданная в 1930-е гг. продолжалась до 1953 г. И только со смертью И.В. Сталина, создателя этой максимально централизованной партийно-государственной машины, началась смена приоритетов во внутренней и внешней политике государства.

На данном этапе историографии проблемы, длившегося с середины 50-х до начала 70-х гг. XX в., происходит кардинальное обновление политической и общественной жизни страны и постепенный демонтаж прежней административно-командной модели судебного управления, что, безусловно, влияет и на его политико-юридическую природу. Этот период вошедший в историю судебного управления является знаменательным и исключительно важным. Именно в нем начинают признаваться негативные явления, связанные с вмешательством отдельных должностных лиц и местных советско-партийных органов в разрешение судебных дел. По этому поводу в конце 1953 г. в ЦК КПСС принимается постановление «О фактах вмешательства некоторых местных партийных органов в решение судебных дел»^[77]. Определенным шагом вперед послужила и реформа, осуществленная на началах децентрализации, инициаторы которой пытались обеспечить бо льшую самостоятельность судебных органов. В результате ликвидируются органы юстиции, которые в течение почти сорока лет были бессменными органами судебного управления, проводниками и позиционерами коммунистической идеологии в судебной системе, а их функции передаются вышестоящим судам. Все это вызывает живой интерес отечественных исследователей к истории советской судебной системы и пересмотру взглядов на ее будущее, в том числе и судебного управления. В частности, в них рассматриваются функции органов судебного управления, а также отдельные формы и методы организации судебной деятельности во взаимосвязи с осуществлением правосудия. Передача функции судебного управления вышестоящим судам положила начало и трансформации взглядов на понятие «судебное управление». Происходит постепенный отход от жесткого понятия «судебное управление», воспринимавшегося судейским сообществом как посягательство на их независимость и самостоятельность, к синонимичным данному понятию, но более мягким по содержанию, таким как «организационное руководство судами», «общее руководство судами», «судебное администрирование», «судебно-административное управление», «управление в области юстиции» и др.^[78] Многие работы ученых и практиков этого периода связаны с решительным пересмотром устаревших подходов к освещению эволюции отечественной судебной системы и судебного управления, выработкой качественно новых принципов, созданием новой системы приоритетов в их деятельности^[79]. Все это обусловило появление новых направлений историко-правовых исследований, изучающих не только эволюцию самой судебной системы и судебного управления, но и его взаимосвязь с положением судей, народных заседателей и их статусом в советском обществе. Научные исследования отличаются большой информационной насыщенностью, содержание их строится на анализе опыта судебной деятельности и в них, как правило, вносятся предложения по усовершенствованию судебной деятельности, судебного управления, предлагаются пути дальнейшего повышения профессионализма судей и уровня их правовой культуры. Однако их общим недостатком является то, что все перечисленные работы, во-первых, отражали устоявшийся стереотип о месте судов в системе правоохранительных органов страны (как их части); во-вторых, большая часть перечисленных выше работ советского времени была подвержена сильному идеологическому влиянию. Хотя справедливости ради следует отметить, что период так называемой хрущевской «оттепели» привел к значительному ослаблению руководящей роли партии в различных сферах управления, в том числе и судебной. Тем не менее, в качестве необходимого компонента в формировании и реализации юридической политики советского государства продолжала выступать коммунистическая идеология.

Важным фактором в политико-юридической природе судебного управления является личностно-мировоззренческий фактор, связанный в советский период с персонификацией руководителя высшего партийного органа и их влиянием на характер юридической политики государства. Например, главной идеей реформ Н.С. Хрущева становится антисталинизм, борьба с тоталитаризмом и демократизация правосудия, упразднение органов юстиции, открывающие определенный простор для самостоятельности и некоторой независимости судов и судей. В то же время при правлении Л.И. Брежнева во главу первоочередных задач государственной власти ставится контрреформирование демократических преобразований 1960-х гг. и модернизация политико-правовой системы по сталинскому типу. Поэтому период с 1970 до середины 1980 гг. автор статьи считает периодом усиления позиций партийно-государственной номенклатуры, восстановления в полном объеме вертикали партийного руководства, возвращения в сферу судебного управления органов юстиции, с единственным отличием от органов юстиции сталинского периода в том, что за ними закреплялись функции «организационного руководства судами», а не судебного управления. Тем самым вектор государственного управления был направлен на усиление позиции исполнительной и партийной власти в сфере и судебной деятельности. Несмотря на то, что на органы судебного управления возлагалась функция лишь организационного руководства, тем не менее, они несли «ответственность перед партией, государством и народом» за состояние организации работы судебных органов. Для этого обновленные органы Министерства юстиции вновь были наделены полномочиями по проверке организации работы судебных органов, заслушиванию руководителей судов и судей, атакже принимать любые другие организационные меры для улучшения судебной деятельности.

Важно отметить, что в рамках названного этапа генезис отечественного судебного управления исследовался крайне ограниченно. В основном работы были посвящены развитию судебной системы, но были исследования, хотя и редкие, посвященные организации судебной деятельности и судебному управлению^[80].

Особенностью политико-юридической природы судебного управления в годы завершающие советский период развития государства стало рассмотрение судебных органов и органов судебного управления, прежде всего, через призму независимости и самостоятельности судов и судей. В результате на заключительном этапе советского периода развития государства происходит организационное перестроение деятельности органов юстиции во взаимоотношениях с судами. В итоге таких преобразований у органов юстиции изымается право «организационного руководства» судебными органами с оставлением им функции лишь «организационного обеспечения» деятельности судебной системы. С этого момента начинается трансформация судебного управления во «внутрисистемное управление» внутри самой судебной власти, осуществляемое судейским сообществом и его органами, а также иными коллегиальными органами судебной власти и персоналиями, которые законодательно уполномочены заниматься вопросами организации судебной деятельности.

Как указывалось выше, реформирование системы государственного управления в период Петровской эпохи повлекло проблему более четкого и рельефного выделения внутри судебной системы института судебного управления, ставшего самостоятельным направлением государственной деятельности. Это видно в попытках реформы Сената, создании специального подразделения Юстиц-коллегии, Министерства юстиции как органов управления судебной системой и некоторых других преобразованиях в этой сфере. В советский период были продолжены традиции Российской империи в этой области государственной деятельности, что проявилось в организации линейной и отчетливо выделенной системы центрального министерского и местного отраслевого судебного управления. В то же время следует отметить, что как в Российской империи, так и в советский период, сложились свои модели судебного управления, которые в некоторой степени учитывали исторические традиции и национальные предпочтения, но более всего их формирование находилось в зависимости от базовых концептов идеологической системы (политического режима) и типа государственного устройства (формы правления), что напрямую влияло на его структурную форму. Установление той или иной модели судебного управления есть не что иное как постижение юридической политики государства в исторической проекции. Судебное управление является своего рода инструментарием государственной власти, который через его модели использует свою власть и воздействует на разнообразные стороны деятельности судебной системы (судоустройство, организация судебной деятельности, кадровое и материальное обеспечение и др.). В то же время модели судебного управления следует рассматривать и как тесное взаимодействие таких явлений как политика, государство и право. В истории Российской империи и советского государства есть этапы, когда модель судебного управления прямо отражала политико-правовую природу государства, подменялась партийным руководством, изменялась в соответствии с ситуационными переменными и нередко носила откровенно авторитарный характер в отношениях с судебными органами. Базовые концепты демократии в судебном управлении определились в советском государстве лишь во второй половине 1980-х гг. В советский период модели судебного управления были достаточно разнообразны: командно-административная (1917-1922 гг.); судебно-административная (1922-1939 гг.); командно-административная (1939-1963 гг.); судебно-административная (1963-1970 гг.); разделенного управления судами (1970-1989 гг.). По мере изменения судебной политики государства изменялись и модели судебного управления. При этом изменялся и инструментарий воздействия государства на судебные органы.

Основой для формирования национальной концепции судебного управления является опыт такого управления, имеющего глубокие исторические корни. Для этого необходимо понять его, выявить в нем самое существенное и ценное, адаптировать его к современной модели внутрисистемного судебного управления. Действующее в настоящее время внутри судебной системы собственное управление показывает, что оно должно быть законодательно выверенное, конструктивное, быть вариантом справедливого и беспристрастного собственного управления, без подавления самостоятельности и независимости судейского корпуса, достижение которого оказалось для России весьма сложным и протяженным во времени процессом.

Подводя итог изложенному следует отметить следующее. Безусловно, каждой исторической эпохе соответствует определенная судебная система, в контексте которой образуется и развивается судебное управление, где формируется система различных форм и методов такого управления. Эта система порождается и реализовывается с Петровской эпохи как свод конкретных правил и предписаний для судейского корпуса и образует единую систему знаний, представлений о том времени и его духе. На различных исторических этапах судебное управление выступает как механизм регуляции и организации взаимодействия судебной системы и государства.

Последние годы Российской империи характеризуются тем, что во время Первой мировой войны управление государством значительно меняется. С учетом военного времени вся полнота власти переходит к руководству военных округов и генерал-губернаторам, что практически полностью парализует губернскую систему управления. Тем самым, правительственный кабинет (Совет министров) теряет управление над страной. Конгломерат таких образований как военно-промышленный комитет, особое совещание по обороне, совет министров, собрания министров внес еще большую дезорганизацию в государственное управление Российской империи. Таким образом, фактическое самоустранение Николая II от управления государством, а, в результате отсутствие всякой координации государственных органов, участвующих в государственном управлении, в числе многих других причин социально-экономического характера, помогли распаду Российской империи и окончательному уничтожению монархии в России. Февральская буржуазно-демократическая революция 1917 года привела к власти Временное правительство. Не вдаваясь в подробности политической ситуации межреволюционного периода, следует отметить, что при Временном правительстве в судебной сфере были проведены некоторые изменения, в которых видна их направленность к возвращению положений Судебной реформы 1864 г. В частности, была учреждена административная юстиция, значительно расшириласьюрисдикция окружных судов и мировой юстиции, подсудность дел с участием присяжных заседателей. Одновременно упраздняются Верховный уголовный и Высший дисциплинарный суды Сената, особые присутствия Сената, судебных палат и окружных судов, военно-полевые суды^[81]. Все эти меры становятся чрезвычайно популярными среди народа, поскольку стала появляться некоторая уверенность в том, что наконец восстановится правопорядок и прекратится длительное безвластие, принесшее за собой правовой хаос, разгул преступности и неразбериху в государственном управлении. При Временном правительстве Правительствующий сенат и Министерство юстиции Российской империи продолжают в полном объеме выполнять свои функции, в том числе и по судебному управлению. Вызвало определенное оживление среди демократически настроенной части населения страны создание при Министерстве юстиции Чрезвычайной следственной комиссии по расследованию должностных преступлений бывших министров и других высших должностных лиц, совершенных ими еще при самодержавии. Важно отметить, что проводя реорганизацию государственного аппарата царской России, Временное правительство постоянно рассматривало себя в качестве правопреемника свергнутого монарха (взять хотя бы вопрос по Финляндии).Продолжение преемственности и непрерывности подчеркивается и Б.А. Кистяковским, который выступая вскоре после Февральской революции на собрании Московского юридического общества, сказал следующее: «Прежнее государственное устройство России прекратило свое существование, но государство продолжает существовать. Прежде всего, остался, существует и действует правопорядок, направляющий деятельность государственных учреждений и регулирующий отношения между ними и гражданами и граждан между собой… Основной принцип всякого правопорядка заключается в том, что правовая норма действует до тех пор, пока она не отменена новой нормой. Непрерывность правопорядка, которая до сих пор соблюдалась, должна охраняться и в будущем»^[82].

На взгляд автора статьи, одной из главных задач Временного правительства было, безусловно, скорейшее восстановление государственного управления, для чего в первую очередь требовалось и сохранение тех кадров, которые могли выполнять свои профессиональные обязанности при новых условиях. На базе таких концептуальных подходов была сохранена и судебная система, за исключением лишь тех преобразований, о которых указывалось выше. Судебная система продолжает работать по законам царского правительства, которые коррелируют с течением процессов судебного реформирования и общих тенденций организации судебной деятельности при Временном правительстве. Таким образом, Временное правительство по существу слова Б.А. Кистяковского возводит в принцип «Прежнее государственное устройство России прекратило свое существование, но государство продолжает существовать», что оказало определяющее воздействие и на политико - юридическую природу судебного управления данного исторического этапа.

Несколько иначе формировалось государственное управление советской России. Незадолго до Октябрьской революции 1917 г. В.И. Ленин в газете «Рабочий путь» опубликовал статью «Один из коренных вопросов революции». В ней он подробно остановился на «самом главном вопросе всякой революции? вопросе о государственной власти». При этом В.И. Ленин дает весьма нелестную характеристику политике Временного правительства: «На словах?народное, демократическое, революционное правительство, на деле?противонародное, антидемократическое, контрреволюционное, буржуазное, вот то противоречие, которое существовало до сих пор и было источником полной неустойчивости и колебаний власти, всей той «министерской чехарды». По его мнению, только Советская власть может быть устойчивой и пока ей не будет передана власть неизбежны нерешительность, неустойчивость, колебания, бесконечные «кризисы власти». Одновременно В.И. Ленин указывает, что «власть Советам» это не «Министерство из партий советского большинства» при сохранении в неприкосновенности всего старого аппарата правительственной власти, аппарата насквозь чиновничьего, насквозь недемократического, неспособного провести серьезные реформы, а радикальная переделка всего старого государственного аппарата, этого чиновничьего аппарата, тормозящего все демократическое, устранение этого аппарата и замена его новым, народным^[83].

По мнению автора, будущий глава советского государства в данном случае ведет речь о «радикальной переделке» аппарата «тормозящего все демократическое», но никак не «об уничтожении чиновничества сразу, повсюду, до конца, не может быть речи», поскольку, по словам В.И. Ленина, «Это - утопия»^[84]. И это доказывается тем, что с созданием наркоматов, вместо бывших министерств Временного правительства, их аппарат был переподчинен новым органам советского государственного управления. Таким же образом с созданием Наркомата юстиции в советской республике произошла легитимация и судебного управления, поскольку Наркомат юстиции (как указывалось выше) аккумулировал в себе не только все властные полномочия Министерства юстиции в отношении судебных органов, но и судебные функции Правительствующего сената (после принятия Декрета о суде №1).

В последующие годы политико-юридическое развитие и состояние системы судебного управления стали исходной базой для определения государственной политики о месте и роли судебных органов в советском государстве. С середины 1920-х годов модернизацию судебной системы и судебного управления определяет коммунистическая партия, поскольку в ее руках концентрируется вся полнота власти в законодательном, административном и судебном направлениях. В качестве необходимого компонента в формировании и реализации судебного управления и организации судебной деятельности выступает коммунистическая идеология, ставшая официально государственной. Коммунистическая идеология закреплялась на уровне законодательных актов, практически во всех решениях, постановлениях, приказах органов судебного управления, что способствовало легитимации политического курса коммунистической партии, представлявшей интересы государства.

Изменение моделей судебного управления в советский период представляет собой конкретное воплощение политико - юридических установок в судебной сфере, модернизации судебной системы и развития юридического инструментария управления судебной деятельностью. К распаду советского государства в законодательном направлении происходит развитие механизмов внутрисистемного судебного управления, эта деятельность становится комплексной и системной. Как ни парадоксально, но на этапе распада советского государства в нем принимает активное участие коммунистическая партия, которая инициирует принятие первого в России Закона о статусе судей (1989) и целого пакета нормативных актов, направленных на обеспечение самостоятельности и независимости судейского корпуса.

Итогом формирования и развития государственной политики советского государства в области судебного управления стало то, что она способствовала выработке определенных предпосылок для преобразований в сфере организации судебной деятельности. Особенно это было характерным для периодов с 1953 по 1970 годы и с 1985 года до распада советской России. Именно в эти годы схема «государство-судебное управление-суды» которая как определённая интенция мышления, воспроизводилась и принимала черты и содержание властных отношений с судебными органами свойственное сталинскому и брежневскому этапу правления, начинала давать сбои, поскольку вектор государственной политики разворачивался в сторону предоставления судебной системе самостоятельности в организации собственной деятельности. Сформировался слой прогрессивно мыслящих, имеющих необходимую управленческую подготовкупрактических и научных работников, поднимающих вопросы самостоятельности и независимости судебной системы в собственном внутреннем управлении. Поэтому институциональное оформление юридической политики советского государства с 1953 г. до распада СССР это не что иное как создание базы для дальнейшего политико-юридического развития страны в области предоставления судебной системе более широкой самостоятельности. После 1953 г. сформировавшийся в стране взгляд судейского корпуса на судебное управление как на некий «архетип власти», сконцентрированный в основном в партийных и исполнительных органах и пронизывающий как стержень каждую эпоху, постепенно теряет свое былое значение. Теряется острота его влияния на судебную систему, что отчетливо видно в изменении моделей судебного управления и функций судебного управления: «организационное руководство судами», а на последнем этапе уже распада советского государства, лишь «организационное обеспечение деятельности судов». Таким образом, к 1998 году современная судебная система имела в своем активе не только опыт внутрисистемного судебного управления, но и сложившуюся систему внутренних структур, обеспечивающих такое управление.

Библиография

судебный управление юридический право

1. Алексеев С.С. Общая теория права. В 2-х т. М., 1981-1982. С. 142.

2. Серов Д.О. Судебное управление в России: становление и организационные модели // Администратор суда. 2011. №2. С. 19-23.

3. Комиссарова Е.Г. Формально логические аспекты понятия «Правовая природа» // Вестник Пермского университета. Юридические науки. 2012. Вып. №2. С. 62.

4. Новицкая Т.Е. Права и преимущества императора и членов императорской семьи // Законодательство Петра I. М., 1997. С. 46-53.

5. Сперанский М.М. Руководство к познанию законов. СПб., 1845. С. 72.

6. Серов Д.О. Судебная реформа Петра I: Историко-правовое исследование. М., 2009. С. 246-247.

7. Закон Российской Федерации от 26.06.1992 №3132-1 «О статусе судей в Российской Федерации» (ред. от 10.07.2012, с изм. от 19.11.2012) // Ведомости СНД и ВС РФ. 1992. №30. Ст. 1792.

8. Петровский С.А. О Сенате в царствование Петра Великого: историко-юридическое исследование. М., 1875. С. 52.

9. Абдулин Р.С. Генезис становления института судебного управления в эпоху петровской административно-правовой реформы (1718-1723 гг.) // История государства и права. 2013. №10. С. 24-29.

10. Именной указ «О форме суда» от 5 ноября 1723 г. // ПСЗРИ-1. Т. VII. №4344; ПСЗРИ-1. Т. IV. №2321; ПСЗ-I. Т. IV. №2328, 2331; Т. V. №3264.

11. Анисиков Е.В. Россия в середине XVIII века. М., 1986. С. 63.

12. Павлов-Сильванский Н.П. Очерки по русской истории XVIII-XIX вв. СПб., 1910. Т.П.С. 378.

13. Казанцев С.М. Сенатская реформа 1802 г. // Правоведение. 1980. С. 55-62.

14. История Правительствующего Сената за двести лет: 1711-1911. T. I-V. СПб., 1911. Т. 2. С. 6.

15. СУ РСФСР. 1917. №4. С. 50.

16. Дмитриев Ф.М. История судебных инстанций и гражданского апелляционного судопроизводства от Судебника до Учреждения о губерниях. М., 1859. С. 448-452.

17. Кодан С.В. Юридическая политика Российского государства 1800-1850 гг.: Автореф. дисс. … на соиск. докт. юрид. наук. М., 2004.

18. Сперанский М.М. Руководство к познанию законов. СПб., 1845. С. 89-91.

19. Кодан C.B. Проекты преобразований политико-правовой системы России М.М. Сперанского. M., 2003. С. 78-91.

20. Ефремова Н.Н. Министерство юстиции Российской империи, 1802-1917. (Историко-правовое исследование). М.: Наука, 1983. С. 52; Ефремова Н.Н. Развитие судебного управления в России (первая половина XIX в.) // Государство и право. 2010. №7. С. 84-89; Ефремова Н.Н. Генезис судебной власти в России // Государство и право. 2005. №11. С. 88-94.

21. Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII-начало XX в). СПб., 2000. Т. 2. С. 63, 85.

22. Сперанский М.М. Руководство к познанию законов. СПб., 1845. С. 49-57.

23. Абдулин Р.С. Генезис становления института судебного управления в эпоху петровской административно-правовой реформы (1718-1723 гг.) // История государства и права. 2013. №10. С. 24-29.

24. Анисиков Е.В. Россия в середине XVIII века. М., 1986. С. 4.

25. Джаншиев Г.А. Основы судебной реформы (к 25-летию нового суда). Историко-юридические этюды. М.: Типография М.П. Щепкина, 1891. С. 1-26.

26. Марченко М.Н. Разделение властей в государственном механизме // Теория государства и права. Учебник. Изд. второе, перераб. и доп. М., 2004. С. 363.

27. Кокошкин Ф.Ф. Русское государственное право. М.: Типолитография русского товарищества печатного издательского дела, 1908. Вып. 2. С. 90.

28. Котляревский С.А. Тезисы к диссертации «Правовое государство и внешняя политика». М. 1909. С. 27-29.

29. Котляревский С.А. Власть и право. СПб., С. 28-29.

30. Коркунов Н.М. Русское государственное право. М., Т. 1. 1909. С. 93.

31. Чельцов-Бебутов М.А. Курс уголовно-процессуального права. Очерки по истории суда и уголовного процесса в рабовладельческих, феодальных и буржуазных государства. СПб., 1995. С. 799-809.

32. Ефремова Н.Н., Немытина М.В. Местное самоуправление и юстиция в России (1864-1917 гг.) // Государство и право. 1994. №3. С. 127.

33. Гимпельсон Е.Г. Формирование советской политической системы. 1917 1923. M., 1995; Шанин Т. Революция как момент истины. Россия 1905-1907 гг. 1917-1922 гг. M.: «Весь мир», 1997; Шишкин B.A. Власть, политика, экономика. Послереволюционная Россия (1917-1928 годы). СПб.: Изд-во «Дмитрий Буланин», 1997; Леонов C.B. Рождение советской империи: государство и идеология в 1917-1922 гг. M., 1997; Леонов C.B. Создание советской государственности: теория и практика (1917-1922): Автореф. дисс…. на соиск. докт. ист. Наук-M., 1998.

34. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 35. С. 232.

35. Ленин В.И. Из первоначального варианта статьи «Очередные задачи Советской власти» // Полн. собр. соч. Т. 36. С. 161.