Теоретические проблемы права человека на жизнь: конституционно-правовое исследование

В диссертации исследуются так называемые «пограничные ситуации», нередко возникающие в медицинской практике. Анализируются основные выводы, сформулированные в ряде решений Верховного Суда США, возможность их применения в условиях российской правовой системы.

Развитие трансплантологии указывает также на иной аспект проблемы определения смерти: возникает такое понятие, как «потенциальный донор», которое строжайше осуждается биоэтикой. В настоящее время обсуждается целесообразность проведения реанимационных мероприятий в отношении социально уязвимых людей: пожилых, инвалидов, малоимущих и др. Представляется, что конституционная ценность права на жизнь заключается в установлении категорического запрета на потребительское отношение к человеку.

Современная медицина, войдя в новую фазу научно-технического прогресса, ставит на иной уровень субъективное мнение врача по вопросу жизни и смерти. Приведённые российские документы показывают, что именно от медиков зависит констатация смерти. При этом констатация смерти свидетельствуется лишь по формально-определённым признакам. Медицина пока не добилась успехов определять достоверно точно порог перехода из бытия в небытиё. Это создаёт, прежде всего, дополнительные биоэтические проблемы. Медицина и юриспруденция не должны противопоставляться друг другу. Это науки, имеющие собственное «разделение труда». Нельзя медицинские проблемы решать лишь с помощью юриспруденции, так и не допустимо подходить к пониманию юридических правил исключительно сквозь призму современной медицины;

Четвертый параграф - Право на жизнь и проблемы суицида - анализирует допустимость введения в юридический оборот права на смерть как элемента права на жизнь. Исследуется в историческом разрезе отношение государства к самоубийцам: обоснование криминализации и декриминализации добровольного ухода из жизни. Исследуется дискутировавшийся в юриспруденции долгое время подход к жизни как к объекту права собственности. Несмотря на то, что первоначально он ложился в обоснование криминализации самоубийства, в последующем имел противоположный оттенок. Когда в обществе устоялось мнение, что государь не является собственником жизней своих подданных, возник вопрос, не является ли собственником своей жизни сам гражданин. Если человек обладает таким правом собственности, то соответственно ему принадлежит и право распоряжения. Относительно права на самоубийство высказывался Гегель, чье мнение справедливо и в настоящее время. Его теория как раз опровергает допустимость понимания жизни как объекта права собственности самого гражданина. Жизнь не есть что-то внешнее по отношению к самому человеку. Её нельзя отделить от человека, не убив его. Если человек живёт, можно говорить о его жизни. Как только он умирает, перестаёт существовать сама жизнь и сам индивид. Если рассматривать жизнь как нематериальное благо, это не означает, что им индивид может распоряжаться по своему собственному усмотрению. Действующее законодательство устанавливает формы защиты этого блага, но никак не закрепляет право убить самого себя.

Воззрения современности представляют и такую точку зрения, которая основывается на том, что есть только право на жизнь, но нет субъективной обязанности жить. Задача законодателя в этом случае состоит только в том, чтобы оградить человеческую жизнь от посягательств других лиц. Каждый человек волен распоряжаться только своей собственной жизнью. Если исходить из предпосылки свободы волеизъявления личности, в том числе по вопросу распоряжения собственной жизнью, то тогда должна отсутствовать и необходимость оказания медицинской помощи самоубийцам-неудачникам (воля человека - священна). Врач должен облегчить страдания, доведя до логического конца, задуманное пациентом.

В диссертации обосновывается авторская позиция, в соответствии с которой самоубийство необходимо трактовать как несчастный случай, не зависящий от воли самого гражданина, подвергнувшего себя такому испытанию. Сам факт наличия вреда жизни и здоровью гражданина является условием медицинского вмешательства. Это предполагает наличие обязанности оказания медицинской помощи и выведения человека из тяжёлого физического и психологического состояния. Основы законодательства РФ об охране здоровья граждан не имеют специальной статьи, посвящённой этой проблеме, что позволяет проводить аналогию самоубийства и заболевания. В то же время такое соотношение даёт «сбои» в предмете и методе правового регулирования. Самоубийство - не болезнь. Во многих случаях на совершение данного поступка идут вполне физически и психически здоровые люди. Нельзя подходить к оказанию помощи самоубийце через его согласие. В противном случае вся деятельность экстренной медицинской помощи ставится вне закона. В последующем, при проведении реабилитационных мероприятий, необходимо выявить жизнеутверждающие установки у пациента. Иначе проведение реабилитационных мероприятий не должно быть прекращено.

Уяснение конституционного смысла права на жизнь применительно к самоубийству обусловливает ряд законодательных установлений. Во-первых, обязанность оказания медицинской помощи самоубийцам. Во-вторых, запрет на закрепление ответственности по отношению как к самому самоубийце, так и его близким родственникам. В-третьих, государство должно устанавливать такой правовой режим, который бы исключал пропаганду антижизненных установок. В связи с этим предлагается внести изменения в Уголовный кодекс РФ, установив уголовную ответственность за пропаганду самоубийства.

В диссертации уделено внимание решению Европейского Суда по правам человека по делу Прети от 29 апреля 2002 года, в котором указано: «Статья 2 Конвенции не касается вопросов, связанных с качеством жизни, а также с решениями, которые может принимать человек в отношении собственной жизни; содержание Статьи 2 Конвенции - если, конечно, не искажать её текст - невозможно интерпретировать как предоставляющую людям право на смерть. Толкование этой Статьи не ведёт и к формулированию права индивидуума на самоопределение в смысле предоставления человеку права предпочесть жизни смерть. И поэтому на основании Статьи 2 Конвенции невозможно сделать вывод о предоставлении права умереть как при помощи третьего лица, так и при содействии государственного органа». В решении Высокого Суда сделано ещё несколько основополагающих выводов, которые могут быть учтены в российском отраслевом законодательстве:

- если закон допускает содействие самоубийству, это не будет нарушением статьи 2 ЕКПЧ;

- если закон запрещает содействие самоубийству, это также не будет нарушением статьи 2 ЕКПЧ;

- ни одна из статей ЕКПЧ не может служить основанием для каких-либо позитивных обязательств ни в плане гарантией отказа от судебного преследования, ни в связи с предоставлением какой-либо иной законной возможности по оказанию иного содействия в самоубийстве;

- запрет на самоубийство нельзя рассматривать сквозь призму допущения со стороны государства бесчеловечного и унижающего достоинство человека обращения;

- лишение права реализовать принятие решения о самоубийстве затрагивает право на уважение частной жизни. Однако подобное вмешательство государства в осуществление права человека на уважение частной жизни можно оправдать как необходимое в демократическом обществе.

Пятый параграф исследует юридические аспекты эвтаназии. Доказывается необходимость сохранения ее запрета в законодательстве Российской Федерации.

Проведен исторический анализ отношения древнего общества к поднятой проблеме, на основе которого сделаны следующие выводы:

1. Одобряется добровольный уход из жизни следующей категории лиц: а) неизлечимо больных, б) переносящих тяжёлые физические мучения, в) душевнобольных, г) престарелых.

2. Допускается умерщвление новорождённых с выявленными врождёнными недостатками.

3. За врачом признаётся право не оказывать медицинскую помощь, которая не приведёт к излечению, а лишь на некоторое время способна продлить жизнь.

4. Подобные правила обосновываются как определённым гуманизмом, так и отсутствием социальной полезности от такой категории людей.

Представлена видовая классификация эвтаназии, а также опыт ее нормативного регулирования. Так, выделяют активную эвтаназию - намеренное причинение смерти («метод наполненного шприца») и пассивную эвтаназию - прекращение мероприятий по продлению жизни («метод отложенного шприца»). Разновидностью активной является инструментарная эвтаназия, то есть с помощью специальных приспособлений. В контексте понятия пассивной эвтаназии упоминают об ортотаназии (прекращение чрезвычайных мер в отношении больного, признанного уже неизлечимым, хотя и чрезмерно не страдающим) и дистаназии (продление жизни больного во что бы то ни стало). Во-вторых, признают наличие добровольной (обусловлена просьбой или согласием больного) и принудительной эвтаназии (в отсутствие согласия самого больного). Причём в рамках добровольной эвтаназии следует различать самоубийство при врачебном содействии - «СВС» (когда врач приготовляет смертельное лекарство, которое больной вводит себе сам). В-третьих, различают прямую и непрямую эвтаназию, отражающую мотивацию профессиональных решений врача. Прямая эвтаназия - когда врач имеет намерение сократить жизнь пациента; непрямая эвтаназия - когда смерть больного ускоряется как косвенное (побочное) следствие действий врача, направленных к другой цели. Ключевым признаком эвтаназии является ее исключительность, она применяется, когда любые иные способы облегчения участи больного не могут быть результативными. В любом другом случае имеет место элементарное убийство.

Эвтаназия имеет место тогда, когда ставится определённая цель - смерть больного, исходя из этого, она должна анализироваться сквозь призму содержания конституционного права на жизнь. В то же время не следует расценивать как эвтаназию проведение медицинского эксперимента - апробацию до конца неизученных средств и методов лечения на больных при наличии непосредственной угрозы их жизни.

В диссертации выделены следующие критерии, при наличии которых можно говорить о таком явлении как эвтаназия:

1. Наличие заболевания.

2. Продолжительность применения методов и средств лечения.

3. Неотвратимость безусловно вероятного летального исхода.

4. Наличие нравственных и физических страданий, которые пациент оценивает как невыносимые, несмотря на избранные методы и средства лечения.

5. Отсутствие эффективных мер к облегчению страданий.

6. Если пациент в сознании, то обязательно наличие просьбы больного об эвтаназии.

7. Просьба должна быть сознательной, информированной и добровольной.

Это так называемые материальные предпосылки. Однако в целях исключения злоупотреблений зарубежный опыт предполагает наличие процессуальных гарантий защиты прав пациента. К таковым относятся:

1. Психологическая экспертиза больного, чтобы исключить вероятность согласия, данного из-за стечения обстоятельств, которые не позволяют объективно оценивать реальность.

2. Обязательное консультирование с независимым экспертом, чтобы свести к минимуму возможность врачебной ошибки. Возможно принятие решения об эвтаназии только консилиумом врачей.

3. Согласие должно фиксироваться письменно или при наличии свидетелей.

4. Обязательное уведомление близких родственников.

5. Санкционирование эвтаназии судом или органами прокуратуры.

В работе проводится грань между эвтаназией и смежными явлениями. От нее следует отличать:

1. Суицид при врачебном содействии.

2. Отказ пациента от лечения.

3. Умерщвление неполноценных новорожденных детей путём неоказания им медицинской помощи.

4. Отключение аппаратуры, когда зафиксирована церебральная смерть пациента.

В целях защиты конституционного права на жизнь несовершеннолетних предлагается скорректировать нормы Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан, допустив оказание медицинской помощи лицам, не достигшим 15 лет, в отсутствие согласия законных представителей, если это необходимо для спасения жизни пациента. Гарантией недопущения злоупотреблений со стороны больничного учреждения будет возможность обжалования действий медицинских работников. Альтернативным вариантом может выступать последующее судебное санкционирование действий больничного учреждения.

Анализ доводов как сторонников, так и противников разрешения эвтаназии позволяет сформулировать общий вывод: достоинство, которое присуще только человеку, обусловливает иной подход к его жизни, как к самой высокой ценности, а не как к форме существования. Именно из этого исходит статья 2 Конституции РФ, провозглашая в основах конституционного строя первейшую обязанность государства по защите человека, а также его прав и свобод. Конституционное значение этого принципа в совокупности с содержанием статьи 20 Конституции РФ заключается в недопустимости следования функциональному подходу к человеку, основанному на социальной полезности. Именно жизнь нуждается в защите. Смерть сама придёт рано или поздно к любому человеку. Она не нуждается в защите. Поэтому нельзя говорить о праве на смерть как о категории вообще. Смерть - есть «нежизнь». Тем более нельзя выявлять подобное правомочие из конституционного права на жизнь, поскольку в нём присутствует само отрицание жизни. Высказывания же при этом о проявлении милосердия носят сугубо спекулятивный характер. Современное российское законодательство основывается на полном запрете эвтаназии, как пассивной так и активной, что представляется обоснованным и в настоящее время.

Вторая глава - Конституционное регулирование репродуктивных прав - посвящена выявлению «реликтовой» основы репродуктивных прав, как в целом, так и в отдельности каждого из них, в конституционном праве на жизнь.

Первый параграф направлен на исследование понятия «репродуктивные права».

В современной юридической науке формируется мнение, что к естественным правам следует относить и репродуктивные, поскольку они черпают себя непосредственно в биологической сущности человека. Это означает, что репродуктивные права отражают природу некоторых личных конституционных прав. Подобное утверждение имеет далеко идущие последствия: репродуктивные права переходят на иную плоскость ценностей. Они в этом случае не будут зависеть от произвола законодателя, получат конституционную защиту. К ним можно апеллировать в своих требованиях, обращённых к законодателю. Репродуктивные права приобретут свойство первичности. На государство будет возложена обязанность по их юридическому обеспечению. Любой нормативный акт, затрагивающий тот или иной аспект репродуктивной деятельности, может быть тогда оценен с точки зрения Конституции, стать предметом обжалования в порядке конституционного судопроизводства. При всем при этом не устоялась общая позиция, в каком же именно конституционном праве черпают себя репродуктивные права, хотя содержание каждого конституционного права имеет свои специальные границы осуществления. К каждому из них Конституция относится как к определённой категории. Причём каждое право может быть ограничено, исходя из его места в иерархии ценностей.

Авторская позиция основывается на том, что предназначением всех репродуктивных правомочий является обеспечение продолжения жизни. Исходя из этого, их «реликтовой природой» будет право на жизнь. Именно оно определяет сущность и значение репродуктивных прав. Только в последующем можно говорить об их дифференциации. В то же время есть ещё один аспект, редко поднимаемый при характеристике репродуктивных прав. Это применимость вообще категории «субъективного права» к данному виду правомочий. В диссертации сделан общий вывод, что сам термин «репродуктивные права» не следует расценивать как «зелёный свет» на открытие новых субъективных прав. В этой сфере позволительно говорить лишь о таких категориях как «регулирование репродуктивной деятельности», «репродуктивное здоровье» как объект охраны, «репродуктивные возможности». В контексте именно такого понятийного ряда и следует рассматривать такие вопросы как право на материнство, искусственное оплодотворение, отсроченное отцовство и так далее. Именно эти проблемы и нуждаются в серьёзном изучении со стороны юристов. Апеллирование к тому, что международное право закрепляет репродуктивные права, а соответственно налагает обязательства по их закреплению на национальном уровне, является не точным. Ни один международный договор Российской Федерации не налагает на государство обязательства по закреплению репродуктивных прав в своем основном законе.

Второй параграф - Генезис права на искусственное прерывание беременности - рассматривает закономерности исторического развития отношения права и государства к аборту. Определено само понятие искусственного аборта (искусственного прерывания беременности), который является непосредственно волевым действием матери, направленным на изгнание плода из своего тела механическим или иным путём. Причём он может осуществляться самостоятельно, с помощью медицинского учреждения, с помощью иных лиц, не имеющих право на его осуществление, или вне медицинского учреждения (в этом случае употребляется такой термин как криминальный аборт).

При таком подходе можно определить: не будет нарушением конституционного права на жизнь установление ответственности за самостоятельное осуществление аборта или совершение действий, имеющих цель спровоцировать выкидыш. Государство может также установить ответственность за содействие в совершении указанных действий. Кроме того, об ответственности за причинение вреда плоду следует говорить в нескольких аспектах. Например, когда мать своими действиями создаёт условия для неправильного развития ребёнка, в результате которых новорожденный приобретает заболевания или уродство (во время беременности женщина принимает наркотики). В таких случаях часто женщина отказывается от ребёнка, который, как правило, приобретает неизлечимые заболевания. Государство берёт на себя все расходы по его содержанию, поэтому причиняется вред самому ребёнку, а также государству. По-видимому, есть основания для привлечения к ответственности нерадивых родителей, как матери, так и отца. Это вытекает из конституционной обязанности заботиться о детях и их воспитании.

Следует не согласиться с точкой зрения о декриминализации незаконных абортов, основывающейся на праве женщины самостоятельно распоряжаться своими конституционными правами на неприкосновенность частной жизни и охрану здоровья. Между тем, причины установления уголовной ответственности кроются не только в том, что женщина именно так пытается распорядиться своим здоровьем, нанося вред не только своему здоровью, но и своему будущему потомству. Исходя из этого, уголовная ответственность должна быть сохранена. Тем более женщина, прибегнувшая к таким услугам, ответственности не несёт.

В диссертации подробно исследуются теологические точки зрения на заявленную проблематику. Отмечается, что в каждом конфессиональном учении нет единого мнения на установление абсолютного запрета на аборт. Представители мусульманства, индуизма, буддизма считают аборт приемлемым в некоторых случаях. Израиль также не является государством, полностью запретившим искусственное прерывание беременности: аборт разрешён в тех случаях, когда беременность ставит под угрозу физическое или умственное здоровье женщины.

Приведённые примеры указывают, что самым дискуссионным вопросом при анализе практики искусственного прерывания беременности выступает момент возникновения жизни. Основные точки зрения сводятся к следующему: с момента зачатия, по истечении некоторого срока после момента зачатия или с момента рождения. Определение данного момента предполагает закрепление в праве того или иного отношения к абортам.

Выявление конституционного аспекта отношения к абортам основывается на конкуренции права на жизнь нерожденного ребенка и права на неприкосновенность частной жизни, а также права личной неприкосновенности его матери.

Третий параграф раскрывает содержание права на искусственное прерывание беременности.

Обращает внимание, что статья 36 Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан, не закрепляет право каждой женщины на искусственное прерывание беременности, а говорит о самостоятельности решать вопрос о материнстве. Это достаточно широкое правомочие, которое охватывает различный спектр поведения: отказ от материнства вообще, репродуктивное поведение (наличие одного, двух и более детей), прерывание беременности, использование методов контрацепции в целях недопущения нежелательной беременности и т.д. Таким образом, право на решение вопроса о материнстве включает также осуществление женщиной правомочий при выборе методов контрацепции (в том числе, стерилизации) и желании иметь ребёнка. Анализ международных документов, содержание конституционного права на жизнь позволяют выделить элементы права самостоятельно решать вопросы материнства:

- свобода не прибегать к искусственному прерыванию беременности. Основы законодательства РФ об охране здоровья граждан подчёркивают, что условием прерывания беременности по медицинским показаниям является согласие женщины. В любом случае она может отказаться от операции. Не допускается проведение аборта только по инициативе медицинских работников;

- право женщины иметь ребёнка в отсутствие предварительного согласия биологического отца; последний не имеет права требовать защиты своих интересов в судебном порядке, если беременность происходит без предварительной консультации с ним;

- право женщины на отказ от материнства; данное право не может быть ограничено ни со стороны законодателя (закон не должен обязывать женщину производить потомство), ни со стороны сексуального партнёра;

- право женщины в вопросах выбора контрацептивов. Ограничения данного права действующим законодательством могут вводиться только в интересах сохранения жизни и здоровья матери, а также в целях предотвращения будущего влияния на здоровье возможного ребёнка. Причём данные ограничения не должны основываться на применении мер какой-либо ответственности к женщине за использование таких контрацептивов. Возможно лишь введение запрета на их продажу. Данное право не может быть ограничено какими-либо притязаниями сексуального партнёра.

Однако содержание статьи 36 Основ об охране здоровья граждан показывает, что законодатель понимает право самостоятельно решать вопросы материнства слишком узко, поскольку в дальнейшем в статье речь идёт только об искусственном прерывании беременности. Российский законодатель не считает право женщины прерывать беременность абсолютным. Помимо обязательного условия - согласия её самой - добавляются дополнительные, без наличия которых женщина уже не вправе в данном случае свободно располагать собой. Причём одни носят первичный характер, другие - вторичный. Первичными будут сроки беременности, при наступлении которых возникают требования о наличии социальных или медицинских показаний.

Законодательство РФ справедливо исходит из общего правила, что в вопросах материнства женщина свободна располагать собой, поскольку закрепляются её права, а не обязанности. Совершать данную операцию или не совершать - право выбора остаётся за женщиной. Одновременно в соответствии со статьёй 55 Конституции РФ федеральный закон в этом вопросе ограничивает право женщины свободно располагать собой сроками беременности. Целью данного ограничения выступают защита жизни и здоровья матери, а также прав неродившегося ребёнка.

Одним из спорных аспектов выступает вопрос о допустимости применения правил о возмещении вреда к неудачным операциям по искусственному прерыванию беременности. Одним из центральных моментов является рассмотрение понятия «ребенок» через призму понятия «вред». В работе обосновывается вывод, что понятие вред к рождению ребёнка неприменимо, так как возникают другие по своему характеру правоотношения. Основанием возникновения родительских обязанностей выступает только один факт - происхождение детей (биологическое родство). Является ребенок желанным или нет - это не имеет значения для реализации конституционных положений. Поэтому статья 63 Семейного кодекса РФ не содержит каких-либо исключений: «Родители имеют право и обязаны воспитывать своих детей. Родители несут ответственность за воспитание и развитие своих детей. Они обязаны заботиться о здоровье, физическом, психическом, духовном и нравственном развитии своих детей».

Однако возникает вопрос: будет ли медицинское учреждение нести ответственность перед женщиной за ненадлежащее исполнение условий договора, предметом которого выступает искусственное прерывание беременности? Иными словами родители будут выполнять свои обязанности по воспитанию и развитию детей, а медицинское учреждение будет выплачивать аналог алиментов, то есть нести бремя расходов по содержанию ребёнка. Реальность таких последствий выглядит проблематичной по следующим основаниям. Любое медицинское вмешательство - определённый риск. Оно может дать положительный эффект, а может - и нет. Первопричиной рождения ребёнка выступает не неудачный аборт, а интимная близость женщины и мужчины, соответственно именно они и должны осознавать степень ответственности при совершении тех или иных действий.

В работе отмечается, что споры между сторонниками той или иной точки зрения относительно практики абортов протекают в большей мере в эмоциональной плоскости. Однако необходимо обратить внимание на два момента - отсутствие конституционной обязанности иметь детей и ослабление у человечества интереса к увеличению численности населения. Первый момент предполагает отрицание потребительского взгляда на женщину. Второй момент заставляет задуматься о том, что приостановление роста народонаселения - та реальная задача, которая ставится перед всем человечеством в условиях исчерпания природных ресурсов, которая отражается в ряде международных деклараций. Количество населения - это не показатель экономики, в котором необходимо пытаться кого-то догнать и перегнать. Иметь детей или не иметь - это вопрос, который касается только конкретной личности. Нельзя забывать, что ребёнок - это не цифра в статистическом отчёте, а человек со своим индивидуальным миром, восприятием и потребностями. Аборт, зачастую, становится лишь разменной картой в демографической политике государства.

Проблема искусственного прерывания беременности - это не только проблема женщины, идущей на данную операцию, а проблема всего общества. Причём общество не должно выхватывать только один аспект - сам аборт, который звено в неразрывной цепи: сексуальный контакт, репродуктивное поведение, внутрисемейное планирование, брачность, роды, воспитание ребёнка. Выработка целостного подхода должна обусловить ту модель правового регулирования, которая бы отвечала требованиям личности, общества и государства.

На основе вышеизложенного можно сделать общий вывод, что российское законодательство подробно регулирует проведение операции по искусственному прерыванию беременности, представляя женщине самостоятельно решать вопросы данной операции. Однако пользование этим правом ограничивается рядом условий, которые изменяются в зависимости от срока беременности. Основанием введения такого условия служат защищаемые публичной властью блага: права неродившегося ребёнка, здоровье матери. Кроме этого, необходимо дополнить следующим:

- Прерывание беременности - это вмешательство в личные права родителей и зачатого ребенка. Их соблюдение не поддается такому регулированию, при котором не ущемлялись бы ни одна из сторон.

- Недопустимым будет политизация практика абортов. Вопрос о регулировании личных прав, наиболее затрагивающих статус гражданина, не должен решаться исходя из принципов политической конъюнктуры и государственной необходимости.

- Закрепление в Конституции России права на жизнь не предполагает обязательности закрепления абсолютного запрета на искусственное прерывание беременности. При определении права на жизнь можно говорить только об абсолютном праве на материнство, то есть запрете на принудительное искусственное прерывание беременности.

- В вопросах осуществления материнства наиболее заинтересованной стороной выступает мать будущего ребенка. Действующее законодательство при конкуренции с правами будущего отца должно исходить из безусловного приоритета прав матери.

В четвертом параграфе представлен анализ содержания правового регулирования медицинской стерилизации. На основе анализа научных работ, практики применения данной операции сформулированы следующие выводы:

1. Принудительная стерилизация является недопустимым вмешательством в личные права гражданина и не может проводиться в евгенических целях. Установление ее в качестве вида уголовного наказания будет существенным нарушением конституционных прав и свобод человека.

2. Из конституционных требований можно выделить допустимость медицинской стерилизации, но не ее обязательность. Действующее законодательство может запретить данный вид деятельности (даже если она осуществляется на добровольной основе).

3. При проведении медицинской стерилизации не допускается ограничивать ее согласием супруга (супруги) или полового партнера. Тем более недопустимым выглядит установление судебного санкционирования.

В пятом параграфе исследуется право на искусственное оплодотворение и имплантацию эмбриона. Значение медицинских технологий обусловлено, прежде всего статистическими данными. Процент бесплодных пар с развитием технического оснащения человечества, как это не странно, увеличивается. По оценкам Всемирной организации здравоохранения в развитых странах он достигает 20 %.

Наиболее острые дискуссии возникают вокруг ограничений вспомогательных репродуктивных технологий для родителя, не обремененного семейным статусом. Каждая теория пытается апеллировать к защищаемым конституционным ценностям. В то же время аргументы спора чаще выстраиваются вне правового поля. Сторонники допуска одиноких лиц к медицинским услугам основывают свою позицию следующим образом:

1. Распространённость такого явления как одинокие матери.

2. Социальное благополучие некоторых матерей гарантирует необходимый уровень заботы о ребёнке.

Аргументы «против»:

1. Для полноценного воспитания и развития ребёнка необходимы оба родителя - и отец, и мать.

2. Искусственно оплодотворённая мать в последствии может выйти замуж, и ребёнок станет «лишним».

3. Неестественность материнства.

Обращает внимание, что на либеральном подходе к регулированию искусственного оплодотворения настаивают, в первую очередь, представительницы движений феминисток, транссексуалов, сторонников однополой любви. В то же время законодательство Франции, Дании, ряда других стран, либерально относящихся к регистрации однополых союзов, запрещает применение методов вспомогательных репродуктивных технологий у гомосексуалов. В 12 странах вспомогательные репродуктивные технологии предлагаются только супружеским парам, в 16 странах к таковым допускаются также пары, живущие в гражданском браке, как минимум, в течение 2 лет.

Авторское видение заявленной проблематики заключается в том, что искусственное оплодотворение - операция, носящая исключительный характер. Это не модная замена половому акту как источнику продолжения жизни. Исходя из исключительности искусственного оплодотворения, необходимо законодательное закрепление особой процедуры допуска к данной репродуктивной технологии. Статья 55 Конституции РФ предусматривает также, что права и свободы граждан могут быть ограничены в целях защиты нравственности, здоровья. На государстве лежат обязательства как по обеспечению здоровья граждан, недопустимости нарушения их прав и свобод, так и по уважению норм нравственности, сложившихся в обществе. Эти обязательства предопределяют ограничения, налагаемые на репродуктивные права гомосексуальных пар. В пункте D преамбулы Резолюции 372/88 ЕЭС уточняется, что «к главным критериям регламентации искусственного оплодотворения in vivo и in vitro относятся не только право матери на самостоятельное решение, но и необходимость соблюдения прав и интересов ребёнка, вытекающих из права на жизнь и физическую, психическую и экзистенциальную неприкосновенность; права на семью, на родительское внимание, на развитие в семейной атмосфере; права на собственную генетическую неповторимость».

Приведённые доводы показывают, что нельзя проблемы репродукции решать необдуманным путем. Сдержанный подход обусловливает введение ряда ограничений на использование методики искусственного оплодотворения в Российской Федерации. В диссертации выработаны рекомендации по совершенствованию действующего законодательства. Во-первых, правом на проведение операций должны обладать только государственные клиники, имеющие специальные лицензии. Во-вторых, при Министерстве здравоохранения и социального развития РФ необходимо создать специальный этический комитет, перед которым отчитывались бы лечебные учреждения, и который на основе отчетов подготавливал бы ежегодный доклад о развитии репродуктивных технологий. В-третьих, в законе должны быть закреплены субъекты, которые имеют право на обращение за специальной медицинской помощью. Необходимо ввести верхнюю возрастную границу для женщин (40-45 лет), установить запрет для гомосексуальных пар и иностранцев. Основаниями оказания медицинских услуг должны быть только медицинские показания. В-четвёртых, необходимо определить круг составов преступлений в этой сфере в целях устранения декларативности норм Основ законодательства РФ об охране здоровья граждан. Кроме того:

1. Право на искусственное оплодотворение создает совершенно иные условия осуществления мужчиной и женщиной своих репродуктивных возможностей, решения вопроса об отцовстве и материнстве. Это обусловливает допустимость введения ограничений прав граждан при допуске к вспомогательным репродуктивным технологиям, вплоть до введения запрета на некоторые из них.

2. Конституционное право на жизнь не налагает на государство дополнительные обязательства по обеспечению права каждого на собственное потомство, в том числе, путем предоставления услуг по искусственному оплодотворению.

3. Общий принцип, применимый к искусственному оплодотворению и имплантации эмбриона, должен исходить из исключительности данной операции. Государство при регулировании данной деятельности должно исходить из приоритета прав будущего ребенка.

В шестом параграфе предметом исследования выступает право на суррогатное материнство. Особенностью данной медицинской технологии является то, что биологическая мать (которая рождает) в этом случае не имеет никаких генетических связей с вынашиваемым ребёнком. Её роль - выполнение функций «теплицы». При развитии либерального подхода к искусственному оплодотворению суррогатное материнство в большинстве стран либо запрещено, либо ограничено существенными законодательными мерами.

Учитывая, что всего лишь около 15 государств разрешают проведение операций по заменяющему материнству, в диссертации представлены все «за и против» подобного решения проблемы бесплодия.

Юридическому анализу подвергается каждая из стадий данной медицинской технологии. Представляется возможным сформулировать общий вывод: в отраслевом законодательстве отсутствует общее разрешение суррогатного материнства. Регулирование на подзаконном уровне не отвечает степени затрагиваемых конституционных прав. Следует также отметить, что норма Семейного кодекса РФ (статья 51) при отсутствии общего дозволения практики суррогатного материнства не отвечает международным критериям, конституционным принципам защиты прав человека. Всё это обусловливает авторский вывод: в настоящее время необходимо ввести запрет на использование этой новой репродуктивной технологии. Разовые опыты, которые осуществляются на территории Российской Федерации, не могут служить основанием для разрешения практики заменяющего материнства.

В третьей главе - Пределы государственного регулирования генетической гигиены - рассматриваются конституционные особенности содержания права человека на жизнь в условиях последних достижений в области микробиологии.

Первый параграф раскрывает способы установления гигиенических правил в области человеческого размножения, за основу которых берется социальная евгеника. В работе сформулированы следующие выводы:

1. Евгенические правила, так или иначе, использовались различными государственными системами. Это предопределяло установление государственного контроля за процессами деторождения. Одной из форм такого контроля служило придание публичности брачным отношениям, благодаря чему осуществлялась «юридификация» сексуальности. Кризис брачных отношений обусловливает максимальный отказ от установления их публичности.

2. Каждый человек обладает конституционными правами, в том числе и правом на жизнь, вне зависимости от его генетических признаков. Значение открытий в области генетики предопределяет установление государственного контроля за их проведением.

3. Проведение генетического исследования по выявлению особенностей конкретного человека должно основываться исключительно на принципах добровольности и конфиденциальности.

Второй параграф рассматривает детность как объект правового регулирования.

Для Российского государства в настоящее время становится актуальной не просто проблема высококачественного населения, а вопрос сохранения наций, народа, как такового. Демографические прогнозы не утешительны: в России в 2050 году буде жить всего 102,5 миллиона человек, против 147 в настоящее время. Смертность в России превышает рождаемость в 1,6 раза, превалирует мужская смертность молодого (то есть основного репродуктивного) возраста

В диссертации исследуются Указы Президента РФ и Постановления Правительства РФ, определяющие концепцию демографической политики государства. Сделан общий вывод, что, по мнению лиц, определяющих основные направления политики российского государства, основная причина падения рождаемости коренится в плохих социальных условиях. Отсюда предлагаются основные пути решения проблемы: повышения уровня доходов населения, предоставления жилья молодым семьям, проведение социальных мероприятий, направленных на увеличение продолжительности жизни населения, материальное стимулирование рождаемости. Несмотря на столь простые варианты решения проблемы, следует отметить, что подобная логика страдает рядом ошибок в понимании демографических процессов. Государство может экономически создать предпосылки для появления в семье первого и, в некоторых случаях, второго ребёнка. В середине 80-х годов прошлого столетия это произошло в СССР. Но даже это как отмечают социологи - не формирование прямой направленности на рождение второго ребёнка. Исследования показали, что большинство семей желает иметь второго ребёнка, но в силу каких-то обстоятельств откладывает это. Экономическая предпосылка всего лишь «подстегнула» психологическую установку к реализации. Это показывает ограниченность экономических стимулов, которые могут обусловить рождение отчасти первого ребёнка, в большей мере второго, но практически абсолютно неэффективны при рождении третьего и более ребёнка. Необходимый же коэффициент детности только для сохранения настоящей численности населения составляет 2,7. Краткосрочная перспектива России - сокращение численности населения.

Представлен исторический опыт ряда государств по повышению рождаемости. Исходя из которого, можно отметить, что реальные способы выхода из демографического кризиса экономически не под силу современному российскому государству. Они не просто затратны, главная особенность таких расходов состоит в том, что положительный эффект от них, при самом лучшем прогнозе, будет иметь место не ранее чем через 25 лет. Это период - от рождения до получения образования (нельзя забывать о прохождении армии и совершенствовании специальных навыков). Российская Федерация не может ждать 25 лет. Соответственно государственная политика должна основываться на концентрации русскоязычного населения, распылённого по территориям стран СНГ. Залогом такой политики является, в первую очередь, интеграция с такими государствами как Украина и Беларусь.

Необходимо признать, что регламентация межполовых отношений практически во всех государствах имела евгеническую направленность. Кроме того, государство никогда не отказывалось от такой функции как регулирование воспроизводства населения. Между тем решение вопроса о количестве детей - неотъемлемое право родителей. Государство не может закреплять обязанности по наличию того или иного количества детей. Именно родители выступают в качестве обремененной стороны в вопросе рождения детей. Закрепление конституционного права на жизнь предполагает наличие положительных услуг со стороны государства по осуществлению заботы о семье и детях.

Гигиенические правила в области размножения основывались на запретительных нормах (запрет на вступление в брак для отдельных категорий людей, запрет на межэтнические, межкастовые, межрелигиозные браки). В настоящее время установление таких норм будет являться чрезмерным ограничением основных прав человека.

Практика древних и современных государств доказала: искусственные меры, направленные на поощрение рождаемости не давали и не дают ожидаемого эффекта. Детность - это показатель развития общества в целом. Нельзя его отрегулировать в отрыве от общих условий (социальных, экономических, идеологических, политических и др.). Кроме того, в вопросах поощрения материнства эффективной будет только авансовая социальная помощь.

В третьем параграфе исследуется вопрос, насколько современное состояние российской юриспруденции обеспечивает защиту фундаментальных прав человека от злоупотреблений в генной инженерии. Самостоятельным предметом регулирования считается процедура клонирования, которая представляет собой выращивание клеточного материала из полученного образца с оригинала. В мае 2002 года был принят Федеральный закон «О временном запрете на клонирование человека», которым был введён временный, сроком на пять лет, мораторий на подобные манипуляции с человеком. Закон подчеркнул, что это обусловлено недостаточностью знаний и приоритетом уважения прав человека. Вместе с тем подчёркивается его временный характер, который может быть пересмотрен с учётом перспектив исследуемых технологий. Учитывая, что мораторий на клонирование, установленный в Российской Федерации, истекает в 2007 году, необходимо продлить его на срок не менее 5 лет.

Анализ действующего законодательства и современных медицинских достижений позволил выявить пробелы в текущем правовом регулировании. Это обусловливает принятие специального закона о государственном регулировании генно-инженерной деятельности, объектом которой выступает человек, включая генодиагностику и генотерапию. В указанном федеральном законе должны, как минимум, учитываться следующие положения:

- Провозглашены общие принципы уважения прав человека и запрет на коммерческое использование генетического материала.

- Зафиксирован запрет на принудительное генетическое консультирование. Абсолютный запрет на генетический скрининг. Предусмотрена возможность анонимного тестирования и консультирования.

- Запрет на дискриминацию в любой форме по признаку генетических характеристик.

- Учитывая зависимость человечества от научных достижений, необходимо отказаться от политики запрета ряда генетических исследований, поставив их под общественный и политический контроль. Достигаться, как представляется, это должно с помощью сочетания различных видов контроля: ведомственного (внутри научного учреждения, внутри ведомства), политического (с помощью создания специальной парламентской комиссии), общественного (благодаря постоянному информированию о путях совершенствования науки в специальном открытом издании).

- Необходимо ввести запрет на деятельность иностранных организаций на территории РФ, исключив совместную деятельность зарубежных и российских научных организаций, разрешаемую Министерством здравоохранения и социального развития РФ и Российской Академией медицинских наук.

- Разрешение генотерапии исключительно по медицинским показаниям.

В главе 4 исследуется значение смертной казни, как вида уголовного наказания, в свете конституционного закрепления права на жизнь и стремления к отказу от ее применения.

В первом параграфе раскрываются отправные начала понятия смертной казни с точки зрения конституционного права. Закрепляя комплекс прав человека, Конституция России в статье 55 (часть 3) допускает в определенных целях их ограничение федеральным законом. Поскольку статья 55 имеет отношение ко всем правам человека, то возникает вопрос, имеет ли она отношение к праву на жизнь. Не является ли право на жизнь абсолютным правом, то есть не подлежащим ограничению ни при каких обстоятельствах? Следует сразу отметить, что многие зарубежные конституции, закрепляя данное субъективное право, в одной статье содержат исключения: перечисляют действия, которые не могут трактоваться как нарушение нормы конституции. Обращает внимание, что исключения из общего правила необходимости обеспечения права каждого на жизнь связаны с полным отрицанием жизни. Нельзя ограничить право на жизнь частично, не причинив смерть человеку. Если жизнь человека сохранена, нельзя говорить об ограничении права на жизнь. В этом случае «включается» целый комплекс других прав: право на личную неприкосновенность, право на достоинство, защиту от пыток, право на охрану здоровья и т.д. Отталкиваясь от данного вывода, нельзя не указать на то, что невозможность ограничения права на жизнь охватывается его полным умалением. Если человек умирает, то право на жизнь ему уже не нужно. Смерть субъекта порождает «смерть» его права на жизнь.

Смертную казнь следует рассматривать как разновидность лишения человека жизни на основании закона. Смертная казнь уже в начале своих истоков отграничивалась от схожих явлений (принудительная эвтаназия, предписываемое самоубийство) тем, что она являлась разновидностью наказания. Причиной её применения было всегда противоправное деяние человека, вымышленное или действительное, осознаваемое или объективно вменяемое. Общим же для всех явлений выступают следующие признаки:

1. Причинение смерти предусмотрено действующими правовыми нормами. Закреплены его основания.

2. Причинение смерти исходит от имени государства. Присутствует формальная процедура вынесения решения.

3. Умерщвление осуществляется специальным служителем под контролем государственных служб.

Увеличение количества признаков смертной казни как уголовного наказания говорит о том, что вся её история сводится к тому, что общество постепенно вырабатывало механизм, приводящий не просто к сокращению вынесения смертных приговоров, а к их искоренению. Смертная казнь в современности лишилась также многих признаков, характерных для других времён: публичности, мучительности, истязаний приговорённого.

В диссертации представлены основные направления государственной политики, направленной на сокращение числа оснований применения смертной казни.

Второй параграф посвящен анализу норм о смертной казни в конституционном и международном праве, их взаимному влиянию друг на друга. Мировое сообщество, закрепляя право на жизнь, не могло не выработать согласованную позицию по смертной казни. Политика, направленная на отмену смертной казни, преодолев национальные границы, вышла на иной уровень, найдя своё закрепление в международно-правовых актах. Статья 17 Конституции РФ указывает, что права и свободы человека и гражданина признаются и гарантируются согласно общепризнанным принципам и нормам международного права. При решении вопроса о вступлении России в Совет Европы одним из основополагающих условий было требование о соблюдении европейских правил о запрещении смертной казни. Все это предполагает актуальность изучения проблематики смертной казни в международном и европейском праве.

Первые попытки установления запрета смертной казни присутствовали ещё в основополагающих международных Пактах. Однако в них подчёркивалась исключительность меры ответственности, хотя сама отмена не фиксировалась. Документы второго поколения более категоричны. Причём особенностью этих правовых актов является то, что в конвенциональных правилах не допускается объявление оговорок и отступлений. Это подчёркивает, что требование об искоренении практики убиения от имени государства, исходит от всего мирового сообщества. Государство, ратифицируя такое соглашение, берёт на себя соответствующие обязательства по отказу от применения смертной казни. Из международных документов второго поколения следует отметить Второй Факультативный протокол к Международному пакту о гражданских и политических правах, Протоколы № 6 и № 13 к Европейской Конвенции о защите прав человека и основных свобод.

Международно-правовые акты, посвящённые вопросу смертной казни, содержат две группы норм. В первую входят положения, побуждающие государства к ограничению применения смертной казни, фиксирующие гарантии для лиц, приговорённых к казни. Ни один из международных документов не направлен на поощрение применения смертной казни.

Однако общественное мнение не довольствуется только закреплением гарантий прав приговорённого к смертной казни. По-видимому, стремление к её полной отмене подсказывает новые пути достижения указанной цели. В большинстве конституций государств, как и во всех универсальных (так и региональных) актах, определяющих общий перечень прав и свобод человека и гражданина, есть норма, запрещающая причинение пыток и излишних страданий при отправлении наказания. Соответственно многие учёные и практики рассматривают смертную казнь как жестокое и бесчеловечное наказание.

В контексте толкования смертной казни как бесчеловечного, жестокого наказания интересен опыт Европейского сообщества. Следует отметить, что содержание, которое вкладывается Европейским Судом по правам человека в понятие права на жизнь, соответствует общей доктрине Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Европейская конвенция не является средством обеспечения защиты жизни человека от преднамеренных убийств, как уголовных преступлений. Однако наибольшую значимость толкование статьи 2 ЕКПЧ приобрело с введением Протокола № 6, направленного на отмену смертной казни. В диссертации особо исследуется решение Европейского Суда по правам человека по жалобе Сёринг против Соединённого Королевства, в котором выражен принцип «синдрома камеры смертников».

...