Исламское право в ситуации конкуренции правовых систем: случай Северного Кавказа

В данном разделе мы кратко представим основные результаты имеющихся исследований по феномену правового плюрализма в северокавказских республиках. В целом эти исследования убедительно показывают, что сегодня на Северном Кавказе, точнее, в северо-восточной его части (в Дагестане, Ингушетии и Чечне), некоторые типы конфликтов могут разрешаться с использованием норм правовых систем, исторически существовавших там еще в XIX веке и ранее -- норм исламского права (шариата) и норм традиционного, или обычного, права (адата). Действие норм этих систем на современном Северном Кавказе никак не закреплено какими-либо обязательными для граждан правовыми актами и возможно только при добровольном согласии участников тех достаточно немногочисленных на сегодняшний день сфер социально-экономической жизни, в которых эти нормы используются.

Большинство исследований правового плюрализма на Северном Кавказе рассматривает его под историко-этнографическим углом зрения См., напр., Албогачиева М.С-Г. Особенности взаимодействия российской судебно-правовой системы и традиционных правовых институтов ингушского общества // Общество как объект и субъект власти: очерки по политической антропологии Кавказа / под ред. Ю.Ю. Карпов. СПб: Петербургское востоковедение. 2012. С. 142-208; Бобровников В.О. Правовой плюрализм дагестанского адата // Обычай и закон в письменных памятниках Дагестана V -- начала XX в. T.II / сост. В.О. Бобровников. М.: Издательский дом Марджани, 2009; Северный Кавказ в составе Российской Империи / под ред. Бобровникова В.О., И.Л. Бабича. М.: Новое литературное обозрение, 2007; Павлова О.С. Ингушский этнос на современном. Приоритетное внимание уделяется процессу формирования той социо-культурной среды, в которой сосуществуют или сосуществовали ранее элементы разных правовых систем. Могут исследоваться как целые регионы11, так и отдельные сельские общины12.

Исследователи в рамках данного подхода в первую очередь задаются вопросом о том, в результате каких исторических причин в изучаемых ими социумах оформилось сосуществование разных правовых систем. Применительно к Северному Кавказу, выделяются три важнейших этапа формирования правового плюрализма:

1. Возникновение так называемого военно-народного управления после российского завоевания во второй половине XIX века. Стержневой идеей военно-народного управления было жесткое разделение сфер действия разных юрисдикций: некоторые стороны жизни населения завоеванных территорий регулировались правовыми системами, действовавшими до утверждения российской власти (шариатом и обычным правом -- адатом), а некоторые -- российским законодательством. Согласно М.Л. Бабич и В.О. Бобровникову13, наиболее жизнеспособной система военно-народного управления оказалась в Дагестане, где она существовала вплоть до 1917 года, наиболее эфемерной -- на Западном Кавказе. Конкретные границы «сфер действия» разных правовых систем могли меняться от одной территории к другой. Например, в Дагестане по адату рассматривались дела по мелким уголовным правонарушениям, а также поземельные и хозяйственные споры. По шариату рассматривались гражданские иски, в том числе связанные с конфликтами между членами семьи, бракоразводные процессы, споры по завещаниям и по мечетной собственности (вакфам). Все эти дела рассматривались сельскими словесными судами, а в качестве апелляционной инстанции -- окружными народными судами. При этом гарантом соблюдения постановлений этих судов выступало Российское государство.

2. Формирование новой системы правового плюрализма после утверждения на Северном Кавказе Советской власти в 1920 году См. Албогачиева М.С-Г. Особенности взаимодействия российской судебно-правовой системы и традиционных правовых институтов ингушского общества. С. 155-- 165; Агларов МА. Сельская община под реформами XIX -- первой трети XX в. // Обычай и закон в письменных памятниках народов Дагестана V -- начала XX в. / сост. В.О. Бобровникова. М.: Издательской дом Марджани, 2009. С. 26-- 39; Сулаев И.Х. Государство и мусульманское духовенство в Дагестане: история взаимоотношений (1917--1991 гг.). Махачкала, 2009. С. 35--84.. Данный этап характеризовался первоначальным расширением сферы действия шариатского правосудия при поддержке советского государства (в Наркомате юстиции Дагестана в 1922-1927 гг. существовал специальный отдел, обеспечивавший работу шариатских судов -- шаротдел, а сами суды были на казенном обеспечении). Во второй половине 1920-х гг., однако, государство начало планомерное наступление на «альтернативное правосудие», сопровождавшееся репрессиями в отношении авторитетных исламских религиозных деятелей. Из описаний юридической практики Дагестана этого периода следует, что в первые годы советской власти, как и в период военно-народного управления, правовой плюрализм в регионе был слабым в том смысле, что действие разных правовых систем обеспечивалось государством. В частности, как указывает В. О. Бобровников Бобровников В.О. Правовой плюрализм дагестанского адата., судебные исполнители при дагестанских сельских словесных судах с 1925 года получили статус сельских милиционеров. Вместе с тем, как для военно-народного управления, так и для первых советских лет открытым остается вопрос о том, было ли государство «архитектором» сложившейся системы правового плюрализма, или оно лишь интегрировало в свою систему правовые отношения, действенность которых могла быть обеспечена и без участия государства.

В работе Е.А. Варшавера и Е. Кругловой рассматривается вопрос о том социальном порядке, который сложился в Дагестане в 19902000-е годы и на фоне которого развивался феномен правового плюрализма, рассматриваемый в настоящей статье. Распад советского строя в Дагестане характеризовался не только существенным общим ослаблением государственных институтов, но и массовой миграцией в города, которая способствовала «переносу» в городскую среду многих сельских социальных практик, прежде всего -- механизмов взаимной поддержки выходцев из одной сельской общины. Однако полноценное «копирование» в городе сельских институциональных норм оказалось трудным, что на фоне постсоветского ослабления государственных институтов приводило к институциональному вакууму. В нем и формировалась система отношений, основой которой стали конкурирующие между собой неформальные группы, значимость которых определяется прежде всего наличием в их составе людей, по своему положению способных влиять на разрешение тех или иных конфликтов. Основой такого влияния может быть должность в какой-либо государственной структуре, личная близость к чиновникам высокого уровня, наличие криминально-силового ресурса и т. д. Когда в социуме сформировалось достаточно большое число таких групп, между ними стало возникать своего рода динамическое равновесие, в условиях которого ни одна из них не может добиться решающего преимущества над другими. Такой порядок равновесия между неформальными группами и называется в указанной статье порядком «коалиционного клинча». Этот порядок возникает при слабых государственных институтах, становясь альтернативным по отношению к ним гарантом определенной стабильности в социуме.

Однако действие данного порядка связано с большими рисками и издержками для самих групп. Риски связаны с тем, что состав групп и их сила постоянно меняются. Поэтому, если даже какой-то конфликт получил разрешение через признание одной из противостоящих групп преимущества другой, в будущем всегда возможен «пересмотр» решения, если группа, ранее пошедшая на уступку, сумела получить дополнительные ресурсы влияния. Таким образом любой конфликт рискует не иметь «стабильного» решения, всякое решение актуально лишь для текущего соотношения сил между противостоящими группами и может быть в будущем изменено. Еще один риск связан с размытостью системы норм и санкций за их невыполнение. Нормы не имеют основы в каком-либо общепринятом в данном социуме источнике (тексте или хотя бы неформально заданной и разделяемой большинством общества сумме культурных представлений), а санкции определяются теми группами, которые в данный момент наиболее влиятельны. Это означает постоянную возможность пересмотра тех правил, на которые ситуативно ориентируется та или иная группа. Что касается издержек, задаваемых таким порядком, то они обусловлены прежде всего постоянным недостатком информации о возможностях противостоящей группы. Например, при борьбе двух групп за решение суда по какому-либо затрагивающему их интересы вопросу ни одна из групп никогда не знает в точности, каких «ресурсных» персон, способных повлиять на решение суда, может привлечь противостоящая группа. Более того, группы не имеют полной информации и о собственных ресурсах влияния, которые постоянно меняются в зависимости от возможностей тех лиц, к которым близка данная группа. К издержкам порядка коалиционного клинча можно отнести и необходимость постоянных контактов членов группы друг с другом, необходимость «мобилизовываться» в поддержку любого члена группы (характерным визуальным примером такой «мобилизации» является быстрое появление значительных по численности групп поддержки каждого участника на местах ДТП в дагестанских городах). На возможность использования ресурса своей группы в собственных интересах можно рассчитывать, только постоянно подтверждая свою принадлежность к этой группе.

Как показывают Варшавер и Круглова, в большинстве исследованных полевыми методами конкретных случаев конфликтов в Дагестане, в которых стороны решили обратиться к религиозным авторитетам, фактической альтернативой их использованию было не решение конфликта по российскому законодательству, а его протекание в рамках порядка «коалиционного клинча». Именно между этим порядком и рассмотрением конфликта на основе исламских норм наблюдается ряд значимых контрастов. Так, разрешение конфликта на основе религиозных норм не сопряжено с рисками, связанными с неустойчивостью действующих норм, поскольку базируется на нормах, установленных независимо от участников конфликта.

В методологическом отношении подход, продемонстрированный в работе Варшавера и Кругловой, интересен в том отношении, что причины выбора религиозных норм как основы для разрешения конфликта анализируются на основе фактических альтернатив, имеющихся у его участников. Основной акцент при исследовании феномена правового плюрализма на Северном Кавказе в рамках этого подхода ставится на социальном контексте, в котором делается выбор между разными нормами регулирования, а не на идеологических, политических и т. д. мотивах такого выбора.

Следует при этом добавить, что противопоставление развития конфликта в рамках порядка «коалиционного клинча» и его разрешения на основе религиозных норм в некоторых случаях, по-видимому, не имеет абсолютного характера. По нашим фрагментарным наблюдениям в ходе полевых исследований в Дагестане в 2014-2015 годах можно предположить, что и в рамках порядка «коалиционного клинча» стороны в некоторых случаях обосновывали свою позицию в конфликте исламскими нормами (что могло служить и намеком на возможность использования на своей стороне силового ресурса незаконных вооруженных формирований «джихадистского» толка). Исследование таких прецедентов, однако, по понятным причинам было существенно затруднено. С другой стороны, необходимо отметить, что на современном Северном Кавказе при исследовании неформальных порядков конфликтного урегулирования и их границ непростым является вопрос о том, что именно считать религиозными нормами. В разделе 2 было показано, что «возрождение» исламских норм в постсоветское время на деле было во многом «изобретением» новых порядков, в действительности основанных на симбиозе различных правовых систем. Вопрос об источнике и границах религиозных норм, неформально задействованных в разрешении того или иного конфликта, на сегодняшнем Северном Кавказе требует отдельного рассмотрения для каждого конкретного случая. Ниже, при анализе данных нашего полевого исследования, мы, однако, следовали более простому принципу разграничения, согласно которому «религиозной» считается норма, которая обозначается в качестве таковой участниками или медиаторами конфликта. Первостепенную роль при нашей классификации путей разрешения конфликтов будет иметь не конкретное содержание нормы, а представление акторов о ее источнике. При отмеченной выше современной «подвижности» содержания любых неформальных норм на Северном Кавказе такой подход представляется наиболее оправданным.

5. «Нишевое» действие неформальных правовых норм: механизмы обеспечения и бенефициары

6. Неформальные правовые нормы на вторичном рынке легковых автомобилей

Вторичный рынок легковых автомобилей в восточной части Северного Кавказа, в том числе в Дагестане, -- одна из тех хозяйственных сфер, в которых роль религиозного регулирования достаточно заметна. Серия интервью, проведенных нами в городах Махачкала и Хасавюрт в 2015 году с предпринимателями, имеющими отношения к этой сфере бизнеса, а также рядовыми жителями, имевшими опыт покупки или продажи автомобилей в течение последних двух лет перед интервью, позволяет сделать вывод, что действие неформальных норм религиозного права на этом рынке объясняется, как минимум, двумя причинами.

Во-первых, вторичные продажи автомобилей в Дагестане в большинстве случаев осуществляются без перерегистрации автомобиля на нового собственника (вместо перерегистрации, на него оформляется генеральная доверенность). Оплата покупки не фиксируется официально, и, соответственно, нет документов, которые, в случае возникновения каких-либо претензий у покупателя к продавцу после сделки, могли бы быть использованы для рассмотрения этих претензий в российском суде.

Во-вторых, продажи подержанных автомобилей в Дагестане нередко становятся частью бизнес-схемы, которую принято называть в этих регионах «исламскими продажами» (подробнее см. ниже). Использование этой схемы изначально имеет религиозную мотивацию (избежание запрещенного в исламе кредитования под проценты), и поэтому вполне ожидаемо, что в случае каких-либо конфликтов при реализации этой схемы рассматриваются они по нормам религиозного права.

Основные конфликты, которые возникают на рынке вторичных продаж автомобилей и в некоторых случаях получают исламское регулирование, можно разделить на следующие типы:

* Спустя некоторое время после продажи автомобиля (без оформления права собственности покупателя) обнаруживается, что данный автомобиль имеет статус, препятствующий новому собственнику распоряжаться им. Например, этот автомобиль ранее был приобретен в кредит, который не полностью возвращен, или находится в розыске и т. д. В таких случаях участники рынка считают общепризнанным, что ответственность несет продавец:

Предприниматель, г. Хасавюрт: Если ты продал машину, она оказалась проблемная и покупатель к тебе пришел, ты должен забрать эту машину. Это не обсуждается. Документы -- это на твоей ответственности, машина должна быть чистая.

* Покупатель не произвел полную оплату за автомобиль в срок, о котором он ранее договорился с продавцом.

Очевидно, что в первом случае пострадавшим оказывается покупатель, а во втором -- продавец. В обоих типах конфликтов, по словам респондентов, урегулирование часто проводится неформальным путем, без обращения в российские судебные органы. Это связано с тем, что, не имея соответствующих документов (в первом случае -- документа, подтверждающего оплату; во втором случае -- договора о продаже в рассрочку), пострадавший не может обосновать свое требование таким образом, который он мог бы считать достаточным для российского суда.

Вместо обращения в российский суд пострадавшие выбирают из двух возможных альтернатив: рассмотрение конфликта через посредника, действующего на основе религиозных норм, или прямой контакт с другой стороной конфликта без каких-либо посредников. Если выбирается первый вариант, то стороны по обоюдному согласию обращаются к компетентному в области религиозного права человеку, практикующему рассмотрение таких спорных вопросов. Часто такой медиатор является имамом какой-либо мечети, но этот статус не является для медиатора обязательным (практиков разрешения споров, которые имеют статус эксперта в исламском праве, но не являются имамами мечетей, при атрибуции цитат ниже мы обозначаем «медиаторами»). Функции человека, рассматривающего конфликт, ограничиваются тем, что он указывает спорящим сторонам такой образ их действия, который соответствовал бы исламским нормам. При этом ссылок на конкретные религиозные нормы, как в приведенном ниже примере, он может не делать. Во всех исследованных нами случаях участники конфликта определяли путь его решения как «исламский» в первую очередь по факту обращения к религиозному авторитету. В отношения какой-либо из сторон с третьей стороной (например, той, у которой продавец приобрел автомобиль для перепродажи) медиаторы при рассмотрении таких конфликтов не вмешиваются. Отметим, что это дополнительно затрудняет возможность для медиатора обеспечивать выполнение решения, принятого в ходе рассмотрения конфликта, поскольку выполнимость решения может зависеть от третьей стороны:

Имам мечети, г. Хасавюрт: С Москвы пригнали машину сюда. Все документы были чистыми, после того человек продал машину другому человеку, он [новый покупатель] на себя написал машину, оформил машину полностью, машина уже полтора года у него в руках, он полностью расплатился. И вдруг на посту останавливают, забирают у него машину. Почему? В розыске. Он позвонил (тому, у которого он купил), они пришли сюда. Я этого, у кого машину забрали, спросил: у тебя что осталось от нее? Он говорит: ничего, кроме ключей. Я говорю: ключи верни ему [последнему продавцу], а тому [последнему покупателю] говорю: отдай ему деньги. Он сказал: а я как? Я говорю: иди, откуда ты купил, там разберись. Он начал говорить: там фирма, там не обманывали. Я говорю: это между тобой и между той фирмой. Они ушли, он сказал: я найму адвоката, с той фирмой, это там сделали, не здесь.

В описанном случае последний продавец имел возможность сразу вернуть средства, вырученные от продажи автомобиля, последнему покупателю, и отношения последнего продавца с первичным продавцом (московской фирмой) никак не влияли на разрешение конфликта, который рассматривал имам мечети. Однако регулярно при рассмотрении таких конфликтов оказывается, что продавец не имеет возможность вернуть средства. В обнаруженных нами случаях это происходило, когда автомобиль «по цепочке» проходил через несколько продаж за короткий период времени. В таких ситуациях медиаторы ограничивались указанием на то, какое должно иметь место «движение» товара и средств, чтобы «проблемный» автомобиль был возвращен его первоначальному продавцу в данном регионе, но задачи как-либо обеспечивать реализацию этого «движения» на себя не брали:

Медиатор, г. Махачкала: Мы, например, по цепочке машины возвращаем. А дальше говорим: вот так машину и деньги передавайте, это нас не касается.

При этом, судя по интервью, жители, обращающиеся к исламским медиаторам, полностью осознают, что, в отличие от государственных судебных органов, эти медиаторы не имеют ни права, ни возможности обеспечивать выполнение своего решения сторонами.

Предприниматель, г. Хасавюрт: Если не возвращают (сумму), нет кнута, которым можно заставить... Что тут делать? Может на годы затянуться.

Однако возможность исламских медиаторов рассматривать конфликты, в которых права сторон не имеют документального подтверждения, не является единственной причиной обращения к ним при рассмотрении споров, связанных с продажами автомобилей. Другой мотив обращения к медиаторам, судя по интервью с имевшими опыт таких обращений, состоит в том, что согласие на рассмотрение спора «по исламу» предполагает отказ сторон от каких-либо других способов защиты своих интересов. Например, в некоторых случаях медиатор указывает сторонам на вариант решения проблемы через продажу части имущества той стороны, которая не может вернуть денежные средства. Существенная особенность данной процедуры состоит в том, что, если стороны на нее соглашаются, пострадавшая сторона, как ожидается всеми участниками спора, не будет требовать от должника средств в большем объеме, чем указал медиатор, и в сроки, не предусмотренные решением медиатора:

Имам мечети, г. Хасавюрт: Но поэтому в шариате есть свой порядок, то есть если он живет в доме в центре города, покупают ему жилье на краю города, говорят: Вот этот дом продаем твой за миллион, мы тебе купим дом за 400 тысяч рублей, ты будешь жить на краю города. Если у человека нет, нечего взять, оставьте этого человека, пока у него появится возможность. То есть не убивают, не обижают, он зарабатывает -- его заставляют выплачивать лишнее от его семьи.

На основании подобных суждений можно говорить о том, что одним из мотивов обращения к исламским медиаторам на рынке вторичных продаж автомобилей является стремление избежать решения вопроса в рамках порядка «коалиционного клинча» (см. выше), угрожающего обеим сторонам непредсказуемостью процедуры погашения долга.

Краткое рассмотрение действия религиозных правовых норм на вторичном рынке автомобилей подтверждает, что средства принуждения к использованию этих норм отсутствуют: в этой нише, как и в других, обращение к исламским медиаторам может быть только добровольным решением сторон. Более сложен вопрос о том, что обеспечивает выполнение решений исламских медиаторов после их вынесения. Силового обеспечения в этом случае, разумеется, тоже нет. Однако, видимо, можно говорить о том, что функцию «обеспечительных мер» в некотором смысле берут на себя издержки от невыполнения решения медиатора: выход конфликта из религиозного пути урегулирования угрожает его развитием по силовому сценарию, в рамках которого приобретения и потери сторон могут быть непредсказуемы. Кроме того, некоторые интервьюируемые указывали на репутационные потери, неизбежные для человека, отказавшегося выполнять решение медиатора. Впрочем, вопрос о таких репутационных потерях в городской среде представляется не вполне ясным. Жителю сельской местности Северо-Восточного Кавказа, как отмечалось в разделе 2, невыполнение решения медиатора может грозить реальными проблемами в отношениях с односельчанами вплоть до объявления ему «бойкота» в селе. В городской среде, где социальные связи между жителями, как ожидается, слабее, реальная действенность подобного рода угроз вызывает вопросы и требует дальнейшего изучения, которое, по-видимому, должно будет учитывать имеющееся в городах Северного Кавказа разнообразие форм социальной организации, включая разную степень развитости связей между односельчанами Стародубровская И.В., Казенин К.И. Северокавказские города: территория контрастов // Общественные науки и современность. 2014. №6..

Влияние религиозных норм на рынок вторичных продаж автомобилей в Дагестане не исчерпывается возможностью обращения к исламским медиаторам в случае какого-либо конфликта. Как уже было отмечено, на этом рынке распространена так называемая схема «исламских продаж». Суть ее состоит в том, что предприниматель приобретает автомобиль и затем продает его в рассрочку по цене, превышающей ту рыночную цену, которая действует при продаже без рассрочки (в выявленных нами случаях такое превышение составляло примерно 10-15%). Такая операция не нарушает исламского запрета на предоставление финансовых средств в кредит под проценты, однако позволяет конечному покупателю приобрести автомобиль, не имея средств на единовременную оплату всей его стоимости. Данная схема может также использоваться и для «скрытого» кредитования без фактического изменения владельца автомобиля (поэтому ее одобряли не все проинтервьюированные нами верующие предприниматели, имеющие отношение к вторичным продажам автомобилей):

Предприниматель, г. Махачкала: Исламские запреты обходили таким путем. Вот я застройщик, которому деньги нужны. Я покупаю у тебя автомобиль. Ты мне продаешь автомобиль, который стоит 350, за 400. Я беру, но мне нужна наличность, не автомобиль. Я его за 350 тоже не продам. Я его за 330, за 320 отдаю, даже бывали случаи, что тот же, который мне отдал, его и покупал обратно. То есть вот это. Но если ты так Аллаха обмануть пытаешься, это же чисто ростовщичество. Деньги взять, но через три месяца отдавать.

Здесь речь идет о двух разновидностях данной схемы: (1) покупка автомобиля в рассрочку с последующей его продажей без рассрочки по более низкой цене; (2) покупка автомобиля с его «обратной» продажей продавцу по более низкой цене. Очевидно, что обе разновидности этой схемы не включают в себя напрямую предоставление финансовых средств в кредит под проценты, однако позволяют фактически получить возвратные денежные средства.

Отличительной особенностью «исламских продаж» автомобилей является то, что в сделках по таким продажам может иметься институт поручителя, ответственность которого признается исламскими медиаторами, рассматривающими такие конфликты. Поручитель несет ответственность за выплату полной стоимости автомобиля покупателем при продаже в рассрочку. Во всех конкретных ситуациях, о которых рассказывалось в ходе интервью, поручители принимали на себя финансовые обязательства до обращения к исламскому медиатору, например: