Господство права как универсальная ценность и многообразие конституционной идентичности

Размещено на http://www.allbest.ru/

Новосибирский национальный исследовательский государственный университет

Господство права как универсальная ценность и многообразие конституционной идентичности

И.А. Кравец

Аннотация

конституционный право идентичность

В статье рассматриваются научные подходы к пониманию конституционной идентичности как современного правового феномена, соотношение идентичности и конституционного права и конституционализма. Разграничиваются понятия «идентичность конституции» и «конституционная идентичность». Анализируются конституционные модели человеческого достоинства как элементы конституционной идентичности, которые демонстрируют многообразие подходов к конституционному регулированию и к конституционной политике в области прав человека. Раскрывается господство права как универсальная ценность, конституционный и правовой концепт. Излагаются происхождение доктрины «господство права», теоретические основы и исторические корни доктрины, соотношение конституционализма и господства права в современной юриспруденции. Освещаются внутригосударственный и международный аспекты доктрины «господство права», ее влияние на формы и практику современного конституционализма и конституционную идентичность. Намечаются основные перспективы конституционализации элементов господства права и конституционной идентичности в контексте формирования конституционализма человеческого достоинства, выявляются взаимосвязь и взаимозависимость господства права и конституционной идентичности, с одной стороны, человеческого достоинства и господства права -- с другой, а также факторы влияния на господство права, конституционную идентичность и конституционное правосудие. Выясняется, в какой степени господство права может выступать универсальной ценностью в практике конституционного правосудия. Анализируются онтологические и эпистемологические элементы когнитивного конституционализма и господства права. В качестве выводов обсуждается проблема множественности форм и субъектов конституционной идентичности. Идентичность, как и господство права, не может быть выстроена только в категориях исключительности в связи с тем, что и общие, и специфические черты формируются в пространстве диалога права, истории, культуры.

Ключевые слова: господство права, универсальная ценность, матрица ценностей, цели и принципы, когнитивный конституционализм, конституционная идентичность, идентичность конституции, конституционное правосудие, конституционная коммуникация, правовая коммуникация.

Мы теряем, как и подбираем, подобно путешественникам, которые должны нести все в своих руках, и чему мы позволяем упасть, будет подхвачено теми, кто позади. Процесс очень длинный, а жизнь очень короткая. Мы умираем на марше. Но за пределами марша нет ничего, поэтому ничего нельзя потерять Пер. автора статьи..

(Stoppard 1993)

Но поражен бывает мельком свет Ее лица необщим выраженьем...

(Баратынский 1989)

The rule of law as a universal value and the diversity of constitutional identity

I.A. Kravets

Novosibirsk State University,

Annotation

The article examines scientific approaches to understanding constitutional identity as a modern legal phenomenon and looks at the relationship between identity and constitutional law and constitutionalism. The concepts of “identity of the Constitution” and “constitutional identity” are distinguished and constitutional models of human dignity as elements of constitutional identity are analyzed, which demonstrate a variety of approaches to constitutional regulation and constitutional policy in the field of human rights. The article expounds on the rule of law as a universal value as well as a constitutional and legal concept. The origin of the doctrine of “rule of law” is examined in addition to the theoretical foundations and historical roots of the doctrine as well as the relationship between constitutionalism and the rule of law in modern jurisprudence. The author also considers the following: domestic and international aspects of the rule of law doctrine; its influence on the forms and practice of modern constitutionalism and constitutional identity; the prospects for constitutionalization of the elements of the rule of law and constitutional identity in the context of the formation of constitutionalism of human dignity; the relationship and interdependence of the rule of law and constitutional identity, on the one hand, human dignity and the rule of law, on the other hand; influential factors on the rule of law; constitutional identity and constitutional justice; the extent to which the rule of law can be a universal value in the practice of constitutional justice; the ontological and epistemological elements of cognitive constitutionalism and the rule of law. The difficulties of implementing the ideas and concepts of the rule of law through the practice of constitutional justice are also analyzed. The author concludes that there is a problem of the multiplicity of forms and subjects of constitutional identity. Identity, as well as the rule of law, cannot be built only in categories of exclusivity: both general and specific features are formed in the space of the dialogue of law, history, and culture.

Keywords: rule of law, universal value, matrix of values, goals and principles, cognitive con-stitutionalism, constitutional identity, identity of constitution, constitutional justice, constitu¬tional communication, legal communication.

Введение

В методологическом плане исходный пункт настоящего исследования -- предположение о многообразии форм и видов конституционной идентичности. Существуют следующие виды конституционной идентичности: защитная, прогрессивная и эволютивная; государственная, групповая и индивидуальная; историческая, оригиналистская и конструктивная; конституционная идентичность модерна и информационного общества; конституционная идентичность президента, правительства, парламента, конституционного суда, нации, народа, граждан, имеющих место жительства в пределах отдельного субъекта РФ (республики, края, области и др.).

Россия занята поиском и осмыслением конституционной идентичности, которая обнаруживает свои черты в диалоге с европейским правовым пространством, государственно-правовой традицией и перспективами развития российского конституционализма. Научный и политический «свет» пока не поражен «лица необщим выраженьем» отечественной конституционной идентичности. Дискуссия о развитии российской конституционной идентичности продуцирует параметры диалога с европейской конвенционной идентичностью (Грачева 2018, 52), вырабатываются отечественные каноны такой идентичности, оценивается влияние судебных актов на конституционную идентичность России в контексте сравнительного опыта (Блохин 2018, 62). В спорах об облике и границах конституционной идентичности без должного внимания остаются юридические механизмы внутреннего диалога между гражданами, обществом и государством, а также влияние на конституционную идентичность процесса продвижения страны к господству права (rule of law). Нередко и сам термин «rule of law» не отграничивается от понятия «rule by law», с одной стороны, и имеет несколько вариантов лексического перевода в русском конституционном языке («господство права», «верховенство права», «правление закона», «правление права») -- с другой. Архитектоника конституционной идентичности находится в стадии возведения на достаточно шатком правовом фундаменте: каркас требует согласия в отношении фундаментальных конституционных ценностей и относительно архитектуры политико-правовых институтов, которое пока не достигнуто. Но «процесс пошел...» Намерение публичной власти провести общероссийское голосование (назначенное на 22.04.2020 и проведенное 01.07.2020) по проекту закона о поправке к Конституции РФ Закон РФ о поправке к Конституции РФ от 14.03.2020 № 1-ФКЗ «О совершенствовании регулирования отдельных вопросов организации и функционирования публичной власти» (здесь и далее все ссылки на нормативно-правовые акты и судебную практику, кроме особо оговоренных случаев, приводятся по СПС «КонсультантПлюс». Дата обращения 21 июня, 2020. http://www. consultant.ru). показывает стремление заручиться политической и социальной поддержкой граждан РФ при создании новых (или корректировке известных) конституционных ценностей. Однако способ выражения учредительной воли избирателей не предполагает дифференцированного подхода к отдельным поправкам (или взаимосвязанным поправкам по предмету регулирования), а голосование «конституционным пакетом» подрывает учредительную силу конституционного волеизъявления в связи с отсутствием реального конституционного выбора в значительном объеме содержательных изменений (как выбора между «конституционным добром» и «конституционным злом»), создавая эффект «конституционной конвергенции добра и зла».

Доктрина и практика продвижения господства права в современных государствах сосуществует с различными видами конституционных режимов и опосредуется различными видами конституций: писаными кодифицированными, как в случае с Конституцией РФ, некодифицированными, как в случае в Израилем, или комбинированными, как в случае с Великобританией. В научной юриспруденции используются концепты «идентичность конституции» и «конституционная идентичность». Одни авторы считают их идентичными или взаимосвязанными, другие -- различающимися понятиями. Для данного исследования важен вопрос, в какой степени отмеченные концепты взаимосвязаны с доктриной и практикой господства права. Не замещает ли концепт «конституционная идентичность» самостоятельность и суверенитет государства, не служит ли конституционно-правовой формой и концептуальной основой для оправдания политического господства, не выступает ли в поиске форм конституционной модернизации страны способом ее правового «торможения» и апелляцией к консервативным элементам конституционного строя? В настоящей статье предпринята попытка согласовать проблемные стороны взаимодействия доктрин, основываясь на предположении, что господство права и работающие элементы доктрины в правовой системе страны содействуют формированию правовых атрибутов и идентичности конституции (как общих, так и специфических черт) и конституционной идентичности не только государства, но и иных субъектов права (применительно к различным субъектам такой идентичности). Для понимания перспектив развития конституционной идентичности в России важна теория Р. Дворкина о «праве как целостности» (Dworkin 1986); ее использование призвано показать возможность смягчения проблем стабильности многонационального и поликультурного конституционного порядка, каким является конституционный строй России. Идентификация российского конституционализма в контексте продвижения «господства права», взаимодействия с международным и европейским правовым пространством содействует пониманию особенностей конституционной идентичности России, когда происходит борьба между гражданским и национальным самосознанием в многонациональной и поликультурной стране. Идентичность в конституционном пространстве с богатым культурным и национальным ландшафтом приобретает черты, характерные для конституционной этнографии, о которой пишет К.Л. Шеппели (Scheppele 2004, 390-391).

Конституционная идентичность в современной российской юриспруденции ассоциируется с верностью национальной конституции (Витрук 2016; Кравец 2018), с ее верховенством и высшей юридической силой (Зорькин 2017; Гаджиев 2017), с особенностями российской модели верховенства права как правового государства (Gadzhiev 2014, 209), с ясно осознаваемым понятием конституционного патриотизма, с формированием «отечественного лица» у российского конституционализма (или любого конституционализма в рамках национальной юрисдикции). В меньшей степени конституционная идентичность позволяет идентифицировать национальные стандарты осуществления господства права; во многих случаях остаются неясными связи между конституционной идентичностью и принципами конституционализма, элементами господства права. Напряженными и проблемными зонами взаимодействия конституционализма и правовой системы выступают человеческое достоинство, его инкорпорирование в механизмы конституционализации и обеспечения прав и свобод личности. В поисках места российской конституционной идентичности не только в контексте диалога с европейской конвенционной идентичностью, но и в процессе становления глобальной конституционной идентичности не следует забывать, что модели глобальной идентичности формируются как через конвергенцию, так и через дивергенцию правовых институтов. Такие модели могут выполнять различную роль: содействовать конституционной глобализации страны, с одной стороны, показывать и защищать конституционную исключительность страны -- с другой (Bui 2017, 463). Уровень и глубина участия страны в формировании контуров глобальной конституционной идентичности зависят от многих факторов, среди которых не последнее место занимают открытость конституционной идентичности к новациям и способность к продвижению конституционных достижений на наднациональный и международный уровень.

1. Основное исследование

1.1 Конституционный символизм, господство права и конституционная идентичность

Использование категории «идентичность» в конституционном праве и конституционализме предполагает понимание предметной сферы словоупотребления. Категория «идентичность» существует в различных областях человеческих знаний. Этот термин употребляется для характеристики идентичности: персональной (Schechtman 1990, 71), групповой (этнической, религиозной, профессиональной и др.), национальной (Smith 1991), социальной (Jenkins 2008), политической (Huddy 2001, 127), культурной (Gilbert 2010, 1-5), цифровой (Sullivan 2011). И этот перечень открыт. Ф. Глисон еще в 1983 г. начал дискуссию о пролиферации разговора об «идентичности» в социальных науках (Gleason 1983). Возможно, что только в 1950-х годах идентичность получила исходную точку распространения под влиянием психоаналитика Э.Х. Эриксона, который ввел этот термин в рамках своей попытки применить психоаналитические категории к социальным и историческим вопросам (Poole 2005, 40). Эриксон писал: «Изучение идентичности... становится в наше время таким же стратегическим, как изучение сексуальности во времена Фрейда» (Erikson 1963, 282). В условиях интеграционных процессов в 2010-х годах (в том числе в России) стратегическим для правовой политики стал термин «конституционная идентичность»; он сохранит свое значение и в 2020-х годах.

Идентичность, если она не персональная, стремится охватить многих лиц по определенным признакам: групповая, национальная, социальная и, наконец, конституционная идентичность предстают как коллективные феномены. Однако в любой идентичности присутствуют общие и специальные идентификаторы (например, отдельного человека и человеческого рода, самобытные черты и общие признаки конституционализма или конституционной демократии). Помимо этого, «все идентичности включают в себя ценности и обязательства, а приобретение идентичности означает принятие этих ценностей и обязательств» (Poole 2005, 41). В отношении конституционной идентичности это означает, что различные субъекты права (органы, должностные лица, граждане, их объединения) разделяют установленные конституцией ценности и не игнорируют, а выполняют обязательства друг перед другом.

Идентичность и конституционное право имеют сложную природу и историю взаимоотношений: через национальную и политическую идентичность, через право и традицию, культуру и историю формируется конституционная идентичность, в которой отражаются и география с территорией, ментальные и лингвистические особенности народа и тех, кто властвует над ним. Исследование природы, сущности и «территории» конституционной идентичности находится в центре современной теории и практики конституционализма, сравнительного конституционного права и политической науки. Наряду с концептом «конституционная идентичность» используются понятия «идентичность конституционной демократии» (Manzer 1996), «идентичность российского конституционализма» (Джагарян 2018) или «идентификация национального конституционализма» (Кравец 2019c, 209) и др. Работы конституционалистов и иных исследователей показывают: поисковый и неоднозначный характер концепции (Jacobsohn 2006, 2010); множественность и неопределенность основных идентифицирующих признаков конституционной идентичности (Rosenfeld 2012); формирование моделей конституционной идентичности в различных странах под влиянием процессов глобализации (Bui 2017); соперничество и взаимное влияние глобализма и локализма на идентичность; появление эффекта «локализации глобализации» (local globe) (O'Riordan 2001, XIX), или «глокализации». Некоторые исследователи говорят о «систематических закономерностях глобальной конституционной идентичности», не исключающих, а, наоборот, соединяющих разнонаправленные процессы: конвергенцию, дивергенцию или поляризацию конституционно наблюдаемых моделей, которые «могут становиться все более схожими или разнородными» (Law and Versteeg 2011, 1171).

По мнению одних, «разъяснение концепции конституционной идентичности должно затрагивать интересы теоретиков конституции»; при этом «частота, с которой конституционные аргументы тенденциозно оформляются в погоне за политическими целями, должна также умерить экстравагантные претензии на аналитическую полезность идеи» конституционной идентичности (Jacobsohn 2006, 361). Другие авторы полагают, что конституционная идентичность проходит испытание временем и поправками к конституции на предмет целостности и верности фундаментальным ценностям. Как пишет Л. Трайб, не только список «фундаментальных конституционных норм открыт для обсуждения, но и сама идентичность “конституции” -- совокупности текстовых и исторических материалов», из которых должны быть извлечены нормы; ими необходимо руководствоваться при их применении; данный вопрос не может быть объективно выведен или пассивно обнаружен без точки зрения (Tribe 1983, 440). Отечественные исследователи отмечают многовариантность конституционной идентичности; по их мнению, это понятие «можно определить как совокупность конституционных положений, позволяющих определить конституционный порядок каждого отдельного государства со всеми его внутренними правовыми характеристиками»; в такой же степени его «можно рассматривать как набор толковательных аргументов, используемых в конституционной судебной практике» (Kucherenko, Klochko 2019, 99, 123).

Современный взгляд на конституционную идентичность в национальных границах связан с особым пониманием «политики местоположения». Территориальный фактор конституционной идентичности, география местоположения страны, ее история, культурная и государственно-правовая традиция претендуют на факторы исключительности в значительно большей степени, чем интеграционные процессы, межгосударственные взаимоотношения, членство в Совете Европы -- на создание общих элементов идентичности. В российской конституционной и судебной юриспруденции конституционная идентичность, как правило, сопричастна пониманию суверенного государства и государственного суверенитета; она ассоциируется с правом страны отстаивать конституционную самобытность во взаимодействии с межгосударственными органами в сфере защиты прав и свобод личности в целом или в вопросах взаимодействия Конституционного суда РФ (далее -- КС РФ) и Европейского суда по правам человека (далее -- ЕСПЧ), с правом использовать отечественный подход к толкованию и исполнению актов ЕСПЧ (Зорькин 2018). Развитию и конвергенции конституционной идентичности помогают современные технологии, благодаря которым сравнительное конституционное право воспринимается как глобальное явление. Судьи и суды, пишет Д.П. Коммерс, «разговаривают друг с другом через национальные границы и обращаются к юриспруденции друг друга за рекомендациями по толкованию их собственных конституций» (Kommers 2012, 127). Важной формой взаимодействия стал диалог Соединенных Штатов и Европы: проводятся очные симпозиумы и конференции для обсуждения общих проблем толкования в соответствии с конституциями этих государств. Аналогичный диалог существует в рамках Совета Европы между КС РФ и ЕСПЧ; он может иметь активную форму реализации и испытывать трудности взаимопонимания («трудности перевода конституционных ценностей»).

В то время как одни авторы пытаются внести вклад в уточнение термина «конституционная идентичность» (Аничкин, Ряховская 2019), другие исследователи призывают формировать многоуровневую и многоаспектную российскую юридическую модель конституционной идентичности, опираясь на аксиологию и телеологию конституционного права и российского конституционализма, формируя ответы на глобальные вызовы и процесс «глобализации конституционной идентичности» (Кравец 2019c). Спорным остается вопрос, является ли попытка идентифицировать атрибуты и природу конституционной идентичности новой формой конституционной мифологии, или система концептов конституционного права и конституционализма пополнилась принципиально новым парадигмальным подходом. Можно ли говорить о возникновении новой парадигмы, позволяющей осмыслить процессы развития конституционного права и конституционализма?

В настоящем исследовании различаются такие понятия, как «идентичность конституции», «конституционная идентичность», «многообразие конституционной идентичности», «субъекты конституционной идентичности», «творцы конституционной идентичности», «идентичность конституционного уровня».

Идентичность конституции понимается в контексте сохранения целостности конституции как высшего и основного закона страны с позиций ее принципов, смыслов и целей, обеспечивающих фундамент стабильности общества и государства, реализацию прав человека и гражданина, с одной стороны, и развития конституционных принципов, смыслов и целей в соответствии с запросами общества и государства, вплоть до изменения и преобразования самой конституции -- с другой. Целостность конституции определяется ее атрибутами, которые могут развиваться и изменяться в процессе взаимодействия идентичности, истории и реальности. Профессор конституционного и сравнительного права из департамента управления Техасского университета в Остине пишет: «Существуют атрибуты конституции, которые позволяют нам идентифицировать ее как таковую, и существует диалогический процесс формирования идентичности, который позволяет нам определить конкретную идентичность любой данной конституции» (Jacobsohn 2011, 129).

Конституционная идентичность -- понятие более широкое, чем идентичность конституции. Как концепт конституционная идентичность связана с понятием и принципами конституционной демократии, ее формами в современных государствах и отражением в тексте национальной писаной конституции (кодифицированной или нет), в конституционной практике (и политической, и судебной), в частности в практике конституционной юстиции. Различные вариации конституционных режимов отражаются и в нормах национальных конституций, и в элементах конституционной идентичности, формируя представления о «национальном лице» конституционной идентичности. Взаимосвязь конституционной идентичности и конституционной демократии отстаивает М. Розенфельд. Опираясь на исторические примеры успешно имплантированных конституционных режимов, начиная от более старого опыта в Соединенных Штатах и Франции и сравнительно недавнего в Германии, Испании и Южной Африке, он проливает свет на целый ряд условий, необходимых для возникновения, преемственности и адаптивности жизнеспособной конституционной идентичности. Важными элементами конституционной идентичности, по его мнению, являются гражданство, национализм, мультикультурализм и права человека. Сама конституционная идентичность становится предметом исследования благодаря мировому тренду к конституционной демократии и конституционализму, привлекательность которых давно «вышла за пределы национального государства и стала транснациональной, если еще не полностью глобальной» (Rosenfeld 2010, 1).

Юридической сердцевиной правового статуса личности (и конституционного положения человека и гражданина) со второй половины XX в. постепенно становится достоинство человеческой личности. Как конституционная ценность и правовой институт достоинство инкорпорировано в современный европейский и российский конституционализм. В конституциях многих государств положения о человеческом достоинстве занимают важное место под влиянием международной юриспруденции прав человека и особенно Всеобщей декларации прав человека 1948 г. Термин «достоинство» содержит указание на свойство человеческой личности: на его самоценность и самоуважение -- именно они имманентно присущи человеку (Кравец 2020, 28). Достоинство связано с концепцией человеческой личности, оно одновременно -- божественный дар и достояние человеческой природы. О. Шехтер пишет, что «идея человеческого достоинства включает в себя сложное понятие личности». Для понятия личности определяющим является наличие у нее достоинства, это понятие «включает признание отдельной индивидуальной личности, отражающей индивидуальную автономию и ответственность» (Schachter 1983, 850-851). Российские и зарубежные исследователи отстаивают различные конституционные модели закрепления и использования человеческого достоинства. После Второй мировой войны в конституционализме и в целом в публичном праве благодаря человеческому достоинству появилась «гуманитарно-правовая сердцевина». С. Мойн пишет, что как раз конституционализм, основанный на человеческом достоинстве (concept of dignitarian constitutionalism), «восстановил публичное право в наше время» (Moyn 2014, 40). Сравнительные конституционные исследования (используется выборка отдельных случаев в разных странах, систематизация страноведческого материала пока не завершена) аргументируют широту распространения в современных конституциях достоинства как субъективного права. Как утверждает Э. Дейли, достоинство признано правом в большинстве конституций мира в современную эпоху и вряд ли новая конституция будет принята без явного признания человеческого достоинства. В конституциях мира это проявляется во многих различных формах: иногда достоинство выступает отдельной ценностью основополагающего значения; в других случаях достоинство связано с конкретными интересами (собственность, защита от медицинских экспериментов) или с определенными слоями населения (женщины, рабочие, пожилые люди или люди с ограниченными возможностями) (Daly 2012, 1-2).

Конституционные модели человеческого достоинства как элементы конституционной идентичности показывают многообразие подходов к конституционному регулированию и конституционной политике в области прав человека, правового положения отдельных категорий лиц. Обобщенно данные модели устанавливают: принцип уважения человеческого достоинства; провозглашение достоинства личности высшей конституционной ценностью; принцип охраны достоинства личности государством; человеческое достоинство как основание прав человека; принцип равного достоинства; достоинство как конституционное субъективное право; принцип конституционно-правовой защиты достоинства личности, отдельных групп граждан (дети, женщины, пожилые люди или люди с ограниченными возможностями).

Для современной конституционной теории человеческого достоинства значимы взгляды А. Барака, который отстаивает важную и самостоятельную ценность и значение человеческого достоинства в конституционной юриспруденции и в конституционном толковании. Достоинство как конституционная ценность и как конституционное право взаимосвязаны, но существует и их раздельное значение. Достоинство как конституционное право -- понятие более узкое, достоинство как конституционная ценность -- более широкое конституционно-правовое явление. В качестве конституционной ценности достоинство имеет несколько ролей в современной конституционной юриспруденции и конституционном толковании. А. Барак указывает на три роли достоинства в качестве конституционной ценности:

достоинство служит нормативной основой для других конституционных прав;

достоинство служит толковательным принципом для других конституционных прав (это своеобразный руководящий принцип); 3) достоинство играет роль в анализе соразмерности при рассмотрении вопроса об ограничении тех прав, которые являются конституционными. По мнению ученого и судьи, основа достоинства как конституционной ценности напрямую связана с достоинством человека, так как базируется на человечности (Barak 2015, 103-104).

В настоящей статье осмысляется взаимосвязь конституционной идентичности, господства права и человеческого достоинства в контексте правовой коммуникации, методологии правового плюрализма, работы символических форм в структуре правовой реальности. Выявляются возможности формирования в России базовых элементов конституционной идентичности, включающих национальные стандарты продвижения господства права, эффективного и благого государства, обеспечения достоинства личности в различных сферах правового регулирования. Продвижение по пути эффективного обеспечения принципа уважения, охраны и защиты человеческого достоинства требует как учета факторов конституционализации и практики конституционного правосудия, так и юридической индивидуализации концепций достоинства личности, перевода на язык прав человека философских и метаюридических категорий, используемых в области социобио-логических, моральных, гуманистических и экзистенциальных характеристик достоинства личности. В Российской Федерации одним из ключевых элементов конституционной идентичности может стать «конституционализм человеческого достоинства» (Кравец 2019b, 98-99).

В современной России конституционализм человеческого достоинства уже имеет некоторые конституционно-правовые формы существования, они становятся идентифицирующими чертами отечественной модели конституционной идентичности. К таким формам относятся:

принцип уважения человеческого достоинства; процесс конституционализации основан на интерпретации ч. 1 ст. 21 Конституции РФ («Достоинство личности охраняется государством. Ничто не может быть основанием для его умаления»); именно из презумпции существования уважения человеческого достоинства вытекает конституционный запрет, касающийся появления каких-либо оснований для умаления достоинства;

принцип конституционной охраны достоинства личности, который юридически закреплен в первом предложении ч. 1 ст. 21 Конституции РФ; конституционную охрану достоинства КС РФ связывает с утверждением приоритета личности и ее прав во всех сферах, рассматривая ее «как необходимую предпосылку и основу всех других неотчуждаемых прав и свобод человека, условие их признания и соблюдения» Постановление КС РФ от 14.11.2018 № 41-П по делу о проверке конституционности ст. 46 Федерального закона «Об образовании в Российской Федерации» в связи с жалобой гражданки И.В. Серегиной. Дата обращения 16 ноября, 2018. http://www.pravo.gov.ru.;

принцип конституционно-правовой и конституционно-процессуальной защиты достоинства личности; данный принцип имеет конституционную основу, интерпретационные положения в правовых позициях КС РФ; он выступает как конституционно-процессуальное средство защиты достоинства личности в контексте как ч. 1 ст. 21, так и ч. 4 ст. 125 Конституции РФ и ст. 96 Федерального конституционного закона от 21.07.1994 № 1-ФКЗ «О Конституционном Суде РФ» о праве граждан и их объединений на обращение с жалобой в КС РФ;

принцип равного достоинства как конституционализированный принцип основ правового статуса личности, предусмотренных гл. 2 Конституции РФ (ст. 64); правовые позиции КС РФ, судебная и доктринальная конституционализация достоинства личности влияют на перспективы расширения юридического поля действия принципа равного достоинства;

субъективное конституционное право на достоинство, которое имеет доктринальное значение (Бондарь 2017; Кравец 2019b, 98), но может иметь статус конституционализированного основного права человека и гражданина в Российской Федерации, непосредственно не предусмотренного Конституцией РФ, но имплицитно присутствующего и выводимого из положений о том, что «достоинство личности охраняется государством».

Отмеченные конституционные формы конституционализма человеческого достоинства уже становятся интегральными элементами конституционной идентичности в России.

Конституционная идентичность соединяет идеалы конституционализма с идентичностью конституционного сообщества; развитие и укоренение конституционализма связаны с потребностями создания общей конституционной идентичности, которая отличается от национальной, культурной, этнической, в том числе расовой, а также религиозной самобытности. Идентичность страны, политической нации, субъектов конституционного права конституционализируется и получает правовое оформление в конституции страны, в практике органов конституционного правосудия, в текущем конституционном законодательстве.

Конституционализация идентичности -- это вознесение юридических форм идентичности на конституционный уровень. Идентичность конституционного уровня -- явление многоплановое и сложное, как правило, многосоставное и многоуровневое, включающее вектор правового прогресса. Тем не менее такая идентичность подвержена изменениям, она не дает гарантии национальным конституциям избежать различных форм преобразований и не служит символом их «вечной неизменности». Как утверждают исследователи конституционных преобразований, «эмпирическая реальность заключается в том, что большинство демократических конституций сегодня подвергаются частым пересмотрам» (Versteeg, Zackin 2016, 657-659), они вряд ли предназначены как для сохранения их содержания, так и для поддержания веры в то, что изменения не потребуются в будущем. Для российской юриспруденции большое значение имеет критическая оценка уровней и форм конституционной идентичности, субъектов и объектов конституционной идентичности в процессе правовой коммуникации и продвижения господства права; критический рационализм продуктивен и для осмысления перспектив реализации российской концепции «конституционализм человеческого достоинства».

Рациональные основы права и разумность (пруденциальность) правового мышления во многом опираются на истоки в западной концепции права. Право воспринимается как самоценность (в юридическом позитивизме) и как двойственность права (в естественном праве). Ни юридический позитивизм, ни естественно-правовой подход не позволяют понять взаимосвязь конституционного символизма и господства права в множественных актах коммуникации. Важно отметить необходимость использования междисциплинарного подхода к праву, который «помогает избежать обычных ловушек правового мышления» (Szmodis 2012, 483). Использование дискурсивного метода, ориентированного на междисциплинарный подход к праву, опора на методологию когнитивного конституционализма позволяют создавать открытую модель конституционной идентичности как правового института. Когнитивная открытость различных элементов господства права, конституционной идентичности -- залог их успешного развития и совершенствования. М. ван Хук утверждает, что в когнитивном плане правовые системы открыты внешнему миру (Хук 2012, 59). Такая когнитивная открытость сдерживается и обусловлена символическими формами в праве, в частности конституционным символизмом.

Историческая социология исследует роль, которую играют основные символические формы в структуре социальной реальности (Giddens 1984). Символические формы в праве развиваются вместе с правом. Как пишет М. ван Хук, «право неизбежно следует за изменениями в обществе с некоторым отставанием» (Хук 2012, 14). Правовой символизм и стабилизирует правовую систему, и ограничивает действие правового прогресса. Конституционные символы являются разновидностью правовой символики, которая включена в современную юридическую идентификацию государства, правовой системы и институтов права. Право в целом и конституционное право в частности -- это интеллектуальная система, состоящая из концептов, для которых трудно подыскать соответствие среди объектов материального мира. Не все, но ключевые конституционные концепты играют символическую роль рукотворного характера; они формируют и поддерживают интеллектуальное и информационное пространство в области конституционализма и конституционного права. Конституционное право имеет интеллектуальный, институциональный и материальный элементы. Господствующее положение в объяснении работы конституционализма и конституционно-правовых институтов занимают используемые концепты как «парадигмальное» явление и часть интеллектуальной традиции. Конституционализм -- не только нормативная и институциональная система, не только идеология и практика, не только стандарт требований к политической и правовой сферам и процессуальный аспект конституционного судопроизводства или судебного надзора за конституционностью актов, но и набор политических и правовых символов, сердцевина современного правового символизма, без которого не может быть успешным государство и полноценным -- народное (национальное) самоопределение.

Еще в 1936 г. Э. С. Корвин предложил разграничивать «конституцию как инструмент» и «конституцию как символ» (Corwin 1936, 1071-1072). Исследование правового символизма как важного элемента современной идентичности требует понимания связей между конституцией как символом государства, правовой системы, политической нации и ее основных прав, с одной стороны, и конституционными ожиданиями, демократическим участием и продвижением господства права в стране -- с другой. Различные виды коммуникаций задействованы в процессе реализации конституции как символа и как инструмента. В работе «Правовой символизм: о праве, времени и европейской идентичности» Иржи Пршибань формирует представление о роли и силе правового символизма в процессе генерирования конституции и комплексной правовой и политической трансформации, рассматривает конституцию в качестве части правовой, политической и моральной коммуникации в современных политиях (Priban 2007, 4-5). Хотя в системе современной представительной демократии концепция политической идентичности в историческом плане определена различием между народом как демосом и этносом (as demos and ethnos), в Российской Федерации формирующаяся конституционная идентичность пока не имеет ясных границ (различий) между россиянами как политической нацией (т. е. демосом) с правами в сфере конституирования правового и политического пространства и россиянами как многонациональным народом с гарантированными правами в сфере национальных, культурных, религиозных отношений.

Немецкий философ Ю. Хабермас считает, что конституционное правосознание имеет вектор движения к постнациональному уровню (Habermas 1996). Он поддерживает немецких юристов-международников, которые используют концепт «конституционализация международного права» для осмысления процесса продвижения господства права и демократии за пределами суверенных государств. Неоднозначное мнению Ю. Хабермаса оставляет открытым вопрос, достижима ли наднациональная конституционная идентичность, хотя он и считает, что концепт «конституционализация международного права» способствует продвижению по пути, который может привести к созданию политической конституции мульти- культурного мирового общества без мирового правительства (Habermas 2014, 5-6).

Английский философ Р.В. Скрутон полагает, что поиск и обновление конституционной идентичности проходят в национальных рамках, так как «демократии обязаны своим существованием национальной лояльности» -- той лояльности, «которая предположительно разделяется правительством и оппозицией, всеми политическими партиями и электоратом в целом» (Scruton 2004, 1). Венгерский историк А. Сигер консервативен и под влиянием европейского правового популизма отмечает, что конституционное правосознание движется в другом направлении: оно «выживает» на местном уровне в форме «частного (приватного) конституционализма» (private constitutionalism) (Cieger 2016, 145).

В Российской Федерации формирование и использование концепции конституционной идентичности порождают несколько каверзных вопросов: 1) позволяют ли консолидировать нацию и обеспечивать политическое господство поиск ключевых компонентов конституционной идентичности и апеллирование к ним; 2) способствует ли конституционная идентичность продвижению господства права и правовому прогрессу и каковы границы такой идентичности; 3) оформляется ли через конституционную идентичность и конституционную самобытность поиск консенсуса относительно толкования прошлого и фундаментальных конституционных ценностей и конституционных целей развития государства и общества; 4) какие субъекты права участвуют в формировании конституционной идентичности и какова преференциальность между ними; 5) влияет ли на изменение (развитие) конституционной идентичности, на соотношение конституционной и иных видов идентичности (общегосударственной, национальной, религиозной) взаимодействие конституционной и конвенционной юстиции; 6) насколько выше стоит конституция страны «реальных создателей» конституционной идентичности (субъектов, акторов), которые «создают» и «пропагандируют» их право определять, что такое и какова идентичность конституционализма в «российских одеждах»; 7) насколько господство права в российской правовой системе способно умерить политическое господство, освященное нормами конституции, и совладать с притязаниями конституционной идентичности на свою исключительность; 8) содействует / препятствует ли конституционная идентичность повышению качества и эффективности государственного управления и социального благополучия в стране?

Что такое многообразие конституционной идентичности? Можно ли говорить о множественности конституционных идентифицирующих признаков, которые применяются к различным субъектам конституционного права? Расширение сферы действия конституции, ее функций в правовой и политической системах общества, несомненно, сказывается на формировании множественности субъектов конституционной идентичности; само многообразие становится следствием расширения регулирующего воздействия конституционных норм. Теория конституционной коммуникации не только обнаруживает нормативные основы и процедурные каналы конституционного взаимодействия, но и стимулирует идентификацию различных субъектов права через атрибуты конституционного характера. Современные конституции проявляют свою новизну в постепенной социализации и выполнении системообразующей функции: они становятся юридическим каркасом социальной системы общества и сферой конституционной коммуникации; они стремятся выполнять стратегические «телеократическую» и «номократическую» функции, выходя за пределы нормативных предписаний, связанных с требованиями к публичной политической власти. Конституционализм воспринимается как матрица ценностей и целей, принципов и правил, которые отражены в писаной конституции страны, поддерживаются государственной и конституционной политикой, практикой толкования и реализации конституционных норм в правовом, социально-политическом и социально-экономическом пространстве, олицетворяют как сформированные традиции в публичном праве, так и векторы конституционно-правовых новаций в процессе развития государства и общества.

Российская конституционная матрица ценностей и целей, принципов и правил формируется в период после принятия Конституции РФ 1993 г. Такая конституция выступает нормативной и структурной основой для формирования и последовательной реализации «матрицы конституционных целей и ценностей» (Кравец 2019c, 206), в рамках которых развивается правовая система страны, оформляются направления внутренней и внешней политики государства. Конституционная матрица становится возможной в силу того, что цели и ценности требуют интегрированного толкования и согласования с потребностями правового и государственного развития. Снятие возможных противоречий между целями и ценностями, принципами и правилами, их последовательное воплощение в правовой системе страны требуют поддержания идентичности конституции как важнейшей правовой оболочки взаимодействия различных субъектов права, государства и общества. Конституционная матрица вовлекает в процесс создания и обеспечения иерархии ценностей не только официально уполномоченных субъектов толкования норм конституции и законодательства, но и научное сообщество, активных субъектов использования прав и свобод (граждан, их объединений). Ведущие конституционные цели, входящие в матрицу, обеспечивают главные конституционные ориентиры развития правовой системы, общества и государства: продвижение господства права в различных сферах правового регулирования; построение правового, федеративного, социального, суверенного и светского государства; достижение благого и эффективного государственного управления; расширение сферы обеспечения равного достоинства; повышение уровня социального благополучия граждан, а также конституционализацию и обеспечение права на социальное благополучие и др. Конституционные ценности формируются под влиянием целей как главных конституционных ориентиров и служат аксиологической сердцевиной конституционных принципов и правил. Конституционные принципы -- это положения основ конституционного строя, принципы правового положения личности, а также принципы работы различных конституционно-правовых институтов.

Важно, чтобы конституционная идентичность сохраняла интенцию достижения конституционных целей, поддержания и обеспечения конституционных ценностей и принципов, допуская возможность модифицировать конституционные правила, наполняя отечественными особенностями работу конституционных принципов.

1.2 Глобальное возвышение и дилеммы господства права на национальном и международном уровнях

Для одних господство права является недостаточно определенным идеалом или обещанием, для других -- инструментом юридического империализма, для третьих -- формой оправдания злоупотреблений правом или правами при игнорировании справедливости, для четвертых -- вместилищем современных импульсов правового и политического популизма. В связи с этим требуют большего прояснения взаимоотношения господства права с конституционализмом. Как отмечает С. Баер (ученый-правовед и судья Федерального конституционного суда Германии) в статье «Господство не любого права. О конституционализме», существуют проблемы воплощения господства права, и в условиях возникающих рисков «необходимо объяснять и защищать конституционализм как основу демократических обществ, которые заслуживают этого названия» (Baer 2018, 335-336).

Будущее права зависит одновременно и от того, что мы в него привносим, и от того, с чем мы расстаемся без какого-либо сожаления, возможно, благодаря способности человеческого разума очищаться от заблуждений и предрассудков, а в немалой степени и потому, что благоразумные (пруденциальные) основания права способны к возрождению. Если их и затмевает временами пелена неведения, то она не может оставаться слишком долгой под лучами проникающего критического рационализма. Термин «rule of law» и его изначальное определение предложил английский профессор А.В. Дайси (Dicey 1982, 107-122); правовая судьба этого концепта превзошла очевидные ожидания. А.В. Дайси использовал при характеристике английской конституции выражения «the supremacy» и «the rule of law» как синонимические, полагая, что они отражают особенности не только Конституции Великобритании, но и правопорядка в целом. Его стремление прояснить значение данного понятия базировалось на понимании того, что выражения «правление права» или «верховенство права» (government of law, supremacy of law) полны неопределенности и двусмысленности. Он утверждал: «Если мы когда-либо оценим всю важность идеи, обозначаемой термином “господство, верховенство или преобладание права”, мы должны сначала точно определить, что мы подразумеваем под такими выражениями, когда применяем их к британской конституции» (Dicey 1982, 109-110). Термин «rule of law» в современной юридической лингвистике имеет разнообразные текстуальные выражения, только в российском юридическом языке конкурируют два перевода: «господство права» и «верховенство права». Сфера его применения и продвижения значительно расширилась и теперь касается не только конституционного или уголовного права, но и иных сегментов национальной правовой системы, международных отношений и наднационального права. Обсуждается и концепт глобального господства права.

Уильям Конклин, исследуя особенности структурированного правового времени, отмечает: «Многие считают, что настоящее представляет собой источник господства права и цивилизации» (Conklin 2018, 296). Он вводит понятие «структурированное время конституции». Выйдя за пределы настоящего, мы можем оказаться в новом структурированном времени, которое еще не было опознано. Поскольку время измеримо (или мы так считаем) в структурированном времени конституции или структурированной исторической фазе внутри структурированного времени конституции, только прошлое и настоящее могут рассматриваться как «вовремя» или происходить «во времени». Имея «цивилизованную» систему централизованных институциональных источников, мы представили законы как понятия, о которых мы размышляем и по поводу которых принимаем решения. Внутри структурированного времени конституции в целом такие последовательные исторические периоды представлены серией «сейчас». Каждое прохождение распознается после того, как период был прерван новым структурированным временем (Conklin 2018, 296-297). Размышления У. Конклина о структурированном времени конституции приводят к мысли о неожиданности или даже непредсказуемости следующего этапа в структурированном времени, если предпосылки для следующего (нового) этапа не заложены с определенной ясностью в предшествующий период. Такие предпосылки могут иметь как прогрессивный, так регрессивный вектор развития. Прогрессивный вектор развития в формировании структурированного времени конституции предполагает наличие институтов и принципов саморазвития, в том числе саморазвития конституции (как отсутствие чрезмерных структурных и нормативных препятствий).

Необходимо прилагать усилия и создавать новые структурные элементы писаной конституции (в России -- Конституции 1993 г.), чтобы структурировать будущее время как способное к саморазвитию конституционных институтов. В такой же степени конституционализация элементов господства права как в тексте конституции, так и в практике конституционного правосудия создает предпосылки для появления структурированного времени, в котором уже существуют определенные «вехи» или «маркеры» («диктатура закона», «сильное государство», «исполнение решений ЕСПЧ, не противоречащих букве Конституции РФ»). Новая веха структурированного времени конституции может появиться в России в случае открытия закрытой структуры Конституции РФ 1993 г. (Кравец 2019a, 19-20).